Текст книги "Амнистия"

Глава восемнадцатая

Москва встретила путешественников не слишком гостеприимно: пронзительным холодным ветром и серым моросящим дождичком. С вокзала Локтев не поехал к себе домой. Из соображений безопасности отправился на Большую Полянку к старику Мухину.

– Ну что, сыщик, нашел, чего искал? – спросил Мухин, пропуская Локтева в прихожую.

– Если бы я только знал, чего искать, – уклончиво ответил Локтев.

Заводить со стариком откровенный душевный разговор не хотелось. И что рассказать? Про изрубленные лопатами трупы молодых ребят? Или ещё веселей, про убийство Осипова?

Мухин хоть и военный в прошлом человек, повидал в жизни кое-что, но выслушать всю правду без валидола он не сможет. Локтев скинул ботинки, взглянул на часы: семь вечера. Возможно, Руденко ещё на месте.

Локтев набрал номер и не ошибся, Руденко действительно на месте. Услышав голос Локтева, он взорвался, как перегревшийся паровой котел.

– Кактус, мать твою, где ты пропадаешь? Ты знаешь, цыпленок обосраный, как ты меня натянул? Не знаешь? Так я тебе скажу…

Трубка изрыгнула целый поток грубости и семиэтажного мата. Казалось, на том конце провода, Руденко содрогался, корчился от злости и брызгал горячей слюной на казенные бумаги. Локтев выждал паузу и снова поднес трубку к уху. Инспектор уже слегка остыл.

– Слышь, морда… Дырка в жопе… Ты хочешь, чтобы с меня сорвали погоны? Дали метлу и заставили мести внутренний двор тюрьмы? Этого хочешь? Ты хоть помнишь, в чьих руках твои грязные яйца?

– Помню.

– Тебе сейчас очень весело? Может, и меня развеселишь? Завтра в восемь вечера жду тебя в этой самой забегаловке, поговорим. Приготовь вазелин. Он тебе пригодится.

Запикали короткие гудки. Локтев отошел от телефона. Ясно, Тарасова не задержали. Впрочем, на этот подарок судьбы наивно было рассчитывать. Наивно, но он рассчитывал.

– Что, неприятности? – спросил Мухин.

– В каком-то смысле неприятности, – ответил Локтев, для которого эти самые неприятности уже стали нормой жизни. – У вас водка есть?

– Осталось немного.

Мухин и Локтев сели на кухне за большой круглый стол. Старик достал бутылку и скромную закуску: рыба в томате, масло и хлеб. Сходил в комнату, поставил на стол шахматную доску. Три партии подряд Локтев проиграл вчистую. Мухин печально вздохнул и стал собирать фигуры со стола.

– Ты не о шахматах думаешь, – сказал он. – Витаешь в облаках. О чем ты думаешь?

– Ни о чем, – честно ответил Локтев, немного повеселевший после двухсот граммов водки.

Поздним вечером позвонил Журавлев.

– Я выяснил, кто такой Субботин, – сказал сыщик. – Уже позвонил ему и предложил встретиться. Я пообещал Субботину поддержку и защиту от Тарасова. Он очень удивился, когда я ему представился. Кажется, он не надеялся на то, что мы с тобой ещё живы. Не надеялся со мной встретиться на этом свете. Мой звонок для него сюрприз.

Журавлев засмеялся простуженным лающим смехом, но быстро прервал веселье.

– Короче, возникли некоторые сложности, – продолжил он. – У Субботина семейные неприятности. Трагически погибла жена его сына. Обстоятельства её гибели мне пока не известны. О нашей встрече Субботин и слышать не хочет, вообще не желает ничего со мной обсуждать.

– Что же нам теперь делать? Субботин был последней надеждой…

– Что делать? – переспросил Журавлев. – Ничего. Нужно набраться терпения и ждать. Нужно время, пусть клиент дозреет. Пусть поумнеет. Поймет, что сотрудничество с нами его шанс. Думаю, Субботин спохватится и найдет меня сам. Если к тому времени ещё будет жив.

– И сколько нужно ждать?

– Не задавай наивных вопросов. Возможно, пару дней. Возможно неделю или месяц.

– Но у меня нет в запасе этого месяца.

– Хорошо. А что можешь предложить ты лично?

– Ничего, – сказал Локтев.

– Тогда придется ждать. Счастливо.

Локтев положил трубку. Он побродил по квартире, вышел на кухню. Мухин сидел за столом и заправлялся манной кашей. Пальцы правой руки, скрюченные подагрой, плохо держали металлическую ложку, жидкая каша капала на стол.

– Давай ещё в шахматы? – предложил Мухин.

Локтев покачал головой. В эту минуту он вдруг вспомнил о пейджере, ещё до отъезда в Карелию забытом в ящике прикроватной тумбочки. Локтев вернулся в комнату, выдвинул ящик, включил пейджер.

Точно, висит сообщение: «Алексей, на улице Косточкина я хорошо повеселился. Спасибо за развлечение. Думаю, и в дальнейшем мы сможем приятно проводить время. Привет тебе от Лиды Смирновой. Кстати, у неё неприятности. Если соскучишься, кинь сообщение на пейджер. Всегда твой М.Т.»

Локтев поднял руку, уже хотел грохнуть пейджер об пол, но в последний момент сдержался. Что произошло на улице шахтера Косточкина? И какие неприятности у Смирновой? Он полистал телефонный справочник, дозвонился в справочную Ленинградского вокзала. Поезд, на котором работает Смирнова, прибывает из Питера завтра в четыре вечера.

Локтев выключил свет, упал на разложенный диван и отвернулся к стене. Меланхолия навалилась на него, как кирпичная стена. Навалилась и погребла под собой. Такую тоску и безысходность человек может испытывать поздней осенью в залитым бесконечными дождями провинциальном городишке.

Столько усилий, столько риска, столько времени ушло на поиск Тарасова, а этот сукин сын не стал ближе ни на шаг.

Если все и дальше так пойдет, Руденко сдержит обещание. Все московские приятели Локтева узнают о том, что он изъявил желание стать внештатным стукачом… За деньги, за грошовую милицейскую подачку, наушничал, записывал разговоры знакомых, стучал на них. О, Господи, лучше не думать о последствиях. Будь проклята вся эта мышиная возня.

Локтев не заметил, как задремал.

* * *

Утро не принесло новостей. Телефон хранил гробовое молчание.

Локтев умылся, но вместо того, чтобы энергично начать день, снова повалился на диван. Он долго лежал на спине и разглядывал серый потолок. Затем перевернулся на бок, зацепил ногтем кусочек обоев и оторвал бумажку от стены. Слюнявя палец во рту, он стал ковырять стену. Сухая штукатурка, смоченная слюной, становилась мягкой и податливой, крошилась в серую муку.

К полудню Локтев устал ждать.

Итак, все концы оборваны, фокус с пейджером разгадан. Поиски Тарасова приходится начинать по второму кругу. Начинать с нуля, начинать на голом месте. И никакого просвета впереди, ни единой зацепки. Нужно сидеть, ждать у моря погоды. Нужно запастись терпением… Сколько там потребуется этого терпения? Мешок? Или вагон? Все равно сколько. Нужно сидеть и ждать.

И ни единой зацепки… Стоп.

А как звали того мордастого бугая, который едва не убил Локтева своими кулаками в пансионате «Сосновая роща»? Звали его Марат. Редкое имя. На вид ему года тридцать два, возможно, тридцать пять. Локтев немного разбирается в спорте. Он способен отличить культуриста, даже качка профессионального, от штангиста. Марат не качок.

Без сомнения этот тип в прошлом занимался силовыми видами спорта. Борьба, бокс, метание молота, штанга. Что-то из этой оперы. Борьба отпадает. Локтев увлекался борьбой. И если бы этот Марат добился каких-то успехов в греко-римской или вольной борьбе, его физиономия была бы памятна Локтеву. Марат малоподвижен, неуклюж, мышцы закрепощенные. Нет, борцы так не двигаются. Бокс? С такой талией, полутораметровой, боксеров не бывает.

Скорее всего, десять к одному, этот Марат отдал молодость тяжелой атлетике. Наверняка, чего-то добился. Имеет парочку медалей, надевает их по праздникам, важничает, позвякивает своими медальками.

Так, так… Спортсмен, тяжелоатлет, да ещё с таким редким именем.

Нет, не на пустом месте приходится начинать поиски Тарасова, не на пустом. Локтев сел, обхватил руками голову. Где именно, в какой организации или учреждении можно узнать о спортсменах все или почти все? Разумеется, в Комитете по физической культуре и туризму.

Но в этой конторе у Локтева нет ни одного знакомого. Стоп, стоп… Нет знакомого, так есть знакомые знакомых. Он наморщил лоб, вспоминая телефон старого приятеля, заведующего редакцией спортивной жизни журнала для настоящих мужчин «Витязь». Локтев придвинул к себе аппарат.

Когда на другом конце провода раздались длинные гудки, попросил позвать Михаила Кузьмина. Тот не заставил себя долго ждать.

– Сколько лет, сколько зим, – воскликнул Кузьмин.

– Нисколько лет, – ответил Локтев. – Всего два месяца не виделись. Как твои журналистские успехи? С женой помирился?

– Успехи так себе. Все в отпусках, я тут один пашу, как каторжный. А с женой подали заявление. Суд через месяц. Если скучно, приходи, заседание открытое. Послушаешь, как мы будем делить совместно нажитое имущество. Ты поболтать звонишь или по делу?

– По делу. И ты единственный человек в этом городе, который может мне, земляку, помочь. Позарез надо найти одного бывшего спортсмена по имени Марат, фамилию не знаю. Ему года тридцать два, тридцать пять. Кажется, он в прошлом штангист. Я просто умираю с ним встретиться. Это вопрос жизни и смерти.

– Смерти для тебя или для него?

– Вопрос смерти – для него. Для меня – вопрос жизни. У тебя есть знакомые в Госкомспорте? Ну, чтобы помогли мне найти этого Марата?

– Запиши, его зовут Сазонов Валера, – Кузьмин продиктовал телефон пресс-секретаря комитета. – Звони этому малому, он найдет тебе десяток Маратов, которые в прошлом штангисты. Позолоти ему ручку, но сильно не балуй. Он тебе все расскажет. И представься корреспондентом нашего журнала.

– У меня спросят удостоверение.

– Слушай, я пятнадцать лет занимаюсь журналистикой. И за эти годы предъявлял удостоверение чиновникам, может, раз пять. Или того меньше.

– А вот у меня удостоверение обязательно спросят. Я выгляжу неадекватно. Побрился наголо. Бровь разбита, и синяк под глазом ещё не зажил.

– Что, муж подруги вернулся домой раньше времени? – Кузьмин засмеялся. – Знакомая ситуация. У меня вот жена вернулась раньше времени – теперь у меня нет семьи. Ладно, на всякий случай я сам позвоню. Скажу, что присылаю своего корреспондента. А ты держись поувереннее, но без лишней наглости.

Локтев поблагодарил Кузьмина, положил трубку и отправился на кухню завтракать. Правильно, что дельные мысли приходят на голодный желудок. Через час он дозвонился в Госкомспорт и условился о встрече с пресс-секретарем.

* * *

Внизу на вахте Локтева встретил Валерий Сазонов.

Пресс– секретарь вгляделся в лицо корреспондента журнала «Витязь», покачал головой, но вопросов задавать не стал. Он проводил Локтева мимо вахтера, впавшего в летаргический сон. Лифт, застряв между этажами, стоял на приколе уже второй день. Пришлось подниматься на третий этаж по лестнице.

На период летних отпусков длинные коридоры Комитета по физической культуре и туризму вымирали. На пути Локтеву не встретился ни один человек.

Остановившись перед полированной светлого дерева дверью, Сазонов долго возился с замком, наконец, открыл кабинет и усадил корреспондента журнала для настоящих мужчин за стол для посетителей.

Локтев осмотрелся по сторонам. Типичная обитель мелкого спортивного функционера. Казенная рухлядь, отдаленно напоминающая мебель, деревянная кадка фикусом, пожелтевшим от сквозняков, небольшой холодильник в углу. На стенах несколько спортивных вымпелов и плакатов.

Покрутившись возле гостя, Сазонов, нутром угадал желание Локтева, залез в холодильник и поставил на стол запотевшую бутылку фруктовой воды. Придвинул стакан и открывалку. Подумав минуту, вытащил из холодильника тарелочку, на которой покоились два бутерброда с давно завядшим сухим сыром.

Локтев, томимый жаждой, от бутербродов отвернулся. Он поблагодарил Сазонова за воду, открыл бутылку и, плеснув в стакан пенистой ядовито желтой жидкости, сделал большой глоток.

– Я ваш журнал читаю, – сообщил Сазонов, занимая место не за рабочим столом, а за гостевым, напротив Локтева. – Как же, журнал для настоящих мужчин. Фотографии хорошие, бумага. Но вот сами статьи не всегда профессиональные. Жиденькие.

– Да, но бумага-то очень хорошая.

Локтев кивнул головой, соглашаясь с собеседником, и подумал, что хорошую бумагу жалко переводить на ту чепуху, что печатают в «Витязе». Он хотел сказать что-то хорошее о журнале, но так ничего и не придумал.

Последний номер издания для настоящих мужчин, чтобы ознакомиться с его спецификой и не сесть в лужу в разговоре с пресс-секретарем, он полистал по дороге в метро. Но не нашел на глянцевых страницах ничего содержательного. Порочные женские лица, красивые автомобили, интерьеры богатых домов. Вот и все. Локтев бросил журнал в урну.

– А как Гладковский поживает? – спросил Сазонов.

Локтев неопределенно пожал плечами. Он представления не имел, кто такой Гладковский и как этот незнакомый человек в данный момент поживает.

– В принципе-то он ничего?

Сазонов, настаивая на расширенном ответе, щелкнул себя пальцем по горлу.

– Больше так не закладывает, до беспамятства?

– Нет, так больше не закладывает, – ответил Локтев. – Пивка выпьет – и нормально. Теперь он меру знает.

Локтев раскрыл папку, выложил на стол блокнот и ручку, хотя ничего записывать не собирался. Просто в его представлении журналисты, посещающие с редакционными заданиями крупных и мелких чиновников, начинают деловую беседу именно с этого: достают блокнот и ручку.

– Слушаю вас.

Сазонов сделал скучающее лицо. В этот жаркий день он тяготился своими профессиональными обязанностями. Скука светящимся нимбом висела вокруг его коротко стриженой головы.

Кажется, от этой скуки был готов окончательно увянуть желтоватый фикус в кадке. Локтев, вжившись в роль репортера, полистал блокнот и нарисовал на чистой странице бесполезную козявку.

– Тут дело такое, – начал он. – Редакция журнала решила опубликовать серию статей о бывших спортсменах. Но не о звездах первой величины. А именно о людях, которые не достигли больших высот. В силу разных обстоятельств не достигли. Они пытались, но не смогли. Понимаете?

– Не совсем. Зачем писать о людях, которые добились немногого, если чемпионов хоть отбавляй?

Сазонов прикрыл зевок ладонью. Он явно не пришел в восторг от идеи о серии статей о спортсменах неудачниках.

– Это же не статьи о спорте, – стал объяснять Локтев. – Это статьи, прежде всего, о людях. Нам интересно, как сложились их судьбы уже после того, как они расстались со спортом. Так сказать, галерея мужских характеров. Жизненные перипетии, трудности, их преодоление. Наверняка наши будущие герои лицом к лицу столкнулись с реальной жизнью, когда ушли из спорта. Но именно спорт помог преодолеть все преграды. Я понятно объясняю?

– Вообще-то я не люблю сложные объяснения. Но стараюсь понять. Давайте поконкретней.

– У вас есть личные дела спортсменов, их фотографии?

– Есть, разумеется, есть. Знаешь, давай на ты. Ладно?

Локтев кивнул. Сазонов положил на стол пакетик леденцов, распечатал его и сунул в рот конфетку.

– Я бы и хотел с вашей, то есть твоей, помощью отобрать несколько человек. Конкретно: мужчины в возрасте от тридцати двух до тридцати шести лет. Человек десять. В спортивном прошлом штангисты или борцы. Штангисты предпочтительнее. Желательно, чтобы физиономии были выразительные. Мне не нужны спортсмены с мордами здоровыми и плоскими, как холодильники. Нужны мужественные лица, нужен типаж. Понимаешь?

– Теперь понимаю.

– Ведь у нас иллюстрированный журнал, много фотографий. Возможно, снимок поместят на обложку. И наш герой должен соответствовать. Должен смотреться не крестьянином от сохи, а хозяином жизни. Если нужно, мы купим ему костюмчик. Причешем шерстку. Чтобы он выглядел человеком, у которого нет проблем. Настоящим прикинутым парнем. Сможешь мне помочь? Подобрать несколько кандидатов?

Сазонов поднял глаза к потолку, беззвучно пошевелил губами, словно шептал молитву. Локтев спохватился: он не дооценил жадности чиновничьего люда. Он долго говорил, но не сказал самого главного.

– Разумеется, услуги будут оплачены.

Выражение лица Сазонова изменилось. Работа перестала казаться скучной, а будничный день серым и длинным до бесконечности. Пресс-секретарь улыбнулся, потер одна о другую ладони, будто в летний день у него вдруг замерзли руки.

– И ещё будет доплата за срочность. Если мы управимся сегодня же, триста монет, считай, у тебя в кармане.

– Лады, – Сазонов расцвел в улыбке. – Я вам за полчаса десяток кандидатов подберу. Ждите здесь, а я побегу в архив. Итак, моя задача: борцы и штангисты. Середнячки или совсем нулевые. От тридцати двух до тридцати семи. Правильно?

– Точно. И расчет на месте.

Сазонов бросил на стол перед гостем целый ворох газет и журналов и убежал. Через дверь Локтев услышал эхо его удаляющихся шагов.

* * *

Пресс– секретарь вернулся минут через сорок, сказал, что надышался пылью в архиве и для убедительности чихнул. Он отодвинул в сторону газеты и положил перед Локтевым стопку карточек личного учета спортсменов.

– Вот, как ты говорили. Штангисты и борцы, симпатичные на морду.

Локтев стал тасовать карточки личного учета, внимательно вглядываясь в фотографии бывших спортсменов. Не этот, не этот и не этот. Черт побери. Здесь нет ни одного Марата. Он поднял глаза на Сазонова.

– А нельзя мне с тобой сходить в архив? Сам бы посмотрел на ваших спортсменов, выбрал кого надо, без лишней мороки.

Сазонов печально покачал головой. Он сник, как нежный цветочек на ветру, испугался, что останется без обещанного вознаграждения в триста зеленых.

– Архивом заведует противная баба, настоящая вонючка. Я её сам боюсь. Тебе туда нельзя.

Он показал пальцем на карточки.

– Клевые парни. Почему эти не подходят?

– Этот и этот, – Локтев отложил в сторону две карточки. – Они не фотогеничны. Не тот типаж. У этого фамилию выговорить невозможно: Курдзюмтский. Ну, что это за фамилия? Короче, надо других кандидатов посмотреть. А вот у этого, вот написано, только шесть классов образования.

– Про образование ты ничего не говорил.

– Думал, это и так понятно, – парировал Локтев. – Шесть классов – это просто неандерталец. А наш герой он в какой-то степени интеллигент. Он время от времени читает газеты, вытирает зад не газетой, а туалетной бумагой, и пишет почти без ошибок. Таков социальный портрет нашего спортсмена. Таков его статус.

– Эти придурки спортсмены газет не читают, – проворчал Сазонов. – И чем они вытирают свои широкие задницы, мне не докладывают. Но лично я думаю, что вытирают пальцем.

Он собрал со стола карточки, выпил воды и исчез. Локтев выкурил подряд две сигареты и от нечего делать стал отгадывать кроссворд. Но кроссворд оказался слишком трудным. Тогда Локтев снял с бутербродов увядший сыр и съел его, запивая водой. Затем размял пальцами хлеб и слепил из мякиша фигурку лошади.

Он уже почти закончил ваять лошадиный хвост, когда Сазонов снова вырос на пороге кабинета, и потряс зажатой в руке стопкой новых учетных карточек. Он сел напротив Локтева, вытер сухой лоб платком, давая понять: ты, брат, меня совсем загонял.

Но Локтев уже не обращал внимания на выразительные жесты пресс-секретаря. Склонившись над столом, он разглядывал физиономии бывших спортсменов. Черт, опять мимо. Марата нет как нет. А может этот хмырь вовсе не штангист, даже не спортсмен в прошлом? Просто раздобревший качок с закрепощенными мышцами? Локтев отложил в сторону пару карточек.

– Эти условно подойдут, – сказал он. – Отвечают требованиям. А эти нет. Этот какой-то женоподобный, педерастическая внешность. И брови выщипанные. Наш журнал не для голубых, а для настоящих мужиков. Которые брови не выщипывают. И у которых волосы растут, где им положено расти. Этот вот совершенно лысый. Не надевать же на него курчавую накладку? У этого вместо носа какой-то наперсток. А у этого мне глаза не нравятся. Жуликоватые глаза. С таким один трамвай лучше не садиться.

Сазонов, терпение которого уже заканчивалось, чуть не застонал. Локтев переписал в блокнот адреса и телефоны кандидатов, якобы отобранных для серии очерков, вернул карточки пресс-секретарю. Сазонов недовольно выпятил нижнюю губу.

– Последний раз схожу, – сказал он. – Меня больше в архив не пустят. Да и кандидатов осталось – с гулькин хрен. Я уже выпотрошил весь архив.

– Третья попытка – самая удачная, – ободрил пресс-секретаря Локтев.

Сазонов появился, когда его гость закончил отгадывать тот самый трудный кроссворд, от которого недавно отступился. Локтев как воду глядел. Третья попытка действительно оказалась удачной. Он взял у Сазонова карточки и чуть не ахнул. С фотографии три на четыре на него глядел Марат Геннадьевич Кислюк. Собственной персоной. Что ж, собачий нюх и интуиция есть не только у профессионального сыщика Журавлева.

– Вот, этот в самую точку, – Локтев показал пальцем на фотографию Кислюка. – Наш человек.

– По-моему, этот как раз не годится. Я его карточку так взял, в нагрузку. Не морда, а шайба. И фамилия корявая – Кислюк.

– Зато физкультурный институт закончил, – защитил Кислюка Локтев. – Дважды выигрывал спартакиады. Серебряный призер. И фамилия ничего, подходящая. Звучит даже.

Локтев переписал в блокнот адрес и телефон Кислюка и показал пальцем на стол пресс-секретаря, посередине которого лежала толстая стопка гостевых приглашений на чемпионат Москвы по бодибилдингу.

– Я в твое отсутствие полюбопытствовал, что за приглашения, – сказал Локтев. – Можешь дать парочку?

– Это можно. Среди качков вы наверняка найдете себе подходящих героев.

Пресс– секретарь презрительно усмехнулся, давая понять, что бодибилдинг он за спорт не считает. Он отвернулся к столу, взял два приглашения, сложил их пополам, нашел парочку фирменных конвертов.

Пока пресс-секретарь возился с приглашениями, Локтев ногтями пальцев ухватил за краешек фотографии Кислюка, острожно потянул её наверх. Карточка, прихваченная каплей сохлого конторского клея, легко отошла от картона. Локтев спрятал фото в карман рубашки, учетную карточку Кислюка сунул с середину стопки.

Сазонов обернулся, протянул Локтеву два приглашения в синих фирменных конвертах и на прощание пожелал творческих успехов. Локтев застегнул папку и положил на стол сто долларов. Сазонов почувствовал себя бессовестно обманутым. Он обиделся, даже перешел на «вы».

– Вы же обещали триста.

Локтев заупрямился и тоже перешел на «вы».

– А вы обещали, что найдете мне десяток кандидатов, не меньше. Десяток. А я нашли только четверых. Да и те слова доброго не стоят. О таких бугаях не очерки писать, их в колхоз отправлять надо. Вместо лошадей навоз на них возить.

Локтев сухо откланялся и ушел.

Сазонов, оставшись один в кабинете, сунул деньги в кошелек. Он погрустил пару минут, но утешил себя тем, что день сегодня пустой, а сотня – хороший гонорар за два часа не слишком хлопотной работы.