Текст книги "Шах и мат"

9

Бессонница быстро стала неотъемлемой частью моей жизни. Теплые одинокие ночи в запертой комнате я научилась проводить с пользой, со смыслом, раздумывая над чем-то, на что днем попросту не хватает времени. Раз – и мысль стремительно улетела, ни за что не зацепившись. Засыпая под утро, каждый раз я просыпалась с неким приятным, терпким, прохладным, как мята, осадком в груди – такое вот странное чувство, совсем не похожее на сонливость, скорее схожее с легкой пеленой задумчивости.

Так же я ощущала себя и сейчас, сидя на незаправленной кровати и глядя в открытое настежь окно. Легкая прохлада гуляла по комнате. Я смотрела в чистое безоблачное небо, наблюдала, как солнечные лучики гуляют по стенам домов и как дрожат кроны высоких стройных берез.

Утро было раннее, но внизу уже слышалось, как дети качаются на скрипучих качелях во дворе. Приятно, что они не заржавели…

Хорошо, однако, принимать правильные решения и вовремя смотреть в будущее. Так сказать, на шаг вперед. Мама говорила, когда люди уже научились так делать, их можно считать взрослыми. Я – тоже взрослая?

Телефон под подушкой завибрировал, привлекая к себе внимание. Странно. Редко когда он так верещал. Обычно именно так приходят оповещения в твиттере. Я взяла телефон и разблокировала, заглянула на свою страницу и непонимающе всмотрелась в пост, первый в ленте новостей. Под хэштегом #Цыпленок_цыпа были прикреплены четыре фотографии: часть моего лица крупным планом, смазанный момент, когда я встаю, и мой постепенно удаляющийся силуэт, одно фото – ближе, другое – дальше. Подпись «Кто-то слишком любит убегать» и несколько смешных смайликов. Я нахмурилась и заглянула в комментарии, которых уже набралось больше сотни – откуда такая бешеная реакция? Все внутри похолодело. Я начала читать.

«Какая смешная, господи, ахаха»

«Родинка во всю харю, стрем»

«Отчего она бежит? Там же никого не сжигают! LOL»

«Видимо шкура не оценила игры наших футболистов;)))»

«Номерок не подкинете? Интересно, что за шавка с такими патлами:))»

Продолжать читать я не стала. Меня захлестнуло отвращение, просто отвращение ко всему. Репостов у записи было около тысячи с хвостиком. Значит, кто-то очень постарался. Мне кажется, это все вышло за рамки школы и стало очередным мемом в интернете. Или репосты просто кто-то накрутил с помощью особой программы. Все же мой побег и нежелание тусить вместе имели значение для очень узкого круга лиц.

Я обозленно кинула телефон на подушку и отключила уведомления, чтобы не знать, кто мне и что пишет в личные сообщения, после чего начала собираться в школу. Идти не хотелось страшно: многих комментаторов я узнала. Это были одноклассники и ребята из параллельных классов, которые теперь наверняка настроили теорий вокруг этого нелепого случая. А я всего лишь, черт возьми, ушла домой. Что за глупость? Зачем так лезть в мою жизнь?

Сегодня я застала маму дома. Она готовила завтрак для всей семьи, омлет с овощами. Есть я отказалась под предлогом того, что опаздываю, – схватила деньги и выскочила из дома, пламенно обещая покушать в школе.

Настроение было шаткое и непонятное. Жара и сухой прохладный ветер немного отрезвляли уже уставшие – с самого утра, поразительно! – мозги. Все весело спешили на учебу, а я только и думала, как бы ее избежать. Прошло совсем мало времени с моего приезда, а мне уже есть что ненавидеть.

Садовник подстригал кусты во дворе. Я вежливо поздоровалась и проскользнула в школу. Никто вроде как не тыкал пальцами. Все спешили по своим кабинетам. Значит, ничего страшного не произошло и никому до меня нет дела.

В этом пришлось разубедиться совсем скоро. Я вошла в класс и не успела даже сесть на свое место, как кто-то выкрикнул с галерки: «Цып-цып-цып». Мама говорила, если на это не реагировать, то все прекратится. Я прикрыла глаза и села за парту. Алены отчего-то не было, и я почувствовала себя безоружной, даже соратника не было рядом. Одноклассники начали переговариваться, обсуждая вчерашнюю победу – кто бы сомневался, – празднование и, собственно, мой «гнусный» побег. Посыпались предположения, от чего я бежала, обо мне говорили в третьем лице, будто меня здесь и вовсе нет. Отвратительное чувство, наверняка знакомое каждому. Хотелось подняться и врезать каждому. Я нахмурилась.

Кажется, ни одного из них не было. Переговаривались плохо знакомые мне новенькие девчонки, обсуждая, насколько же яркими были майки наших футболистов и как красиво облегали их подтянутые тела. Меня передернуло, и я незаметно оглянулась. В классе все-таки сидел Егор, который, к моему удивлению, не участвовал в разговоре, а лишь задумчиво записывал что-то в своей тетради.

– Знаете, мне кажется, она… – начал тот самый парень, который когда-то получил рыбкой в глаз.

Я зло фыркнула и сломала в руках карандаш, а затем поднялась и кинула в него.

– Хватит так говорить! Как будто меня здесь нет! Ушла и ушла, вам-то какое дело?! Что с того, что какой-то придурок, – я взглянула на Егора и нахмурилась, – сфотографировал меня? Это мог быть каждый из вас!

Если раньше говорили лишь некоторые, то сейчас на меня оглянулись все. Оставаться в этом проклятом классе не хотелось. Воздух будто был пронизан чем-то липким и вязким; насмешливость и яд будто обрели материальную форму. Казалось, происходит худшее, что только возможно. Целый день унижений, «тайных» разговоров за спиной и двусмысленных вопросов в лоб.

– Вы ведете себя как нелюди. Еще хуже.

Егор поднял на меня задумчивый, тяжелый взгляд, хмыкнул и мотнул головой, будто что-то отрицая в диалоге с самим собой, а может и желая вставить слово. Неловкость просто с головой поглотила всю эту ситуацию, а с ней и меня. Все смотрели, гадко улыбаясь, и каждый взгляд отравленной иглой проникал под кожу. Я воспринимала всё как издевку, не могла уже иначе. Вещи, разложенные на парте, мгновенно оказались скинутыми в расстегнутую сумку. Я вышла из кабинета и, пока не пришел учитель, быстро направилась прочь.

В пустом коридоре третьего этажа, в левом крыле, я остановилась перевести дух: встала у окна, скинула сумку на пол и, тяжело выдохнув, уставилась в мутное, потрескавшееся окно. Ярко светило солнышко, а мне хотелось повеситься.

Несколько минут тишины пошли на пользу. Буря в голове успокоилась, вернулась способность мыслить ясно. Я прикрыла глаза и слегка улыбнулась, прислушиваясь к этому бесценному звуку – тишине.

В отдалении послышались быстрые шаги и негромкий разговор:

– Не пойдем на этот урок. Я не сделал домашку.

– Да я тоже… Черт с этим, никто не узнает.

– Угу. На физ-ру пойдем?

– Ну конечно. Физрук не литераторша, не простит.

По усмешке я сразу узнала Рому, с которым неизменно шел Саша. Почему они идут именно сюда? Решили пропустить именно этот урок? Почему?

Я закинула сумку на плечо и, меньше всего желая неприятного столкновения, прижалась к стене спиной. Я едва не слилась с ней, намереваясь, как только они подойдут, незаметно выскочить к лестнице.

Секунда, две, три…

Я тихо скользнула из-за угла, но остаться незамеченной не удалось. Из открытой сумки выпал гремящий пенал.

– Ром, смотри. – Сашка усмехнулся и повернулся ко мне. – Привет, Насть. Чего уроки прогуливаешь?

– Вас это волновать не должно. – Я настороженно взглянула на них.

– Ну как же, нашего старого друга не будет на занятии! Беспредел! – Рома состроил такую гримасу, будто я совершила преступление века.

– А сами-то? Вас тоже нет на занятии.

Я пошла к лестнице. Они оба двинулись за мной.

– Мы по заданию учителя отсутствуем. Надо прибрать территорию.

– Да конечно. – Я громко фыркнула и вышла на лестничную клетку. Ромка нагнал меня и схватил за лямку сумки. Та сорвалась с плеча. – Отпусти.

– Зачем? Давай поговорим, ага.

Это предложение из уст Саши звучало слишком подозрительно.

– Какая ты невежливая… Мы же твои друзья.

– В каком, извини, месте?

– Ох. – Рома скривился и кинул сумку на пыльный пол. – Раньше ты не была такой грубой!

– Иди к черту! – Я наклонилась за сумкой и застегнула ее, но Саша крепко схватил меня за плечо, оттолкнул к стене и встал напротив.

– Не понимаю, что он в ней нашел.

– М-да… Странная ситуация выходит. – Рома встал рядом с ним и важно кивнул, скрещивая на груди руки и хмурясь.

Мне не особо хотелось слушать их бред. Я дернулась вперед, заранее сжав лямку сумки покрепче. Саша громко цокнул языком и грубо вернул меня на место.

– Стоять.

Рома усмехнулся.

– Буйная и совершенно бесполезная.

– Ты думаешь, бесполезная? Может, он для… Этого решил постараться.

Наверняка именно пауза объясняла значение брошенной фразы.

– О чем вы? – Я ничего не понимала.

– Неважно. – Саша усмехнулся, а затем уперся ладонью в стену и приблизил лицо к моим волосам, шумно втягивая запах краски. – Убежала вчера… Ускользнула. Испугалась?

– А чего мне бояться? – прошипела я и отвернулась. – Вас? Вот еще. Прошло то время… Мне просто не хотелось тратить свое время попусту.

– Да? Действительно? – хмыкнул Рома и схватил меня за больное запястье, крепко его сжимая. – Совсем не страшно? Даже так?

Он сдавливал руку все сильнее и сильнее, будто механическими тисками. Становилось невыносимо больно, но выдать себя казалось унизительным, еще унизительнее происшествия в классе. Я поморщилась, пытаясь освободиться. Чем сильнее Рома давил, тем шире на его губах расцветала улыбка.

– Какое выражение лица…

Саша достал телефон, чтобы, видимо, запечатлеть этот момент, но с четвертого этажа послышался стук каблуков. Неожиданно по лестнице спустилась учительница, выражение лица которой было просто не описать, когда она наткнулась на нас взглядом.

Рома отстранил меня от стены и завел руку за спину, заламывая ее, но делая вид, что лишь обнимает.

– Что это вы тут делаете в учебное время? – Женщина приспустила с носа очки тошнотворного пурпурного цвета и вгляделась в нас. Я старалась улыбаться. Рука ныла всё больше, но мне хотелось расквитаться с этим самой.

– Мы пошли за журналами, но не можем их найти. Их нет нигде, даже в учительской.

– Сейчас отправимся в кабинет, – кивнул Саша. Учительница хмыкнула.

– Идите. В каком вы классе?

– В… Десятом «А».

– Я приду на ваше занятие и проверю обязательно. Сейчас посмотрю расписание. – Женщина нахмурилась и проследила за нами взглядом.

Роме пришлось отпустить меня. Мы втроем направились по лестнице вниз, как никогда дружно шагая и молча. Я могла лишь улыбаться и незаметно потирать руку. Это была одна из самых напряженных моих улыбок.

– Как некстати… – заметил Саша, все еще следуя за мной, даже когда мы спустились на первый этаж. – Нас прервали на таком интересном месте.

– Какая жалость, – фыркнула я и обернулась, удостоверяясь, что нигде поблизости нет учителей.

– Но мы продолжим.

«Ну уж нет…» – быстро подумала я, тут же исполняя мгновенно возникший план.

Стоило лишь опередить их, совсем чуть-чуть – и появилась возможность оторваться на резком повороте к женскому туалету. Я сорвалась и побежала, даже не оглядываясь. Саша и Рома оторопели, но затем, что-то возмущенно крича, рванули следом.

Двери в туалет были распахнуты настежь. Там воняло мочей и приторно-сладкими духами. На стенах виднелись надписи маркерами, не такие красивые, как когда-то в нашем тайнике. Большая часть оказалась признаниями в любви и оскорблениями. Я поморщилась и закрыла деревянную дверь на слабенькую щеколду, после чего вскочила на подоконник. Сердце колотилось; Рома и Саша стучали в дверь, дергали ручку. Один гвоздик вылетел из щеколды и звонко упал на пол. Я вскочила на подоконник, одним движением открыла окно, выпрыгнула и упала на аккуратную клумбу, расшибив колени.

– Никогда, слышите? Никогда я не буду больше пешкой в ваших тупых играх!

Вопль сам сорвался с пересохших губ. Я вскочила, вытерла грязь с колен и побежала за угол школы, мигом вылетела с огороженной территории и с большим облегчением поняла, что за мной никто не бежит.

Только спустя примерно двести метров быстрого шага я позволила себе остановиться и сесть на лавочку, чтобы отдышаться. В висках болезненно пульсировало, дыхание сбилось напрочь, голова гудела непонятно от чего. Ноги ломило, а колени предательски щипало. На джинсах образовалась небольшая дырка. Я, частично в грязи, откинула голову на лавочку и закрыла глаза, постепенно выравнивая дыхание, затем достала бутылку с водой. Пара освежающих глотков помогла мне соображать лучше.

Атака, защита, снова атака… Все шло будто по намеченному плану. События развивались стремительно, так, что за ними было сложно уследить. Позиционирование, маневрирование, комбинации, жертвы… Этого действительно стоило опасаться. Стоило держать ухо востро. Время маневров – самое лживое время, изобилующее коварными планами, обманами и тайными ходами.

Дебют закончился и остался за ним. Я горько усмехнулась. Сама ведь говорила себе, что игры – сущая глупость и что никогда я больше не стану частью этого. А сейчас… Мысли крутятся только вокруг шахмат. Я не знаю, кто все так подстраивает, но факты налицо. Любой грамотный шахматист, будь это действительно партия, сказал бы, что вот он – миттельшпиль. Новая стадия. Новый этап, во время которого нужно быть начеку. Главные элементы – борьба за центр и открытые линии, создание слабостей у противника и… атака короля. Вытеснить меня из центра у них практически получилось, создать слабости – тоже. За открытые линии все еще ведется борьба. Я думаю, много думаю и пытаюсь понять, в чем слабы они, в чем уязвимы. А главное… смогу ли я атаковать короля? Если атака пройдет успешно, игра завершится. Нужно тщательно распланировать действия…

Я тихо выдохнула, поднялась и направилась вглубь города, решив, что небольшой выходной мне не повредит. Не хотелось никому говорить о том, что происходит. Справиться самой казалось правильнее. Я не знала, откуда во мне столько желания это сделать.

10

Иногда нужно устраивать себе отдых – это помогает мыслить ясно и планировать на шаг вперед. Становится проще понять и предугадать то, что будет потом. И, может быть, нужно это не каждому – смотреть в будущее, но я точно нуждалась в этом навыке. Потому что… потому что в шахматных партиях необходимо сохранять холодный разум и руководствоваться логикой. Нужно быть настороже, внимательно следить за противником и подмечать даже самые мелкие детали. Играть на его слабостях. Я так не умела.

В апреле погода решила поиздеваться над жителями города: прохладу, дожди и крупный снег сменили неистовая жара, сухой ветер и палящее солнце. Открылось два маленьких пляжа, фонтаны исправно работали, и, спасаясь от удушливой жары, некоторые даже купались в них, высыхая потом буквально за полчаса. Летняя одежда сохнет быстро, мы с Женей и Аленой это проверили.

Теперь я старательно избегала опасных столкновений. По школе мы втроем ходили в толпе, не давая нас разъединить, а после занятий сразу скрывались, всегда в разных направлениях – это не давало нас вычислить. Самые солнечные дни вышли самыми спокойными. Я проводила их на улице и, кажется, снова немного окунулась в детство. Днем мы бегали по парку, играя с местными незнакомцами в казаков-разбойников, а под вечер собирались у подъезда в другом дворе и пели песни под гитару. Ели много мороженого и леденцов, пили лимонад. Я уже успела забыть о том, как боялась встретиться с Максимом, Сашей, Ромой и Егором. Казалось, это осталось в прошлом.

Трудно было не заметить, как Максим злился от того, что не может меня достать, поддеть, отрезать ото всех. Он понял, что я избрала практически беспроигрышную тактику и сыграла на «слепых зонах», где он не имеет никакого влияния. Вечно крутиться с учителями тоже шло на пользу: оценки стали выше, отношение ко мне – лучше. Я была под постоянным наблюдением, и оттого мне становилось спокойнее.

Максим перестал приходить по вечерам, чтобы позвать меня гулять, и бабушка долго удивлялась и спрашивала, не поругались ли мы. Я удивлялась тому, какой она может быть доброй и непонимающей. Зато теперь я часто замечала, как он крутится во дворе под окнами, сидит с ребятами и чинит у подъезда мотоцикл, который, ему, видно, недавно подарили, а может, просто ковыряется в нем согласно принципу «В любой непонятной ситуации листай меню телефона». Только вместо телефона – мотоцикл, хороший повод… Ждать и наблюдать.

Мне было важно, чтобы Максим не понял, что я не смогу вечно избегать его и прятаться. Это погрешность в выбранной мною тактике. Рано или поздно, по закону подлости, учитель отойдет, Женя и Алёна куда-то пропадут, а я останусь с ними один на один. Не хотелось этого, страшно не хотелось. А потому я продолжала крутиться возле учителей и взрослых, никогда не оставалась одна, но исподтишка наблюдая за Максимом.

Так настала некоторая пауза, одновременно понятная и совсем путающая карты. Мы оба были в своих зонах комфорта, следили друг за другом, постоянно что-то подмечали… Искали огрехи в обороне: он – чтобы просто поиздеваться, а я – чтобы попытаться напасть на короля. Пусть пока не знаю как, я обязательно придумаю. Нападение – лучшая защита, правда?

Время шло быстро, практически летело. Учебный год подходил к концу день за днем, неделя за неделей… Контрольные, проверочные – все это никого не волновало. Обстановка в школе накалялась до предела. Мы с Максимом стали постоянно сталкиваться взглядами и, если честно, после таких переглядок мне казалось, что из меня вытянули все силы… Становилось дурно, как будто после встречи с повернутым на голову энергетическим вампиром.

Тем не менее выпадали редкие минуты, когда удавалось отдыхать от напряжения и преследующего стресса. Тогда время тянулось медленно, это было приятно. Но порой мне будто кто-то шептал, нарочито нежным голосом, как все радостное стремительно и как убийственно все приятное в этом мире летящего времени. Становилось не по себе.

Женя показал нам новые, недавно построенные районы, не так далеко от школы. Несмотря на серость, которая, казалось, окутывала эти новостройки, там было потрясающе… атмосферно. Высокие восьмиэтажки, похожие друг на друга, как солдаты на параде или близнецы, стояли ровно друг за другом, и, если встать в правильной точке и посмотреть на них, можно было бы увидеть лишь первый ряд – все остальные дома прятались за ним. Они располагались будто квадратами, такие жилые коробочки без дворов, разделяемые лишь километрами дорог. Этот комплекс назывался «Сундук».

На закате эти светло-серые дома меняли оттенок, словно хамелеоны: розовели, зеленели, голубели. Огоньки в окнах яркими пятнышками отпечатывались в голове, создавая каждый раз неповторимую сеть, похожую на замысловатый узор.

Недавно я обзавелась привычкой носить с собой фотоаппарат. На маленькой серой мыльнице появилось множество фотографий города, простых, но по-странному необыкновенных пейзажей. Каждый вечер я их пересматривала, а затем загружала в интернет, в небольшие тематические альбомы с прикрепленными аудиозаписями. Удивительно, но эти посты набирали популярность в определенных кругах.

Однажды, я совсем не ожидала этого, мне пришло оповещение о новом комментарии к подборке о «Сундуке». Это был комментарий от незнакомого пользователя со странным ником – именем великого шахматиста – Михаил Таль.

«Похоже на сеть, смотри не запутайся в ней»

Я не ответила, но комментарий меня слегка встревожил. Хотя, наверное, это уже была просто паранойя.

Тем же вечером в дверь трижды позвонили. Мама, только-только вернувшаяся с шашлыков, вся пропахшая дымом, пошла открывать. По одному ее радостному возгласу я поняла, кто к нам пришел.

– Здравствуйте, – мягко произнес знакомый голос, – а Настя дома?

– Дома, конечно же. Заходи, Макс, сейчас позову.

– Да нет, нас просто несколько, Сашка меня ждет на улице, я ненадолго.

Я вышла из комнаты и встала позади мамы. Она еще не видела, что я тут, и не видела, как мы с Максимом прожигаем друг друга глазами. Он будто насмехался, но при этом выглядел настолько дружелюбно, что я насторожилась.

– Настюш, вы… О, вот и ты. – Мама улыбнулась и продолжила: – Может быть, вам чаю подать?

– Не надо, спасибо. – Я улыбнулась, настолько мягко, как только могла. Чтобы позлить его. – Мы поговорим, и, думаю, он пойдет. Его же уже ждут.

– Ну тогда разувайся и проходи, не буду вам мешать.

Мама ушла на кухню, что-то напевая под нос и пританцовывая под музыку MTV. Максим снял свои потрепанные кеды и молча прошел в мою комнату. Я закрыла дверь и прислонилась к ней, чувствуя нарастающее беспокойство из-за его присутствия.

– Чего хотел?

– И тебе привет.

Он вальяжно развалился на моей кровати и осмотрел комнату: забавные детские фото на стенах, размалеванные обои, пожелтевший от времени потолок и дребезжащую люстру. Провел рукой по мягкому-мягкому пледу, которым мы вместе в детстве укрывались. На секунду прикрыл глаза и вдохнул поглубже. Я внимательно наблюдала.

Молчание затянулось слишком надолго. Несколько минут Максим просто лежал на моей кровати, с закрытыми глазами и странной улыбкой. Я его не понимала.

– Тебя же Саша ждет. Чего хотел?

– Подождет еще, – хмыкнул он, приоткрыл один глаз и глянул на меня. – Почему ты никогда не здороваешься со мной?

– Здравствуй, Максим. Ты с какой целью наведался?

Я нахмурилась, спрашивая его об этом уже в третий раз, и услышала смешок. Веселится еще, гаденыш.

– Хватит от меня убегать. Я настолько страшный?

– Ты ничуть не страшный, – соврала я, – ничем никого не пугаешь. Просто…

– Просто что? – Он взял мой дневник, открыл и посмотрел на оценки.

– Просто встречи с тобой для меня опасны.

– Чем же?

– Тебе напомнить? Ты позвал меня гулять. Я решила пойти. А что в итоге? Вы…

– Прошу заметить, ты упала сама.

– А толчок в спину мне почудился? – прошипела я и скрестила на груди руки.

– Ты была пьяной. Напоминаю. Тебе могло показаться. – Максим безразлично пожал плечами. – Ты пошатнулась и упала.

– А вы не помогли мне. Это было больно.

– Напоминаю, – стальным тоном повторил он, – мы тоже были пьяны.

У Максима отлично получалось притворяться невинным ангелом, который совсем ничего плохого не делал, лишь наблюдал, а теперь кается за бездействие.

– Мне все равно, что вы были пьяны. Это не по-человечески.

– А кто сказал, что мы должны вести себя по-человечески?

На секунду показалось, что он сморозил очередную глупость, но стоило задуматься над словами – и их смысл начинал ужасать.

– Ты рожден человеком, так и веди себя соответственно.

– Люди тоже бывают разные. Добрые, плохие. И поведение у них разное. – Максим усмехнулся и резко сел на кровати. – А вообще… Я пришел позвать тебя на финальный матч. Он будет ближе к концу мая. Уже скоро.

Я напряглась.

– Не пойду. Это мне не интересно. К тому же там должны быть билеты. А тратить на это деньги я не желаю.

– А мне как участнику дали дополнительные. Ну? – Он вскочил, подошел ко мне и положил тяжелые ладони на мои плечи, как-то подозрительно ласково глядя в глаза. – Насть. Ты не придешь за меня поболеть?

– Нет. А билеты лучше отдай своим друзьям. – Я старалась говорить как можно увереннее, чтобы даже не возникло сомнения, что я уступлю и пойду у него на поводу.

– Ты придешь, потому что я дам тебе билеты. И будешь болеть за меня громче всех. – Максим оскалился, а затем неожиданно склонился ко мне, практически утыкаясь носом в шею, и медленно, чертовски, мучительно медленно, опаляя дыханием кожу, поднялся выше, к уху. – Ты будешь радоваться нашей победе. Ты будешь праздновать вместе с нами… поняла? Тебе понравится. Ты…

– Максим, прекрати. – Я уперлась руками ему в грудь и оттолкнула, ощущая, как неведомое чувство вкупе со смущением сковывает меня, не давая поднять глаза.

– Ты узнаешь кое-что. – Максим уперся ладонями в дверь, прижимаясь лбом к моему лбу и криво улыбаясь. – Я уверен, ты будешь на седьмом небе.

Внутри все противно сжалось и похолодело. Сердце начало биться вдвое быстрее.

– Одна из первых ты узнаешь обо всем. Жди сообщения.

Он противно усмехнулся и рывком отстранился, снова падая на кровать. Из его слов я не поняла больше половины, а точнее, не поняла, зачем он мне это говорит.

– О чем ты?

– Сейчас тебе узнавать слишком рано, первопроходец.

Меня передернуло. Максим заметил это и хохотнул, а затем посмотрел на наше детское фото, где часть с ним была отрезана.

– Я не первопроходец. Я не пойду на твой чертов матч. Пожалуйста, иди гуляй, окей? И отстань от меня уже. Мне надоело с тобой бороться.

– А может, у тебя просто не осталось сил? Ты же… – Максим окинул меня взглядом. – Такая маленькая фиолетовая девочка. Пешечка, любящая поиграть в большие игры и нарываться на более сильных.

– Не неси околесицу, – процедила сквозь зубы я, повернулась к двери и взялась за ручку, желая, чтобы он наконец ушел. Но тут его горячая ладонь накрыла мою и сильно сжала. Я снова услышала шепот.

– Хочешь, я сделаю так, что ты точно пойдешь? Это легко.

Максим сам вышел из комнаты, натягивая на лицо знакомую дружелюбную улыбку. Я поняла, что он – король, мой враг и противник – с точностью до ста процентов выявил одну из моих слабостей. Семью.

– Знаете, а у меня тут завалялось два билета на финал, где мы с ребятами играть будем! – задорно произнес Максим, наверняка внутренне ликуя. Он подошел к моей маме и достал из кармана две белых бумажки с надписями. – Билеты платные, потому что это все же уже не школьный уровень… Но мне, как члену команды, дали пригласительные!

– Правда? А вы же все-таки победили в полуфинале, да? Я за вас так рада! – Мама легко проглотила наживку, приняла билеты и широко улыбнулась, заправляя за ухо прядь волос. – А когда будет матч?

– В мае. Мы уже вовсю тренируемся. Так трудимся… Почти весь день команда проводит на стадионе и футбольном поле.

– Вы, наверное, так устаете!

– Конечно устаем. Но все делаем для того, чтобы защитить честь нашего округа! Нашей школы, района. – Максим обворожительно улыбнулся, и мама растаяла. – Вы же придете, правда? И пусть Настя приходит. Приятно, когда друзья детства болеют за твою победу!

Я гневно на него посмотрела. Он знал, что сказать, знал, на что давить. Сначала на бабушку, чтобы та отпустила гулять. Теперь на маму, чтобы она заставила идти на матч. Иной раз я задумываюсь и жалею о дне, когда мы впервые познакомились…

У меня не было выхода.

– Конечно же мы придем! Настюшка уж точно, а я не знаю, как с работой получится…

– Мам, не говори за меня.

Попытка не пытка.

– Настя! Имей уважение! Сама не играешь, так хоть поддержи людей! Они вон как стараются! Да и Максимка же… Вы так хорошо дружите.

Она посмотрела на меня крайне недовольно, а Максим – победно. Пришлось замолчать.

– Так, проводи его, а я сейчас принесу кусочек торта! Только закончила печь, покушаешь дома, Максим, попробуешь…

Мама засуетилась и убежала на кухню, шелестя там пакетами. Я оперлась о дверной косяк и встала рядом с Максимом, наблюдая, как он шнурует свои потрепанные кеды.

– Я же говорил, что смогу. А ты мне не верила.

– Ты сделал это мне назло.

– Конечно, ты сама ведь не захотела прийти.

– На то были причины.

– А какая разница, были или нет? – Максим со вздохом выпрямился, дожидаясь мою маму. – Запомни. Либо по-хорошему и добровольно, либо добровольно-принудительно. Другого выхода нет.

Он пожал плечами, а как только пришла мама и вручила ему торт, с довольной улыбкой ушел. Я молча вернулась в комнату и завалилась на кровать, до ужаса крепко, зло сжимая ухо несчастного плюшевого зайца – одной из немногих игрушек, все еще живших в моей комнате.

Мало того, что Максим с поразительной легкостью выявил брешь в моей обороне, так еще и сумел ею ловко воспользоваться. Оставалось только догадываться, что он придумал, что сделает после того, как победит на поле. Что будет за празднование, удастся ли мне сбежать в этот раз. Неизвестность пугала. А еще больше пугало то, что Максим слишком яростно добивался того, чтобы я была на матче. Значит, в этом параде и мне отведена какая-то роль, но какая? Стоит держаться начеку.

Впрочем… Не он один так внимателен и хитер. В последнее время я заметила, что Максим ходит довольно загруженный и будто бы обозленный. Его одежда износилась, а новую он не покупал. Этим кедам было уже не меньше двух лет, а рубашка, кажется, и вовсе с чужого плеча. И хоть она ему, как ни прискорбно признавать, чертовски шла, это было подозрительно. Я давно не видела его матери, да и вообще семьи, помимо Жени. Странно.

Солнце светило настолько ярко, что пришлось задернуть шторы. В комнате царила духота, дышать было совсем нечем. Я открыла окно и, встав у подоконника, глубоко вдохнула свежего воздуха. Даже думаться стало легче… Приятный полумрак успокаивал и располагал к верным мыслям. Я обернулась и взглянула на кровать, вспоминая, где Максим лежал и что говорил, каждое слово. Внезапно глаз зацепился за что-то блестящее под большим заячьим ухом. Металл? Кусочек фольги? Я села на кровать и взяла зайца в руки. Оказалось, это фантик, который, судя по всему, выпал из кармана джинсов Максима. Обычный фантик от леденца «Дюшес». В детстве мы постоянно ели эти конфетки, а иногда они даже становились валютой в наших веселых играх.

Я задумчиво покрутила фантик, разгладила его, намереваясь сделать кораблик, но заметила кое-что на обратной стороне. Там черным маркером была выведена жирная, крупная буква «Я».

Может, это ошибка? На производстве кто-то написал? Хотя маловероятно. Или… Максим? Но зачем? Это какое-то послание? Тогда почему из одной буквы?

Я положила фантик в деревянную шкатулку и неожиданно поняла, что мотивы действий Максима до сих пор остаются неизвестными.

В кого он превратился за эти годы?