Текст книги "Их было семеро…"

Артист только головой покачал.

– Добро пожаловать на остров любви! – проговорил он и после некоторого раздумья добавил:

– Если кто-нибудь при мне еще раз скажет эти слова, я ему всю морду разобью!

– Что будем делать, Сережа? – спросил Док.

– Нужно подумать.

И было над чем подумать. И прежде всего: почему этот Майор так реагировал на мое упоминание об Управлении? Что же это за зверь такой, ввергающий в панику тертых-перетертых кагэбэшников или фээсбэшников? А Майор явно был в панике, когда узнал, с кем имеет дело. Поэтому мгновенно забыл про все свои планы. У него в мозгах было лишь одно: уничтожить все следы его контакта с нами. Выжечь.

Стереть. Смыть кровью. Думай, Пастух, думай, приказывал я себе. Но ничего путного в голову не приходило. Кроме одного: что с нашими работодателями нужно держать ухо востро. Очень востро.

– Обыщите их! – кивнул я ребятам на трупы, а сам занялся Майором. Бывшим.

Одна пуля вошла ему в лоб и на выходе разнесла весь затылок, другая попала в сердце и по пути прошила бумажник.

Крови на костюме почти не было, а во внутренний карман пиджака, где лежал бумажник, немного натекло, так что дырка в углу паспорта была обведена красным.

Если бы это был не обычный общегражданский паспорт еще с гербом СССР, а комсомольский или партийный билет, место ему было бы в музее на стенде «Они сражались за Родину». Только вот за какую, интересно, Родину этот Майор сражался?

Вологдин Олег Максимович. Сорок лет. Так я и предполагая. Место рождения: город Москва. Отметки о браке нет. О детях – тоже. Что ж, меньше горя будет в Москве. Выездной визы нет. Значит, прямиком прилетел на Кипр, для въезда виза не требовалась. Немного денег в бумажнике: доллары и кипрские фунты. Никаких писем, записок, фотографий, никакой телефонной книжки. Из наружного кармана пиджака я извлек фотоаппарат и взглянул на счетчик кадров. В окошечке стояла цифра "5".

Значит, на пленке, кроме нас, ничего не было. Я засветил пленку, вернул «Никон» на место и на всякий случай ощупал труп с боков. Могло быть еще оружие. В районе пояса почувствовал какое-то утолщение. Расстегнул рубашку, задрал майку. На голом теле был укреплен широкий парусиновый пояс. Я вытащил его и расстегнул «молнию». В кармашках лежали доллары. Десять пачек по пять тысяч в каждой.

Итого: пятьдесят. Я подозвал ребят и показал на пояс:

– Цена жизни Аркадия Назарова. Или правильней – цена смерти?

Они постояли, посмотрели, но ничего не сказали. Да что тут скажешь? Цена жизни или смерти – одна цена.

Документы, извлеченные из карманов остальных, не дали никакой интересной информации. У лысого был вид на жительство на Кипре. Фамилия его была Панков, отсюда и кличка – Пан. У двоих были долгосрочные германские визы, у остальных – обычные загранпаспорта с отметками о въезде на Кипр.

Тем временем из-за стальной двери, ведущей в дом, появились Трубач и Боцман. И не одни. Боцман подталкивал перед собой давешнего рыжего водилу, а Трубач волочил за шиворот еще двух молодых мордоворотов. Руки у этой троицы были связаны, а рты забиты кляпами. Их «узи» висели у Боцмана и Трубача на плечах.

– Внешняя охрана, – объяснил Трубач, сваливая своих пленников на пол. – А этот рыжий возле микроавтобуса был.

– Дом осмотрели? – спросил я.

– Больше никого нет. Вот их документы и «тэтэшник» рыжего.

То же самое: германские визы и транзитные через всю Европу.

Я вытащил у них кляпы и спросил:

– Вы что, из Германии ворованные машины гоняли?

Рыжий с готовностью закивал:

– Ну! Мы больше не будем, не убивайте нас! Гаражный пейзаж произвел на него, судя по всему, очень сильное впечатление.

– Кому же нужны на Кипре машины с левым рулем?

– А наши брали, русские. Их здесь сейчас полно. Вы нас не убьете?

– Посмотрим на ваше поведение… Трубач отвел меня в сторону и негромко сказал:

– У нас цейтнот, Пастух.

– А что такое?

– Понимаешь, «додж»… – Которым вы нам мигнули – стоп-сигналами на шоссе?

– Ну да. Поникаешь, его бы надо поскорей вернуть.

– Кому? – не понял я.

– На стоянку. Пока не хватились. Может, и не хватятся скоро, а вдруг?

– Так вы его угнали?

– А что было делать? Не на такси же за вами ехать!

– Черт! Кипрской полиции нам только и не хватает! Ладно, потороплюсь.

Проще всего, конечно, было немедленно позвонить в полицию и объяснить, все как есть: как нас захватили в аэропорту и привезли сюда под угрозой оружия, как наши товарищи проследили за похитителями, разоружили охрану и вынуждены были открыть огонь для защиты наших жизней. Убийство в пределах необходимой обороны.

Такая статья была в российском Уголовном кодексе, наверняка была и в кипрском.

Но у полиции возникла бы куча вопросов: почему захватили именно нас, чего от нас требовали, о чем мы говорили с Паном и его клиентом. И еще немало других. А на них ответить мы не могли. К тему же – до выяснения всех обстоятельств дела – нас поместили бы в кутузку, а во всех газетах наверняка появились бы наши снимки. В общем, в любом варианте на нашем задании мы могли ставить жирный крест.

Не годилось. Нужно было придумывать другой план. И я его придумал.

– Развяжите их, – кивнул я ребятам на пленников, а сам обшарил карманы Пана.

И нашел то, что искал: связку ключей. Один из них был сложный, с множеством выступов и бородок – явно от сейфа.

– Где сейф? – спросил я у рыжего, понимая, что он сейчас самый разговорчивый.

– На кухне, за холодильником, – поспешно ответил он.

– Как отодвигается холодильник?

– Просто руками – сильно влево. Хотите, покажу?

– Обойдемся. – Я бросил ключи Боцману:

– Открой. Сигнализацию не забудь отключить. Если есть деньги – неси сюда. Бумаги вывали на пол. Сейф не закрывай, пусть так и стоит.

Боцман вышел. Я достал из своей разворошенной сумки майку и тщательно вытер автоматы, из которых стреляли Трубач, Боцман и Муха, предварительно их разрядив.

После этого, обмотав руку майкой, чтобы не оставить на металле своих пальцев, сунул автоматы охранникам и напарнику рыжего. Ничего не понимая, они взяли оружие в руки.

– А теперь положите стволы на пол и отойдите в сторону! Объясняю ситуацию, – продолжал я, когда они выполнили приказ. – Сейчас мы вызываем полицию и рассказываем: мы заблудились, подъехали к этому дому спросить дорогу и неожиданно услышали стрельбу. Поскольку мы опытные спортсмены, нам удалось проникнуть в дом и обезоружить вас. Картина для полиции будет совершенно ясной.

Каким-то образом вы заманили или похитили российского бизнесмена. Его, – показал я на труп Майора. – При нем было пятьдесят тысяч долларов. Вы убили его, но при дележе добычи поссорились и перестреляли друг друга. Ваши пальцы на «узи» есть, баллистическая экспертиза покажет, из какого автомата в кого стреляли. Так что высшая мера вам обеспечена.

– На Кипре нет вышки, – буркнул напарник рыжего.

– Для общеуголовных преступлений, – согласился я. – Ко не для таких, где шесть трупов.

– Не докажешь, – хмуро возразил напарник. – Мы все на вас скажем. Как было.

– А что вы нас похитили под угрозой оружия – тоже скажете?

Вошел Боцман. В одной руке у него был средних размеров атташе-кейс с цифровыми замками, в другой – пачка кипрских фунтов. Очень даже приличная пачка.

– Ключи оставил в сейфе, – объяснил он, передавая мне деньги. – Пальцы стер.

Я бросил фунты на пол.

– Вот вам еще одно: вы не только застрелили хозяина, но и его тоже попытались ограбить… А что в кейсе?

– Не знаю, – сказал Боцман. – Сейчас посмотрим.

Прикладом «узи» он сбил замки и открыл крышку. В кейсе были плотно уложенные небольшие полиэтиленовые пакеты с каким-то белым порошком. И хотя я видел кокаин и опиум только по телевизору, сразу догадался, что это. Наркота.

Док вынул один из пакетов, повертел его в руках, пощупал, а потом разорвал плотный полиэтилен так, что часть порошка высыпалась на пол.

– Эй! Ты что?! – предостерегающе потянулся к нему напарник рыжего. – Это же!..

Док понюхал порошок, растер между пальцами, потом осторожно попробовал на язык.

– По-моему, героин, – сказал он. – Опыт у меня небольшой, но… Да, героин.

– Так-так, – заметил я. – Значит, вы не просто хотели ограбить хозяина, но и забрать у него партию наркотиков. Сколько здесь?

– Килограммов пять, не меньше, – предположил Боцман.

– Пять килограммов героина и шесть трупов. Неужели и это не потянет на вышку? Как, по-твоему? – обратился я к знатоку кипрского уголовного законодательства.

Он промолчал.

Я заключил:

– Вижу, вам не нравится этот вариант. Нам тоже. Не потому, что мы хотим сберечь ваши шкуры. Просто у нас еще слишком много дел и нет времени на объяснения с кипрской полицией. Предлагаю другое. Сейчас мы вас отпускаем. Вы садитесь в микроавтобус и с максимальной скоростью гоните в ближайший аэропорт.

В Никосию… – Ближе в Ларнаку, – подсказал рыжий. – Там тоже международный аэропорт.

– Тем лучше, в Ларнаку, – согласился я. – Там вы покупаете билеты и улетаете ближайшим рейсом в Европу. Через сутки вы должны быть в Варшаве. Там сядете на поезд до Белостока. А оттуда доберетесь до городка, который называется Нови Двор. Запомнили? Остановитесь в мотеле при въезде в Нови Двор со стороны Белостока. Документы не показывайте. За бабки поселят без них. Назовете любые чужие фамилии… – Почему? – перебил рыжий.

– Потому что настоящие ваши фамилии будут в Интерполе. А значит – и на всех пограничных пунктах. Вас будут разыскивать за убийство русского предпринимателя и пятерых своих сообщников.

– Как Интерпол узнает наши фамилии?

– Очень просто. Анонимный звонок. В Нови Дворе вы будете очень тихо сидеть и ждать нас. Неделю или две. Мы поможем вам перейти границу. Через Белоруссию доберетесь до России и заляжете там на дно. Потому что вас будет искать не только милиция, но и кореша Пана. А они вас вычислят без всяких анонимных звонков. Есть вопросы?

– Зачем вам это нужно? – спросил один из охранников.

– Во-первых, мы не хотим быть замешанными в это дело. Ни сном, ни духом. А во-вторых, в Нови Дворе нам, возможно, понадобится ваша помощь.

– А вы нас не сдадите? – спросил тот же охранник.

– Вам придется поверить мне на слово. А что, у вас есть другой выход?

– Есть, – вмешался напарник рыжего. – Мы скажем, что встречали вас в Никосии.

Нас двое свидетелей. И кто-нибудь в аэропорту наверняка видел. Лучше сесть за похищение, чем за такую мокруху. И похищение еще доказать нужно. А наркота вообще не наша. Ничего не видели, ничего не знаем. Так что, фраера, не выйдет у вас ничего. И кореша Пана вас достанут, я им дам наколку.

Артист поднял с пола ТТ рыжего и всадил пулю напарнику точно между глаз.

– Нет, – сказал я ему. – Никогда тебе Гамлета не сыграть.

Артист даже обиделся:

– Это еще почему?

– Больно уж быстро ты решаешь вопрос «быть иль не быть».

– А чего тянуть? Злобная тварь. Ни к чему нам иметь такого у себя за спиной. Не так, что ли?

– Все правильно, – сказал я. Артист стер с металла свои пальцы и сунул пистолет рыжему:

– Держи!

Тот послушно взял ТТ в руки.

– А теперь положи на пол. Вот так. Это чтобы у тебя не возникло желания отмазаться от этого дела. Вот и нет у вас двоих свидетелей, – констатировал Артист.

Да, ничто в мире не возникает ниоткуда и не исчезает бесследно. Свидетелем меньше – трупом больше. А что делать? Против законов физики не попрешь.

– Время, – напомнил мне Трубач. Я спросил пленников:

– Вам все ясно?

Они поспешно закивали:

– Все, все!

– Берите свои ксивы, эти фунты и валите. И помните: у вас всего сутки.

Через пять минут взревел движок мерсовского микроавтобуса, и машина скрылась в ночной темноте. Еще через полчаса, тщательно уничтожив все следы нашего пребывания в доме, выключив везде свет и заперев все двери и ворота, отъехали от усадьбы и мы. За рулем «доджа» был Боцман. Он уже освоился с левосторонним движением и гнал по пустой дороге под сотню. Не доезжая с полкилометра до трассы Никосия – Ларнака, я заметил бегущий вдоль дороги небольшой ручей и велел Боцману остановиться. Артист спустился к ручью, распатронил полиэтиленовые пакеты, высыпал содержимое в воду, а кейс, широко размахнувшись, закинул в какие-то кусты. И мы поехали дальше.

При повороте на шоссе в свете фар мелькнула табличка-указатель – белым по синему, на греческом и английском.

– "Прайвит" – частные владения, – перевел Док. – Вилла «Креон».

Стрелка указывала в ту сторону, откуда мы приехали.

Вот, значит, где мы побывали – на вилле «Креон». Первая экскурсия в программе нашего тура. Правда, незапланированная.

Почти всю дорогу до Никосии мы молчали. Не слишком приятным оказалось начало нашего путешествия. Понятно, что мы не развлекаться сюда приехали, но семь трупов за первые два часа – это был явный перебор. Даже в Чечне такое не часто случалось. А если так и дальше пойдет? Эдак остров любви быстро превратится в небольшое кладбище. Даже думать о таком не хотелось.

Лишь одно утешало: как бы там ни было, но часть нашего задания мы уже выполнили. Предотвратили контакт этого майора с Назаровым. И ликвидировали угрозу его жизни.

Если она была.

А она была. Конечно, была.

Но если так, откуда во мне это пакостное ощущение плохо исполненного дела – какой-то неряшливости, небрежности, грязи? Почти прокола. Что мы сделали не так?

Нет, не мы. Я. Ребята тут ни при чем, они нормально сработали. А вот я прокололся. В чем дело?

А вот в чем: майор Вологдин. Я, конечно, большой умник. Очень тонкий психолог. Вскрыл его не раз. Как банку с сардинами. Но больно уж легко эта банка вскрылась. А может, не я его вскрыл, а он меня? И в банке были не сардины, а что-то совсем другое? Бесплатный сыр, например. Который, как известно, бывает только в мышеловке.

Что я, если разобраться, узнал от него? Да ничего. Он только подтверждал то, что я ему о нем говорил. Или делал вид, что подтверждает. Зато от меня он узнал все, что ему было нужно. И главное: на кого мы работаем. Съел сардинку.

Правда, и для него она оказалась тем же бесплатным сыром. Но он сам сдал карты в этой игре. И не успел выложить козырного туза. Трех секунд не хватило. Но такова спортивная жизнь.

Черт! Много бы я дал, чтобы узнать, кто он такой и о чем он на самом деле говорил с другом и компаньоном Назарова Борисом Розовским!..

Когда впереди засветилось зарево огней над Никосией, Муха спросил:

– Мы в самом деле будем звонить в полицию?

– Нет, конечно, – ответил я. – Просто так сказал. Чтобы они не рыпались.

– А зачем они нам в Нови Дворе?

– Понятия не имею. Ни за чем. Но где-то же они должны сидеть? Вот пусть там и сидят.

– И мы будем переводить их через границу? – не унимался Муха.

– Иди ты на хрен! – разозлился я. – Что ты ко мне привязался? Я знаю столько же, сколько и ты. Будем – значит будем. Не будем – значит не будем. До Нови Двора еще нужно дожить!

– Сережа! – укоризненно проговорил Док.

– Извини, Олежка, – сказал я Мухе. Он кивнул:

– Все в порядке, Пастух. Я понимаю. Трубач вспомнил:

– Кстати – о сером, который нас пас… – Я назвал его про себя – Юрист.

– Похож, – согласился Трубач. – Так вот: загранпаспорт у него синий, служебный. И разных виз полно.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Пристроился за ним на пограничном контроле, заглянул краем глаза.

– Фамилию не разглядел?

– Нет. А насчет виз грек восхищенно языком цокал: «Нью-Йорк, Женева, Париж!..» И еще, – продолжал Трубач. – В аэропорту его ждала машина с шофером.

Красная «хонда». Она шла за нашим «доджем» от Никосии не меньше часа. Потом мы от нее отвязались.

– Как?

– Ну, как. Как и эти на мерсовском микроавтобусе. Только мы сначала пропустили «хонду» вперед, а потом уж съехали с дороги и выключили габариты.

– Понятно, – сказал я. Хотя уместней было бы сказать: непонятно. Ясно было одно: мы всунулись в плотную паутину и на наше трепыхание в ней набегут не безобидные домовые мухоловы, а тарантулы и каракурты.

Перед аэровокзалом Боцман высадил нас в тени какой-то аллейки, въехал на площадь и поставил «додж» на место. После чего одобрительно похлопал машину по крылу и неторопливо направился к вокзалу, на ходу обивая брюки, как обычно делают водители, просидевшие за рулем не один час.

Аэровокзал был ярко освещен и почти безлюден. На стоянке не было ни одного такси. Вообще машин не было, лишь у выхода из зала прилета стоял длинный белый лимузин – то ли «крайслер», то ли «кадиллак». Водитель спал, откинув спинку сиденья.

Мы рассудили, что лучше всего будет вызвать такси по телефону, и вошли в зал. И тут в одном из кресел возле таксофонов обнаружили симпатичную блондинку в мини-юбке, сидевшую с понурым видом. Рядом с ней, на соседнем кресле, лежал картонный плакатик на тонкой деревянной ручке. На плакатике было написано:

«Турагентство „Эр-вояж“. Пансионат „Три оливы“». Надпись была на русском.

Артист изумился:

– Девушка, а вы не нас ждете? Она подняла голову:

– А у вас путевки «Эр-вояжа»?

– Точно! Как вы угадали?

– Ну конечно же! Шесть человек. Спортсмены. Вы же спортсмены?

– Еще какие! – подтвердил Артист. – Почти олимпийцы.

Она просияла:

– Господи, а я уж думала: все, погонит меня хозяин с работы. Понимаете, какие-то подонки прокололи все четыре колеса у нашего «кадиллака» – того, что перед входом стоит, видели? Пока возили колеса в монтажку, пока чинили, опоздали на полтора часа. Просто ужас! Я вроде и ни при чем, но хозяин у нас: должны были встретить – и точка. Он из Винницы, хохол упэртый. И шофера вышиб бы, и меня.

Заодно. Я просто боялась в пансионат возвращаться, ждала здесь не знаю чего. Где же вы были все это время?

– В город ездили, – объяснил Артист. – Хотели в «Хилтоне» переночевать, а потом передумали: а вдруг эта милая девушка сидит здесь и ждет нас, как сестрица Аленушка братца Иванушку с одноименной картины художника Васнецова? Нет, решили, нужно вернуться. И вот – вернулись.

– Да ну вас! Врете вы все!

– Не все, – возразил Артист. – Только чуть-чуть. Самую малость. Трошки не по карману нам «Хилтон». Погуляли по городу и приехали.

– И слава Богу! Господи, я так рада! – Она встала, одернула юбчонку и произнесла заученным тоном гида:

– Господа! Добро пожаловать на остров любви!..

III

– Добрый день. Вы ждете господина Назарова?

– Совершенно верно.

– Я готов вас выслушать.

– Вы не Назаров.

– Правильно. Моя фамилия Розовский.

– Но вчера я договаривался о встрече с самим господином Назаровым.

– Вы разговаривали со мной. Господин Назаров не подходит к телефону, никого не принимает и ни с кем не встречается. Он нездоров. Полагаю, вы знаете почему.

Я подробно проинформирую Аркадия Назаровича обо всем, что вы хотели бы ему сообщить.

– Вы уверены, что я не смогу поговорить лично с господином Назаровым?

– Скажем так: это будет зависеть от результатов вашего разговора со мной.

– Не присесть ли нам? Что для вас заказать? Виски?

– Слишком жарко для виски. Пепси со льдом.

– Мальчик, два пепси со льдом!.. Итак, господин Розовский… – Вы не представились.

– Моя фамилия Вологдин. Показать документы?

– Охотно взгляну.

– Пожалуйста. Вот мой паспорт.

– Это все?

– Вам недостаточно?

– Может быть, у вас есть какое-нибудь удостоверение?

– Нет, только паспорт.

– В таком случае кто вы? Вчера по телефону вы сказали, что представляете группу влиятельных политических деятелей России. Что это за деятели?

– Вам важно знать их фамилии? Или политическую ориентацию?

– Мне нужно знать фамилии, чтобы определить политическую ориентацию.

– Я назову их. Лично господину Назарову. А пока скажу, что они находятся в идейной оппозиции к существующему в России режиму.

– Существует и безыдейная оппозиция?

– Разумеется. Основанная на личных мотивах. К такой оппозиции относится ваш патрон господин Назаров.

– Как вы узнали номер нашего телефона?

– По адресу, – Как вы узнали адрес?

– Боюсь, господин Розовский, вы недооцениваете своего патрона и интерес, который вызывает его личность. В определенных кругах. Возможно, это вас огорчит, но все передвижения господина Назарова, начиная с бельгийского госпиталя и Парижа, не являются тайной.

– Для кого?

– Когда-то это учреждение называли «конторой».

– Вы работаете на «контору»? Или «контора» работает на вас?

– Не то и не то. В этом учреждении есть люди, разделяющие наши взгляды. Они иногда делятся с нами интересующей нас информацией. Теперь мы можем перейти к делу?

– Да.

– У господина Назарова есть то, что нужно нам. А у нас – то, что нужно ему.

Мы предлагаем обмен.

– Начнем с начала. Что, по-вашему, есть у господина Назарова?

– В течение многих лет он поддерживал тесные деловые контакты с самым широким кругом влиятельных лиц. Бывших влиятельных и влиятельных ныне. Через его банковские и коммерческие структуры осуществлялись многие масштабные финансовые операции. В их числе: распродажа оружия и имущества Западной группы войск, продажа крупных партий золота и алмазов. Не думаю, что он был замешан в чем-то серьезном. Но то, что он знал обо всех крупных аферах, в этом у нас сомнений нет. И не просто знал. Он располагает документальными свидетельствами.

– И вы хотите, чтобы он передал вам эти материалы?

– Нет. Мы хотим, чтобы он их обнародовал. Сам. Лично.

– Допустим, кое-какая информация у него есть. Но вы уверены, что она обладает такой взрывной силой, чтобы серьезно повлиять на расстановку политических сил в стране, к чему, как я понимаю, стремятся люди, интересы которых вы представляете?

– Мы обогатим его информацию документами огромной разрушительной силы. Мы ими располагаем.

– Почему бы вам самим их не обнародовать? Если они у вас действительно есть. И если они подлинные.

– Есть. И, несомненно, подлинные. Но будет гораздо эффективней, если их обнародует не оппозиция, а господин Назаров. Его положение в какой-то мере уникально. У него огромный авторитет на Западе и в широких кругах в самой России. Всем известна его многолетняя поддержка Ельцина. И если такой человек заявит о своем неприятии режима, это может произвести сильное впечатление.

– На вашем месте я бы обратился с таким предложением к господину Назарову до президентских выборов.

– Он бы его не принял.

– Почему вы думаете, что он примет его сейчас?

– Я не мог бы ответить односложно. И вы, господин Розовский, знаете этот ответ.

– Вы имеете в виду взрыв яхты «Анна»?

– Да. Но я хочу вернуться к предыстории. Мы с вами прекрасно знаем, с чего начался разрыв отношений господина Назарова с президентом Ельциным.

– У меня есть свои соображения на этот счет.

Любопытно будет сверить с вашими.

– После путча девяносто первого года Назаров был вправе рассчитывать на видный пост в правительстве Гайдара. Как минимум министра экономики или даже вице-премьера. Он его не получил. Обойден он был и при формировании правительства Черномырдина. Вы должны согласиться со мной, что у Ельцина поразительная способность предавать своих единомышленников и делать из друзей врагов. Свежий пример – увольнение генерала Лебедя с поста секретаря Совета Безопасности.

– Не вернуться ли нам к Назарову?

– Согласен. Вы помните, конечно, случай, когда автомобиль господина Назарова, на котором он возвращался из Вены после международного симпозиума, был обстрелян неизвестными в пригороде Женевы?

– Это было бессмысленное и бездарно организованное покушение.

– Оно не было бездарно организованным. Те, кто его планировал, прекрасно знали, что «мерседес» Назарова имеет пуленепробиваемые стекла и бронированную обшивку. Это было не покушение, а предупреждение. Господину Назарову недвусмысленно дали понять, чтобы он воздерживался критиковать политику Ельцина, особенно с трибуны крупных международных форумов. Сам президент, я не сомневаюсь, об этом ничего не знал, но в его окружении немало людей, чутко реагирующих на его настроение. Господин Назаров этому предупреждению не внял. Я отдаю должное его мужеству. Но последствия этого случая были для него очень серьезными.

– Что вы имеете в виду?

– Его жену Анну. У нас была возможность получить копию истории ее болезни.

По нашей просьбе ее прокомментировал один из ведущих специалистов в этой области.

– В России нет таких специалистов.

– Верно. Это редкое нервное заболевание, в новейшей медицинской литературе оно описано как «болезнь Ниермана». Всего два человека в мире считаются экспертами в этой области. Один – сам господин Ниерман, главный невропатолог цюрихского центра, где лечится госпожа Назарова. Второй – профессор Ави-Шаул из Иерусалима. Он и дал нам разъяснения.

– Вы основательно подошли к делу.

– Это наше правило.

– Что же вы узнали от Ави-Шаула?

– Люди, генетически предрасположенные к этой болезни, могут прожить всю жизнь, так и не узнав о своем недуге. Активизирует болезнь, как правило, сильное душевное потрясение.

Первые признаки заболевания у госпожи Назаровой отмечены в восемьдесят пятом году. В это время сын Назарова, Александр, проходил службу в Афганистане. Зная, насколько Анна Назарова была привязана к пасынку, можно предположить, что именно тревога за его жизнь и была причиной нервного срыва. Почему, кстати, Назаров допустил, чтобы его сына отправили в Афган?

– Вы не поймете ответа.

– Вторым толчком к развитию болезни, на этот раз очень сильным, было как раз то самое покушение, о котором мы говорили. У госпожи Назаровой был парализован опорно-двигательный аппарат. Взрыв яхты «Анна» и смерть Александра сделали болезнь необратимой. Паралич распространился на головной мозг. В сущности, она сейчас не человек, а растение.

– Для чего вы об этом говорите?

– Я отвечаю на ваш вопрос. Вы спросили, почему я уверен, что господин Назаров примет наше предложение. Именно поэтому. У него отняли жену и единственного сына. Причем с сыном он связывал далеко идущие планы. Он готовил из него серьезного политического деятеля – из тех, кто придет к руководству страной в будущем. И у Александра были для этого все данные. Воля, честолюбие, блестящее образование, политическое влияние и связи отца, огромное состояние. Не знаю, стал бы он президентом России, о чем господин Назаров однажды обмолвился, но политическая карьера его наверняка была бы незаурядной. На всем этом поставлен крест. По-вашему, господин Назаров не воспользуется возможностью предъявить счет людям, ответственным за обрушившиеся на него несчастья? Господин Розовский, я задал вам вполне конкретный вопрос.

– Я думаю. Кто организовал взрыв яхты «Анна»?

– Вы это знаете.

– "Контора"?

– Да.

– У вас есть доказательства?

– Почти все мероприятия по подготовке взрыва документированы. Копии этих документов у нас есть. Радиоперехваты, доклады о ходе внедрения в экипаж яхты агента, оперативная разработка плана взрыва. Подготовка покушения на Назарова началась примерно за год до президентских выборов. И вот в какой-то момент было решено, что пора ее реализовать.

– Почему? На протяжении всей предвыборной кампании Назаров демонстративно воздерживался от любых комментариев.

– Это могло быть воспринято как выжидание самого удобного момента. И такой момент возник непосредственно перед выборами. Положение Ельцина было чрезвычайно зыбким. Даже дутые рейтинги вызывали тревогу. А в штабе НДР знали истинное положение дел. Если бы в этот момент Назаров выступил со своими разоблачениями, это могло стать последней каплей. Вероятно, поэтому и был дан приказ о покушении.

– Знал ли об этом Ельцин?

– Таких данных у нас нет. Но это не имеет значения. Для общественного мнения сомнений тут не будет. Не мог не знать. И должен был знать. Таким образом нужный эффект будет достигнут.

– Как я понимаю, эта акция – лишь небольшая часть общего плана. Конечная его цель очевидна. Вопросы – о частностях. Какова идеология государственного переворота? Каковы его формы?

– Речь идет не о государственном перевороте. Все будет осуществлено строго конституционным путем. У меня нет сомнений, что вы, господин Розовский, и ваш патрон внимательно следите за ситуацией в России. Положение может спасти только приход к власти правительства национального согласия. Господин Назаров займет в нем достойное место. Его опыт и организаторские способности будут неоценимы.

– Какую же программу это будущее правительство намерено проводить?

– Иными словами: вы вновь заговорили о персоналиях. Я отвечу на этот вопрос. Но лично господину Назарову. Этот наш разговор вы записываете на магнитофон, не так ли?

– Да. Вы имеете что-нибудь против?

– Наоборот. Прокрутите эту пленку Аркадию Назаровичу. Не сомневаюсь, что он захочет встретиться со мной.

– Мы это обсудим.

– Вам придется поторопиться.

– Почему?

– Завтра в восемнадцать тридцать из Шереметьева-2 на Кипр вылетают шестеро молодых людей. Тщательно залегендированы. Спортсмены, вторая сборная Московской области по стрельбе. Награждены путевками за третье место на первенстве области.

Путевки выданы Национальным фондом спорта.

– Какое отношение они имеют к Назарову?

– Во-первых, они будут жить в пансионате «Три оливы» – как раз через дорогу от вашей виллы. А главное: человек, снабжающий нас сведениями, получил приказ постоянно информировать их обо всем, что происходит на вилле. Об охране, обитателях, обо всех передвижениях и контактах Назарова, обо всех его телефонных разговорах.

– Вилла прослушивается?

– Внутри – нет. Телефоны прослушиваются. Специальной аппаратурой. Ни обнаружить ее, ни блокировать невозможно. Надеюсь, вы оцените мою откровенность.

– Чьи это люди? Цель их приезда?

– Чьи – пока не знаю. Завтра выясню. И сообщу вам и господину Назарову при личной встрече. А цель… Разве она не очевидна?

– И все-таки?

– Стоит ли говорить об этом? Учитывая, что эту пленку будет слушать господин Назаров… – У него крепкие нервы.

– Их цель – нейтрализовать господина Назарова.

– Убить?

– Выкрасть. И переместить в Россию. Я вижу, вас это встревожило?

– Во всяком случае, заставило задуматься.

– Выбросите из головы. Они не причинят вреда вашему патрону. Об этом я позабочусь. Ко это не значит, что господин Назаров может не спешить с ответом на мое предложение.

– Почему?

– Приедут другие.

– Позвоните мне завтра во второй половине дня.

– Завтра я буду занят. Этими самыми молодыми людьми.

– Тогда послезавтра.

– Договорились Я позвоню послезавтра после полудня. Всего доброго, господин Розовский.

– Всего доброго, господин Вологдин… Стоп.

Розовский выключил магнитофон и вопросительно взглянул на Губермана.

– Ну? Что скажешь?

Губерман помедлил с ответом.

Они сидели в белых плетеных креслах на нижней террасе виллы в тени от глубокого козырька солярия. Во дворе, посреди как бы припыленного солнцем газона, ярко голубела не правильной формы, фасолькой, просторная чаша бассейна, огибавшая мощный многовековой дуб, в тени которого когда-то устраивали привалы османские конники, отряды крестоносцев и даже, может быть, римские легионеры.