Текст книги "Расколотые небеса"

18

– Кого там черт принес? – угрюмо буркнул Швед, подойдя к двери, в которую кто-то только что «поскребся» условным стуком: три серии по два коротких удара.

Шведом Ивана Скрипицына звали вовсе не по его национальной принадлежности – более типичный образчик славянской породы было еще поискать, – просто первым двуногим существом, которого этот хищник в человеческом обличии отправил на тот свет, был некий представитель Северного Королевства. С тех пор Скрипицын, не брезгующий «мокрухой» и частенько берущийся за сомнительно пахнущие делишки, принял на душу (если вообще была у него душа) немало грехов, но тот первый швед, окрестивший его, все равно незримо стоял у него за плечами.

На Туманном Альбионе и западнее подобные «специалисты ножа и пистолета» именуются красиво и гордо – «киллеры», восточнее Вислы – проще и приземленнее – «смертоубивцами», но сути это не меняет. Тот, для кого кровь людская – как водица, человеком именоваться права не имеет. А потому и обращаться с ним нужно, как со зверем: скрутить и доставить в клетку, а не получится – убить.

Примерно такие мысли бродили в мозгу штаб-ротмистра Рыженко, командира оперативной группы, замершего по другую сторону двери, прижавшись к косяку и держа палец на спусковом крючке укороченного пистолет-пулемета. Ствол «Шквала» упирался в бок Карандашу – мелкой «шестерке», бывшей на побегушках сразу у нескольких воротил преступного мира Санкт-Петербурга. Этакому «чиновнику для особых поручений». Но, несмотря на свой мелкий статус, Карандаш был тем самым пропуском, который открывал очень многие двери столичного дна.

Слух о том, что некие отщепенцы из уголовников, обычно политики чуравшихся как огня, продались иностранным шпионам и творили в Питере такие дела, за которые легко могли ответить многие, облетел криминальный мир города мгновенно. Торчащие из-за сенсации уши «охранки» никого не смущали: знающие люди хорошо понимали, что без толку «подымать волну» жандармы не будут, а значит, дело более чем серьезно. Специально для непонятливых Корпус совместно с полицией провел ряд арестов известных блатных авторитетов, прикрыл несколько притонов, на которые раньше как-то смотрели сквозь пальцы, изъял общак «казанских» – третьей по величине банды из «держащих» город. И некоторая пауза, последовавшая за этими активными действиями, была понята теми, кому сии прозрачные намеки адресовались, правильно.

«Патриотически настроенные» воры в законе, покумекав и справедливо решив, что солидарность с предателями может дорого стоить всему «криминальному сообществу» Санкт-Петербурга, сдали изгоев властям через систему стукачей, функционирующую к обоюдной пользе. И Карандаш был одним из них. Но доверять блатному целиком и полностью офицер не имел права – черт знает, что творится в узенькой прилизанной головенке человечка, с самого рождения бывшего не в ладах с законом?

Пауза затягивалась, и штаб-ротмистр чувствительно ткнул обрезом ствола в тощий бок воришки, заставив того поежиться.

– От Шпалера я, Иван Прокофьевич, – плаксиво зачастил он в ответ. – Маляву он вам прислал, со мной переслал. Не извольте гневаться, что час поздний. Подневольные мы людишки – ходим низенько, от земли не видать…

– Заткнись, харя, – буркнул Швед. – Ты один?

– Один, батюшка! Один, как перст.

Швед задумался. Конечно, он знал про объявленную на него охоту, но оторваться от погони, как обычно, «обрубить концы» и «лечь на дно» сейчас не мог. Рад бы, да не мог. Поэтому и приходилось принимать помощь от тех, кого всегда презирал и в грош не ставил, – жирных пауков, плетущих сети и сосущих кровь при минимальном для своей шкуры риске.

– Ладно, сейчас открою, – буркнул он. – Только знай, гнида: если что – первая пуля тебе.

Но не давало ему волчье чутье расслабиться. Никак не давало. Поэтому он кивнул своему подручному – придурковатому силачу Охриму, чтобы тот открыл дверь, а сам неслышно отступил под защиту мощного бетонного простенка и большим пальцем перевел предохранитель крупнокалиберной заморской «машинки» на автоматический огонь. Он не понаслышке знал, что от ее пуль с металлокерамическими бронебойными сердечниками, да еще с малого расстояния, не спасет ни бронежилет, ни даже титановая кираса тяжелого штурмового полицейского комплекта. В принципе, можно было бы «шмальнуть» даже прямо через металлическую дверь – что для мощи патрона «Магнум» двухмиллиметровая железяка, – да только не хотелось поднимать лишнего шума.

Громко лязгнув, дверной запор подался, но дверь не распахнулась, а только приоткрылась на два десятка сантиметров, чтобы видеть незваного гостя. Толстая кованая цепочка не давала распахнуть ее до конца, а снимать стопор обитатели никак не хотели. Вот если бы дверь открывалась внутрь… Но черт бы побрал бывших хозяев «хазы» (Рыженко предполагал с достаточной долей уверенности, что их уже нет в живых) с их предусмотрительностью. Хотя не такая уж она, выходит, была и лишняя…

– Гони маляву! – потребовал Швед, не выходя из своего укрытия. – Некогда мне с тобой тут лясы точить!

Карандаш принялся рыться в карманах, затягивая, как и было оговорено заранее, время.

«Пора! – решил штаб-ротмистр. – Делай раз!..»

Нога в громоздком ботинке заклинила дверь, и одновременно откуда-то из-за плеча протянулись мощные ножницы по металлу и легко, будто бечевку, сыто чмокнув гидравликой, перекусили звено цепочки. Полицейские методики, как и британское уголовное право, основаны на прецедентах. А таковых в прошлом было много…

Жалобно вякнув, воришка, взвившись в воздух, исчез за спинами штурмовиков, и сразу же несколько тренированных рук рванули металлический лист наружу так, что удержать его изнутри не было никакой возможности, как ни упирался, скользя ногами по рваному линолеуму прихожей, недоумок Охрим. А мгновение спустя и упираться перестал – доза «спецсредства», брызнувшая в лицо из оранжевого баллончика, надолго лишила его способности к сопротивлению.

На то, чтобы прочесть описание ДЕЙСТВА, наверняка ушло гораздо больше времени, чем оно длилось в реальности.

И глазом никто моргнуть не успел, как тесная прихожая «малолитражной» квартиры, стандартной для домов, будто грибы заполнивших окраины большинства городов Империи во время строительного бума сороковых, наполнилась атакующими. Швед и предпринять ничего не успел, вжатый каменными плечами в угол. Автомат его был направлен вверх и абсолютно бесполезен: стрелять в потолок себе дороже – противники-то в касках, а он сам… Не светит как-то заполучить сплющенную, но потерявшую совсем чуть-чуть своей пробивной силы пулю в ничем не защищенную макушку.

Рыженко уж торжествовал победу, но…

Слитное движение валивших в комнату штурмовиков вдруг замедлилось, а потом остановилось, словно атакующие уперлись в каменную стену. А потом они и вовсе попятились назад, все ускоряя движение, второпях оттаптывая друг другу ноги, немилосердно тузя локтями в бронированные бока, стремясь развернуться в превратившейся в один миг в автостраду, скованную пробкой, прихожей.

«Что случилось?..» – только и успел подумать штаб-ротмистр, как мозг у него в голове превратился в ледышку, не способную более соображать.

Он увидел ЕЕ…

Невысокая хрупкая женщина с ничем не примечательным – разве что своей мертвенной бледностью – лицом, медленно двигалась на штурмующих из глубины квартиры. В руках ее не было оружия, она не делала угрожающих жестов, ничего не говорила. Она просто смотрела вперед, и всякий, кто натыкался взглядом на ее пронзительные светлые глаза, тут же становился покорной игрушкой ее воли…

Чаще всего в объяснительных, легших на стол начальства, стремящегося разобраться в сути инцидента, сорвавшего тщательно подготовленную операцию, встречался термин из древнегреческой мифологии.

Медуза Горгона…

* * *

Мистер Ньюкомб уже никуда не торопился.

Это только в плохих шпионских боевиках неуязвимые и неистребимые агенты спецслужб в случае провала устраивают с преследователями гонки по крышам, а то и вертикальным стенам небоскребов. В реальности все совсем не так. Да и крыш, кстати, в пределах досягаемости обычно не встречается. Равно как попутных такси, «Бентли» со встроенными в багажник пулеметами, вертолетов в кустах и нечаянно затесавшихся в сценарий истребителей с вертикальным взлетом…

В реальности все гораздо проще и прозаичнее.

Человек, пока еще носивший имя журналиста Роджера Ньюкомба, развалился в удобном кресле, крутя в пальцах незажженную сигару, и любовался низким северным небом, видневшимся из панорамного окна. Превосходный компьютер, расположенный под безукоризненным пробором, уже завершил расчеты, и теперь он просто отдыхал, наслаждаясь покоем.

Опытный разведчик почти физически чувствовал, как стягивается вокруг него петля, понимал, что игра проиграна, и был полностью готов к неизбежному финалу. Оставалось только дождаться статистов.

Да. Игра была проиграна, поскольку даже те мизерные результаты, которых удалось добиться, теперь уже ничего не стоили. Бесценная еще сутки назад информация, переданная по специальному каналу и полученная в далеком Лондоне, превратилась в ничто сегодня утром, после объявления, сделанного по всем каналам российского телевидения и многократно размноженного средствами массовой информации по всему миру.

Ньюкомб вспомнил, в какое бешенство впал на мгновение, увидев рафинированного русского диктора, зачитывающего информационное сообщение о контакте, установленном российскими учеными с сопредельным пространством, и улыбнулся. Непростительная несдержанность… А ведь от разбитого телевизора мог случиться пожар, и тогда он вообще потерял бы лицо. Но, слава богу, русские умеют делать надежные приборы: телеприемник с зияющей в тускло-сером мертвом экране уродливой дырой отключился, даже не задымившись. Пепельницы русские тоже, кстати, умеют делать качественные. Каслинское литье, кажется…

Вот и все. Финал долгой и плодотворной карьеры. Проигрывать тоже нужно с достоинством. Жаль только, что мемуары, которые разом превратились бы в мировой бестселлер, так и останутся ненаписанными.

В дверь требовательно постучали.

– Кто там? – крикнул мистер Ньюкомб, не вставая из кресла.

– Уборка номеров, – откликнулся мужской голос, никак не ассоциирующийся с образом миловидной уборщицы. – Откройте.

– У вас же есть ключ.

За дверью ненадолго затихли, но миг спустя в замке уже гремел ключ…

Формальности заняли около двадцати минут. Все это время мистер Ньюкомб просидел в своем кресле, за спинкой которого теперь стояли двое хмурых «гостей», и с улыбкой наблюдал все перипетии профессионально производимого обыска. Проверенная на наличие яда и прочих сюрпризов сигара снова была у него в пальцах, только закурить ее он не торопился.

Наконец все процедуры были завершены. Безрезультатно, кстати, – все-таки «журналист» тоже был профессионалом.

– Собирайтесь, – бросил арестованному некий чин в гражданском, которому все без исключения жандармы, в том числе и давешний «бой», подчинялись беспрекословно. – Вам придется проехать с нами, мистер… э-э-э…

– Ньюкомб, – с улыбкой подсказал «журналист». – Роджер Саймон Ньюкомб, сэр.

– Я имел в виду ваше настоящее имя.

– У меня нет иного, сэр.

– Хорошо. Мы разберемся. Собирайтесь.

– Я готов, сэр, – поднялся Ньюкомб из кресла. – Однако…

– Что?

– Вы не позволите мне напоследок выкурить сигару?

– Курите.

– Мне совестно, сэр. Столько людей… Среди них могут быть и те, кто не выносит дыма, сэр. И даже страдающие легочными заболеваниями! А гаванские сигары такие крепкие… Разрешите мне на минуту выйти на балкон, сэр.

Чин в гражданском размышлял всего секунду.

– Хорошо. Колокольцев, идите с ним. Он тоже заядлый курильщик, – с легкой издевкой пояснил он арестованному. – Но курит только в неслужебное время.

– Отлично, сэр. Тем более что сигар у меня осталось не так уж и много… Разрешите? – Ньюкомб указал на изъятые у него ножнички и коробок спичек.

Больше всего штаб-ротмистр опасался, что арестованный попытается сделать с собой что-нибудь своими игрушечными ножничками, но тот лишь аккуратно отрезал кончик сигары и спрятал инструмент в нагрудный кармашек пиджака. Видя, как иностранец пытается прикурить от спичек, тут же гаснущих на сыром ветру, он достал из кармана зажигалку:

– Не мучайтесь вы…

– Спасибо, – поблагодарил Ньюкомб и вернул изящную вещицу – подарок от сослуживцев на тридцатилетие, – полюбовавшись предварительно отделкой. – Хотя сигары рекомендуется прикуривать именно от спичек, зажигалка тоже подойдет. Когда наступает форс-мажор, не до условностей, верно?

Арестованный мирно курил, облокотившись на перильца ограждения, по-прежнему улыбаясь и думая о чем-то своем. Вдыхая ароматный дымок, действительно куда более ядреный, чем у любимых штаб-ротмистром сигарет, Колокольцев несколько расслабился.

«Профессионал, – думал он, следя за прихотливыми формами дымных струй. – Действительно профессионал. Какое самообладание, а?..»

Он с гордостью вспоминал, каких усилий ему стоило добиться прослушки номера, как он скрупулезно собрал улики, чтобы арест иностранца не выглядел произволом… Несомненно, этот эпизод весьма благоприятно отразиться на его карьере. Примерно так и выразился шеф, когда ему на стол лег подробнейший рапорт. Следующий чин – наверняка без проблем, а там, глядишь, и…

Занятый приятными мыслями K°локольцев успел заметить нацеленную ему в горло ладонь «журналиста» лишь краем глаза и слишком поздно.

«Да, до моря далековато… – пронеслось в мозгу Ньюкомба. – Не допрыгнуть… Хотя почему бы не попробовать?..»

Безвольно оседающий на пол лоджии конвоир бессильно смотрел, как легко его подопечный вскакивает на парапет, презрительно улыбается ломящимся в стеклянные двери жандармам и, так и не выпустив из зубов дымящуюся сигару, шагает в пустоту…

Случайного автомобиля под окном, как это сплошь и рядом бывает в «шпионских» фильмах, почему-то не оказалось, поэтому остолбеневшие от ужаса прохожие видели, как нечто темное с сочным мокрым звуком врезалось в асфальт, обдав все вокруг на несколько метров веером алых брызг, и осталось лежать неподвижной уродливой грудой.

Лишь окурок сигары, откатился в сторону и долго еще тлел, рождая тонкую струйку голубоватого дыма…

Часть третья
Split personality[26]26
  Раздвоение личности.


[Закрыть]

19

Катя неотрывно смотрела в окно от самой Москвы, не отвечая на попытки соседей по купе завязать знакомство. День сменила ночь, затеплилось утро, а она все не могла сомкнуть глаз, хотя вагон скорого поезда Москва – Самара был отлично приспособлен для приятного путешествия – мягкие откидные кресла с удобными подлокотниками, уютные купе на четыре человека плюс остальные достижения XXI века к услугам пассажиров. Пассажиров, едущих куда-то на отдых или по делам, но не мятущейся души, догоняющей ускользнувшее навсегда.

Она не помнила, когда впервые возникла эта сумасшедшая идея. Но определенно не сразу после сухого объявления телевизионного диктора, не после первого репортажа из той – запредельной России, и даже не после восторгов сослуживиц.

А восторгам не было конца. Большего подъема подданные Империи не испытывали, наверное, лет тридцать пять, с того самого момента, как впервые в мире нога человека – российского космонавта Сергея Голицына – ступила на поверхность Луны в июле 1973 года. Подумать только: обитаемый мир был открыт не где-то в глубинах космоса, к чему землян многие годы готовили тысячи фантастов и не меньшее количество ученых, а рядом, буквально под боком. Причем не чужая планета, населенная какими-нибудь разумными ящерицами или интеллектуальными тараканами, а мир-близнец практически неотличимый от «старого», известного до мелочей. Что ни день, а то и по несколько раз в день вся Россия приникала к своим телеэкранам, чтобы увидеть очередной, неотличимый от своего родного, город, радостно ткнуть пальцем в знакомое лицо, мелькнувшее в толпе, взвизгнуть от восторга, при виде собственного близнеца, у которого вездесущие журналисты в этот момент берут интервью. А еще – поохать, узнав, что известная всем кинозвезда «там» – за «зеркалом» – погибла от передозировки наркотиков. Или, наоборот, возрадоваться, от неожиданного воскрешения другой, «здесь» покончившей с собой в творческом кризисе, а там уже объявившей о решении сняться в продолжении всем известного сериала.

Именно во время одной из таких передач, названной скорыми на руку телевизионщиками «Воскресшие кумиры», Катю словно током ударило: ведь это же не выдумки на потребу всемогущего рейтинга, это – реальность! Люди, умершие здесь, вполне могут жить там! И возможно, он тоже жив…

Екатерина Соловьева потеряла любимого человека больше года назад. Потеряла глупо, походя, как это сплошь и рядом бывает с молодыми людьми, еще не растерявшими детской уверенности в своем бессмертии, в бесконечности этого мира и в бесконечном же на его просторах счастье. Сколько раз все мы в молодости ссорились с любимыми по мелочам, уходили, хлопнув дверью… И не всегда удавалось вернуться. Точно так же Катя повздорила со своим парнем – тогда еще ей казалось, что он всего лишь «парень», – из-за какой-то мелочи и… Все просто и банально. Он хлопнул дверью и ушел. И все. «Ерунда, вернется!» – думала она в тот вечер, засыпая. А утро, при всей его хваленой мудрености, принесло страшную весть: его «Кабарга» на полной скорости влетела в машину дорожно-ремонтной службы, по чьей-то безалаберности поставленную не там…

И все. Не помогли ни слезы, ни мольбы к НЕМУ – всевидящему и всемогущему, вселюбящему и всепрощающему.

Боль забылась не скоро. Кирилл являлся во снах, садился в ногах постели, молчал с грустной улыбкой, не отвечая на слова раскаяния… Но жизнь берет свое, и мертвый друг постепенно стал прошлым. Красивым воспоминанием, несбывшейся мечтой. Что с того, что с другими парнями как-то не ладилось? Просто Катя рассталась с детством окончательно и стала по-настоящему взрослой. А взрослая жизнь по определению простой не бывает.

И вдруг вся непробиваемая стена, которую она столь тщательно возводила вокруг себя, рухнула в один миг.

Что, если он жив? Что, если можно приехать к нему, увидеть милые серые глаза, ямочку на подбородке, смешливые губы, упасть в ноги и возопить: «Прости меня! Я была не права!..»

Все последующие недели она жила только этой мечтой, и в один прекрасный момент, когда была готова бежать в приволжскую степь пешком, молить, чтобы ее пустили туда, на ту сторону, отдать за это все, что у нее только было за душой… на глаза попалась реклама в газете. Обычная реклама сродни той, что предлагают «незабываемый отдых на побережье солнечной Эритреи» или «великолепный круиз по романтичной Европе». Неведомая туристическая фирма «Зазеркалье» обещала визит «на тот свет» за очень смешную сумму. Ничуть не дороже того самого круиза. Правда, с учетом проживания в пятизвездочных отелях. Но ведь это самое «зазеркалье» и не старушка-Европа?

Подумать только: весь этот месяц, пока готовилась к путешествию, девушка прожила, как во сне, представляя, как ЭТО будет, и торопя дни, но чем стремительнее приближалась заветная грань за которой – неизвестность, тем больше ей становилось не по себе.

«А вдруг он не будет мне рад?.. – думала Катя бессонными ночами, комкая мокрую от слез подушку. – А вдруг у него там – другая жизнь, семья, счастье?.. Может быть, я зря затеяла все это?..»

Но поворачивать обратно было уже поздно: «путевка в никуда» встала в копеечку, причем для скромной банковской служащей – вовсе не маленькую.

– Самара! Самара! – раздался в коридоре голос проводника. – Через десять минут прибываем! Самара!..

И сонное купе ожило, а вместе со всеми немного ожила и путешественница.

«Ну вот, отступать поздно…»

* * *

– Вы имеете право пребывать на территории Российской Империи не более четырнадцати дней…

«Черт бы побрал эту работу!»

Поручик Пограничной Стражи Вячеслав Кольцов терпеть не мог то, чем вынужден был заниматься.

Нет, он выбрал профессию защитника Родины по собственному желанию. Даже не просто защитника, а защитника ее передовых рубежей, хранителя спокойствия и безопасности Империи. Но сама профессия распорядилась с ним иначе…

Вот уже шестой год поручику приходилось заниматься «бумажной» работой – служить на пункте паспортного контроля московского аэропорта Тушино. А иначе – только отставка, поскольку к строевой службе врачебной комиссией он был признан негодным и подлежал списанию «за полученными ранами» подчистую. В неполные двадцать четыре года выйти в отставку поручиком с мизерной пенсией и полным отсутствием перспектив впереди? А все это – по вине ножа проклятого контрабандиста, сделавшего свое черное дело и повредившего в хорошо отлаженном боевом механизме под названием «Слава Кольцов» что-то настолько важное, без чего не обойтись. Никак. И хотя никаких особенных перемен в самочувствии пограничник не ощущал – эскулапы, как сговорившись, стояли на своем. Негоден, и все.

И ладно бы хоть контрабандист-то попался серьезный. Кто-нибудь вроде легендарного Челкаша или Моти Водянского, умудрявшегося протащить через границу с сопредельной Австро-Венгерской Двуединой Монархией товаров на многие тысячи рублей. Нет, какой-то худосочный наркоман с жалкими двумя десятками доз какой-то новомодной химической «дури». И несерьезным ножиком, больше смахивающим на гимназический перочинный. Светила ему в случае задержания пара-тройка лет тюрьмы – даже не каторга, а вот теперь выйдет виселица, как врагу государства, покушавшемуся на жизнь его верного слуги. Без вариантов. И даже ножик не помог: скрутил еще, по запалу, раны не ощущающий поручик хилого «наркошу» без проблем. Не обращая внимания на боль в боку и медленно подтекающий кровью камуфляж. А вот, поди ж ты…

Так что, когда предложили списанному пограничнику непыльную работенку по месту жительства, вариантов особых не было. Да и казалось тогда бравому, косая сажень в плечах, служаке, что все это временно – пройдет годик-другой, и снова вернется он в ставшие родными Карпаты или любую другую точку бесконечной границы Российской Империи.

Но год проходил за годом, а перемен в судьбе не намечалось…

И эта катавасия со второй Россией…

В голове честного, не особенно обремененного знаниями из области фундаментальной науки служаки, с детства не любившего фантастику и предпочитавшего ей серийные боевики о похождениях ротмистра Прошина и его соратников, не укладывалось, как это могут существовать рядом, не пересекаясь и взаимно проницая друг друга, два разных мира? Не две планеты, не две Галактики, а две целых Вселенных. Очкастые ученые бесперечь трендели об этом по телевизору, сыпля заумными терминами, но от этого ни Вячеславу, ни сотням миллионов его сограждан, ни миллиардам остальных землян, не становилось понятнее. Интереснее или, наоборот, скучнее – да, но не понятнее.

А уж понять, как рядом могут уживаться две совершенно одинаковые и различающиеся лишь неуловимыми нюансами России, вообще не представлялось возможным. Ну ладно там – марсиане какие-нибудь зеленые и пупырчатые, разумные жабы или пусть даже люди, но какие-нибудь другие – тараторящие на непонятных наречиях, облаченные в экстравагантные наряды или хотя бы с другим оттенком кожи, разрезом глаз, цветом волос… Примерно как те, что сплошным потоком прибывают в Империю через международный терминал Тушина. Те, к которым Кольцов привык и не особенно зацикливался на непохожести, привычно выхватывая «двенадцать различий» между фото в паспорте и представленной в натуре физиономией очередного туриста или коммерсанта.

А тут?

Те же русские лица, те же привычные имена и фамилии, те же паспорта с двуглавым орлом на темно-красной корочке… И как, скажите на милость, понять – наш это господин Иваницкий Аполлинарий Евграфович, представитель Курского товарищества «Автокредит», или его «потусторонний» коллега? Ряшки у обоих идентичные, номера паспортов совпадают… Эх, морока!

– Вы имеете право пребывать на территории Российской Империи не более четырнадцати дней согласно оформленной визе, – отчеканил заученную формулировку пограничник, с треском ставя поверх сверкающего голограммами серо-голубого прямоугольника с фотографией владельца черный штамп прибытия. – Для оформления более длительного пребывания вам следует обратиться в соответствующий департамент Министерства Внешних Сношений либо в посольство вашей страны в любом городе Российской Империи. Следующий!..

«Что я несу? – поймал он себя на мысли. – Посольство Российской Империи в Российской Империи! Разве есть такое? Возможно ли вообще? Но, наверное, есть, раз разрешено этим, „зазеркальным“, шастать туда-сюда. Фантасмагория!..»

На стойку перед пограничником лег новый паспорт, и Слава сперва привычно открыл его на странице с визой, а только потом поднял глаза на владельца. Вернее, владелицу.

И обмер.

Девушка неземной красоты стояла перед окошком его прозрачного «аквариума», задумчиво глядя куда-то сквозь стекло, его, поручика Кольцова, и, наверное, все здание аэропорта заодно. Стряхнуть наваждение удалось не сразу.

Конечно, никакой неземной ее краса не была. Да и красотой вообще. Так, симпатичная, привлекательная девушка, мимо которой пройдешь на улице и не оглянешься. Но было в ее лице что-то такое… Славе внезапно показалось, что об этой девушке он мечтал всю свою жизнь. Не то видел когда-то во сне, не то рисовал в юношеских мечтах именно этот образ…

– Цель визита в Российскую Империю? – деревянным голосом спросил он, чтобы только не молчать.

– Туризм, – пожала плечиком незнакомка. Впрочем, почему незнакомка: Соловьева Екатерина Михайловна, одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, уроженка Москвы, православного вероисповедания…

– Не состоите ли под следствием? – продолжал допрос пограничник, кляня себя последними словами, но не в силах остановиться – лишь бы подольше не отпускать от себя, лишь бы еще и еще чувствовать ее близость. – Не скрываетесь от правосудия или долговых обязательств?

– Нет, – улыбнулась Екатерина Михайловна, став еще милее – так осветила улыбка ее немного печальное лицо. – Конечно же, нет.

Все. Лимит времени исчерпан.

– Вы имеете право пребывать на территории Российской Империи не более четырнадцати дней согласно оформленной визе, – опомнился поручик, едва не перепутав нужный штамп. – Для оформления более длительного пребывания вам следует обратиться в соответствующий департамент Министерства Внешних Сношений либо в посольство вашей страны в любом городе Российской Империи. Следующий!..

– Что, Славка, хороша? – облокотился на спинку его кресла вошедший, как всегда, тихо и неслышно Левка Акопян, такой же поручик-контролер, только сидящий не за стойкой, а в машинном зале, куда стекались данные со считывающих устройств всего терминала. – Ай, какая дэвушка, да? Пэрсик! Хурма!

– Гранат, слива, кокосовый орех, – в тон ему ответил Вячеслав, делая вид, что занят, хотя место перед окошком пустовало. – Тыква, арбуз, ананас.

– Я серьезно, да! – обиделся «электронный бог». – Хочешь, телефон ее пробью через машину? И адресок заодно. Тэбе не надо – сэбе возьму!

– Откуда?.. – вздохнул Слава, ставя штамп в паспорт какой-то Клары фон Цвейбург, неизвестно зачем прибывшей в Москву из Вольного Града Гамбурга: виза у нее была привычная – зеленая, а следовательно, ни к какому «зазеркалью» тощая, словно вяленая селедка, дама отношения не имела. – Она оттуда…

– Ты совсем балной, да? – постучал по курчавой, как у абиссинца, голове Левон Оганезович. – У нее же здесь точный аналог имеется. Как и нас с тобой – там, – когда Левка переставал валять дурака, кавказский акцент у него – «армянина с Маросейки», как он себя сам называл – исчезал бесследно. – Куда она, думаешь, сейчас направляется, а?

– Не знаю. Да и знать не хочу.

– С двойником своим повстречаться, чай-вино попить да посплетничать. Очень это сейчас модно стало: и у нас, и у тех, – Левка ткнул пальцем куда-то вдаль, – зазеркальных. А на девяносто – девяносто пять процентов и адреса, и телефоны у них совпадают. Так что я бы на твоем месте…

– Ну, пробей, пробей… – Слава уже устал от бесконечных попыток сослуживцев и особенно сослуживиц устроить его личную жизнь. Причем последние зачастую пытались небескорыстно для себя, любимых… – Ты же не отстанешь…

Кольцов знал наверняка, что ни о каком «личном интересе» у Левона речи идет: по натуре своей, как и все кавказцы, любвеобильный, он давно и прочно был связан по рукам и ногам большой армянской семьей: супругой Лолой, в которой души не чаял, и шестью разновозрастными ребятишками, которых просто боготворил. Какой уж тут «загул на сторону»? Разве только виртуальный.

И листок распечатки лег перед поручиком на стол через десять минут…