Текст книги "Гвардейская кавалерия"

– Вольф Григорьевич? Ты, что же, встречалась с ним? Когда? Где?

– С полгода назад. На борту одной симпатичной яхты, подошедшей к мексиканским берегам. Считалось, что я ездила к атлантическому побережью по заданию одного столичного журнала. И развёрнутый репортаж подготовила – о проблемах местного туристического бизнеса. Его потом даже напечатали, выплатив копеечный гонорар…. Так вот. Встретилась и получила развёрнутые инструкции. А ещё – коробочку с хитрыми пилюлями и приличную денежную сумму. И на выкуп пленников из тюрьмы «Мигель Шульц» хватило, и на эвакуацию приболевшего супруга осталось…. На эвакуацию – куда? В заслуженный отпуск, конечно же. Пусть отдохнёт немного. А Родина, как известно, является самым лучшим местом для полноценного отдыха…. Микаэль теперь примерно полтора месяца будет пребывать в полубессознательном состоянии. За это время и до России (тайными тропами, понятное дело), доберёмся. Там его быстро поставят на ноги. А так же дополнительно подучат всякому и разному – полезному для дальнейшей деятельности. И его, и меня…. А потом, когда кубинская Революция окончательно победит, мы с ним обязательно прилетим в Гавану. Прилетим и продолжим запланированную операцию. Под твоим общим руководством, конечно же…. И не надо, пожалуйста, так на меня смотреть. Как – так? Влюблённо. Я же всё вижу. И всё понимаю. И к тебе очень хорошо отношусь. Очень…. Поверь, всё могло бы сложиться совсем по-другому. Совсем. Но…. Операция «Гвардейская кавалерии», она очень важна. Причём, для очень-очень-очень многих хороших людей. Поэтому всё личное отступает на второй…, вернее, на самый-самый дальний план. Служба, ничего не попишешь…. Извини, дон Андрес, но тебе пора уходить. Я сейчас должна «Скорую» вызвать. Незачем здесь отсвечивать. Не рационально…. Подожди, ещё одно дело осталось. Сегодня-завтра отправляйся в Туспан-де-Родригес-Кано. «Гранма» сейчас стоит на якорях за тамошним новым Южным молом. А за заброшенным Северным молом тебя дожидается другая яхта. Про её название сам догадаешься, не маленький. Теперь всё. Иди…

Он вышел на улицу.

Из плотной тёмно-серой пелены автомобильного смога падали мелкие и частые дождевые капли. Ветер, дувший вдоль улицы Симона Боливара, был откровенно прохладным и промозглым.

«Мехико во всей своей ноябрьской красе», – поднимая воротник плаща, подумал Ник. – «Бывает, конечно…. Да, непрост наш товарищ Мессинг. Ох, непрост. Всю глобальную информацию по операции «Гвардейская кавалерия» он мне, без всяческих сомнений, выдал. Но, увы, только глобальную. А за отдельные этапы, мол, пусть отвечают конкретные исполнители, облачённые доверием. Лишь они знают основные и мельчайшие детали каждого конкретного этапа. Знают и друг с другом этими знаниями не делятся. Даже если являются, к примеру, мужем и женой…. Логика-то, конечно, железобетонная, кардинальных возражений нет. Мол, только Вольф Григорьевич – один единственный – видит «общую картинку». Видит и вдумчиво складывает отдельные кусочки мозаики в конечный изысканный пазл. Просто обидно немного, что и меня записали в перечень рядовых исполнителей. Пусть и в качестве «старшего рядового исполнителя». Обидно, блин горелый…»…

Глава девятая
Отдать швартовы!

В Туспан-де-Родригес-Кано (в обиходе просто – «Туспан»), он, сделав несколько плановых пересадок, прибыл двадцать четвёртого ноября, уже ближе к полудню.

Старенький рейсовый автобус «Веракрус – Туспан» остановился на центральной городской площади, напротив величественного католического собора.

Ник покинул душный и насквозь прокуренный автобусный салон одним из последних, предварительно оказав помощь низенькой смуглолицей старушенции: выгрузил на тротуар пару неказистых самодельных клеток с шумными чёрно-белыми курицами.

– Спасибо, милок симпатичный, выручил бабушку старенькую, – благодарно прошамкала старушка. – Хочешь, я тебе за это погадаю? Давай свою ладошку…. Ни эту, а левую. Глупый какой…. Да, непростой ты, странствующий идальго, человек. Совсем даже непростой. Крученный-перекрученный такой…. Один жизненный Путь, понимаешь. Второй. А потом они, вдруг, объединяются и дальше тянутся-следуют уже совместно, вплоть до самой доски гробовой. Редкий случай. Очень редкий. Редчайший, чего уж там. Второй раз в жизни вижу такое…

– И как прикажешь это понимать, уважаемая донья?

– Как хочешь, отважный кабальеро, так и понимай. Твои проблемы и сложности, в конце-то концов.

– Мои, понятное дело, – согласился Ник. – Не спорю…. А что там с любовными линиями? Видишь, сеньора, что-нибудь похожее?

– Конечно же, милок залётный, вижу. Как – не видеть? Чёткие и однозначные такие. И захочешь – не пропустишь…. Вот, первая. Тянется, тянется, а потом постепенно истончается…. Вторая. Уверенная такая. Могучая-могучая. Оп, оборвалась. Бывает. Знать, это коварная Госпожа Смертушка вмешалась…. Третья. Кружит, кружит, кружит. Не будет толка. Никакого. Совсем…. Четвёртая? Нет, лишь коротенький-коротенький отрезок. Видимо, не Судьба…. Смотри-ка ты, а первая линия, вдруг, «проснулась». Ага, силу набрала. И пошла, пошла, пошла. Ну, до той самой доски, о которой я уже говорила…. Всё, милок. Извини, но тороплюсь. Да и ты иди, куда собирался. Ждут там тебя. Очень ждут.

– Спасибо, добрая и милая бабушка, за очередные навороченные головоломки. Теперь будет, чем заняться на досуге. Уважила.

– Не за что, мой странный сеньор. Удачи тебе…

Значится, оказал, покинул, поболтал, поблагодарил, закинул за плечи тощий брезентовый вещмешок, а после этого неторопливо зашагал по пыльному городскому тротуару, ориентируясь на чёткие силуэты горбатых кранов, в сторону морского порта.

«Странная, братец, нам с тобой гадалка попалась. Очень странная и до полного опупения загадочная», – недоверчиво ухмыльнулся мрачный внутренний голос. – «Наплела – семь бочек маринованных арестантов. Мол, два жизненных Пути, первая любовная линия, внезапно «очнувшаяся от дрёмы»…. Чёрт знает, что такое, и сбоку нежно-розовый бантик, короче говоря. Шарлатанка старая и насмешливая, так её и растак. Ворона мудрая и надменная, обожающая пыль пустить в глаза доверчивые. Ладно, проехали…. Что наблюдается в округе? Городишко – откровенно-затрапезный и ужасно-провинциальный. Дома, домишки, хижины, лачуги, халупы, бараки. Впрочем, и пара приличных вилл-особняков встретилось, типа – с пафосными мраморными колоннами вдоль фасадов и ярко-голубыми прямоугольниками бассейнов за высокими коваными заборами. Из нетленной серии: – «Туспан – город контрастов»…. Оборванные детишки и блохастые собаки, отчаянно визжа, беззаботно носятся по кривым переулкам и изломанным улочкам. Дородные матроны с плетёными корзинками-сумками в руках величественно шествуют куда-то по бугристой булыжной мостовой. Босые и голые по пояс мужчины (но в обязательных широкополых шляпах на головах), сидя на неказистых крылечках, меланхолично покуривают толстые светло-коричневые сигары…. Климат же здесь гораздо мягче, чем в Мехико. В том плане, что гораздо жарче и на порядок влажней. Сейчас, к примеру, температура окружающего воздуха явно перевалила за плюс двадцать пять градусов по Цельсию и, более того, продолжает неуклонно повышаться. Побережье благословенного Карибского моря, как-никак. Ничего не попишешь…. А на востоке, кстати, всё небо плотно обложено пухлыми тёмно-сизыми тучами. Шторм приближается, не иначе…. О-па, допотопная нефтяная вышка-качалка. Вторая, третья, четвёртая…, восьмая. А с правой стороны возвышается-угадывается мрачная громадина какого-то крупного промышленного предприятия: сплошные серо-чёрные бетонные корпуса, кирпичные переходы между ними и трубы, трубы, трубы. Разные, понятное дело, трубы: высокие, низкие, широкие, узкие, местами даже напоминающие «сдвоенные» и «счетверённые» стеклянные мензурки для различных химических опытов – только очень-очень большие «мензурки», высотой в полноценный трёхэтажный дом.… Эге, да это же, как я понимаю, полноценный нефтеперерабатывающий комбинат. До чего же, право слово, хитрые и сообразительные ребята: где нефть добывают, там её, родимую, и перерабатывают, а в морском порту, наверняка, и наливной терминал выстроен. Впрочем, скорее всего, всё это принадлежит какой-нибудь крупной американской корпорации…».

Через двадцать пять минут он отыскал-таки Северный мол, расположенный в широком устье реки Туспан, и, прошагав по нему порядка ста пятидесяти метров, остановился, чувствуя, как по физиономии расползается широченная радостная улыбка.

«Ах, какая шикарная и неповторимая красавица!», – восхищённо зацокал внутренний голос, пребывавший в отменном настроении. – «Длинная, узкая, низко-посаженная, с мачтой пропорционально-невысокой. Борта выкрашены (совсем недавно, судя по всему), в благородный цвет «слоновой кости», с редкими тёмно-синими полосами. А верхняя половина мачты – в нежно-сиреневый. Верх совершенства, короче говоря…. Это я, понятное дело, яхту «Кошку» имею в виду. Впрочем, и девица, вольготно расположившаяся на капитанском мостике, вполне даже ничего: стройная, фигуристая, грациозная, в достаточно-откровенном цветастом купальнике. Лет семнадцати-восемнадцати от роду. Кровь с молоком, образно выражаясь. А её волнистые тёмно-русые волосы очень даже гармонично сочетаются со светло-кофейной загорелой кожей. Симпатяшка и наяда самая натуральная, согласись, братец…. Стоп-стоп. Это же…».

– Кого я вижу! – приветственно взмахнув правой рукой, радостно завопила девица. – Дядюшка Андрес собственной героической персоной! Мой девичий восторг, воистину, не знает границ…

– Привет, Мартина, – восхищённо покрутив головой, откликнулся Ник. – Ты сейчас – вахтенная?

– Ага, типа того. Старшая по судну, на правах старшего и единственного помощника господина капитана.

– Разрешите подняться на борт, госпожа единственная помощница?

– Разрешаю, странствующий идальго…

Он, уверенно прошагав по длинным узким сходням, переброшенным с бетонного мола, оказался на яхте, после чего пристроил вещмешок рядом с люком, ведущим в трюм, и поднялся по короткой лесенке на капитанский мостик. Вернее, на прямоугольный помост, огороженный невысокими перилами.

– Ну, ты, Марта, вообще, – развёл руки в стороны Ник. – Так повзрослела…э-э-э, слов, просто-напросто, не хватает. Красотка писаная и патентованная…

– Э-э, руки прочь, мужественный и решительный кабальеро, – полушутливо забеспокоилась девушка. – Обниматься, извини, не будем. Ограничимся лишь кратким рукопожатием…. Всё, вполне достаточно. И вообще, дядюшка, постарайся смотреть на меня, как…, как на существо среднего пола-рода.

– Почему это?

– Чтобы Серж не приревновал. Запросто может – кого бы то ни было – вызвать на дуэль. С него, сумасброда законченного, станется. Ревнив – до полной и нескончаемой невозможности.

– Серж – это капитан Куэльо? – уточнил Ник. – То бишь, капитан Куликов?

– Он самый, – радостно и чуть смущённо улыбнулась Марта. – Мой официальный жених. А ещё, – заговорщицки подмигнув, понизила голос до шёпота, – мой гражданский муж. Такие дела…. Только это (что уже муж), является большим-большим секретом. В том плане, что мама-то всё знает, её не проведёшь. А, вот, папочка…. Он же у нас нынче является образцовым латиноамериканским кабальеро. То есть, активным и принципиальным поборником нетленных моральных ценностей, мол, честная девушка обязана расставаться с природной девственностью сугубо после свадьбы, в первую брачную ночь. Так что, не стоит его расстраивать. Пусть благородный и простодушный дон Алекс Толедо пребывает в блаженном неведении – относительно нашего с Сержем безнравственного поведения. Тем более что и свадьба уже не за горами, месяца через три-четыре непременно сыграем, когда «Кошка» встанет на две недели в гватемальский ремонтный док – на плановое техническое обслуживание…. Договорились?

– Без всяческих вопросов. Можешь, племяшка названная, всецело и полностью положиться на меня. Буду нем – в данном приватном аспекте – как среднестатистическая океанская рыбёха…. А где, кстати, остальной народ?

– Серж внизу, на камбузе, грязную посуду, оставшуюся после завтрака, моет.

– Капитан – посуду? – несказанно удивился Ник. – Раньше за ним такого не водилось. Брезговал, морда заносчивая, мол, не капитанское это дело…. Может, приболел?

– А он мне в карты проиграл, в «подкидного дурачка». Теперь, понятное дело, отрабатывает, – победно усмехнулась Мартина. – В том глубинном смысле, что намывает тарелки-вилки-кружки со всем усердием. А кошка Маркиза (по моей просьбе), бдительно присматривает, чтобы не сачковал…. Папа и мама? Они на заброшенном маяке, – указала рукой. – Наблюдают за кубинскими разгильдяями, мнящими себя отважными и непогрешимыми революционерами…

«Маяк-то старинный-старинный», – заметил рассудительный внутренний голос. – «Ему явно, судя по характерным извилистым трещинам на красно-коричневой кирпичной кладке, больше ста пятидесяти лет. И серьёзный ремонт, честное слово, ему не помешал бы…. Высота? Метров шестьдесят пять, наверное. Может, и все семьдесят. Отличный наблюдательный пункт, спора нет. Данный маяк расположен на Северном молу, но и Южный мол, наверняка, прекрасно просматривается с его верхней площадки. В том смысле, что с помощью приличного бинокля…. Эх, братец, братец, ещё одну симпатичную девчонку увели практически из-под носа. Причём, ни какой-нибудь смазливый и широкоплечий юнец увёл, а одноухий и сутулый Серёга Куликов, которому уже за «полтинник» перевалило. Чёрт знает, что такое творится…. Да, не везёт тебе, мил-дружок, с капризным и трепетным женским полом. В этих Временах, я имею в виду, не везёт. А ещё и недавняя гадалка смуглолицая – с её мутными и расплывчатыми пророчествами. Хрень охренительная…».

– Мартина, с кем это ты так оживлённо беседуешь-разговариваешь? – сердито поинтересовался сварливый мужской голос, и – почти одновременно с этим – в проёме «трюмного» люка показалась голова капитана Куэльо, украшенная длинными серебристо-пегими волосами, аккуратно зачёсанными на правую сторону.

– Привет, кэп, – вежливо приподнял над головой угольно-чёрную широкополую шляпу Ник. – Давно не виделись и всё такое прочее…. Кстати, бродяга романтичный, замечательно выглядишь: абсолютно трезв, чистая приличная рубашечка, стильная причёска, в мочке левого уха даже «пиратская» золотая серьга с рубиновым камушком наличествует. Образцово-показательный жених, ни дать, ни взять. Типа – будущий респектабельный глава многочисленного семейства. Только легкомысленные богемные очочки с затемнёнными стёклышками несколько выбиваются из приличного образа.

– А, это ты, Никитон, – облегчённо выдохнул Куликов. – В том плане, что дон Андрес…. Тогда-то ладно. Сейчас выберусь наружу, поболтаем. Через минутку…

Он скрылся в трюме, но вскоре вылез оттуда, торопливо взобрался по лесенке на капитанский помост и, протянув полосатую тельняшку большого размера, велел – не терпящим возражения голосом:

– Набрось-ка, Душа моя. Незачем смущать легендарного путника своими прелестями неземными. Незачем. Набрось-набрось.

– Как скажешь, суровый повелитель моего глупого и доверчивого сердечка, – демонстративно медленно облачаясь в длинную и широкую тельняшку, томно проворковала Мартина. – Как скажешь…. Вот, даже коленок не видно. Теперь-то, надеюсь, неисправимый частный собственник и законченный ревнивец, ты доволен?

– Вполне, моя алмазная и бесценная донна, – плотоядно ухмыльнувшись, заверил Куликов. – Вполне. Мне чужого не надо, но и своего никому и никогда не отдам. В том смысле, что загрызу целую пехотную дивизию, но не отдам…. Ну, Никитон, поручкаемся? Рад видеть тебя, мазут береговой…

Они обменялись крепкими рукопожатиями, а после этого славно поболтали о всяких занимательных разностях: о бешеных тропических ураганах и вечнозелёных карибских островах, о старинных пиратских кладах и коварных прибрежных скалах, о полупрозрачных Призраках и Приведениях, так обожающих неверные предрассветные часы, а также о вычурных цветных миражах, возникающих – время от времени – над бескрайними морскими просторами.

Мужчины беззаботно и увлечённо общались, а Мартина, чуть приоткрыв карминные, изысканно-очерченные губы, зачарованно слушала.

Через полчаса она, решительно шмыгнув курносым «рязанским» носом, заявила:

– Всё, со скучной и пресной береговой жизнью покончено. Причём, раз и навсегда. Желаю плавать. Вернее, ходить – по всем-всем морям-океанам нашей древней и прекрасной планеты…. Серж, назначишь меня своей официальной помощницей? После свадьбы, я имею в виду?

– Безусловно, моя морская амазонка. Всенепременно и обязательно. И фуражку «с крабом» выдам. И парадный мундир пошьём – красивый и элегантный, как и полагается.

– Чего же тогда стоишь – столбом соляным? Целуй свою нежную и трепетную невесту…

«Пойдём-ка отсюда, братец. Не будем мешать нашей сладкой влюблённой парочке», – смущённо захмыкал благовоспитанный внутренний голос. – «Ишь, как страстно целуются-обнимаются. Даже завидно. Через минуту-другую, наверняка, позабыв обо всём на Свете, отправятся в трюм…. Ладно, следуем к маяку. Поднимемся на самый-самый верх, тщательно осмотримся и заценим обстановку…

Дверь, прикрывавшая когда-то вход во внутренние помещенья маяка, отсутствовала, а из чёрного, почти квадратного проёма остро пахло застарелой плесенью и свежей кошачьей мочой.

«Окон-то на стенах нет – вплоть до верхней площадки, где когда-то располагались масляные сигнальные фонари. Следовательно, внутри темно, как в попе у чистокровного африканского негра», – предположил рассудительный внутренний голос. – «Надо было разжиться на «Кошке» хотя бы элементарной свечкой. Да, ладно, чего уж теперь. Не возвращаться же назад, мол, плохая примета. И так заберёмся, чай, не баре изнеженные. Только, братец, ты шагай, ради Бога, поосторожней…. Ага, узкая винтовая лестница. Только, похоже, без перил. То бишь, безусловно, они раньше были, только уже разрушились от старости…. Ничего страшного и непоправимого, поднимаемся, прикасаясь ладонями к кирпичной кладке. Вперёд и вверх. Ступенька. Вторая. Третья…. О-па. Что это такое – мягкое и мохнатое – под правой ладошкой? Наверное, густой-густой мох, поросший плесенью. Или же многолетний лишайник. Ерунда, шагаем…. Вода капает сверху. Холодная. Ой, капелька попала за шиворот. Щекотно…. Ступенька. Ещё одна. Ещё…. Уже за полторы сотни перевалило. То бишь, конечная точка маршрута где-то совсем рядом…. Ага, свет впереди. Уф, надо бы немного отдышаться…. Вот и искомая смотровая площадка: что-то типа глубокой лоджии, наспех заколоченной прямоугольным фанерным листом, к которому приставлена длинная подзорная труба на метровой треноге. Понятное дело…. Дверь какая-то. За ней, наверное, раньше находилась «служебка» смотрителя маяка, где он хранил запасы масла, сменные фонари, всякие хитрые стеклянные линзы, а также мог немного погреться-перекусить в холодную и дождливую погоду…. Интересное кино, из-за двери доносятся характерные звуки. Характерные для активного занятия сексом, я имею в виду: размеренные скрипы, чьё-то учащённое дыханье, приглушённые стоны-всхлипы. Я даже догадываюсь, кто там сейчас находится-возится. Это, видимо, у них семейное. Ха-ха-ха. А яблоко от яблони, как известно, не далеко падает. Ставлю сто американских долларов против одного мексиканского сентаво, что и Мартина с Куликовым – прямо сейчас – занимаются тем же самым…».

Ник неосторожно задел ногой большой молоток, небрежно прислонённый деревянной ручкой к стене. Раздался громкий «бряк», «сексуальные» звуки за дверью тут же стихли.

– Э-э, только не надо сразу палить – почём зря, – попросил Ник. – Это всего лишь я, Андрес Буэнвентура, скромный и безобидный виноторговец из испанской Барселоны…

Через несколько секунд громко и противно скрипнули ржавые дверные петли.

– Командир? – из-за слегка приоткрывшейся тёмно-коричневой двери показалась растрёпанная голова Сизого. – Мы это…. Сейчас. Подожди совсем немного…

Вскоре они, действительно, появились – смущённые, но донельзя довольные и счастливые.

«А ещё, братец, супруги Сизых-Толедо (узнаю строгого и принципиального капитана Куликова), облачены в морскую форму», – дисциплинированно доложил внутренний голос. – «То бишь, в классические полосатые тельняшки, светло-бежевые брезентовые штаны и грубые чёрные ботинки. Причём, шнурки на этих ботинках завязаны откровенно небрежно. Вернее, наспех. Оно и понятно, учитывая некоторые недавние обстоятельства…. Айне, впрочем, это ни капли не вредит. Даже, наоборот, все её женские прелести-достоинства ненавязчиво подчёркиваются. Я имею в виду длинные ноги и высокую грудь, тельняшка-то короткая и тесная – в отличие от дочкиной.… А как у Айны сейчас глаза блестят! Офигеть и не встать. Женщина, одним словом, причём, с «большой» буквы и до мозга костей.… У Сизого же, между прочим, на жилистой шее пламенеет свежий нехилый засос. Картина маслом, короче говоря. Под ёмким и лаконичным названием: – «Жаркая любовь-морковь в классическом мексиканском интерьере…». А ты, дурачок, так и живи – без горячей женской ласки. И поделом, между нами говоря. Не фиг с парашютом прыгать – в неурочный час…. Ну, не нравится кому-то Всемогущему, восседающему на Небесах бескрайних, что некоторые гости из Будущего так и норовят размножиться, путая – тем самым – все карты Общему Миропорядку. Один раз (в плане эксклюзивного исключения, надо понимать), тебе разрешили, и достаточно. Мол, совесть поимей, оглоед белобрысый…».

– Приветствую вас, соратники, – вежливо поздоровался Ник. – Иди-ка сюда, отважная и умелая охотница на кровожадных латиноамериканских аллигаторов, в щёчку чмокну…. А ты, консервативный и упрямый гватемальский кабальеро, лапу давай, пожму…. Отлично смотритесь, ребята. Здоровы, симпатичны, счастливы. Словно бы вторую молодость переживаете. Искренне рад за вас. Так держать…. А что у нас, кстати, происходит, а?

– Да, ничего особенного, дон Андрес, – слегка засмущалась Айна. – Детки, понимаешь, выросли. Афоньо, как гениального математика и шахматиста, московское Руководство отправило на обучение в далёкую Англию. Какая-то там новомодная кибернетика. Или же что-то насквозь аналогичное. Им, понятное дело, видней…. А Мартиночка-то наша замуж собралась – за капитана Куэльо…

– Ещё не факт, – нахмурился Сизый. – Вот, когда свадьба отгремит-отшумит, тогда. А пока – одни только разговоры…

– И ни какие, Лёша, не разговоры. Поверь. В меня дочка пошла. Раз выбрала себе суженого, значит, уже не отпустит. Не отпустит и никому не отдаст. Точка. Ну, как я тебя когда-то – много-много лет тому назад, в дикой чукотской тундре. Высмотрела, приворожила и забрала – навсегда.… Вот, я, командир, и говорю, мол, детишки повзрослели, встали на крыло и разлетаются в разные стороны. Поэтому мы с Лёшей и решили – завести ещё одного ребёночка, чтобы не скучать на старости лет. Ну, и занимаемся – по мере сил – этим самым. То есть, «созданием» чада.

– Понятное дело, – улыбнулся Ник. – А ещё приятное и полезное во всех отношениях. Кто бы спорил. Я, впрочем, совсем про другое спрашивал…. Для чего нас всех здесь собрали? И что тут делает «Кошка»? А ещё эта площадка. Маяк – явно заброшенный. А дверь, ведущая в каморку смотрителя, почти новая. Как такое может быть?

– У Куликова на «Кошке» имеется коротковолновая рация, – приступил к пояснениям Лёха. – С месяц назад он получил строгий приказ от московского Руководства, мол: – «Проконтролировать и обеспечить безопасность отхода «Гранмы» из порта Туспан…». Мы этим самым, собственно, и занимаемся. То бишь, обеспечиваем безопасность отхода. В частности, взяв в краткосрочную неформальную аренду этот высоченный маяк…. У кого – взяв? А у местной криминальной полиции. Они, коршуны прибрежные, давно уже на верхней «маячной» площадке оборудовали полноценный пункт наблюдения (со столом, стульями и кроватью), в плане активной борьбы с обнаглевшими в корягу контрабандистами. Мы и заслали, долго не раздумывая, здешнему полицмейстеру немного американских денежных знаков. Потом я сюда притаранил и закрепил – для пущей маскировки – прямоугольный фанерный щит с заранее вырезанными отверстиями, а также мощную оптику на треноге. Старательно наблюдаем – с краткими перерывами на отдых – за участниками и участницами будущей экспедиции на Кубу.

– И что интересного высмотрели?

– Больно уж они шумные и беспокойные, эти революционно-настроенные деятели, – неодобрительно покачала головой Айна. – Постоянно суетятся, руками беспричинно размахивают, отчаянно (вплоть до пошлых драк), спорят, что-то горячо обсуждают. Никакого понятия о конспирации. Ни малейшего…. Впрочем, может, так оно и надо? Мол, только такие бесшабашно-дерзкие ребята и способны на успешные революционные перевороты? Из знаменитой и нетленной серии: – «Наглость – города берёт…», а? Не знаю, честное слово. Да ты, командир, сам взгляни на это бесхитростное действо, имеющее ярко-выраженный цирковой привкус…

Ник подошёл к треноге, нагнулся и, сориентировав подзорную трубу относительно нужного отверстия в фанерном щите, приступил к наблюдениям.

«И кто, спрашивается, назвал эту «Гранму» – яхтой?», – тут же принялся возмущаться правдолюбивый внутренний голос. – «У данной неуклюжей посудины даже мачт нет. Ну, ни единой. Яхта – без мачты? Нонсенс голимый, и не более того. Обыкновенный катер для лёгких морских прогулок с двумя дизельными двигателями, размещёнными под палубой, короче говоря…. Да, невелико «корыто». Трудно на нём будет разместить восемь десятков бойцов. Причём, с довеском, оружием, боеприпасами и продовольствием…. Ага, вот и дополнительные баки для питьевой воды, установленные прямо на палубе. Неплохо. Пегая лошадка, как раз, прикатила повозку с пузатой цистерной. Рауль Кастро, ловко забравшись на повозку, опускает в горловину цистерны конец длинного чёрного шланга. Сейчас, понятное дело, будут перекачивать пресную водичку в судовые ёмкости…. А народу прилично набралось, человек, наверное, сто двадцать-тридцать. Одни беспрестанно бегают туда-сюда, перетаскивая на «Гранму» какие-то деревянные ящики, брезентовые вещмешки и уродливые кули из рогожи. Другие же скучковались вокруг Фиделя и зачарованно внимают его знаменитым речам. Типа – мудрый удав Каа и доверчивые бандерлоги…. Сорок пять «лишних»? Это, наверное, провожающие. Впрочем, есть и «отверженные», то бишь, те, кого отчислили из списочного состава экспедиции – по самым разным причинам – в самый последний момент. Вон, к примеру, упитанный Эль Пахото, отойдя от «Гранмы» в сторонку, нервно дымит папироской. А на краешке бетонного мола, разочарованно сплёвывая в злые серо-зеленоватые волны, скучает Ванегас, на левой руке которого белеет гипсовая «накладка». Да, бывает…. Ага, старенький обшарпанный «Форд» подъехал и остановился рядом с лошадиной повозкой. Из автомобиля вылезли Каликсто Гарсия, Эрнесто Че Гевара, Хуан Мануэль Маркес и ещё три незнакомых мне парня. По-братски обнимаются с Раулем, приветливо машут руками Фиделю. Вся честная компания в сборе, короче говоря…. А как несчастный катерок мотает-то на прибрежных волнах. О-хо-хо, несладко придётся ребяткам. Да и девчонкам. Которых, впрочем, совсем и немного. И как бы брезентовый тент, под которым сложены продовольственные припасы, штормовым ветром не сорвало бы. Промочит ещё, не дай Бог, конечно…».

Где-то совсем рядом сверкнула ярко-жёлтая изломанная молния. Вскоре по ушам ударил длинный и резкий раскат грома. На окуляр оптического прибора упала первая дождевая капля.

Ник перевёл подзорную трубу вверх: к маяку – с востока – уверенно приближались тёмно-фиолетовые рваные тучи. Вернее, уже практически висели над ним.

– Сейчас начнётся тропический ливень, – невозмутимо прокомментировала Айна. – Причём, с серьёзной грозой и нехилым штормом…. Наши дальнейшие действия, дон Андрес? Продолжаем наблюдения?

Вновь надсадно громыхнуло.

– Не вижу в этом никакой необходимости, – оторвавшись от окуляров подзорной трубы, решил Ник. – «Гранма» отчалит от Южного мола только в два часа ночи…. Откуда я знаю про это? Будем считать, что мексиканская болтливая сорока принесла на хвосте. Поэтому, прихватив оптику, молоток и прочие вещички, спускаемся вниз, следуем на «Кошку» и тоже готовимся к отплытию. Перекусить, в частности, совсем не помешает…

Вокруг безраздельно властвовала штормовая тропическая ночь. Над головами по-волчьи завывал устойчивый северо-восточный ветер. Было темно, хоть глаза выколи. Звёзды и Луна испуганно таились за пухлыми ночными тучами, лишь тускло-жёлтые яхтенные фонари позволяли окончательно не потерять ориентацию. А, вот, ливень отшумел уже к одиннадцати вечера. Вернее, постепенно преобразовался в нудный и монотонный дождичек.

– Отличная погода, – пряча голову под капюшоном брезентового дождевика, заявил Куликов. – Для того чтобы оторваться от вражеской погони, я имею в виду. Или же чтобы успешно проскочить рядом с коварной засадой…

– А что, намечаются погони и засады? – уточнил Ник.

– Не знаю, врать не буду. Но Руководство строго велело – неустанно бдеть и быть готовым к любым каверзам и неожиданностям…

Без семи минут два ночи капитан запустил – на холостых оборотах – двигатель «Кошки», а после этого скомандовал:

– Матрос Алекс Толедо, отдать швартовы!

– Есть!

Лёха (тоже облачённый в длинный брезентовый плащ), перебрался на берег, отвязал один канат от чугунной «блямбы» и перебросил его на борт яхты, отвязал второй и перебросил туда же, вернулся на судно, а после этого умело убрал сходни, разместив их на палубе.

– Отходим! – пафосно объявил Куликов. – Типа – с Богом…

«Кошка», аккуратно маневрируя, отошла от Северного мола метров на триста-четыреста и, элегантно развернувшись по широкой дуге, неспешно направилась на восток.

– Неспешно, чтобы «Гранму» не обгонять, – пояснила Мартина. – Будем держаться чуть севернее – относительно её курса. На разумном расстоянии, естественно…. Наши дальнейшие действия, кэп?

– Команда может быть свободна. Я и один справлюсь.

– Разрешите, господин капитан, и мне остаться на мостике? Дабы получить практические навыки судовождения?

– Оставайтесь, помощник, – чуть слышно усмехнувшись, разрешил Куликов. – В том плане, что алмазная помощница. Будем обучаться, без вопросов. Будем…. А вы, мазуты береговые, спускайтесь в трюм и разбредайтесь по каютам. Типа – дрыхнуть без задних ног, проблем, забот и сомнений не ведая…

Ник проснулся в восемь тридцать утра.

«Вау-у-у! Качка, похоже, уменьшилась», – заметил сонный внутренний голос. – «А ночью мотало – не приведи Бог. И не выспаться толком: с койки, того и гляди, свалишься…. Следовательно, шторм откочевал куда-то? Нормальный вариант. Вставай-ка, братец. Полюбопытствуем – что да как. Лишним, ей-ей, не будет…».