Текст книги "Agape"

Дилан всего лишь пришёл на твоё выступление, Грейс, пусть и приехал в другой штат. Он же не стучит посреди ночи в твой номер в отеле ради разговора, которого ты так жаждала ещё день назад?! Постепенно восстанавливаю своё состояние перед спектаклем и оставшееся театральное время проходит расслаблено; привычно играю свою роль, но держу всю сцену – вот так – в тисках, чтоб ничто не могло вклиниться и испортить игру.

Мысли так непрофессионально забиты воспоминаниями и отблесками боли прошлого, которые вызваны присутствием Дилана недалёко от меня. После коллективного поклона я иду в гримёрную, по пути встречая Даниэля, расхваливающего мою игру и саму меня вместе с двумя мужчинами и женщиной, плотно окруживших нас обоих. Не имею ни малейшего понятия кто они, но наверняка высокопоставленные люди, ищущие таланты и персон, в которые можно вложить деньги.

Заканчиваем с подобными разговорами лишь когда из окон машины виднеется здание нашего отеля. Как итог, я еду в Калифорнию для съёмок в сериале на целых две недели уже совсем скоро, а также рассматриваю предложения ещё нескольких, весьма перспективных крупных проектов, с которыми я, вероятнее всего, соглашусь. Но всё-таки я больше желаю специализироваться на кино, фильмах и сериалах, а не на выступлениях в театрах.

На часах уже полночь, когда я оказываюсь в своих великолепных, личных апартаментах. День был очень долгий и насыщенный. Интереснее он конечно же стал тогда, когда Дилан вломился в него и перевернул вверх дном. В принципе, это его стиль.

Кровать застелена идеально ровно, всё тот же величественный ночной вид из окна и некий запах лаванды, исходящий из приятного, неведомого источника. Подхожу к кровати и включаю мягкий свет, исходящий из прикроватной лампы. Предпочитаю холодному свету из люстр тёплый и малозначительный, приглушённый. Но тут же его выключаю обратно, погружая комнату в темноту, соответствующей моему смятению.

В надежде перевести дыхание в этом неумолимо быстром темпе жизни сижу в кресле и наслаждаюсь тишиной. Ворочаю, перебираю вечер своими этими размышлениями. То да се. Не очень-то он хорош, этот мир, меньше чем за двадцать лет убедилась. А что с теми, кто живёт дольше? Неплохой вопрос. На сколько они разочарованы в жизни? А если есть один человек и миллиардов, кто живёт уже несколько веков? Великолепно, Грейс. Ты свернула не туда. Но все мои внеземные, фантастические, неосуществимые думы разбиваются, когда я слышу резкий и сильный стук в дверь.

Звёздная ночь

Она была глупа, и он глупец, и всякий, кто думает, что ему понятны дела рук господних – также глуп. Таким образом думала Ночь всегда, и волей не волей, судьбой или предназначением она оказался здесь. Ложь забилась по самые лёгкие ей, что мгновенно становилось трудно дышать. Но дышать было давно трудно. Необходимо прервать хриплую прерывистость дыхания, перевести дух.

Грейс

Повторяющийся стук вырывает из ступора, навеянного первой его волной. Кого черти могли принести в такой поздний час ко мне? Вдруг это Даниэль? Но зачем ему я сейчас понадобилась? Мы ведь все необходимое на завтра уже обсудили. Раздражённая неожиданным визитом, кладу кружку на комод и в темноте двигаюсь в сторону своеобразного коридора, чтобы открыть дверь для нежданного гостя. Стук стал ещё громче и сильнее с тем, как я подхожу ближе. Распахиваю дверь; вижу на пороге высокий силуэт, стоящий спиной ко мне и держащий руки в карманах своих брюк. Человек разворачивается и моей сердце замирает. Это Дилан.

И вот он стоит посреди коридора, напротив моей двери и громко стучит в неё. Вспоминаю, как я отшучивалась об ситуации, напоминающей эту один в один после того, как впервые заметила Дилана в зрительском зале. Меня бросает в жар, когда я ловлю знакомые карие глаза. Дилан часто и порывисто дышит, словно бежал сюда, и смотрит неотрывно.

– Зачем ты пришёл? – шепчу я, хотя абсолютно уверена в ответе.

– Грейс, тебе и самой ясно, что надо бы решиться на разговор и урегулировать вопрос.

Костюм, белая рубашка, галстук одеты и очень подходят ему. Как Дилан узнал, что я здесь? Как узнал, где и когда выступаю? Десятки вопросов пролетают в голове, но я могу лишь открыть дверь шире; он заходит внутрь не отрывая своего взгляда. Вспоминаю о событиях двухнедельной давности, от которых я так упорно пытаюсь сбежать, вечно озираясь.

Прерываю поток яркого света из коридора; следую вслед за Диланом. Он стоит напротив окна уже спиной ко мне, до этого сняв с себя и кинув на кровать пиджак. Неуверенными шагами подхожу к нему, вставая чуть левее; гляжу на захватывающие дух виды небоскрёбов, на тёмное безразличное небо. Мы должны всё уладить. Но с помощью каких слов, каких жестов?

– Али сказала, что ты искала меня вчерашним вечером, – молчание. – Именно в тот день, когда я не пошёл на лекции, – ухмыляется Дилан. На его лицо неравномерно падают голубые и фиолетовые лучи света ночного города. – Пожалуйста, Грейс, не молчи, – он также переводит глаза на меня. Ты ведь знаешь, нам…

– Я знаю, но я боюсь, – честно отвечаю я. – Все мысли перепутались из-за того, как внезапно ты появился, – Дилан слушает внимательно, но держится отдалено.

– Тогда я скажу первым, – начинает он. – Ты обещала мне в том кафе, что не будешь пытаться сбежать, изолироваться от меня. Но ты это успешно делала на протяжении чёртового полумесяца.

– Я знаю, – я разворачиваю к нему всем телом. – Я признаю себя эгоистичной сукой, – он пытается сохранить непоколебимый вид. Слишком, слишком хорошо себя контролирует. – Но это никак не уменьшает того факта, что нам лучше держаться подальше друг от друга, – сердце истекает кровью, разрываясь от сказанного.

Из Дилана уходит вся твёрдость и решительность, появляется ошеломлённость. Он срывается с места и начинает ходить из стороны в сторону, колеблясь и мечась от стены к окнам и обратно. От его прежнего контроля не осталось и следа присутствия.

– Ты не можешь просто так уйти, Грейс! Только не после этих чёртовых двух недель, когда я не мог выкинуть тебя из головы, – взрывается он.

– Неужели ты не перегорел ко мне?

– Почему я должен? Ты потеряна. Мне это нравится.

– Тебе нравится боль?! – рассмеялась я.

– Помощь.

– Ты хочешь помочь мне? Думаешь, мне это нужно?! – размахивала руками я. – Как ты мне поможешь, если каждый раз, когда я думаю, когда я вижу тебя, я слепо вспоминаю о Зеде. И это невыносимо, – кричу я, чтобы донести мысль до Дилана. Он останавливается и оценивающе глядит на меня, но я крепко стою на своём, не давая слабину и приручая слезы, которые уже бы навернулись в обычный день. Я продолжаю говорить уже спокойней, ведь основное уже было сказано. – Я вспоминаю про его поступок и…

– Ты могла бы попросить моей помощи! – перебивает Дилан звучно, как и я сама, стоя в нескольких метрах. – Или же Алексу, Логану, Али или Нэт. Другим друзьям или же своей семье. Черт, да кому угодно! Тебе все сопереживали и были готовы помочь, а ты закрылась от любящих тебя людей, как делала это всегда, – внимание! А вот и та самая сцена, когда Дилан говорит о чем-либо, чего я и, в принципе то, никто другой не рассказывал ему, употребляя столь широкие слова, подобные «всегда».

– Опять ты говоришь, как и что я делаю! – твержу я разозлившись. – Откуда ты об этом знаешь?! – подхожу к нему ближе; стоим почти ровно по середине комнаты; задираю подбородок, чтобы казаться уверенней. – Хотя нет, это не важно. Сейчас мы говорим не о том, откуда ты «якобы» знаешь меня, – выделяю голосом слово в скобах, – а что мы оба принесли и продолжаем приносить боль друг другу, – делаю паузу. – Я хочу извинится за то, что делала тебе больно, – договариваю я на конец мягко.

– Делала больно?! – он усмехается, но продолжает стоять напротив и не отшатываясь ни на миллиметр. Лишь сейчас замечаю, что выражение его лица пошатнулось. Он так сексуально глотает слезы. – Грейс, я не мог спать, не мог думать ни о чём кроме тебя, – как же банально! Но звучит слаще, чем сахар. – Я тебе писал, звонил и пытался поговорить, приезжал к твоему дому и звонил в дверь, но ты исчезала! Пропадала, оставляя меня одного. Опять и опять!

Ощущаю частое биение сердца Дилана, но моё покинуло тело, при этом продолжая его контролировать ещё тогда, когда я услышала стук в дверь пару минут назад.

– Мне жаль Дилан, – повторяю я вновь. Но жалость для трусов, как я. – Но я.... я просто не могу, – слезы всё же предательским проступают. – Я хочу просто избавится от этого груза, забыть всё произошедшее и жить, как и до этого!

Глаза наполняются горячей влагой, мешая твёрдости губ; зрение застывает сгустившимся туманом и по щеке протекает горькая слеза. Вообще-то я владею собой; продолжаю стоять напротив Дилана, но уже опустив голову и смотря в пол. Ноги размякли, а я чудом продолжаю стоять ровно. Не могу разобраться в чёртовой реальности, что правильно, а что больно. И кому тут из нас двоих досталось больше? Ещё одна слеза опускается в тот момент, когда Дилан подносит свою руку и поднимает мой подбородок, переживающе заглядывая глубоко в глаза.

– Прости, прости, – запинаясь, повторяет он. Быстро гляжу на Дилана, но тут же уже смотрю по сторонам, пугаясь глубины и чувствительности, заточенных внутри него. Это отражается в глазах. – Я не хотел заставлять тебе плакать, – говорит он сетующим голосом.

У Барннетта была потребность в заботе над кем-то.

Молчание повисает; оно разбавляется лишь нашим частым дыханием, обжигающем кожу. Опять этот парень рядом, как бы я не сопротивлялась. Глаза всё колеблются, как при чтении стихов. Вверх, вниз. Вверх, вниз, скача и испытывая страницу от края до края. Дрожу всем телом. Дилан не отрываясь глядит. Впрочем, как и весь наш разговор, но сейчас по-другому. Будто это его последний шанс.

Он убирает руку с моего подбородка и касается мокрой щеки. Чувствую прикосновения этих пальцев и затаиваю дыхание, но а мой разум находит своё законное место и позицию: не позволит этому искусному любовнику одержать верх. Больше нет; просто не выдержу – грудь разорвётся от муки. Совершенно забыв себя, я отскакиваю от него. Разворачиваюсь и направляюсь к окну, будто к спасению. Не могу сдержать приглушённых рыданий.

– Нет, Дилан. Я не могу. Прости, но мне никто не поможет. Я сама, как и всегда, вынесу все проблемы. Без тебя, без Али. Без всех. Пожалуйста, – твердолобо умоляю я, – тебе надо уйти, я просто…

Недоговорив я чувствую, как он хватает мою руку и разворачивает к себе. От Дилана не скрыться и не сбежать, надо завершить этот глупый разговор лицом к лицу.

– Ты просто слишком самостояьельная с гибели отца, – очень грубо отрезал он, почти что криком и режа мне ключицу. Мысль выставить его за дверь лишь укрепило свою позицию. – Просто скажи мне, Грейс, скажи, что ты больше не хочешь меня видеть, – он касается кожи моего горла, проводит ладонью по моей руке. – Скажи, что не хочешь, чтобы я к тебе прикасался.

Дилан проводит указательным пальцем по моей ключице и снова вверх-вниз – по горлу. Чувствую, как учащается моё дыхание, когда его губы оказываются в сантиметре от моих.

– Что ты больше не хочешь, чтобы я тебя целовал, – добавляет он и огонь Дилана поджигает меня саму. – Скажи, принцесса, – бормочет он, заводя уже обе руки мне за спину и крепко прижимая к себе.

– Барннетт, – вздыхаю я, всё ещё пытаясь держать небольшую дистанцию между нами.

– Дилан. Я Дилан. Ты не можешь сопротивляться мне, Грейс, как и я не могу сопротивляться тебе, – его лицо уже очень близко, мы почти соприкасаемся губами, как бы я не отклонялась.

Руками я упираюсь в его грудь, которая поднимается всё чаще и чаще вместе с дыханием.

– Ты мне нужна, Грейс, – рычит он от отчаяния, и я вновь ощущаю щекочущие прикосновения кожи его рта. – Я не хочу тебя терять, малышка. У тебя не было никого до этого, того настоящего и понимающего, что в твоей голове. Но я чувствую тебя лучше любого.

Эти слова оказывают куда больший эффект, чем должны были бы. Он не сможет никак мне помочь. Каким образом? Хотя я тут же задаюсь вопросом, что потеряю и получу, если всё же доверюсь ему. Если ничего не выйдет, то мой мозг, моё сердце будет вновь истекать кровью ещё сильнее, чем все попытки близости до (с Зедом хотя бы было спокойно; хотя бы было похоже на единении душ). А если Дилан всё же сможет, то… Взвешивая все за и против, возможно я поступаю неправильно, поднимая белый флаг. Растворяюсь в солёном от слез поцелуе с привкусом мяты; Дилан убирает одну руку со спины, немного ослабевая объятья, и кладёт её мне на шею под волосами. Чувствую, как тоска и отчаяние перерастают в страсть – он так часто целует меня жадными губами. В один момент Дилан он опускает свои руки и, напрягая свои мышцы, поднимает меня вверх, обхватывая бёдра. Не ожидая такого поступка, я немного отстраняюсь, но аккуратно скрещиваю ноги за его спиной и обнимаю за шею, чтобы не упасть.

– Что ты делаешь со мной, Грейс? – произносит он тихо, прижимаясь лбом к моему, а смотрит на шею и губы.

Да, он сильнее, чем я думала.

– Я не знаю, – честно отвечаю я, любуясь глубиной глаз, чьи зрачки расширены до такой степени, что во взгляде при нынешнем манящем полумраке видна одна мгла. – Я ставлю многоточие.

– Твои губы, руки и эти пальцы… то, что ты можешь ими делать, – улыбается он и говорит медленно, соблазняюще, заставляя обвиснуть меня на его руках. – Ты хочешь, чтобы я остановился?

Прежде чем я успеваю сообразить, я уже качаю головой. Дилан продолжает осыпать меня поцелуями, цепочкой по скуле, опускаясь шеи, где-то прямо под ухом, и я не могу удержаться от стона, заставляющего Дилана целовать туда ещё раз, на этот раз посасывая кожу.

– Я хочу, чтобы ты стонала моё имя снова и снова. Мое имя, а не фамилию. Пожалуйста, сделай это, – я незаметно, мягко киваю.

И я знаю, что у меня нет ни единого шанса отказать.

– Скажи это, принцесса, – дразнит он и прихватывает мочку моего уха зубами, а я киваю снова сильнее, чем до этого. – Мне нужно, чтобы ты сказала это вслух, детка, чтобы я знал, что ты действительно хочешь, чтобы я…

Это как озарение; как вспышка спички в крокусе:

– Я хочу, – без малейшей запинки выдыхаю я, перебивая его поспешно. Дилан улыбается, уткнувшись в мою шею. – Мне нужна твоя помощь, Дилан.

– Превосходно. Я ставлю многоточие.

9 глава

Грейс

Может быть, я так же отчаянно нужна ему, как и Дилан мне? Теперь я в этом и не сомневаюсь. Он кладёт ладонь мне на щеку и проводит языком по нижней губе. Я вздрагиваю, а Дилан разворачивается и садится вместе со мной на край кровати, осторожно целуя моё плечо, но пытаясь поймать взгляд. И у него это выходит. Секунду мы глядим друг на друга, пытаясь унять дыхание, но вот я ослабеваю его удушающий галстук и нащупываю пуговицы рубашки. Пальцами вывожу единственный знакомый символ – трикветр, и при тусклом освещении замечаю шрам на его рёбрах; на груди, ближе к плечу; на самом плече (и на спине тоже есть след). Вдобавок ещё один невиданный мною ранее рисунок в виде песочных часов располагается выше сердца; песчинки полностью наполняют верхнюю полость, и ни одна из них не падает вниз, внизу абсолютная пустота. Тяну Дилана за волосы сильнее, и у него вырывается сладкий стон. Отвечаю таким же стоном – и я знаю, что сделаю всё, чтобы услышать их снова. Сохраняю небольшое расстояние между нашими бёдрами, но Дилан подталкивает ниже. Он нащупывает полы моей блузки и стягивает её через голову, стремясь к полнейшему раскрытию моих внутренних ресурсов.

Дилан Барннетт

Я просто схожу с ума по этой девушке – обычно такой милой, а сейчас такой безумной, – которую я люблю так, что нет сил. Но она, пока что, вовсе не любит меня так, как я её. Она только влюблена.

– Подожди, Грейс, что ты… – шепчу я, но с моих губ срывается лишь такой мягкий, хриплый стон, которые Грейс обожает.

Она проглатывает их и целует мою грудь, постепенно переходя к животу. И знаете, я не желаю, чтобы Грейс останавливалась, хотя моя добрая половина подсказывает, что надо хоть немного сопротивляться – иначе чувство вины накроет за всё. Но я не буду этого делать, только подхватываю её на руки. Пять минут с ней, и я чувствую себя ничтожным насекомым. Хотя бы этой ночью, хотя бы сейчас я должен посвятить её во все особенности жизни, если и не показать, то хотя бы дать представление и позволить ощутить впервые.

– Ты останешься невинна до того момента, как сама по настоящему захочешь, чтобы я оказался внутри тебя, – сказал я, и она смутилась.

В соседних номерах спят постояльцы – плевать. Привстаю на колени и запускаю пальцы под её брюки, и она приподнимает бёдра, чтобы помочь мне, а я касаюсь мягкой нагой кожи её ног и резко тяну ткань ниже, которая послушно опускается до колен Грейс, затем и до щиколоток, оставляя в белье. Два избитых обстоятельствами жизни, но пока что не окончательно вцепившихся друг в друга солдата (разве избитых, Бог? под конец узнаём).

– Пожалуйста, не останавливайся, Дилан, – да, мне нравятся, читатель, её слова, подстёгивающие моё самодовольство.

Глаза Грейс закрыты, она гладит себя по лицу, затем качаясь моего, и я замираю на одно быстротечное, счастливое мгновение из безумной жизни. Девичья кожа прохладна, но покрылась румянцем; она часто дышит, расширяя лёгкие меж рёбрами и вздымая грудину; её пряди романтизировано покрывают мою руку. Подхватывая зелёные глаза и больше не сдерживаясь, я продавливаю рукой её белье, и сознание Грейс взрывается от желания. Провожу пальцами промеж бёдер, я она со стоном выгибается назад. Она уже познала мучения плоти.

– Я хочу увидеть твой оргазм и чувствовать каждый толчок, Грейс. Ты знаешь, сколько всего мы можем сделать? Сколькими способами я могу заставить твои гормоны взоврваться, даже не стаскивая с тебя белья.

Грейс

Открываю глаза от негромкой мелодии, постепенно набирающей мощность. Сонно оглядываю комнату целиком – на полу валяются смятые вещи, за окном затянутое облаками небо со смелыми лучами Великолепие ночи-химеры прошло, сейчас больше прав у росы. Звук будильника становится громче, и я смотрю на Дилана. Вчера уснула на его груди, а сейчас он устроился на моем животе, обнимая одной рукой. Не хочу будить его и очень осторожно тянусь к телефону, предательски лежащему так далеко на тумбе. Всё же достаю его (не с первой попытки); выключаю мелодию. Дилан сладко вздыхает, но вскоре опять засыпает в той же самой позе. Сама облегчённо выдыхаю, миновав одну проблему, но вот уже приходит ещё одна, когда я проверяю время – завтрак с Даниэлем!

Чувства в смятении; тяжесть в груди ослабилась, но задетое сердце всё ещё в моем теле, так ярко контрастирует с приятными ощущениями от воспоминаний от ночи с Диланом. Но мне придётся прервать эти нежности. Касаюсь кожи Дилана. Он снова ворочается и я, воспользовавшись случаем, вылезаю из-под его головы и руки, перекладывая тело на подушку подо мной. Одеяло почти не укрывает его, лишь немного ноги и бёдра; Дилан обнимает подушку вместо меня. Не пойму, ему постоянно надо что-то прижимать к себе? Смеюсь над своим предположением и с нежностью складываю одежду. Терпеть не могу беспорядок подобного рода. Покончив, я пугаюсь – он трезво наблюдает за мной. Глаза наполнены заинтересованностью.

– Готовила план побега? – шутит Дилан, вставая с кровати и направляясь ко мне.

На секунду я теряю дар речи, зачарованная его телом, но всё же отвечаю язвительно:

– Хотела тихо сбежать, пока ты не опомнился, – начинаю я.

Но моё дыхание перехватывает, когда Дилан подходит ближе и касается распущенных волос, опускающихся на мою грудь и плечи; ликование в глазах. Тонкий, личный и необъяснимый аромат стал отчётливей. Его пальцы проходят сквозь пряди и щекочут её; это чувство распространяется по всему телу. Моя шея обнажается, когда волосы перекидываются на спину.

– Черт, – его глаза округляются, и Дилан ведёт рукой от груди до шеи, касаясь ключицы. – Следы от моих зубов. Ты увидишь, – он убирает руку и вновь смотрит в глаза. – Я был немного груб, но не желал твоей боли.

– Дилан, я бы сказала, если эта было бы больно, – улыбаюсь я. – И у тебя тоже есть на шее несколько.

Касаюсь подбородка Дилана. Он заметно вздрагивает, и я ухмыляюсь ещё сильнее, немного задирая его голову вверх и ведя пальцами к шее, как и он сам делал недавно. Поговорив немного, (Дилан пытается сохранять весёлую обстановку), я стала отчётливее ощущать противоречивые чувства в голове. Прекрасно осведомлённый положением дел шпион Барннетт со следами на теле, запечатлевших поцелуи губ и зубов, пытливо следил за мной с торжеством в глазах, пока шли сборы. Включаю горячую воду в душе; очищающую тело от въевшихся моментов прошлого. Дилан достал мне из чемодана белье телесного цвета, футболку и чёрные обтягивающие брюки, носки. Предусмотрительный мальчик.

– Ты блестала, когда вышла на сцену, – сказал Дилан, сидя на том краю постели, что ближе к окну. Теперь я, окончательно проснувшаяся, и не знала, как себя вести рядом с ним. Я была смущена, потеряна. Я не знала, как мне двигаться и что ему говорить. Но Дилан все продолжал. – В первое время ты не смотрела в зал, а когда всё же увидела меня… я точно уверен, что внутри ты замешкалась, – я подошла к Дилану, встала напротив него, когда взяла его за руку. – Но внешне не показала этого. Ни капли расплоха. Даже в глазах, ни то что в движениях, – сейчас он замолк, взгоядом мы пересеклись, и мой разум взбудоражился гармонами, когда я плавным движением забралась на его колени. Я видела, что этим движением застала его врасплох. Впрочем, саму себя тоже.

– Значит тебе понравился спектакль… – улыбнулась я, ощущая его дыхание, и скрестила руки за его шеей, в то время как он без капли смущения обхватил руками.

– Ты очень профессионально передала не только отчаяние героини, но и её радость от скорой гибели, – он грубо поцеловал меня. – Ты ни на каплю не замялась, когда внезапно заметила человека, с которым связаны воспоминая и такие противоречивые чувства, – он вновь меня поцеловал, на этот раз как-то по утренненему. – Конечно же мне понравился спектакль, – услышав это я сползла с его колен, взяла вещи и за секунду оказалась у выхода из апартаентов.

– А ты можешь мне тогда что-нибудь посоветовать? – спросила я, когда держала нараспашку входную дверь.

– Быть осторжней на завраке. Не советую позволять вскрыть себе горло ножом, как твоя героиня, – сказал.

С еле заметной улыбкой я кивнула Барннетту, а дверь захлопнулась, отделяя меня от Дилана. Сейчас он должен был собраться и уехать, но не ждать меня. Позавтракав на пару с Даниэлем, мы вместе направляемы на нужный нам этаж, забираем вещи и уезжаем. Когда я вернулась, Дилана уже не было, лишь витающий в воздухе фантом.

Возвращаюсь в родной город через несколько часов поездки. Покончив с одним университетским предметом, сажусь за другой, и подобным образом провожу весь вечер, порой вспоминая о вчерашнем вечере. Пролетают картины, как Дилан держит меня, касаясь бёдер и прижимая к себе; кусает ключицу, невыносимо сдерживаясь от остальных порывов страсти. С такими размышлениями я погружаюсь в сон; просыпаюсь лишь рано утром. На часах шесть утра. Дилан приедет за мной через два часа, а сейчас я неспешно спускаюсь вниз, на первый этаж дома, делаю себе порцию терпкого кофе и смотрю программу новостей. Утреннее солнце встало и светит в окна моего дома, награждая светом каждый уголок комнаты. Нахожу незнакомую мне спортивную передачу и решаю слегка отойти от привычного распорядка; занимаюсь йогой. Дилан, чертыхаясь, создаёт шум напротив моего дома. Смеюсь и выбегаю к нему на улицу.

10 глава

Грейс

Солнечным зайчиком на следующий день я проскользнула в его машине как лёгкий, шалый ветерок (на деле авангардом великого воинства залезла внутрь).

– Ты учебники собираешься носить? – улыбнулся Дилан.

Когда автомобиль выехал на дорогу он отбивал ритм музыки, подбивая и меня саму подпевать: «Что поможет избавиться ото всех этих мыслей. Мне говорят: просто пропусти стаканчик, тебе станет лучше-е-е».

– Я заимствую учебники у других. Они меня бояться, и даже без страха не против помочь. – Дилан оглянулся и приоткрыл окно, и я почувствовала на языке соль, озонистый запах свежести. – Лучше помоги мне выбрать, как поступить с Алексом, – спустя больше чем две недели я решила перестать убегать.

– Какие у тебя есть варианты?

– Понятное дело мы не будем общаться, как раньше. Алекс не справится, и я вряд ли. Думаю просто побыстрее закончить с этой вознёй. – Я подтянулась колени к себе, рассмотрела красные ногти, провела ими по шее.

– Нет, Грейс. – От его неожиданного вердикта, совета я обернулась к нему. – Продолжай водиться с Алексом. Думая от твоего лица – ты много чего можешь получить от него относительно без своих вложений в дело. Он хороший парень, и именно тебе безвреден, пусть с остальные поразмашистей.

Мнение Дилана со стороны важно; возможно его точка зрения мне ценнее, чем своё собственное, пусть такое в жизни и редко случается. Бросаясь из крайности в крайность своими мыслями, я улыбнулась Дилану и провела рукой по его шее, по его плечу, и он улыбнулся мне, отвлекаясь от дороги. Мы заехали на парковку, и я чуть тише прошептала, прижавшись лбом к подтянутым коленям:

– Я до сих пор ничего не сказала моей семье о расставании с Зеде.

– Боишься? – Дилан говорил так легко; с ним было легко.

– Совсем немного. Мой матери очень нравился Зед, да и Майку тоже. Мы, сами того не понимая, ненавидели друг друга, относись друг к другу, как к субъектам, а отношения стали обыденной обязанностью. Ужас!

– Не забывай, что истина на твоей стороне. Думаю, Кэррол поймёт, и явно не станет осуждать тебя. – Машина остановилась на парковке, и нежное посапывание мотора стихло.

– Но вряд ли надо им рассказывать, что я и сама изменяла Зеду, – отшучиваюсь я, когда дверцы захлопнулись.

– Да, это уж точно. – Дилан замолкает, а редкие прохожие наблюдают за нами и растворяются за поворотами.

Приятная тишина ежесекундно разбавляется криком птиц, и я рассказывала, что мать Зеда недавно заехала ко мне в гости, и мы с ней вели долгий глубокий разговор, и не было меж нами не единой неловкости, не единой оговорки, запинки. Они сожалела и прощалась. А, тем временем, очертания машины Меди вырисовались перед глазами. А человечество в составе пар и группок всё спешило, все ускорялось.

– Я взяла вам двоим кофе! – крикнула Меди с водительского сидения своим тонким голоском с обертонами глупости в нем; ее рыжие кудри опускались по чёрной коже накидки.

Меди крикнула как раз в тот мемент, когда я заметила Алишу. Она шла мимо, по центру подкошенной осенью аллеи. Али спешила неизвестно куда, а когда она подняла свои фиалковые глаза на меня, я не выдержала и сорвалась с места: хлопнула двердой автомобиля так, что Джексону почти прищемила палец, ринулась через всю парковку, выбежала на траву и окликнула католичку. К тому моменту она уже пробежала гранитные ступени основного входа и почти что прошмышгнула сквозь двери внутрь, когда все же остановилась и крикнула:

– Я просто не хочу портить еще и этот день из-за тебя, Грейс! Оставь меня.

– Я не видела тебя около трех недель, Алиша. Не смей убегать.

– Тебе больше не место рядом со мной, – заключила она. – На этом все сказано.

Любопытный народ бродил по-утреннему кампсусу; они прислушивались, отворачивались, наконец принимались размышлять о своем.

– Тогда где мне место, Алиша? – язвительно осведомилась я. – Скажи мне, дорогая! Я буду очень рада.

Алиша явно не ожидала, что я заговорю с ней так критично настроено.

– Знаешь, вы с Зедом стоите друг друга, – прошептала она, опустила глаза, сбежала со ступеней вниз, позабыв о всех своих планах от меня, но через секунду развернулась снова и сказала: – Только сам Бог знает, где тебе место, Грейс. Но точно не в этом городе! – она побежала в противоположную сторону от парковки, а я за ней.

– Верно, Алиша. И не рядом с тобой.

Разговор получился не очень-то глубокий. Ручеёк бежал по моим позвонкам. Казалось, из этого разговора я выйду с немного другим клеточным составом. Я продолжила говорить в спину Алише, не успевая вышагивать также быстро, как и она сама. Али чуть ли не бежала.

– Но ты понимаешь, что мы с тобой пока что в одной упряжке? Ты всегда была рядом! Всю жизнь мы вместе, – я говорила с ощутимой от догонялок отдышкой.

– А это ничего не меняет. Ты слишком много воспринимаешь, как само собой разумещееся, – я все же смогла остановить Али, схватив ее за руку.

– Только не говори, что ты совершенно не скучаешь по былым временам со мной… – Али оглядывалась на машину, где сидела Меди и остальные; она оглядывалась на прошлое, возможно.

– Ты говоришь о тех временах, которые были до того, как ты пошла налево с другим моим близким другом? – напоминила она мне снова о моей грешности.

– Да! Я говорю про эти времена.

– Ты мне больше не нужна. Ни твоя поддержка, ни твое присутвие. Отныне нас с тобой ничего не связывает, – финально заключила она и зарылась в осеннюю листву, а точнее скрылась на горизонте.

К этому утреннему часу стало душнее. Только я собрала остатки сил и пошла за вещами к Меди, как встретилась с Джексоном – он пошел искать меня, ибо долго я потом стояла на месте рассуждая и не находя воли. Вновь вступил в свои права холодный рассудок, издевающийся над мнгновением хилости и иррациональности слов; Али вновь замкнулась в своем безразличии.

Утеряно. Потеряно. Все потрачено. Сейчас логичной, обоснованной реакцией было бы пройти вновь то же состояние, что было у меня после потери Зеда. Но если там я знала, что все кончено, что его слова в нашей финальной переписке правда, то здесь и сейчас все ощущалось по-иному. Сидя на задних сидениях рядом с Барннеттом я думала: «Это ведь Алиша. Моя Алиша. Когда нам было по шесть лет мы вместе рассматривали жемчужные украшения ее бабушки». Я заметила проходящих мимо субъектов: я видела их, стоя вместе с Джексоном и Меди у изящной двери братсва и рассуждая о Королеве и банкнотах Австралии. И среди этой компании мой глаз подметил Зеда. Он отбрасывал хитрую треугольную тень своей эмоциональной нестабильностью, граничащей с истерией, заметную лишь знающим обстоятельства персонам. Чувствую, как рука Дилана скользит по бретелям болотной кофты, меж моих лопаток. А я вообще ни о чем не думала, лишь немного о жизни и о том, что Дилан знает меня, чувствует также, как я его колено у своего. Своим этим жестом, вечно утишающим меня, укротил злобу мгновенно у самого истока. Я посмотрела на Дилана, который всё ещё провожал глазами компанию, давно вышедшую с парковки; он задышал чаще как и я… замолк по-мертвецки… а когда отхватила его глаза, в них отражалась инородная модификация эрозии карего.