Текст книги "Их было семеро…"

– Ладно, сойдет, – оборвал я его. – Все, Граф. У нас еще куча дел. Стволы ваших кадров будут на «губе». Ключи – под камнем у порога. Скажите Николаю, чтобы шел сюда. Через три недели я вам звоню.

Я спрыгнул с высокой подножки, помог спуститься Графу и даже пожал ему руку, хотя предпочел бы обойтись без этого. Посоветовал:

– Пакет спрячьте под плащ, здесь шпаны полно. И, уже не оглядываясь, залез в кабину.

– Идет к выходу, – сообщил Боцман, наблюдая за Графом через дырку в заднем тенте. – Вышел… Он вернулся в кабину и спросил:

– Ну? А теперь объясни, зачем ты отдал ему наши бабки?

– Во-первых, это не наши бабки. А во-вторых, это не бабки, а наживка.

– Наживка? – переспросил Боцман. Он не очень быстро соображал. Совсем не быстро. Но соображал. – Ты хочешь подставить их вместо нас?

– Ты имеешь что-нибудь против?

– Ничего не выйдет, – подвел итог Боцман, выслушав мой короткий рассказ о переговорах в мотеле «Авто-Хилтон». – Зачем ему рисковать? Он получил сорок пять штук ни за хрен собачий и доволен до усрачки.

Я спросил:

– Знаешь, почему ты никогда не заработаешь миллион долларов?

– Ну, почему?

– Потому что тебе сорока пяти штук за глаза хватит. А ему – нет.

Боцман подумал и упрямо повторил:

– Не выйдет.

– Посмотрим.

Ждать нам пришлось совсем недолго. Минут через пять в дверцу кабины коротко постучали. Я выглянул. Внизу стоял не Трубач. Там стоял Граф и делал мне знаки выйти. Под плащом у него выпирал полиэтиленовый пакет. Значит, он вернулся, даже не дойдя до своей «альфа-ромео».

Я спрыгнул на землю.

– В чем дело, Граф? Что-нибудь случилось?

– Давайте отойдем в сторону, нужно поговорить.

Я взглянул на часы и изобразил нетерпение.

– Только недолго.

Мы отошли в глухой угол двора.

– Во сколько вы переходите границу? – спросил Граф.

– Вы же слышали: с часу до двух.

– Я пойду с вами.

– Вы? Сами? Бросьте, Граф. Не царское это дело. Самое большое через месяц-полтора вы и так получите эти бабки.

– Полтора месяца – срок. За это время я закуплю на них новую партию товара для вас. Сами знаете: время – деньги.

– Плохая идея, Граф. Очень плохая. Есть смелость, а есть глупость. Один, ночью, почти с миллионом баксов. А если вас грабанут и замочат?

– Вы обо мне беспокоитесь или о своих бабках?

– Сейчас это одно и то же.

– Со мной будет Гриша. Он крепкий парень. До ночи отойдет. И мы будем с пушками.

– Цена вашему Грише! И вашим пушкам! Сколько лет вашему сыну? Лет двадцать пять?

– Восемнадцать. Младшему шестнадцать. Я поздно женился. А дочери двенадцать лет.

– Так вот и подумайте о своих детях!

– Я о них и думаю.

– Вы меня не поняли. Подумайте о том, что с ними случится, если вас ограбят и убьют или вы инсценируете собственное ограбление, или по любым иным причинам не сможете выполнить взятых на себя обязательств. А вы их уже взяли. И получили аванс. Счетчик включен. Не перебивайте! Сначала дослушайте. Это не угроза, а законы бизнеса. И вы их сами прекрасно знаете. Я лишь напомнил вам о них. А теперь можете принимать решение.

Он ответил, почти не задумываясь:

– Я его уже принял. И я не меняю своих решений. Я иду.

Часть наживки он уже заглотил. Теперь нужно было, чтобы он заглотил весь крючок.

– Ладно. Решили так решили. В двадцать три двадцать пять будьте на своей машине… Нет, – сказал я. – Все-таки нет. За накладки с вас спросится. Но и с меня тоже. Мне эта головная боль ни к чему. Я вижу только один выход. Эти четверо – надежные люди?

– Да.

– Я согласен, если они вас будут сопровождать. Два «узи». Четыре «Макарова». Хоть что-то. А не ваш «байард».

Граф ненадолго задумался и кивнул:

– Хорошее решение. Вы предусмотрительный человек.

Знал бы ты, сука, какой я предусмотрительный.

– Вот ключи от «губы», держите. Стволы уже там. На «альфа-ромео» и «фиате» будьте в двадцать три двадцать пять возле почтамта. Подойдет мой человек.

Скажет: от Сержа. Объяснит, куда ехать и что делать. Предупредите всех своих: его слово – приказ. Для вас, Граф, тоже. При малейшем возражении он будет стрелять. Повторяю, Граф: при малейшем. Вы сильно осложнили наш переход, поэтому нужна предельная четкость. Двадцать три двадцать пять, почтамт. Запомнили? До встречи!..

На этот раз я не стал пожимать ему руку. Просто повернулся и пошел к «ситроену».

– Секунду! – остановил меня Граф. – На той стороне у вас будет машина?

– Разумеется. Джип «патрол». А что?

– Просто спросил. Я тоже заинтересован, чтобы вы ушли чисто… Вернувшись в кабину «ситроена», я вытащил из кармана диктофон и перемотал пленку на начало разговора. Когда к нам присоединился Трубач, прокрутил ребятам всю беседу.

– Клюнул! – поразился Боцман. – Ну, хорек!

– На семьсот тысяч баксов не только хорьки клюют, – ответил я и тут же поймал себя на самодовольстве. Заразительная, оказывается, хреновина!

– Он не на семьсот тысяч клюнул, – заметил Док. – Он спросил, сколько человек нас будут ждать на той стороне. И ты, Сережа, ему ответил.

– Что я ему ответил?

– Джип «патрол». Нас – он считает – шестеро. В джипе семь мест. Ну, восемь.

Значит, встречать нас будут двое. Он клюнул не на семьсот тысяч. А на семьсот тысяч и на два с половиной «лимона». Он хочет взять и деньги, и товар.

– Как это он рассчитывает сделать? – недоверчиво спросил я.

– Может, и узнаем, – предположил Трубач. – Часа через полтора. Когда вернется дядя Костя. Он с Артистом за ними поехал. Я в обшивку «альфа-ромео» сунул «жука». Которого с Влада снял. Он-то сейчас, сами понимаете, не больно разговорчивый… Мы сняли с «ситроена» номера, кинули их вместе с документами в дымящийся мусорный бак, ключи зажигания оставили в замке, а одну из дверей приоткрыли.

Если даже после этого «ситроен» не угонят, то я просто ничего не понимаю в людях. Потом вернулись в отель и стали ждать.

Полковник Голубков и Артист приехали гораздо раньше, чем предположил Трубач. Не говоря ни слова, Артист включил «голосовик». В жизни я не делал более удачных покупок. Оправдал он свою цену и на этот раз. Не просто оправдал.

Перекрыл в неизвестное число раз. Потому неизвестное, что цена жизни не поддается измерению в баксах. Особенно когда жизнь эта – твоя собственная.

"… – Ну, оклемался?

– Давно уже. Просто придуривался.

– Садись за руль, поехали… Проверь свой ПМ.

– А что может быть?

– Делай, что говорят!

– Твою мать!.. Точно! Патроны от «байарда»! Как они в нем оказались?

– Серж подменил.

– А как вы узнали?

– Я имею привычку головой думать, а не жопой. Значит, теми стволами, что на «губе», тоже пользоваться нельзя. Или испортили, или бойки спилили…"

– Вот блин! – возмутился Муха. – А я все пальцы себе напильником ободрал!..

– Тихо! – приказал я.

" – Значит, так, Гриша. Слушай внимательно. Сегодня ночью мы идем с ними через границу. Там у них джип, будут ждать человека два-три. Их шестеро и трое – девять человек. Нас шестеро: ты, я и ребята Влада. Мочим всех тех, забираем товар и бабки… – Как, Граф? Сами сказали – их девять!

– У нас будет шесть «калашей» или «узи». Плюс внезапность.

– Где мы возьмем «узи»?

– Заткнись и слушай. Как только с теми кончим, тут же шьем наших. Всех.

Понял зачем? Команда Хруста, много знают.

– Братва поднимет хипеж. Стремно, Граф.

– А кто узнает, что это мы? На тех и повесят, что Пана замочили. И сразу уходим в Варшаву, сдаем товар и домой.

– Успеем, Граф? Погранцы поднимут тревогу.

– Нарядов не будет. Для них сделали «окно». А от заставы пока доберутся… Успеем, если будем шевелиться.

– А Ленчик?

– А что Ленчик? Пусть лечится, в Польше медицина бесплатная. В другой раз хавальник не будет раззевать, козел вольтанутый! Тепленьким меня сдал, сучара!..

Да обгоняй ты его!.. Живей, Гриша, живей! Сейчас – в Белосток. Там есть человек, даст наводку. Возьмем стволы и сразу назад. Время еще есть, успеем!.. Да жми, тебе говорят!.."

Голубков выключил магнитофон.

– Ушли от нас. Да я и не стал гнать. И так все ясно… Ну что, господа спортсмены. В дерьмо мы плотно влезли. Давайте прикинем, как из него выбираться.

У этих, значит, три «Зауэра», и еще у майора Васильева пушчонка, у Графа шесть «кала-шеи» или «узи». А у нас? Кольт, «глок» и два ножа-автомата. Негусто!

– Не прибедняйтесь, Константин Дмитриевич, – возразил Док. – У нас есть кое-что посерьезней всех их стволов. Знание.

– Точно, – сказал Муха. – Даже журналы такие были. «Знание – молодежи» и «Техника – сила». То есть наоборот: «Техника – молодежи», а «Знание – сила»…

* * *

В двадцать три тридцать мы все, кроме Мухи, уже были на своих местах. На трех самых опасных точках – позади лежбищ, которые, как мы выяснили вчера ночью, облюбовали для себя снайперы – распределились Боцман, Трубач и я. Полковник Голубков со стереотрубой укрылся метрах в сорока от того места, куда подъезжал «патрол». Док с такой же трубой и с такой же насадкой для ночного видения – сбоку от «тропы», чтобы контролировать общую обстановку.

Самая трудная задача выпала Мухе – вывести графскую челядь на «тропу» и самому не подставиться под пулю снайпера. Я сначала хотел взять это на себя, но после спора все же остановились на Мухе. Он был самым маленьким и самым быстрым.

А это здесь было главным. Ему отдали «глок» с глушителем, Голубкову – трубачевский кольт с приказом не стрелять ни при каких обстоятельствах, потому что этот громовой поднял бы по тревоге весь погранокруг, а я на всякий случай сунул в карман один из «Макаровых» с «губы» с так некстати сточенным Мухой бойком. Но кто знал!

Артиста вооружили двумя ножами-автоматами и поставили у начала «тропы». Он должен был втемную прикрывать Муху и вмешаться только в том случае, если у Мухи в самом начале дела возникнут проблемы. Ножи, конечно, не ахти какое оружие, но Артист работал ими виртуозно. И что важно – это оружие было бесшумным.

Рации у всех были отрегулированы на минимальный звук и включены на прием, лишь передатчик в кармане Мухи был поставлен в режим связи и должен был работать как микрофон. Договорились, что он переключит его на прием, как только начнется движение по «тропе». Муха мог бы среагировать на «пароль – отзыв», но очень мы сомневались, что снайперы майора Васильева исполнят этот традиционный ритуал.

Скорее всего, они наметили рубеж – появление на нем первой цели и будет общим сигналом. По нашим вчерашним прикидкам этот рубеж был как раз посередине контрольно-следовой полосы. На него Мухе и следовало ориентироваться. Была еще небольшая надежда, что Док в свою трубу уловит движение снайпера, припадающего к прицелу непосредственно перед тем, как нажать курок. Но надежда эта была слишком ничтожной.

Надежда была только на самого Муху.

В двадцать три сорок пять я услышал слабый шум моторов. Они чуть порыкали и заглохли – «альфа-ромео» и «фиат» загнали в кущи за приграничной дорогой. Через некоторое время в рации послышался голос Мухи:

– Все сюда. Говорю только я, все слушают.

– А где остальные? – перебил его Граф. И тотчас раздался хлопок выстрела из «глока» с глушителем. И снова голос Мухи:

– Это было единственное предупреждение, Граф. В следующий раз я буду стрелять не в землю. Объясняю обстановку. Все на местах, страхуют нас. На «тропе» должно быть семь человек. Только семь: мы шестеро и наш связник. Иначе встречи не будет. У переднего в руках должен быть светлый кейс с товаром. Первым пойдет Корень, за ним ты, ты и ты. Потом Гриша и Граф. Я замыкаю. Дистанция три метра. На вопрос «Кто идет?» ответ «Москва». Отзыв: «Киев». Если что-то не так, тут же возвращаемся. Спокойно, без суеты. Нас прикроют. Разрешаю задать вопрос.

Только один.

– Где товар? – спросил Граф.

– Стойте спокойно, сейчас принесу. Через полминуты вновь заговорил Муха:

– Корень, протяни мне левую руку. Рта не открывай, сам объясню. Это наручники. Чтобы товар не потерял. Снять «калаши» с предохранителей. Но стрелять только по моему приказу. Начали движение. Корень, пошел!.. Прямо по тропе на просвет в соснах. Следующий!.. Следующий!.. Следующий!..

Фокус с наручниками придумал я. Вернее, не придумал, а вспомнил малого на кухне конспиративной квартиры в Гольянове. И теперь я представлял, как мечутся мысли в голове Графа: как же это он будет забирать кейс, когда Корня замочит?

Руку отрезать? Кейс взламывать и перекладывать товар? Задачка. Думай, Граф, думай. Может, это последние твои мысли на нашей грешной земле.

Самый опасный момент был уже позади. Увидев кейс в руках Мухи, Граф мог сразу открыть пальбу. Не врубился. А теперь было уже поздно. Так что вмешательство Артиста не потребовалось.

– Внимание, рубеж, – прозвучал в рации голос Дока. – И тотчас:

– Ложись!..

И почти в ту же секунду захлопали «Зауэры». «Почти» – доли секунды. Успел?

Или не успел? Должен был успеть!

– Успел, – сообщил Док. – Захват, не спешите… пока лежат… Мы должны были взять снайперов, если они поднимутся и пойдут добивать цели.

Но они продолжали лежать.

Глаза мои давно обвыклись в темноте, слегка размытой огрызком месяца, я придвинулся к моему объекту метров на десять и изготовился к броску.

Но снайпер лишь пошевелился, не встал.

– Майор говорит по рации, – вышел на связь полковник Голубков. – Внимание!

Вышел из машины, быстро идет к «тропе»! Ситуация нештатная, всем ждать!.. Мухин, ты где? Прием!

– В порядке я, в полном. Мяч ушел за пределы поля, – сообщил Муха. – Мяч – это я.

– Майор приближается к снайперам, – доложил Док.

Это я уже и сам видел. Майор прошел мимо меня метрах в пятнадцати, наклонился к моему объекту… Что за черт? Что за… Хлопок.

Майор перешел к другому снайперу.

Хлопок.

– По-моему, он их… Он их расстреливает! – едва ли не заорал Док. – Он, сволочь… В головы, в упор!..

Третий хлопок.

Вот уж точно: жизнь полна неожиданностей. Или смерть?

Еще три хлопка.

– Добивает, – сообщил Док. – Контрольные выстрелы. Светит фонарем в лица.

И это я тоже видел. И уже знал, что будет дальше: майор пойдет к «тропе» добивать нас, посмотрит в наши лица… – Майор движется к людям Графа, – донесся из рации голос Дока. Но я почти не слушал его: юзом, юзом проскользнул через ельник, в подлесок. Я уже видел контуры «патрола», когда Док доложил:

– Майор очень быстро бежит к машине! Наши действия, Первый?

– Всем к джипу, скрытно, – бросил я в микрофон и выключил рацию.

Я опередил майора минуты на три. Когда он ввалился в джип и плюхнулся на водительское сиденье, я уже лежал на полу за передними креслами, довольно удобно устроившись и сжимая в руке кастрированный ПМ, который в этой ситуации вполне мог сгодиться.

И сгодился.

Майор швырнул на соседнее сиденье мешавший ему пистолет с глушителем, вырвал из бокса трубку крутого, сотового или спутникового, телефона и, подсветив себе фонариком, набрал номер.

– Первого! – потребовал он, услышав голос диспетчера.

Трубку он держал в левой руке, поэтому я упер ствол «Макарова» ему под скулу и прошептал в правое ухо:

– Товарищ генерал-лейтенант, ваш приказ выполнен.

Он судорожно зашарил рукой по соседнему креслу, но его «Макаров» с горячим от стрельбы глушителем уже упирался ему в затылок.

– Слушаю! – прозвучал в мембране голос Волкова. – Слушаю!.. В чем дело, майор? Докладывайте!

Я вдавил ему в затылок горячий глушитель и повторил:

– Ваш приказ выполнен.

– Товарищ… Анатолий Федорович… ваш приказ выполнен, – проговорил Васильев.

– Почему у вас такой голос?

– Быстро бежал, – подсказал я.

– Бежал, немного запыхался.

– Сколько? – спросил Волков.

– Все семеро, – шепнул я.

– Все семеро, – повторил майор.

– Документы взяли?

– Так точно.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

– Они у вас в руках?

– Так точно.

– Так точно, – эхом отозвался майор.

– Читайте фамилии, имена и отчества!

– Одну секунду, товарищ генерал-лейтенант. Пастухов Сергей Сергеевич.

– Секунду, посвечу. – Майор уже начал слегка импровизировать, но из роли не выходил. – Сергей Сергеевич Пастухов.

– Дальше!

– Перегудов Иван Георгиевич.

– Иван Георгиевич Перегудов.

– Ухов Николай Иванович… Хохлов Дмитрий Алексеевич… Мухин Олег Федорович… – гукал я в ухо Васильева, а он отзывался горным эхом. – Голубков Константин Дмитриевич – продолжал я, а сам мучительно вспоминал, как же отчество Артиста:

Евсеевич? Израилевич? – Злотников Семен… – Злотников Семен, – повторил майор и оглянулся на меня с некоторым даже возмущением: чего же ты молчишь, суфлер хренов?

– Аронович, – рискнул я.

– Аронович, – продублировал майор.

– Погодите! Какой Аронович? – удивился Волков. – У меня в компьютере:

Борисович.

– Так точно, Борисович. Извините, здесь плохо видно. Я не могу все время светить – граница.

– Молоток, – похвалил я.

– Молоток, – повторил майор.

– Что молоток? – удивился Волков.

– Кличка, – подсказал я.

– Это у него кличка такая.

– Про клички я вас не спрашивал. Исполнители?

– Нейтрализованы, товарищ генерал-лейтенант.

– Контроль произведен?

– Так точно.

– Осложнения были?

– Никак нет. После вчерашней отсрочки – ничего.

– Прекрасно, майор. Вы хорошо поработали. Очень хорошо. Утопите в каком-нибудь болоте оружие и возвращайтесь в Москву. Все оружие. И свое тоже.

– Вас понял, Анатолий Федорович.

– Можно мне на несколько дней задержаться в Гродно? – продиктовал я. – Спрашивай, сука! Сестра у тебя тут.

– Можно мне на несколько дней задержаться в Гродно? – повторил майор. – У меня тут сестра.

– Разве у вас есть сестра?

– Ну, не совсем сестра… – А кто? – спросил Волков.

– Просто блядь знакомая, – подсказал я.

– Знакомая девушка, товарищ генерал-лейтенант.

– То-то же! А то – сестра! Успели, значит? Ладно, молодой человек, задержитесь, вы заслужили.

«Триппер», – хотел подсказать я, но сдержался.

– Спасибо, Анатолий Федорович. Большое спасибо.

– Ладно, майор, отдыхайте. Только не больше пяти суток.

– Слушаюсь, не больше пяти суток.

– Конец связи, – сообщил диспетчер.

Я взял из рук майора трубку и разбил ее о рукоять «Макарова». Потом включил свет в салоне «патрола» и распорядился по рации:

– Всем ко мне!

Но все и так уже были здесь. Они стояли вокруг джипа и прислушивались к разговору. Полковник Голубков шагнул к распахнутой водительской двери и приказал:

– Майор Васильев! Выйти из машины!

– А в чем дело? – слегка запетушился тот.

Голубков сгреб его за грудки и рывком сбросил с кресла на землю.

– Встать! Смирно!

Васильев разглядел в руках полковника кольт и подчинился.

– Майор Васильев, вы застрелили трех офицеров Российской армии, – продолжал Голубков. – Застрелили подло, в затылок!

– Я выполнял приказ, товарищ полковник!

– Никто не имел права отдать вам такой приказ! А вы не имели права его выполнять!

– Бросьте, Константин Дмитриевич! А то сами не знаете, какие у нас правила!

– Не знаю и не желаю знать! Я расстреляю вас, как преступника и убийцу!

– Пойдете под трибунал!

– Под любой!

В самообладании майору Васильеву было не отказать. В обстановке такого форс-мажора, за считанные минуты прочувствовать совершенно сумасшедшим образом изменившуюся ситуацию – не каждый на такое способен. Я бы точно не смог. А он смог. Недаром к своим тридцати он уже был майором. А к сорока стал бы точно полковником. А может быть, даже и генералом.

Он вытащил из кармана смятую пачку «Мальборо», закурил и сказал, обращаясь ко мне:

– Объясни, Пастух, этому старому пердуну, что к чему.

– А что к чему? – поинтересовался я.

– Вместе мы можем попытаться выкрутиться. А без меня вам хана.

– Ты немного опоздал со своим предложением. Вчера я бы тебя выслушал. Даже сегодня утром. А сейчас уже поздно.

– Отставить разговоры! – приказал Голубков. Он поднял кольт, держа его по-американски, «двойным хватом», и направил ствол в грудь Васильева.

– Нет, Константин Дмитриевич, только не это! – взмолился я.

– Это мой долг.

Он взвел курок. Я понял: сейчас выстрелит. Поэтому приставил ствол «Макарова» к виску майора Васильева и нажал курок. Хлопнул выстрел. Майор кулем свалился у подножки джипа. Скорей по появившейся у меня за последнее время привычке, чем сознательно, я стер полой куртки свои пальцы с «Макарова» и вложил его в откинутую на сторону руку Васильева. Конечно, даже самый тупой следователь районной прокуратуры какого-нибудь Мухосранска никогда в жизни не поверит в версию самоубийства. Но мне это было как-то до лампочки. Заставят – поверит.

– Пастух, твою перетак! – взревел полковник Голубков. – Это было мое право!

– Ваше, ваше, Константин Дмитриевич, – успокаивающе сказал я. – Но сами представьте, сколько грохота было бы!

Трубач посмотрел на все эти дела, задумчиво покачал своей большой головой и заключил:

– А ведь все сошлось. Сколько трупов нужно было Волкову? Десять: нас шестеро, трое исполнителей и полковник Голубков. А сколько он получил? Тех шестерых, трое исполнителей и майор Васильев. Тоже десять. Как в аптеке!

Я вдруг почувствовал, что если сейчас не сяду, то попросту свалюсь с ног. Я взял у Мухи «глок» и зафитилил его в болото, подходившее к приграничной дороге.

Хорошая была пушка, но хранить у себя этот графский подарок никакого желания у меня не было. Туда же отправил и беззубого «Макарова». После этого сел, прямо на сырую глину, и прислонился спиной к крылу «патрола». Попросил ребят:

– Заберите у тех документы. И уничтожьте. Оружие не трогайте.

– Майора тоже нужно бы оттащить на «тропу», – предложил Боцман. Я кивнул:

– Согласен.

– А если кто остался живой? – спросил Муха.

– Пусть и живет. Значит, ему повезло… В обрывках облаков скользил обмылок месяца. Ветер с еле слышным шумом проходил по вершинам корабельных сосен. Над всей границей, над всеми пущами, ельниками и болотами Мазурского поозерья, над всей спящей землей не было ни звука, ни огонька.

Мир на небесах. Мир на земле. И в человеках благоволение.

Что ж, хоть один человек в России сейчас счастлив. А если не совсем счастлив, то по крайней мере на сто процентов доволен жизнью.

Генерал-лейтенант Волков.

Назарова нет. Ни одного человека, причастного к тайне программы «Помоги другу», нет. Даже полковника Голубкова, на которого случайно упала лишь тень этой тайны, – и его нет.

Никого нет.

Все хорошо, можно спать спокойно.

И вдруг меня словно осколком мины садануло под сердце:

«Тимоха!..»