Текст книги "Владивостокские рассказы (сборник)"

Негритоска

Володька Жмыков слыл человеком неординарным. Володька – это для друзей и однокашников по институту. А так вполне солидный директор крупного совхоза Владимир Иванович. Отец Володьки когда-то был секретарем Уссурийского горкома партии. Потому-то к Володьке еще с детства прицепился вирус свободы и независимости. В последствии он не всегда играл положительную в его жизни роль. После школы Володька с товарищами дружно поступил в Уссурийский сельсхозинститут. Также дружно его закончили. По распределению молодых специалистов разбросали по Приморскому краю. Володька же, чтобы избежать даже намек на контроль со стороны отца, рванул в Магадан. Кто бывал в тех местах, прозванных Колымой, тот знает, что сельское хозяйство там найти трудновато. Володьку определили в областную сельхозтехнику. Других сельхозтехник там и не было. На плечах он имел отнюдь не кочан капусты и быстро прошелся по всем лестницам служебного роста вплоть до управляющего областной сельхозтехникой. Что-что, а работать он мог.

Но вот с начальством у него не ладилось. Сам-то Володька думал, что это всегда невезение и сакраментальное совпадение. На самом же деле его независимый нрав, стремление к свободе и бунтарский дух сразу же вызывали ярость у вышестоящих. Начальство любит подчиненных с языком достающим желудок через анус. А тут вот такой удалец! И не прогибался он не просто перед каким-нибудь чиновником, а перед самим первым секретарем Магаданского обкома партии. Жизнь сыграла с Володькой злую шутку. Проживая с отцом – партийным секретарем – он слишком много видел партийных вожачков, хорошо знал эту среду и никак не мог настроить себя, что, как люди, они его в чем-то превосходят. Магаданский секретарь обкома отнюдь так не считал. В этом противоборстве весовые категории были явно не равны, и вскоре, как образно выразились его подчиненные, Володьку «сожрали». Вот и вернулся он в родное Приморье.

Сначала работал главным инженером колхоза. Затем делового специалиста снова заметили, и он стал директором совхоза сначала поменьше, затем покрупнее. В годы перестройки был уже председателем райисполкома.

Ну, а в период директорства мог позволить себе то, что ни один другой директор совхоза позволить себе не мог. Не зря везде и всегда его считали оригиналом. Сидит он как-то летом в конторе, в своем директорском кабинете. Жара. Пить хочется. Тут и приходит ему в его оригинальную башку идея:

– А не слетать ли за пивком в Москву?

Для бешенной собаки, говорят, и сто километров не крюк. А тут и всего-то на самолете пять монтажек по карте, то есть десять тысяч километров по земле, а по воздуху еще короче. Быстренько в аэропорт, благо начальник авиаотряда старинный приятель, и билет всегда найдет. Кстати, идея-то эта была опробована уже не в первый раз.

И вот сидит Жмыков на ВДНХ и пьет лучшие сорта советского пива. Наслаждается. А тут глядь – делегация из Приморья, ВДНХ осматривает. А в ней нарисовался институтский друг Васька, ныне директор районной сельхозтехники. В Приморье-то так и не встретишься. Вот это встреча, так встреча! Попилил пивка теперь с Васькой. Ну, а если мужики пивко не залакируют водочкой, то какие же они мужики? Тем более дальневосточники. Васька жил в гостинице «Космос», Володька – в «России».

– Поедем ко мне ночевать, – решил Жмыков.

– Поедем! – радостно согласился приятель.

Взяли такси и вперед поехали дальневосточники, по матушке белокаменной Москве! И тут уже более крутая идея стукнула в голову Володьке:

– Сколько лет прожил (хотя и лет-то всего за тридцать), а вот с негритянками дела не имел! Как какой-нибудь расист!

– Шеф! – обратился к шоферу, – А как тут дела с негритянками?

Шеф искоса взглянул, хмыкнул и круто повернул налево. Васька от такого оборота чуть не упал в обморок.

– Только мне не надо, только мне не надо! – заталдычил он.

– Эх, Васька! Ты таким же трусом и остался, как в студентах был! – вздохнул Жмыков.

Таксист притормозил у какой-то общаги, таинственно подмигнул, куда-то сбегал. Вскоре в такси появилась темнокожая дива. А время-то позднее. Магазины закрыты. Подрулили к ресторану. Володька, сунув швейцару купюру, проник в ресторан. Взял пару «коньяков», две коробки конфет и прочей снеди. Вышел на улицу. Что за чертовщина? У входа одиноко стоял понурый Васька.

– А негритоска где?

– Да я решил, что не надо, ну зачем тебе эта негритоска? – виновато залепетал Васька.

– Дал шоферу на обратную дорогу и отправил ее домой! Мы с тобой хорошо и вдвоем посидим!

Разгневанный Жмыков аж задохнулся от ярости.

– Дуй в свой «Космос», и чтобы мне на глаза в Приморье не попадался!

«Схватил» другое такси и понесся в свой номер гостиницы «Россия».

Вечер был явно испорчен.

– Черт с ним, хоть ванну приму! – решил Володька.

Включил воду, прилег на кровать, выпил с горя прямо из горлышка около половины бутылки коньяку и уснул. Проснулся, когда его трясли администраторы. Дверь была выбита. Стучались – не слышал. Затопил пять этажей. Утром предъявили счет. Володька ахнул. Таких денег у него не только в Москве, но и в Приморье не водилось. За пару кетин, тогда лосось в Москве ценился, плотники дверь вставили. А остальное? Помчался в гостиницу «Космос» к Ваське. Изъял у него еще не оприходованные деньги, также занял у других членов делегации. Расплатился. Хорошо, что обратный билет во Владивосток сразу взял.

Через пару дней грустный Володька опять сидел в своем директорском кабинете. Заглянул руководитель бригады шефов из Владивостока:

– Свежее пиво подтащили. Как?

– Да нет, не хочу.

Жара, но пива уже не хотелось. К негритоскам тоже не тянуло.

Счастье учёного

Самолёт сделал круг над городом, разорвал облака и мягко приземлился в аэропорту Толмачёво города Новосибирска. Большой город с высоты птичьего полёта показался Тихонову необыкновенно спланированным. И даже река Обь, казалось, течёт с учётом заранее определённого плана города. Так всегда, с большой высоты даже самые разбросанные строения выглядят как на хорошо спланированной схеме. Согласно заранее отработанного плана пребывания в Новосибирске в аэропорту его встречали друзья из академгородка.

– Ну, как поживает там твой Владивосток?

– Да ничего, поживает!

– У нас о Владивостоке остались самые хорошие воспоминания…

– Да уж, – усмехнулся про себя Тихонов. Его старый приятель по Уссурийску, а сейчас заместитель директора института экономики Сибирской Академии Наук, Юрий Мигунов, как-то раз позвонил ему из Новосибирска:

– Слушай, друг, выручай, во Владивосток поехали два молодых учёных, а, сам понимаешь, у учёных финансы поют романсы, так что помоги им, может куда в гостиницу подешевле устроишь и так далее по другим вопросам…

– У матросов нет вопросов, – пошутил тогда Тихонов.

У него тогда жена как раз уехала в командировку и, не мудрствуя лукаво, он поселил молодых учёных у себя на квартире. Два Виктора – Серов и Иванов, оказались и хорошими собеседниками, и очень приличными людьми. Они решительно взяли на себя все хозяйственные работы по дому: уборку квартиры, приготовление пищи – самое неуважаемое для Тихонова занятие, и походы в магазины за продуктами и в очередь за пивом, которое в то время было большим дефицитом.

Так прожили они больше недели, потом попросились пожить на природе. Тихонов отвёз их на пару-тройку дней к другу в деревню. Там природа, да и речка за огородом. Когда приехал за ними, их дома не оказалось.

– А где гости? – поинтересовался он.

– На огороде!

Тихонов вышел во двор. Далеко в конце огромного огорода учёные вручную сажали картошку, сноровисто работая лопатами.

– Ты что же гостей превратил в рабов, зачем ты их припахал на тебя работать? – напал он на друга.

– Они сами вызвались, – оправдывался друг.

– Они же учёные!

– Да посмотри, это же наши мужики, посмотри, как здорово работают. Сразу видать, что не такие, как в песне у Высоцкого и пропел:

 
Товарищи учёные, доценты с кандидатами,
Замучились вы с иксами, запутались в нулях,
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.
 

И вот теперь Виктор Иванов радостно обнимал Тихонова.

– Ну, Александр, с приездом в наш Новосибирск!

– А как дела у Виктора Серова, где он?

Виктор Иванов погрустнел:

– Дела у Серова плохи, в больнице он, нужно операцию на сердце делать, а денег нет. Операция дорогая, более двадцати тысяч баксов надо.

– А что академия?

– Да что академия, и денег нет, и заняться помощью для Виктора Серова некому. Я один пытаюсь, чем могу помочь!

По дороге из аэропорта Юрий Мигунов шепнул Тихонову:

– А ты знаешь, два Виктора, какое открытие сделали?

– Да откуда!

– Мировое открытие! Открыли монстра, такой грибок, который железо жрёт!

– Как это?

– А вот так! За ночь съедает полутораметровый рельс, правда, держат рельс в пиве. У монстра с пивом аппетит повышается. И не просто подходит пиво, а английский эль.

– Да ну, – не поверил Тихонов.

– Я серьёзно. Академия выделила две лаборатории: Виктор Иванов занимается возможностями грибка, а Виктор Серов – как с ним бороться.

– Так это и в самом деле великое открытие, пожалуй, и на Нобелевскую премию потянет.

– Потянуть-то потянет, только тема закрытая, поэтому никуда не тянет.

– А как же Виктору Серову после такого открытия даже академия не может оказать помощь на лечение?

– У нас не Америка, – вздохнул Мигунов, – Это в Америке оба Виктора были бы уже миллионерами, а здесь Виктор Серов отработанный материал. Ельцину что ли нужны такие открытия? Вот, если бы, как Менделеев, какую-нибудь новую водку или её заменитель ребята изобрели, чтобы можно было ельцинуть по стаканчику другому, тогда бы внимание обратили.

На другой день Тихонов навестил в больнице Виктора Серова. Из больницы вышел потрясённый. Виктор исхудал, дышал тяжело, как он объяснил – не хватало в крови кислорода.

– Здравствуй, Александр! – посмотрел он на Тихонова ввалившимися глазами.

– Хоть что-то в плане помощи ему делается? – спросил Тихонов Виктора Иванова, когда вышли из больницы.

– Собираю понемногу, сумма-то для меня не подъёмная, – ответил тот, – Поедем, лабораторию покажу.

Лаборатория располагалась в бывшем гараже. Бетонные стены, цементный пол. Лишь белые халаты на вешалке в углу делали хоть какой-то намёк на лабораторию.

Виктор налил из кеги в ванну пива, положил рельс и вылил в пиво жидкость из пробирки. Причём жидкость была как жидкость, чистая и прозрачная, никаких монстров Тихонов там не увидел.

В другом углу стоял старый расшатанный стол, рядом не менее древние стулья.

– Это сколько же лет твоей мебели, не перед Куликовской ли битвой эту мебель сделали? – пошутил Тихонов.

– Мебель, действительно старьё, на новую денег нет, но зато надёжная, много лет служит верой и правдой. Ну, давай за стол, пивка выпьем, да и по рюмке за встречу не помешает, я на базаре, смотри, какую рыбину купил, – показал он огромного леща.

– Ты-то нас во Владике корюшкой, помню, угощал, у нас такой рыбы нет, как говорят, звиняйте, ананасов нема.

– А пиво откуда?

– Из Англии, брат, лучший сорт эля, этот наш монстр интеллигент, любит, зараза, только лучшие сорта. Видишь кеги в углу, охрана возле них так и вьётся, обижается, что не могу постоянно угощать.

Выпили по рюмке, по второй.

– Ну, теперь о своей жизни поведай, – попросил Тихонов.

– Жизнь, Александр, бьёт ключом, бывает и по голове, приходится крутиться, весь в работе. Сейчас вот один остался, пришлось лабораторию Серова принять, так что на двух стульях сижу, работы-то нельзя останавливать. А на жизнь в общем-то жаловаться грех, наши родители труднее жили. В этом году на даче пятнадцать мешков картошки накопал, такой бешеный урожай. А куда мне столько? Тр и – четыре мешка оставлю, остальные сдам в потребкооперацию. На вырученные деньги надо крышу на даче починить, а то протекает.

Дачу он с гордостью показал, когда проезжали мимо.

– Скворечник, а не дача, – подумал тогда Тихонов, но вслух ничего не сказал, чтобы не обижать хозяина.

Дача в самом деле состояла из большого длинного огорода и маленького домика, но была гордостью хозяина.

– Много ли нашему учёному для счастья надо, ведь действительно великий учёный Виктор Иванов, пятнадцать мешков картошки своим непосильным трудом вырастил и этим счастлив, – горько подумал после этого разговора Тихонов.

Ночевали в скромно обставленной трёхкомнатной квартире учёного.

– Помещу тебя в своём кабинете, – гордо заявил Виктор Иванов, – Теперь у меня свой кабинет имеется, раньше сын жил, недавно женился и живёт у тёщи.

– К хоромам наши учёные не привыкли, – опять горько подумал Тихонов.

Утром в лаборатории он увидел в ванне лишь контуры рельса, за ночь монстр его сожрал. Виктор деревянной лопаточкой провёл по жидкости и контур исчез, как будто никогда и не было здесь металла.

– Жуткие свойства у вашего монстра!

– Поэтому и три степени охраны, чекисты говорят, что многие иностранные разведки вокруг крутятся.

– Наверно этот грибок может много чего натворить? Например, если его запустить по рельсам до Москвы.

– Тут у нас один наш академик не очень любит Москву. Так он говорит: «Спасём Россию, съедим Москву. Только пива не хватит, чтобы такой аппетит у монстра развить». А если серьёзно, то в нечистоплотных руках наш монстр может беды натворить.

Уже во Владивостоке Тихонов узнал, что Виктор Серов умер, так и не смогли ему собрать деньги на операцию.

Через несколько лет в аэропорту Толмачёво Тихонова встречали те же лица. После объятий и поцелуев его повезли на ужин в пивной бар.

– Здесь продаётся пиво Виктора Иванова, – шепнул Мигунов, – Только ты сделай вид, что этого не знаешь, а то Виктор хотел сделать тебе сюрприз.

– Угощаю настоящим английским элем, – провозгласил Иванов и, когда попробовали, – Ну, как по вкусу?

– Здорово!

– Да, подходяще, – удовлетворённо хмыкнул Виктор, – Это пиво я сам делаю.

– Как сам? – сделав вид как-будто только что узнал про это, спросил Тихонов.

– А вот так! Финансирование на нашу разработку прекратилось ещё при Ельцине. Чтобы дальше работать, я изучил рецепты пивоварения Англии и в лаборатории установил агрегат для пивоварения. Так решил вопрос с английским пивом. Часть его идёт для лаборатории, а часть передаю в бары города, вот как в этот. На вырученные деньги провожу исследования.

– Только наш русский учёный – патриот способен на все лишения ради великой цели, – подумал тогда Тихонов, поглядев на скромный костюм учёного, поистине великого учёного.

– Предлагали мне разные иностранцы переехать к ним, обещали золотые горы, да только я не погнался за этими миллионами валюты, – продолжил Иванов. – Я работаю, пусть это и громко сказано, даже неприлично так про себя, но на свою страну. Тут двое учёных нашей академии из параллельных лабораторий уехали: один в Америку, другой во Францию. Они сначала израильское гражданство получили, чтобы уехать за границу, якобы собрались только на историческую родину, а потом оказались – один в Штатах в Калифорнии, другой под Парижем. Там им сразу по прекрасной лаборатории со всем штатом и новейшим оборудованием выделили, виллы и все условия для семьи, включая прислугу, говорят, что они уже миллионеры, хотя и ничего ещё не сделали. Только вот им, – он сделал неприличный жест, положив на согнутую руку ребро ладони другой, – Слышали звон, да не знают, где он. Такие открытия, как наше может сделать только наш полуголодный, а не сытенький учёный. И я счастлив, что что-то сделал для своей страны. Заболтался я, ребята, наболело, – спохватился он. Давайте выпьем за память о Викторе Серове!

– А ведь это точно сказал Виктор Иванов – такие открытия доступны нашим скромным, не всегда сытым учёным, и уж тем более не ожиревшим хапугам, а настоящим патриотам страны. Вот ведь какой парадокс, кто меньше думает об интересах государства, тот больше выигрывает материально, да и во всём больше имеет, а кто служит государству не щадя себя, практически не имеет ничего, кроме любви к Отчизне, – восхищаясь Ивановым подумал Тихонов.

И, когда летел обратно во Владивосток, этот разговор постоянно оставался в его памяти. И он был горд, что у него есть такие великолепные друзья.

Грозный начальник

Когда его назначили начальником отдела и он переезжал в краевой центр из соседней области, то подчинённые в отделе шептались:

– Говорят, теперь у нас в отделе будет грозный начальник!

– Насколько грозный?

– Да уж такой грозный, что грознее некуда, даже зовут как Ивана Грозного – Иван Васильевич.

– А по фамилии, случайно, не Грозный?

– А вот фамилия явно не для него, по фамилии он Тихонов.

– Да откуда взяли, что он такой грозный?

– Так уже созвонились с подчинёнными по его прежнему месту работы.

– И что?

– Говорят, умеет распекать подчинённых за любую мельчайшую оплошность, с работы в случае необходимости не отпустит раньше окончания рабочего времени, хотя бы на пятнадцать минут, да и вообще…

– А что вообще?

– А вообще он такой во всех вопросах.

По прибытии на новое место работы Иван Васильевич, уже наречённый Грозным, почему-то собрал сначала мужчин отдела, а потом женщин. Мужчин удивил необыкновенно экстравагантным способом знакомства, похожим на инфантильную выходку, когда снял шляпу, положил её на стол и заявил:

– Размер пятьдесят восьмой, козлом не пахнет!

Подчинённые в изумлении онемели.

– Чем-чем, не пахнет, – не понял с утра рассеянный из-за очередного скандала с женой Понявкин.

– Я говорю, что не собираюсь из-за каждого пустяка, как козёл, трясти перед вами бородой, порядок и дисциплину требовать буду.

– Ну и фрукт, – обсуждали визит к начальнику и первое знакомство, выйдя от него, мужчины.

– Да и говорит непонятно, какими-то загадками про каких-то козлов, – подал голос, несмотря на фамилию, всегда тихий Громов.

– С козлами действительно какая-то ерунда, – поддержал его Волков.

– Но если что себе позволит в отношении меня высказать, то загрызу его как волк козла.

– Ну, ещё бы, – подколол его Журилов, – Ты у нас сможешь загрызть, даже обязан, с такой фамилией Волков, почти целый волчище.

С женщинами новый начальник был совсем другой, свой первый разговор вёл учтиво и даже слишком:

– Вы, голубушки мои, не стесняйтесь обращаться ко мне, если что надо, всё всегда решим. Я же понимаю, как вам достаются семьи и дети.

У него даже голос в это время был сладко-елейный.

– Да он очень уважительный мужчина, – щебетали в коридоре дамы, причём многие всерьёз восхищённо. Только Тонька Сумасбродова, вечная любовница всех начальников, вздохнула: «Поживём – увидим!»

Женщины – народ эмоциональный, и их с языком Златоуста ввести в заблуждение не трудно.

Прошёл месяц. Новый начальник распекал мужчин ежедневно по любому поводу и получил у них кличку «Изувер». Зато с женщинами разговаривал льстиво и всегда начинал: «Голубушка ты моя…» Такому хамелеонству мужики удивлялись. Один, после большого разгона, даже заявил: «Не пойму, ведёт себя с нами как настоящий педераст, только когда с женщинами начинает говорить, то это исключается».

Однажды Грозному срочно потребовался находившийся по болезни дома его заместитель. И он решил позвонить ему домой, предварительно узнав имя и отчество жены того. По рассеянности, думая о чём-то другом, машинально набрал телефон своей квартиры вместо номера своего заместителя и, думая, что разговаривает с женой зама, в своей привычной манере защебетал: «Ольга Павловна, голубушка, ласточка ты моя, мне бы поговорить…» Он хотел сказать «С вашим мужем», но не успел, так как услышал в телефоне голос своей собственной жены. От неожиданности бросил трубку. А потом, зная нрав и ревнивый характер супруги, снова набрал номер телефона заместителя. Тут уж ему было не до рабочих вопросов: он рассказал о своей промашке и унижённо попросил:

– Ты уж, дружок, постарайся урегулировать этот вопрос, позвони моей жене, а то она у меня такая…

Заместитель, внезапно попавший в дружки начальника, немного поломал голову и не придумав ничего путёвого, когда жена начальника сняла телефонную трубку, неловко пошутил:

– А что Ваш муж, когда меня дома нет, звонит моей жене?

Услышав в трубке затянувшееся молчание с сопением, он понял, что пошутил не удачно, начал извиняться и оправдывать начальника, как его тот и просил. Но жена того была неумолима:

– Я, ему – козлу, придёт он домой, покажу и Оленьку, и голубушку, и ласточку!

Поняв, что внезапно начавшаяся с начальником дружба развития не получит, заместитель положил трубку.

Вскоре всем отделом с жёнами и мужьями отмечали в ресторане наступающий Новый год. Жена грозного начальника оказалась особой общительной, весёлой и кокетливой. Она с удовольствием перетанцевала со всеми мужчинами отдела своего мужа и, возможно под воздействием спиртного и атмосферы корпоративной вечеринки, поинтересовалась:

– Не сильно выкаблучивается над вами ваш начальник? Если что, вы мне звоните. Я ему устрою весёлую жизнь, он у меня враз утихнет!

А, когда после каждого танца кавалеры учтиво провожали её к столу, Иван Васильевич перед женой лебезил:

– Катенька, солнышко, что тебе налить, что положить на тарелочку.

На следующий день мужики обсуждали:

– Ну и гусь у нас начальник, какой дурак придумал, что он грозный. А мы ещё и с царём Иваном Грозным пытались его сравнить, посмотрите, какой он «грозный» перед женой, особенно когда на цырлах ходит.

– Это надо же так перед женой изгибаться, – поддержал разговор другой, – Вот ведь как бывает – на работе пыжится, ну гроза, а дома из под каблука не видно.

– Бывает!