Текст книги "Брачные игры чародеев"

30

Грустные мысли приходили мне в голову во время исторического забега. И самая грустная из их числа заронила в меня подозрение, что это никогда не кончится. Я имею в виду оперетту с крэнделями. Они так и будут гоняться за мной. В какое бы измерение Браул Невергор ни попал, кровожадные коротышки и там продолжат охоту, потрясая копьями и перечницами, словно голодные воспитанники дома призрения. И единственным способом поставить точку в этом гастрономическом деле станет моя добровольная сдача в руки лесных кулинаров. Приготовив меня на ужин, крэндели довольно крякнут и отправятся наконец восвояси.

В общем, от всего такого-этакого мозги вполне могут повернуться не в ту сторону. А учитывая высказывания некоторых личностей, что у меня они и так… В общем, вы поняли.

Работая руками и ногами, я несся вдоль старой каменной стены и старался не упустить из виду Гермиону. Ну, впереди все было более-менее понятно. Зато непонятное творилось позади меня. Оглядываясь назад, я видел, как Сляден Исирод колдует над своей расческой. Старый дуралей не отказался от планов насчет нее и, как я мог убедиться, воплощал их прямо на бегу.

Оказалось, отшельник не шутил, когда собирался тряхнуть стариной. Он тряс, да еще как. С магией, что открывалась мне в те мгновения, когда я оборачивался, Браул Невергор сталкивался впервые. Было в ней что-то сказочно-легендарное, из тех времен, когда драконы населяли наше измерение в громадных количествах и пожирали все, что движется, включая друг друга.

Проорав нужные заклинания, Сляден швырнул расческу через плечо. Та упала в заросли, вспыхнула голубыми искрами, и на ее месте выросло то, что должно было быть частоколом из могучих деревьев, преграждающих путь преследователям. «А-а! Вот, оказывается, в чем дело!» – возликовал я в глубине души. Это же гениально и просто и, главное, эффективно. Не будь я так измотан перипетиями последних дней, я бы и сам до этого дошел. Наверное.

Перескочив через очередную яму, я снова посмотрел назад. К моему разочарованию, крэнделей расческа не остановила – вместо непреодолимой преграды на их пути появился всего лишь молодой лесок, состоящий из сосенок максимум пятнадцати сантиметров в обхвате. Разве это могло остановить голодную толпу собакомордых? Нет. Единственным результатом была фора примерно в минуту, которая у крэнделей ушла на то, чтобы протиснуться орущей толпой в зазоры между стволами и снова броситься в погоню.

Оглянувшись, я увидел, что Сляден готовит что-то новенькое. На этот раз из глубин своей кофты чародей вытащил бутылку с водой. В принципе, самое время было освежить глотку чем-нибудь холодненьким, но коротышка и не думал освежаться. Вместо этого он бросил бутылку таким же способом, как до этого расческу. То есть через плечо.

Бутылка сверкнула на солнце, переворачиваясь всеми боками, а после брякнулась на землю и разбилась. На этот раз, кажется, фокус удался. Заклинание разорвало емкость с водой с таким грохотом, словно на брег морской обрушилась волна высотой с дом. И именно такая волна, возникнув из ниоткуда, взревела и разлилась во все стороны, затопляя ближайший участок местности, пенясь и закручиваясь спиралями. Узрев плоды своих трудов, Сляден издал испуганный вопль и прибавил ходу. Я поступил точно так же, сообразив, что вода вот-вот настигнет нас обоих и даст возможность почувствовать себя в роли селедки, попавшей в шторм.

Как вы понимаете, сравнение с недавними мокрыми событиями в Мигонии не могло не прийти мне на ум. Давешнее наводнение, устроенное Вольфрамом, конечно, было гораздо более массированным, но тогда в моем распоряжении имелся стол, нареченный «Мудростью Браула». А сейчас? Лишь собственные усталые ноги составляли мое нынешнее богатство. Ну, еще изнуренное бесконечной беготней тело, если уж на то пошло. В общем, поняв, что противостоять стихии на должном уровне не сумею, я завопил еще громче. Тут Гермиона впервые оглянулась назад, и на ее личике отразилось, мягко говоря, смятение. Она ведь понятия не имела, чем занимается отшельник в арьергарде. Происходящее оказалось выше ее разумения.

Тем временем море продолжало разливаться. Двигаясь с увеличивающейся скоростью, оно не только смыло крэнделей, но и уже наступало Слядену на пятки. Коротышка непрерывно голосил, пока пенистый гребень не подхватил его и не завертел, словно щепку. Переливаясь через старую стену, воды с довольным грохотом нагоняли вашего покорного слугу, неся с собой не только Слядена, но и вырванные с корнем небольшие деревья, кусты и мелкую живность.

Перед тем как волна подсекла мои ноги и подняла меня вверх, я успел попрощаться с жизнью, которая, что и говорить, была сумбурней, чем хотелось бы, но в то же время горячо мною любима. Жаль, завещание составить не успел, и отправить письмо родительнице – тоже. Эльфрида будет недовольна. Скажет: «Браул даже помереть не сумел, как все порядочные люди. – И, промокая глаза платочком, добавит: – Такова судьба».

И я с ней полностью соглашусь, ибо что еще остается делать, когда тебя несет на гребне волны в западном направлении, а впереди черная неизвестность?

Гермиону смыло и понесло туда же, так что теперь большая часть нашей экспедиции была похожа на стаю пингвинов, решивших окунуться в ледяную водичку на сон грядущий.

Как вы понимаете, я не мастак плавать и вовсе не отношусь к той категории молодых аристократов-волшебников, которые дни напролет проводят время за подвижными игрищами. Я не ношусь верхом, перепрыгивая через препятствия, я не занимаюсь заплывами на короткие дистанции (на длинные – тем более) и не падаю с вышки, выделывая акробатические фигуры. К подобным увеселениям я равнодушен. В критических ситуациях меня выручает смекалка и счастливый случай, а вовсе не спартанская выучка и стальные мускулы. Вот пример: не догадайся я во время наводнения в Мигонии сделать из стола быстроходную каравеллу, сейчас бы я с вами не разговаривал.

Это я к тому, что на пингвина, ловко прыгающего по волнам, я походил меньше всего. Меня переворачивало по часовой стрелке (иногда и против), бросало то вверх, то вниз и периодически обо что-то ударяло. Подобного способа передвижения еще совсем недавно я и вообразить не мог, и теперь, признаюсь, не знал, как быть. Попытки за что-нибудь зацепиться ни к чему не приводили, да и за что цепляться, если ландшафт, который ты пересекаешь на немыслимой скорости, постоянно ускользает? И вообще, думать было трудно, учитывая, что вода, залившая нос, рот, глаза и уши, сделала меня почти утопленником.

Что-то приземлилось мне на голову. Я предположил, что это Гермиона или Сляден, находящиеся не в лучшем положении.

«Ну что ж, – подумал я, переворачиваясь вверх тормашками, – если такова моя участь… С другой стороны, – добавил я, пересчитывая ребрами гребень каменной стены, – довольно-таки обидно…»

Ай! Волна все-таки перекинула нас через стену и швырнула вниз. Я бухнулся на что-то твердое, похожее на каменные плиты, заскользил по ним, словно улитка по дну лужи, и остановился.

«Хорошо Тристану, – подумал я. – Со своими крыльями он, наверное, даже ног не замочил».

Ну почему всегда везет тем, кто является опасностью для общества, а не его украшением? Почему торжествуют злодеи? Вольфрам небось сидит сейчас в своей библиотеке, укрыв ноги пледом, а я?

Да что там говорить! Жизнь несправедлива!

31

Всегда думал, что теряют сознание чуть ли не в каждой главе исключительно романтические герои из бульварных книжек, но, оказалось, я сам недалеко ушел от этих типчиков.

О том, что был в обмороке, я узнал, только когда выполз из него еле живой.

Лежу и смотрю на мирное голубое небо и стараюсь вспомнить, кто я и где я. Вокруг поют птички, еле слышно шуршит растительность и стрекочут насекомые. Короче, окружающая меня природа не дает повода хандрить, даже наоборот – призывает радоваться жизни, что в моем положении нелегко. На Брауле не осталось живого места. Каждый мой сантиметр источал телесное страдание, которое я не мог выразить даже стоном, настолько был слаб.

Я не умер. Это все, о чем я мог думать с уверенностью.

Неподалеку неспешно текла беседа. Повернуть голову в нужную сторону я был не в состоянии, поэтому, лежа на спине и разевая рот в рыбьей манере, только слушал. Первый голос принадлежал Гермионе, второй – Слядену Исироду.

– Если вы еще захотите поразить наше воображение какой-нибудь катастрофой, будьте добры, предупредите заранее!

– Я уже извинился. Ну что-то пошло не так. У вас, юная леди, разве такого не бывает?

– Нет! Я всегда знаю, что делать и как!

– Вашими бы устами.

– Что?

– Ничего.

– Так что там насчет развалин? Куда нас принес ваш дурацкий потоп?

– Вы знаете, что существует теория, что измерение, где живем мы, люди, было заселено извне? Что оно не родное нам?

– Идиотское предположение. Такое могли выдумать только заплесневелые академики!

– Так или иначе, но этот дворец вполне мог относиться к тем временам, когда переселенцы начали свое движение в наш мир. Другого объяснения я не нахожу. Откуда здесь еще могли появиться эти руины? Думаю, дворец был оставлен и постепенно разрушился, что мы и наблюдаем своими глазами. Вероятно, в иных мирах, если покопаться, найдутся другие следы древней цивилизации.

– Ну и как это поможет нам?

– Я не говорил, что непременно поможет. Но нам повезло, что крэндели сюда не ходят. Перед этими руинами людоеды испытывают священный трепет.

– Нам ждать каких-нибудь каверз – я имею в виду древних демонов, живущих в покинутых залах? Всяких там ловушек, проклятий и черного волшебства древности? Эти ваши… переселенцы могли зачаровать свой дом перед уходом?

– Ничего такого я не заметил, хотя мне пришлось довольно долго проторчать здесь, спасаясь от крэнделей.

– Ладно. Но в чем-то же должен быть подвох! Не скрывайте ничего!

– Да я…

– Меня не проведешь. Вы, должно быть, уже заметили, что я не останавливаюсь на полпути и все равно добиваюсь своего. Понимаю, в ваше время девушки не были такими, но уж это не мои проблемы, поэтому просьба не пучить глаза, а выкладывать все, что знаете!

– Эх… если бы не катастрофа, я бы повел вас к Жаворонку прямой дорогой, избегая всех неприятных мест Волшебной Страны.

– Я бы тоже не прочь была избежать неприятных мест и гордо шагать по прямой дорожке, но, как видите, ничего не вышло. Поэтому удовольствуемся тем, что имеется.

– В этом дворце есть портал. Его я вычислил случайно, когда исследовал развалины при помощи разных поисковых заклятий. Портал откликнулся и на время стал активным, утащив в неизвестном направлении большой кусок гранита, который раньше был частью разрушенной стены.

– Интересно, интересно. И куда же он его утащил?

– Думаю, во дворец, где… словом, в место нашего назначения. Где Жаворонок. Уф…

– Почему вы вздыхаете? Это же прекрасно! Как раз то, что надо!

– Не уверен.

– Это еще почему?

– Портал стационарный, но нестабильный. Куда он может нас выкинуть, если мы им воспользуемся? Лично я бы не рискнул.

– Откуда вы тогда узнали, что он ведет в замок, где находится Жаворонок?

– Я запускал в него Запоминающее Зеркало. На веревочке. Когда я выдернул его обратно, оно показало мне то, что увидело на другом конце канала. Самое интересное, что Зеркало попало прямо туда, где хранится искомая реликвия.

– И обо всем этом вы молчали! Несмотря на то что мы заключили соглашение о полном взаимопонимании и обмене информацией!

Я вздохнул с овечьей кротостью, сознавая, что тайны не только не уменьшаются в количестве по мере продвижения к цели, но множатся, словно кролики в урожайный год.

Мой вздох привлек внимание Гермионы, и она бросилась ко мне, как мамаша, чье чадо попало под омнибус.

Она спросила, как я себя чувствую, и я ответил, что вполне, кажется, готов к погребению.

– Мы положили тебя здесь, чтобы ты немного обсох на солнышке, – сказала волшебница, склоняясь надо мной. – Ты уже обсох?

Вопрос был, что и говорить, своевременным. Я довел до ее сведения, что состояние моей одежды меня волнует куда меньше, чем сохранность всего остального.

– Сейчас, милый! Ты так пострадал! Мы вытащили тебя из бушующих вод, и ты походил на морской огурец… – Гермиона простерла надо мной руки.

– Морской огурец?

– Да. На который наступили. Их часто выбрасывает на пляж, и дети забавляются тем, что…

– Оставь подробности, – прохрипел я и тут же получил заряд ободряющей магии, от которого мои глаза чуть не выскочили из орбит.

– Сил у меня не так много, – сказала сестрица, – но это поможет тебе немножко прийти в себя.

С ее помощью я принял сидячее положение и огляделся. Чувствовал я себя бодрее, это безусловно, и ребра, кажется, были целыми. По какой-то таинственной причине мои кости не пострадали.

– Значит, мы находимся в руинах древней расы?

– Так гласит официальная версия, – кивнула Гермиона.

– Вот, оказывается, откуда мы произошли.

– Ну твердых доказательств нет, – замялся скромняга Сляден. – Если бы у меня было время и возможности, я бы написал диссертацию…

– С этим обождем. Сначала надо решить, что делать дальше. Тут возникают трудности. Мы потеряли весь скарб, кроме этой отвратительной книги. В число наших потерь также входят Тристан и Леопольд. Ума не приложу, куда они могли подеваться.

– Это плохая новость, – сказал я. – Из разряда тех, что бьют прямо в печень.

Волшебница согласилась. Жажда приключений еще горела в ее глазах, но была не столь яркой, как раньше. Уже не солнце, а далекие газовые фонари в мигонском тумане. Тяжелые испытания все-таки просверлили несколько отверстий в Гермионовой броне, и это факт.

– Предлагаю эмигрировать, – сказал я.

– Куда?

– Выберем какое-нибудь дальнее измерение, поселимся в сельской местности и будем разводить круглобоких коров и веселых барашков.

– Зачем?

– Так мы избежим неприятных последствий. Нам влетит от Вольфрама за потерю внука и недобытие Жаворонка. А герцог? Разве не спустит он с нас три шкуры, когда узнает, что его любимый сын сгинул в неизвестности? Спустит. А моя родительница? Ты знаешь свою тетку, мою мать. И другую тетку знаешь – Шеневьеру. Не говоря уже о твоей собственной мамаше, Зелии. Мне не хочется лицезреть, как вся вышеупомянутая братия приближается к нам с дубинками в руках, чтобы как следует отдубасить.

Гермиона помотала головой. Мой сумбурный, пропитанный паникой монолог ей не понравился. Упрямство в ее душе пробудилось от спячки и встало в полный рост.

– Браул, я не собираюсь бегать и прятать голову в песок! Да и какая из меня пастушка?

– Но ты же никогда не пробовала. Я стану охотиться, а ты – ходить к колодцу босиком по утренней росе…

– По-моему, он сошел с ума, – сказал Сляден, обнимающийся со своей книгой в трех метрах от меня.

– Не обращайте внимания, – сказала юная волшебница. – С ним часто такое бывает. Я это называю синдромом цыплячьей души.

– Никогда о таком не слышал, – заметил я.

– Твое счастье. Выражаясь по-научному, ты просто струсил.

– Я?

– Ты! – Гермиона стиснула мою руку. – Отставить пораженческие настроения, иначе будешь… Что там делают с такими типами по закону военного времени? – спросила она у Слядена.

– Хм… Вешают?

– Расстреливают? – подсказал я.

– Четвертуют! – прорычала девица.

– Нет, нет, нет! Повешение! – с убежденностью заспорил я. – Рядовым выдают веревку с мылом, а офицерам, так как они рангом выше, предоставляют возможность быть утыканными арбалетными болтами! Я в книжке читал!

Гермиона надулась, точно мопс, объевшийся овсянки.

– Постойте, господа волшебники, – влез в нашу дискуссию Неистовый Странник. – Предлагаю не терять понапрасну время и силы. Все равно у нас нет ни топора, ни веревки с мылом, ни арбалетов. Лучше подведем итоги и подумаем, какие шаги предпринять.

– Логично, – ответил я. – Гермиона, слушай умудренного опытом человека. Кхррыы…

– Что? – Девица вытаращила глаза.

– Что?

– Ты сказал… Кхррыы…

– Не говорил!

– Господа! – взмолился Сляден. – Давайте уже что-нибудь сделаем! Лично я просто не могу здесь долго находиться. У меня начинается нервная почесуха!

Чародей подполз к нам и воззрился на каждого с такой пронзительностью, словно он гипнотизер в передвижном цирке. Взгляд, направленный в мою сторону, был к тому же подозрительным и испуганным.

Мало что понимая, я сидел и пускал слюни. Внезапно меня посетило странное желание: побегать по кругу и верещать, подобно четырехлетнему ребенку.

– Итак. Мы во дворце, – сказал Сляден, примеряя маску председателя. – Браул, вы слышали наш разговор с госпожой Скоппендэйл в той части, которая касалась портала?..

– Слышал.

– Хорошо. Значит, снова объяснять не нужно. Идти пешком до замка Жаворонка долго и опасно. Для этого нам снова придется прокладывать маршрут через лес, в котором властвуют крэндели…

– Кстати, откуда они взялись? – спросила волшебница. – Почему у Трехо Альманзора об этом ни слова нет?

– Альманзор, как вы уже поняли, просто дилетант, – отозвался Исирод. – Уверен, что сам он тут никогда не был. Но речь не о нем. Лично я считаю, что крэндели… как бы это выразиться… потомки тех, кто ушел отсюда несметные эоны назад.

– Потомки? Выходит, мы происходим от этих собакомордых? – спросил я.

– Нет. Крэндели – некая выродившаяся и одичавшая ветвь древней расы. Возможно, они получились в результате непродуманных магических опытов и были изгнаны из лона своего народа. А когда все отсюда ушли, их оставили. Бедняги вынуждены были жить собственной жизнью, без всякого надзора, и неудивительно, что у них укоренилась привычка употреблять людей в пищу. Такова моя теория. Магическое происхождение крэнделей косвенно подтверждается их неспособностью покинуть Лес Миллиона Костей и входить в пределы развалин дворца, где мы сейчас находимся. Речь идет, вероятно, о запретах, наложенных сильными чарами, которые до сих пор держат дикарей в определенных рамках.

– После этого вам дадут звание академика, – сказал я.

– Мне? Мертвецу? Уже пять веков все в моем мире знают, что я умер. Вряд ли у меня хватит сил доказывать обратное еще столько же лет, – вздохнул Сляден.

– Вы правы, – сказала Гермиона. – У нас еще слишком много косности в общественных отношениях, чтобы доверять гению, который провалился в тартарары полтысячелетия тому назад. Авось лет через сто прогресс возьмет свое. Ну так что там с вашим планом?

Сляден не переставал наблюдать за мной, хотя я и не мог понять, в чем дело. Точно так же он смотрел на меня у себя дома, когда…

Ого! Здесь мне осталось только ощутить, как говорят, прикосновение ледяных пальцев к позвоночнику. Кошмарная мысль на пару мгновений заняла мое сознание, грубо выпнув из него все, что там было до ее прихода.

– …нам придется воспользоваться порталом, – сказал Неистовый Странник.

– А как же нестабильность? – съехидничала Гермиона.

– Придется рискнуть. Призовем на помощь все свои умения. Думаю, экранировать портал от спонтанной интерференции втроем мы сумеем. Я знаю пару-тройку старых надежных формул, которым, вероятно, волшебников в нашем мире уже не обучают.

– Хорошо. Я поняла. Если все получится, мы перелетим прямо к Жаворонку и сцапаем его. Бальзам на душу… Но как быть с Леопольдом и Тристаном?

Сляден пожал плечами. Понятно, будь его воля, он бы дернул к заветной цели без этой обузы на загривке.

– Ну, если вы так дорожите этими типами, особенно мальчишкой… придется действовать просто. Искать.

– Искать, – сказал я. – А где? Если они вылетели после катастрофы за пределы дворца, то, боюсь, их уже догладывают крэндели. И начнут глодать нас, если мы отважимся выступить поисковой партией.

– Но может, они во дворце, – сказала волшебница. – Его мы еще не обследовали.

Слядену эта мысль понравилась.

– Да, возможно, они здесь. Тогда проблема решается. Ну, с чего начнем?..

32

Начал я гораздо раньше, чем верховная коллегия приняла окончательное решение, и вовсе не то, что имелось в виду.

Издав вопль, похожий на Тристаново улюлюканье вперемешку с рычанием леопарда и клокотанием в индюшачьем зобу, я подпрыгнул вверх. Совсем как лягушка-бык, увеличенная до размеров настоящего быка.

Гермиона взвизгнула от испуга. Отпрянув, она зацепилась каблуком за корень растения, торчащий между плитами, и свалилась на спину.

Шмяк! Пролетев по высокой дуге над головой бледного как смерть Слядена Исирода, я приземлился на древний камень дворца. Никогда в жизни не проделывал такого трюка. Здорово, вот что я могу сказать. Такая легкость во всем теле, сила, прыгучесть! Так бы и прыгал и скакал с утра до ночи, валялся бы на травке и рыл землю в поисках червячков и гусениц.

– Гры-хы-хы, – сказал я и почесал левое ухо задней ногой.

Странная перемена заставила меня видеть мир в ином свете. И нюхать тоже. Было ощущение, что в голове взорвалась связка шутих: мысли прояснились, все три, что там завалялись по ошибке.

Встряхнувшись, я весело посмотрел на Слядена Исирода. Чародей некоторое время стоял неподвижно, потом закатил глаза и грохнулся на пол, словно вешалка для одежды.

Я повилял хвостом, ибо это происшествие вызвало у меня неожиданный прилив энтузиазма. Разве меня не приглашали к разудалой игре и энергичным прыжкам?..

– Браул! – воскликнула Гермиона, приложив обе руки к своим щечкам. – Браул! Это опять случилось! Невероятно!

Я озадаченно склонил голову набок.

– Что случилось?

– А ты не понял? Посмотри на себя!

Страшное подозрение закралось в мою душу, мигом вытурив из нее веселье. Шерсть на моем загривке поднялась торчком, нос увлажнился. Я опустил взгляд на свои передние лапы и увидел, что они не похожи на мои любимые руки с длинными пальцами, а точь-в-точь повторяют собачьи.

– Синдром! – сказала волшебница.

– Синдром?

От собачьих лап я перешел к осмотру своего корпуса и сделал открытие: передняя часть туловища принадлежала, несомненно, семейству псовых, но задняя, начинавшаяся от середины, – кошачьим. Точнее, насколько я мог судить, льву. Вот и хвост такой же – длинная сосиска, поросшая коротким мехом, с кисточкой на конце. Болталась она из стороны в сторону, будто щупальце нетрезвого осьминога.

Я повернулся на триста шестьдесят градусов по часовой стрелке, потом на столько же градусов – против. Надо было убедиться, что я ничего не упустил.

Гермиона нашла-таки в себе мужество приблизиться ко мне. В ее глазах было все, что может испытывать молодая леди в таких случаях.

– Ты не будешь кусаться? – спросила она, готовая, в случае чего, бежать без оглядки.

– Кусаться? Я… А на что я похож спереди? Гермиона, что сейчас находится на месте моего лица? Только честно!

– Ну… Ты смахиваешь на милую собачку… – сказала волшебница, нервно хихикнув. – Я не очень разбираюсь в породах, но, подозреваю, что голова досталась тебе в наследство от одного симпатичного ньюфаундленда.

– Что?

Я повалился на каменные плиты и возрыдал. Однажды я был котом, правда, недолго. В него меня превратил другой злобный старец, по недоразумению, кстати, и эти ощущения я забыть не могу до сих пор.

Но одно дело кот, а другое – чудо-юдо, состоящее из двух разнородных частей, да еще с мордой, с которой можно ведрами слюну собирать. Теперь я ходячее недоразумение, годное лишь для паноптикума, где показывают уродцев.

Гермиона опустилась передо мной на колени и погладила по голове. Я лизнул ей руку, повинуясь извечному собачьему импульсу, и заскулил от досады.

– Ничего, ничего, бывает и хуже, – сказала девица, обретая прежнюю твердость духа.

– Да? А как?

– Помнишь, ты описывал Вольфрама, который превратился в чудовище со щупальцами? Что, если бы ты пошел по его пути?

– Нет никаких гарантий. Моя болезнь проявляет себя лишь на начальных этапах.

– Может, у Слядена остался эликсир? – Гермиона повернула голову в том направлении, где лежал, раскинув руки, наш отшельник. – Какой, однако, нервный.

– Наверное, я напомнил ему тяжелые времена, когда он сам то и дело рычал и скреб обои внезапно выросшими когтями. Гермиона!

– А?

– Может, ты попробуешь превратить меня обратно в человека?

– Вряд ли получится. Одной волшебной палочкой тут явно не обойтись. Я могу вернуть Леопольду его прежний облик, потому что это мои чары, но эти… прости, братец!

Я положил слюнявую морду на потрескавшиеся плиты и закрыл глаза лапой.

– Моя жизнь кончена. Возвращайся домой, пока не поздно. И скажи…

– Да что за глупости! – Гермиона похлопала меня по макушке. – Перестань. Опять начинаешь? Будь мужчиной!

– Я не мужчина. Я… собаколев.

– Ну, будь собакольвом, только таким, который смело смотрит в лицо опасности. Обрети другой угол зрения. Твои когти и зубы могут сослужить всем нам хорошую службу.

– Какую?

– Они способны устрашать врагов, а рык из твоего горла повергнет их наземь с первой попытки. Разве это не прекрасно? Твоя сила возросла. Помню твой прыжок. Он тянет на большой жестяной кубок, покрытый золотой инкрустацией.

– Уверена?

Тут во мне взыграл лучик надежды.

– Еще как! Мы доберемся до Жаворонка – пусть минет сто лет, но цели своей достигнем. В конце концов, ставки в этой игре теперь столь высоки, что не имеет смысла отступать и возвращаться ни с чем. Наш путь лежит только вперед. А то, что ты превратился в это… не обращай внимания. Мы – чародеи, не забывай. Наша жизнь полна чудес, которые не всегда бывают приятными. Я тебе не рассказывала, как однажды доколдовалась до того, что мои ноги пустили корни в пол спальни?

– Нет.

А интересную жизнь вела Гермиона, когда я не видел.

– Я занималась зеленой магией и что-то напутала в построении формул. Ну и мои ноги стали древесными корнями. С места сдвинуться не могла, да и повернуть процесс вспять самостоятельно не получилось. Ох и влетело мне от матушки! А Шеневьера обозвала меня бесталанной бестолочью. До сих пор вспоминаю. А ты сам, Браул? Ты же постоянно жалуешься мне, что в твоей лаборатории вечно что-то случается. Взять хотя бы происшествие с Тристаном. Пора бы привыкнуть. Считай свое превращение просто очередным вывертом своей странной судьбы.

В ее словах было много горькой правды.

Ну, в самом деле! После всего того, что случилось со мной в глубоком и недавнем прошлом, мне пора бы смотреть на выверты своей планиды исключительно с иронической усмешкой. А вместо этого? Вместо этого я погружаюсь в бездны отчаяния, хотя вполне мог обойтись и без них. Гермиона права: мое поведение не слишком героическое в ситуации, когда героичность необходима как воздух.

– Так что держи хвост пистолетом, – улыбнулась сестрица.

Я пообещал, что теперь, когда у меня есть хвост, я буду держать его только в этом положении, и спросил, каковы наши дальнейшие шаги.

Гермиона ответила, что надо привести в чувство Слядена и начать поиски пропавших. Больше всего ее заботила судьба Тристана. Предоставленный сам себе, подрастающий монстр способен натворить немало дел.

– Постой, – вдруг сказала Гермиона, поднимая мою голову так, словно собиралась чмокнуть меня в мокрый нос. – Я придумала! Теперь у тебя есть нюх! Браул! Ты понимаешь, что это значит?

– У меня он и раньше был.

– Но он был человеческий, а сейчас – собачий! Ты можешь найти Леопольда и Тристана по запаху! Мы можем использовать твои новые способности во благо экспедиции!

Я вскочил на все четыре ноги. А ведь юная чародейка права! С того самого момента, как я потерял человеческий облик, в мой нос постоянно лезли запахи, на которые я раньше и внимания-то не обращал. Они были куда острее, их было больше, и каждый нес в себе определенный смысл. О! Теперь я понимаю, что значит быть собакой. Это когда запах, источаемый каким-либо объектом, может рассказать тебе больше, чем иная научная книга. Вот, например, сейчас: я мог с уверенностью перечислить, сколько птиц и зверушек окружает нас, копошась в зарослях, покрывающих развалины дворца. Мог даже сказать, сколько каждой из них лет и какими болезнями она страдает.

– Браул! – позвала Гермиона. – Ты спишь?

– Нет, – сказал я, виляя хвостом. Хотя он и принадлежал моей львиной половине, размахивал я им по-собачьи. То есть выражал радость, а не раздражение. – Подумать только, дорогуша! Какой прекрасный мир открывается, с моей точки зрения!

– Вот видишь! Я говорила, что все не так плохо.

– Помнишь, когда я был котом?

– О да… – Гермиона покраснела. Та история закончилась большим конфузом, о котором в ее доме вспоминают до сих пор. Но я вам расскажу эту историю позже – в ней имеются свои нюансы, а на них сейчас времени нет. – Ты… словом, моя матушка все еще подозревает, что ты это сделал нарочно.

– Я не о том! Тогда я не смог оценить все плюсы и минусы пребывания в животном облике, но сейчас мне ничто не мешает это сделать!

– Ну!

– И чего Леопольд сокрушался! Быть собакой – ну, на время, конечно, – настоящее удовольствие.

Гермиона погладила меня по загривку, и я еле подавил в себе желание поскакать на задних лапах.

В этот самый момент Сляден Исирод решил вернуться к нашему шалашу.

– Ненавижу, когда мои прогнозы сбываются, – проворчал он, поднимаясь на ноги.

– Какие прогнозы? – спросила Гермиона.

– Я знал, что Синдром опять подложит нам свинью. И вот, пожалуйста! – Коротышка указал на меня.

– Я собаколев, а не свинья.

– Сам вижу. Вы перепугали меня до полусмерти, граф.

– Но вы же закалены в общении с чудовищами. Что вам я? Что во мне страшного?

Чародей выпустил из себя лишний воздух.

– Хоть в этом нелегко признаться, но… я поэтому и бросил заниматься монстрами, что понял, что я… всего-навсего законченный трус!

Выдав нам такое откровение, коротышка зарделся.

Гермиона покачала головой:

– Ну и ну! Кто бы мог подумать!

– Не верится, – сказал я. – Такая легендарная личность, как вы… Неистовый Странник, не больше и не меньше… Как вы определили выше? «Трус»?

– Трус! Да, трус! Если хотите знать, я для того и занялся этим опасным делом – изучением жизни монстров, – чтобы избавиться от своих страхов. Клин клином вышибают, думал я и, оказывается, ошибался.

– Значит, ваш клин не вышибся?

– Нет. Я бросался с головой во все самые глубокие омуты, ползал по самым отвратительным пещерам и норам, где гнездятся твари, в сравнении с которыми шагготы – просто дети малые. Я делал много чего такого, что принято считать подвигами, но всякий раз приходил в ужас и покрывался ледяным потом. Вот-вот, думал я, страх пройдет. Я привыкну. Адаптируюсь и уж следующему чудовищу только рассмеюсь в слюнявую рожу.

– Но не рассмеялись? – спросила Гермиона с неизмеримой жалостью в голосе.

«Вот женщины!» – подумал я (в тысячный раз).

– Вы правы. Ничего подобного я не сделал. Каждый визит к очередному монстру, которого требовалось описать, измерить и все такое, я переживал, как последние минуты своей жизни. Было много случаев, когда я с дикими воплями бежал прочь и боялся даже оглянуться, а потом казнил себя и ел поедом за трусость. Хорошо, что путешествовал я один – никто не видел моего позора. Прошло много-много лет. Ничего не изменилось. Я по-прежнему боялся, и по-прежнему мои ноги превращались в клюквенный кисель при виде какого-нибудь особо зубастого экземпляра…