Текст книги "Загадки истории. Франкская империя Карла Великого"

Став регентшей, она проявила все тот же дар хитрости, коварства и изворотливости, который некогда смог спасти от неминуемого поражения ее мужа Хильперика. Анонимный автор «Книги истории франков» приводит следующий сюжет о придуманной ею военной хитрости, которая позволила войску короля Нейстрии не только избежать неминуемого поражения от превосходящих сил короля Австразии, но и выйти из сражения победителем: «Узнав же, что войско австразийцев все-таки очень сильно, она собрала франков, бывших при ней, и дала им следующий совет: «Давайте выйдем против них ночью с факелами; притом те [боевые] товарищи, которые стоят в первом ряду, должны нести в руках ветви деревьев и привязать лошадям колокольцы, чтобы ночная стража врагов не смогла обнаружить нас. Затем же, когда рассвет провозгласит [наступление] дня мы можем броситься на них и, может быть, победим их». Этот план понравился. После объявления решения, в какой день они должны для битвы собраться все вместе в местечке по имени Друази, в области Суассона, она выступила, как и посоветовала, ночью, в полном вооружении, с ветками в руках и остальными, о чем мы сообщали выше, села на коня и несла маленького короля Хлотаря в руках, и они прибыли к Турции. Когда часовые австразийского войска на горах увидели ветви в руках войска франков и услышали перезвон колокольчиков, сказал один [из них] своему товарищу: «Не было ли, на том месте, где мы теперь видим лес, еще вчера чистое поле?». Тот же ответил, смеясь: «Ты, видать, был уже пьян, да и сейчас говоришь как во хмелю: неужели ты не слышишь перезвон наших лошадей, которые пасутся возле того леса?». Когда же это произошло и заалела заря, провозвещая начало дня, франки вместе с Фредегундой и маленьким Хлотарем под рев боевых труб атаковали спящих австразийцев и бургундцев и перебили большую часть войска, бессчетное множество, огромное скопление [людей], великого и малого… Фредегунда с остальным войском продвинулась до Реймса, пожгла Шампань и все опустошила. С множеством награбленной добычи она возвратилась со своим войском в Суассон».

Благодаря подобным военным хитростям Фредегонды, позволявшим бить врага не числом, а умением, ее беспощадности и счастливой случайности (в 595 г. скончался король Австразии Хильдеберт II, которому было всего 25 лет), Нейстрию и малолетнего Хлотаря II удалось спасти. После смерти Хильдеберта II его двуединое австразийско-бургундское королевство было разделено между двумя его малолетними сыновьями. Теудеберт II (596–612) унаследовал Австразию, а Теудерих II (596–613) – Бургундию. Реальной же властью в обеих «долевых королевствах» обладала местная знать, отчасти считавшаяся с позицией Брунгильды, которая была регентшей при обоих своих внуках.

Терпеливой и властной вестготке удалось надолго пережить соперницу Фредегонду, которая скончалась в 597 г. При всем том, что австразийская аристократия была недовольна властными притязаниями Брунгильды и пыталась ограничить ее вмешательство в местные дела, упорно выживая ее в Бургундию, где она пользовалась большей поддержкой, в борьбе с Нейстрией ее готовы были поддержать все подданные обоих ее внуков. В 600 г. австразийский король Теудеберт II и бургундский король Теудерих II наголову разгромили войска нейстрийского короля Хлотаря II при Дормеле, деревне, расположенной неподалеку от Монтеро (современный департамент Франции Сена и Марна). Побежденному пришлось пойти на унизительные условия капитуляции, согласно которым в его владении осталось лишь двенадцать сельских округов-пагов между реками Сеной, Уазой и побережьем Ла-Манша. Победители же разделили все остальные его владения между собой. Теудерих II получил области между Сеной и Луарой, а Теудеберт II – северный регион Нейстрии, именовавшийся тогда герцогством Дентелин.

Звезда Хлотаря II казалась после этого окончательно угасшей, однако время (около 10 лет), терпеливость, и, главное, усобицы между братьями Теудерихом и Теудебертом, подстрекаемые к тому же их бабкой Брунгильдой, позволили бывшему королю Нейстрии вернуть утраченное. Умело лавируя между противоборствующими Австразией и Бургундией, Хлотарь II Нейстрийский копил силы и готовился к реваншу. Бургундия вышла из усобицы победительницей, Теудеберт II был захвачен в плен и отправлен в руки Брунгильды, которая то ли велела постричь его в монахи, то ли вовсе повелела умертвить. По крайней мере, после 612 г. о нем более ничего не известно. Вскоре, в 613 г. от дизентерии скончался и король Австразии Теудерих II.

Словно сама судьба убрала с пути Хлотаря II двух его врагов, с которыми он не смог справиться сам. Более того, она подарила ему еще один утешительный приз. Недовольная Брунгильдой и ее своевольной политикой австразийская знать вступила в открытый союз с Хлотарем II, а не менее обозленные на нее бургундские магнаты и вовсе предали престарелую королеву и выдали ее королю Нейстрии. Сын Фредегонды припомнил ей все. «Хлотарь, когда Брунгильда была доставлена к его двору, – сообщает «Хроника» Фредегара, – был чрезвычайно разгневан на нее и обвинил ее в том, что ею были убиты десять королей, то есть Сигиберт и Меровей и родитель его Хильперик, Теодеберт и сын его Хлотарь, еще Меровей, сын Хлотаря, Теодерик и три его сына, которые недавно были умерщвлены. И после того как она была подвергнута трехдневным пыткам, он приказал прежде посадить ее на верблюда и провести через войско, а затем привязать за волосы, одну ногу и руку к хвосту самого быстрого коня; и тогда на быстром бегу она была разорвана на куски ударами копыт». Подобным образом описывает жестокую и бесславную сметь Брунгильды и «Книга истории франков»: «…под крики их всех, что Брунгильда заслужила позорнейшую смерть, приказал король Хлотарь посадить ее на верблюда и возить так по всему войску, затем привязали ее к ногам диких коней; и разорвались ее члены, и она умерла. В конце концов, огонь стал местом ее погребения и сожжены были ее останки».

Однако не жестокая расправа над престарелой королевой Брунгильдой, какой бы ужасающей она ни была, стала главным событием 613 года. Главным было то, что сын ее давней соперницы Фредегонды Хлотарь II, забрав после смерти своих врагов их земли (Австразию и Бургундию), а также вернув собственные владения в Нейстрии и Аквитании, в 613 г. оказался единственным королем всех франков, каким до него были лишь Хлодвиг после устранения всех соперников к 511 г. и Хлотарь I в 558–561 гг., а точнее (учитывая противостояние с сыном Храмном) в течение лишь одного года с декабря 560 по декабрь 561 гг. Впрочем, обстоятельства, при которых произошло объединение, и условия, на которых оно состоялось, свидетельствовали скорее не о силе, а о слабости короля-объединителя. Не столько он объединил Франкское королевство, сколько судьба и действия местных элит в Австразии и Бургундии, а также отчасти в Нейстрии позволили Хлотарю II стать в значительной мере формальным королем все еще мыслившегося номинально единым государства. Собственно говоря, сам успех Хлотаря II в деле номинального объединения страны был обусловлен поддержкой региональных магнатов-землевладельцев, которых современному читателю, при всей очевидной условности такого обозначения, удобнее было бы назвать олигархами. Именно они, в обмен на обещание короля назначать наместников из их числа и не вмешиваться в местную жизнь, поддержали короля франков в качестве единственного верховного правителя условно целостной страны.

Таким образом, столетие спустя после смерти Хлодвига от реального единства его государства, обеспечивавшегося некогда силой сплоченного вокруг короля войска свободных воинов-общинников и мощным античным наследием, не осталось и следа. Главную роль в жизни страны играли уже крупные местные землевладельцы, местные магнаты, опирающиеся на собственные вооруженные отряды и независимые, благодаря наличию у них собственной экономической базы и военной силы, от королевской власти.

К концу VI в. были основательно подорваны и сохранявшиеся элементы позднеримского муниципального управления и основы военной организации франков. Единственным действующим и действенным, эффективным в своей организации институтом некоторое время оставалась лишь Церковь, структура управления которой была схожа с античным городским строем. Более того, Церковь в лице епископов выступала самостоятельной силой не только независимой или, скорее, лишь отчасти зависимой в разное время в разной степени от королевской власти, но и способной вмешиваться в решение светских дел на самом высоком уровне.

Так, например, в 573 г., когда наметилось примирение между двумя франкскими королями Гунтрамном (561–592) и Сигибертом (561–575 гг.), в Париже по воле первого и с согласия последнего был созван собор всех епископов «долевого королевства», который должен был определить отношения между королями-братьями. «Когда же возникла ссора между королями Гунтрамном и Сигибертом, король Гунтрамн собрал всех епископов своего королевства в Париже, чтобы они решили, кто из них (королей – прим. автора) прав (ut inter utrosque quid veritas haberet edicerent)». О цели и обстоятельствах своего собрания сами епископы написали в послании к епископу Эгидию Реймсскому следующее: «В то время как мы пребывали в Париже ради дел общественных и решения споров частных лиц…». Не правда ли, весьма притязательная заявка на роль имеющих право решающего голоса посредников между договаривающимися сторонами и третейских судей, авторитет которых непререкаем? И хотя короли не стали в итоге «впав в грех, отказались выслушать епископов» и «междоусобная война разгорелась с еще большей силой», позже договоренность между Гунтрамном и сыном Сигиберта Хильдебертом II (575–595) была достигнута именно при посредничестве епископов и светских магнатов. Начало заключенного в 587 г. договора гласило: «Когда во имя Христово светлейшие государи-короли Гунтрам и Хильдеберт и преславная королева Брунгильда, движимые любовью, собрались в Андело, чтобы пристрастным обсуждением определить все, что по какой бы то ни было причине могло породить между ними споры, то ими при посредстве епископов и вельмож (mediantibus sacerdotibus atque proceribus), с Божией помощью и силою [их взаимной] любви было решено, одобрено и согласовано, что доколе всемогущему Богу угодно, чтобы они пребывали в веке сем, им надлежит хранить верность и чистую и искреннюю любовь друг к другу».

В первой половине VII в. активное участие епископов в решении разнообразных вопросов политической жизни наравне с крупными магнатами будет обычной повседневной практикой, о чем свидетельствуют многочисленные упоминания об этом в источниках. При этом епископы всегда будут ставиться на первое место. К примеру, «Хроника» Фредегара сохранит ряд формул, подобных этой: «В 44-й год своего правления Хлотарь (627 г. – прим. автора) со всеми епископами и магнатами своего королевства как нейстрийскими, так и бургундскими, встретился в Клиши для блага королевства и благополучия родины». Однако и Церковь будет терять свое значение.

В течение VII в. произошло крайнее ослабление королевской власти и не просто упадок, а окончательное разрушение постантичной муниципальной организации, равно как и деградация церковной организации. В это время сохранятся лишь слабые проблески того уровня культуры и образованности, который был характерен для епископов VI в., что не замедлит сказаться и на уровне их авторитета, и на способности вмешиваться в государственные дела. Но главной причиной ослабления епископата в это время станет, конечно же, рост крупного магнатского землевладения при одновременном упадке городской жизни и традиций местного управления, на которых и базировалась ранее реальная сила региональной и общегосударственной власти епископов.

С падением значения позднеримских городов и прилегающих к ним городских округов (civitas или cité) возрастала роль пагов (pagus, pays) – сельських округов. Эти новые административно-территориальные единицы были обычно меньшими по площади и существенно более разобщенными, изолированными друга от друга, автаркичными. Особенно заметно это было на севере и востоке франкских владений, в меньшей степени подвергнувшихся римскому влиянию и имевшим гораздо менее развитую городскую жизнь. Кроме того, античные городские округа были здесь слишком обширными, что делало управление ими неэффективным. Давала о себе знать как натурализация экономической жизни, так и постепенное разрушение доставшихся в наследство от Рима коммуникаций, и главное, общая разлаженность государственных управленческих структур, которые успели уже изжить остатки жизнеспособного античного наследия, но так и не смогли создать взамен никаких новых эффективных учреждений и механизмов управления государством.

Изменение общественно-экономической природы страны, которая из городской стала сельской, из объединенной римскими дорогами – разделенной неосвоенными пространствами лесов и пустошей, из образованной на уровне хотя бы городского населения – малокультурной и безграмотной, не могло не сказаться на организации государственного управления. Вплоть до последних десятилетий VI в. включительно у королей были для этого кадры из высокообразованной галло-римской элиты, по инерции дававшие классическое образование своим потомкам, а также церковных епископов, возглавивших городское самоуправление и включенных, благодаря этому, в политическую и административную ткань государства. В начале VII в. длительная трансляция во времени позднеантичных структур окончательно исчерпала себя. Инерционное движение закончилось, наследие Рима растрачено, и стране франков нужно было изыскать собственные силы и механизмы для дальнейшего, если уж не развития, то хотя бы поддержки функционального существования. В этом контексте правление объединивших всю страну под своим владычеством королей франков Хлотаря II (613–629) и его сына Дагоберта I (629–639) должно было стать переломным и утвердить новые основания дальнейшей жизни франкского государства. Однако много ли зависело от монархов, для которых политика всегда оставалась искусством возможного, когда сложившиеся условия позволяли двигаться лишь в одном направлении – по пути дальнейшей регионализации страны и перераспределения властных полномочий в пользу местных элит.

Именно с этого времени, начала VII в., происходит окончательное обособление четырех частей Франкского королевства: Австразии, Нейстрии, Бургундии и Аквитании. В расположенной на востоке Австразии будет преобладать германоязычное население и свободная община, а значит, дольше всего будут сохраняться традиции участия народа, вольных общинников, в делах управления страной и, главное, в народном ополчении, составившем главную силу, на которую будут опираться местные региональные правители. В находившейся на западе Нейстрии, где в качестве разговорной речи утверждалась испорченная, варваризованная латынь, франки лучше всего ассимилировались с местным галло-римским населением, а народное ополчение было заменено военными дружинами крупных магнатов-землевладельцев. Бургундия заняла преимущественно земли бывшего Бургундского королевства, где развивались особые диалекты романского языка, а процесс, который принято называть феодализацией, в гораздо большей степени абсорбировал элементы античного наследия и права, сохранившейся городской жизни, нежели в Австразии и даже в Нейстрии. Дольше сохранялось здесь свободное среднее и мелкое землевладение. Впрочем, здесь так же, как и в западных владениях франков, народное ополчение было раньше заменено частными военными отрядами, чем это произошло в Австразии. Заметный отпечаток на своеобразие региона накладывало также не только гораздо более мощное по сравнению с Австразией и Нейстрией влияние античных традиций, но и тот факт, что он не так давно (в пределах памяти нескольких поколений) был самостоятельным государством с собственным господствовавшим варварским народом – бургундами. Изжить следы сепаратизма местных элит было вследствие этого практически невозможно. Наконец, четвертым регионом, по сути такой же самостоятельной страной, как и три предыдущие, была Аквитания. Она длительное время разделялась между королями Нейстрии, Австразии и Бургундии, однако в 670 г. культура и хозяйственная жизнь, подталкивавшие регион к единству и обособлению от соседних стран, возобладали над политикой. Местные элиты восстали против владычества иностранцев и образовали самостоятельное королевство. Местное аквитанское население разговаривало на диалектах, составивших в будущем основу провансальского языка, оставившего мощную литературную традицию и изжитого лишь в новое время благодаря имперской языковой политике Франции, повсеместно насадившей единый образ французского литературного языка.

Иллюзорно объединив страну в 613 г., Хлотарь II вынужден был утвердить за представителями местной знати все их прежние права и привилегии, а также пожаловать новые, еще большие. В частности, окончательно возобладал принцип, согласно которому представителями короля в том или ином регионе, так называемыми графами, могли назначаться лишь крупные локальные землевладельцы. По сути это означало, что король не столько назначал графа (Graf — германский вариант обозначения должности) или комита (comte — латинский вариант), сколько утверждал в этом статусе и без того уже реально властвовавшего в регионе магната. Последний же, таким образом, получал формальное подтверждение своих властных возможностей от королевской власти, легитимизировал свое право силы в той или иной области королевства силой права назначения государственным чиновником. Если максимально контрастно описать произошедшее, можно сказать, что творимый вооруженным отрядом местного магната произвол отныне был узаконен благодаря тому, что этот землевладелец получил формальные звание и статус госслужащего и был, соответственно, официально уполномочен королем осуществлять то, что и так делал ранее по праву сильного: властвовать и управлять определенной областью страны.

Полномочия графа были весьма широки. Он отвечал за сбор налогов, пошлин и штрафов, монетную чеканку и обмен, созыв местного войска, общее администрирование территорией, поддержание правопорядка и справедливый суд. Потеряв возможность реально назначать и отзывать графа, король, по сути, отдал все эти составляющие на откуп или даже, точнее, на поток и разграбление местным магнатам-олигархам, приложившим все усилия для того, чтобы сделать занимаемую ими должность наследственной, закрепить ее за своим родом. По сути, так возникало государство в государстве, обладавшее собственной подконтрольной территорией, вооруженными силами, механизмами реализации властных полномочий. Не случайно каждый граф имел в своем распоряжении военный отряд, силами которого выполнял полицейские функции, поддерживал правопорядок, вершил суд и расправу. Так оказались совмещены реальный аппарат насилия и формальные полномочия на его применение. Центральная государственная власть пошла наиболее разумным путем: вместо того, чтобы бороться с возникшей на местах вольницей, ее следовало формализовать и узаконить, формально сохранив тем самым монополию на насилие в руках государства.

Усиление власти графов происходило одновременно с упадком реального значения епископов и возглавленного ими городского самоуправления, с одной стороны, и с окончательным устранением от осуществления самостоятельных властных полномочий представителей местных народно-племенных органов власти, с другой. Так, выборные лица, ответственные за сотни (отдельные округа графства), так называемые сотники или центенарии (centenariur, centenier), называвшиеся также тунгинами, на рубеже VI–VII вв. превращаются из представителей местного самоуправления, по сути, лишь в помощников графов, подотчетных им чиновников.

Власть локальных магнатов обосабливается, таким образом, и от королевского контроля сверху, и от народного влияния снизу, становится самостоятельной, ни от кого в действительности не зависимой силой. Это привело к возвышению в отдельных регионах королевства наиболее авторитетных, уважаемых и поддерживаемых всеми остальными представителями местной знати лиц, которые становились по сути некоронованными королями части страны. Видимость законности власти таких лиц придавал тот факт, что они занимали почетную и многофункциональную должность майордома (от латинского major domus — «старший в доме»; также употреблялись термины majordome, gubernator palatii, maire du palais) – управляющего королевским двором, имуществом и всеми имениями в подвластной области.

Майордомы собирали налоги, от имени короля вершили суд, командовали всеми военными силами подотчетного им региона, а также, во время правления малолетних королей, являлись их опекунами и фактически правили как регенты от их имени. В значительной степени полнота власти майордома была обусловлена кочевой природой двора короля. Поскольку дворец следовал за королем, майордом должен был готовить к приему короля и сопровождавшей его свиты каждую виллу-имение, где монарх собирался остановиться. Для этого нужно было обеспечить налаженный быт, снабжение продуктами из окрестных поместий, работу многочисленных слуг, само передвижение короля с места на место и многое другое. Майордом, таким образом, это не дворецкий в привычном нам понимании, следящий за одним зданием или комплексом расположенных поблизости сооружений. Майордом – чиновник, следящий за всей страной, по которой перемещается дворец короля.

Обособление трех отдельных стран королевства франков: Австразии, Нейстрии и Бургундии – привело в итоге и к появлению трех самостоятельных майордомов, реализовывавших свои полномочия в пределах одной из названых стран. Опора на местную знать делала их практически независимыми от короля, а перечень властных полномочий оказался настолько широк, что его власть вполне могла соперничать с королевской. Сохранение на этих позициях отдельных лиц из числа местной знати даже после формального объединения королевства Хлотарем II в 613 г. как нельзя лучше показывает пределы, до которых простиралось реальное единство государства, а вместе с ним и королевская власть. Так, сразу после казни Брунгильды, Хлотарь назначил отдельным майордомом Австразии Родиона и утвердил в должности майордома Бургундии Варнахария, хотя, казалось бы, в едином королевстве логично было бы иметь одного майордома.

Следующим шагом Хлотаря II стало проведение в 614 г. двух представительных собраний представителей знати всего королевства, одно из которых включало епископов, другое охватывало светских магнатов-землевладельцев. Результатом их общих усилий по исправлению того, «что было сделано и предписано вопреки порядку и разуму» стал принятый 18 октября 614 г. королевский ордонанс «во имя доброго и мудрого поддержания порядка». Именно этот состоящий из 24 статей эдикт, направленный на восстановление «доброго старого порядка», нарушенного усобицами времен Фредегонды и Брунгильды, в значительной мере закрепил сложившуюся в конце VI – начале VII вв. ситуацию в управлении Франкским королевством.

За крупной землевладельческой знатью сохранялись и законодательно закреплялись все полученные на этот момент владения. Согласно 12-й статье ордонанса ни одно должностное лицо не могло быть назначено управлять какой-либо областью, не имея там земельных владений. Иными словами, графы могли назначаться только из числа местных землевладельцев, что вело к обособлению местной власти и ее узурпации местными знатными фамилиями. Иное дело, что это решение, принимавшееся в условиях фактического развала королевства, имело своей целью сделать местные элиты ответственными за ситуацию в регионах, в том числе и за счет личного имущества, что должно было стать дополнительной мотивацией для наведения порядка в тех областях, где располагались их собственные имения.

Отдельно оговаривались права Церкви, в частности невмешательство светской власти в выборы епископов («да будет каждый новый епископ избираться духовенством и народом»), а судьи и королевские сборщики налогов ограничивались в правах выполнения своих обязанностей на принадлежащих Церкви землях: «Пусть должностные лица не требуют с Церкви и клириков несения какой-либо повинности, в отношении которой наши деды и отцы предоставили иммунитет». Король брал на себя обязательство не вмешиваться в юрисдикцию церковного суда, распространявшегося не только на клириков, которых ему отныне нельзя было брать под свою защиту, но, в том числе и посаженных на церковные земли вольноотпущенников. Отдельно оговаривалось также невмешательство короля в практику завещаний имущества частных лиц в пользу Церкви, то есть земли, передававшиеся в церковное владение, не могли быть конфискованы светской властью: «Настоящим постановлением жалуем, чтобы дарения умерших в пользу церквей не отбирались у них в силу чьих-либо домогательств». Было, впрочем, предусмотрено право короля надзирать за выборами епископов, а также способствовать выдвижению на епископские должности представителей королевского окружения, которые «имеют личные заслуги и преуспели в учености». Это должно было оставить королевской власти лазейки для вмешательства в дела Церкви.

Наконец, в этом, а также ряде других документов, Хлотарь II обещал бороться со злоупотреблениями властью со стороны королевских чиновников, мздоимством и хищениями, обеспечить справедливый суд для всех подданных и наказывать преступников предварительно расследовав дело, выслушав обвинителей и обвиняемых, и наказывая виновных соразмерно тяжести их преступлений. Предписаниями Хлотаря II жестко закреплялся принцип нерушимой частной собственности на земельные наделы, некогда пожалованные кому-либо королевской властью: «То, что пожаловано Церкви, духовым или каким-либо светским лицам щедротами означенной славной памяти королей (подразумеваются отец и дед Хлотаря II – прим. автора), пусть остается во всей силе».

Чтобы удержаться у власти, уже в 614–615 гг. Хлотарю II пришлось идти на существенные уступки бургундской аристократии во главе с майордомом Варнахарием. А в 622 г. назначить майордомом Австразии выходца из местной знати Пипина I Ланденского (Старого) (ок. 580 – ок. 640), чьи основные родовые земли находились в районе Льежа в среднем течении Мааса. Этот магнат станет основателем могущественного рода австразийских майордомов, прозывавшегося Пипинидами или Арнульфингами, поскольку после 635 г. дочь Пипина Бегга вышла замуж за сына епископа АрнульфаМецского (ок. 580 – ок. 640) по имени Асегизил. Именно из этой могущественной династии происходит еще один великий майордом рубежа VII–VIII вв. Пипин Геристальский – дед самого Карла Великого.

Кроме того, идя навстречу пожеланиям австразийской элиты, Хлотарь II даже пошел на то, чтобы сделать своего сына Дагоберта I королем Австразии, выделив своему пятнадцатилетнему отпрыску собственное «долевое королевство». «У короля Хлотаря был энергичный и храбрый сын, именем Дагоберт, проявлявший интерес ко всему и весьма искусный. Когда он возмужал, король послал его вместе с герцогом Пипином, правителем в Австразию. Набольшие же из австразийских франков собрались [вместе] и избрали своим королем Дагоберта», – сообщает об этом «Книга истории франков». «Хроника» Фредегара сообщает дополнительные подробности: «В 39-й год (622 г. – прим. автора) своего правления Хлотарь сделал Дагоберта, своего сына, соправителем королевства и поставил его королем Австразии, оставив себе земли, которые ограничивают Арденны и Вогезы, в направлении Нейстрии и Бургундии». Это обособление Австразии лишний раз подчеркивает как весомую роль местных элит, так и условность централизации королевства Хлотаря II, которому каждый раз приходилось искать шаткое равновесие между собственными интересами и устремлениями региональной аристократии. Впрочем, как показала история, в целом ему это удалось. Ведь после его смерти королевство в собранном виде смог унаследовать его сын и на тот момент король Австразии Дагоберт I.

Десятилетие правления Дагоберта I (629–639), заслуженно снискавшего славу «Соломона франков», считается последним периодом расцвета единого Франкского королевства Меровингов перед длительной чередой усобиц и измельчания династии до ничем не примечательных «ленивых королей» (определение поэта XVI в. Ронсара). Источники не скупятся на позитивные характеристики этого правителя, сравнившегося в памяти потомков с самим основателем франкской державы Хлодвигом. Возможно, в значительной степени он обязан этим тем, что после него в династии Меровингов не было никого сравнимого с ним по значению. Пожалуй, если вспомнить вещий сон королевы Базины, жены Хильдерика и матери Хлодвига, именно Дагоберт был последним правителем, которого можно уподобить по силе волку или собаке перед тем, как меровингская история окончательно достанется множеству «мелких животных, катающихся по земле и грызущихся».

Заслужить почтение знати и любовь простонародья Дагоберту I удалось уже в годы его правления Австразией. «…с того момента, как начал царствовать, – говорится в фредегаровой «Хронике», – он пользовался, прежде всего, советами блаженнейшего Арнульфа, епископа Меца, и майордома Пипина и так благополучно управлял Австразией, что он снискал у всех народов великие похвалы. И доблесть его сильный вселяла страх, что все желали покорно подчиниться его власти». Не удивительно, что этому умелому правителю удалось после смерти отца заручиться поддержкой не только верной ему австразийской, но и бургундской знати, и отстранить от власти своего единокровного брата Хариберта, которого пыталась было поддерживать аристократия Нейстрии. «В последующее время умер король Хлотарь после 44 лет своего правления, государство перешло к полному усердия его сыну, королю Дагоберту, [ставшему], королем трех государств», – сообщает «Книга истории франков». «Хроника» Фредегара излагает события более обстоятельно, сообщая о том, что Хариберт, опираясь на часть знати Нейстрии, попробовал было присвоить королевство себе. Но решительные и умелые действия Дагоберта пресекли эту попытку в зародыше: «В 46-й год своего правления Хлотарь умер и был погребен в предместье Парижа, в церкви Святого Винценция. Дагоберт, узнав о том, что его родитель умер, приказал всем лейдам, которыми правил в Австразии, явиться в войско. Он отправил послов в Нейстрию и Бургундию, чтобы они установили [там] его власть. И известно, что, когда он прибыл в Реймс по пути в Суассон, в городе ему присягнули все епископы и лейды Бургундского королевства; и в Нейстрии тоже, очевидно, большая часть епископов и магнатов желала правления Дагоберта. Хариберт, его брат, попробовал, как смог, захватить королевскую власть; но, вследствие его глупости попытка эта возымела малый успех. Бродульф (дядя Хариберта по материнской линии – прим. автора), желая возвести на престол племянника, стал плести интриги против Дагоберта; но неудачу этой затеи показали события».