Текст книги "Современное путешествие Лады в ад и рай"

Глава 4. Круг 4. «Завистник поневоле»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Всё вокруг было в мертвом оцепенении. И лишь Фигура и Лада оживляли пейзаж.

«Сколько грехов земных», – устало вздохнула Фигура. – Летим и летим вперед, а конца не видно».

«Я тоже очень устала», – отвечала Добрая Лада. – Но я обещала обо всем увиденном рассказать на Земле. И это придает мне силы.

«Ничего, отдохнем в раю, – утешил ее Ангел Падший. – Он, по сравнению с адом и чистилищем, совсем маленький. И если, в аду и чистилище, души грешных на огромных пространствах, как сельди в бочке утрамбованы, то в раю на небольшом пространстве очень вольготно».

И вот снова ворота. И снова у ворот стоит Ангел кроткий. Глаза его излучали доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

Как и в предыдущих кругах чистилища, лада увидела тот же пейзаж. Аккуратные дорожки, скамейки, мраморные стены скамейки, мраморные стены с барельефами. И так же возвышались легкие, грациозные белые здания храмов с синими куполами и золотыми крестами. И такие же ко всем храмам шли толпы греховных душ, одетых во всё серое, которые с утра уже прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

И Ангел Падший начал свой рассказ.

«Здесь, в 4-м кругу чистилища, душа очищается от земного греха – зависти, в том числе зависти к своим близким и родным, друзьям и знакомым. И тут, в этом кругу, как и в предыдущих, я заметил одну скорбную закономерность. Душ простых бедных людей, взращенных и живущих в провинции, у нас очень мало. Но в огромном количестве мучаются души людей богатых, живущих в больших городах. Они были людьми не бедными, и всё, что надо, имели. Но им хотелось всё больше и больше. Грех жадности породил много грехов, в том числе и грех зависти.

Человеку для жизни не так уж много и надо. И большинство имеет это необходимое. Но им всегда мало того, что у них есть сегодня, сейчас. Им всегда кажется, что у сестры, у брата, у родственников, у друзей, у знакомых есть жизненных благ больше, чем у них сейчас. И они завидуют им. И еще: на этом кругу, где искупается грех зависти, почему-то много женщин. Гораздо больше, чем в других кругах. Не знаю, в чем дело. Может, природа женщин такова, что ей никогда не хватает того, что она имеет».

Тут Кроткий Ангел сказал:

«Давайте пройдемте вон на ту ближайшую площадку. Там души человеческие искупают свой смертный грех зависти».

И они подошли к месту исполнения мук. И Лада увидела следующую картину.

На большом пространстве были вырыты сложные лабиринты. И узкие коридоры шли замысловатыми зигзагами. Узкие коридоры то шли кругами. То веером расходились из одной точки в десятки сторон, то под острым углом поворачивали в сторону. Стены узких коридоров были покрыты острыми шипами. Пол также был усыпан острыми шипами. И тут Лада увидела медленно приближавшуюся процессию грешных душ. Вид их был ужасен. Они были облачены в серые власяницы. Они подпирали друг друга. Руки их были протянуты вперед. И сами они шли вперед, как бы на ощупь. Так в старину нищие слепцы на хлеб собирали у церкви, в дни прощения грехов, друг на друга голову склонив, и руками сцепляясь друг за друга. Их лица были страшны. И вид их лиц вопил об их страданиях громче громких слов. И тяжкой скорбью, по лицам их волной лилась влага. То были слезы покаяния и одновременно страшной боли, какую они испытывали. Бока их в узких коридорах непрерывно натыкались на острые шипы. Босые ноги все были в рваных ранах. Ибо шли они по острым шипам, валявшимся в изобилии на полу коридоров. Там, где были острые углы и повороты, они лицом натыкались на острые шипы. И влага, сочившаяся по лицам, вся пропитывалась кровью.

Там, где коридоры расходились веером в разные стороны, толпы незрячих, натыкались хаотично друг на друга, валились с ног. И бросались то вперед, то назад, полностью потеряв ориентиры. И лишь когда проходило их время мучений, появлялся неведомо откуда зрячий поводырь. И слепая процессия, держась друг за друга, шла в нужном направлении и быстро выходила из лабиринта на свет божий. Там они валились на ледяную землю и зализывали свои раны языком. Их соленые слезы имели чудное свойство залечивать быстро раны. И действительно, все затягивалось на них, как на собаках, после драки. И несчастные души приобретали нормальный вид до следующего мучения.

Придя в себя, души горячо молились. И перед их глазами проносились в подробностях все их грехи зависти по отношению к близким и родным, знакомым и друзьям. И в молитвах они просили об искуплении своего земного греха. Они молились за своих родных и близких, которых обидели своим грехом. И умоляли, чтобы и они за них, там, на земле, молились, преодолевая свои обиды на них. Ибо эти земные молитвы помогут грешным душам уменьшить срок мучений. И потом густой толпой шли в ближайший храм.

Они проходили мимо барельефов, где были представлены примеры, до чего может довести зависть человеческая. И Души проникались пониманием, что вся жизнь человеческая с древних веков была пропитана взаимной завистью. Не будь этого греха, и жизнь на земле была бы намного лучше. И в храме, под песнопения, они, каждый персонально, каялись в своем смертном грехе своему духовнику. И у каждого из них снова и снова перед глазами проплывали картины их грехов. Воистину на небесах все известно. И никуда никому на земле не скрыться от кары небесной.

Улучив момент, Лада вместе с Фигурой подошли к ближайшей душе. Фигура коротко объяснил Душе, как и зачем они к ней подошли. Душа изрядно удивилась. И затем покаянно начала свою исповедь.

«Вся жизнь моя была пропитана завистью. И на учебе в школе. в техникуме, в институте. И на работе. И в отношениях с родственниками своими. И в отношениях с ближними, то есть с окружающими людьми. Я была старше своей младшей сестры на 2 года. Учеба мне давалась тяжело. Училась я еле-еле, хотя и много занималась. Ибо трудолюбие у меня было. Брала задницей. Сестра моя была лентяйкой. Порхала, как мотылек. Но училась очень легко. И, не учась, как следует, имела везде хорошие отметки. Меня учителя жалели, сестру любили. Я от природы была некрасивая и невзрачная. И ребята одноклассники на меня внимания не обращали. Но стоило где появиться моей младшей сестре, как вокруг нее появлялись стайки ребят, ухажеров. У нее все шло быстро и безо всякого напряжения. У меня все медленно и с большим напряжением. И я с рождения ее, с первых дней, завидовала ей во всем.

После школы я два года пыталась поступить в институт. И пришлось идти сначала в техникум, а потом уже на учебу в институт, и то задрипанный, на вечерний. Сестра моя с лету поступила в один из самых престижных институтов на дневное отделение. И не готовилась особенно. Сама потом говорила о себе – мне везде везет. И я снова лютой ненавистью завидовала ей. Меня в институте окружала серая масса. Учились у нас, в основном, из загорода, из пригородов, из окрестных городков. Ибо учеба моя располагалась прямо рядом со станцией электрички. И большинство из нас были девчонки. Так как это был педагогический институт. И познакомиться с хорошим парнем и сделать хорошую партию у меня не получалось. Не с кем.

Сестра моя имела престижное окружение. Там учились богатенькие сынки, приезжавшие на своих иномарках. Ибо ее институт был престижным и давал престижные, хорошо оплаченные специальности.

Моя сестра с первого курса вела светскую жизнь. Имела много богатых ухажеров. И уже на третьем курсе выскочила в первый раз замуж за сына очень и очень богатого деятеля. А я, окончив педагогический институт, так и не сумела найти себе друга жизни. Ибо где его в нашем девичнике возьмешь? А какие были – все какие-то невзрачные, неприспособленные к жизни, неудачники, несостоятельные, из дальних провинций. Вы сами посмотрите, какие молодые мужчины преподают в школе? Вот-вот! И Вам все ясно. И говорить больше ничего не надо. И снова и снова завидовала сестре. Ее яркой и обеспеченной жизни.

После распределения я попала в школу, где и проработала до самой смерти. Получала копейки. Дополнительных заработков было мало. Ибо учеников по биологии, которым нужны были дополнительные занятия – не так уж и много. Это тебе не иностранный язык.

А сестра моя по распределению попала с мужем за границу. Прожили там лет 5. Приехали в Москву – у них шикарная квартира, и машина, и дача. И все, что угодно душе. Хорошо заработали за границей. Это было еще до перестройки, когда большинство людей жило скромно. И моя сестра, как звезда, сверкала своим образом жизни на нашем тусклом бедном небе.

И я снова и снова завидовала. Мне хотелось иметь семью. Но где в школе найдешь мужа? Отдыхая летом на море, я имела случайный роман с одним мужчиной. Лет на 20 старше меня. Он имел жену и крепкую семью. Я сама его соблазнила с горя и безысходности. И забеременела, В результате моего курортного романа я родила дочку. Моему ухажеру я ничего не писала о рождении дочки. Он и не догадывался, что у него где-то есть случайная дочь. Так я растила дочь одна. А сестра моя, тоже родила дочь и сына. У них был законный отец, который их любил. И со стороны отца, богатые бабушка и дедушка, которые в них души не чаяли. А мы с дочкой были одни одинешеньки. И я завидовала своей сестре, ее счастливой судьбе. Дочка стала смыслом моей неудовлетворенной жизни. Я искала любую подработку. И все деньги шли на то, чтобы накормить и одеть дочку как можно лучше. У сестры дети учились легко. Их привозили и отвозили из школы на машине. Ибо школа была элитная, и до нее далеко было добираться. Мне кажется, что ее дети до самого взрослого возраста не знали, что такое метро и троллейбус. Их всю молодость и детство возил шофер на машине. Мая дочь училась в школе рядом, в соседнем дворе. Это была самая заурядная школа. И учились здесь дети из соседних панельных «хрушевок». И вся их внешкольная жизнь проходила в соседних дворах и подъездах. А дети моей сестры дополнительно ездили на фитнес, на теннис, в бассейн, в аквапарк, в центры досуга, и всюду, куда можно было попасть за хорошие деньги.

И я завидовала ее детям. Чем они лучше моей единственной дочки, которая все свое время проводила, как и ее сверстники по классу, во дворе и в подъезде? Одна радость: дочка оказалась у меня умненькой. Училась в школе очень легко. И мне не надо было вкладывать деньги в ее образование. Их у меня лишних не было.

А дальше история двух семей, по полному кругу, повторилась заново. После школы дети сестры пошли в элитный, платный институт, на дневное отделение. Ибо это уже было позже перестройки. Там, в элитном ВУЗе, на платном отделении, с большой оплатой, конкурса не было. Моя дочка пошла в финансовый институт. От бесплатного педагогического институт я дочку решительно отговорила, помня свою неудавшуюся личную жизнь. Но в результате учебных реформ количество бюджетных, бесплатных мест в институте сократилось до минимума. И моя дочка не прошла конкурс на дневное, бесплатное отделение. А прошли те, кто и за бесплатные места платил. Кому? И в итоге моя дочь поступила на бесплатное отделение, но на заочное отделение.

И опять судьба моей дочки повторяла мою. Дети моей сестры вели полную веселья, студенческую жизнь на дневном отделении. Ведь студенческая жизнь бывает только один раз в жизни. А моя дочка пошла работать в бухгалтерию школы, куда я ее устроила. И целый день она сидела в пыльном, маленьком кабинете. А вечером шла на учебу. И опять дочка повторяла мой путь в личной жизни. В школе, где там мужчины? Там все – и директор, и завуч, и учителя – все были женщины. Только вот охранник – единственный мужчина.

Вечером, на учебе, в финансовом институте, где она училась на бухгалтера – была такая же картина. Где вы, среди бухгалтеров, найдете мужчин? А дети моей сестры повторяли ее благополучный путь в личной жизни. Вокруг них учились богатые студенты и студентки. Ее дочь уже на 4 курсе сделала хорошую партию. А сын ее женился сразу же после окончания института. И также на сокурснице – девушке из очень состоятельной семьи. Получается, что в современной нашей жизни, каждый социальный слой ограждает себя рвами и стенами. И прорваться из одного социального слоя в другой – трудно. Уже с детства, с юности дети из каждого социального слоя варятся в своем кругу друзей, знакомых. Уже с детства они живут в разных домах. Одни в коттеджных элитных поселках или в огороженных оградой элитных домах, другие – в старых хрущебах. Одни учатся в платных элитных школах, другие – в простых школах. Одни в платных, элитных ВУЗах на дневном отделении, другие – в простеньких ВУЗах на вечернем, заочном отделении, но зато бесплатно.

Одни вращаются в своем кругу. Другие – в другом, своем кругу. И эти два круга знакомых и друзей – мало соприкасаются друг с другом. Из одного круга с самого детства вырастают хозяева жизни: собственники. Из другого круга, с самого детства вырастают слуги жизни, наемные работники. И лишь сильные, целеустремленные личности могут преодолеть этот современный барьер. И из своего круга: бедного умного Буратино, сына бедного папы Карло, перейти в другой круг: богатых глупых Буратино, личностей, олицетворяющих тупое богатство от рождения.

И, видя путь своей дочки и ее незавидное будущее, на своем убогом примере, я завидовала своей сестре и ее детям. И иногда эта зависть переходила в социальную ненависть. Ведь бедный богатому не товарищ. Хотя бы и родственник. Я знала, что это грешно. Но завидовала. И ничего с собой сделать не могла. Я завидовала поневоле. Ибо жизнь поставила нас с дочкой в такие обстоятельства. И чем моя дочка хуже дочки моей богатей сестры? Где справедливость?

Мы все также жили с дочкой в той же двухкомнатной квартире, с крошечной кухней. Я все так же бегала в школу на занятия, а после школы по ученикам. А дочка все так же работала в бухгалтерии и канцелярии в школе, а вечером училась на заочном отделении финансового института, по специальности бухгалтер. И, как у меня, у дочки в личной жизни был тупик. Окончив заочно и став бухгалтером, моя дочка стала искать хорошую работу. Но бухгалтеров было на рынке труда море. В хороших, богатых фирмах хорошее место найти трудно. Все занято, где платили хорошо и были блестящие кавалеры. И дочка пошла работать в Сбербанк. И в там вокруг работали одни женщины. И никакой личной жизни. Вокруг лишь одни сухие бухгалтерские документы. Где он, прекрасный принц? Я раньше завидовала своей богатой сестре, против своей воли, поневоле. И понимала, что это грешно. А сейчас, моя дочь, завидует своей богатый замужней двоюродной сестре, против своей воли, поневоле. И понимает, что это грешно. От моих постоянных подработок я заболела и умерла. Дочь осталась совсем одна.

По моему объему греха путь мучений у меня недолгий. И я очень хочу, чтобы дочь, когда придет неизбежно ее время, не подверглась этим мукам, за свой земной грех – зависти поневоле к богатым двоюродным сестрам. Мы с дочкой верили в бога. И я спрашиваю, от своего имени и от имени своей дочки, что надо сделать на российской земле, чтобы у моей дочки не было зависти поневоле к богатым родственникам? Чтобы не было зависти поневоле к другим богатым людям? И почему ты, господь Бог, допускаешь такую несправедливость на российской земле?»

И греховная душа застонала:

«Не виноватая я. Я жертва. Я завистник поневоле. Окружающая жизнь заставила меня стать завистником поневоле и, в итоге, проходить мучения в чистилище. А по справедливости, мучиться в чистилище надо тем, кто поставил меня в такие условия жизни. Я на земле как-то не очень верила ни в ад, ни в рай. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью. И чистилище – это жестокая реальность.

Заезжайте там, на земле, к моей бедной дочке. Пусть она молится за меня, чтобы уменьшить объем моих мук и моих страданий. Уменьшить время их прохождения в чистилище. А я буду молить, здесь, в чистилище, Бога о том, чтобы душа моей дочки не попала за ее грехи, зависти поневоле в чистилище на муки. Может быть, господь Бог поможет моей дочке! А может быть, он, по молитвам нашим, поможет тысячам и тысячам других бедных дочек. Чтобы они не попали в чистилище, по греху зависти поневоле.

И я призываю души всех матерей, у которых дочки, там, на земле русской, страдают поневоле, этим грехом: давайте все вместе молить Бога, чтобы он восстановил справедливость на земле русской. Чтобы на земле российской не было бы такого социального неравенства, такой социальной пропасти между богатыми и бедными. И тогда сотни тысяч невинных чистых душ не будут страдать поневоле этим грехом – завистью к богатым. И не будут попадать поневоле на муки в чистилище. И пусть их муки в чистилище будут минимальными. И их страдальческие бедные души как можно быстрее искупят свой грех. И очистившись от греха, воспарят в рай земной, на вечное блаженство. И я, и все души материнские в этом кругу чистилища, будут молить бога, чтобы в чистилище попадали те, что поставил наших дочерей и сыновей, там, на земле российской, в такие условия жизни. И мы, все души, будем молить Бога, чтобы он восстановил справедливость на российской земле».

И Лада заплакала. Ей было жалко бедную дочку несчастной души. Ей было жалко сотни тысяч бедных дочек и сыновей, чьи матери против своей воли, поневоле, мучаются и страдают на этом кругу чистилища. Ей было жалко души, сотни тысяч душ бедных дочек, и сыновей, которые тоже поневоле, будут кратковременно мучиться и страдать здесь, в 4-м кругу чистилища, после своей смерти.

И Добрая Лада сказала:

«Я все передам на земле. И буду молиться за Вас и вашу дочку на земле. И за сотни тысяч невинных душ, оказавшихся поневоле в чистилище. И за сотни тысяч невинных детей их по российской земле, грешащих завистью поневоле. И буду молить Бога, чтобы он восстановил справедливость на российской земле».

И добавила с горечью:

«Если он только способен это сделать!»

Глава 5. Круг 5. «Ленивый умник-обаяшка»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Фигура бережно несла на руках Ладу, взмахивая устало остатками крыльев. И приветливый попутный ветерок нес их вперед.

И вот снова Ворота. И снова у Ворот стоит кроткий Ангел. И глаза его излучали доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

Единственно, что удивило Ладу, так это большие толпы душ, ожидающих, когда им разрешат войти на мучения. Этих душ, столько прибывало, что и места им не хватало. Приходится ждать. Души сидели в стороне громадной толпой, на десятки километров в длину. Сидели прямо на сырой земле. И кротко, понурив голову, ждали.

«И долго ждете?» – спросила Лада.

«Долго, ох, как долго! – ответили Души. – Иногда десятки, и десятки лет пройдут, пока освободится место. Больно уж нас таких много».

И, так же, как в других кругах чистилища, Лада увидала тот же пейзаж. И так же, ко всем храмам шли толпы и толпы греховных душ, одетых во всё серое, которые с утра уже прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

«Здесь 5 круг чистилища, – начал свою речь Фигура. – Здесь душа очищается от земного греха: лени, бездеятельности, праздности. И здесь я заметил одну закономерность: очень большое количество душ мужчин. Именно мужчин, а не женщин. Ибо этому греху несоизмеримо больше подвергаются мужчины, а не женщины. Женщины по своей природе хлопочут обо всем и везде. И дома: о родителях старых, и о детях, о муже. Чтобы дома уют был и их женская забота обо всех домашних. И работают в полную силу: чтобы дать родным еду, одежду, кров. Воистину все там, на Земле – на наших женщинах-труженицах держится. И мне кажется, сверху, с небес виднее, что русский мужик, по природе своей часто ленив. Тянет его к безделью, к праздности. И часто делает он все в своей жизни на «руский Авось». И то, что этот грех так широко распространен на вашей российской земле, видно по все увеличивающимся толпам душ, прибывающих сюда на мучение. Ведь грех лени – это родная мать многих других земных грехов. Тут и пьянство, и сквернословие, потребительское отношение к людям, равнодушие к людям, равнодушие ко всему. Духовная лень и слепота. Всего не перечислишь. Лень, и всё, что ее сопровождает, губительно действует на человека. Разлагает его морально, духовно, физически. А как следствие: он раньше умирает телом. А живет тело еще дольше: если трудится не только во благо свое личное, но и во благо общее. И чем больше человек общего блага приносит своим трудом, чтобы всем людям хорошо жилось, тем чище и светлее его душа, и тем дольше живет его тело. Ибо в конечном итоге жизнь тела определяется чистотой души человеческой. Чем чище душа, тем здоровее тело. Раньше говорили: «В здоровом теле – здоровый дух». А правильнее: «Здоровый дух – здоровое тело». Недаром, посмотри вокруг, сколько душ среднего возраста, а не только пожилых. Человек так устроен Богом, что чем больше он трудится, тем он здоровее, тем больше живет».

Тут Ангел Кроткий сказал:

«Давайте пройдемте вон в ту сторону. Там души человеческие искупают свой смертный грех лености, бездельничанья и праздности».

И они подошли к месту исполнения муки. И Лада увидела такую картину:

Вся земля до горизонта была изрыта канавами. И в каждой канаве копошились души. Они вгрызались в мерзлую землю руками, и сантиметр за сантиметром продвигались вперед, откидывая вырытую землю наверх, и по бокам канавы. Ногти на их пальцах ломались, да и сами пальцы превращались в кровавые мозоли. земля была твердая, замерзшая. Иногда души впивались в мерзлую землю зубами. Откусывали сантиметр за сантиметром, давясь ею, не успевая выплевывать. Зубы также быстро ломались, и голые десна превращались в кровавую мозоль. души страшно торопились. Ведь у каждой было свое дневное задание. И чем больше был объем земного греха, тем больше было задание. Тут уж и самая ленивая душа приобретала такое большое трудолюбие, что ей позавидовал бы самый трудолюбивый человек на земле. Так душа очищалась от греха лени и праздности. Мучаясь в тяжелом, физическом труде и приобретая Дар трудолюбия. Тем больший дар Трудолюбия, чем раньше была ленива и праздна.

И лишь кончив свое задание, измученная душа валится на сырую землю и долго приходит в себя. И вид их страшен. Пол лица у них занимала кровавая яма, с остатками зубов, с изломанными деснами и опухшим языком. Душа беспрерывно икала и из «ямы» ее, раньше это называлось ртом, вываливались куски кровавой рвоты, вперемешку с землей, которой они наедались вволю, за время выполнения своего задания. И Души судорожно подносили к яме своей, то, что раньше называлось ртом, черно-красные (от крови и грязной земли) культи пальцев и пытались вытащить из горла застрявшие там куски ледяной земли. И лишь Ангелы милосердия, что заботливо подходили к каждой израненной душе, возвращали их к нормальному существованию. Ангелы милосердия прикладывали свои чудодейственные пластыри к их израненному рту и пальцам рук. И все быстро зарастало на них, как на собаке после драки. И тут души падали на колени и горячо молились об искуплении своего греха.

И так ленивые души приобрели в результате большой дар трудолюбия, и после мучений и молитвы они сразу же, без отдыха, торопливой походкой шли в храм. И тем длиннее для души был путь к храму, чем ленивее она была на земле. И в храме, теперь уже трудолюбивая душа, молилась весь день и всю ночь, без отдыха. Отмаливая свой грех лености. И каждая душа персонально каялась в своем смертном грехе своему духовнику.

Улучив момент, Лада вместе с Фигурой подошла к ближайшей душе. Фигура объяснила душе, как и зачем они к ней подошли. И ленивая душа, а теперь трудолюбивая душа, начала свою покаянную исповедь:

«Имя мое не важно. Ибо нас, таких, очень и очень много. А если хотите называть меня, по имя мое – «Новый Емеля – ленивый умник». И живется нам хорошо. Есть на земле, на российской земле «новые митрофанушки – ленивые дураки». Вот им живется плохо. С малых лет меня все любили в семье. И особенно бабушка. Именно я, отъявленный лентяй и лежебока, был ее любимым внуком, а не трудолюбивая моя сестричка.

И мать моя, хотя сестричка моя и была ее помощницей по хозяйству и дому, бессознательно и, не осознавая этого, всегда выпячивала меня везде вперед. И я тоже был у нее в любимчиках. И даже отец мой, который не мог терпеть лодырей и лентяев в чистом виде, не замечал этого за мной, или просто прикрывал глаза и не хотел замечать. И я тоже был у него в любимчиках. И сестренка моя безропотно обслуживала меня. И тоже очень любила меня. И только я никого не любил. Вернее, любил, только самого себя. И в школе, учителя, все ясно видя, что я ленивый умник – все равно прикрывали меня. У них не поднималась рука ставить мне двойки. Девочки охотно давали мне списывать на контрольных. И охотно, наперебой, брали надо мной шефство, которое кончалось тем, что они за меня делали все мои уроки.

И в учебный институт я поступил легко, по протекции. Ибо очень нравился соседу по даче – проректору одного ВУЗа. И нравился всем другим соседям по даче. Трудолюбивым дачникам. Понравился, хотя на даче в жизни не выполол ни одной грядки, не полил ни одного кустика. А лишь вел приятные беседы с соседями по даче и играл во все игры с их детьми. Учился я в гуманитарном ВУЗе легко. Участвовал в КВН, в студенческих пирушках и застольях. Много пропускал занятий. Ибо не любил себя перенапрягать. И заниматься сверх сил считал глупостью. И в студенческие стройотряды, конечно, не ездил. И на всяких субботниках был самым лодырем. И по старой привычке, все у всех переписывал. И к зачетам, и к экзаменам никогда толком не готовился. Лень было готовиться. Считал, что и так пронесет. И проносило. Студенты и преподаватели меня любили. Я всем нравился, и всех обаял. И я безо всяких забот и хлопот, не напрягая себя, получил диплом. А все потому, что я был не просто «ленивым умником», а «обаятельным ленивым умником». И умел всем нравиться и ко всем входил в доверие. И на работу я попал интуитивно правильно. Директором фирмы, одновременно и хозяйкой, была дама бальзаковского возраста, имевшая старого мужа и твоих детей. И через несколько месяцев, я, молодой специалист – безо всякого рабочего опыта, стал ее правой рукой и доверенным лицом. Она мне выделила персональную машину. Дала мгновенно высокую должность. И я оказался вроде как в положении «фаворита», что были в старой России, при наших матушках-императрицах. Но я был такой же, как и всегда. Работать не любил. Обязанности свои служебные я поставил очень нечеткими. И на фирме никто не мог понять толком, чем же я занимаюсь, и за что отвечаю. А занимался я, в основном, доверенными делами моей патронессы-хозяйки. Она мне поручала всякие семейные и хозяйственные дела. Разруливание всяких внутрисемейных разборок. А в свободное время я сочувственно слушал ее излияния о своей загубленной жизни – с этим старым дураком – мужем. И, как мог, утешал ее, по-разному. Так прошло несколько лет. Старый муж ее внезапно умер. И она, выждав траур, начала давить на меня. Подсказывая этим мне, что я должен сделать ей официальное предложение. Но она была старше меня лет на 10, да еще двое сыновей-школьников. Зачем мне лишние хлопоты? Я ведь был молод и красив. И я позорно сбежал с фирмы в один день. Не предупредив ни ее, и никого. Поменял номер мобильника, отключил звук в городском телефоне. И стал жить заново.

Очень скоро судьба свела меня с одной дамой, старше меня лет на 5, что вполне терпимо, разведенной. Славу Богу, без детей. Но с квартирой, дачей и машиной. И с искренним желанием за кем-нибудь ухаживать. Начать любить. И на ее беду, – а, может, счастье, – этим кем-то стал я. Мы стали жить гражданским браком. Я жил за ней, как кот за пазухой. Сама она была женщиной очень деятельной. Работала с утра до вечера. Она была коммерческим директором, правда, наемным, в одной иностранной компании. Работать меня она не заставляла. И я долгое время жил как свободный художник. Наслаждаясь ничегонеделаньем. Мне нужен был комфорт, красивая обстановка, приятное времяпрепровождение. За карьерой я не гнался. И на деньги я смотрел, как на инструмент для спокойного и комфортного, обеспеченного барского образа жизни. Чтобы можно было, как во снах Обломова, лежать на диване, курить трубку, ничего не делать, и ни о чем не думать.

Потом, правда, по ее настоянию, я стал работать. Попал на одну фирму – недолго там поработал. Перешел на другую. И так, за несколько лет, сменил несколько фирм, долго нигде не задерживаясь. К себе на фирму жена меня не приглашала. Зная меня, берегла свой авторитет на фирме. Ибо серьезно и вдумчиво трудиться, что-то развивать – я отвык, а вернее, не привык. Да мне и лень это было. Детей у нас в гражданском браке не заводилось. Жена была стара для этого. Да и я не особенно стремился их иметь. Видел вокруг, что от детей, когда они вырастут, все равно никакой благодарности. И на кусок хлеба перед смертью вряд ли подадут. И поднесут ли еще стакан воды перед последним вздохом – также большой вопрос. Это все, фигурально выражаясь.

И жизнь реальная вокруг – это все показывала и подтверждала. Когда детей в первую очередь интересовали не престарелые родители, и хлопоты за ними, а квартиры, дача, и добро, нажитое за всю жизнь.

У моей сестры-труженицы – тоже был муж – лентяй, как и я. Говорил всю жизнь, что ищет свое призвание. Свой путь. И менял часто работу, не достигнув нигде ничего путного. А сестра-труженица его, такого умного, кормила. Ибо она просто вкалывала, по-черному, ради денег. И сосед мой по этажу, тоже нигде не работал. И содержали его мать и его отец, имевшие хорошие пенсии как ветераны войны и труда. И говорил всем: «Это при советской власти надо было обязательно работать. А сейчас это дело личное». И он гулял в свое удовольствие. И он отдыхал от отдыха. Летом он играл допоздна в домино во дворе, споря о политике с такими же лоботрясами, как и он. А зимой – безвылазно сидел, смотрел телевизор. И таких современных Емелей – в современном городе я видел полно. Нас кормили, одевали, содержали матери, любовницы, жены гражданские и законные. А нам много не надо было. Главное: комфорт и сытость. Грехов больших мы не совершали, ибо у нас была лень физическая и духовная. И лень было совершать грехи. Вреда от нас не было. Но и пользы тоже.

Единственно, что мы всю жизнь жили за чужой счет. Как паразиты. Жили легко, безо всяких проблем. Никаких духовных исканий и переживаний. Жили, как божьи птички, как стрекоза в басне Крылова.