Текст книги "Их было семеро…"

IV

К центральным воротам мотеля «Авто-Хилтон» мы подъехали минут без двадцати девять. За рулем белого фиатовского фургона был Трубач в обычной своей ковбойке и в кожаной куртке с подвернутыми рукавами. Мне для солидности пришлось надеть светло-серый костюм, купленный на Кипре, а рубашку и галстук я позаимствовал у полковника Голубкова. Страж у ворот проворчал что-то по-польски насчет того, что нас в такую рань принесло, но Трубач лишь развел руками:

– Бизнес, пан, бизнес!

Мы развернулись на аллейке, которую нарисовали на плане мотеля Голубков и Боцман, и подъехали к крайнему коттеджу, под навесом которого виднелся приплюснутый капот темно-вишневой «альфа-ромео» с афинским – синей вязью по белому фону – номером. Трубач встал сбоку от двери, а я нажал кнопку интеркома, держа наготове поставленный на «паузу» диктофон.

– Кого там еще черт пригнал? – раздался в микрофоне не слишком мелодичный мужской голос.

Я снял диктофон с «паузы», из него прозвучало:

– Свои, Ленчик. Это я, Владас. Со мной Корень.

Я выключил диктофон и спрятал в карман. Больше он был не нужен.

– Сейчас… секунду!.. – послышалось из интеркома.

Дверь приоткрылась, Трубач сунул в щель свою лапищу и извлек наружу довольно плотного малого в майке. За пояс его джинсов был засунут пистолет Макарова. В ту же секунду ПМ оказался в руке Трубача, а в горло оторопевшего Ленчика уперлось острие ножа – одного из тех, с автоматически выщелкивающимся лезвием, что мы забрали у хрустовских кадров.

– Спокойно, Ленчик, – негромко и даже дружелюбно проговорил Трубач. – Главное – спокойно! Ты понял?

Он втолкнул охранника в прихожую, я вошел следом и закрыл за собой дверь.

Замок автоматически защелкнулся.

Откуда-то из глубины коттеджа послышался плеск воды и другой мужской голос:

– Кто там?

– Свои, Ленчик, свои, – подсказал Трубач. – Влад и Корень. По делу заехали.

– Свои, – послушно повторил охранник. – Влад и Корень.

– Пусть ждут! Плеск воды стих.

– Ванну Граф принимают? – полюбопытствовал Трубач.

– Не, душ. Позвать, что ли?

– Зачем? Пусть человек моется, мы не спешим. Где еще пушки?

– Нету больше, ни одной, – замотал головой Ленчик.

Я вошел в просторную гостиную, служившую одновременно, как во всех европейских мотелях, кабинетом, баром и спальней, сунул руку под подушку на незастеленной кровати. Там оказался австрийский «глок» с глушителем. В верхнем ящике письменного стола обнаружился еще один инструмент – браунинг 32-го калибра.

– А врать-то, Ленчик, нехорошо, – укоризненно проговорил Трубач. – Очень это некрасиво.

Он перебросил мне ПМ, спрятал в карман нож и ахнул обеими ладонями по ушам охранника. Это у Трубача называлось «сыграть в ладушки». Прием довольно щадящий, но на полчаса объект отключался. После чего Трубач перенес Ленчика на диван и аккуратно уложил лицом к спинке.

Я сел в кресло и выложил перед собой на журнальном столике пистолеты. Целый арсенал.

– И еще может быть, – заметил Трубач. – В кармане халата.

– Не исключено, – согласился я.

Трубач занял выжидающую позицию рядом с дверью в ванную.

Минут через пять плеск воды прекратился, а еще через некоторое время дверь открылась и появился низенький человек лет пятидесяти в красном стеганом халате до пят с атласным поясом и атласными отворотами. Шея его была закутана шелковым, бордовым с искрой, платком. Полноватое, лоснящееся от бритья и крема лицо выражало легкую снисходительную надменность. Эдакий Наполеончик. Лишь маленькие злые глаза-буравчики портили его экстерьер.

Сначала он увидел Ленчика на диване и рявкнул, мгновенно покраснев:

– Ты что разлегся, мать… Но тут он увидел меня. Потом Трубача.

– Извините, Граф, – сказал Трубач и извлек из кармана роскошного халата небольшой бельгийский «байард» калибра 6,35. – Больше ничего нет. Как ни странно, – сообщил он мне и присовокупил «байард» к выложенной на столе коллекции.

– Проходите, Граф. Садитесь, – предложил я. – Любите оружие? Я тоже. Вот этот экземпляр в вашей коллекции мне особенно нравится. – Я повертел в руках «глок». – Специальная разработка для австрийских оперативников. Всем хорош. И легкий, и мощный. Не уступите? Я бы дал за него настоящую цену.

Он молчал, пытаясь сообразить, как вести себя в этой неожиданной ситуации.

– Я говорю вполне серьезно, – заверил я и для убедительности вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку новеньких баксов в банковской бандероли. – Сколько?

– Странное предложение, – заговорил, наконец, он. – Вы его и так забрали.

– Исключительно из предосторожности. Чтобы избежать случайных эксцессов, – объяснил я. – Неужели я похож на человека, способного отнять у другого орудие производства? Это все равно что у столяра отобрать долото. Я верну вам ваш арсенал. После того как закончим разговор. Может, все-таки продадите?

– Я не торгую своим оружием.

– Понимаю вас. Я бы тоже не продал. – Я спрятал баксы и кивнул Трубачу:

– Взгляни на кухне, нет ли там какого-нибудь пакета?

Трубач принес полиэтиленовую сумку, я ссыпал туда оружие и поставил сумку на пол. Объяснил:

– Не люблю вести переговоры с оружием. Невольно отвлекает от дела.

– Особенно когда оно в чужих руках, так? – спросил Граф.

Начал осваиваться. И был явно доволен своим вопросом. Я решил, что стоит его поощрить.

– Остроумно, Граф. Нечасто приходится иметь дело с таким смелым и находчивым человеком. Ничего, что я называю вас по кличке? Просто я не знаю вашего имени.

– Ничего, – кивнул он. – Это не совсем кличка.

С ним, пожалуй, было все ясно. Не совсем кличка. Да кто ж тебе, ублюдку, поверит, что в тебе есть хоть капля дворянской крови! Разве что молодой барин когда-то завалил твою крепостную прабабку на сеновале. Да и то не барин, а барский кучер.

Проблемы российской и нероссийской геральдики меня никогда в жизни не интересовали, начисто лишен я был и снобизма, заставляющего нынешних новых русских выискивать в своих родословных благородные крови и даже объединяться в дворянские клубы. Все мои предки, насколько я знаю, были крестьянами, я не видел в этом никакого повода ни для гордости, ни для стыда. И намек на графство, прозвучавший в словах этого злобного недомерка, привлек мое внимание лишь потому, что мне нужно было понять, с кем я имею дело. Ради успеха самого дела.

Лагерный опыт у него, конечно, был. Но, пожалуй, мотал он срок не за бандитизм. И не за торговлю. Торгаши так и остаются торгашами. Скорее всего – из цеховиков. Эти гораздо чаще становятся главарями банд. Воля, ум, опыт, жестокость, алчность. «Вор в законе» – это понятно было из его разговора с Владасом, записанного с «жучка». Но уже новой формации. Старым «правильным ворам» их закон запрещал даже жениться и иметь детей. И предписывал жить в скромности. Да за один этот халат и «альфа-ромео» ему дали бы «по ушам» – лишили бы звания вора. А в Афинах наверняка и вилла не из последних. И дети учатся где-нибудь в Кембридже.

В лексиконе нет фени. Тоже показатель. В отношениях с партнерами по бандитским делам он, конечно же, козыряет воровским чином, но в обычной жизни отмежевывается от него. Косит под интеллигента.

Странные все-таки дела. Уж на что наша российская интеллигенция бедная, убогая, замордованная – если верить тому, что она сама о себе говорит и пишет. А есть все-таки какая-то в ней привлекательность. Недаром вся разжиревшая шваль любит тусоваться с артистами и писателями.

Сам Сталин не лишен был этой слабости.

И даже Берия.

Так что же такое мой контрагент? Умен. Свиреп. Жаден. Самовлюблен. И вот что еще – агрессивен. Не помочь же он взялся Владасу, а захватить оставшийся без хозяина бизнес.

Отсюда, пожалуй, нужно и танцевать.

– Извините, Граф, – сказал я. – Невольно задумался. О странностях жизни, которая сводит таких разных людей, как мы с вами. Одинаковых лишь в одном.

– В чем?

– В стремлении достичь своей цели.

– Вы не представились, – напомнил он. Интеллигент! А подумал небось: «Да кто же ты, сука, такой?»

– Сергей, – назвался я. – Для друзей – Серж. Или Сережа.

– А для врагов?

– У меня нет врагов.

– Ну, ладно! Так не бывает.

– Бывает. Я расскажу вам о своем методе. Чуть позже. Прежде чем перейти к делу – у вас, вижу, есть вопросы ко мне?

– Как вы на меня вышли?

– Владас.

– Как вы вышли на него?

– Он сам вышел на нас. «Строен».

– Проклятый кретин!

– Не нужно, Граф. Ибо сказано: о мертвых или хорошее, или ничего.

– А он?..

Я пожал плечами.

– Увы. Ему отвернули голову.

– То есть как?

– Никогда не видели, как отворачивают головы?

– Кто отвернул? Вы?

– Ну почему обязательно я?

– А кто?

– Наш разговор напомнил мне американский детский анекдот. Учитель спрашивает: «Джон, почему ты вчера не был в школе?» – «Водил корову к быку». – «А отец не мог этого сделать?» – «Он бы мог, но бык лучше…» Правда, смешно?.. Нет, это сделал мой помощник Коля. Рекомендую, – показал я на Трубача, который полулежал в кресле и ловил кайф от нашего разговора. – Он очень не любит, когда его друзьям тыкают в грудь горящую сигарету. Он от этого становится очень нервным. Так что Владас, можно сказать, сам виноват… Колюня, покажи Графу, что там лежит в кузове «фиата». А то у нас слишком много времени уйдет на предварительные вопросы.

– Пойдемте, – охотно предложил Трубач. В это время Ленчик зашевелился и сделал попытку встать. Трубач еще раз «сыграл в ладушки» и гостеприимным жестом раскрыл перед Графом дверь.

Не было их минут шесть-семь. Когда Граф вернулся и опустился в свое кресло, он уже был не похож на маленького Наполеона. Ну, разве что на Наполеона после битвы при Ватерлоо. И вопрос у него остался только один:

– Кто вы такие?

Ну, прямо проклятый вопрос. Из разряда вечных: «Кто виноват?» и «Что делать?» Я даже и попытки не сделал ответить на него.

– Давайте, Граф, перейдем к делу. Вы знаете, что произошло на вилле «Креон»? Ваше знание состоит из того, что рассказали вам трое «шестерок» Пана, и ваших догадок. Я расскажу вам то, что было на самом деле. Для определенных целей нам понадобилась небольшая партия товара и через надежных людей мы вышли на Пана… – Для каких целей? – перебил Граф.

– Как говорил один мой знакомый: «Меньше знаешь – лучше спишь».

– Значит, вы были знакомы с Паном?

– Не слишком долго, – объяснил я, и это была чистая правда. – Так вот. Мы отнеслись к Пану со всем уважением и приняли все его условия. Мы проплатили миллион долларов, а потом еще шестьсот тысяч. Пан заверил нас, что у него есть надежный канал доставки товара в Москву. Мы условились, что окончательный расчет произведем при получении товара. Нормальная схема, не так ли?

Граф молча кивнул.

– Но Пан повел себя некорректно, – продолжал я. – Он трижды срывал сроки, а потом сообщил, что его канал связи сгорел и он передаст нам товар на своей вилле. Нам это показалось подозрительным, и мы послали к нему нашего человека для проверки. В задачу мою и моих людей входило страховать этого человека. Эта предосторожность оказалась нелишней. Пан застрелил нашего связника и попытался застрелить нас. Это ему, к счастью, не удалось.

– После чего вы забрали товар, а трех «шестерок» отправили в Варшаву, чтобы сбить всех со следа, – закончил Граф. – Это было остроумное решение.

– Не слишком, раз вы о нем догадались, – возразил я. – Хорошо хоть не догадалась полиция.

– Вы же не приравниваете, надеюсь, меня к полиции? – На его лице вновь появилась самодовольная усмешка. – Так в чем же ваша проблема?

– В том, что в это дело оказались втянуты вы. Ваши люди сработали, конечно, грубовато, когда попытались перехватить нас в Болгарии… – Это были люди Хруста. Мои так не работают.

– И в этом тоже часть проблемы. – Я понял, что пора дать ему в руки козырь, чтобы он чувствовал себя поуверенней. – Сейчас у нас только один способ решить проблему. Убрать всех ваших людей… вместе с вами, Граф, извините за откровенность. И уйти с товаром. «Окно» на границе готово, и мы им воспользуемся сегодня ночью.

Судя по выражению его лица, этот способ ему не очень понравился.

– Но этот вариант нас не устраивает, – продолжал я. – По двум причинам.

Владас любезно рассказал нам, что вы вызвали из Афин десять своих боевиков и они появятся здесь в ближайшее время.

– Что он еще рассказал?

– Все.

– Ему нужно было язык выдрать, а не голову откручивать! – заявил Граф, довольно правдоподобно изобразив гнев.

– Не горячитесь, – посоветовал я. – Возможно, это и к лучшему. Нам не очень улыбается перспектива начинать здесь войну с вашими людьми. Хотя сомнений в исходе ее у меня нет.

– Вы плохо знаете моих людей.

– Зато я хорошо знаю своих. Но дело даже не в этом. Нам нужен регулярный и надежный канал получения товара. Эта партия – первая, пробная. Нам понадобится по десять килограммов примерно раз в полтора-два месяца. Хруст и Пан выбыли из этого бизнеса. Почему бы вам не заняться этим?

– Почем?

– С вашей доставкой в Москву – по пятьсот баксов. За грамм, само собой. С нашей – по четыреста шестьдесят. Это те же условия, которые предложил нам Пан. А он не любил оставаться внакладе. Мы навели о вас справки в Москве и получили хорошие отзывы. Правда, и о Пане отзывы тоже были неплохие. Но я уверен, что вы человек другого калибра, чем этот, как говорят на зоне, гнилой бажбан.

– Вы не топтали зону, – заметил Граф.

– Нет. И не собираюсь.

– Кто в Москве может мне вас порекомендовать?

– Надеюсь, что никто.

– Так не бывает. Мир тесен. Вам же кто-то рекомендовал Пана и меня.

– Когда это нужно, мы сами находим таких людей.

– Я должен знать, с кем имею дело.

– Партнера узнают не по рекомендациям. Лучшая гарантия в бизнесе – предоплата. Мы на нее согласны. Таким образом, ситуацией будете владеть вы. А мы будем ее всего лишь контролировать. Не напоминаю, чем может быть чревато нарушение обязательств.

– Но все-таки напомнили, – заметил Граф.

– Чтобы между нами не осталось недоговоренностей.

– Вы не похожи на людей, которые занимаются наркотой.

– Мы ею и не занимаемся. У нас совсем другой бизнес.

– Зачем же вам товар?

– Это последний вопрос, на который я отвечу. Есть регионы, где наркота котируется выше доллара.

– Чечня, – предположил он.

– Логично, – согласился я. – Если бы нам понадобилось похищать людей или время от времени взрывать нефтепровод. Но это нас не интересует.

Он прищелкнул пальцами.

– Я понял! Колыма – золото. И Мирный с Якутией – алмазы. Я прав?

– Все, Граф. Я больше не отвечу ни на один ваш вопрос. Ни на прямой, ни на косвенный. Вы слишком опасный собеседник. Похоже, я слишком молод для переговоров с вами.

Он прямо-таки расплылся от моих слов.

– Я обдумаю ваше предложение, – пообещал он. – Как я сообщу вам о своем решении?

– Сколько времени вам нужно на обдумывание?

– Недели две-три.

– Ровно через три недели наши люди позвонят вам на виллу в Афины. Тут он слегка побледнел.

– Вы знаете, где моя вилла?

– И где ваш офис – тоже знаем.

– Откуда? Этого вам не мог сказать Владас!

– Граф, я вас предупредил: больше ни одного вопроса.

Похоже, мой блеф проскочил.

– А как быть с этой партией товара? – задал он, наконец, вопрос, которого я больше всего ждал. Я пожал плечами.

– Никак. Проехали.

– Серж! Я понял вашу игру! Вы вешаете мне лапшу на уши только с одной целью: чтобы я не помешал вам сегодня ночью уйти с товаром! Вы не дурак, но со мной вам тягаться рано! Все, что вы мне в уши надули, – блеф!

Пора было его слегка остудить.

– А четверо теплых в «фиате» и один холодный – тоже блеф? – Я поднял сумку и встряхнул звякнувшими пушками. – И это блеф? Может, и мой друг Коля блеф? Очень жаль, Граф, что мы не достигли с вами взаимопонимания. Я обещал вам рассказать, как мне удается не иметь врагов. Вот как: я превращаю врагов в друзей. Или уничтожаю. Нам с вами до дружбы далеко, но я надеялся сделать из вас партнера. А хороший партнер – это почти друг. Не вышло. – Я кивнул Трубачу. – Приступай. Ни к чему нам ждать, когда появятся его афиняне.

Граф даже втянул голову в плечи. Тут, к собственному его несчастью, снова ожил и приподнялся с дивана Ленчик. Трубач мимоходом грохнул его своим кулачищем по темечку. Это уже не «ладушки». Это – пара недель в больнице. После чего Трубач взялся сзади за подбородок Графа и повернул его голову примерно на девяносто градусов по часовой стрелке. Следующие градусов десять переправляли бы этого несостоявшегося наполеончика прямиком на его остров Святой Елены.

Он захрипел:

– Нет!

И посмотрел на меня, как курица: сбоку и круглым глазом.

Я кивнул Трубачу:

– Секунду!

Голова Графа встала на место.

– Вы хотите сказать последнее слово? – спросил я.

Он откашлялся, помассировал шею и ответил:

– Серж! Так не делаются дела!

– Именно так они и делаются, – возразил я.

– Я согласен на ваши условия. Я верю, что вы не блефовали. Поверьте, я полностью вам доверяю.

– Доверие предполагает откровенность. Полную. Докажите се. Это ваш последний шанс.

– Как?

– Ваши проблемы. У вас всего три попытки, Граф.

От напряженного раздумывания он даже вспотел. Наконец, сказал:

– Это я сдал Хруста. Я с самого начала хотел забрать его бизнес.

– Это я и сам знал, – ответил я, и наполовину это было правдой.

– Я… – Только не признавайтесь, что предпочитаете мальчиков, – предупредил я. – Ваша сексуальная ориентация меня не волнует.

– Я и не собирался этого говорить. Тем более что это не так.

– Тогда скажите то, что собирались.

– Я… В общем, это я приказал убрать ваших двух – тех, что сидели на «губе».

– Это я тоже знал. Последняя попытка.

Возможно, я даже пожалел бы его, если бы не знал, сколько крови на этих холеных, с маникюром, руках.

– Я не вызывал людей из Афин! – наконец выпалил он. – Все, больше нечего мне сказать. Это соврал Влад… Ну? Доказал?

– Теперь – да. Только это соврал не Влад, а я.

– Зачем?!

– Как раз для этого. Чтобы проверить, могу ли я вам доверять. Расслабьтесь, Граф. Вы выдержали испытание. Может, хотите выпить?

Он закивал:

– Да, очень хочу.

Трубач подошел к бару, разглядывал бутылки и налил в высокий стакан сразу из нескольких.

– Коктейль «Авто-Хилтон», – сообщил он, передавая стакан Графу. – Я его только что изобрел.

Граф сделал глоток и отставил стакан в сторону.

– Неужели не понравилось? – огорчился Трубач.

– Откручивать головы у вас получается лучше. Я засмеялся.

– Прекрасно, Граф. Я уже говорил, что вы остроумный и находчивый человек. И смелый. Теперь я понимаю, как вам удалось создать свой бизнес и встать во главе.

– А я начинаю понимать, почему при вашей молодости главный в вашем бизнесе вы. У вас все задатки большого босса.

– Я? Что вы! По сравнению с моим боссом я просто щенок. Поверьте, я говорю искренне.

– Да?.. Хотел бы я знать, кто он.

– А вы его знаете. Его все знают. Только очень мало кто знает, что он – это он. Оставим эту тему. Вы вправе спросить меня, зачем я разыгрывал всю эту комедию.

– Зачем? – спросил он.

– Именно затем, что нам нужен надежный партнер для того самого дела, о котором мы говорили. Очень надежный. По-моему, вы подходите на эту роль. Я докажу вам серьезность своих намерений. Разумеется, эту партию товара мы могли бы вывезти без всяких проблем и без вашего участия. Два «но». Мы не хотим, чтобы поползли слухи о якобы нашем беспределе по отношению к Пану… – Вы же сказали, что вас никто не знает.

– Правильно. Но у слухов есть пакостная особенность проникать во все щели, как керосин. А мы дорожим своей репутацией. Второе «но»: нам все равно пришлось бы искать партнера. Это – время. И никаких гарантий, что снова не нарвешься на такого же Пана. Поэтому мы готовы видеть вас в роли правопреемника Хруста и Пана и готовы выполнить все наши обязательства.

– То есть заплатить за товар?

– Вам это кажется странным?

– Немного.

– Это говорит лишь о том, как мы еще далеки от цивилизованного бизнеса.

Вспомните, Граф: русские купцы заключали миллионные сделки под простое слово.

Даже без всяких расписок. «Честность – лучшая политика». «Слово дороже золота»… – Я взглянул на часы. – Черт! Время звонить!.. В мотеле должен быть международный автомат. Он в офисе, наверное?

– Куда вам нужно звонить? – спросил Граф.

– В Москву.

– Можете воспользоваться моим сотовым телефоном.

Он подал мне трубку. Я заметил, что рычажок поставлен на громкую связь, но переключать не стал.

Прикрыв пульт от Графа, я набрал номер Москвы.

– Диспетчер, – прозвучало достаточно громко.

– Говорит Серж. Посылка готова. Сегодня от часу до двух ночи.

– Вас понял. Пароль «Москва», отзыв «Киев». Удачи!..

Я набрал еще один номер – тот, что дал мне для связи Губерман. Он ответил после первого же гудка:

– Слушаю.

– Ефим, это Серж. Нужен самолет в Гродно. Небольшой. Вылет из Гродно в три или четыре утра. С посадкой в Жуковском или Чкаловском без таможни. Подробности при встрече.

– Сделаем. Назовешь ночному диспетчеру свою фамилию. Встречу сам.

– До встречи, – сказал я и вернул Графу трубку. – Спасибо, теперь все в порядке. На чем мы остановились? Да, деньги. За товар мы проплатили «лимон» шестьсот. Осталось семьсот тысяч.

– Девятьсот, – поправил Граф.

– С какой стати? – удивился я. – Девятьсот – это если по пятьсот баксов за грамм. А мы берем по четыреста шестьдесят. Доставка-то наша.

– Хорошо, семьсот.

Я позволил себе усмехнуться.

– Еще бы не хорошо. Не вложили ни цента, а получаете семьсот штук.

– Я вложил сто в джип и оружие, – напомнил Граф.

– Бросьте! Ваш «паджеро» со всеми стволами тянет от силы на полтинник. И потом, Граф, вы что, хотите слупить с нас бабки за стволы, которыми нас же хотели прикончить?

– Мне придется разбираться с корешами Хруста.

– Ваши трудности. Еще вопрос: как передать вам эти бабки? Банковский трансферт исключен.

– Почему?

– Нам не нужны следы. Да и вам тоже. У вас есть человек, которому вы полностью доверяете?

– Ну, Ленчик, – не очень уверенно проговорил Граф.

– Ленчик отпадает, – вмешался Боцман. – Примерно на месяц. Сотрясение мозга средней паршивости.

– А ваш телохранитель Гриша? – спросил я.

– Вы его отпустите?

– Ясно, отпустим. Сейчас же. На черта он нам нужен?

– Он парень туповатый, но вполне надежный.

– Значит, так и решим, – заключил я. – Он идет с нами через границу, на той стороне получает бабки и возвращается. «Окно» будет открыто не меньше двух часов.

– А разве бабки не с вами? – насторожился Граф.

– Да что же мы, спятили? Мы ехали контролировать ситуацию, а не брать товар. Бабки подвезут те, кто нас встретит.

Граф надолго задумался, а потом покачал головой:

– Нет, Гриша не подходит.

– Значит, свою жизнь вы ему доверяете, а семьсот штук зеленых – нет?

– Вот именно нет, – подтвердил Граф.

– Тогда я вижу только один выход. Колюня, сколько у нас бабок осталось?

Штук пятьдесят?

– Около того, – отозвался Трубач. – Ну, и за «ситроен» чирик—полтора можно взять.

– С «ситроеном» нам уже возиться некогда. Значит, полтинник. Сейчас, Граф, мы отдаем вам пятьдесят тысяч баксов, а остальные – когда привезем предоплату за следующую партию товара… Опять несогласно? Тогда я не знаю. Предлагайте сами. В конце концов, это вам нужно, а не мне, – добавил я, а сам подумал: «Черт! Неужели не клюнул?»

Граф немного помолчал и спросил:

– Когда я могу получить эти пятьдесят штук?

– Как только приедем в Нови Двор.

– Я смогу увидеть товар?

– Не доверяете?

– Вы осторожный человек, Серж. Я тоже.

– Сможете, – сказал я. Клюнуть, может, и не клюнул, но интерес к наживке проявил. Теперь главное – не спугнуть. – Могу я еще раз воспользоваться вашим телефоном? Какой здесь код?

– Четыреста восемьдесят пять, – ответил Граф, передавая мне трубку.

Я набрал номер нашей комнаты в отеле-теремке. Ответил Док.

– Это Серж, – сказал я. – Звоню от Графа. Товар подготовлен?

– Да.

– Возьми с собой Митю и через час будьте в «ситроене». С товаром. Соберите все бабки, что у нас остались, и тоже принесите. Сидите в кабине и ждите меня.

Остальные пусть страхуют со стороны. И если что – никаких нежностей. Все ясно?

– Все, Серж, – ответил Док и положил трубку.

– Почему в «ситроене», а не в вашем отеле? – спросил Граф.

– Вас интересует, где мы живем?

– Не очень.

– Я так и подумал. Ну что, переодевайтесь, Граф, и поехали. Да, чуть не забыл! – Я вытряхнул из сумки пистолеты на полированную поверхность журнального столика. – Забирайте ваш арсенал.

– Успели разрядить, – предположил Граф, не притрагиваясь к стволам и сверля меня своими пронзительными глазами-буравчиками.

Я взял «глок», направил в пол длинный от глушителя ствол и два раза подряд нажал курок. Раздались два хлопка, в ковре появились две дырки с оплавленным по краям ворсом.

Я положил пистолет на стол.

– Убедились? Хотите сами попробовать?

Граф взял «глок» и повертел его в своих маленьких пухлых руках. Я заметил, как Трубач подсобрался. Но на этот раз ему не представилось возможности продемонстрировать свою рысью хватку.

– Вы сказали, что вам нравится эта машинка, – проговорил Граф.

– Да, очень, – вполне искренне признался я. Он взял пистолет двумя руками, как чашу, и протянул мне через стол.

– Дарю!

– Вы шутите, Граф?

– Дарю! – повторил он с таким самодовольством на физиономии, что прямо хоть руками разводи.

Странные вещи вытворяет с нами наше самомнение. Очень странные. Если человек считает, что он красив, он и ведет себя, как красавец. И что самое поразительное – и женщины-то к нему чаще всего относятся, как к красавцу. А вот если человек считает, что он умен, то ведет себя, как последний дурак. И дураком же выглядит в глазах окружающих.

А уж когда человек самовлюблен… Я принял «глок». Не потому, что он мне действительно нравился. А потому, что понял: я должен его принять. Но «спасибо» не сказал – это слово в его глубинном, изначальном смысле никак не годилось для этого случая. Не сказал я и «благодарю». А сказал то, что он и хотел услышать:

– Графский подарок!

И он сразу стал Наполеоном после Аустерлица.

Небрежно-благосклонным к свидетелям своего триумфа.

И мысли не допускающим, что кто-то может не восхищаться им и его не любить.

Доверчивым дураком.

Что для меня в этой ситуации было самым главным.

Я попросил Трубача:

– Пойди развяжи этих. Гришу сюда приведи, а остальные пусть сидят в «фиате».

– Гриша – это который с перебитым носом? – уточнил Трубач. – Или без зубов?

– Который самый целый из них, – подсказал Граф и удалился в гардеробную, даже и не подумав убрать пистолеты с журнального столика.

Тут я их слегка и перезарядил. Патронами от «Макарова» заклинил магазины «байарда» и браунинга, а «маслятами» калибра 6,35 от этих дамских игрушек зарядил ПМ. Так что из браунинга и «байарда» теперь не смог бы выстрелить даже КИО, а стрелять из «Макарова» патронами калибра 6,35 вместо штатного 7,62 я не пожелал бы и моему первому взводному, который считал строевую подготовку важнейшей дисциплиной для будущих офицеров-десантников.

Эту нехитрую работу я закончил как раз к тому моменту, когда из гардеробной появился Граф в белых брюках и синем блейзере с золотыми пуговицами, а Трубач с улицы ввел его телохранителя Гришу – крепенького мужичка, который выглядел так, словно побывал в руках у людей, не подписывавших Женевскую конвенцию о гуманном отношении к военнопленным. А если подписывавших, то не читавших. А если и читавших, то не очень внимательно. С виду-то он был вполне в норме, но двигался как робот с несмазанными шарнирами. Он тупо посмотрел на полусвалившегося с дивана Ленчика, потом на стволы передо мной, потом на меня, а уж только потом – со слабо обозначенным во взгляде вопросом – на Графа.

– Все в порядке, – сказал Граф, – сейчас поедем в Нови Двор.

Он взял со стола ПМ и сунул в подмышечную кобуру телохранителя, а браунинг и «байард» убрал в ящик письменного стола.

– Он не сможет сейчас вести машину, – заметил я. – Ему нужно хоть пару часиков отдохнуть.

– На заднем сиденье отдохнет. Сам поведу, – ответил Граф.

– Могу я, – предложил Трубач. – Никогда не ездил на «альфа-ромео». А в «фиате» я все равно не поеду. Там этот Владас воняет. Ну, не воняет, Но мне кажется, что воняет. А это одно и то же. Пусть сами едут. И с трупом пусть сами разбираются. Скажите им, Граф.

– Прикажу. – Он обернулся ко мне:

– Вы вернете моим людям оружие?

– Не раньше, чем мы исчезнем.

– Вы мне не доверяете?

– Вам – да. Им – нет.

Он даже оскорбился, но я не дал ему и рта раскрыть – пора было переместить этого Наполеона с Аустерлица в более подходящее для него место. Скажем, на старую Смоленскую дорогу, по которой он чесал из Москвы.

– Не забывайтесь, Граф. Сейчас приказываю я. И смените свой блейзер. Мы едем на барахолку, а не в гей-клуб.

Он послушно выполнил приказ, но за руль Трубача не пустил и всю дорогу до Нови Двора обиженно молчал. Мы с Трубачом тоже помалкивали. А про Гришу и говорить нечего. Возле военного городка я велел Трубачу покараулить машину, чтобы ее не сперли вместе с Гришей, и прошел с Графом к «ситроену». На лобовом стекле висел листок с крупным словом «Продано», а в кабине нас ждали Боцман и Док. У Дока в руках был его «Экономист», а на коленях Боцмана лежал светлый металлический кейс с цифровыми замками. Где-то успели найти. Правда, он был чуть великоват для пяти килограммов «дури», но выбора, видно, не было.

Мы с Графом влезли в кабину и заперли дверцы. Док молча передал мне полиэтиленовый пакет. Я заглянул внутрь: там были пачки баксов.

– Только тридцать пять штук, – объяснил Док.

– У меня еще десять.

Я вынул из кармана две пятитысячные пачки, бросил их внутрь и передал пакет Графу.

– Все, что есть. Можете взять в уплату «ситроен», но я не советовал бы. Он может быть засвечен в болгарской полиции и объявлен в международный розыск.

Граф кивнул:

– Хороший совет.

Он пересчитал пачки в пакете, пролистнул их с краю, чтобы убедиться, что это не «кукла», а одну купюру вытащил и быстро ее осмотрел – как это сделал в Москве Боцман, только гораздо быстрей. Видно, глаз у него на это дело был лучше наметан.

– Значит, с вас – шестьсот пятьдесят пять, – заключил он и кивнул на кейс. – Товар?

Боцман набрал шифр на замках и приоткрыл кейс. В нем лежали плотные полиэтиленовые колбаски с белым порошком. Героин и героин. Представляю, как ребята матерились, перемалывая в кофемолках сахарный песок в пудру, а потом запаивая пакеты утюгом или термомашинкой, если ее удалось найти в местных лавках. Граф протянул руку к кейсу, чтобы пощупать пакеты. Это был нежелательный момент. Я хотел было вмешаться, но Боцман невозмутимо и даже с готовностью открыл крышку повыше. Рука Графа отдернулась. Я понял почему: поверх пакетов лежал трубачевский кольт-коммандер.

– Хотите попробовать? – спросил я Графа. Боцман захлопнул крышку кейса и закрыл замки.

– Не хрен пакеты рвать, – буркнул он. – Мы проверяли товар.

– И как? – спросил Граф.

– Обыкновенное турецкое говно, – тем же тоном ответил Боцман. – Говорил же – надо было бразильский искать. Или хоть гонконгский.