Текст книги "О пользе вреда"

Мистика света

Отец Мирмидон прочитал у одного французского аббата, что драгоценные камни к Богу приводят. Как они там приводят, авва не разобрал, только всякому понятно, что полезные вещи надо внутрь принимать. Поэтому взялся ходить на высокосветские рауты и таскать у герцогинь брыльянтовые колье. И к стенке не припрешь, поскольку привычку имел все сразу бездумно проглатывать, так жаждал просветления.

Мечтал попасть в Алмазный фонд, да разве безбожники пропустят? Так бы и глотал сережки у знати, если бы не вразумился видением. Явлен был ему беззаботный дракон вида дурашливого – весь на солнце искрится, потому что вместо чешуи у него леденцы разноцветные.

Восстав от видения, авва Мирмидон понял, к чему его небо зовет. Эти французы вечно всё напутают, а православного человека с прямой стези не свернуть!

– Мы пойдем другим путем!

И стал тайно камни драгоценные на леденцы менять. Из крестов и митр рубины, изумруды и прочий тлен на подлинные карамельки замещал. Митр себе нашил разноцветных, чистейшей карамелью низанных, оклады на книгах и иконах поменял, чтобы население ощутило сладость церковную. Это вам не камень бездушный да безвкусный лобызать! Все настоящее! А сколько исцелений было! А как народ в храмы пошел! Детей сколько к истине привели!

Больше всего любил после службы крест давать. Некоторые по три раза подходили. А на праздники была карамель со сливочной начинкой.

Журавлиный клин

Владыка Комодий добродушнейший был старичок, но в новолуние нападал на него приступ благочестия.

– Вы как к святыне относитесь? Это же платы для причастия народа! Ими уста причастникам вытирают, а вы их стирать! Тут особое отношение надо!

Сидят дьяконы, платы на полоски режут да жуют-давятся, а владыка следит, чтоб святыню натощак потребляли.

– Как же вы о служении небрежете? Младенцев покрестили, а воду в землю слили? Это ж такая святыня!

Пригорюнятся батюшки, охают, воду из купели пьют, а владыка справки требует, что купель сия была потреблена натощак и в скоромный день, «понеже в купели вода со святым маслом, а масло постом не положено».

– Откуда столько дерзости, чтобы лампадки задувать? Чтобы слюной с рота пырскать! Ты же на святыню плюешь! Свечку гасить только на вдохе!

Воздохнут клирики, а что сделаешь? Никак ко спасению иерарх ведет, такой уж крест у него святительский нас, грешников, на небо тащить!

– Что ж это вы ногами пол в алтаре попираете? По земле, по грязи топали, а теперь и святыню сквернить?

Сделают батюшки владыке поклон земляной да и в алтарь на службу залетают, земли не касаясь, потому что – великая святыня! Так клирики порхают по алтарю всю службу, порхают да и совсем на небо улетят, поскольку обретают духовную невесомость, ангелам свойственную. А владыка в отчете указывает, что за прошедший год приведено ко спасению на десять процентов больше клириков, чем в предыдущем. Ему за труды даже награда вышла – право служить в нимбе с украшениями.

Потешный синод

Ученые всего мира, чтобы в праздности не сидеть, эликсир старости изобрели. Думали: кому он нужен, эликсир этот? Так, для отчетности выдумали. А в религиозных кругах сразу волнение пошло: народ берет бидонами, а некоторые клирики так тазами хлещут, потому что от этого снадобья седина в бороде развивается, а вместе с ней надежный почет и слава. Особенно много владыки старались. Те, что побогаче, так просто в ваннах отмакивались до самой серебряной седины и благородной согбенности. И столько старцев развелось – хоть святых выноси! Так увлеклись благообразием, что утратили всякую бдительность. А тут и закон приняли: нельзя теперь старичкам кафедры возглавлять. Что поделаешь!

Многих святителей, безвременно состарившихся, конечно, на покой отправили, а чтобы без дела не томились, учредили для них Обитель престарелых владык и при ней Потешный синод. Сидят владыки в обители, стареют, но все в привычных трудах и хлопотах изнурительных: торжества, фотографии, заявления в прессе, награды друг другу вручают и, главное, ответственные заседания в синоде! Ведь единственный безвредный синод на белом свете! За что и стяжал святость и все благословения.

Первые дни никак их рассадить не могли, всё решали – по древности кафедр места занимать или по объему чудотворений. Лет двадцать спорили. Сошлись на том, что по алфавиту будут сидеть. И еще двадцать лет обсуждали, какой алфавит предпочесть. Митрополит Бармалейский на еврейском алфавите настаивал, думал, никто не знает, что там гласных букв нет. Окончательное решение еще впереди, а пока сидят, как малыши в детском саду: у кого кубик, у кого слоненок, у кого апельсин на троне нарисован. Смиряются старцы и приемлют. Духовные вопросы так с ходу не осилишь.

Конечно, чтобы иерархов не расстраивать, что это все понарошку, для них специальный журнал издают и даже интернет-сайты о жизни церковной, как их решения реализуются, и повсюду бурное обновление и золотые купола. Читают старчики и утешаются, и цветет повсюду благочестие!

Еловый старец

Ученые всего мира установили, что самый страшный зверь на земле есть павлин, и кого он укусит, тут уже ничем помочь нельзя. Знать бы это наперед, когда владыка Петропавел в зоопарк гулять ходил! Не уберегли иерарха – вероломно был искусан павлинами с холодным цинизмом. Эх, время упустили! Ведь первые симптомы – медальный трепет и верноподданнический энтузиазм. А тут и синод, чтобы святителя утешить, наград ему всяких присудил: орден Трудового крестного знамения, медаль «Почетный девственник» первой степени, знак «Эталон добродетели» трех степеней. А он еще старыми наградами увешался, так что даже знак ГТО и все почетные грамоты за прыжки на батуте на себе носил, а уж кресты, панагии, митры – весь иконостас! И к каждому образу велел лампаду теплить, от чего двигаться перестал, все дни и ночи на кафедре во славе простаивал. Его уже на ночь платком стали закрывать и от моли лавандой пересыпать.

А народ толпами шел благоговеть! Никогда такой святости не видывали! Кто же тогда знал, что от этих павлинов человек постепенно в новогоднюю елку превращается? Обнаружилось уже по весне, как первые иголки с шишками пошли, но значения не придали. Потом приметили, что стал владыка к медалям гирлянды требовать и хлопушки.

– Мало ли? Им, святителям, виднее!

А однажды ко всенощной пришли, а он уже совсем в елку превратился. Задеревенел. Но такого духа был человек, что на управлении епархией это не отразилось. Потом еще десять лет был правящим до самой пенсии. А как осыпаться стал, тогда уже во двор вынесли. Но гордятся до сих пор: столько лет нами новогодняя елка управляла!

Вам имя – вероломство!

Известный подвижник Никодим Пустоцветов так плотно за спасение взялся, что даже вечерние молитвы на десять лет вперед вычитал. Спасался впрок! Двенадцать Великих постов заранее выпостил, триста двадцать восемь смертных грехов наперед вымолил и отысповедал, у старцев на будущее три тысячи благословений взял и многое другое, что по скромности утаил, потому что добродетель любит тишину. Наконец так в спасение углубился, что заскучал и решил личную жизнь устроить:

– Я теперь человек недалекий от спасения, можно и на жену замахнуться.

Ребро себе отхватил, и вот тебе – жена стоит, улыбается преданно. Присмотрелся – тощая, как смерть! В глазах половина весу!

– С такой и на люди не выйдешь!

Второе ребро оторвал – пухленькая вышла, ручки в ямочках, а на щеках веснушки.

– Не та баба пошла! Так уконопатилась – не отбелишь!

За третье ребро ухватился – длинноносая!

Четвертое вырвал – голос писклявый!

Пятое – румынка!

Шестое – кандидат наук!

И никак в выборе остановиться не мог! Надергал себе ребер, что совсем гибким сделался и бесхребетным. В узел от нервности завязывался! Кажется, вот тебе двадцать четыре жены – живи да радуйся, а он растерялся, запил с горя и уполз в кусты. За что был прозван – червь непросыхающий. Хорошо, что хоть спасся заранее!

Всегда один

Преосвященный Бозон, епископ Вуснедуйский, друзей не имел, потому что епископам это не положено. Он, конечно, смирялся, но страшно грустил. Как-то сидел за праздничным обедом в одиночестве и от безысходности давай черничный пирог есть, а он ему:

– Зачем?

– Чего?

– Зачем меня есть? Ведь мы могли бы дружить!

– И правда.

Так и стали они друзьями. Вместе читали по вечерам, слушали Баха или разыгрывали сцены из Шекспира. Уж как у пирога Офелия выходила!

Больше всего любили ночью по крышам гулять, потому что это преступно. Возьмутся за руки – владыка в белой ночной рубашке, волосы на ветру развеваются – и песни поют до зари.

Самая красота – белые ночи! Под них хорошо думается и мыльные пузыри можно пускать. Говорящий пирог даже начал учить владыку на арфе играть, но не успел. Неизвестные злодеи его погубили, и снова владыка загрустил. И так закручинился, что стал созвездием.

Ему еще и названия не дали. Но в густые синие ночи в восточной части неба хорошо видны протянутые руки. А вокруг только пустота и космический холод.

Соль земли

В седьмую пятницу недели память совершаем собора святых положенцев. Первым среди подвижников называют авву Нолия, который, видя, как Анна Каренина на рельсы укладывается, улегся вместо нее, а ей лицо изменил, и сделал паспорт на имя мещанки Софьи Блювштейн, и жизнь ее горькую спас. Сам, конечно, погиб, но имел продолжателей.

Авва Варахиил, желая живот положить за ближнего, пил водку, чтобы малым сим меньше досталось.

Отец Агафон колу хлестал бидонами, потому что ее масоны придумали, чтобы народ православный извести.

Тяжко пришлось авве Вовию: тайно поедал черную икру, чтобы разорить браконьеров, и достиг бы успеха, если бы не мученическая кончина.

Честная двоица, отцы Гармодий и Аристогитон, всю жизнь читали Хайдеггера, чтобы другим меньше муки было.

Дальше всех авва Полоний пошел. Душой терзаясь от радиационной угрозы, ходил по могильникам, поедая ядерные отходы, чтобы на себя принять удар. Кочевал по разным странам, при себе имея только ложку. Один могильник объест, идет к другому, и все в молитве и слезах. Засветло вставал, чтобы побольше за день потребить, и у Господа просил себе продления жизни, потому что много еще бочек по свету зарыто. И правда, долго прожил и прославлен был чудесным сиянием, которое ни днем ни ночью не затухало. Конечно, народ к нему пошел, сонмы учеников и ревнителей. И богословам радость – столько диссертаций на нем защитили о природе его сияния, столько споров, даже три секты и два раскола из-за дискуссий расплодилось. Всем польза – и земле, и людям. Потому и прославлен, и в календарь внесен под именем Полоний-облучник. Память в один день с Агафоном-целлюлителем.

Философия религии

Борьба за правду тоже умеренности требует. Но праведникам закона нет: назвался святым – жги на полную! Вот отец Гекуб до чего был охотник до истины! Чтобы силу веры явить, во всякие состязания бросался: на спор арбузы ел, бился на рингах, на скорость стихи сочинял, объезжал слонов, и всегда выигрывал, чтобы верующим непоправимую пользу нанести. Один раз на скакалке неделю прыгал, чтобы одного индуса вразумить, и добился бы своего, будь индус на самом деле. Наконец записался на надувание шаров и тоже всех сразил. Такой шар надул, что сам не справился и вдул его в себя обратно. Редкий объем приобрел! А там сквозняки, потому унесен был ветром за горизонт. Лет десять мешал развитию космонавтики, пока не спустился на остров Мадагаскар, где был объявлен божеством и, чтобы людей не обижать, принимал посильные жертвы. Так стал единственным православным архимандритом, который еще и языческий бог. Но от истины не отступил. Нигде ведь не сказано, что языческим богом грешно быть. Это язычники гибнут, веруя во всякие глупости, а отец Гекуб сам в себя не верил и вел жизнь добродетельную, что для бога совсем непросто. К тому же среди языческих богов немало православных, хотя большинство атеисты. Потому Гекуб и прославлен еще при жизни, признан мощами и в святцы внесен заблаговременно. В день памяти совершаем крестный ход на воздушных шарах с окроплением воздусей.

Сердце мамонта

Святому Карлу долго святость набрать не удавалось. Отвлекали по глупостям всякие. Только как от людей скрылся, самая святость пошла. А тут в окошко странствующие геологи стучатся:

– Батя, купи мамонта. Свежий еще.

Эх! Взял мамонта того – рыжий мех в мерзлоте! А старец всего как неделю святым стал. У него и силы-то на одно воскрешенье.

– Или я одинокий святой, или я простой батюшка, но с мамонтенком. Чего тут рассусоливать?

Таки воскресил. Всю святость на него спустил и из сонма вышел. Зажили они с мамонтенком дружно. Старец его всяким трюкам обучал. Но скрыть не удалось, потому что от мамонтов блохи, и размеры угрожающие – чистые лошади! Обязали мамонта побрить и в чистоте содержать, а чтобы не грустил, в цирк взяли. Вы, наверное, слышали? Ведь известный дуэт – «Блохин и батя». А блохи на питание космонавтам пошли. Белка в них много.

Жизнь, жизнь

Кто однажды праведности попробовал, потом соскочить очень трудно. Вот авва Бергамотл как-то быстро святость подхватил и, конечно, сразу заскучал. Сидит только у окна и мух давит. Заповеди все выполнил, помыслы отсек, правила вычитал – такой праведный, аж самому тошно!

– Вкусить, что ли, сладость греха?

Как Устав предписывает, дал в газете объявление: «Монашеские обеты от 31.02.1980 считать недействительными в связи с утратой девства» – и пошел к веселым тетям. Там его, известное дело, попросили обосновать различие между говорением и показыванием. Авва тут же встрепенулся:

– Если вы имеете в виду раннего Витгенштейна. И пошел такой диспут, что неделю вертеп гудел, все дела позабросили. Спорили не щадя живота да младших в библиотеку гоняли за первоисточниками. Старец так увлекся, что пришлось в монастырь силой возвращать. А он взбодрился:

– Эх, знай я раньше такое место! Вот это жизнь! Только чувство осталось, будто что-то сделать позабыл.

– Утюг, что ли, не выключил?

На следующий день опять пошел. А там закрыто. Все в монашки постриглись от безысходности.

О терпимости

Удивительно, как мало людей знает, что Омар Хайям на самом деле был омаром и совсем этого не стыдился. Если у тебя страсть к астрономии и чуткий поэтический слух, никому и дела нет, что ты кое в чем рак. В конце концов, дерзкая анатомия не так пугает, как любовь к алгебре. А что не все из его народа в люди выбились, так ведь – Средние века и предрассудки восточные.

У нас на севере таланту всегда легче было. Взять хотя бы Толстого. Из святой семьи происходил: великомученик Лев Немейский, от язычников убиенный, – первый в роду. Античных кровей был граф! Конечно, лев хоть млекопитающий, но хищник, потому и в университете ему неловко было учиться. Но как потом письмом овладел! В какой еще стране львы на вершину славы пробились? Ламы – да. Но чтобы хищник!

А ослица Валаамова! Чудо только однажды требовалось, а разговаривать-то она так и не бросила, никак остановиться не могла. Успела даже неплохое образование по тем временам получить и учительствовала. На ее могилу до сих пор паломники приходят, особенно из тех, кто в политику идет. И потомству этот дар перешел.

Но разве там, на Востоке, осел карьеру сделает? Делали, конечно, и в жарких странах, но у нас народ куда терпимее. От глубокой древности в наших краях потомки блаженной ослицы живут и горя не знают. Потому что у нас никого говорящим ослом не удивишь. К тому же народ жалостливый, сердечный. Ведь со всяким может случиться.

Ну и что, что осел! Лишь бы человек был хороший!

Лабиринты этики

В «Книге тайн и запретов» красными буквами написано: «Аще кто хощет долго жити, да удержит себе от творения добра, понеже емлется человек во гроб, егда восполнит своего добра меру» (13:37).

Положено тебе, скажем, в жизни пятьдесят процентов добра совершить – сделал и свободен, на тот свет идешь. А хочешь дольше тут продержаться, не торопись с добром, не восполняй меру. Умные люди это давно поняли и себя от добра берегут. На тот свет всегда успеется! Но и у мудрых бывают осечки.

Вот владыка Мокий почти двести лет прожил, так добра избегал. По рассеянности погорел: уступил старушке место в трамвае и тут же рухнул. Потому что свою меру добра освоил.

Авва Капитон уж до чего осторожен был, а с белкой в парке шоколадкой поделился – уже холодным нашли.

Мардарий-митрополит церковный раскол уврачевал непреднамеренно – на другой день отошел.

Старец Поркий жизнь любил и берегся, а вот случайно машиной тенора одного известного задавил – немедленно усоп.

А вывод такой: добро убивает!

Как авва Аргамедонт говаривал: «И помог бы, да жизнь дорога».

Главная тайна

Самая тайная тайность в том, что в рай может попасть каждый. Но не полностью.

Допустим, вы небольшой тигр и вам смерть как надо в рай.

– Пожалуйте! Милости просим!

И отворят врата. Но предварительно потребуют удалить клыки и когти.

– А вы как думали? У нас тут овцы бездумные слоняются и рыбы безгласные. Мы в раю экстремизма не потерпим!

Из-за этого многие тигры в рай не идут. И с котами та же история.

Тигры что! Скорпионам так и вовсе хвосты рвут! Кобрам ядовитые зубы дергают, медуз и электрических скатов кипятком шпарят, чтобы вредности смыть, даже с оленей и с тех берут обещание воздерживаться от выращивания рогов и строго за этим следят. В раю с тобой шутить не станут!

С людей спрос особый. Тоже клыки рвут заблаговременно. Чуть только подхватишь праведность, тут тебе сразу повестка из рая приходит и херувим со щипцами. Поэтому спасенного человека в толпе всегда узнаешь: никогда не смеется. И улыбаться зря не станет, а только слегка осклабится, чтобы своим открыться. Это только грешники улыбаются, а спасенному человеку нечего во рту показать, оттого несет себя серьезно.

Короче, вопрос стоит так: или святость, или зубы!

– Что ж это он никогда и не засмеется?

– Разве не знаешь? Повестку в рай получил!

Приступ благочестия

Владыка Шестирим такой был окружен любовью народной, что при других неудобно было. Куда ни пойдет, население в благочестивое оцепенение впадает и умиляется до неистовства. Ни в магазин зайти, ни собаку выгулять! А что на службе творится! Кадило в губах приносят, руки в слезах измывают, под ноги бросают цветы и больных старушек ради исцеления.

Вышел причащать – все, конечно, к нему.

– Из рук владычних – самая благодать!

Чуть не затоптали! Он чашу секретарю передал, а сам из маленькой чаши скромно в уголочке причащает. Все опять за ним вытолпились!

– Милостивый архипастырь и отец!

Чашу благочинному передал, а сам в другой угол отошел, к деткам на причастие. Снова народ нахлынул в благочестивом порыве.

– Владычинька! Родненький! Не оставь грешников!

Шестирим и третью чашу дьякону отдал. Зашел в алтарь и застрелился.

Но молитвы благодарственные дочитал. Неколебимого благочестия был человек!

Многодушие

Ученые всего мира, по молитвам старцев, нашли наконец-то лекарство от ожирения – помпейский порошок. Теперь не надо бегать по утрам и давиться салатами, все ясно стало и понятно. Надо просто подобрать себе тело, на которое завидуешь, затянуться порошком и чихать на всю катушку – душа полностью вычихивается и вселяется в нужный объект. Владей и жизни радуйся!

Конечно, такую вещь только великим людям выдавали и иерархам. И все бы хорошо, да путаница началась невероятная. Твоя душа в модель идет, а модельный дух – в твое тело! Иерархи и министры давай на радостях моделей преследовать и известных артистов. Чихают все дружно и вносят сумятицу! Не то смущает, что душа митрополита в теле артиста, а то, что наоборот вышло.

Если на показе мод какая-то дама падает или каблук ломает, знают наверняка – где-то в кустах завистница засела со злодейским порошком!

Если видите, что министр ведет себя как модель, а известный артист рвется высказаться по политическим вопросам – не обошлось без коварного порошка!

Правда, не всегда гладко выходит. Вот один иерарх душу вычихал, а она ни в кого не пошла, так и осталась сидеть в кабинете сонная, а владыка хоть и без души остался, но служение продолжил. Никто ничего и не заметил.

Но есть минус. Какое бы тело тебе ни дали, ты все равно сделаешь его своим. Самое фигуристое тело душа под себя переделывает со временем. Вот в одной епархии недавно митрополита разоблачили. Думали, святитель, оказалось – Крупская! Изобличили и заставили мемуары писать о муже покойном. Кто бы мог подумать!

А другой митрополит великодушнейшим человеком оказался: сколько бы из себя душу ни вычихивал, все равно еще оставалось. Начихал двадцать два митрополита – целая Поместная Церковь в одном лице! Люди удивляются: откуда у человека силы берутся – каждый день служит, на конференциях выступает, книги пишет. А их там двадцать два! Пока один, согласно графику, в служении пребывает, остальные в шкафу под замком томятся. Чистая катавасия!

Один только авва Аргамедонт с этими поползновениями борется. Каждую неделю проводит чин во исцеление души от тела. Говорят, помогает.