Текст книги "Брачные игры чародеев"

Но юная волшебница не слушала. Издав еще один звук, она кивнула куда-то в сторону от нашего воздушного шара.

Я тут же прикусил язык от страха.

Оказывается, дело вовсе не в Профитроле-младшем…

Грозовой фронт можно было потрогать рукой, имейся у нас в распоряжении рука достаточной длины. Он заслонил небо, готовый врезать по нам водой и электричеством. И ведь врезал. Молния прошила воздух рядом с нашим летательным аппаратом, и мы на несколько минут оглохли. Именно поэтому никто из нас не слышал собственных, полных ужаса воплей.

Шар падал. Во всяком случае, мне так казалось. Когда вас кружит с бешеной скоростью, окатывает тоннами воды и мордует ветром, трудно ориентироваться в пространстве.

Бах! Грохотнуло прямо под нами. Я вцепился в край корзины всеми конечностями и заорал. Потом кто-то вцепился сзади в меня. Визжал он так, что с успехом мог быть и Леопольдом, и Гермионой, и Тристаном. Через пару мгновений мы свалились на дно корзины. Словно ожидая именно этого, сверху с хрустом приземлилось нечто – прямо мне на голову. Ощущения были незабываемыми.

Вот тебе и тихая-мирная Волшебная Страна!..

24

Мы не упали и не развалились на запчасти – а о таком исходе я и думал, когда вопил во все горло, придавленный неопознанным телом, – и все благодаря умнице Гермионе. Ее телекинез был верхом совершенства. Преодолевая бешеный ветер, ее чары заставили-таки шар двигаться прямо и даже немного снизиться. И в таком положении волшебнице удавалось его поддерживать. Нас хлестали водяные струи, обдувал ураганный ветер, однако магию Гермионы стихия поколебать не могла. Вот такая молодец моя сестрица. Достойна памятника и все такое. Когда вернемся, надо будет подать заявку на включение ее в книгу первых красавиц королевства.

Я очнулся от того, что меня поднимали на ноги. Но сначала подняли неопознанное тело, которым оказался Тристан. И этот ребенок весит, как гиппопотам? Невероятно!

Мы были мокрые и потрясенные до глубины души. Наши взгляды блуждали по сторонам. Подумать только, моя защита, которой я укрыл корзину, не сработала. Леопольд оказался прав: халтура.

Нам удалось вырваться из плена грозы невредимыми, и воздушный шар по-прежнему летел примерно в десяти метрах над землей. Словно ничего и не произошло. Тучи развили спринтерскую скорость и чесали в южном направлении, и я пожелал им счастливого пути, отжимая свою шляпу.

– А где Арни? – вдруг спросил Леопольд и перегнулся через борт. Я сделал то же самое, а Гермиона за моей спиной воспользовалась случаем применить к себе полезное заклинание Тщательной Просушки.

Арни был на месте, но мы высоковато взяли, поэтому наш фарфоровый проводник просто болтался над землей, привязанный за шею, и летел с довольно-таки философским видом. Выполнять свою миссию в таком положении ему было затруднительно.

Гермиона заставила шар произвести маневр снижения, и Арни снова оказался на земле. Песик повел нас под углом к тому направлению, в котором мы двигались раньше, а это значило, что буря занесла нас не в ту сторону. Вообще, нам повезло, что мы не оказались в другом конце Волшебной Страны и не потеряли проводника в яростной стихии. Тяжелое это занятие – путешествовать, скажу я вам. Никогда не знаешь, что произойдет в следующий момент.

Справедливость собственного утверждения я проверил через каких-нибудь полчаса, когда нас вынесло к Железной реке. Леопольд схватил справочник и принялся листать, надеясь найти в нем хоть какие-нибудь полезные сведения об этом географическом феномене. Он исследовал приведенную Трехо Альманзором карту, больше похожую, по выражению Гермионы, на детские каракули, и сказал, что ничего не понимает. Вскоре я отобрал у него книгу с намерением развенчать подобное невежество, но и мне пришлось сказать то же самое. Тогда фолиант перешел к Гермионе. Мы ждали чуда. Девица крутила справочник и так и этак, пытаясь сообразить, как правильно использовать приведенные сведения, однако в итоге бросила фундаментальный труд под ноги. Выругаться ей мешали только вбитые в голову с малолетства правила приличия. Ее оценка Трехо Альманзора и его творения упала ниже не бывает.

Оставался, правда, еще Тристан. Была надежда, что его чистый детский разум найдет то, что не нашли искушенные умы, но мальчишка был занят другим делом. Едва не вываливаясь, он перегнулся через борт корзины и что-то разглядывал внизу. Река приближалась, и я вспомнил о драконах. И только я открыл рот, чтобы напомнить соратникам об опасности, как Тристан издал вопль.

«Драконы», – подумал я, и мое сердце покрылось ледяной коркой ужаса.

– Там какой-то ненормальный, – сказал юный герцог, указывая вниз.

«Не драконы», – подумал я, чувствуя, как сердце оттаивает. Надолго ли?

Мы посмотрели на ненормального, который бежал за воздушным шаром и вопил, размахивая руками.

– Действительно, странный какой-то, – сказала Гермиона, покручивая в пальцах волшебную палочку. – Что он говорит?

– Убубубу… абабаба… – перевел Леопольд. – По-моему, так.

Небольшого роста человечек, похожий на потерявшегося в лесу конторского служащего, бежал вприпрыжку, вытаращив глаза и энергично жестикулируя. И, нет никаких сомнений, показывал на реку. Чем ближе к ней подлетал воздушный шар, тем отчаяннее подскакивал таинственный незнакомец.

– По-моему, он хочет, чтобы мы остановились, – сказал Тристан. – Наверное, это очень важно. Стоп, машина!

Гермиона взмахнула палочкой – шар дернулся и замер в пяти метрах над землей. Арни, которого никто не предупредил, что мы прибыли на конечную станцию, перевернулся на спину и задрыгал лапами.

Надо заметить, до Железной реки оставалось не так уж много роковых метров. Чуяло мое сердце, что это связано с драконами, и не прогадало. Правда, пока ни один из них не выскочил из-за угла с диким воплем, но, думаю, все к тому шло. Интересно, имеет ли к этому отношение забавный коротышка?

– Снижаемся, – скомандовал Тристан, вообразивший, что в критической ситуации он обязан взять командование на себя. – Не так быстро!

– Может, сам попробуешь, противный мальчишка? – осведомилась Гермиона ядовитым голосом.

– Я?

– Ты! Я только и делаю, что управляю шаром, а ты указания раздаешь!

Ага, подумалось мне. Всеобщее восхищение Тристаном стремительно тает, и публика начинает прозревать. Это не может не радовать. В конце концов, не до конца же дней Профитроль-младший будет пользоваться лаврами добывателя редких гримуаров. Придется и ему, как всякому кумиру, с треском слететь с пьедестала, дабы испить чашу скорби и понять, насколько непостоянна народная любовь.

Воздушный шар шмякнулся на зеленую траву – так прекрасная волшебница продемонстрировала нам свое раздражение. Она полагала, что всю работу делает одна, и была недалека от истины. Лично от меня толку никакого. От Леопольда ни на йоту больше. Как всякие мужчины, мы профессионально отлынивали от своих обязанностей.

Да, я забыл про странного коротышку! Скажу сразу, производил он неоднозначное впечатление. Первым делом в глаза бросался его далекий от элегантности туалет, несомненно добытый на помойке, куда его выбросил еще не до конца утративший чувство собственного достоинства бродяга. Лохмотья изобиловали заплатками собственного изготовления, причем пришпандоренными из рук вон плохо, а степень чистоты одеяния была ниже всякой критики. Лично я не пригласил бы этого субъекта на званый ужин. Облик низкорослого уникума дополняла трава, проросшая в бороде, и зеленые мхи. Глаза же блестели подозрительно. Такой блеск, наверное, можно встретить лишь в одном месте: лечебнице для людей с растрепанными нервами, где все постояльцы носят рубашки с длинными рукавами, завязанными на спине.

– Как хорошо, что вы остановились! – проблеял коротышка, подбежав к корзине и вцепившись в нее ручками.

– Не вижу ничего хорошего, – отозвалась Гермиона. – Вы прервали наше путешествие, а у нас совсем нет времени на болтовню. Что вам угодно?

– Угодно? Ах да, угодно, угодно, угодно…

– Вы повторили это трижды, – заметил Леопольд с холодцой. – По какой причине?

Бедняга преисполнился трепета. По всей видимости, с хорошо одетыми господами, путешествующими в сопровождении прекрасной девушки, он не разговаривал лет пятьдесят и успел утратить такой важный навык.

– По-моему, он того… – прошептал мне Тристан, тайком покрутив пальцем у виска.

– Мы ждем объяснений, – сказала Гермиона.

– Объяснений, объяснений, объяснений…

– Опять три раза, – проворчал Леопольд.

Я двинул его локтем, взглядом напоминая о кочерге. Он сжал челюсти со звуком, с каким раскалывается кусочек сахара под давлением щипцов.

– Простите, господа, – сказал коротышка и почему-то потрогал свою голову.

Хм… А-а, он искал шляпу! «Увы, мой друг, – хотелось сказать мне, – она давно покинула наш бренный мир, так что немудрено, что на ее месте теперь находится нечто, похожее на гнездо». Вообразите мое удивление, когда из этого гнезда высунулись три клювика и принялись пищать во все горло.

Мы замерли.

– У вас там… птенцы, – заметил ледяным тоном Леопольд.

Коротышка моргнул.

– Я знаю…

– Там гнездо, – на всякий пожарный уточнила Гермиона.

– Не обращайте внимания. Это сойка. Она – мой друг. Все в порядке.

– Ладно, – сказала моя сестрица.

– Круто, – шепотом произнес Профитроль-младший.

Судя по всему, хулиган был немало очарован происходящим. Его глаза затуманились, а лицо пошло таким здоровым румянцем, что я испугался, не подхватил ли он лихорадку.

Таинственный незнакомец прокашлялся, а мы напомнили себе, что находимся не в Эртилане, а в Волшебной Стране, где может случиться и не такое. И потом, мы же сами маги, а не зеленщики какие-нибудь, с каких это пор несуразности стали повергать нас в шок?..

– Прошу меня извинить. Я… я так долго не общался с порядочными людьми, что мне довольно трудно формулировать мысли.

– Постойте, – вмешался Браул Невергор. – Вы сказали «с порядочными». Означает ли это, что в последнее время вам доводилось вступать в переговоры с непорядочными?

– Ну… как вам сказать…

Прилетела сойка. Не обращая на нас внимания, она спустилась в гнездо и начала кормить отпрысков свежими червячками. Мы наблюдали за заботливой пернатой мамашей до тех пор, пока обед не подошел к концу и она не уселась на своих птенцов, чтобы немного подремать. Наше присутствие ее ни капельки не смущало.

– Да! – рявкнул коротышка, как человек, вдруг вспомнивший, о чем вел речь недавно. Гермиона вздрогнула от испуга. – Я встречал непорядочных. Точнее, одного непорядочного!

– Интересно, интересно, – сказал я. – Только не кричите. Вы испугали мою сестру.

– О! Я не хотел, прошу прощения… Ой, собачка!

Незнакомец подхватил Арни с травы, одаривая ласками, словно это был настоящий щенок. Фарфоровый песик не остался в долгу и принялся восторженно вылизывать гигиенически несовершенную физиономию человечка.

– Извините, что отвлекаю, – сказала Гермиона тоном классной дамы, – но у нас нет времени… На обратном пути мы, возможно, остановимся здесь снова, тогда и поговорим.

– Что вы! Что вы! Реку нельзя пересекать просто так! – Таинственный незнакомец смотрел на нас, словно на малых детей. – А, вы не знали! Я и гляжу, что вы летите на этой штуковине и ни о чем не думаете! Это опасно, господа, и я хотел вас предупредить. Если бы не я, через пять минут, даже меньше, от вас осталось бы что-нибудь неприятное – и все!

– Что неприятное? – спросила Гермиона.

– Мокрое место, – ответил незнакомец. – Учитывая, что и река состоит из воды, это логично, да?

До нас долетел противный, скрипучий смех.

– Перестаньте! – сказала девица. – Выражайтесь яснее, уважаемый! Кстати, вы не представились!

Ритуал знакомства оказался не слишком продолжительным – к вящей радости обеих сторон. Коротышку звали Носорий, и положа руку на сердце я скажу, что это имя ему очень идет. Именно так должны звать сумасшедшего затворника, коим наш новый знакомый, безусловно, и являлся. Не исключаю, что в Волшебной Стране он не заблудился случайным образом, а живет здесь на добровольных началах. После гнезда с живой сойкой на голове я готов допустить самое невероятное.

– Кажется, мы говорим о драконах, – сказал я, обращаясь к соратникам.

– О них! О них! Точно так! – протараторил Носорий. – Если бы ваш шар оказался над этими обманчиво тихими водами, не сносить бы вам головы! Таков у драконов характер, совершенно несносный. Если их не задобрить, они могут выйти из себя. Вот и тот человек тоже хотел пересечь реку за просто так…

Я переглянулся с Гермионой, и мы прищурились.

– А не встречался ли вам тип, подходящий под следующие параметры?

Портрет Вольфрама Лафета Первого я описал во всех подробностях, точно сам злодей присутствовал среди нас и его можно было схватить за нос.

Коротышка разинул рот.

– Он! Он! Он! Тот самый… Тот самый… Кх…

Носорий поперхнулся.

– Не можете подобрать слово? – спросил я.

– Не может, – с уверенностью заключил Тристан. – Если даже меня не знают, как назвать после очередной моей выходки, то что говорить о таком профессионале, как Вольфрам? Наш лексикон, к сожалению, еще не в состоянии передавать столь тонкие оттенки смысла!

Носорий бросил на мальчишку изумленный взгляд. А что, в его время детишки не были такими умными? Хм. Когда же и где он родился?

В общем, уточнять насчет детей было некогда – Носорий вернулся к прежнему занятию и снова закипел от гнева.

– Я мечтаю разорвать его на кусочки! Как жаль, что драконы этого не сделали! Оказалось, впрочем, что он сильный чародей и сумел отмахаться… хотя, надо заметить – ха-ха-ха! – после этого негодяй обратился в бегство. Смазал лыжи! Дунул во все лопатки!.. Навострил педали!

– Мы поняли, – сказала Гермиона. – Не могли бы вы подробнее рассказать об этом событии, а также осветить проблему драконов, которые живут в реке и терпеть не могут путешественников?

– Хорошо, – сказал, выпуская пар из ушей, Носорий. – Хорошо. Раз так легли карты судьбы, я обязан посвятить вас в подробности. Судя по всему… – он прищурился, – вы господа приличные и не будете творить безобразия.

В этот миг я положил свою длань на плечо Тристана и сказал:

– Обещаю, что взрослая часть нашей экспедиции не будет поджигать ваш дом, бить стекла, стрелять из рогатки в чучела животных и делать иные возмутительные по своей сути вещи. Однако лично я не дам гарантии, что сей отрок не уступит искушению сровнять ваше гнездо с землей.

Тристан скрестил руки на груди, сверкнув улыбкой. Этакий юный полководец, только что разбивший неприятеля как минимум на три головы.

– Ваш сын настолько неуправляем? – удивился Носорий.

– Это не мой сын, – заверил я с жаром. Вот уже в который раз Профитроля-младшего принимают за моего отпрыска. Неужели есть схожесть? Не верю. – Он мне даже не родственник. Впрочем, история долгая, и если вы не знакомы с представителями высшей дворянской прослойки Мигонии, нет смысла рассказывать…

– Так вы из Мигонии? – пискнул Носорий. – Из Мигонии?

– Нам выпало счастье родиться и жить в этом великом городе, – сказала Гермиона. – Но мы теряем время…

Носорий, кажется, не слышал. Глубочайшее раздумье прорезало, как принято говорить, его лицо морщинами. Глаза уставились на что-то, не доступное взору иных смертных, а пальцы залезли в бороду и принялись там копошиться, словно стая мангустов в траве.

Мы ждали, покрываясь потом под палящими лучами солнца и мучаясь от неопределенности. Я думал о Жаворонке и Вольфраме и еще о всякой ерунде и поражался пустынности здешних пейзажей. Никого в округе, за исключением этого странного низкорослого господина. Мне казалось, Волшебная Страна должна быть населена до предела и просто трещать по швам от нечеловеческих существ всех разновидностей. Ничуть не бывало. Девственные кущи простирались во все стороны. Вот здесь бы я мог поселиться, здесь бы я мог спрятаться от суеты большого города и моих приятелей, которым вечно от меня что-то нужно. Я мог бы устроиться в Волшебной Стране с большим комфортом, чем Носорий, и жил бы себе припеваючи. Я – чародей и при помощи магии вполне прилично могу обустроить свой быт.

Когда я слишком глубоко погружаюсь в мечты, меня постоянно кто-то из них выдергивает. На этот раз это был Носорий.

– Прошу вас, господа, в мой дом. Там мы можем хорошенько поговорить. И вы отдохнете после долгой дороги и наберетесь сил перед следующим ее этапом.

– Но время… – снова попыталась завести шарманку Гермиона.

– Время? Какое значение имеет время, прекрасная дева? Тут оно течет совершенно по-другому. Вам это должно быть ясно как день.

– Тебе ясно как день? – спросил я у сестрицы.

– Ладно, мне ясно! – сказала Гермиона, задирая нос. – Так и так получается, что мы должны принять приглашение. Идемте.

– Вот и славно, – улыбнулся Носорий, отвязывая фарфорового песика от шпагата и отправляя его во внутренний карман. – Следуйте за мной.

– Эй, вы сперли собаку! – крикнул Тристан.

– Я знаю, молодой человек, но причину моего поступка вы узнаете позже.

– Ага, все так говорят, а потом ничего не рассказывают! – надулся юный герцог.

– Обещаю.

После этого наша экспедиция окончательно убедилась, что Носорий не в себе, причем сильно и давно.

25

Воздушный шар мы оставили на месте посадки, пришвартовав его к большому пню, а сами отправились пользоваться гостеприимством. Подойдя к обители отшельника, мы узрели домишко, выстроенный по лекалам, коими повсеместно пользуются в нашем королевстве. И, клянусь, сердца бывалых путешественников и охотников за жаворонками оттаяли. Я давно понял, что Носорий – мой соотечественник, поэтому был счастлив, повстречав столь милые глазу архитектурные формы. Улыбаясь, я пялился по сторонам. Мне нравился этот дворик, эти беленые стены, эти стрельчатые окошечки и двускатная черепичная крыша. Нравилось даже то, что домик почти висит над водой, примостившись у самого края обрыва.

Один только Тристан Профитроль не проникся очарованием момента. Вот он, истинный сноб, отпрыск родовитых родителей. Мальчишка заявил, что такую жалкую халупу видит впервые в жизни и что у его друзей из бедных районов дома в сто раз лучше. От его взгляда не укрылись трещины в стенах, некрашеные доски, кривая дверь, изъеденная термитами, грязные стекла и покосившаяся ограда.

– И это только снаружи, – сказал Тристан, продолжая строить из себя высокомерного представителя правящего класса. Всеми силами он намекал нам, что внутри нас ждет настоящее потрясение.

Критика не достигла цели. Носорий лишь бросил на юного герцога задумчивый взгляд и вошел, напомнив, чтобы и мы не торчали на крыльце, как бараны. Конечно, выразился он более вежливо, но суть каждый из нас уловил без труда.

Гермиону мы пропустили вперед, ибо так у нас принято – чародейки всегда первыми входят в пещеру к дракону. Леопольд прошмыгнул следом, оглядываясь на меня через плечо. Я сказал ему, что кочерги у меня нет, и бедняга весь задергался, словно в штаны ему засыпали килограмм муравьев. Тристан, фыркая, будто недовольный жизнью пони, протопал внутрь сразу за ним, а последним вошел я.

Никаких кошмаров внутри мы не заметили, если, конечно, не воспринимать в качестве такового довольно скромный и непритязательный быт отшельника. Носорий не жил на широкую ногу, скорее на узкую, поэтому в берлоге его не было излишеств, привычных аристократу. Только то, что необходимо, – не больше и не меньше.

Отшельник предложил Гермионе присесть на почетное место. В его понимании почетным местом было кресло-качалка, стоящее у камина. Нечто подобное имелось у меня дома, и на нем я часто предавался размышлениям долгими зимними вечерами или дремал под треск камина короткими зимними днями. «Хорошая вещь», – подумал я, не понимая, почему Гермиона так кривит прекрасное личико.

– Нет, спасибо, – ответила она на повторное предложение Носория. – Мне некогда расслабляться и вообще…

Мы с Тристаном начали движение одновременно. Только что, понимаешь, стояли на стартовой линии, а через миг уже дули во все лопатки к финишу. Финишем, по нашему общему представлению, являлось приснопамятное кресло, которым ни в какую не захотела воспользоваться Гермиона. Зато захотели мы с Тристаном. Вы бы видели, что за бескомпромиссная борьба развернулась между нами! Я ни за что не хотел уступать и прибавлял ускорение с каждой секундой, но и мальчишка, будучи вправе рассчитывать на молодость и гибкость своих ног, мчался не хуже. Даже, я бы сказал, мчался лучше меня. Если Браула можно было сравнить со старой клячей, для которой этот забег – лебединая песнь, то юный чародей несся, точно полная сил подрастающая косуля. И туго бы мне пришлось, невзирая на все старания, если бы изначально я не стоял ближе к креслу.

Короче говоря, я первым плюхнулся в него, да так, что едва не перевернулся назад вверх тормашками. Это, впрочем, не помешало мне издать торжествующий вопль, от которого побледнели все присутствующие.

Тристан стал как вкопанный. Я показал ему язык и залился зловещими смехом, яростно покачиваясь на своем трофее.

Все, включая Носория, стояли с разинутыми ртами. Даже Гермиона, привычная к внезапным приступам болванизма у своего брата.

– Да… – сказал потрясенный отшельник. – На это стоит посмотреть. И давно у вас так, уважаемый чародей?

– Что давно?

– Манера смеяться, к примеру.

– Не знаю, – ответил я. – Я всю жизнь хохотал и хихикал. Так делает каждый нормальный человек.

– Нормальный? – спросил Тристан. – Граф, погляди на себя! Хы!

Но поглядел я сначала на Гермиону – как бы в поисках моральной поддержки.

Хм, как странно! Зачем она зажимает рот обеими ладошками? Почему ее прекрасные глаза стали величиной с граненые кофейные чашки?

Караул! Что-то происходит.

Я озирался по сторонам, ничего не понимая.

– Ясно, – сказал Носорий, сурово сдвигая обе брови в переносье. – Мне все ясно…

– Э? – спросил я, ощущая, как большой кусок льда перемещается у меня в животе.

Это было нехорошо.

Леопольд отступил к двери и быстренько проверил, не заперта ли она на какой-нибудь потайной засов. На его счастье, как я понял, дверь можно было распахнуть одним движением.

Тристан поцокал языком и покачал головой с явным восхищением. Кажется, он не боялся стоять рядом со мной. Более того, его раздирало любопытство. Ощерив острые зубы, мальчишка прищурился и захихикал.

Носорий, под шумок ускользнул в соседнюю комнату.

– Отойди от него, – сказал волшебница, обращаясь к Тристану. – Немедленно!

– А? Чего? – спросил я, сбитый с толку, словно голубь, которому прямо в полете сокол звезданул по затылку.

– Браул, спокойно! – ледяным тоном сказала Гермиона, сжимая в руках волшебную палочку. – Все в порядке. Все под контролем. Никто не…

Появился Носорий. С торжественным видом он нес в руках деревянный поднос, на котором что-то лежало. Укрытое потертой бархатной тряпицей, между прочим.

– Сидите спокойно, – сказал отшельник, останавливаясь у стола.

– Спокойно? – взвизгнул я. – Как это? Вы… в чем дело? Что вы задумали? Это что, заговор? Гермиона?

– Заговор? – улыбнулась юная волшебница, крохотными шажками, боком продвигаясь к входной двери. Тристан зачарованно смотрел на меня и шевелил губами: «Круто!» – Нет, что ты… просто… это так необычно…

– Что необычно? – взвыл Браул Невергор. – Объясните нормальным языком!

Глянув в круглое зеркало, которое Носорий взял с подноса и приблизил ко мне, Браул Невергор увидел устрашающего, я бы сказал сильнее, гнусного типа с длинным мясистым носом, похожим на колбасу, и длинными острыми ушами, которым позавидовал бы даже осел. Отвратительный портрет дополняли бородавки на подбородке и щеках (из каждой рос черный волос) и мешки под глазами, прямо целые складки, словно на пузе какого-нибудь толстяка. Да, волосы были не только на бородавках. Они росли пучками из обеих ноздрей и из ушей тоже. При желании их можно было завивать и причесывать.

– Браул, только не волнуйся, – сказала Гермиона, стоя у дверей. Она готова была бежать, прихватив с собой Леопольда и Тристана, и я ее не виню. Когда видишь перед собой такое…

Я не волновался – ни в коем случае. Какой смысл? Я перескочил стадию волнения и еще несколько следующих стадий в один миг и приступил к панике в самом высшем смысле этого слова. Эта Паника должна писаться и произноситься с большой буквы «П». Это та Паника, которая издревле слывет родной сестрой Ужаса и всюду сопровождает его, измываясь над несчастными вроде Браула Невергора. А что прикажете делать? Кто на моем месте последует совету сохранять спокойствие, понимая, что страхолюдина в зеркале – всем пугалам пугало! – не кто иной, как ты сам? Нет, мое окружение решительно ошибалось. Даже человек с нервами, сделанными из кварцита, не удержался бы от крика, тем более я, натура, издерганная заботами о ближних.

Ни один вопль, что я издавал раньше по разным поводам, не шел ни в какое сравнение с тем, что породило мое горло в тот момент. Это был вопль-рекордсмен, вопль-шедевр, равных которому, наверное, не отыщется никогда до скончания миров. Он длился до тех пор, пока с пальцев Носория не сорвались бледные красноватые молнии и не вонзились в меня, словно осиные жала. Я перестал вопить и окаменел до такой степени, что не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Зато стало тихо.

Тристан первым решился нарушить безмолвие и сказал:

– Ничего себе. Какой красавчик! А глотка-то луженая!

– Послушала бы я тебя, если бы с тобой случилось такое, – сердито пробурчала Гермиона.

Я скосил в глаза в ее сторону, только скосил, потому что не владел собственной плотью и кровью, и попробовал улыбнуться. Сильно тянуло погрузиться в обморок, но что-то удерживало. Словно я уже был не я, а кто-то другой.

Ну все правильно. Видали, что было в зеркале? Кстати, отшельник отобрал его у меня сразу, как только я разинул рот и издал первую порцию кошмарного крика.

– Так-так-так, – сказал Носорий.

– Что здесь происходит? – потребовала объяснений волшебница. – Что вы сделали с моим братом?

– Я? – изумился коротышка. Сойка на его голове проснулась – на шум она не прореагировала вовсе – и занялась чисткой перышек. – Я тут ни при чем. Это он сам.

– Сам? Ну, знаете! Я знаю Браула всю жизнь и ни разу не замечала за ним склонности к отращиванию длинных ушей. И очень сомневаюсь, что этот нос способен украсить его благородное лицо с тонкими чертами! Если только… Если только он ничего от меня не скрыл. Браул, скажи, с тобой когда-нибудь такое происходило?

– Он не может ответить – я его временно парализовал, – сказал Носорий.

– Я заметила… Так вы чародей?

– В некотором роде.

– А точнее?

– Чародей, если вам так хочется… Послушайте, не надо смотреть на меня столь кровожадно. Нет, вы смотрите! Я тоже жертва некоторых обстоятельств, как и вы. Я живу здесь один и тронулся умом – признаю. Но мне еще далеко до того состояния, какое принято называть сумасшествием!

– Оно и видно, – заметила Гермиона. – Особенно если присмотреться к тому, что находится у вас на голове! Появись вы в Мигонии с этим экстравагантным украшением, боюсь, никто не оценил бы вашего юмора!

– Поэтому я и не в Мигонии, – ответил Носорий.

– Логично…

– Гермиона, можно я подойду и дерну Браула за ухо? – спросил Тристан.

– Нет!

– Почему?

– Как это – почему?

– Я никогда не видел такого страшилища, ну, если не считать образов, какие временами принимает старый злодей Вольфрам…

– Вольфрам, – пробормотала Гермиона, хмуря бровки.

– Вольфрам, – пробормотал Леопольд, и тень мрачного деятеля нависла над всеми нами.

Особенно она нависла надо мной, размышляющим о смысле жизни. Теперь, совершенно ясно, путь в Мигонию мне закрыт. Если Носория с его гнездом и сойкой еще худо-бедно стерпят, посчитав его просто чересчур эксцентричным, то мои нынешние длинные уши и нос станут просто наглым вызовом общественным нравам. Я не пройду и десяти шагов, как дюжие стражники возьмут меня под белы ручки и водворят в сырое, мрачное подземелье. Они справедливо рассудят, что такую страхолюдину ни в коем случае нельзя показывать порядочным мигонцам, если, конечно, власти не захотят спровоцировать массовые обмороки среди населения.

– Пришло время кое о чем поговорить, господа, – сообщил Носорий. – Проходите, располагайтесь. Так или иначе, мы здесь ради этого.

– А за нос можно дернуть? – спросил Тристан, дрожа от нетерпения.

– Слушай, ты уже взрослый мальчик! – вскипела Гермиона. – А ведешь себя, как пятилетний! Стыдись, юный герцог! Что скажет твой отец?

– Он скажет: «Чем бы дитя ни тешилось…»

– Ладно-ладно, хватит! Я поняла, какие нравы царят в вашем доме и продуктом чего ты являешься.

– Чего? – не понял Тристан.

– Продуктом халатного отношения к проблемам воспитания! – припечатала Гермиона и усадила Тристана на табурет возле окна. Сама стала рядом, чтобы бдеть. Мальчишка хмуро уставился на меня, словно это я был во всем виноват.

Леопольд утер со лба нервный пот и устроился как можно ближе к входной двери. На меня он смотрел оловянными глазами, не в силах поверить, что это и есть друг его детства. Честно говоря, я разделял его чувства. Мое сознание воспринимало происходящее как сон. «Вот сейчас проснусь, – думал я, – и увижу Гарнию, которая опять сообщит мне нечто потрясающее».

– Насколько я понял, речь идет о Вольфраме Лафете Первом, – сказал Носорий, видя, что собеседники не в силах сосредоточиться для серьезного разговора. – Так этот тип назвался, когда мы в некотором роде познакомились.

– Ага, – сказала Гермиона. – И вы сразу вкусили всю прелесть общения с этим злым стариком?

– В ту же секунду. Он пытался перебраться через Железную реку, но драконы были не согласны с его планами и задали ему жару. Они чувствуют магическую болезнь точно так же, как я. Не думал, правда, что мне доведется встретить целых двоих людей, которые ею болеют.

Я завращал глазами. Очень хотелось высказаться.

– Постойте, так вы знаете, что такое Чудовищный Синдром? – спросил Леопольд, отобрав у волшебницы ее вопрос.

– Так получилось, что знаю. Это долгая история. И ваш друг тоже им страдает, хотя и на начальной стадии.

Я издал безмолвный стон.

– Браул, дорогой, – простонала Гермиона уже по-настоящему, – так, значит, ты… Ты… Это не твоя выходка, а…

– Именно, – подтвердил Носорий. – Вопрос в том, где он подцепил эту редкость.

– Я знаю, – сказал Леопольд. – От Вольфрама. Ведь он же был у него в гостях, разговаривал с ним. Может быть, дедуля специально это сделал?

– Какой дедуля? – спросил Носорий.

– Вольфрам Лафет Первый – мой дедушка, – признался чародей. – Позор и проклятие нашей фамилии.

– Понимаю, – хмыкнул отшельник. – Иметь такого родственника – не шутка.

– Как возможно заразить им человека нарочно? – спросила Гермиона. – Разве тут не нужны особые методики?