Текст книги "Загадки истории. Франкская империя Карла Великого"

Казалось, теперь-то Италия наконец окончательно покорилась, однако клятвы Арихиза оказались лживыми. Стоило Карлу покинуть пределы страны, как Беневентский герцог заключил договор с византийцами, которые пожаловали ему в правление Неаполь. Арихиз обязывался отправить своего старшего сына Ромуальда заложником в Константинополь, а сам подчиниться византийским законам, обычаям и традициям, вплоть до того, что носить греческую одежду. Лишь благосклонная к королю франков судьба, убравшая с его пути Карломана, избавила Карла Великого от необходимости вновь переходить Альпы и усмирять мятежную южную страну.

Вначале июля 787 г. скоропостижно скончался Ромуальд, а месяц спустя умер и его отец Арихиз. Получалось, что новый герцог Беневентский, молодой Гримоальд, был у Карла в руках, ведь франкский король увез его с собой в качестве заложника. Взяв с Гримоальдастрогие клятвы верности и заставив сбрить бороду по франкскому обычаю в знак покорности, Карл отпустил его в родовые владения. Дальнейшие события показали, что расчет правителя франков был верным. Когда в следующем 788 г. Адальгиз при поддержке византийцев высадился в Калабрии, Гримоальд выступил на стороне Карла и совместными силами они нанесли империи и союзным ей лангобардам сокрушительное поражение. Ромеи потеряли в сражении 4 тыс. убитыми, еще около тысячи солдаты были захвачены в плен. После этого покорение Италии было наконец завершено. Карл, лишь условно считаясь со светской властью Папы Римского над городами Папской области, окончательно овладел страной. Титул «патриция Рима», унаследованный им от отца Пипина III, приобрел, таким образом, реальное значение. Ведь Рим был отныне в фактическом владении Карла. В целом Италия стала подобием «долевого королевства» в составе общей франкской державы, у которой был своей король – сын Карла Пипин, свои особые традиции, элементы лангобардского законодательства. Однако при всех элементах местного самоуправления верховная власть над Италией, несомненно, принадлежала Карлу единолично, и ни Папа Римский, ни тем более Пипин не смели, да и не могли перечить воле единовластного короля франков и лангобардов, патриция римлян.

Противостояние с Баварским герцогством, пришедшееся на те же годы, далось Карлу Великому гораздо легче, нежели несколько длительных и кровопролитных кампаний в Италии. Герцогство Бавария уже с VI в. считалось одной из окраинных территорий Франкского королевства, однако степень реальной власти франкских королей в этом племенном образовании баваров (маркоманнов) была невысока, и местные герцоги признавали себя вассалами правителей франков исключительно из опасения прямого вооруженного столкновения с сильным и опасным соседом.

Степень зависимости Баварии возрастала во время правления сильных королей, таких как Дагоберт I (629–639), но стоило во Франкском королевстве начаться смутам, как баварская знать использовала малейшую возможность для восстановления полной независимости. В поисках союзников против франков баварцы обращались в разное время ко всем своим соседям: западным славянам, аварам, лангобардам. В правление Пипина III Короткого в течение 748–757 гг. Бавария была превращена в обычный франкский протекторат и малолетний Баварский герцог Тассилон принес вассальную присягу, хотя некоторые особенности местной жизни, традиций и обычаев были сохранены. Так, здесь существовали независимые собрания местной знати, собственный генеральные сеймы и церковные синоды. Местное своеобразие позволило повзрослевшему герцогу Тассилону пойти на прямой конфликт с Пипином III в 736 г., в тот момент, когда король франков был занят длительными войнами в Аквитании на юго-западе, а значит – в противоположном от Баварского герцогства конце своих владений. Тассилон осмелел настолько, что начал датировать официальные документы своей канцелярии годами своего правления, а значит правил страной как независимый государь. Последние годы правления Пипина III и первые годы Карла Великого, прошедшие в холодном противостоянии с Карломаном, лишь укрепляли положение блестящего правителя Баварии, правившего своей страной из столице в Регенсбурге. Веса амбициям Тассилона придавал удачный брачный союз. Онбыл женат на Лиутберге, дочери лангобардского короля Дезидерия, что существенно повышало статус Баварского герцога до уровня чуть ли не королевского. По крайней мере, сын Тассилона и Лиутберги по имени Теодон был отправлен в Рим и под давлением Дезидерия крещен там с почестями, подобающими отпрыску королевского рода.

Все перечисленное делало Баварию опасным противником, но лишь в том случае, если бы она действовала не самостоятельно, а в составе коалиции с лангобардами. Однако удачные удары Карла по королевству Дезидерия в 773–774 гг. позволили королю франков овладеть стратегической инициативой, и в дальнейшем герцог Тассилон неизменно опаздывал со своевременной реакцией на события в Италии. В момент, когда нужно было решительно выступить на севере в поддержку Дезидерия, или Атальгиза, либо Арихиза, баварский правитель выжидал, на чьей стороне будет перевес. И поскольку военная удача неизменно сопутствовала Карлу, то на открытый бунт Тассилон так и не решился. Напротив, при посредничестве Папы Римского он попытался в 787 г. формально возобновить вассальную присягу по отношению к франкскому королю. Однако коварные планы и интриги оставлены им не были, причем особую лепту вносила его мстительная супруга, дочь Дезидерия Лиутберга, желавшая отомстить за отца. И это при всем том, что реальное положение баварского правителя после поражения Дезидерия и продолжателей его дела в Италии было крайне шатким, по-настоящему сильных или хотя бы преданных союзников у него не оставалось.

Сложившейся ситуацией сполна воспользовался Карл Великий, практически без военных действий заставивший Тассилона капитулировать. Вначале в июле 787 г. он потребовал от герцога Баварии незамедлительно явиться на генеральный сейм в Вормсе, видимо, заранее зная о том, что мятежный правитель попытается уклониться от выполнения повеления. Действительно, Баварский герцог не откликнулся на призыв короля, и Карл получил формальный повод для объявления его изменником и организации военного похода против бунтовщика. С началом полноценных боевых действий франкский король не спешил, ограничившись организацией военной блокады Баварии, со всех сторон окружив страну неверного подданного франкскими войсками. Понимая безвыходность сложившегося положения, Тассилон сдался на милость короля и явился к нему с повинной головой и богатыми дарами. Однако задобрить Карла так просто было уже невозможно, поскольку король франков наглядно убедился в неверности своего строптивого вассала.

В июне 788 г. Тассилон был вызван на специально созванный королевский сейм в Ингельхайме, специально посвященный суду над непокорным герцогом. В ходе непростых разбирательств, длительного выяснения всех обстоятельств, свидетельских показаний вассалов Баварского герцога и допросов лично Тассилона было установлено, что герцог действительно вынашивал планы против Карла, вел переговоры с его врагами, не собирался придерживаться вассальных клятв и даже замышлял перебить всех сторонников франкского короля в своем герцогстве. Карой за столь тяжкие преступления могла быть лишь смерть. Однако Карл Великий проявил милосердие и заменил казнь пострижением в монахи и пожизненным заточением в монастыре. Та же доля постигла жену Тассилона Лиутбергу и его детей.

Отныне Бавария становилась обычной провинцией Франкского королевства, где насаждалось стандартное административное управление во главе с верными Карлу графами. Вместе с ней были присоединены также южнославянские области Каринтия (Хорутания) и Крайна, которые ранее покорил Тассилон. Отсюда были высланы все выявленные сторонники Тассилона. Но насаждение типичного франкского управления проходило в Баварии не без сложностей. Видимо, именно ими была обусловлена проведенная в июне 794 г. акция публичного покаяния Тассилона и повторного отказа от любых претензий на власть с его стороны. Для этого бывшего герцога доставили на генеральный сейм во Франкфурте, где и было устроено показательное представление с отречением. Судя по всему, необходимость проведенного символического акта была обусловлена недовольством части баварцев новыми франкскими порядками и ностальгией по старым временам, поэтому им следовало еще раз убедительно продемонстрировать, что наказание Тассилона было заслуженным, он сам признает свою вину и не претендует на реванш.

Связное, хотя и существенно упрощенное, описание покорения независимой Баварии оставил Эйнгард в «Жизни Карла Великого», назвав произошедшее баварской войной, хотя каких-либо масштабных боевых действий, за исключением перемещения крупных военных отрядов и организации блокады, не происходило. В основном все было решено за счет военно-дипломатического давления и при посредничестве Папы Римского, который, в частности, дал Карлу разрешение на войну против непокорного вассала. «Внезапно начавшаяся затем баварская война, – сообщает Эйнгард, – имела скорый конец. Причиной войны было высокомерие и безрассудство герцога Тассилона. По подстрекательству жены своей, дочери короля Дезидерия, желавшей с помощью мужа отомстить за изгнание отца, Тассилон попытался, заключив союз с гуннами (имеются в виду авары – прим. автора), восточными соседями баваров, не только оказать неповиновение, но спровоцировать короля на войну. Возмущенный король, не желая переносить подобной дерзости, собрав отовсюду войско, направил его к Баварии, сам же с большой армией подошел к Леху – реке, отделявшей баваров от аламаннов. Расположившись лагерем на ее берегу, Карл решил прежде чем вторгаться в страну, узнать через своих послов о намерениях герцога. Но тот, не считая полезным ни для себя, ни для своего народа дальнейшее сопротивление, смиренно изъявил покорность и дал требуемых заложников, в числе их и сына своего, Теодона, клятвенно обещая, что никакие уговоры не заставят его, герцога, восстать против Карла. Тассилон, однако, вскоре вновь призванный к королю, был им удержан; провинция же герцога была вручена для управления графам».

Замирение и фактически окончательное присоединение Баварии, превращение ее в обычную провинцию франкского государства привело к тому, что франки впервые непосредственно столкнулись на своих восточных границах с относительно новым для себя противником – аварами. Столкновения с ними уже случались и прежде, поскольку аварскую конницу приглашали в качестве союзных вспомогательных войск и другие враги франков – лангобарды и саксы. Однако лишь теперь Франкское королевство стало непосредственно граничить с землями Аварского каганата.

Авары были типичным тюркским кочевым народом, находившимся на стадии перехода к оседлости, с одной стороны, на уровне формирования раннеклассового общества – с другой, и на этапе образования протогосударственных структур – с третьей. Тот момент социально-политического развития, на котором пребывали авары к концу VIII в., а также особенности их хозяйственного уклада обусловили их непрерывную тягу к экспансии и грабительским военным набегам, от которых страдали ближайшие соседи. В первую очередь те, кто не был способен себя должным образом защитить. Основную опасность авары представляли для южных славян – хорутан (словенцев) и хорватов, поскольку обосновались авары в излучине Дуная до Тисы в пределах бывшей древнеримской провинции Паннонния на территории Паннонской равнины (Среднедунайской или Тисо-Дунайской низменности), бывшей последним, самым западным отдельным островком Великой Евразийской Степи. Именно здесь была возможность вести характерное для кочевников хозяйство, именно отсюда было удобно летучими набегами на низкорослых коренастых лошадках беспокоить соседей, атакуя врага стремительным рассыпным строем, и столь же молниеносно обращаясь в бегство, отступая и возвращаясь в родные степи, где их не мог настигнуть ни один из преследователей. Чуть ли не единственным стационарным поселением аваров был так называемый Ринг или Хринг – укрепленный лагерь из девяти концентрически расположенных каменно-деревянно-земляных насыпей-стен или, скорее, валов, близких по форме к неправильному, кривобокому кругу или овалу. Между этими кольцеобразными укреплениями находились сады и строения, жилища аварской знати, в том числе и наполненная несметными сокровищами, награбленными за более чем два столетия у соседей ставка хана или кагана. Не удивительно, что франкским хронистам авары напомнили позднеантичных гуннов, тех самых конников «Бича Божьего» Аттилы, некогда побежденных объединенной коалицией римско-варварских союзных войск, в составе которой были и франкские отряды, в знаменитой «Битве народов» на Каталаунских полях в 451 г.

«Самой значительной из всех проведенных Карлом войн, если не считать саксонской, была та, которая последовала за походом в страну вильцев, а именно война против аваров, или гуннов, – сообщает биограф Карла Великого Эйнгард. – Она была особенно жестокой и потребовала очень больших издержек. Сам король возглавил, правда, всего лишь одну экспедицию в Паннонию (так называлась земля, которую населял тогда этот народ), руководство же остальными доверил сыну своему Пипину, правителям областей, а также графам и особым уполномоченным. И хотя война эта проводилась ими весьма деятельно, окончилась она только на восьмом году от начала. Сколько здесь было дано сражений, сколько пролито крови, можно судить по тому, что в Паннонии не осталось в живых ни одного ее обитателя, а место, в котором находилась резиденция кагана, не сохранило и следов человеческой деятельности. Вся знать гуннов в этой войне была перебита, вся их слава – предана забвению. Все деньги их и накопленные за долгое время сокровища были захвачены. Нельзя указать другой войны, объявленной франками, во время которой они смогли бы столько приобрести и так обогатиться. Ведь до сих пор франки считались почти бедными, а теперь они захватили в аварской столице столько золота и серебра и в битвах овладели такой драгоценной добычей, что поистине можно считать – франки законно исторгли у гуннов то, что прежде гунны исторгали у других народов».

Для франкских войск, привыкших сражаться с типологически однотипными им отрядами, состоявшими из сравнительно немногочисленной тяжеловооруженной конницы и пешего ополчения свободных общинников со сходным вооружением и близкой тактикой боя, авары были совершенно новым, необычным противником. Аварская сила была в многочисленности, мобильности и просторах их страны. По сути, вся Паннонская равнина была их крепостью, из которой отряды летучей конницы совершали стремительные рейды во все представлявшие интерес стороны света и столь же молниеносно откатывались назад, встречая сопротивление и увозя с собой награбленное. Против них не помогали построенные вдоль границ отдельные укрепленные пункты, ведь их можно было легко обойти. Аварам были не страшны разрозненные военные отряды противника: малочисленные они могли разгромить, а от многочисленных спастись отступлением. Против них не годились традиционные тактические приемы, им сложно было навязать генеральное сражение, от которого они не могли бы легко уклониться, едва почувствовав, что победа ускользает от них к врагу. Поэтому война с аварами требовала новых подходов и решений, и выработка их затянулась на долгое и многотрудное ратное десятилетие.

Начало аварской войне было положено уже в 788 г., когда авары, согласно договору с герцогом Тассилоном, вторглись в пределы Баварии. Они не знали об уже состоявшемся осуждении баварского правителя, а потому не нашли союзнической поддержки и были отброшены. С этого момента и началась затяжная война франков с аварами, продлившаяся вплоть до 799 г. Во многом ее можно сравнить со знаменитым походом персидского царя Дария I Гистаспа (522–486 гг. до н. э.) против скифов в степи современной Украины, состоявшимся около 513 г. до н. э. Однако, в отличие от своего древнего предшественника, Карл Великий смог добиться поставленной цели. Помогли ему в этом настойчивость, системность согласованных действий, комбинирование действий нескольких армий из тяжеловооруженных конницы и пехоты, установление опорных пунктов для контроля отдельных участков территории и сочетание их с походами мобильных отрядов, постоянно преследовавших врага, а также ограниченность аварской территории пусть и крупным, но все же изолированным эксклавом-островком Паннонской равнины и наличие у врага стационарной ставки квази-столицы Хринга. Немалый вклад в общую победу внесли также союзники Карла: славный князь хорутан[20]20
  Южные славяне, населявшие Каринтию и Крайну, предки современных словенцев.


[Закрыть] по имени Войномир. Всего этого не было у персидского царя Дария, древнего предшественника франкского короля Карла Великого. Персы в 513 г. до н. э. втянулись в войну со скифами на не имевших достижимого предела бескрайних степных просторах, без организации системного контроля над пройденными участками территории в тылу, куда легко мог переместиться ведший партизанскую войну мобильный враг, без столицы скифов, которую можно было бы захватить, и, главное, без готовности воевать до победного конца не просто многие месяцы, а долгие годы. Отступление и, по сути, поражение Дария, так и не сумевшего навязать скифам генеральное сражение, было предопределено. Так же, как была предопределена и выстраданная в кровавых годах сражений окончательная победа Карла Великого, применившего против авар ту же в своей основе тактику, которую многие столетия спустя успешно реализуют в украинских степях командиры Красной армии, победившие мобильные повстанческие отряды Нестора Махно. Чтобы прийти к пониманию того, как числом и умением бить аваров, Карлу понадобились долгие годы.

Первый масштабный поход против авар был предпринят Карлом в 791 г., когда выдвинувшиеся из баварской столицы Регенсбурга франкские войска тремя отдельными мобильными корпусами преследовали отступавших перед превосходящими силами противника авар чуть ли не до самых восточных пределов их степных владений, дойдя до Венского леса и места впадения в Дунай его правого притока реки Раба, протекающей по территории современных Австрии и Венгрии. Контролируя практически всю территорию врага франки были близки к окончательной победе. Однако начавшийся массовый падеж лошадей вынудил их отступить. Следующие несколько лет прошли в локальных стычках и непрестанной дипломатической борьбе. Карл искал союзников и пытался внести разброд и шатания, а то и открытый раскол в ряды врага. И то, и другое королю франков удалось. Он смог заручиться поддержкой со стороны князя хорутан Войномира, что практически удваивало силы франков, которые они могли бросить на восточное направление. Одновременно удалось подкупить многих представителей аварской знати, что позволяло ослабить противника. В таких условиях состоялся решающий поход 795 г., когда один из лучших франкских полководцев Эрих Фриульский и хорутанский князь Войномир огнем и мечом прошли всю аварскую территорию, штурмом взяли Хринг, захватив те несметные сокровища, по поводу которых столь восторженно высказался впоследствии Эйнгард. В кампании этого года силы Аварского каганата были окончательно подорваны. И франкскому королю оставалось лишь довершить начатое. На примере предыдущих кампаний в Италии Карл хорошо усвоил, что победить врага можно лишь решительно добив его в собственном логове и не давая времени и возможности восстановить силы. Нанести этот окончательно добивавший поверженного противника coup de grâce было поручено сыну Карла Великого италийскому королю лангобардов Пипину. Во второй половине 796 г. с многочисленным войском он вновь вторгся в пределы разоренного Аварского каганата.

Поверженные в ужас новым вторжением, сопротивляться которому у них не было уже никаких сил, авары убили собственного кагана и запросили через парламентеров пощады и мира, обещая собственноручно истребить всех своих вождей, выдать все оставшиеся сокровища и передать во владения франков все свои земли. В обмен на такую неслыханную покорность они просили лишь сохранить им их жизни. Выполнявший волю отца Пипин остался неумолим и непреклонен. Он повторно захватил и разрушил до основания Хринг, предварительно исторгнув из него все оставшиеся там после прошлогоднего разграбления сокровища. Новые трофеи были столь значительны, что везти их пришлось на пятнадцати больших тяжелогруженых подводах. Сам же аварский народ был предан безжалостному геноциду, продолжавшемуся затем в течение трех лет, вплоть до 799 г. Последнее сопротивление жалких обломков великого некогда народа было, несомненно, отчаянным. В эти годы сложили головы герои аварских походов, одни из лучших полководцев Эрих Фриульский и зять Карла Великого Герольд, однако это были уже лишь предсмертные конвульсии великого некогда племени, которое, подобно гуннам, наводило ужас на соседние народы Европы уже одним только упоминанием своего имени. Отныне это имя стало вызывать в памяти не образ страха смерти от рук его носителя, а мертвящий ужас погибели столь жестокой и забвения столь полного и всеобъемлющего, что это породило известную поговорку: «Погибоша, аки обре (авары)», то есть единовременно и без какого-либо следа.

Когда, идя вслед за военными отрядами, в земли бывшего Аварского каганата прибыли христианские миссионеры, чтобы крестом довершить умиротворение покоренного населения, то оказалось, что крестить некого, ибо «в Паннонии, – по словам современника, – не осталось в живых ни одного ее обитателя, а место, в котором находилась резиденция кагана, не сохранило следов человеческой деятельности…». Лишь глубокие, доверху заваленные мертвецами могилы да выбеленные ветрами разбросанные в степи человеческие и лошадиные кости остались скорбными напоминаниями о некогда могучем и ужасном аварском племени. Впрочем, степной останец Паннонии оказался столь удобен для кочевников, что столетие спустя его облюбовали и заняли новые выходцы из бескрайних просторов Евразии – венгры, важнейшим отличием которых от гуннов и авар было то, что они были не тюркоязычными, а говорили на языке, принадлежащем к финно-угорской группе уральской языковой семьи. В плане же военной угрозы соседним оседлым народам они оказались более чем достойными преемниками дела своих предшественников – великих кочевых народов древности и Раннего средневековья.

Не менее опасными, чем авары не востоке, были для Франкского государства арабы на юго-западе, владения которых начинались сразу за Пиренейскими горами, к югу от Аквитании и Гаскони. Продвижение мусульман было в свое время остановлено Карлом Мартеллом в битве при Пуатье и последующих сражениях этого могущественного франкского майордома и его сына короля франков Пипина III Короткого, однако угроза не исчезла бесследно, и южная граница всегда была опасным рубежом Франкского королевства. Важной предпосылкой начала военных кампаний на этом направлении стали масштабные политические смуты, потрясшие в середине VIII в. весь раскинувшийся от Индии на востоке до Испании на западе громадный арабо-мусульманский мир. В 750 г. в Багдаде династия Омейядов была свергнута Аббасидами, и лишь на далекой западной окраине Халифата – в аль-Андалусе – один из уцелевших наследников дела и рода Омейядов по имени Абд-аль-Рахмана I (756–788) смог основать в 755 г. независимый Кордовский эмират. Политика Абд-аль-Рахмана I, жесткой рукой строившего в стране централизованное государство, пришлась не по вкусу многим мелким арабским эмирам-князьям Испании, давно привыкшим к самостоятельному, мало зависимому от далекого центра правлению. Не удивительно, что они стремились найти союзников для борьбы с Абд-аль-Рахманом с целью отстоять свои местные интересы, причем готовы были заключать союзы, невзирая на религиозную принадлежность и руководствуясь сугубо политическими соображениями. Собственно говоря, скрепленный брачными узами союз правителя Сердани Муннусы и аквитанского герцога Одона Великого, заключенный около 730 г. против наместника аль-Андалусии Абд-ар-Рахмана ибн Абдаллаха, был первой ласточкой на этом пути и образцом для подражания.

В поисках поддержки против усиливавшейся центральной власти, локальные арабские правители вновь устремили свои взоры на север, где год от года под эффективным управлением Карла Великого усиливало свои позиции Франкское королевство. Правитель франков дальновидно решил не пренебрегать открывавшимися возможностями и использовать их для собственной выгоды. Поэтому, когда в 777 г. эмир Сарагосы обратился к Карлу Великому с просьбой помочь в борьбе против омейядского эмира Кордовы, король франков с радостью ухватился за представившийся повод для организации похода в Испанию. Умелое использование внутренних противоречий среди мусульманских правителей Пиренейского полуострова давало Карлу Великому возможность не только предотвратить будущие вторжения арабов в Гасконь, Аквитанию, Септиманию и Прованс, но также позволяла расширить собственные владения, присоединив к ним земли за Пиренеями и организовав там военизированные форпосты для отпора возможной будущей вооруженной агрессии со стороны соседей на этом направлении.

В 778 г. Карл Великий перешел во главе крупного войска через Пиренеи, рассчитывая на поддержку эмира Сарагосы и планируя, по всей видимости, продолжить совместное движение, если не на далекую южную Кордову, то во всяком случае, вторгнуться в прилегающие к Сарагосскому эмирату области Пиренейского полуострова. Наиболее вероятным представляется продвижение франкских войск на восток к средиземноморскому побережью и далее вдоль берега Балеарского моря на юг. Однако с самого начала испанскую кампанию Карла постигла неудача, поскольку его вероятный союзник успел за минувшие месяцы поменять политическую ориентацию, а вместе с ней и планы на взаимодействие с франками. Явно не рассчитывавший на такой неприятный поворот событий Карл попытался было привести изменчивого эмира к покорности силой, разорив окрестности Сарагосы и захватив сам город, однако под хорошо укрепленными стенами этой столицы Арагона короля франков постигла неудача. Не имея возможности ни продолжать поход далее на юг, оставляя в тылу опасного противника, ни даже закрепиться в захваченных пределах, франкский король был вынужден отступить назад через Пиренеи, где часть его войск попала в засаду горного народа басков и была беспощадно перебита.

«Перейдя горный хребет Пиренеев и приняв капитуляцию всех городов и крепостей, которые лежали на его пути, он возвратился благополучно и без потерь, – повествует об этом Эйнгард. – Только в самих Пиренеях на обратной дороге пришлось ему несколько испытать вероломство басков. Когда войско двигалось растянутым строем, как к тому вынуждали горные теснины, баски, устроив засаду на вершинах скал (место же это вследствие густоты покрывавших его лесов весьма благоприятствовало их замыслу), напали сверху на отряд, прикрывавший их обоз, оттеснили его в долину и, завязав бой, перебили всех до единого, после чего, разграбив обоз, под покровом наступившей ночи быстро рассеялись в разные стороны. В этом деле баскам помогли и легкость их вооружения, и местность, в которой происходил бой. В сражении наряду со многими другими погибли королевский стольник Эггихард, пфальцграф Ансельм и Хруотланд, префект бретонского рубежа». События этого сражения, прежде всего героическая гибель графа Хруотланда (Hruotland) легли со временем в основу знаменитой французской эпической поэмы «Песнь о Роланде» (La Chanson de Roland), в несравненных строках описывающей героизм и гибель главного героя и его соратников:

 
Отважен и бесстрашен граф Роланд,
Готье де л´Он – боец ему под стать,
Архиепископ – опытен и храбр.
Прикрыть в бою собрата каждый рад.
Втроем они врубились в строй врага.
Сошла арабов тысяча с седла,
А сорок тысяч на конях сидят:
Боятся, видно, бой французам дать
И не подходят на длину меча,
Лишь копья мечут в них издалека.
Готье убили с первого броска,
Затем был ранен в голову прелат.
Проломлен щит его, пробит шишак,
Рассечена броня и пронзена,
Четыре пики разом в ней торчат.
Убили под Турпеном скакуна.
Увы, архиепископ назем пал!
                                          Аой!
 
 
Турпен увидел – тяжко ранен он:
Четыре пики вонзены в него,
Но тут же встал, как истинный барон,
Взглянул вокруг, к Роланду подошел
И молвил: «Я еще не побежден.
Живым не сдастся в плен вассал честной».
Взял он Альмас, меч вороненый свой,
И тысячу ударов им нанес.
Воочью видел после наш король —
Четыреста арабов там легло:
Кто тяжко ранен, кто пронзен насквозь,
А кто и распростился с головой.
Так молвит жеста, пишет муж святой,
Барон Эгидий, зревший этот бой.
Хранится в Лане летопись его,
И лишь невежда не слыхал о том.
 
 
Безжалостно Роланд разит врага,
Но он в поту, в жару и жив едва.
От боли у него темно в глазах:
Трубя, виски с натуги он порвал.
Он хочет знать, вернется ль Карл назад,
Трубит из сил последних в Олифан.
Король услышал, скакуна сдержал
И говорит: «В горах беда стряслась.
Племянник мой покинет нынче нас.
Трубит он слабо – значит, смерть пришла.
Коней пришпорьте, чтоб не опоздать.
Пусть затрубят все наши трубы враз».
Труб у французов тысяч шестьдесят,
Им вторил дол и отзвук шлет гора.
Смолкает смех у мавров на устах.
«Подходит Карл», – язычники вопят.
                                                    Аой!
…
Не жаловал и не терпел Роланд
Ни труса, ни лжеца, ни гордеца,
Ни рыцаря, коль он плохой вассал.
«Сеньор, – отцу Турпену молвил граф. —
Хоть пеши вы, а я не сбит с седла,
Мы с вами вместе будем до конца,
Разделим скорбь и радость пополам.
Я ни на что не променяю вас.
Запомнят сарацины навсегда,
Как бьет Альмас и рубит Дюрандаль!».
Турпен в ответ: «Тому, кто дрогнул, – срам!
Вернется Карл и отомстит за нас».
…
Почуял граф – приходит смерть ему.
Холодный пот струится по челу.
Идет он под тенистую сосну,
Ложится на зеленую траву,
Свой меч и рог кладет себе на грудь.
К Испании лицо он повернул,
Чтоб было видно Карлу-королю,
Когда он с войском снова будет тут,
Что граф погиб, но победил в бою.
В грехах Роланд покаялся творцу,
Ему в залог перчатку протянул.
Аой!
 
 
Почуял граф, что кончен век его,
К Испании он обратил лицо,
Ударил в грудь себя одной рукой:
«Да ниспошлет прощение мне Бог,
Мне, кто грешил и в малом и в большом
Со дня, когда я был на свет рожден,
По этот, для меня последний бой».
Граф правую перчатку ввысь вознес.
Шлет ангелов за ним с небес Господь.
                                                      Аой!
 

Так сокрушительное поражение попавшего в засаду арьергарда франкских войск, отступавших после столь же неудачного похода Карла Великого в Испанию, послужило основой для создания сюжета одного из величайших героических эпосов эпохи Средневековья. Показательно, что главными врагами в поэме названы сарацины, тогда как Эйнгард ясно назвал их басками. Так произошло потому, что не годилось, чтобы врагами, от рук которых погиб Роланд, были единоверными ему и Карлу христианами. Эта роль была отведена мусульманам-арабам, названным в эпосе также сарацинами или маврами.