Электронная библиотека » Артем Драбкин » » онлайн чтение - страница 23


  • Текст добавлен: 30 июля 2015, 18:30


Автор книги: Артем Драбкин


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Чувин Николай Иванович



Родился 5 мая 1919 года в деревне Тимоновка Брянской области. Отец до революции был крестьянином, а потом работал слесарем на Брянском заводе № 5. Умер рано, в 1924 году, а мать в 1935-м. В этом же году я окончил среднюю школу и поступил на завод им Кирова разнорабочим. Вскоре меня перевели учеником слесаря-штамповщика. Через полгода я уже получил 3-й рабочий разряд, а вскоре и 4-й. В 1938 году окончил вечернюю десятилетку, а через год без отрыва от производства аэроклуб. Правда, не без приключений. Мне как отличному специалисту и ударнику труда прикрепили ученика. Однажды мастер цеха Никита Сергеевич Дашичев утром дал мне задание подготовить боек для миномета и пригрозил, что если я это задание не выполню, то он меня не отпустит на полеты. К концу рабочего дня задание было выполнено. Я отпустил ученика, а сам пошел мыть руки. Ко мне подошел мастер и спросил, как задание. Я ответил, что чертежи и шаблон находятся у контрольного мастера. Дашичев сказал, чтобы я шел к контрольному мастеру и принимал работу вместе с ним. Я возмутился – во-первых, я свою работу выполнил, во-вторых, как я буду ее принимать сам у себя. Пошел, взял летный комбинезон и вышел из цеха. На пропускном меня задержали и сказали вернуться. Я вернулся в цех. Подошел к столу контрольного мастера, взял всю продукцию и пошел к столу Дашичева. Он ухмыльнулся: «Вот и хорошо, что вернулся». Я не выдержал и врезал ему кулаком по лицу. Развернулся и ушел.

На аэродром приехал, еще не отойдя от пережитого. Инструктор посмотрел на меня и летать не разрешил. Утром пришел на завод. Моя фотография, которая висела на красной «доске почета», перекочевала на черную «доску позора». Там же красовался выговор за хулиганский поступок. В 11 часов меня вызвал Никита Сергеевич и дал новое задание, как будто ничего не случилось.

В конце рабочего дня начальник цеха собрал руководство, партийных и профсоюзных представителей. Присутствовал и мастер Дашичев. Долго меня мурыжили и в итоге почти все высказались за то, чтобы меня уволить, а это значило, что из аэроклуба я буду отчислен. Последним выступал Дашичев. Он сказал, что поступок, конечно, безобразный, но увольнять меня нельзя. Во-первых, у меня нет родителей и на попечении два брата и две сестры. Во-вторых, если меня уволить, то завтра же я окажусь на рынке и стану воровать, а задача коллектива воспитать человека. Потом он сказал: «Поэтому я предлагаю Николая оставить на заводе, дать ему возможность окончить аэроклуб. Единственная у меня просьба, когда он будет летать над Брянском, чтобы надевал вторые штаны». Все расхохотались и решили на заводе меня оставить.

В 1939 году окончил Брянский аэроклуб и был зачислен кандидатом на учебу в Чугуевское истребительное авиационное училище, которое окончил в марте 1941 года в звании сержанта.

Вскоре началась война. Начал я воевать в истребительном полку на И-16, на котором выполнил 69 боевых вылетов. Вскоре нас отозвали с фронта и отправили переучиваться на Ил-2. Осенью мой 74-й ШАП перелетел на фронт под Брянск. Помню, командование фронтом приказало командиру 74-го ШАП капитану Савченко Павлу Афанасиевичу нанести удар по скоплению техники противника в 160 километрах южнее Брянска. Погода была отвратительная, шел такой сильный дождь, что не было видно стоянок самолетов. Командир полка доложил, что вылет возможен только небольшой группой из двух самолетов. Меня командир назначил ведущим, мотивируя это тем, что я брянский и знаю местность, а сам полетел ведомым. Приступили к подготовке. Я принял решение взлетать по одному, пробить облачность и собраться за облаками. Поворотным пунктом для выхода на цель был выбран лесопильный завод на реке Десна. От него до цели было три минуты лету. В районе цели погода была хорошая, и мы перешли на бреющий полет. На подлете к лесопилке по нам открыли огонь свои же зенитки, повредив и мой самолет, и командира полка. С первого захода сбросили бомбы, отстрелялись РСами. При выходе из атаки командир вышел вперед, и я увидел, что руль поворота его самолета поврежден – результат работы наших зенитчиков. Рукой в форточку он показал заходить второй раз, хотя понимал, что вряд ли сможет повторить маневр. Действительно, он отошел в сторону, а я выполнил второй заход, снизившись до бреющего. На выходе из атаки почувствовал удар. Самолет плоскостью срезал верхушку сосны, она перелетела через кабину и заклинила руль поворота. По счастью, удар пришелся в узел крепления консоли крыла к центроплану. Иначе я бы там и остался. Самолет рулей не слушается, работают только элероны. Блинчиком развернулся и полетел домой. Командир сопровождал меня до аэродрома. Кое-как сел, а во второй половине дня, когда погода улучшилась, уже вел шестерку на ту же цель.


– Какую бомбовую нагрузку брали?

– Ил-2 мог нести 600 кг бомб, но обычно брали 400 и 4 РСа 132-мм.


– Как вам сам самолет?

– В 1942 году распоряжением командующего 3-й воздушной армией Калининского фронта Папивина в тыл были отправлены я и майор Песков из 5-го ИАП. Мы вылетели в Москву, где должны были соединиться с другими членами делегации, получить в штабе ВВС переходящее знамя ВЦСПС и полететь вручать его заводу, который производил Ил-2 в пос. Безымянка, находившемся в 20 километрах от Куйбышева.

Делегацию возглавлял министр авиационной промышленности СССР Демичев. Получив в Москве знамя, мы на самолете Ли-2 вылетели в Куйбышев. На следующий день в здании Куйбышевского театра состоялось его вручение. После официальной части руководство завода пригласило делегацию на обед. Среди приглашенных был и Сергей Ильюшин. Мне было предоставлено слово, и я в общем дал положительную оценку боевым качествам самолета, но отметил и недостатки, которые, на мой взгляд, требовали устранения.

Во-первых, кольца регулятора шага винта не держали масло. Оно попадало на лопасти винта и разбрызгивалось. Поэтому через 40–50 минут полета через лобовое стекло вообще ничего не было видно. Ни стрелять, ни вести ориентировку было просто невозможно. Во-вторых, на моторе вверху находился пеногасительный бачок масляной системы. Из него выходила трубка, которая была направлена в сторону кабины. Вылетавшие из нее капельки масла также оседали на стекле. В-третьих, фонарь кабины летчика не имел фиксатора в открытом положении. Выполняя посадку в сложных метеоусловиях, с забрызганным маслом лобовым стеклом, летчик открывал фонарь кабины и вынужден был придерживать его головой. Если он ошибался в расчете и садился с «козлом», то фонарь больно бил его по голове. Бывали и смертельные случаи. После этого выступления Ильюшин набросился на меня. Я еще подумал, что он так сердится, я же правду сказал. Ругай не ругай, а исправлять надо.

Надо сказать, что, помимо конструктивных недостатков, в начале войны эффективному применению мешала неотработанная тактика. Мы летали на бреющем. С бреющего полета выйти точно на цель было сложно. Это заставляло ведущих осторожничать, не маневрировать по высоте, направлению и скорости, что приводило к потерям. Кроме того, штурмовка производилась с малых высот – 15–20 метров от земли. Над целью находились очень короткое время, что также снижало эффективность огня. Только в 1943 году штурмовать стали с высоты 900-1100 метров, что было более эффективно. Кроме того, стало возможным применять бомбы с взрывателем мгновенного действия, что тоже повышало эффективность применения штурмовика.

Еще один случай произошел осенью 1941 года. Разведкой было установлено, что из города Карачев на Орел движется танковая колонна противника. Потребовалось срочно нанести по ней штурмовой удар. Во второй половине дня командир полка поставил задачу мне одному нанести удар по этой колонне. Прикрывать меня должны были пять Як-1, которые базировались недалеко от нашего аэродрома у станции Волово. Взлетел и пошел на аэродром истребителей на высоте 1500 метров. Подлетая к аэродрому, передал по радио «три пятерки» – сигнал для взлета прикрытия. Сделал круг над аэродромом. Неожиданно на горизонте появились характерные точки. Я понадеялся на скорый взлет истребителей и направился навстречу этим точкам. Оказалось, что шли две пятерки Ме-110. Видимо, бомбить станцию Волово. Они меня не видели, поскольку я был выше и заходил со стороны солнца. Когда мы поравнялись, я принял решение атаковать ведущего первой пятерки. Выполнил разворот и пошел в атаку. С дистанции 150–200 метров открыл огонь из пушек и пулеметов. В ответ начали стрелять воздушные стрелки, но не попали. Только после третьей атаки самолет ведущего накренился на левое крыло и стал падать. Я продолжал его сопровождать и обстреливать. Ме-110 врезался в землю и взорвался. Мой самолет тряхнуло так, что я на долю секунды потерял сознание. Пришел в себя, отдал ручку, чтобы не свалиться в штопор. В этот момент слева мимо меня проскочила пара Ме-110. С доворотом атаковал эту пару, пустив в них 4 РСа 132-мм и открыв огонь из пушек и пулеметов. Один из самолетов врезался в землю. В это время появились наши истребители, которые разогнали остальных «стодесятых». Подлетая к станции Горбачево, увидели, что ее бомбят десять Ю-87. Истребители пошли в атаку, а я, снизившись до 100 метров, пошел выполнять задание. Вышел на колонну, отбомбился. На последнем заходе зенитный снаряд разбил лобовое стекло. Осколками меня ранило в руку, посекло лицо. Вышел из строя компас. Отошел от колонны восстановил ориентировку и взял курс домой. Пролетев немного, понял, что до аэродрома не долечу, и принял решение садиться. С трудом выбрал площадку, но сел благополучно. К самолету подбежали жители, помогли мне выбраться из кабины. Верхом на лошади приехал врач, который меня перевязал и заявил, что должен отвезти в Ефремов, до которого было 12 километров. Я говорю: «Верхом я не могу. Только если на санках». Врач поскакал в деревню за санками, а я прошел по полосе, понял, что смогу взлететь. Попросил местных жителей помочь надеть парашют и посадить меня в кабину. Повязку с руки снял, а левый глаз мог видеть через щель в бинтах. Взлетел и прилетел на аэродром. А там меня уже схоронили… В этом бою я сбил два самолета, а истребители – три Ю-87. Всего за войну на штурмовике я провел 18 воздушных боев, сбил 2 бомбардировщика, 2 истребителя, 1 разведчика и 1 штурмовика. На аэродромах уничтожил 16 немецких самолетов.


Чувин Николай Иванович


Осенью 1941 года в нашем 74-м ШАП Западного фронта оставался только один исправный самолет – мой. Полк базировался на аэродроме Сталиногорск (Новогорск), куда за день до этого вместе с 505-м (510-м) ИАП перелетел с аэродрома Волово. Утром командир полка поставил мне задачу провести штурмовку танковой колонны в районе Щекино недалеко от Тулы. Прикрывать меня должны были пять истребителей. Поскольку, как я уже говорил, мы базировались на одном аэродроме, то с истребителями отработали все элементы полета, атаку колонны и возвращение на аэродром. К цели подошел на высоте 1500 метров, истребители шли на 3000. Колонна была длинная – около 30 километров. Я в одном заходе сначала сбросил бомбы, потом отстрелялся «рсами», а потом открыл огонь из пушек и пулеметов. Начал отворачивать влево, и тут по мне был открыт огонь. Самолет получил попадания. На выходе из пикирования меня зажали три Ме-109. Прикрывавшие меня истребители, как они потом рассказывали, дрались с пятеркой Ме-109. Немецкие истребители заходили по одному и расстреливали меня. Вдруг я увидел речку с высокими берегами. Нырнул в ее русло. Это меня и спасло. Немцы еще немного попытались атаковать, но им было неудобно, и они меня бросили. До аэродрома долетел нормально. Сел. Самолет прокатился немного и упал на живот, так как стойки шасси были повреждены. Командир полка, начальник штаба и врач подъехали на машине. Командир обошел самолет и только покачал головой – на нем не было живого места. Врач полка сказал, что отвезет меня в медсанбат, но я отказался и сказал, что вообще меня не в санбат нужно вести, а в столовую, поскольку я вылетел не позавтракав. Пока я завтракал, пришел инженер полка и доложил, что самолет восстановлению не подлежит. В нем насчитали 274 пробоины, из них 15 имели диаметр 15–20 сантиметров.

Вскоре меня и Петра Семенова перевели в 215-й ШАП, который в декабре 1941 года был переименован в 6-й гвардейский.

В 1943 году в одном из вылетов я был ранен. После лечения в госпитале в Калинине я поехал на аэродром Мигалово в надежде, что кто-нибудь возьмет меня с собой на фронт. К счастью, на аэродром прилетели четыре По-2, которые везли пять летчиков и несколько механиков нашего полка в Москву получать новые самолеты. Среди них был и механик моего самолета Вано Мпарашвили. Я упросил старшего группы полететь вместе с ними. Так мы добрались до аэродрома в Щелкове. Летчики принимали самолеты, а я просто слонялся без дела. Как-то вечером после ужина Вано подошел ко мне и по секрету сообщил, что на дальней стоянке находится «беспризорный» самолет, к которому за все время никто не подходил. Я не поверил, попросил его перепроверить. На следующий вечер Вано подтвердил, что самолет новый, исправный, заправлен бензином. Когда летчики закончили приемку самолетов, я попросил старшего группы помочь мне угнать самолет. Для этого взлетать нужно было парами, иначе финишер выпустит пять самолетов, а меня задержит, поскольку моя машина не числится в списке на вылет. Парашюта у меня не было – под попу положил чехол от мотора. Взлетели нормально, тремя парами.

Прилетели на фронт благополучно. Я доложил командиру полка о «приобретенном» самолете. Он разрешил летать, и я выполнил на нем 34 боевых вылета. Но вскоре прибыл представитель завода – самолет был экспериментальный, и когда его хватились, быстро вычислили, где он находится. Приехавший к нам представитель потребовал составить акт о боевых испытаниях, что мы с удовольствием сделали. Самолет остался у нас, а он с актом отправился на завод.

В 1943 году наш 6-й гвардейский ШАП стоял на аэродроме Причистая Каменка. Командование 3-й ВА дало задание полку нанести удар по скоплению живой силы и техники противника в районе г. Велиж. Погода была отвратительная. Командир полка Нестеренко решил выполнить задание сам и взял меня ведомым. Нас должны были прикрывать два истребителя из полка, который базировался вместе с нами. Когда мы взлетели, погода стала еще хуже, и истребители вернулись на аэродром. Мы с командиром вышли на цель, хорошо ее проштурмовали. На выходе из последнего захода мы попали в низкую облачность. Я потерял ведущего. Сделал несколько кругов и взял курс на аэродром. Аэродром оказался закрыт туманом. Пришлось идти на запасной Фелистово. Он тоже закрыт. Горючее на нуле. Высота 1500 метров. Уже собрался прыгать – открыл кабину, проверил парашют, оттремировал самолет на горизонтальный полет и тут вижу на горизонте среди серого молока облаков темное пятно. Я туда. Сделал крутой вираж – подо мной аэродром Фелистово! С ходу сел, зарулил. На следующий день погода улучшилась, и я вернулся домой. А командир полка вернулся только через три месяца. Он выскочил из облаков, и на него напали 2 Ме-109, он нырнул обратно. Прошел еще чуть-чуть и, когда горючее стало заканчиваться, посадил самолет на территории противника. Нашел партизан и несколько месяцев воевал вместе с ними.

В мае 1944 года войска обратились к командующему 3-й ВА Науменко с просьбой оказать помощь в захвате пленного в районе города Невель. Все попытки взять языка в районе высоты Долгановская заканчивались неудачно. Задача была возложена на наш полк, а командир назначил мою эскадрилью ответственной за ее выполнение. Я взял с собой трех летчиков и на У-2 полетел в расположение войск для уточнения задачи и отработки взаимодействия. На машине нас отвезли на передовую. Договорились, что при подлете штурмовиков артиллеристы выстрелят бризантным снарядом в сторону сопки, что будет являться сигналом к атаке. Ночью саперы должны были проделать проходы в проволочном заграждении и минном поле, а десять разведчиков из разведроты бригады залягут у основания сопки и будут ждать атаки штурмовиков. Когда они дадут красную ракету, мы прекращаем атаку, а они захватывают языка.

На следующий день рано утром я повел шестерку. На подлете к линии фронта запросил наземные войска дать артиллерийский залп в сторону сопки. Ориентируясь по разрывам снарядов, вышли на сопку. Сделали шесть заходов. Увидели, что разведчики дали красную ракету. Прекратили атаки и полетели на аэродром. Вскоре пришла благодарность нашей группе от наземных войск – разведчикам удалось захватить пленного, который дал ценную информацию.

Всего за время войны я выполнил 69 боевых вылетов на И-16 и на Ил-2-164 вылета. Из них на прикрытие войск 14, на штурмовку 118, свободную охоту – 30, разведку – 33. Сбит был 11 раз, 4 раза ранен, 3 раза контужен. Закончил войну в звании гвардии майор. Награжден тремя орденами Ленина, Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны I степени.

Батиевский Алексей Михайлович[2]2
  Лит. обработка Игоря Жидова. Набор текста С. Спиридоновой. Примечания – И. Жидова, О. Корытова, О. Растренина.


[Закрыть]



Родился я на Украине, в Городище, между Киевом и Полтавой[3]3
  Батиевский Алексей Михайлович
  Родился 12.03.1921 в с. Городище, ныне Чернухинского района Полтавской обл., в семье крестьянина. Украинец. Член КПСС с 1944 г. Окончил учительский институт в г. Лубны Полтавской обл. В ВМФ с 1940 г. Окончил Военно-морское авиационное училище в 1943. Заместитель командира эскадрильи 35-го штурмового авиационного полка (9-я штурмовая авиационная дивизия, ВВС Балтийского флота) старший лейтенант Батиевский к середине октября 1944 г. совершил 130 боевых вылетов, взорвал 6 складов с боеприпасами, 16 дзотов, уничтожил 7 полевых орудий и 5 минометных батарей. Звание Героя Советского Союза присвоено 06.03.45.
  В 1945 г. окончил Высшие офицерские курсы ВВС ВМФ, в 1950-м – Высшие офицерские летно-тактические курсы. С 1957 г. подполковник Батиевский – в запасе. Живет в Москве. Награжден орденом Ленина, 3 орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, 2 орденами Красной Звезды, медалями. Герой Советского Союза.


[Закрыть]
.

Когда я увидел первый самолет? Мы идем по Подолу летом босыми ногами. Как в Киеве Подол, в Полтаве Подол, так и в Городище тоже Подол. Отец несет младшего брата на плечах, мать идет рядом. Мы были в гостях у родного деда. А над церковью летает большая птица. Самолет! Отец снимает с плеч младшего брата и говорит: «Это мертвая петля».

Вот так я увидел первый самолет. Когда я учился в 6-м классе, вдруг случилась паника – По-2 сел за леском. Вся школа повалила туда. Оказывается, у самолета было обледенение. Женщины принесли самовар с горячей водой, начали ею обливать мотор. Два авиатора в кожаных регланах и брюках разрешили ребятам вступить на одну ступеньку, заглянуть в кабину. Я заглянул: там полно приборов, механизмов.

Летчики разогрели и запустили мотор. Поднимая снежную пыль, взлетели, развернулись, помахали нам и улетели. Это было в пятницу. А всю субботу и воскресенье мы с братьями делали модели самолета, понесли их в школу. А старшеклассники вытесали из дерева такие крылья и хвосты, что их модели не влезли в двери школы.

Учительница русского языка предложила сочинение на тему «Кем я хочу быть». Я написал, что хочу быть пилотом. И еще один мальчик, Иван, тоже так написал. Он потом погиб на фронте в пехоте…

Мы с отцом поехали на базар в уездный город Лохвица Полтавской губернии. Продали груши, сыр, яблоки… Отец предложил мне купить какую-нибудь книжку. Смотрю: «Хочу быть пилотом». Я ее взял. Интересно было читать про полеты, про то, какие бывают авиационные приборы. Был там рассказ о том, как один пилот сделал огромной важности полет: перелетел датские проливы из Швеции в Данию. А там всего-то 20 километров. Тогда это было чудом. Потом приходит один колхозник и говорит:

– У меня есть интересная книжка про авиацию, хочешь почитать?

Он был очень культурный, любил книги. Дает мне замусоленную книгу – сборник «Воздушный вестник». А там повесть «Крылья победы». О том, как красные летчики воевали в Гражданскую войну. Обе эти книжки и сейчас у меня. Он мне ее дал за то, что я его младшую сестру учил читать. Пришла комиссия, проверять, как я справился с обучением. Я ее предупредил: Сталин – это генеральный секретарь Коммунистической партии. Она на этот вопрос отвечает:

– Сталин – генерал Красной Армии.

Прошло… Посмеялись.


– Украина, 1933 год – голод. Как это отразилось на вашей семье?

– Это было ужасно. Я, хоть и маленьким человечком был, все понимал. На нашей улице было 22 дома, умирали семьями… Сталин выколачивал зерно, чтобы продавать за золото и покупать технику. Это было необходимо – иначе мы не смогли бы подготовиться к войне с Германией.

Первые колхозные годы были урожайными, хотя бардак был полный. Хлеб выкачивали так: представители из района ходили с пистолетами. Осматривали сараи. У нас в свинарнике закрыли собаку. А там стояла бочка зерна. Ее могли забрать. Приехала какая-то городская активистка с пистолетом. Мы говорим, не открывайте, там такая собака, что мы ее не удержим. Активистка городская, не понимала ничего, и это нам сошло. А у другого не сошло, а на кого-то донос написали, а кто-то своровал и спрятал полмешка проса. И такие безобразия тоже были.

В 1932-м случился неурожай… Мой дед получил за войну с турками Георгиевский серебряный крест и большую медаль «За храбрость». Я в детстве играл этими наградами. Полковник ему подарил часы, которые играли мотив «Во поле березонька стояла». Когда дед вспоминал войну на Балканах, он плакал. И когда настал неурожай, отец отнес в «Торгсин» и Георгиевский крест, и медаль, и серебряные полтинники, а принес два мешка муки. У моего дяди было 8 детей, у другого дяди тоже 8 детей, никто из них не умер. У тех, которые жили напротив нас, была корова. И они тоже выжили. Сыновья были уже взрослые. Они могли работать, добывать что-то. У нас была пасека. И был еще прошлогодний мед. А мед ведь не портится. И еще рядом были две речки с заболоченной поймой. В болоте рос рогоз, корни которого съедобны и содержат много белка. Но люди рядом жили и не знали!


– Ваша семья выжила за счет меда?

– Да. И коровы. Но даже те, кто имел корову, и то умирали. Кстати, коров в колхоз не брали, брали лошадей. Были попытки забирать телят. Была дурацкая ошибка – начальником поставили бедняка, лодыря и тупицу, у которого никогда не было коней. А кони тогда были главным транспортом. Коллективизацию организовали плохо, поэтому был голод.


– Репрессии коснулись и вашей семьи – посадили отца…

– Отца посадили, потому что завхоз решил зарезать дохлого коня, чтобы делать веревки. Зарезали. Участие моего отца было в том, что он – бригадир – отпустил с работы рабочего-цыгана, чтобы тот содрал кожу. За это дали 7 лет. Завхозу дали 10 лет. Цыгану тоже 10 лет. Мой отец и цыган вернулись. А завхоз не вернулся из лагеря, погиб.


– Вы были комсомольцем?

– Я вступил в комсомол в войну. Был членом комсомольского бюро полка. И членом товарищеского офицерского суда чести полка…

Отца засудили в 1937 году на 7 лет тюрьмы. Мать осталась одна. В 9-м классе пришлось начать работать. Я стал кузнецом. Ковал все каникулы. Сначала очень уставали руки, через пару недель привык. В 10-м классе нужно было ходить в школу за семь километров… Скоро последнее занятие. Жара, май. Мы с другом Толей, круглым отличником, идем в школу. С обрыва горы бьет источник воды и выбивает внизу лунку. Я хлебнул воды – заломило зубы. А Толя много выпил и на следующий день не пришел в школу. Я пошел к нему. Смотрю: Толя лежит и харкает кровью – крупозное воспаление легких. Через три дня он умер. Я боялся подойти к гробу, увидеть его неживого… Все готовятся к государственным экзаменам, а у меня одна мысль: бедный Толя мучил себя, отлично учился, и что?.. Беру книжки и швыряю в кусты… Дома не сказал, что не ходил в школу. И все же экзамены сдал хорошо, кроме немецкого языка, который не терпел. Не то чтобы сам язык не нравился или способностей не было – тупой учитель был, заниматься не хотелось…

У умершего Толи были планы поступать на журналистский факультет Киевского университета. А мне куда идти?! Отец в тюрьме сидит, и денег нет. Хотя и дядя в чинах, и дед был первым председателем сельсовета, за ним еще деникинцы гонялись… Куда идти? Подаю в ближайший педагогический институт в городе Лубня за 12 километров от села. Мать дала мне кусок сала, три рубля денег, буханку хлеба, огурцы. Я пошел и сдал экзамен. На мандатной комиссии парень с голубыми лычками НКВД спрашивает:

– Тебе Маруся Батиевская знакома? Она тебе родственница?

Я сообразил, что это чемпионка Полтавской области по бегу. Отвечаю:

– У нас полно Батиевских.

Тот улыбается:

– Правильно, хорошо отвечаешь.

Приняли меня в институт. В это же время отец подал апелляцию на пересмотр дела, и через некоторое время его выпустили. А через два месяца Верховный Совет вообще снял с него судимость. Это был 1938/39 год. Потом каникулы. Помню, дали стипендию за два месяца, так я купил гамак и радиоприемник.

Второй курс – немцы напали на Польшу. Война уже чувствуется. Во время финской войны я закончил Лубненский педагогический институт. В 1940 году я сдал выпускные экзамены, получил диплом и направление работать в Харьковскую область.

Мои друзья уже были мобилизованы. Мобилизация была какая-то непонятная. Молодых ребят с девятью классами образования брали, опытных учителей забирали служить, а молодых отправили работать в школу.

Тут к нам в отпуск в голубой форме приезжает мой двоюродный брат Вася. Он был штурманом эскадрильи где-то под Самарой, старший лейтенант. Он предложил мне поступать в училище. А отец мой был моряком, членом революционного комитета линкора «Евстафий»[4]4
  «Евстафий» – русский линкор додредноутного типа (1911–1919). Во время Первой мировой войны – флагман Черноморского флота. 23 ноября 1904 года заложен на эллинге Николаевского адмиралтейства, спущен на воду 3 ноября 1906 года, вступил в строй 28 мая 1911 года. С марта 1918 года находился в Севастополе, где 1 мая 1918 года был захвачен германскими силами, а 24 ноября 1918 года англо-французскими войсками и 22–24 апреля 1919 года по приказу английского командования взорван и выведен из строя. В 1922 году сдан Комгосфонду для демонтажа и разделки на металл и 21 ноября 1925 года исключен из списков РККФ.


[Закрыть]
, флагманского корабля Черноморского флота. Он вместе с Ревкомом разоружал Колчака – командующего флотом. Отец посоветовал:

– Поступай в морское.

Думаю: «Пойду, но в морскую авиацию». Хорошо помню свое состояние, когда мне выдали паспорт, – «я свободный, меня никто не удержит в колхозе». Тогда никого из колхоза не выпускали. Я бежал все 17 километров, в кармане у меня был паспорт…

Еду в Николаев, в военно-морское авиационное училище имени Леваневского[5]5
  История авиационного минно-торпедного военного училища им. Леваневского началась в 1939 году. Тогда на базе авиационной школы создали военное училище, которое готовило летчиков и штурманов для военной авиации флотов СССР. Учебное заведение просуществовало 20 лет, подготовив за это время более 6000 авиаторов. Училище прекратило существование в 1959 году, во время военной реформы. На его базе создали 33-й центр подготовки морских летчиков для ВМФ СССР.


[Закрыть]
. Это училище летнабов – то есть штурманов. На одно место 20 человек претендентов. Экзамены сложные, но я справился. Дали мне бумагу, что я принят в училище.

Я погулял почти месяц, провожал ребят на финскую войну. Потом поехал в училище… В училище нас одели в синюю робу, кирзовые ботинки. Лейтенант с повязкой дежурного говорит:

– Протрите шваброй кубрик.

А я не умел. Он не постеснялся, сам все показал… Но на этом мое обучение в училище Леваневского закончилось. Часть из принятых в это училище, в том числе меня, направили в Ейское училище морских летчиков имени Сталина[6]6
  За свою историю учебное заведение много раз меняло свои названия и места базирования:
  – офицерская школа морской авиации – 28.07.1915 год;
  – Петроградская школа морской авиации – август 1917 год;
  – перебазирование в Ораниенбаум Петроградской школы морской авиации – 21.08.1917 год;
  – Петроградская школа морской авиации – 18.01.1918 год;
  – перебазирование в Н. Новгород – сентябрь 1919 год;
  – Школа морской авиации – 8.07.1918 год;
  – перевод Школы морской авиации в Самару – 22.10.1918 год;
  – школа переходит в Севастополь – январь – февраль 1922 год;
  – Высшая военная школа морской авиации – 1923 год;
  – Военная школа морских летчиков – 20.02.1925 год;
  – школе присваивается звание имени Сталина – март 1930 год;
  – перевод школы в г. Ейск – май 1931 год;
  – Военно-морское авиационное училище имени Сталина – 14.04.37 год;
  – училище перебазируется в г. Моздок – сентябрь 1941 год;
  – перебазирование в с. Борское Куйбышевской области – август 1942 год;
  – возвращение на основное место базирования – в г. Ейск – 1944 год;
  – Ейское ордена Ленина военное авиационное училище имени Сталина – 10.07.1956 год;
  – Военное ордена Ленина авиационное училище летчиков ВВС имени Сталина – 8.10.1957 год;
  – Ейское ордена Ленина высшее военное авиационное училище летчиков имени Сталина – 23.05.1959 год;
  – Ейское ордена Ленина высшее военное авиационное училище летчиков – 30.12.1961 год;
  – Ейское высшее военное авиационное ордена Ленина училище летчиков – 4.01.1963 год;
  – Ейское высшее военное авиационное ордена Ленина училище летчиков имени дважды Героя Советского Союза летчика-космонавта СССР В.М. Комарова – 30.05.1967 год;
  – филиал Качинского высшего военного авиационного училища имени А.Ф. Мясникова в г. Ейске – 9.09.1992 год;
  – филиал Краснодарского ВВАУ имени А.К. Серова – 10.03.1995 год;
  – Ордена Ленина имени дважды Героя Советского Союза летчика-космонавта СССР В.М. Комарова филиал Краснодарского высшего военного авиационного училища – 8.08.1995 год;
  – Ордена Ленина имени дважды Героя Советского Союза летчика-космонавта СССР В.М. Комарова филиал Краснодарского военного авиационного ордена Дружбы народов института – 6.10.1998 год;
  – Ордена Ленина имени дважды Героя Советского Союза летчика-космонавта СССР В.М. Комарова филиал Военно-воздушной Краснознаменной ордена Кутузова академии имени Ю.А. Гагарина – 31.08.2000 год.


[Закрыть]
. Мы туда поехали поездом. Прекрасные кубрики. Выдали нам тельняшки и со второго дня начались занятия. Порядок был в училище невероятный. Я никогда и нигде такого порядка, как там, строгого и умного, не видел.

Бывало, что курсантов отчисляли из училища. Например, кто-то на Новый год предложил распить флакон одеколона – вычитали, что в нем спирт есть. В 24 часа их уволили из училища. И никаких разговоров. Еще были исключены три родных брата-акробата. Все три на перекладинах делали стойки. Здоровые ребята, пошли в увольнение, и кто-то их там задел. Они связали дежурного вместе с сопровождающими. Их за это отчислили, но через год опять приняли.

За зиму прошли теоретическую подготовку. Весна 1941 года. Самолет По-2 с ободранными крыльями – чтобы не взлетел. Даешь газ, выдерживаешь направление. Так мы рулили несколько раз. И тут курсант зацепился за столб. Появляется начальник училища генерал-лейтенант Андреев. Подходит к старшине, улыбается и говорит:

– Что тут у вас творится? Разберитесь, чтобы был порядок.

После этих рулежек нас разбили на летные группы. На каждый самолет По-2 группа из шести курсантов с инструктором. Инструктор нашей группы был лейтенант Жора Чарин. В группе один из курсантов – сверхсрочник, старшина. У него в поселке жена с ребенком жила. Одет – «с иголочки». Так в училище не одевались даже офицеры. Очень демократичный, к молодым ребятам не задирался. Второй – старшина группы Петя Гнетов, белорус. Окончил медицинский техникум. Еще были Леша Медянкин, сибиряк, Леша Татаринов, из Липецка. И последний – Володя, такой горбатенький, очень вежливый. Оказалось, он был сыном члена ЦК партии, командующего Дальневосточной армией, которого расстреляли. А дядя его был кандидат в члены Политбюро…

Теоретически изучали скоростной самолет СБ, летали на По-2, уже стали самостоятельно выполнять пилотаж. Леша Татаринов чуть меня не подвел. Мы друг друга катали. Один управляет, а другой сидит за пассажира. Я сижу за пассажира, смотрю – скорость 65, а должна быть 100 километров в час. А при скорости 60–65 километров этот самолет может сорваться в штопор… А парашюта-то нет, и если что – не прыгнешь. Когда сели, я его спрашиваю:

– Почему у тебя была такая малая скорость?

– А ты что, не видел, там впереди самолет был?

Оказывается, он ждал того самолета, как на телеге! Такой был необразованный. Он себя на «мы» называл. Но ушлый, быстро вникал в обстановку. На первых занятиях все за голову хватались, ну как его приняли в авиацию. Руководитель курса морской тактики капитан первого ранга приказывает:

– Курсант Татаринов, принесите из лаборатории модели самолетов.

Тот пошел. Изучаем тактику. Смотрим, он несет, как дрова. А там тонкие проволочки… Преподаватель, как увидел, чуть в обморок не упал.

– Курсант Татаринов, откуда вы родом?

– Мы из Грязей, под Липецком.

– Понятно, заметно, что вы именно оттуда!

Но он быстро усваивал, что ему преподают, и потом выбился в большие начальники.

Старшина Саша Горбачев перед училищем был стрелком-радистом в экипаже наркома Николая Герасимовича Кузнецова[7]7
  Николай Герасимович Кузнецов родился 11 (24) июля 1904 в селе Медведки Архангельской области, умер 6 декабря 1974 г. Адмирал Флота Советского Союза, в 1939–1947 и 1951–1955 возглавлял советский ВМФ (как народный комиссар Военно-морского флота (1939–1946), военно-морской министр (1951–1953) и главнокомандующий). Член ЦК ВКП (б) в 1939–1956 гг., депутат Верховного Совета СССР 2-го и 4-го созывов. Так как ВМФ составлял отдельный наркомат и не подчинялся приказу Тимошенко и Жукова от 21 июня 1941 года о недопустимости «поддаваться на провокации», Кузнецов смог своим приказом от того же числа привести все флоты и флотилии в состояние боевой готовности. В результате 22 июня, в день нападения Германии, ВМФ не потерял ни одного корабля и ни единого самолета морской авиации, а ответил противнику организованным огнем.


[Закрыть]
, радистом в главном экипаже флота. А потом попросился у наркома в училище, и тот его отпустил в летчики.

Он был призван после Института физкультуры в Москве, где участвовал в эстафетах по Садовому кольцу. Бегал в трусах, палочку передавал. Когда его мать узнала, что он бегал голый, в трусах по Москве, она возмутилась: «Какой позор!»

Саша Горбачев был похож на Михаила Сергеевича Горбачева. Задолго до появления Горбачева на политической арене Саша говорил, что у него есть родственник на Кубани, руководит комсомолом.

Саша улетел на Северный флот. Кстати, он после развода женился на вдове дважды Героя Советского Союза Сафонова, воевавшего на Севере. Он ее пережил. Мы с ним добились разрешения похоронить Женю Сафонову на Кузьминском кладбище. А потом и его там похоронили.

Горбачев был в пикировочном полку, несколько вылетов сделал. Потом его послали на Черное море… У него было своеобразное понимание коммерции. Выгодно было менять румынские деньги на наши. Он поменял все деньги, купил ящик фильдеперсовых чулок. Прилетел в Одессу, сдал эту коробку на базар. Потом в полку все вместе пропили миллион денег.

Потом попал на Балтийский флот. Там сделал несколько вылетов. Награжден был орденом Красного Знамени. Он получил командировку в полярную авиацию. Летал вместе с Мазуруком[8]8
  Илья Павлович Мазурук (родился 7 (20) июля 1906 г., умер 2 января 1989 г.) – советский полярный летчик, Герой Советского Союза, генерал-майор авиации. В 1928 году окончил Ленинградскую, в 1930 году – Борисоглебскую школу летчиков. Служил в строевых частях ВВС. В 1930–1938 годы, командуя отрядом Гражданского воздушного флота, одним из первых освоил дальневосточные воздушные трассы, в том числе на Сахалин и Камчатку. С 1936 года летал в Полярной авиации. В 1937 году в качестве командира самолета ТБ-3 участвовал в высадке первой дрейфующей научной станции «Северный полюс-1». За мужество и героизм, проявленные при выполнении этого задания, Мазуруку Илье Павловичу 27 июня 1937 года присвоено звание Героя Советского Союза. В 1938–1947 годах – начальник управления Полярной авиации Главсевморпути. В 1939 году окончил курсы усовершенствования командного состава при Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского. Участник советско-финляндской войны – в должности командира бомбардировщика ТБ-3; выполнил несколько боевых вылетов. Участник Великой Отечественной войны. С июля 1941 года – командир авиационной группы ВВС Северного флота. С 1942 года – начальник Красноярской воздушной трассы. С 1943 года – командир 1-й перегоночной авиационной дивизии, руководил перегоночной трассой АЛСИБ. В 1947–1953 годах – заместитель начальника Научно-испытательного института ГВФ. С 1953 года – в отставке. Работал в Главсевморпути, совершил 254 полета на дрейфующие станции. В 1955–1956 годах – командир летного отряда первой морской экспедиции в Антарктиду. В январе 1956 года первым осуществил посадку самолета Ан-2 на вершину айсберга в Антарктиде.


[Закрыть]
. Это единственный генерал, который никогда ничем не командовал, был депутатом Верховного Совета СССР и при этом сделал лично 200 с лишним посадок на лед. Саша рассказывал, что денег полно было. За дальность полета, за нагрузку, за беспрерывность полета, за темное время – за все им платили. Но Мазурук своим напоминал: «Жадность фраера сгубила». В авиации он был своим человеком, везде летал… Он был два раза руководителем полета на Северный полюс.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации