Текст книги "Край Света. Невероятное путешествие к Курильским островам через всю Россию и Азию"

22 апреля
Исфахан

Главный плюс каучсёрфинга это вовсе не экономия денег на жилье, как может показаться поначалу. Это люди, у которых вы останавливаетесь. Каждый запоминается чем-нибудь этаким. Исфаханец Мухаммед решил, что ничто так не взбодрит людей, проведших ночь в автобусе, как подъем на гору. И знаете, действительно взбодрило неплохо.

Город под ногами. Зелени тут еще меньше, чем в Тегеране, желтых и коричневых оттенков еще больше, а белый турист – еще удивительней для местных. По крайней мере, на вершине горы с нами быстренько устроили фотосет все находившиеся там иранцы. Мухаммед тяжело отдувался после подъема – «я уже не так молод». Он выглядел лет на 45 и напоминал Али, с которым мы познакомились в первый день – тоже кучеряв, смугл, с небольшим пузцом. И тоже немного смущенно улыбался, когда нам не удавалось друг друга понять из-за обоюдных проблем с английским. Мухаммед владел двумя домами на окраине города. Один занимал он сам с семьей, а во втором, который почти достроен (осталась только внутренняя отделка), хозяин принимал гостей. В любое время, в любом количестве, похоже, что тут всегда кто-нибудь жил.

В подвальчике по соседству находилось кафе, куда Мухаммед настоятельно рекомендовал сходить, чтобы познакомиться с местной кухней. Последовав его совету, мы открыли для себя волшебный мир кебабов, странного нажористого йогурта, про который сначала думаешь «ну и дрянь», а через минуту: «хочу еще», и какого-то плода любви супа и жаркого в горшочке. А еще холодильника с газировкой, в том числе неотличимой по вкусу от безалкогольного пива. Пока ждали заказ, я вовсю глазел по сторонам. Это было настоящее «кафе в глуши», какое можно найти у нас где-нибудь на окраине уездного города, только под ближневосточным соусом. Вместо пластиковых столов и стульев – топчаны, застеленные повидавшими жизнь коврами. Старенький вентилятор, соревнующийся в жужжании с мухами. Никто, включая меню, не говорит по-английски, но и вариантов еды не так много – просто тычешь наугад в особо живописную строчку и ждешь, попивая холодную газировку.

* * *

Самые главные достопримечательности Исфахана компактно расположены по краям площади Имама, выступая над тянущимся по периметру двухэтажным зданием базара. В центре – фонтан, где по случаю жаркой погоды носилась по колено в воде местная детвора, вокруг него газоны, цветы и аккуратно постриженные кусты. На западе – дворец Али-Капу. Напротив – синий купол мечети шейха Лотфоллы, узнать в которой непосредственно мечеть мешает как минимум полное отсутствие минаретов. Дело в том, что она не предназначалась для публичного использования, а исключительно для обслуживания духовных потребностей шахского гарема. Другая мечеть, более монументальная и на этот раз публичная и с минаретами – мечеть Имама, – расположилась на южной стороне площади. Весь комплекс (не считая фонтаны) разменял уже плюс-минус четыре сотни лет и выглядел потрясающе восточно.

Но самое удивительное – базар. Вход размером с крепостные ворота, наверху порядком облупившаяся, но еще различимая роспись – усатые мужики на конях и пешком стенка на стенку сокращают свое поголовье. В тени высоких сводчатых потолков теснились сотни лавочек, и чего там только не было – свернутые в рулоны километры ковров, тонны серебра в стеклянных витринах. Гирляндами свисали стратегические запасы сухофруктов на веревочке. Разноцветные специи, с горкой насыпанные в тазы, наполняли воздух странными коктейлями запахов. Гомон азартной торговли смешивался с ударами молоточков – мастера чеканки увеличивали количество своего товара, не сходя с торгового места. Ручным трудом занимались не только чеканщики. Часто попадались витрины, заставленные кувшинами различных оттенков синего. Это мина́ – медные сосуды, покрытые глазурью. Войдя в лавку, расположенную за этой витриной, с большой вероятностью можно было увидеть девушку, склонившуюся с кисточкой над очередным произведением.

Мы бродили по этому великолепию, не скрывая восторгов. После Тегерана, после Тебриза мы уже несколько разочаровались в иранском колорите, точнее, в полном отсутствии восточной сказки, по крайней мере в визуальном плане. Весь встреченный нами до того Иран более походил на какой-то дикий рынок эпохи 90-х, а исторические строения невероятным образом скрывали свой возраст получше молодящихся кинозвезд – вроде и знаешь, что мечети триста лет, а никак она не выделяется на фоне. Это если днем. По вечерам на них вспыхивает неоновая подсветка кислотных цветов, и было бы непросто отличить культовое сооружение от ночного клуба, существуй вообще в Иране ночные клубы.

По случаю выходных на площади обосновалась без малого половина города. Иранцы собирались всей большой семьей, брали игры, кальян, запас еды на роту спецназа и шли на целый день в парк. Отдыхающие буквально «усеивали» все газоны.

В толпе особенно бросался в глаза иранский женский дресс-код.

Не было ни одной девушки с непокрытой головой. Самые отважные модницы сдвигали разноцветные платки далеко на затылок, туда, где они уже попирали законы гравитации, но еще не нарушали законы Ирана.

Задрапированные с головы до ног во все черное бабушки недобро поглядывали на молодежь. Они так плотно укутывались хиджабом, поддерживая его либо рукой под самым подбородком, либо вообще зубами, что миру оставался открыт только нос и один глаз. Но интересней всего смотрелись парочки. Мужчины в плане одежды практически не знали ограничений – разве что в шортах мы никого не видели, кроме тренирующихся в парке футболистов, а в остальном – свобода. И вот прогуливались вдоль фонтана девушка в черном хиджабе, с руками, закрытыми до кистей, и ногами, закрытыми целиком, и с ней рядом парень в футболке, кепке с прямым козырьком, темных очках и браслетах.

Через несколько часов мы разделились, договорившись встретиться на закате. Вова продолжил гулять, а мы с Настей отправились домой, чтобы пару часов вздремнуть – полубессонная ночь напоминала о себе внезапными залипаниями в одну точку. В автобусе встретили соотечественницу. Девушка отдыхала в Исфахане, жила в отеле и очень рекомендовала работника ресепшен в качестве кладезя полезной информации, прекрасно говорящего по-английски. Это было очень кстати, потому что незапланированные выходные туркменского посольства сдвинули нам все даты, и иранская виза могла истечь до того, как мы получим туркменскую. Благо ее, теоретически, можно продлить тут же.

Мечтам немного поспать было не суждено сбыться – где-то мы свернули не туда и битый час катались на автобусах, пытаясь понять, наша это вообще дорога или нет.

– Насть, а там садовые фигуры дельфинов продавались?

– Да вроде да.

(чуть позже)

– И заправку проезжали?

– Да, вроде была заправка.

(еще немного позже)

– Погоди, а фонтан разве был?

– Не, фонтана точно не было. Блин, выходим, надо обратно.

* * *

Сотрудник отеля действительно знал все обо всем и делился этой информацией с нами:

– Вам нужно продлить визу? Да это не проблема, можно сделать в нескольких крупных городах. Но сейчас еще рано – никто не станет этим заниматься, пока у вас еще две недели в запасе. Приходите ближе к делу. Всем ли продлевают? Ну, вроде да, без проблем продлевают.

Ободренные полученной информацией, встретили Вову в условленном месте – у дворца Чехель-Сатун, что в дословном переводе означает «Дворец сорока колонн».

– Либо у меня что-то не так с математикой, либо колонн только двадцать.

– А тут этот пруд перед дворцом не просто так – сложи реальные колонны с их отражением в воде.

– Знаете, по-моему, это шикарный пример творческого подхода к техническому заданию.

Под быстро темнеющим небом мы шли от дворца через парк обратно на площадь Имама. На пешеходном переходе пришлось надолго зависнуть. Сами иранцы говорят, что дорожное движение у них madness, а водители поголовно crazy. Путеводитель Lonely Planet по Ирану имеет даже целую статью про траффик, суть которой сводится к тому, что не нужно бояться – водители не идиоты и контролируют ситуацию.

Ситуация же такова – если вы планируете стоять на пешеходном переходе до тех пор, пока машины начнут вас пропускать, то запаситесь водой, едой и увольтесь с работы – они не начнут никогда.

Знаки ограничений и приоритетов – украшение местности, сплошные линии разметки – рисунки на асфальте. Красный сигнал светофора останавливает машины. Мотоциклы не останавливает ничто. Они гоняют на красный, ездят по встречке и тротуарам. Причем не только оголтелые подростки, но и степенные дедушки, а также семейства в полном составе – мама, папа и пара детей, все на одном байке. Здесь мотоцикл не атрибут крутого парня, а дешевый массовый круглогодичный транспорт. Выглядят они соответствующе. Например, часто можно увидеть экземпляры с гигантскими мохнатыми варежками, приделанными к рулю.

Над куполом мечети поднялась луна, мы сидели на сбегающих к воде ступенях фонтана, наслаждаясь прохладой. Женщина, пикникующая рядом вместе с семьей, улыбаясь и не говоря ни слова, протянула нам чашки чая и леденцы из кристаллизованного сахара на палочке – можно чай мешать, можно вприкуску. Удивительные они все-таки, иранцы.

23 апреля
Исфахан

– В основном это церкви, монастыри, иногда… э-э-э… (в сторону) как будет кремль по-английски? Кремлинс. Ну это… э-э-э… фортрес, в общем.

За чаем Мухаммед попросил рассказать ему о Золотом кольце – оказывается, он планирует путешествие в Россию и очень интересуется этим маршрутом.

Мы видели хозяина дома всего второй раз за два дня – в соревновании самых ненавязчивых людей мира он определенно имел бы хорошие шансы на победу. Даже это чаепитие предварялось скромным СМС: «Я хотел бы с вами поговорить, если вы не заняты».

* * *

Так как невозможно в конце апреля пройти мимо спелого арбуза, мы добыли себе один в магазине. И теперь стояли вокруг него. Единственный нож в нашем распоряжении – какое-то недоразумение в мизинец длиной. Вдвоем с Вовой мы перерыли весь дом сверху донизу, но без толку – ничего не нашли. И у Мухаммеда не одолжить – он ушел по делам. Понуро вернулись на кухню, где застали Настю, протирающую салфеткой этот микроножик над порезанным дольками арбузом. «Даааа, – протянул Вова, – мотивация это очень круто».

* * *

Ночью у нас автобус в Тегеран – завтра по плану новый штурм туркменского посольства. Распрощавшись с Мухаммедом, коротали время, слоняясь по центру Исфахана. Мы понемногу втягивались в иранскую действительность. Первые дни тут, когда ничего не понятно, общего языка нет, интернета нет и вот это вот все – они вытягивали из нас силы очень быстро. Пока решишь бытовые вопросы, на любопытство никакого задора не остается. Но теперь все это становилось привычным, появлялись и закреплялись линии поведения, наборы действий. Покупать билеты в автобус на самые удобные места проще всего, нарисовав автобус, искомые места и трех довольных человечков на них. С моего художественного таланта уровня детского сада ржали даже самые серьезные усатые кассиры, выдавая билеты куда надо и желая счастливого пути.

24 апреля
Тегеран

Ночь в автобусе прошла довольно скверно в этот раз – работающие на полную катушку кондиционеры позволяли примерить на себя шкуру коровьей туши, путешествующей в грузовике-рефрижераторе. Я отключал «маленький филиал Арктики» у себя над головой и проваливался в сон. Но проходящий время от времени по салону стюард включал его обратно. Поэтому поутру в орущую и уже жаркую действительность тегеранского автовокзала я вылез, зябко поеживаясь. Сегодня нам предстоял второй акт путешествия в туркменское посольство, но на сей раз мы знали куда ехать. Обошлись без приключений. К величайшему нашему восторгу, сотрудники прекрасно говорили по-русски, объяснили все, что от нас требуется для подачи заявления на визу, а заодно где можно сделать фотографии на нее. Несмотря на весьма подробные инструкции, фотосалон мы так и не нашли. Бесплодные блуждания в конце концов прервал работник копицентра, распечатавший нам фотографии с иранских виз, предварительно их отсканировав и увеличив. Так как мы не в полицейском сериале, то увеличение не лучшим способом отразилось на качестве, зато наши с Вовой лица приобрели мужественную квадратность. Настя же специально везла с собой фотографию для визы аж из Москвы, так что ее мутации имени Казимира Малевича не коснулись.

Пока заполняли анкеты, мимо нас проходили лучащиеся радостью путешественники – те, кто только что получил визу. Их путь теперь лежал в Мешхед, а оттуда уже рукой подать до Туркменистана, на пересечение и осмотр которого у них оставалось три дня. Счастливцев оказалось довольно много, и это действовало успокаивающе – робкая надежда, что и мы через пару недель последуем за ними, превращалась во что-то отдаленно напоминающее уверенность.

25 апреля
Йезд

За окном поезда безжизненные ландшафты стали все чаще перемежаться дорогами и домиками, стало быть, скоро наша станция. Восток еще только начал светлеть, и я был благодарен двум фактам: во‐первых, что Фаршид – парень, которого Настя нашла на каучсёрфинге, – не только согласился приютить нас на пару ночей, но и вызвался встретить с поезда в такую рань. Во-вторых, что кофта упакована сверху рюкзака, как выйду – так сразу и надену, и будет мне тепло и хорошо. Спрыгнув на платформу и оставив за спиной кондиционированный воздух иранского плацкарта, осознал, что кофта не потребуется. До рассвета оставалось еще как минимум полчаса, но температура определенно преодолела отметку в 20–25 градусов. Страшно представить, что тут днем.

Представить страшно, но не сложно – Йезд [16]16
  Йезд – один из наиболее древних городов Ирана и центр одноименной провинции. Построенный преимущественно из глиняных домов город находится в оазисе и существует с III тысячелетия до н. э.


[Закрыть] это город посреди пустыни. Очень древний, надо сказать, город посреди пустыни. О нем упоминали Марко Поло и Афанасий Никитин. Оба писали про шелка – ими Йезд, как город ткачей, наполнял весь Ближний Восток, да и даже в домах русских бояр его можно было найти. Но по сравнению со временем возникновения Йезда мы с вами, Афанасием и Марко практически современники, ибо основан он где-то пять тысяч лет назад.

Фаршид, высокий парень с солидной бородой, уже ждал нас рядом со своей машиной, старым внедорожником из тех времен, когда автомобильный дизайн состоял из прямых углов. Любуясь поднимающимся над горизонтом солнцем, мы тихо ехали через спящий город.

– Видели бы вы рассвет в пустыне, – зевнул Фаршид, – невероятное зрелище!

– А мы сможем съездить в пустыню посмотреть восход, пока тут? – начали мы подбивать клинья, не отходя от кассы.

– Кхм… Не знаю, у меня сейчас сессия, экзамен на носу, но, может быть, как-нибудь получится.

* * *

Старый Йезд выглядел именно так, как представляешь себе город в пустыне. С запасами пригодных для строительства камней тут не очень, а уж с древесиной так вообще беда, и главным материалом стала глина. Так было тысячи лет назад, так в историческом центре и сейчас – светло-коричневые дома из глины с соломой, арки, переходы, узкие переулки, дающие спасительную тень, и множество, множество возвышающихся над этим всем бадгиров [17]17
  Бадгир – традиционный персидский, иранский архитектурный элемент, служащий для вентиляции зданий и поддержания температурного баланса в них.


[Закрыть]. Это древние кондиционеры, часть персидской традиционной архитектуры. Четырех-, шести– или восьмиугольные каменные башни с торчащими поперечными балками ловят ветер и поставляют в дом свежий воздух. История этой технологии насчитывает столетия, но она используется и поныне, оставаясь весьма эффективной – бадгир способен понизить температуру в доме на 12 градусов по сравнению с уличной.

В этих улочках приятно заплутать – ходить без цели, сворачивать в наиболее живописные переулки, ориентируясь по ярким оазисам мечетей. Так прошел весь день. Ночь мы встретили за бесконечными чашками чая, сидя в кафе на крыше старого дома в старом городе. Со всех сторон раскрашенные минареты включали яркую синюю и зеленую подсветку, раздавался призыв на намаз. Часть посадочных мест на крыше составляли топчаны, нам как раз посчастливилось урвать последний свободный, и мы развалились на нем, дав отдых уставшим за день ногам. Из пустыни дул ветер, но теперь он нес хоть какую-то прохладу.

26 апреля
Йезд

Алекс в Тегеране говорил, что до исламских запретов ему дела нет, потому что он заратуш, иными словами, зороастриец [18]18
  Зороасриум – одна из древнейших религий, берущая начало в откровении пророка Спитамы Заратустры, полученном им от бога Ахура Мазды. В основе учения Заратустры – свободный нравственный выбор человеком благих мыслей, благих слов и благих деяний.


[Закрыть]. Впоследствии мы не раз еще встречали иранцев со сходными убеждениями, но меня не покидала мысль, что, называя себя «заратуш», они всего лишь стремятся к свободе от жестких мусульманских норм. В плане ограничений зороастризм гораздо приятнее. В нем нет запретов на алкоголь или какую-то определенную еду, ту же свинину, например. Даже наоборот – зороастризм порицает пост и голодание. Рекомендуется только знать меру в питье и мясо есть в разумных пределах. Последователи этой религии не отвергают материальный мир. Напротив, они относятся к нему с большим уважением.

Иранское государство глубоко влезает в частную жизнь своих граждан, навязывая им нормы морали. Женщине недопустимо выйти на улицу без платка или в несоответствующей правилам одежде. Алкоголь запрещен. Внебрачные связи категорически порицаются. Однополые отношения являются уголовным преступлением и караются вплоть до смертной казни. Любопытно, кстати, что при этом в Иране официально разрешены операции по смене пола.

В то же время зороастризм иногда называют еще «религией выбора» – согласно ему каждый человек сам волен выбирать свой путь и нести за него ответственность. Этическая основа зороастризма звучит как «хумата, хухта, хваршта», то есть «благие мысли, благие слова, благие дела». Живя в соответствии с этими установками, человек не только обеспечивает лично свое попадание в рай, но и приближает глобальную победу света над тьмой, увеличивая общее количество добра.

* * *

Йезд много веков являлся центром зороастрийской общины, и на его улицах мы видели много мужчин в традиционной одежде – яркой рубахе до колен и свободных штанах того же цвета. Второй день в городе мы потратили на посещение двух самых значимых из расположенных тут памятников этой религии.

Первым в нашем списке значился храм огня Аташкадех. Небольшое традиционного вида одноэтажное здание само по себе не представляло исторической ценности – оно не разменяло еще и столетия. Чего нельзя сказать о горящем внутри огне. Конкретно тут, в Йезде, он поддерживался без перерывов с конца XV века, но зажжен был от еще более древнего огня. Можно считать, что этот костер горел уже полторы тысячи лет. Зороастрийцев часто называют еще «огнепоклонниками», но такое название некорректно. Они поклоняются не огню как таковому, а богу Ахура-Мазда. Огонь же является просто зримым образом, и, в принципе, солнечный свет пользуется таким же почтением.

Для праздного туриста вроде нас посещение Аташкадеха – предприятие сомнительной ценности. По сути, вся свободная для входа часть храма это одна длинная комната, из которой через стекло можно посмотреть на священный огонь.

Вскоре мы поймали такси и под недовольное бурчание Насти, называющей нас буржуями, поехали на окраину города.

* * *

Дорога отделяла город от пустыни. По одну сторону белые дома, зеленые парки, постоянный галдеж. По другую – только земля и песок, ни одной травинки, никакого другого цвета, кроме светло-коричневых оттенков. Чуть поодаль несколько ветшающих глинобитных строений и два холма с башнями на вершинах. Это, пожалуй, самая известная и самая мрачная зороастрийская традиция – башни молчания. В этой религии нет никакого почтения к телам умерших. Они – всего лишь пустая оболочка, символ временной победы сил зла. Неприемлемо ни закапывать их в землю, ни сжигать, ни как-либо еще осквернять природные стихии. Остается «выставление». Тела оставляют на специальной башне на поживу птицам. Кстати, хоронят так не только людей, но и собак. Собака вообще пользуется в зороастризме большим почтением за пользу, которую приносит человеку, а также за то, что умеет видеть и отгонять злых духов.

Когда мы, тяжело отдуваясь и обливаясь потом, залезли по серпантину на вершину, то обнаружили там круглую площадку с полузасыпанным колодцем в середине. Под ногами бежали к центру стертые желобки. Когда-то по ним в яму стекала кровь и прочие жидкости. Со временем туда же отправлялись и обглоданные птицами, высушенные пустынным солнцем кости. Сегодня подняться на башни молчания в Йезде может любой желающий, вне зависимости от вероисповедания, крепости нервов и желудка. Теперь это культурный, а не религиозный объект. Зороастрийцы же хоронят своих мертвецов на новом кладбище в бетонированных могилах, чтобы тело по-прежнему не соприкасалось с природными стихиями. Хотя эти метаморфозы произошли не так уж и давно – тела выставлялись тут до начала 70-х годов прошлого века, и живы еще те, кто видел кружащих над башнями стервятников.

* * *

Настя с Вовой уже улеглись спать. Я же, получив у Фаршида пароль от вай-фая, листал новостную ленту и рассказывал родителям, что у нас все в порядке. Через несколько минут переписки мне стало как-то не по себе от очевидно уклончивых и пространных ответов на вопросы вроде «как дела?». Спросил напрямую:

– Так, серьезно, что-то случилось?

– Вчера похоронили дедушку.