Текст книги "Край Света. Невероятное путешествие к Курильским островам через всю Россию и Азию"

14 июня
Поезд в Ланьчжоу

Выпрямление рук, ног, шеи и спины после пробуждения сопровождалось кряхтением и целой симфонией скрипов. Медленно поворачивая голову, я увидел, что вагон четко разделился на две части. В ближней почти никого не было, зато в дальней кучковалась толпа. Центром притяжения служила лавка, на которой Настя и Вова разговаривали со вчерашним проводником. Он действительно немного изъяснялся по-русски.

– Нам тут уже провожатого дали, – поделилась новостями Настя. – Вот этот парень покажет, где автовокзал… Или вон тот… Черт…

* * *

К сожалению, наш провожатый не говорил по-русски. И по-английски тоже. Мы же не знали китайского и, начитавшись историй, как неверно произнесенный тон меняет значения слов, не решались использовать разговорник. На автовокзале нужного автобуса не водилось. Что ж, значит нужен другой автовокзал. Паренек-провожатый что-то усиленно пытался до нас донести. Но толку от этого было немного. Парень, правда, не унывал и не сдавался. Через некоторое время это радиокитай уже начало раздражать, мы попрощались и свернули в первую попавшуюся забегаловку. Близилось время обеда.

Принесли еду. Три высокие горы лапши с маленькими перчиками-альпинистами на склонах. В обычной жизни такое количество еды я потреблял за два-три захода. Возможно, мы по незнанию взяли какой-то обжорный сет? Посмотрели по сторонам – нет, у всех примерно так же. Хрупкая тоненькая девушка в паре столов от нас прикончила свою порцию за несколько минут и, элегантно срыгнув, упорхнула по делам. Мы же ели и страдали, страдали и ели. Лапша не заканчивалась. Перчики заставляли время от времени прерываться на порыдать. В конечном итоге китайская кухня победила – не съев и половины порций, мы выкатились на улицу.

– Здравствуйте, куда вы едете? – вдруг обратился прохожий по-английски. Это был первый китаец, не считая проводника, который по своей инициативе начал общение. Из-за очень специфического акцента я с трудом его понимал. Когда он открывал рот, все внимание притягивали зубы, напоминающие кривой деревенский забор и торчащие под весьма причудливыми углами.

– Мы ищем автобус в Линься, чтобы оттуда поехать в Лабранг [24]24
  Лабранг – поселок уезда Сяхэ Ганьнань-Тибетского автономного округа провинции Ганьсу Китайской Народной Республики.


[Закрыть].

– О! Я сам из Лабранга! А зачем вам Линься? Есть прямой автобус отсюда. Хотите, покажу?

Внезапный помощник проехал с нами на одном автобусе, посадил во второй, оплатил проезд. Предупредил окружающих, чтобы сказали нам, когда выходить. Пожелал счастливого пути и исчез. Какая-то невероятная феякрестная.

И снова побежали за окнами великолепные виды. Невысокие горы, долины, маленькие городки. Но больше всего приковывали взгляды мечети. Традиционные многоуровневые китайские пагоды с полумесяцем на шпиле. Выглядело так, словно дивные эльфы вдруг приняли ислам.

* * *

Все, что я знал о Лабранге, – что там расположен буддистский монастырь. В воображении рисовалась скромная, забытая богом и людьми деревушка. И когда автобус приехал на станцию самого, казалось, обычного города – современного, с машинами, отелями, рекламой и прочим, я взмолился: «Хоть бы не здесь!» Здесь.

Но Лабранг не позволил долго расстраиваться. По обычному городу ходили необычные люди. Женщины с волосами, заплетенными в две косы, и младенцами в кульке за спиной. Кочевники в длинных традиционных пальто. Из-за теплой погоды они либо надевали только один рукав, оставляя второй свисать за спиной, либо и вовсе откидывали назад всю часть выше пояса. Ну и, конечно же, огромное количество коротко стриженных монахов в ярких красных одеждах. Все это слабо походило на только что покинутый городской Китай. Мы приехали в Тибет. И пусть это был еще не «тот» закрытый Тибет, не Лхаса, но все же.

* * *

Монахи оказались даже за стойкой ресепшен хостела. Нам досталась комнатка на самой крыше. Две стены практически полностью состояли из окон. Не вставая с кровати, я любовался монастырем, вереницей паломников и окружающими город холмами.

* * *

Как Форрест Гамп познал все типы дождя, так и мы шли по пути познания всех видов лапши. За последние несколько дней она составляла примерно 90 % всего нашего рациона, лишь иногда сменяясь рисом и овощами. Мне рассказывали, что у китайцев есть традиция не доедать порцию, показывая тем самым свое высокое сословие. Мол, могу себе позволить едой разбрасываться. Судя по всему, высокое сословие не посещало те харчевни, куда ценник и возможность заказать обед, ткнув в картинку на стене, привлекали нас. А обитающие там китайцы наворачивали за милую душу со скоростью и громкостью реактивного пылесоса.

В Лабранге мы впервые увидели в меню суп и на радостях заказали каждый по порции. Официантка вынесла три кастрюли. За то время, что мы провели, пытаясь съесть хотя бы половину заказанного, в кафе несколько раз сменились все прочие посетители. Не переставало удивлять, как местные, зачастую еще более худощавые, чем я, умудряются столько жрать. А еще острота. Быстро научившись горьким опытом первых обедов, всегда, заказывая еду, мы показывали иероглифы «пожалуйста, не остро» из нашего разговорника. И несмотря на это, каждые пару ложек приходилось делать паузу, чтобы подышать и вытереть навернувшиеся слезы. Повара на кухнях только качали головами: «Как эти иностранцы едят такую пресную пищу?»

* * *

В сумерках мы шли по улице, уплетая посыпанное орехами круглое печенье с дырочкой по центру. Было спокойно и очень хорошо. Тяжелые рюкзаки не давили на плечи, а лежали в номере. Выматывающая жара пустыни сменилась на прохладный горный вечер. Сегодня не нужно никуда бежать. Но уже завтра днем предстояло покинуть Лабранг, чтобы отправиться в Линься и посмотреть на пагоды-мечети вблизи. Хотелось остановить время. Я понял, что устал от нашего безумного китайского графика. Повернулся к друзьям:

– Есть предложение забить на Линься и остаться в Лабранге на день дольше.

Судя по выражению лиц, с которым они ели свои печенья, Вова и Настя находились примерно в том же благостно-расслабленном состоянии. Предложение задержаться вызвало большое воодушевление. Даже удивительно, насколько ценным может ощущаться отсутствие необходимости спешить или возможность спать в кровати.

– Давайте устроим кинопросмотр на нетбуке. У нас там есть «В джазе только девушки», – предложил Вова.

– Знаете, мне очень нравится то, что мы проводим время вместе, – сказала Настя. – Даже когда нам не надо куда-то ехать и мы можем разойтись в разные стороны, мы выбираем вместе посмотреть кино. Это очень здорово.

* * *

– Ну давай, не ссы! – подбодрил меня Вова.

Я держал в руке куриную лапку. При ближайшем рассмотрении она выглядела еще менее аппетитно, если это вообще возможно. При этом на улицах постоянно встречались китайцы, уплетающие их за обе щеки, да и продавались они на каждом углу. Выдохнув, я откусил край куриного пальца и попытался его разжевать. Энтузиазма хватило секунды на две – потом верх взяло желание выплюнуть эту дрянь и выпить ведро воды. Лапка, даром что маринованная, жевалась отвратительно и больше всего походила на безвкусный хрящ.

* * *

С наступлением ночи весь город и наш номер вместе с ним становились местами мистическими. Тонкие стены пропускали в комнату холодный горный воздух. Мы сидели на кровати, завернувшись в одеяла, и смотрели кино на нетбуке. В обратную сторону с не меньшим успехом стены пропускали звук. Персонажи фильма говорили тихо-тихо… тихо… еще тише… а потом музыка КАК ЗАОРЕТ! Мы убавляли громкость, но затем возвращали ее обратно, чтобы слышать диалоги. И ситуация повторялась. После очередной музыкальной паузы раздался стук в дверь. Вова пошел открывать. Стоящий за ней монах одним лицом выразил все, что думает о ночных кинотеатрах.

– Кажется, у нас есть суперсила, – сказал вернувшийся Вова, – Мы смогли взбесить буддистского монаха. Думаю, стоит сделать потише.

15 июня
Лабранг

Лабранг, как жидкость или кот, занял все свободное место в узкой долине. Половина территории города приходилась на монастырь. Он служил главной точкой притяжения для всех. Китайские и иностранные туристы фотографировали ступы. Тибетские паломники совершали кору – ритуальный маршрут вокруг монастыря – и вращали молитвенные барабаны. Монахи учились. Основанный три сотни лет назад Лабранг представлял собой не только монастырь, он являлся также и крупным университетом. Тут изучали буддийскую философию, тантру, Калачакры, тибетскую медицину и религиозное право.

Монастырская территория была написана в белых, зеленых и красных тонах. Белые стены, белая плитка под ногами. Маленькие белые квадратные домики, вплотную стоящие друг к дружке, – вероятно кельи. Белые стены вокруг красных зданий религиозных сооружений, похожих одновременно на крепость и небольшой дворец. Красные одеяния монахов – от стариков до совсем мальчишек, гоняющих в переулках белый мяч. Красные колонны, поддерживающие многоярусные зеленые крыши с загнутыми углами, золотистыми драконами и колокольчиками, звенящими на ветру. Зеленые холмы вокруг. Белое мороженое в руках улыбающегося послушника.

У некоторых приветливо распахнутых дверей стояли таблички, запрещающие вход внутрь.

Мне вспомнилось наша недавняя попытка прикинуться ветошью и зайти к дюнам через служебный вход. Тогда не получилось, но, может быть, получится сейчас?

Делая вид, что не понимаю надписей, я совал свой любопытный нос в каждую приоткрытую дверь. Рано или поздно меня замечали и начинали махать руками – уходи, мол. Но до этого я успевал рассмотреть просторные комнаты и медитирующих монахов.

Набродившись по территории, мы перешли к коре, по которой с утра до вечера тек непрерывный людской ручеек. Вдоль пути стояли сотни ярких молитвенных барабанов. Проходя, паломники поворачивали их по часовой стрелке. Барабан вращался, мантры, записанные на свитке внутри него, «читались». Один оборот равнялся произнесению бесчисленного количества повторений. Такая вот оптимизация. Размеры барабанов отличались порой в несколько раз. Небольшие, в метр высотой, стояли рядком под навесами. В отдельных домиках находились их старшие братья – метра полтора в диаметре, два с лишним в высоту. Мне хотелось крутануть такое чудовище, сдвинуть с места. Но раз за разом я заставал их уже вращающимися после предыдущего паломника. Наконец, ускорившись и беспардонно обогнав бабушку, я дорвался. Вопреки ожиданиям, вращался гигант легко и бесшумно.

Существует легенда, что придуманы молитвенные барабаны были не для того, чтобы упростить процесс чтения мантр по тысяче раз, а лишь чтобы дать такую возможность неграмотным людям или немым – тем, кто не мог читать их самостоятельно. Сегодня есть даже электрические барабаны, но они не очень распространены. Все-таки, по словам одного из лам, «заслуга вращения электрического молитвенного барабана относится к тем, кто вырабатывает это электричество».

* * *

После обеда я сидел у окна в кафе на первом этаже хостела и пил традиционный тибетский чай с маслом яка. Вкус был несколько специфическим, но мне нравилось. Он замечательно сочетался со снующими по обе стороны окна монахами. Чая мне принесли целый термос. Чашка уходила за чашкой, а он все не заканчивался.

– Что пьешь? – поинтересовалась вернувшаяся с обеда Настя. Они с Вовой ходили в лапшичную.

– Чай с маслом яка.

– Фу! – оценила Настя местный колорит.

16 июня
Лабранг

Еще половину дня мы очарованно слонялись по закоулкам монастырской части города. Как здорово было никуда не спешить. Но вот и Лабранг заскользил назад за автобусным окном.

Дорога до Ланьчжоу прошла под симфонию из двух звуков. Солировал бешеный ор автобусного гудка, которым водитель приветствовал едущих навстречу коллег и распугивал демонов. Когда его рука уставала давить на клаксон, слышался зубовный скрежет, исходящий от Насти. Не будучи демоном, она не боялась шума, но бесил он ее знатно.

* * *

Время в поезде мы коротали карточными играми. Подкидной дурак вызывал необычайный интерес попутчиков – всю дорогу вокруг нас клубилась толпа, с любопытством наблюдая, что это мы такое делаем.

* * *

В начале ночи поезд прибыл в Тяньшуй. Поначалу он произвел хорошее впечатление – на улицах тьма народу, открыты кафе, горят огни. Сейчас найдем какое-нибудь жилье. Забронировать что-то заранее мы не смогли – интернетом последнее время судьба не баловала.

Два часа спустя оптимизму поубавилось. Из десятка найденных за это время гостиниц только две – дорогая и очень дорогая – согласились дать нам ночлег. Остальные говорили «нет». Что именно «нет», мы не понимали – «нет номеров» или «нет, мы не размещаем иностранцев». Впрочем, не то чтобы это играло какое-то значение.

Время перевалило уже за два часа ночи. На улицах все еще оставалось немало людей, но выглядели они неприветливо. Каждое открытое кафе превратилось в выставку хмурых пьяных лиц, по-рыбьи взирающих на нас залитыми пивом глазами. Ветер носил по асфальту мусор, кеды липли к чему-то, не хочу знать к чему. Удивительно и дико было видеть такой Китай.

– Так, нам нужно что-то решить. Мы уже третий раз проходим по этой улице, – сказал Вова.

– Ну, можем придушить жабу и пойти в ту дорогую гостиницу, – предложил я.

– Не, смысла нет. Мы сейчас кучу денег заплатим, а через пять часов уже вставать и уезжать.

Правда, завтра нас ждал ранний подъем. Снова запускался режим бешеной гонки, чтобы успеть съездить на знаменитые гроты и к вечеру вернуться обратно, на поезд.

На одной из темных улиц стояла женщина с плакатом, обещающим жилье.

– Мистерь, хотель?

– Давайте попробуем.

Женщина сунула плакат под мышку, жестом пригласила следовать за собой и засеменила в переулок.

– Надеюсь, нас сегодня не разберут на органы.

Новый риелтор повел нас по тем же отелям, что уже отказали нам ранее. Ее присутствие никак не влияло на ситуацию – селить нас по-прежнему не хотели. После второй гостиницы совместная прогулка закончилась.

– Варианты?

– Предлагаю забомжевать на вокзале.

Посреди стремительно теряющего впечатление безопасности города вокзал казался островком спокойствия. Возможно, виной тому был стоящий перед ним полицейский броневик.

Внутрь здания без билета не пускали, поэтому мы расстелили спальники у скамеек неподалеку от входа. Несмотря на наличие полиции, спать всем одновременно представлялось плохой идеей. Часы показывали три ночи, в семь общий подъем. Решили, что Вова подежурит первые два часа, а я вторые.

Стоило только положить голову, как Вова принялся тормошить меня за плечо.

– Вставай, твоя смена.

17 июня
Тяньшуй

«Господи, как же хочется спать!» – моя самая популярная мысль за эту ночь.

Секундная стрелка часов двигалась со скоростью минутной. Та – как часовая. Часовая, в свою очередь, не двигалась вовсе. Они явно сговорились довести меня до сумасшествия.

– А вот и не сговорились! – хором пискнули стрелки.

«Как же хочется спать».

Я прочитал все надписи на русском, какие только удалось найти на вещах и документах. Потом на английском. «Так вот как, оказывается, надо было стирать эту рубашку!» Начал читать по-китайски. Первый иероглиф в названии станции Тяньшуй выглядел как человечек в широкой плоской шляпе, расставивший в стороны руки и ноги. Во втором, если включить фантазию, читалась буква «Ж». «Да, человечек, я тоже так думаю».

Небо медленно светлело. На улицы вышла армия уборщиков. Из ночной помойки Тяньшуй стал снова превращаться в чистый китайский город. «Как же хочется спать!» Одна из уборщиц принялась мыть полы у входа в здание вокзала, постепенно приближаясь к нам. Еще немного, и, казалось, она начнет водить шваброй по контуру спящих Вовы и Насти. «Если друг попал в беду, друга мелом обведу». Но нет.

– Вам пора уходить, – сказала она по-китайски.

У ребят оставалось еще около часа на сон. Я снова включил свой уже любимый режим «моя ничего не понимать». Через несколько минут уборщица, устав от моей глупости, ушла, закатив глаза. «Победа», – подумал я. «Как же хочется спать!» – подумалось само.

Уборщица вернулась с полицейским.

– Вам пора уходить, – сказал он по-английски.

Я взглянул на часы. Полседьмого.

– Можно нам еще двадцать минут? И мы уйдем.

Полицейский посмотрел на уборщицу, потом на меня. Кивнул.

– Хорошо. Но через двадцать минут уходите.

* * *

Я попытался отлипнуть от стены и заглянуть за поручни. Земля стремительно уменьшалась в размерах. Чтобы случайно вывалиться за перила, проходящие на высоте груди, понадобилась бы некоторая сноровка, но меня это почему-то не успокаивало. Висящие над пропастью деревянные балконы полутораметровой ширины, по которым предлагалось передвигаться, не вызывали никакого доверия. Тут и там вцепившиеся в поручни до побелевших костяшек китайцы показывали, что я в этом не одинок. Очередная лестница. Еще плюс десять метров. В груди начала нарастать паника. Стой… дыши… дыши… Когда спустимся, купим мороженое… Через пару минут отпустило, я смог оторвать от перил вспотевшие ладони и оглядеться. Прямо передо мной на стене возвышались гигантские фигуры будд.

В Тяньшуй мы приехали вовсе не для того, чтобы бомжевать на вокзалах. В скале неподалеку от города находились гроты Майцзишань, «Пшеничной горы». Когда-то это был монастырь, но в отличие от того же Лабранга он растекался по местности не горизонтально, а вертикально. Прижимающиеся к скале мостки и лестницы взбирались на высоту ста с лишним метров. На эти мостки выходили двери и окошки гротов. Некоторые из них были размером с комнату, другие лишь в локоть глубиной. Майцзишань создавался более полутора тысяч лет. В Китае одна за другой сменились двенадцать императорских династий, а монахи тут продолжали медитировать и вырезать скульптуры. Последних набралось не меньше семи тысяч – от десятка сантиметров до шестнадцати метров в высоту. Чаще всего встречалось изображение будды Амитабхи, особо почитающегося в школе Чистой Земли.

Суть этого ответвления буддизма, если очень сильно упрощать, сводилась к тому, что человек в наше время не может обрести просветление своими силами. Ему для этого нужна помощь Амитабхи. Под «нашим временем» стоит понимать последнюю тысячу лет.

По легенде, Амитабха был царем, но, познакомившись с буддийским учением, отрекся от трона и ушел в монашество. Он решил стать Буддой и обрести во владение Чистую Землю или Землю бесконечной радости, в которой смогут возродиться все, кто взывал к нему.

Амитабха дал Сорок Восемь Обетов. Из некоторых можно почерпнуть информацию о том, что же такое Чистая Земля. Так, например, возродившиеся там будут помнить все свои предыдущие жизни. Всем будут присущи одинаковые форма и цвет, устраняющие любые различия. Они смогут читать мысли и жить сколь угодно долго.

Рядом с изображением Амитабхи часто располагались скульптуры его двух помощников – Авалокитешвары и Махастхамапрапты. Легенда гласит, что Авалокитешвара дал обет освободить всех живых существ от пут сансары. Но скольких бы он ни спасал, количество нуждающихся в помощи будто и не уменьшалось. От осознания того, в какое неподъемное дело он ввязался, голова его буквально взорвалась, разлетевшись на одиннадцать частей. Увидев это, будда Амитабха восстановил тело Авалокитешвары, снабдив его одиннадцатью головами. Для большего запаса прочности, вероятно. И тысячью рук. Ну, просто почему бы и нет?

* * *

«Больше никаких сидячих вагонов для ночных переездов!» – решили мы и поднялись по социальной лестнице до плацкарта. В его китайском варианте отсутствовали боковые полки, зато в основном отсеке громоздились друг над другом три яруса. Жители верхних этажей лежали у себя или сидели за маленькими столиками в проходе, но никогда на садились на нижнюю полку – это чужое место.

По вагону носились запахи лапши быстрого приготовления. Чуть ли не каждый пассажир сидел над парящей картонной миской, но было бы непросто найти две одинаковые – богатство выбора поражало. В привокзальных магазинчиках такая лапша занимала по нескольку рядов.

Погас верхний свет, пассажиры улеглись и отвернулись к стенкам. Я сидел за столиком и писал письмо при свете налобного фонаря.

«Если я оглянусь по сторонам, то увижу множество пяток. Некоторые из них можно идентифицировать как Вовины или Настины, а некоторые нет. Так выглядит китайский плацкарт. Сейчас в нем наступает благословенное время отбоя, и это единственный известный науке способ заставить китайцев перестать харкать, рыгать и орать. Помимо физического устранения разве что. Этот вариант мы тоже рассматриваем».

18 июня
Поезд Тяньшуй – Чэнду

Активный образ жизни вообще и зарядка в частности очень популярны у китайских пенсионеров. Мы наворачивали утреннюю лапшу, сидя за столиком в вагоне, а рядом бабушка крутила руками, разводила их в стороны, поворачивала корпус и постоянно, каждые несколько секунд рыгала. Отношение китайцев к подобным физиологическим моментам лучше всего описывает слово «никакое». Никакого нет у них отношения к этому. За все время, что мы ехали по Китаю, рядом кто-нибудь обязательно кашлял, рыгал или кряхтел. Дети, даже не маленькие – лет пяти-семи на вид, – могли прямо посреди пешеходной улицы снять штаны и справить малую нужду.

В общественных туалетах вокзалов у кабинок зачастую отсутствовали двери, а где были – редко использовались по назначению. Удобно, с одной стороны – не надо дергать ручку, чтобы узнать, занято ли. Видно по светящимся в полумраке сигаретам.

Но больше всего в подобных уборных раздражали даже не двери, а смыв. Видимо, для экономии воды посадочные места не оборудовались собственными бачками. Вместо этого они соединялись желобом, по которому время от времени пускалось очистительное цунами, смывающее сразу все и везде. Проблема состояла в том, что в ожидании прилива все копилось и пахло. Казалось, что легкая тень этого «туалетного» запаха присутствует в воздухе постоянно и повсюду. Такое же впечатление создавалось и от запаха специй. Получался очень странный обонятельный микс.

* * *

Настя отправилась мыть купленные в дорогу фрукты. В китайском плацкарте несколько раковин размещалось в конце вагона вне туалетов. Чтобы умыться или помыть руки без лишней очереди. Но местные использовали их и для других целей. Настя вернулась спустя довольно долгое время.

– Я прошла два вагона, но не нашла ни одной раковины, которую бы они не захаркали. – Настя передернула плечами от отвращения., – Ну почему?! Почему, черт возьми, они хотя бы не смывают?! Пришлось сначала помыть раковину, чтобы в ней можно было вымыть фрукты.

* * *

Забронированный в хостеле номер оказался занят, и нам выдали большую комнату для девочек, пообещав никаких девочек не подселять и проигнорировав уверения, что нам и не жалко, в принципе-то. С кроватей, стен и тумбочек смотрели изображения котиков с розовыми бантиками.

– Там джакузи, – поделилась Настя, выходя из ванной. – И я знаю, как проведу вечер!

* * *

Остаток дня мы отдали на блуждание по городу. Весь интернет убеждал посетить Цзиньли. На фотографиях красовалась пешеходная улица традиционного вида с красными бумажными фонариками. Чего не было на фото – так это толп. А вот в реальной жизни были. То ли дело в субботе, то ли тут всегда так, но главная туристическая улица напоминала московское метро в час пик. Мы двигались в плотном потоке людей. Казалось, что можно поджать ноги и ничего в принципе не изменится. Хотелось сбежать, но… толпа медленно несла нас вперед. Оставалось только вертеть головой. Мы проплывали по эталонному Чайна-тауну. Говорят, торговля шла на этом месте уже две тысячи лет назад. Дома усердно изображали традиционность. «Изображали», потому что Цзиньли постигла реставрация по-китайски. В начале двухтысячных все снесли и построили заново под старину.