Текст книги "Край Света. Невероятное путешествие к Курильским островам через всю Россию и Азию"

20 мая
Янгибазар

Утром прочитал ответ Данила. Что ж, значит регистраций не избежать. Благо сегодняшняя ночевка в гостинице позволяла нам следующие пару дней не беспокоиться на этот счет.

* * *

К вечеру добрались до Янгибазара. Настя ушла в магазин, чтобы позвонить Гульнаре – местной девушке, пригласившей нас на ночлег через каучсёрфинг, мы с Вовой ждали ее у дороги. Подошли несколько мужчин и обратились по-английски. Я несколько удивился, но ответил тем же.

Минут пять мы болтали на отвлеченные темы, пока дело не дошло до вопроса:

– Where are you from?

– Moscow, Russia.

Молчание…

– Что, и по-русски можешь? – спросил мужик на чистом русском.

* * *

Гульнара служила лишь прикрытием – приведя нас в дом, она шмыгнула куда-то по своим делам, а гостями занялась бабушка. Точнее даже Бабушка. К нашему приходу уже все было готово. Низкий столик, стоящий на полу посреди комнаты, чуть не прогибался под весом множества тарелочек. Пахлава, булочки, рогалики, печенье, конфеты, прочие сладости, которым я не знал названия, домашние, покупные, разные. Посмотреть на гостей пришли все соседи-пенсионеры. Под благосклонными взглядами бабушек мы накинулись на угощение. Нас расспрашивали про путешествие, но больше интереса вызывала Россия – как там сейчас? Почти у всех в этом поселке кто-то из родственников там или учился или работал. Полчаса спустя мы сыто откинулись назад. И тут Бабушка сказала: «Что ж, давайте ужинать». Из кухни внесли две огромные тарелки плова. Мы вдруг осознали: все, что стояло на столе до того – всего лишь закуски, так, слегка размяться перед главным блюдом.

– Не знаю как, но нам придется это съесть, – тихо проговорила Настя.

Узбекские бабушки, как и их русские коллеги, не склонны верить человеку, утверждающему, что сыт, если он съел менее половины собственного веса.

Казалось, что во мне трещит уже все – щеки, живот, застегнутый на гостевую пуговичку ремень, а пенсионерки все повторяли: «Какой ты худенький, съешь еще». Когда тарелки опустели и бабушки удовлетворенно покивали головами, мы ощущали себя совершенно шарообразными. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько объевшимся. Немногочисленная соседская молодежь предложила нам погулять, посмотреть поселок. Тяжело переваливаясь, мы отправились в темноту.

– Хотите мороженого? – раздался вопрос.

– НЕ-Е-ЕТ! – хором в ужасе воскликнули мы.

* * *

Вернувшись с прогулки, застали у дверей старичка-соседа, болтающего с нашей Бабушкой-хозяйкой.

– Зайдите в гости, – предложил он.

Мы приняли приглашение. Нам тут же вручили по чашке чая, а старичок, спросив, бывали ли мы в Туркменистане, включил телевизор. На экране появились белоснежные дома, золотые статуи, широкие и пустые проспекты. Это был Ашхабад – столица, а канал – что-то странное, пропагандирующее величие и красоту Туркменистана на соседние страны. Все полчаса, что мы пробыли в гостях, программа напоминала то ли рекламный ролик, то ли бесконечную заставку. Но со своей задачей она справилась прекрасно – не только старичок качал головой, цокал языком, кивал нам на экран и приговаривал, какая это хорошая страна. Я тоже почувствовал большое желание побывать в ней. Заглянуть за эти декорации из картонного мрамора и золота из папье-маше и узнать, как выглядит настоящий Туркменистан.

Да только кто ж нас туда пустит.

21 мая
Янгибазар

Трасса на Бухару скоро ушла из оазиса, который представляли собой зеленые берега Амударьи. Большую часть дня мы неслись сквозь безжизненные пейзажи пустыни Кызылкум. Попутки сменялись редко – сворачивать тут особенно некуда. Куда ни посмотри – пустошь, пересекаемая лишь ниткой дороги.

* * *

После обеда в забытой богом придорожной чайхане Настино лицо стало приобретать нежные салатовые оттенки.

– Похоже меня ук… ук-качало…

– Тебе надо выпить зеленый чай, – обернулся водитель. – Он как бальзам все снимет.

На поверку волшебные свойства зеленого чая оказались гораздо скромнее. Насте стало немного лучше, но ненадолго. Пустыня кончилась, мы вышли из машины на окраине Бухары и складировали Настю в тень под дерево. Вова отлучился на пару минут и вернулся, неся в каждой руке по кружке холодного пива – чтобы нам с ним скоротать время, пока пациент оклемается.

Время шло, пиво кончилось уже дважды, а Насте лучше не становилось. Мы уже понимали, что дело было скорее в обеде, который состоял по большей части из колбасы неизвестного возраста и качества. В обычной жизни Настя довольно серьезно относилась к своему питанию, но в пути, как правило, выбирать не приходится. И вот желудок потребовал прекратить эту вакханалию.

* * *

Под вечер добрались до нашего вписчика Гасана. Его семья жила в красивом доме традиционного вида, с двориком по центру, где нас с Вовой тотчас же усадили есть очень необычный плов с копченой колбасой. Дагестанский рецепт, как сказали. Настя же, приняв таблетки, без сил лежала в отведенной комнате.

Отец Гасана был изрядно пьян и с удовольствием присел нам на уши. Вежливости гостя у меня хватило где-то на час выслушивания поучений о том, как надо жить. Вова курил с совершенно отсутствующим видом. Я бы не удивился, узнав, что в этот момент у него в голове звучал шум прибоя и крики чаек. А меня как-то особенно все раздражало. Поблагодарив за ужин, я сказался уставшим и отправился спать.

22 мая
Бухара

Утром Насте несколько полегчало. Лицо сменило цвет с зеленого на белый, сил хватало разве что на десятиминутные переходы, но она не могла себе позволить пролежать весь день дома, раз уж довелось доехать до Бухары.

– Пойдемте изучать город, лентяи! – призвала она нас.

А поизучать в Бухаре было что. Археологи накопали здесь уже двадцать метров культурного слоя и не собирались останавливаться и впредь. По древнейшим находкам возраст города определяли в две с половиной тысячи лет. Экскурсию можно было начать, не выходя из дома. При взгляде сверху он представлял собой прямоугольник с двором по центру. Три стороны этого прямоугольника были более-менее современны, а четвертая, где мы и расположились, выглядела древней. В хорошем смысле. При свете дня наше жилище вызывало в памяти дворец шекинского хана. Деревянный пол, деревянные стены. Высокие стрельчатые окна от пола до потолка. Благодаря отсутствию стекол в них заходил легкий ветерок. Еще одно маленькое окошко расположилось под потолком на другой стене – там было что-то вроде крошечной комнатки наверху.

– Это «скворечник для плохой жены», – рассмеялся Гасан на наш вопрос.

– В смысле?

– Ну, когда старого хозяина дома совсем доставала жена, он запирал ее в этой комнатке. А сам закатывал тут гулянье, наложниц звал и все такое. А окошко – чтобы жена видела, как он развлекается.

* * *

– С одной стороны, завтра мы должны уже быть в Самарканде, там снимем гостиницу. С другой – по графику у нас должна быть регистрация сегодня. Что будем делать?

История Данилы заставила нас относиться к теме регистраций предельно серьезно. Нарваться на штраф, а точнее сразу на три – каждому по одному – очень не хотелось. Даже больше, чем платить за ненужный номер.

Поэтому мы таки сняли самую дешевую гостиницу, которую удалось найти. На мои робкие предложения сделать нам регистрацию без заселения за более скромную плату администратор ответила категорическим отказом, разве что пальцем у виска не покрутила: «если придет проверка, это будет гигантский штраф». Пришлось выложить тридцать долларов за номер, в который мы даже не зашли ни разу.

* * *

Насколько тяжко было Насте, мы могли только догадываться. Она стоически переносила долгое хождение по жаре, лишь иногда говоря со слабой улыбкой «давайте немного посидим тут». Проблема отравления была основной, но не единственной. Уже пару недель Настя сильно хромала. Сначала думали, что палец вывернут, и Вова даже пытался его вправить, но без особого успеха. Нога болела все сильнее, и в Бухаре мы смогли-таки убедить Настю сходить в травмпункт. Воспаление сухожилия.

– Ноге нужен покой, – сказал врач.

«Где ж его взять?» – подумала Настя.

* * *

Запасы узбекских денег подходили к концу. Мы знали, что курс доллара на черном рынке гораздо привлекательнее, чем в официальных обменниках. Гасан объяснил: гражданину Узбекистана не так-то просто купить валюту. Надо подать официальное заявление, в котором обосновать, для чего тебе валюта понадобилась. Компетентные органы рассмотрят его и решат – нужны ли тебе доллары. В итоге единственным реальным выходом остается черный рынок. А чтобы наполнить его валютой, и нужны привлекательные условия для владеющих ею иностранцев. При этом неофициальный курс у всех одинаков и меняется одновременно.

– Подскажите, а где тут доллары можно обменять? – Я болтал босыми ногами, пока мастер на рынке при помощи массивной швейной машинки приделывал моим сандалиям отваливающиеся подошвы.

– Так вон, – кивнул он головой, не отрываясь от работы. – В банке.

– А-а-а… в ба-а-анке, – разочарованно протянул я.

Мастер поднял глаза.

– А, так вам такой обмен нужен? Пройдите тогда до конца вон того ряда, там найдете.

Скоро подошел Вова, и мы отправились на поиски. По указанному направлению действительно обнаружился меняла. Полученная от него пачка купюр чуть ли не вдвое превосходила положенную по официальному курсу.

– Скажите, – спросил я его, – а правда, что у всех одинаковый курс? Как это работает?

Меняла не стал делать секрета:

– Да, конечно, курс один. Мне вот несколько раз в день звонят, говорят, по какому курсу менять.

* * *

Если не брать дворцы, мечети и медресе, а попробовать определить возраст случайного дома в старом городе, возникнет сложность. Глина недолговечный материал. Дома приходится часто подновлять. С одной стороны, можно сказать, что большинству из них лет сто – сто пятьдесят. С другой – как все атомы в теле человека со временем заменяются другими, так же точно заменяются в этих домах постепенно стены и крыши, за годом год, за веком век. Не меняются разве что резные деревянные двери – нередко они значительно старше остального дома. Конструкция многих из таких дверей позволяет постучаться двумя способами – массивным кольцом о деревянную поверхность или палкой-колотушкой о металлическую бляху. Мы слышали, что первый вариант адресован находящимся в доме женщинам, а второй – мужчинам.

На улицах Шахристана – старого города – грандиозные развалы. Керамика и чеканка, ковры с геометрическими фигурками людей и животных, «лампы Аладдина» всех размеров. Рассматривая их и пытаясь тайком найти джинна, мы вышли на площадь у медресе Нодир-Диван-Беги. Помимо любопытного названия внимание привлекла и роспись – изображения птиц и даже человеческого лица на фасаде, хотя, как мне казалось, подобное в исламе строго запрещено.

Существует легенда, что, вообще-то, визирь Нодир-Диван-Беги строил караван-сарай. Но на открытии хан что-то перепутал и назвал это здание «медресе». Указывать властителю на ошибку было бы суицидальным занятием, как, в общем-то, и устраивать теперь в этом здании караван-сарай. Таким образом визирь потерял источник дохода, зато неожиданно для себя стал борцом за веру и меценатом.

Напротив входа в медресе расположился памятник Ходже Насреддину. Герой тысяч историй, притч и анекдотов множества народов от Китая до Средиземного моря, мудрец и простак восседал верхом на ослике. Рядом находился хауз – пруд, из которого столетиями брали питьевую воду жители Бухары. Возможно, именно в нем и разворачивались события одной из историй.

Тонул судья. Подбежавшие к нему люди кричали:

– Давай руку, а то утонешь!

Но он ничего не предпринимал. Тут подошел Ходжа Насреддин, улыбнулся и сказал:

– Что же вы делаете? Они привыкли брать, а не давать. Нужно так…

И с этими словами он протянул руку.

– Возьми руку! – сказал Ходжа и, конечно, спас судью.

* * *

Пройдя Шахристан насквозь, мы вынырнули обратно в XXI век. На самом его краю стоял Арк – древняя цитадель. Она выглядела немного странно для крепости – пузатые, сильно сужающиеся к вершине башни, высокие, но словно наклоненные назад стены. Казалось, что по ним несложно взобраться на самый верх. Некогда Арк был символом могущества. В Средние века тут работали Рудаки, Омар Хайам и Авицена. Последний писал: «Я нашел в этой библиотеке такие книги, о которых не знал и которых не видел больше никогда в жизни. Я прочитал их, и мне стало ясно место каждого ученого в своей науке. Предо мною открылись ворота в такие глубины знаний, о которых я и не догадывался». До наших дней из былого великолепия не дошло практически ничего. Парадный вид Арка со стороны площади Регистан производил впечатление, но стоило обойти крепость вокруг, и глазам представала уже совсем другая картина – развалины и оплывающие стены. Мы вошли внутрь, но из и так небольшой территории Арка большая часть была недоступна. Попрыгав рядом с забором, поняли почему – там не осталось ничего, кроме руин. На подобные кучи глины мы уже с лихвой насмотрелись в Баме.

К такому печальному состоянию Арк пришел во время осады Бухары большевиками в 1920 году. Артиллерия и бомбежки с аэропланов уничтожили весь ансамбль площади Регистан, где теперь просто огромное пустое пространство, и сильно повредили саму крепость.

* * *

Было тихо и безлюдно. Мы приехали в Чор-Бакр незадолго до заката и теперь в полном безмолвии бродили по улицам самого крупного в Средней Азии некрополя. Странно, но тут я не ощущал липкого и гнетущего чувства, неизменно поджидающего меня на кладбищах. Впрочем, и само место на кладбище не особенно походило. Казалось, что мы бродим по улицам какого-то древнего города. По обе руки тянулись ряды зданий, напоминавших то ли медресе, то ли торговые ряды. Разве что жителей в этих домах не было. В привычном понимании, по крайней мере. А еще вместо полагающихся по жанру ворон тут жили павлины. Множество. Они важно прохаживались по переулкам, лениво смотрели на нас с высоты крыш и настолько привыкли к человеку, что даже позволили Насте подержаться за павлиний хвост.

* * *

– Ну что, сначала все нормально обсудим или сразу начнем говном кидаться?

– Давай сразу начинать.

У нас назрел раскол. Поводом стал маршрут – я настаивал на варианте с посещением Ташкента, Вова же хотел после Самарканда свернуть на юг и отправиться в Таджикистан.

– Там же не хрен делать в этом Таджикистане! Вот абсолютно нечего. Попробуй погуглить и не найдешь ничего. А дорога из Душанбе в Худжанд, которой придется ехать в таком случае, вообще никакая, с постоянными оползнями и обвалами.

– Может, и нечего, – отвечал Вова. – Тем более надо заехать сейчас, потому что специально туда не направишься. А так мы рядом совсем.

Спор закипал. Все прекрасно понимали, что дело не в маршруте. Мы устали друг от друга. Необходимо выпустить пар. Гасан зашел к нам через окно с намерением поболтать, но, посидев и послушав наш балаган несколько минут, ушел, покачивая головой.

– Вот именно, что специально не поедешь! А почему? Потому что нечего там делать. А это крюк, это лишняя трата времени.

– Так вроде времени у нас завались. Или нет? Или ты хочешь добежать как можно быстрее и вернуться домой?

Перед отъездом я пообещал своему другу детства успеть вернуться к его свадьбе, намеченной на сентябрь. С одной стороны, времени хватало. С другой – мы не имели никакого представления, сколько займет попадание на острова в конце пути и возвращение с них.

– Ты сам прекрасно знаешь, мы не раз уже говорили – мне нужно вернуться не позже сентября.

– Ты делаешь нас заложниками этой дурацкой свадьбы! Мне она не нужна. Я не хочу бежать.

– Может быть, нам иногда разделяться? – попыталась снизить накал Настя.

– Да я бы с радостью! – продолжал негодовать я. – Не жил бы на этих вписках, не выслушивал бы поучения всяких бухих бать! Да только толку нам разделяться? Типа я уеду вперед, и что? Буду ждать вас у границы Китая? А в чем смысл? Или совсем разъедемся сейчас, с концами? Встретимся в Москве и обсудим, кто как добрался до Края света?!

– Нет… конечно нет…

– А кстати, – вклинился Вова. – Ты вполне можешь ночевать в гостинице, если не хочешь в гостях. Все равно снимаем.

– Да это полный… хм… вообще это мысль…

Мы вдруг успокоились. Все-таки запасы агрессии у нас не безграничны, и одна хорошая ссора смогла их высвободить. Хоть между нами порой и возникало напряжение, но его все же не хватало, чтобы разругаться вдрызг. Могли бы мы добраться до Края Света по раздельности? Пожалуй, да. Стало бы все труднее? Определенно.

Но главное – для каждого это путешествие было уникальным приключением, чем-то таким, на что ни один из нас до сих пор не замахивался. И хотелось видеть рядом друзей. Которые помогут когда трудно. С которыми можно разделить восторг.

А идея уйти ночевать в гостиницу мне пришлась по душе. Несмотря на то что я не собирался делать этого прямо сегодня, наличие самой возможности грело душу.

23 мая
Самарканд

Стоило только перешагнуть порог, я понял – хочу тут жить. Гостиница выглядела как настоящий караван-сарай. Ну, точнее, как я себе представлял караван-сарай. В просторном внутреннем дворике стояло несколько столиков и росло высокое дерево. На втором этаже располагались комнаты. Администратор озвучил цену и исчез по своим делам. Выходило дороговато.

– Давайте тут останемся! Тут так круто! – Я разве что не подпрыгивал от возбуждения. Вова с Настей не разделяли восторгов. Им мешала цена.

– Ладно, – зашел я с козырей. – Давайте попробуем поторговаться.

Я почесался. Мы все постоянно почесывались последние несколько часов. Одной из попуток из Бухары в Самарканд был старенький грузовичок. Мы ехали в кузове, где еще недавно возили комбикорм. Ветер поднимал остатки, создавая крошечные пылевые бури. Крупицы корма забивались в волосы, глаза, одежду. Казалось, они впитывались в саму кожу. Мы чихали и чесались, чесались и чихали.

Стоимость номера включала в себя завтрак. Им решили пожертвовать в первую очередь. К непередаваемой радости, оказалось, что торговаться за жилье в Самарканде можно и даже нужно – в конечном итоге номер обошелся существенно дешевле первоначальной цены. Комната выглядела под стать всей гостинице – скромная и в то же время колоритная обстановка, деревянная мебель и цветастые ковры – все это позволяло почувствовать себя путешественником на таинственном Востоке.

Я стоял в душе, подставив лицо горячей воде. Комбикорм стекал черными потоками.

* * *

Другим плюсом нашего сегодняшнего жилья было расположение. Десять минут пешком до Регистана. Вообще слово «регистан» не является именем собственным – так называются многие главные площади городов. Но самаркандский настолько известный, что даже пишется с большой буквы. Его вид – ансамбль из трех медресе, пожалуй, самый известный вид всего Узбекистана. Такая же визитная карточка, как Великая стена для Китая, Эйфелева башня для Франции или собор Василия Блаженного для России.

Даты постройки этих зданий различаются на двести лет. Старейшее – медресе Улугбека, возведенное в начале XV века. Султан Улугбек не только покровительствовал наукам и искусствам, но и сам был ученым-астрономом. Созданный им в результате тридцати лет работы и наблюдений справочник «Новые Гурагановы астрономические таблицы» несколько веков оставался непревзойденным по точности и использовался в обсерваториях Азии и Европы. В свободное от войн, посольств, заговоров и прочей политики время Улугбек и сам, бывало, читал лекции.

Два других медресе – Тилля-Кари и Шердор – немного младше и построены в XVII веке.

Мы вышли к Регистану в сгущающейся темноте. Подсвеченные медресе приковывали к себе все взгляды. Они были гигантскими. Фотографии, которые я видел до поездки, не передавали реальных размеров. Из-за пропорций здания на них казались скорее приземистыми. Но оказавшись с ними лицом к лицу, я стоял задрав голову, пока шея не начала болеть. Фасад устремлялся в небо на добрых тридцать метров. Толстенные стены. Высокие арки. Я превратился в лилипута, попавшего в мир гулливеров.

Снизу доверху стены покрывала яркая роспись. Геометрические орнаменты словно искрились, а вместе с изогнутыми и ступенчатыми элементами декора создавали порой совершенно гипнотические виды. Мы уже встречались раньше с чем-то подобным в Хиве и Бухаре, но тут, в Самарканде, это будто бы достигло абсолюта.

– Такой прибор, как «отвес», существовал еще в Древнем Египте! – бурчал Вова, недовольно глядя на кривоватые минареты.

* * *

Андрей 0:01

Привет. Как развиваются события?

Данил 1:38

Привет. Депорт на год и 1 мрот штрафа. Через пару дней отправят на поезде до Казахстана.