Текст книги "Амнистия"

Глава двадцать четвертая

После телефонного разговора с Тарасовым Субботин мог запросто запаниковать. Но сосредоточиться на страшных мыслях не дали неотложные дела.

Все утро Субботин провел в отделении внутренних дел, рядом с местом работы. Он трижды переписал заявление об угоне автомобиля «Вольво» из служебного гаража. Долго думал, не составить ли и другое заявление, об исчезновении руководителя собственной службы безопасности Бориса Чеснокова. В конце концов, решил этого не делать.

Субботин рассудил здраво. Рано или поздно сгоревшую машину с трупом в багажнике обнаружат возле этого проклятого барака, рядом с песчаным карьером. Вот тогда сами милиционеры вызовут его и зададут свои вопросы. А он ответит примерно следующее.

Машина пропала из гаража. На следующий день начальник службы безопасности Чесноков не явился на работу. Ему звонили домой, буквально оборвали телефон, но никто не брал трубку. Действительно, жена и взрослая дочь охранника на отдыхе, где-то в теплых краях. И вряд ли они догадываются, что с мужем и отцом случилась беда.

А затем Субботин изложит милиции свою версию происшествия. Так сказать, в свете новых открывшихся обстоятельств. «Вольво» никто не угонял. Видимо, Чесноков, у которого был ключ от машины, вывел её из гаража и отправился на «Вольво» по своим делам. Что это за дела и куда именно направлялся начальник службы безопасности, Субботин знать не знает, ведать не ведает.

Однако вот он, печальный итог. Вот до чего доводит самодеятельность и бесконтрольность подчиненных. Машину сожгли бандиты, в багажнике нашли останки Чеснокова. Возможно, и сам Чесноков был связан с бандитами, своими убийцами. Так сказать, пал жертвой разборки или пьяного недоразумения.

Вы милиция, вы и выясняйте.

Естественно, сам Субботин к этой истории не имеет ни малейшего касательства. Он вне подозрений, как жена Цезаря. Хотя бы по той причине, что сам в этом деле пострадавшая сторона. Это ведь его начальника службы безопасности грохнули бандиты. Это ведь его «Вольво», прекрасный почти новый автомобиль, сожгли.

Наверняка милиционеры зададут и неприятные вопросы.

Например, о личных отношениях Субботина и Чеснокова. Не пробегала ли между начальником и подчиненным черная кошка, не было ли скандалов, личных счетов? Менты просто обязаны задать эти вопросы. По долгу службы. Но тут Субботин чист.

Никаких отношений между ним и Чесноковым не было, кроме деловых. Делить им нечего, своего начальника службы безопасности Субботин не обижал, а Чесноков добросовестный работник. С обязанностями справлялся. Короче, делить им нечего. Но все эти вопросы и разговоры со следователем состоятся потом, гораздо позже. А сейчас Субботин сделал то, что должен сделать на его месте любой человек и гражданин: написал заявление об угоне транспортного средства.

Он вышел из здания управления внутренних дел, когда время приближалось к обеду, сел в машину и велел водителю ехать на Большую Якиманку, в туристическую фирму «Омекс-Плюс». Через четверть часа они прибыли место. Тарасов поднялся на второй этаж, зашел в кабинет к знакомому менеджеру.

Там он получил авиабилет на Кипр и туристическую путевку сроком на три недели на имя Катерины Уваровой. Одноместный номер люкс с видом на море в пятизвездочном отеле. Субботин расплатился, поблагодарил менеджера за оперативность. Менеджер и похлопал клиента по плечу.

– Хорошо выглядите.

– И вы отлично выглядите. Где отдыхали?

Обмен любезностями закончен. Субботин решил, что он выглядит отвратительно, краше в гроб кладут. А менеджер бессовестно врет. Субботин спустился к машине. Сказал водителю: «Теперь домой».

Субботин устроился на заднем сиденье и потер лоб ладонью.

Тарасов в телефонном разговоре обещал наказать Субботина. Что именно он предпримет? Это вопрос. До тех пор, пока Субботин не отдал деньги, он в безопасности. Не станет же Тарасов убивать курицу, готовую снести золотое яйцо. Но Тарасов что-то говорил о родственниках, мол, много у Субботина родственников. И вправду, родни много.

Престарелые мать и отец живут в Москве. Есть ещё тети, дяди, племенники. Ладно, эти не в счет. А вот родители, они могут стать легкой добычей для Тарасова. Этот не побрезгует испачкать руки кровью стариков. Как вывести их из-под удара? Приставить охрану? Но после того, что произошло на песчаном карьере, Субботин не верил в такую защиту.

Остается одно: вывести стариков из Москвы.

Тоже не самое умное решение. Мать после перелома шейки бедра, случившегося год назад, едва ползает на костылях. Отец тоже не в лучшей форме. Масса хронических болезней, плюс плохое зрение. Плюс язва желудка. Плюс гемморой. Плюс водянка. Плюс ещё двадцать две болезни. Их названий человек даже не выговорит, если он не хочет сломать язык. Отец бодрится из последних сил. Он пытается шутить и даже читает газеты. Чем окончательно подрывает последнее здоровье.

Куда, спрашивается, перевозить больных родителей? На дачу? Тарасову же лучше. Он заживо спалит стариков в доме. За границу? Они сроду не были за границей, для них это незнакомый враждебный мир. За границу они не поедут, сколько ни уговаривай.

От всех этих проблем голова шла кругом. С женой Татьяной можно поговорить сегодня же вечером, когда она вернется с работы. Татьяна умный человек, все поймет. Сказать ей: ты должна уехать за границу вместе с сыном.

Разговор с Максимом о его отъезде за границу Субботин попробовал завести ещё с утра, сразу после звонка Тарасова. «Я не хочу никуда ехать», – отрезал Максим. Что ж, Субботин вернется к этой беседе сейчас же, потому что времени в обрез. Надо придумать веские аргументы в свою пользу.

Когда машина подкатила к подъезду, он отпустил водителя до завтрашнего утра. Затем поднялся в квартиру, заглянул в комнату сына.

* * *

Максим, накрывшись с головой одеялом, спал на диване. На его письменном столе стояли пустые бутылки из-под пива, початая бутылка водки, лежали рыбные объедки. Субботин вошел в комнату, сел на стул рядом с диваном и тронул сына.

– Максим, надо поговорить.

Максим потянулся, высунул голову из-под одеяла и зверски зевнул. Глаза воспаленные, красные, лицо отечное. В последние дни парень слишком часто прикладывается к бутылке. Сын сел на диване, поправил на груде мятую майку.

– Фу, в рот пионеры насрали, – сказал Максим.

Кажется, пионеры насрали не только в рот сына. В каждом углу комнаты навалили по куче. Здесь такой отвратительный удушливый запах, какой бывает в жаркий день в свином стойле. А, может, сам Максим того… Обделался во сне?

Нет, простыни вроде чистые. Максим встал на ноги, пересел за стол, открыл бутылку пива и присосался к горлышку. Субботин терпеливо ждал на стуле, когда Максим утилит похмельную жажду.

– Надо поговорить, – повторил Субботин.

– Говори, – сказал Максим. – Если тебе надо говорить.

– У тебя случилась беда.

Субботину было неприятно смотреть, как сын наливает себе водки.

– Но это не значит, что теперь нужно не просыхать. Заливать свое горе изо дня в день.

– Излагай короче, – попросил сын и опрокинул в рот рюмку.

– Хорошо, в двух словах: тебе надо уехать за границу. У меня неприятности. Чтобы мне насолить, мои враги запросто могут совершить что-то такое… Могут тебя…

– Могут меня убить, – закончил фразу Максим. – Пусть. Хуже, чем мне есть, уже не будет.

– Я не шучу, ты в опасности.

– Прекрасно, – сын смачно икнул. – Значит, самое время привести в порядок земные дела. И лучше с этим не откладывать.

– Не паясничай, – свел брови Субботин.

Максим достал из-под стола ещё одну бутылку пива.

– Ни за какую сраную границу я не поеду, – сказал Максим. – Делать мне там нечего. И не доставай меня. Мне и так тошно. Кроме того, у меня подписка о невыезде. Я под следствием.

– С подпиской я все улажу. Дело спустят на тормозах. Ведь ты ни в чем не виноват.

– Все, твое время закончилось.

Максим глотнул пива, встал, включил музыкальный центр.

Субботин решил, что ещё раз попробует завести этот разговор. Например, завтра, когда сын протрезвеет. Если, конечно, он протрезвеет. Субботин подумал, что парень и вправду любил свою юную жену. Вздохнув, Субботин встал и закрыл за собой дверь. На кухне он выпил чашку куриного бульона и проглотил пару бутербродов.

* * *

Он переоделся в нарядный дорогой пиджак, повязал яркий шелковый галстук. Сейчас же, не мешкая, нужно отправляться к Катеньке Уваровой. Сегодня она пораньше придет с кафедры. Сегодня не простое свидание, а ответственный разговор. Возможно, Тарасов знает, что у Субботина есть любимая женщина. Такое маловероятно, но все-таки возможно.

Через неделю у Кати начинается отпуск. Задача Субботина убедить Катю с завтрашнего дня взять больничный или отпуск за свой счет. Или просто уволиться с работы. Не важно. И не откладывая вылететь на Кипр. Сегодня вечером он передаст ей путевку и авиабилет. Вылет послезавтра, ранним утром.

За месяц она отдохнет. А Субботину хватит этого месяца, чтобы отвести от Кати беду. На Кипре она будет в безопасности, хоть о ней не будет болеть сердце. Он рассчитается с Тарасовым. Или решит проблему как-то иначе. Как решит? Этого пока Субботин не знал. И этот кошмар, надо думать, закончится навсегда.

Максим неслышными шагами вошел в комнату, где переодевался отец. Субботин обернулся, на лице Максима блуждала пьяная кривая улыбочка.

– Ты что это вырядился, как петух?

Субботин вышел из себя.

– Ты спятил? – заорал он. – Водки обожрался?

– Что, отец, здорово тебя за яйца прихватили, если ты так дергаешься?

Субботин побледнел, сжал кулаки.

– Ты как разговариваешь? Я что тебе, сутенер? Или торговец наркотой?

Максим заржал по лошадиному, убрался в свою комнату и включил музыку на всю катушку. Он ведет себя вызывающе, и вот добился своего. Вывел отца из себя. Субботин вышел из квартиры, хлопнув дверью.

Спустившись вниз, он не стал брать такси, а решил добираться на метро. На ходу хорошо думается. Он дошагал до метро и спустился вниз.

Но неприятности, навалившиеся с утра, не оставили его и вечером. В переполненном вагоне на него долгим неотрывным взглядом смотрела молодая неряшливо одетая женщина с засаленными волосами. Новый пиджак Субботина показался женщине вызывающе шикарным.

На четвертой обстановке женщина неожиданно плюнула в лицо Субботина. А затем ударила его по голове тяжелой сумкой.

В вагоне поднялась отвратительная заваруха, ругань и, наконец, завязалась драка между пассажирами. Субботину и на это раз досталось больше других. Пиджак разорвали в плече. Какой-то благообразный дед с седой бородой разбили Субботину губу своей палкой. Кто-то в давке испортили галстук темной жидкостью, пахнувшей скипидаром. Все могло кончиться значительно хуже.

Милицейский наряд, оказавшийся в другом конце вагона, едва успокоил драку.

Дело обернулось долгим объяснением в линейном отделении милиции. Субботину пришлось по несколько раз отвечать на одни и те же глупые вопросы какого-то сержанта молокососа. Наконец, в отделение явился капитан милиции с круглой, похожей на блин, физиономией. И стал задавать те же вопросы по новому кругу.

Женщина, плюнувшая в лицо Субботину, оказалась жалкой токсикоманкой, лишенной родительских прав. Ну, что с неё возьмешь? Штраф? Бабу заперли в тесную клетку, где она разразилась душераздирающими рыданиями и матерщиной. Но быстро отревелась, отматерилась и крикнула Субботину:

– И ты доживешь до времени, когда твой внук пойдет в школу, – орала токсикоманка. – И так начнет нюхать «Момент». А потом на иглу сядет. А потом сдохнет. Помяни мое слово: твой внук сдохнет.

Этот неутешительный прогноз окончательно добил Субботина. В конце концов, его отпустили, но вечер оказался безнадежно испорченным. Он чувствовал себя усталым и разбитым.

Субботин вышел из метро, когда над городом сгустились вечерние сумерки. Он взял такси, решив не ехать к Кате в разорванном пиджаке и загаженном галстуке. Решил вернуться домой. Сидя на заднем сидении такси, Субботин вытащил из кармана чудом уцелевшую в драке трубку мобильного телефона, набрал номер Уваровой. Извинился, что не сможет сегодня приехать, но не стал объяснять причин и рассказывать о происшествии в метро.

Сказал только, что приедет завтра утром в девять часов. У него есть для Кати приятный сюрприз.

* * *

Когда Локтев съехал с шоссе на грунтовку, погода испортилась окончательно. Дорога размокла, глубокие колеи наполнились водой. Ветер гнал по низкому серому небу лохматые тучи, сеявшие на землю мелкий промозглый дождь. До выкопанных в поле ям не доехали всего метров триста.

Но Локтев решил, не рисковать. Если машина утонет в этой грязи, ничем её не вытянешь, тогда хоть в ближнюю деревню отправляйся, по непогоде, по дождю, ищи трактор.

Бузуев с руками, закованными в наручники, недвижимо застыл на заднем сидении и таращил пустые глаза в боковое стекло.

По дороге он придумал несколько, как ему казалось, спасительных фраз. Он хотел сказать: «У меня есть хорошие деньги, мы обо всем сможем договориться». Или: «Если решим дело миром, вы станете обеспеченными людьми». Бузуев начал разговор, когда выехали за кольцевую дорогу.

– Послушайте, – сказал он. – Послушайте…

Его никто не слушал. Локтев, сидевший за рулем, смотрел на дорогу. Старик в шляпе с застывшей физиономий сохранял бесстрастность мороженой рыбы. Все молчали.

– Я вас прошу, выслушайте меня. Я сам жертва. Меня заставили это делать. Вы меня слушаете?

Бузуев просительно посмотрел на старика в шляпе.

Вместо ответа тот больно ткнул его пистолетом в бок. Вдруг все мысли пропали, рассеялись, как туман. Бузуев понял, что не может связать в предложение несколько простых слов. Он опустил руки между колен и всхлипнул.

Почему в тот важный решающий момент жизни, когда нужно оказать сопротивление, чтобы спасти себя, человек вдруг теряет способность к сопротивлению? Почему наступает паралич воли? Почему человек превращается в жертвенного барана? Почему так? Бузуев задавал себе эти бессмысленные вопросы, а потом понял, куда его везут. А когда понял, перестал хоть что-то соображать.

Машина остановилась. Локтев привычным движением вытащил ключи из замка зажигания. Журавлев открыл дверцу и вытолкал Бузуева из машины.

– Дождь сильный, – сказал Бузуев.

Локтев толкнул его кулаком в спину.

– Может, над тобой, сука, зонтик подержать?

Бузуев, сопровождаемый Журавлевым, пошагал вперед, в неизвестность, в чистое поле. Локтев засунул пистолет под ремень. Он обошел машину, открыл багажник, вытащил штыковую лопату и упаковку купороса. И отправился следом.

– Стой, – скомандовал Журавлев.

Бузуев остановился и окончательно понял, пощады ждать нет смысла. Рубашка намокла на дожде, сделалась сырой и холодной. Бузуева начала бить крупная дрожь.

– Сволочи, твари, – сказал он и заплакал.

– Что? – переспросил Локтев.

– Убийцы. Ублюдки сраные. Будьте вы прокляты.

Локтев воткнул лопату в землю, положил на мокрую траву пакет купороса. Сзади он не сильно ударил Бузуева ниже бедер. Колени взрывотехника подогнулась.

Дождь щекотал шею. Бузуев стоял на коленях перед неглубокой ямой, заполненной тухлой водой, и плакал. Слезы бессилия мешались с дождевыми каплями. Журавлев вопросительно посмотрел на Локтева.

– Ты знаешь какую-нибудь молитву?

– Только «Отче наш».

– Я тоже не знаю. Эта молитва не подходит к случаю. Хотя, за неимением лучшего, давай «Отче наш».

Локтев прочитал короткую молитву. Закончив, вздохнул и приставил ствол пистолета к затылку Бузуева.

– От себя хочу добавить, – сказал Локтев. – Эта пуля тебе от тех людей, кого ты взорвал в том кабаке. От них и от меня лично. Аминь.

Локтев нажал спусковой крючок. Грохнул выстрел.

Бузуев умер мгновенно. Пуля пробила затылочную кость и вышла из правого глаза. Труп упал в яму. По воде пошли пузыри. Локтев раскрыл пакет купороса и высыпал его в воду.

Журавлев поплевал на ладони и взялся за лопату.

Минут через двадцать, промокшие до нитки Локтев и Журавлев забрались в машину.

– Одной тварью на свете слало меньше, – сказал Журавлев. – Ты счастлив?

– Почти, – кивнул Локтев. – Для полного счастья остается только вступить в профсоюз. И заплатить первый взнос, чтобы почувствовать себя полноправным членом. Есть такой: профсоюз палачей?

Вернувшись в квартиру Мухина, Локтев принял горячую ванну.

Он долго сидел в воде, отмокал и листал иллюстрированный журнал. Он насухо вытерся полотенцем, накинул халат. Затем взял ножницы, вырезал из журнала репродукцию картины Дали «Кровь слаще меда». Конторскими скрепками пришпилил репродукцию на видном месте, над диваном. Мухин, сидя за столом, расставлял на доске шахматные фигуры.

– Что, понравилась картинка? – спросил он.

– Не картина, название понравилось. «Кровь слаще меда».

– Водки тебе давать? – спросил Мухин.

– На этот раз обойдусь.

Мухин покачал головой и не стал больше приставать с вопросами.

Глава двадцать пятая

Уже второй раз за нынешнее утро Тарасов подъехал к дому, где живет Катерина Уварова. Ровно семь тридцать утра, тишина. Остановил машину возле арки, в ста метрах от парадного, вылез и протер стекла. Оглядел двор. Скоро эта обманчивая тишина будет нарушена. Зря спите, люди, лучше смотрите в окна.

Тарасов снова занял водительское место, хлопнул дверцей. Эти старенькие «Жигули», купленные в Южном Порту, хорошая рабочая лошадка. На ней ещё можно пахать и пахать. Но долгая жизнь машине не суждена. Дело движется к удачной развязке. А если так, если деньги не сегодня-завтра будут в кармане, то колымага отечественного производства Тарасову ни к чему. Долларовые миллионеры «Жигули» не пользуют.

Он вытащил из бардачка миниатюрный бинокль с электронным стабилизатором изображения и осмотрел окрестности. Двор и дом видят последний утренний сон. Точнее, уже просыпаются. Вот дворник покатил детскую коляску, переделанную в тележку, к мусорным бакам. Вот хлопнула дверь подъезда. Молодой мужчина в костюмчике и галстуке, помахивая тощим портфельчиком, заспешил на службу.

Тарасов посмотрел на часы: и красавица уже встала, скоро выведет на утреннюю прогулку своего телохранителя, а заодно и пуделя.

* * *

Сегодняшним утром Тарасов уже побывал здесь в четыре утра. Серые сумерки, серое небо, в этот час город спит самым крепким сном. Он оставил машину на улице, перекинул через плечо ремень спортивной сумки, через арку вошел во двор.

Автомобиль Уваровой «Рено Лагуна» стоял метрах в тридцати от её подъезда. Как удалось выяснить, звуковой сигнализацией машина не оборудована, но противоугонная система установлена. Двигатель работает пятнадцать секунд, затем отключается, если он не запущен специальным кодовым ключом. Тарасов остановился рядом с машиной, прижался бедром к правой передней дверце. Расстегнул «молнию» сумки, вытащил длинную металлическую линейку.

Он поднял голову кверху. Темнеют окна дома, не шелохнутся ветви деревьев, даже птицы разлетелись неизвестно куда. Он прижал линейку к стеклу дверцы, стал опускать и поднимать её, пока не услышал щелчок. Все, путь свободен. Бросив линейку в сумку, Тарасов потянул на себя дверцу. Перед тем, как сесть в кресло, внимательно осмотрел салон.

Каждая мелочь должна остаться на своем месте, ничто не должно вызвать беспокойства или настороженности хозяйки машины и телохранителя, который сопровождает Уварову на работу и обратно. Тарасов сел в пассажирское кресло, тихо хлопнул дверцей. С пассажирского места перебрался на водительское сиденье. Положил рядом сумку. Он вытащил маленький перочинный ножик и отвертку, согнулся, снял пластмассовую панельку, укрепленную под приборной доской.

Длинными кусками лейкопластыря укрепил в полости под приборной доской стограммовую тротиловую шашку с вставленным в неё электрическим запальным капсюлем и торчащими из капсюля тонкими проводами. Затем перочинным ножом снял кусочки пластмассовой обмотки с проводов зажигательной системы автомобиля. Маленькими «крокодильчиками», аллигаторными зажимами, похожими на миниатюрные бельевые прищепки, соединил провода запального капсюля и провода зажигания автомобиля.

Тарасов привернул на прежнее место нижнюю панельку. Кажется, все в порядке. Когда Уварова сядет за руль и повернет ключ, произойдет замыкание и взрывчатка сдетонирует. Вся сила взрыва будет направлена на людей, занимающих передние сидения, прежде всего на Уварову. Тарасов взглянул на часы: он управился с работой ровно за тринадцать минут.

Он выбрался из машины, поправил чехол сидения, захлопнул дверь, пошуровал линейкой, запирая её. Тринадцать минут – это время. Куда безопаснее принести с собой заранее смонтированное взрывное устройство нажимного действия. Буквально за одну минуту его можно укрепить под водительским сиденьем. Взрывчатка сработает в тот момент, когда ничего не подозревающий водитель укладывает свою задницу в кресло.

Тарасов долго думал, какой из двух вариантов выбрать. В нажимных устройствах случаются отказы. И сила направленного взрыва приходится на ноги жертвы. Словом, Уварова может выжить. А живая Уварова, пусть и безногая, увечная, в планы Тарасова не вписывается.

Через минуту он вышел из арки, сел в «Жигули» и отправился на съемную квартиру. В запасе есть время. Нужно отдохнуть, вздремнуть часа полтора.

* * *

И вот он снова здесь, в этом чертовом дворе, который успел изучить вдоль и поперек.

В течение вчерашнего дня Тарасов несколько раз набирал телефон мобильно телефона Бузуева. Несколько длинных гудков. Затем компьютер голосом вежливой барышни отвечал: «В данный момент абонент недоступен». Куда же подевался Бузуев? Возможно, он оставил трубку дома, а сам заперся в гараже, залез под машину и забыл обо всем на свете. Думай, что хочешь. А человека нет.

В пять часов вечера трубку взяла жена Бузуева Марина Петровна. Голос у женщины надтреснутый, со слезой. Тарасов забеспокоился. Он объяснил Марине Петровне, кто звонит.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Я вернулась из больницы, от матери. На столе письмо от Сергея.

Марина Петровна, часто всхлипывая, прочитала письмо. А затем задала бессмысленный вопрос:

– Вы не знаете, где Сережа?

– Откуда мне знать.

– Я очень волнуюсь. Он мне оставил деньги на жизнь.

В голосе Марины Петровны прозвучала нотка гордости. Вот какой Сережа, отнял все деньги, а потом отдал, вспомнил, что жене не на что батон хлеба купить. Тарасов знал, что Бузуев обращается со своей женой куда хуже, инструктор собаковод Василец со своими овчарками.

– Да, он мне денег оставил, – повторила Марина Петровна.

– С чем вас и поздравляю, – ответил Тарасов.

– Но все равно я очень волнуюсь.

– Если что узнаю о вашем супруге, перезвоню.

Извинившись за беспокойство, он положил трубку. Все это очень странно.

С чего это вдруг Бузуев решил исчезнуть? Нервы сдали. В своем дурацком письме, в этой филькиной грамоте он сообщает, что дела идут все хуже и хуже. Какие именно дела? Он, видите ли, не может написать всей правды, да и в этом нет надобности. Действительно, нет надобности всем и каждому, в том числе жене Марине, демонстрировать собственную дурь.

Его паршивой жизни угрожает опасность. Какая опасность? Менты на хвосте? Но горизонт чист, нет никакой опасности. Именно в тот момент, когда Бузуев так нужен, он вдруг исчезает. Сволочь он все-таки неблагодарная. Кормился за счет Тарасова, а теперь, в решающий момент, навалил полные штаны и смылся. Конечно, важней всего на свете собственная задница. Только о ней родимой все мысли.

Во двор въехала светлая «Волга», остановилась возле подъезда Уваровой. Из машины выбрался мальчонка в полтора центнера весом, запер машину и исчез за дверью. Так, телохранитель Уваровой прибыл. Сейчас он поднимется в квартиру, а уже минут через двадцать можно ждать и хозяйку.

Тарасов положил бинокль на пассажирское сидение.

И ещё одна пугающая странность не давала ему покоя. Днем раньше неизвестно куда исчез и Кислюк. Тарасов звонил ему домой, трубку взяла престарелая родственница. Отвечает противным дребезжащим голосом: Марата нет дома, он у невесты. Что ещё за невеста? Тарасов хотел задать пару вопросов, но старух не стала слушать, положила трубку.

Интеллектуальные запросы Кислюка известны: женщины и водка. Любит и то и другое одинаково крепко. Но на хороших женщин вечно не хватает денег. Возможно он, выпив литр, положил себе под бок дебелую бабищу и забавляется с ней, как умеет.

Тарасов никогда не доверял этим козлам, Бузуеву и Кислюку. И правильно делал, что не доверял. Возможно, они снюхались, напугали друг друга разговорами о неизбежной расплате за грехи. И вместе же решили оборвать концы. Лечь на дно. Им же хуже, останутся без премиальных. Значит, придется действовать в одиночку.

Сейчас надежного напарника не найти. Просто на это времени нет. Исчезновения обеих помощников осложняет задачу Тарасова. Был в Москве один надежный человек, Поляков. Кремень, бывший троеборец. Но прошлый Новый год любовник его жены удавил Полякова на елочной гирлянде. Других кандидатов в помощники нет и не предвидится.

Тарасов глянул на двор. Вот и любимая женщина Субботина показалась.

* * *

Уварова вышла из подъезда в восемь двадцать. На десять минут раньше обычного времени. Охранник, считавший прогулки с собакой постыдным унижением своего мужского начала, следовал за ней. На его лице читалась плохо скрытая брезгливость. Он ненавидел эту собаку, серого пуделя.

Уварова отстегнула поводок. Джек, не отходя далеко, задрал ногу возле первой же машины, обмочил покрышку и кинулся во двор. Он сделал круг под старым тополем, помчался неизвестно куда, остановился, обернулся на хозяйку. Убедившись, что она рядом, Джек помчался дальше. Нашел возле песочницы голову воблы, вытащил её из песка и начал ожесточенно грызть.

Тарасов наблюдал в бинокль за Уваровой. Телохранитель прикурил сигарету.

Видно, что собственные обязанности его тяготят, он мается, ждет, когда закончится собачья прогулка. В салоне «Жигулей» было слышно, как заливается лаем пудель. Уварова пристегнула поводок к ошейнику и потащила пуделя к подъезду. Быстро сегодня закончилась собачья прогулка. Видимо, женщина куда-то спешит.

Через минуту она, волоча собаку за собой, скрылась в подъезде. Телохранитель остался на улице. Так, сейчас Уварова, оставив Джека в квартире, спустится вниз. Тарасов взглянул на часы. Медленно тянется время.

Хлопнула дверь подъезда. Тарасов завел двигатель. Уварова, держа ключи от машины в правой руке, подошла к «Рено», открыла дверцу, заняла водительское место. Телохранитель устроился рядом на переднем сидении. Все, оставаться на месте больше нельзя, нужно уезжать. Тарасов тронул машину с места, круто развернулся, въехал в арку. Он замедлил ход «Жигулей», повернул направо. И тут услышал взрыв. Издалека показалось, это даже не взрыв, негромкий хлопок. Будто петарда взорвалась где-то за углом.

Второй взрыв был громче первого. Это разнесло бензобак. Вспыхнул моторный отсек. Салон автомобиля уже полыхал, как масляный факел. Языки пламени высоко поднимались вверх.

…Разбуженный грохотом взрывов, звоном битого стекла, дом мгновенно проснулся. Стали распахиваться окна, послышались голоса: «Что случилось? Скажите, что произошло?» Захлопали двери подъездов, кто-то уже названивал в «скорую».

* * *

Служебный «Мерседес» остановился под окном Субботина, когда он, заперевшись в своем кабинете, разговаривал по телефону с Катериной Уваровой. Водитель посигналил двумя длинными гудками. Субботин сказал в трубку «извини» и выглянул в окно. Сверху он видел, как водитель Леша вылез из салона, поднял голову кверху. Субботин помахал Леше рукой, Леша тоже махнул ладонью.

– Я сейчас выезжаю на работу, – сказал Субботин в трубку. – А часа через полтора, через два буду у тебя.

Он, уже одетый к выходу, поправил заколку на галстуке и посмотрел на себя в большое настенное зеркало. Жена только что ушла, домработница ещё не явилась. А Максим тяжелым пьяным сном проспит до обеда. Можно говорить спокойно, не опасаясь, что подслушают.

– Что за сюрприз ты приготовил? – спросила Уварова.

– Немного терпения, и все узнаешь.

– Давай поскорее, я спешу на работу. У нас сегодня иностранцы.

– У вас каждый день иностранцы, – голос Субботина сделался жестким, почти раздраженным. – Можешь послать их к черту, иностранцев. Тем более у тебя сегодня сокращенный рабочий день.

– Почему сокращенный?

– Потому что я так решил. Дело очень серьезное. Очень.

– Хорошо, заеду на работу, отпрошусь и тут же вернусь домой. Туда и обратно. А пока с Джеком погуляю.

– А Николай, ну, телохранитель уже пришел? Так вот, пусть он с собакой и погуляет. Передай, что я велел.

– Джек не любит, когда с ним гуляют чужие. Я в дверях, уже одетая.

– Джек не любит, – передразнил Субботин. – Какой нежный. Ладно, заскочи на работу и тут же возвращайся. Я тоже на службу загляну, буквально на полчаса. И сразу к тебе.

– Договорились. Жду тебя.

Это были последние слова, которые Субботин услышал от своей любовницы.

Он положил трубку, похлопал себя по карману, проверив, в кармане ли туристическая путевка и билет на самолет для Уваровой. Все в порядке, он ничего не забыл. Субботин вышел из кабинета, запер его на ключ, чтобы Максиму не повадно было искать родительские деньги.

Пройдя в коридор, Субботин натянул новые ботинки, только раз надеванные, немного жавшие в подъеме. Вышел на площадку, неслышно закрыл за собой дверь и вызвал лифт. Он подумал, что день впереди тяжелый, напряженный.

Сегодня утром ни свет, ни заря Субботина разбудил звонок из милиции: нашли автомобиль «Вольво», полностью сгоревший, в багажнике труп неизвестного мужчины. В течение дня нужно подъехать по такому-то адресу. Он и не предполагал, что милиция сработает так оперативно. И машина, оставленная где-то у черта на рогах, в области, у заброшенного карьера скоро найдется. Хорошо хоть он застраховал «Вольво».

«Мне, наверное, нужно опознать труп?» – спросил Субботин. «Нечего там опознавать, – ответил милиционер. – Мало что осталось от человека. Эта работа для медицинских экспертов. Нужно уладить формальности». Вот, милиционеры сломали ему день.

Наверняка «уладить формальности» – это часов на пять, а то и дольше.

* * *

Субботин заехал на работу, отдал несколько коротких распоряжений, выпил у себя в кабинете чашку кофе и спустился к машине. Через сорок минут «Мерседес» Субботина остановился во дворе того самого дома, где совсем недавно жила Уварова.

Когда въезжали в арку, навстречу попалась машина «скорой помощи». Субботин ступил на тротуар и, не обратил особого внимания на то, что у дальнего подъезда стоят две милицейские машины, а посередине двора собралась большая группа людей, в основном старушки. Воздух был пропитан запахом горелой резины и ещё какой-то дряни. Но Субботин не задержался во дворе ни одной лишней секунды, он спешит, ему было не до пустяков.