Текст книги "Загадки истории. Франкская империя Карла Великого"

Что обращает на себя внимание в словах Нитхарда? Прежде всего, отождествление Империи Карла Великого и Европы. Обширное государство франков и является в представлении младшего современника великого франкского императора Европой как таковой. Вторым моментом является сугубо позитивная характеристика правления Карла, который оставляет после своей смерти империю, а значит и Европу процветающей и преисполненной разнообразными благами, достигнутыми, естественно, благодаря его мудрому правлению. В-третьих, показательно противопоставление франков и варваров, или, скорее, исключение первых из числа вторых. Франки уже не воспринимают себя как варвары, они возвысились благодаря культуре, насажденной в империи Карла, и хотя их сердца все еще суровы и грубы, однако они уже приобщились к цивилизации, являются ее частью, и, судя по всему, несут ее в варварское окружение. Наконец, весьма показательным представляется упоминание о том, что Карлу удалось превзойти древнеримское могущество и достичь того, что некогда не удалось даже великим римлянам – усмирить «умеренным страхом» всех противников империи, а значит и «общего блага». Все перечисленное, несомненно, выстраивается в последовательную и весьма логичную картину мира, в которой государство Карла Великого является империей единой Европы, наследующей Древний Рим, но превзошедшему Рим в своей исключительности и избранности, поскольку ей удалось усмирить и цивилизовать, окультурить даже тех, кто оказался непокорным римскому владычеству и остался невосприимчивым к античному влиянию. И помог в этом Карлу некий исходивший от него «умеренный страх» (moderato terrore), позволивший «укротить» (repressit) их суровые сердца и нравы. Под этим «управляемым насилием», «репрессирующим» своеволие и анархию, по всей видимости, имеется в виду установленный императором франков упорядоченный государственный строй, порядок которого держался на разумных законах и применении насилия против тех, кто осмеливался их нарушать. По отношению к нему вполне допустимо устойчивое высказывание «строгий, но справедливый», или даже скорее «справедливый, но строгий». Не на этом ли стоит неизменная в своей еще римской основе идея единой Европы, в равной мере справедливой ко всем своим гражданам, но строго карающей за нарушение общих для всех законов, призванных служить всеобщему благу? «Нельзя отрицать, – точно подметил Рене Мюссо-Гулар, – что в обновленной им империи Карл Великий сделал попытку возродить понятие общественного блага. Он сам оберегал его, но каждый на своем месте был обязан помогать ему в этом. Единодушие всех в деле поддержания мира означает также ответственность за сохранение мира каждым в отдельности». И в этом, как представляется, можно увидеть отдаленный прообраз европейского гражданского общества, которое, несомненно, насаждалось императором Карлом в его понимании и с его возможностями, обусловленными общим контекстом эпохи.

О том, что Карл стремился сурово насаждать идеалы «Града Божьего» на земле, свидетельствует вся его многосторонняя государственная деятельность. Благодаря широкой программе этого священного правительства и сам монарх, и каждый, даже самый последний его подданный чувствовали атмосферу собственной сопричастности великому единому делу. Можно привести удачное высказывание замечательного медиевиста Натальи Басовской (1941–2019) о том, как имперская идея наполняет смыслом жизнь каждого ее носителя, сколь ни малозначимым он бы ни был: «Сам по себе факт создания государства, а тем более империи, чрезвычайно важен. Империя бросает отблеск величия на каждого человека. Человек словно приобщается к чему-то значительному, чувствует себя важнее и счастливее, если даже он несчастный, голодный, ободранный налогами, как у того же Карла Великого в его государстве… И все-таки отблеск величия падает и на человека». С этими словами нельзя не согласиться, с тем лишь существенным уточнением, что Карл Великий строил не просто империю как мощное государство. Он и его интеллектуалы возрождали идею великого христианского царства Господа, и именно в этом, а не в простом восстановлении Римской империи, состояла его главная цель и заслуга. «Пусть все живут по справедливости, ибо так заповедовал Господь», – гласил один из капитуляриев Карла.

Широкая программа построения «Града Божьего» на земле была начертана Карлом Великим в знаменитом капитулярии 802 г.: «Пусть все живут по справедливости, следуя закону Божьему… пусть священнослужители строго блюдут каноны веры, не ища несправедливого обогащения; пусть монахи выполняют правила общежития под внимательным взглядом наставников; пусть миряне и священники пользуются по справедливости и без вероломства законами, пусть все строят отношения между собой на основе милосердия и полного мира… Пусть каждый в меру своего разумения и своих сил стремится полностью посвятить себя служению Богу на основе закона Божьего и в соответствии со своими торжественными обязательствами, потому что правящий император не в состоянии охватить своим надзором всех и каждого… Никто да не дерзнет обижать церкви Божии, вдов, сирот или чужестранцев и отнимать у них их достояние силой или обманом, ибо сам государь император после Господа Бога и святых Его поставлен их защитником и покровителем».

Отдельно отметим, что капитулярий, целиком в духе позиции Карла Великого, настаивает на прямой связи между императором и Богом без какого-либо посредничества Папы Римского. Следует обратить главное внимание на более широкое и глубокое позиционирование императорской власти. Она была призвана упорядочить не только мирскую, земную жизнь подданных, но и их духовный мир, поскольку ее главной, первостепенно задачей было вести своих подданных ко спасению для жизни вечной в Царстве Христа. При этом император был, по сути, главой не только светского аппарата государственных чиновников, как сосредоточенных при дворе, так представителей региональной власти и рассылаемых по графствам с целью контроля за местными управленцами специальных королевских посланцев missi dominici («посланцы (посланные) [от] господина (государя)»). Монарх правил в равной мере также и через Церковь и ее служителей-священников, мало считаясь с номинальной духовной властью Папы в пределах своего государства. «Император, – писал замечательный медиевист, наследие которого стало общепризнанной классикой, Дмитрий Петрушевский (1863–1942), – считает себя призванным направлять не только ход государственной жизни, но и внутренний мир каждого из своих подданных, и требует поэтому от своих подданных не только исполнения того, чего требует от них земной, государственный закон, но и считает себя уполномоченным свыше требовать от них выполнения велений их внутреннего, религиозного сознания. Своей присягой его подданный обязуется перед государственной властью не только не совершать правонарушений, но и не грешить. Грех в такой же мере подлежит, в представлении императора, воздействию государственной власти, как и преступление… высшей целью своей политики как главы христианской империи Карл признавал вечное, небесное спасение и блаженство государя и подданных, за которых он отвечает перед Богом, вверившим их его попечению». Ему вторит и Анатолий Левандовский: «…памятники законодательства Карла Великого весьма сильно походят на проповеди и увещевания, вдохновленные трудами отцов церкви. Его указы и капитулярии обычно приправлены обильными выдержками из Священного Писания, преступления смешиваются с грехами, обязанности подданных совпадают с обязанностями христиан, а государь как бы становится воспитателем, назидающим народ в истинной вере. Он следит за исправлением богослужебных книг и не менее зорко за тем, чтобы жители империи были добрыми христианами… многие законы Карла имеют ярко выраженный моральный характер, защищая определенные нормы представлений и поведения граждан. Законы воспрещают питать ненависть, угнетать ближнего или причинять ему зло, повелевают жить сообразно указаниям государя, беспрекословно выполнять обязанности верующего. Различные духовные и светские кары устанавливаются за клятвопреступление, лжесвидетельство, распутство, пьянство».

В какой-то мере можно сказать, что, действуя таким образом, Карл Великий стоял у истоков не только католической, но и протестантской, и даже светской Европы, предвосхищая на доступном ему уровне, в том числе и ценности Европейского союза, зафиксированные в статье второй «Договора о Европейском союзе»1992 г.: «Ценностями, на которых основан Союз, являются уважение человеческого достоинства, свободы, демократии, равенства, верховенства закона и уважения прав человека, включая права лиц, принадлежащих к меньшинствам. Эти ценности являются общими для совокупности государств-членов, которая характеризуется плюрализмом, недискриминацией, терпимостью, справедливостью, солидарностью и равенством между женщинами и мужчинами».

Итак, Карл Великий привел западный мир от разобщенных племен и стран к Империи. Он мыслился общим главой всего христианского, по меньшей мере, западнохристианского мира. После императорской коронации были отчеканены монеты, изображавшие Карла Великого в образе римских императоров. Его бюст был отчеканен в профиль, голова повернута вправо, голову украшал лавровый венок, с плеч спадал палудамент – тяжелый парадный пурпурный плащ римских полководцев. Легенда монеты гласила: «Божьей милостью властвующий великий император Карл, повелитель франков и лангобардов».

Однако была ли Империя Карла Великого Европой? В представлении современников это было скорее Царство Божие в ожидании Апокалипсиса. Однако это Царство Божие было и Европой, в том числе. Ведь не случайно Нитхард говорит «всю Европу» Карл «оставил после себя наполненную всяческими благами». Историки по сей день задаются вопросом, насколько можно считать созданную Карлом империю франков прообразом единой Европы, давая подчас противоположные ответы. Так, одна из книг Анатолия Левандовского названа (безусловно, чтобы привлечь внимание читателей) «Франкская империя Карла Великого. «Евросоюз» Средневековья». Тогда как другой знаменитый историк, на сей раз представитель прославленной Школы «Анналов» француз Жак Ле Гофф (1924–2014) в открывающей серию «Становление Европы» книге «Родилась ли Европа в Средневековье?» назвал раздел, посвященный эпохе Каролингов VIII–X вв., «Неудавшаяся Европа». В рассчитанной же на самых молодых читателей «Истории Европы, рассказанной детям», в разделе «Карл Великий – первый европеец?» этот классик французской историографии писал: «Франкская династия Каролингов с VIII по IX век владела большей частью христианского мира. В состав империи входили Галлия, Италия и Германия. Империя Каролингов развалилась, но объединенные в течение века страны стали как бы символом, сердцем Европы». Сейчас, когда Европейский Союз потерял Великобританию на Западе и в нем все отчетливее слышны нарекания о неоправданности осуществленного в начале 2000-х гг. расширения на Восток, весомость средневекового каролингского фундамента под зданием единой Западной Европы представляется особенно значимой. Кто знает, не ограничится ли в итоге единство Европы, столкнувшееся с разрушительными вызовами современности, лишь сердцевинными землями давней империи Каролингов? Однако дадим вновь слово Жаку Ле Гоффу: «Карл Великий завещал Европе свой проект всеобщей цивилизации. Это был первый европейский «ренессанс», соединивший христианство с великой античной римской культурой». Несомненно, что Каролингская Европа навсегда останется в памяти потомков символом государственного и, в итоге, цивилизационного единения в культурном многообразии, скрепленном не только военной силой и государственными институтами, но и общими ценностями, идеалами, стремлениями.

На одной из сторон подвесной печати (буллы) Карла Великого, матрицы для оттиска которой были вырезаны и стали применяться после коронации его императорской короной в 800 году, были изображены врата Рима и вырезана надпись renovatio Romanorum imperii — «обновление Римской империи». Важно обратить внимание на термин renovatio, обозначающий именно «обновление», «изменение», а значит – приобретение каких-либо новых, не характерных для него ранее свойств. Это показательное словоупотребление. Ведь Карл мог прибегнуть к словам recuperatio — «востановление», то есть возрождение Римской империи либо percipio — «усвоение», то есть (вос)приятие имперской традиции Древнего Рима. Мог, но не прибег. Ведь франкский монарх не возрождал Римскую империю, воспринимая и принимая ее наследие в прежнем виде, он именно обновлял, переиначивал ее идею, вливая молодое, новое христианское вино в старые ветхие имперские мехи. Эта обновленная империя должна была быть, прежде всего, христианской, земным царством Христа, правившего через верного ему императора. Возможно, в том числе и поэтому империю Карла Великого ожидало скорое разложение и гибель. Ведь произошло это вполне в соответствии со знаменитыми словами Иисуса Христа, приведенном в «Евангелии от Марка» (22:21–22:22): «Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани: иначе вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые». Новыми мехами после разделения империи Карла стали прообразы будущих национальных государств: Франции, Германии и отчасти Италии, которые и станут триединым средокрестьем Европы.

Наследие Карла Великого, таким образом, действительно послужило питательной основой для рождения будущих европейский стран, которые буквально проросли сквозь ее стремительно дряхлевшее тело. Нельзя не согласиться с Александром Назаренко, утверждающим, что «Империя Карла была обречена на гибель, ибо политическое развитие Запада двигалось от варварских племенных королевств в сторону ранненациональных монархий, и в рамках этой эволюции для империи просто не было места». Однако в то же время нельзя отказать в притягательности образу и значимости наследию единой Каролингской Европы, ставшей в будущем важным символом европейского политического и культурного единства. К образу государства Карла Великого и его величественной личности обращались в будущем такие, несомненно, великие исторические деятели как Фридрих Барбаросса и Наполеон, сделавшие свой значимый вклад в общую европейскую историю.

Символична судьба одного из великих начинаний Карла – канала, который должен был соединить Рейн и Дунай. Его строительство было начато по приказу франкского короля в 793 г., причем этот Каролингский канал должен был соединить реку Альтмюль, левый приток Дуная и реку Редниц, образующую после слияния с Пегницем Регниц – левый приток Майна. Замысел Карла был реализован уже в объединенной Европе, когда 25 сентября 1992 г. был открыт достроенный канал Рейн – Майн – Дунай. Незадолго до этого, 7 февраля 1992 г. в нидерландском Маастрихте был подписан «Договор о Европейском союзе» вступивший в силу 1 ноября 1993 г. Согласитесь, что завершение начинания Карла Великого, стоявшего у истоков единения Европы, в Европе, уже ставшей единой, достаточное основание для того, чтобы назвать франкского императора прапрапрадедом Европейского Союза.

Под этим углом зрения вполне закономерно с 1950 г. в Аахене ежегодно происходит вручение Международной премии за вклад в созидание европейского единства, названной именем Карла Великого. Ее лауреатами стали: Жан Монне за создание первого европейского наднационального института – «Европейского объединения угля и стали» (ECSC, 1953) и Конрад Аденауэр за содействие делу единения Европы (1954), Уинстон Черчилль (1954) и Робер Шуман (1958), Джордж Маршалл (1959) и Жозеф Беш (1960), Франсуа Миттеран и Гельмут Коль за французско-немецкую дружбу и вклад в будущее Европы (оба в 1988 г.), чешский писатель и общественный деятель Вацлав Гавел как символ европейского взаимопонимания (1991) и венгерский писатель Дьердь Конрад как сторонник примирения в Европе за большой вклад в развитие внутриевропейского общения (2001), а также многие другие видные политики Европы и мира. В 2004 г. чрезвычайная премия имени Карла Великого была присуждена Папе Римскому Иоанну Павлу II в знак признания его заслуг в деле единства Европы, сохранения ее ценностей и проповеди мира. Карл Великий остается могучим и достойным внимания и уважения символом европейского единения во всем его культурном и языковом многообразии. Равно как и Европа, подобно тому, как это было на рубеже VIII–IX вв., остается «Градом Божьим» в ожидании Апокалипсиса.

«И прибыл во Франкию слон», или Секреты дипломатических хитросплетений внешней политики Карла Великого

 
Вот притекли племена, Христу поклониться готовы,
Коих десницей своей ты призываешь к Христу.
Вот явился к нему и гунн с заплетенной косою,
Вере покорен святой тот, кто упорствовал встарь.
С ним пусть придет и араб: волосатые оба народа,
Только один заплел кудри, другой – распустил.
Ты, Кордова, давно накопила богатства без счета,
Так поскорей королю должному должное шли.
Как авары сдались, так сдавайтесь, арабы, номады.
Бросьте к ногам короля, выи, колени склонив.
Были не менее вас они и горды, и свирепы,
Но, кто их покорил, тот же и вас покорит.
…
Пусть же стекутся послы отовсюду с благими вестями,
Мира залог принесут. Злоба да сгинет навек.
 

Теодульф. Послание королю

(пер. Б. И. Ярхо)

…великий Карл ничего не упускал из виду и отправлял одного за другим посланников с письмами и подарками к правителям отдаленнейших королевств; эти, в свою очередь, оказывали ему знаки почтения.

Ноткер Заика. Деяния Карла Великого

Карл увеличил славу своего царствования приобретением дружбы некоторых королей и народов.<…>

Карл любил чужеземцев и весьма заботился о том, чтобы хорошо их встретить, в силу чего многочисленность их воистину казалась обременительной не только для двора, но и для государства. Но он благодаря широте своей натуры не принимал в расчет подобных соображений, полагая, что и величайшие затраты в этом случае будут вознаграждены славою щедрости и ценою доброго имени.

Эйнгард. Жизнь Карла Великого

[Король расспрашивал]… о внешних же [делах] – не хочет ли какой-нибудь покоренный народ восставать, или восставший – покориться, не замышляет ли еще [народ] пограничный каких-либо козней против королевства, не проявляется ли чего-либо в этом роде…

Гинкмар. О дворцовом и государственном управлении

Фундамент международного значения и внешнеполитического престижа Франкского королевства был мощно заложен уже в конце V в. благодаря политике короля Хлодвига (481/482–511), принявшего крещение в ортодоксальной кафолической Церкви. Это позволило ему и его преемникам удачно и успешно позиционировать себя на общеевропейской арене, охватывавшей, при всей разнонаправленности исторического пути и нараставших отличиях между Византией и западными варварскими королевствами, все христианское пространство некогда единой Римской империи. Показательно в этом плане письмо знаменитого Папы Римского Григория Ι Великого (590–604) к франкскому королю Хильдеберту II (575–596), содержащее следующие строки: «Насколько царское достоинство превосходит статус других людей, настолько величие Вашего царства превышает славу царств прочих народов. Ибо неудивительно быть королем, подобным другим королям, но пребывать истинным католиком, чего немногие достигают, – великое дело». Обоснованные военной силой и удачными политическими комбинациями претензии на доминирование в Западной Европе и особые, равноправные отношения с Восточной Римской империи, наиболее активно и эффективно проявляли такие короли династии Меровингов, как Теудеберт I (534–548) и Дагоберт I (629–639). Однако настоящий прорыв на внешнеполитическом направлении для Франкского королевства начался лишь с утверждением у власти правителей династии Каролингов. Уже бывший всего лишь майордомом, а не королем Карл Мартелл (714–741), заслуживший благодаря победе при Пуатье славу защитника истинной веры христианской против неверных сарацин, имел возможность установить совершенно особые, уникальные отношения с Папой Римским. Об этом свидетельствуют два письма Папы Григория III (731–741) к майордому франков с просьбой о помощи против лангобардов, наступавших в Италии на интересы папства. «Причина оскорблений и притеснений лангобардов состоит в том, что после Бога мы видим своего защитника в вас. Вот почему Церковь св. Петра разорена и являет картину запустения», – сообщает Папа в первом из этих писем. И продолжает, как задавая программу будущих действий преемников Карла Мартелла, так и предопределяя их высокое место в христианском мире средневековой Европы: «И ты, сын мой, можешь быть уверен в признательности князя апостолов Петра теперь и в будущем, когда все предстанут перед нашим всемогущим Господом; так что посвяти себя защите его Церкви и нашей персоны, приложи все усердие к тому, чтобы вступить в бой, дабы все народы узнали о твоей вере, твоем превосходстве и любви к князю апостолов, блаженному Петру, к нашей персоне и к его народу, видя твою ревность и образ действия при их защите; именно так ты сможешь стяжать славу земную и жизнь вечную».

Обращение Папы Римского к могущественному майордому Франкского королевства было беспрецедентным, необычным, однако и закономерным одновременно. Оно было вызвано давлением на Папу со стороны лангобардов, которые не могли стать полноценными патронами престола св. Петра из-за сильных традиций еретического арианства в их среде, а потому расценивались Церковью как опасные отступники. Кроме того, Папа явно не был заинтересован в установлении над собой сильной светской власти, центр которой находился бы в непосредственной близости от папских владений. Обоснование неприятия лангобардской власти лишь приверженностью лангобардов арианской ереси было явно недостаточно. Ведь многие их короли прилагали немало усилий для перехода в ортодоксальную кафолическую веру. Лангобардские владения непосредственно граничили с Римским дукатом и Равеннским экзархатом, номинальными владениями Византийской империи на Апеннинском полуострове, которые давно уже постепенно обосабливались от реального византийского контроля, превращаясь в самостоятельную самоуправляемую область-анклав. В пределах этого территориального образования наиболее авторитетным и признаваемым как на внутриполитическом, так и на международном уровне оказывался Папа Римский как наместник престола св. Петра. Столкнувшись с лангобардской опасностью и не имя собственных сил и средств, в первую очередь военных, достаточных для того, чтобы организовать сопротивление, Папа вынужден был искать союзников. Казалось бы, наиболее логичным было обратиться к номинальному суверену Римского герцогства – императору Византийской империи. Однако к середине VIII в. это было для Папы Римского невозможно вследствие ряда причин и соображений.

К этому времени уже сложились достаточно зримые и осознававшиеся современниками отличия между западной латинской и восточной греческой византийской ветвями все еще номинально единой ортодоксальной Церкви. Причем место Папы Римского было в создавшемся раскладе уникальным. В отличие от Константинопольского патриарха он оказался в гораздо меньшей зависимости от светской власти Византии, от императора. Сказывалась географическая удаленность Италии от византийской столицы, оказавшейся неспособной обеспечить здесь устойчивую власть и осуществлять реальный контроль. Особым было положение римского первосвященника, претендовавшего на уникальность и первенство во всем христианском мире благодаря авторитету апостола Петра, краеугольного камня-зиждителя Христианской Церкви. Обратиться в такой ситуации за поддержкой к Византии было политически неоправданно, невыгодно как с символической, так и с практической точки зрения. С одной стороны, самим фактом своего обращения Папа признавал бы над собой светскую власть византийского императора, что могло быть чревато лишением особого относительно самостоятельного статуса, появившегося у наместника престола св. Петра в силу сложившихся обстоятельств. С другой стороны, крайне сомнительным было получение от Византии реальной военной помощи: восточная империя вела кровопролитные войны с арабами и болгарами в Малой Азии и на Балканах, боролась с внутренними смутами и не могла оперативно отреагировать на происходящее на ее далеких западных окраинах. Таким образом, практическая польза от обращения Папы к византийскому императору была крайне сомнительной, тогда как символические потери могли быть весьма существенными и болезненными. Более того, у власти в Византии на тот момент находился василевс Лев III Исавр (Сириец) (717–741), стоявший у истоков и оказавший мощную государственную поддержку иконоборческой ереси, против которой выступил Папа Римский. Обращение к византийской императору-еретику иконоборцу в поисках поддержки в борьбе против лангобардских королей еретиков-ариан выглядело более чем сомнительным предприятием.

Под описанным углом зрения обращение к правителю Франкского королевства выглядит более чем обоснованным и практически единственно возможным. Карл Мартелл выглядел в глазах Папы Римского законным преемником власти франкских правителей, начиная с обратившегося в истинное христианство Хлодвига, не был замечен в поддержке какой-либо ереси. Более того, он активно помогал насаждать христианство среди германских языческих племен и утверждать авторитет истинной Церкви в собственной стране. Единственным пятном на безупречной мантии этого властителя была разве что секуляризация церковных владений, проводившаяся в рамках бенефициальной реформы, однако такой мелочью можно было и пренебречь, тем более, что она затрагивала, прежде всего, интересы франкского духовенства и в гораздо меньшей степени ощущалась самим Папой. Однако был ли готов к предлагавшейся ему Папой Григорием III миссии и роли сам Карл Мартелл?

Вежливая, но сдержанная, если не сказать прохладная реакция на обращение верховного понтифика, который прислал вместе с письмом ценные подарки, в том числе «ключи от усыпальницы св. Петра», бывшего, как известно, привратником Рая, свидетельствует о неготовности франкского правителя взять на себя предлагавшуюся миссию и, вместе с тем, воспользоваться открывавшимися при этом возможностями для реализации внешнеполитических амбиций. Приняв папское посольство, майордом франков ответил вежливо, но сдержанно, пообещал через своих посланцев содействие, но без каких-либо гарантированных обязательств помощи.

Второе письмо Папы Григория III к Карлу Мартеллу исполнено читающейся между строк смеси осуждения, увещеваний и надежды на то, что помощь от франков все же придет: «Наше сердце охвачено печалью, и наши глаза днем и ночью полны слез, когда повсюду мы видим Церковь Божию, оставленную своими чадами, на которых она возлагала надежды на отмщение. Мы пребываем в трауре и сетованиях, видя, что, то немногое, что оставалось в предыдущем году на полях Равенны для утешения Христовых бедняков и содержания в порядке освещения церквей, сегодня полностью уничтожено огнем и мечом по вине Лиутпранда и Хильдебранда, королей лангобардов. Такие же несчастья они причинили и причиняют нам каждый день на римских землях. Они послали сюда множество армий, уничтожили все деревни святого Петра и завладели скотом, который там оставался. Хотя мы и обращались к вам, превосходнейший сын, мы до настоящего времени не получили никакого утешения. Но мы прекрасно видим, что между тем как вы позволяете этим королям отправлять к вам свои послания, их ложные обвинения встречают у вас лучший прием, чем истина, исходящая от нас. Мы опасаемся, как бы на вас не легло обвинение в грехе… О, какое горе пронзает наше сердце при этих упреках, при виде столь могущественных чад, которые не прилагают никаких усилий, чтобы защитить свою духовную мать, Святую Церковь, и народ Божий! Возлюбленный сын мой, князь апостолов вполне мог бы властью, данной ему Богом, защитить свой дом и свой народ и отомстить врагам, но он испытывает сердца своих верных чад… Мы заклинаем твое милосердие, о, христианнейший сын, перед лицом Господа, его Страшным судом и спасением твоей души, окажи помощь Церкви св. Петра и его народу, чтобы как можно скорее оттеснить этих королей (лангобардов – прим. автора) подальше от нас и заставить их к себе вернуться. Не отвергни нашей просьбы, не откажись выслушать наших молений. И пусть блаженный Петр тоже не закроет перед собой врата в Царствие Небесное. Мы заклинаем вас Богом живым и истинным и святыми ключами гробницы блаженного Петра, которые мы направили вам в знак покорности, не предпочесть дружбу лангобардских королей дружбе князя апостолов. Пусть же все народы будут прославлять и благословлять вашу веру и ваше славное имя и мы сами удостоимся сказать вместе с пророком: «Пусть Господь услышит моление твое в день судный, пусть имя Бога Иакова будет тебе защитой»».

Карл Мартелл, не откликнувшийся должным образом на предыдущее обращение Папы вследствие сосредоточенности на иных делах королевства, а также из-за того, что лангобарды были его союзниками, которые помогли подавить восстание в Провансе, не отреагировал и в этот раз. Его земная жизнь уже клонилась к закату, и он был озабочен в большей степени вопросами собственного погребения в аббатстве Сен-Дени и разделением территории королевства между своими наследниками – законными сыновьями Карломаном и Пипином, а также внебрачным Грифоном. Открывавшая богатые, многообразные и многообещающие перспективы миссия франкского майордома по спасению Папы Римского не состоялась, однако сама идея союза франков с престолом святого Петра не исчезла бесследно. Ее зерна были брошены в благодатную почву, чтобы прорости королевской коронацией его сына Пипина ΙΙΙ Короткого в 751 г. и императорской коронацией его внука Карла Великого в 800 г.

В 741 г. произошла практически одновременная смена трех ключевых лиц, определявших внешнюю политику христианской Европы того времени – императора Византийской империи, Папы Римского и правителя Франкского королевства. Новыми властителями мира стали василевс Византии Константин V Копроним (741–775), наместник престола св. Петра Захария (741–752) и майордом франков Пипин III Короткий (741–751 / 751–768), поначалу деливший власть с братом Карломаном, но уже вскоре, после 747 г. ставший единовластным правителем франкского государства. Вела ли замена персоналий к изменению политики? Если да, то не везде и уж точно не сразу.