Текст книги "Романс для вора"

Глава 5
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ЗЭКОВ

Сергей Иванович Петров любил столичную жизнь.

Да и как ее не любить – особенно если благосклонная судьба и собственная сноровка позволили тебе пробраться в самый что ни на есть политический бомонд стать членом элиты!

Сергей Иванович любил это слово.

Банкеты, презентации, кремлевские приемы…

Все это позволяло не только с приятностью проводить время, но и моментально решать вопросы, на улаживание которых в провинциальном Питере потребовался бы не один месяц. На развеселых московских мероприятиях «для своих» куда ни плюнь – везде какая-нибудь шишка.

Поначалу у Сергея Ивановича аж дух захватывало – какие судьбоносные решения принимаются в Москве запросто, за рюмкой-другой, безо всяких обсуждений, согласований и запросов! Какие суммы буквально витают в воздухе! С какой великолепной легкостью перетекают они из кармана в карман!

Да, не зря говорят, что нынешняя Москва – не столица, а государство. А Россия – ее колония, заселенная глупыми и бесправными туземцами, для которых и существуют всякие там законы.

Поэтому практически все свои депутатские годы Сергей Иванович провел в Москве, наведываясь в родной Питер только в случае крайней необходимости. О чем ничуть не жалел.

Однако с недавних пор все изменилось.

После того как Сергей Петрович возглавил питерский филиал «Воли народа», околачиваться каждый божий день в столице ему стало недосуг. Да и неинтересно. Он по-прежнему депутатствовал в Государственной думе, возглавлял комитет по стратегическому планированию, однако прежнего удовлетворения ему это уже не приносило. В Думе он теперь появлялся не чаще, чем раза три-четыре в месяц – отметиться, пообщаться в кулуарах, кое-что уладить. С улыбкой вспоминал Сергей Петрович, как по-щенячьи радовался, когда ему наконец-то удалось заполучить себе вожделенный думский комитет. Какая власть, думалось ему, какие перспективы, в том числе и финансовые!

А оказалось, что никакие – в сравнении с теми, которые позже открылись перед ним в «Воле народа». Клопиное мельтешение в Думе, грызня за убогие полуобщественные должностишки, выклянчивание откатов у новорусских буржуев за налоговые льготы или за передачу им очередного месторождения, вечный страх, что кинут, не отдадут выклянченное или дадут раза в два меньше, чем договаривались…

Бывало и такое – и ничего, приходилось утираться, да еще и терпеть при этом высокомерно-пренебрежительные взгляды так называемых коллег. Как же – слабак, не смог раскрутить барыгу! Где же профессионализм слуги народа? Глядишь – и снизил свой прейскурант за парламентские услуги, слухи в думских кулуарах распространяются быстро.

И кто-то еще смеет вякать насчет непомерно высокой депутатской зарплаты и якобы незаслуженных льгот! Покрутились бы сами на шестьдесят кусков деревянных в месяц! Что, из этих грошей еще и за всякие там телефоны – санатории – машины – квартиры платить? Хрен! Совсем оборзело население. Откаты не каждый день бывают, иной раз за месяц и двух-трех законопроектов не наберется!

И это власть?

Зато теперь Сергей Иванович ни у кого ничего не просит – просят у него. Тем более никто даже подумать не посмеет, чтобы его кинуть, – кому из серьезных людей придет в голову пойти против «Воли народа»?

Кому пришло – тому уже больше ничего не придет. Теперь уже некуда.

Вот это власть! Реальная.

И олицетворяют ее не фельетонные бандиты и олигархи с депутатами, а высокопоставленные товарищи. Настоящие государственники. Которые хоть и в тени до поры до времени, однако всегда прикроют своих, если надо. И которые оценили способности Сергея Ивановича, выделили его из серой думской массы.

Важно только не давать повода усомниться в том, что ты свой.

Единственное, что огорчало Сергея Ивановича, – так это то, что он до сих пор не удостоился личного знакомства с небожителями, с руководством «Воли народа». До верхов его не допускали. Одни только приказы по закодированному адресу электронной почты да распоряжения Самоедова.

Однако он понимал: так надо. Ну что ж, всему свое время.

И вот это время, кажется, пришло.

Ровно через неделю после того, как Сергей Иванович встретился с Самоедовым в Павловском парке, Самоедов сам позвонил ему в кабинет. Кабинет Сергея Павловича располагался в офисе неприметной с виду нотариальной конторы «Пульс» и достался ему в качестве штаб-квартиры в наследство от предшественника, так печально закончившего свои дни в дамбе.

Это обстоятельство поначалу коробило Сергея Ивановича, однако ничего, попривык. Особенно когда оценил все удобства – одноэтажный флигель в двух шагах от Каменноостровского проспекта, окна с пуленепробиваемыми стеклами, просторный бетонированный подвал с запасным выходом через магазин «Продукты 24 часа» в соседнем здании. Магазин, понятное дело, принадлежал все той же нотариальной конторе. Ну и, конечно, сам кабинет – прекрасно обставленный, оборудованный электронной системой защиты от прослушивания и выделенной системой связи. Той самой, которую в советские времена называли «вертушкой».

Именно по «вертушке» и позвонил Самоедов.

Поэтому разговаривали почти без опасений.

– Ну что, Иваныч, – Самоедов, как всегда, был бодр и весел, – заждался?

– Всегда готов! – бодро пошутил в ответ Сергей Иванович.

– Молодец! Пора, пора, труба зовет. Собирайся-ка к нам, в Москву. Как говорится, вставайте, граф, вас ждут великие дела!

Сергей Иванович даже задохнулся от радости, но вида постарался не подать.

– А я уже встал! – вдруг вырвалось у него.

– Ты встал или у тебя встал? – захохотал на другом конце провода Самоедов. – Ты там не пукнул от счастья? Правильно, пришел и твой черед. Шутки в сторону – будем тебя в люди выводить.

– Спасибо, Адольф Богданович, за доверие. Понимаю, что без ваших рекомендаций…

– Хорош приседать, Иваныч, не в пансионе. У нас просто: заслужил – получи. Причем, заметь, и хорошее, и плохое. Решено позволить тебе присутствовать на политсовете. Посмотреть на тебя, заодно ввести, так сказать, в курс стратегии, чтоб сознательно трудился на общее благо. И на свое, ха-ха.

Деревянный смешок Самоедова не понравился Сергею Ивановичу.

– А как с этими… гм… гастролями?

– Там и узнаешь, что к чему. Короче, чтобы завтра в девять нуль-нуль был уже в Шереметьево. Я тебя там встречу и лично отвезу куда надо. Так что даже и в квартирку свою не успеешь заскочить, что на Земляном валу. Понял, что ли, Исаич – ой, извини, Иваныч?

Самоедов дал отбой.

Сергей Иванович скривился.

Умеет же человек испортить удовольствие! И Исаичем опять уколол, и квартиру московскую припомнил.

Последнее особенно неприятно.

Еще в середине девяностых Сергей Иванович выхлопотал себе во временное пользование прекрасную пятикомнатную квартиру в сталинском номенклатурном доме – как нуждающийся иногородний депутат. Третий этаж, двести пятьдесят метров общей площади, потолки четыре без малого метра, два эркера, балкон, паркет, дежурный внизу в гигантском мраморном холле с колоннами – и всего-то за три тысячи зеленых в конвертике, вовремя подсунутых в папку с заявлением. Живи да радуйся!

Вот он и радовался.

А когда пришло время квартиру эту сдавать в связи с окончанием первого депутатского срока, повторил испытанный прием. Теперь уже тридцать тысяч зеленых в конвертике, уже можно было себе позволить – не зря же народу служил, четыре года горбатился, как папа Карло, пара посиделок в ресторане «Балчуг» – и дело в шляпе. Приватизировал заветное жилище, и тут же переоформил его на жену. Точнее, на ее девичью фамилию.

Теперь квартира эта по московским меркам стоит тысяч четыреста минимум, да еще полтинник можно смело накинуть за местоположение, за то, что Филипп Киркоров в соседях, – Земляной вал, чего тут говорить! А главное – все шито-крыто, комар носа не подточит. Адвокат – он и в депутатах адвокат.

Но оказалось, что не шито-крыто.

Хорошо изучили Сергея Ивановича старшие товарищи из «Воли народа»…

Сергей Иванович живо представил себе, какого рода досье на него ждет своего часа в недрах родной организации, и поежился. Нет, все-таки это неправильно – в такой радостный день тыкать в нос невинными шалостями прошлых лет. Лишний раз напоминать, что пути назад нет. Как будто он и так этого не понимает.

Ну и бог с ним.

Сергей Иванович прошел в примыкающую к кабинету небольшую комнату отдыха. Щелкнул пультом музыкального центра. Из тонких, как палка от швабры, хай-тековских колонок раздался голос Романа Меньшикова: «Воля вас не забудет». Эту песню Сергей Иванович слушал уже раз десять.

«Ну и что тут такого, – вяло подумал он, – почему именно этот Меньшиков?»

Махнул рукой, подошел к бару.

Достал зеленоватую пахучую бразильскую сигару, налил полстакана коньяка. Остановился перед вделанным в дверь зеркалом в массивной бронзовой оправе.

– Ладно, – сказал, глядя своему отражению в глаза, – давай выпьем за тебя. Заслужил.

Выпил, попыхтел с полчасика сигарой, развалившись на белом кожаном диване. Вызвал машину – и отправился в «Пулково».

Самолет приземлился вовремя.

Стоило Сергею Петровичу появиться в зале прибытия, как к нему тотчас же подошел неприметный молодой человек в сером костюме, вежливо поприветствовал и пригласил следовать за ним.

Вышли на улицу.

Сергей Петрович прикрыл глаза рукой от яркого утреннего солнца и отметил про себя, что в Питере дождь. Да, угораздило Петра Алексеевича вляпаться со своим любимым детищем в промозглое болото.

Молодой человек подвел Сергея Петровича к скромному бежевому «вольво» и испарился. За рулем «вольво» сидел Самоедов.

– Привет, Иваныч, залезай! – улыбнулся он, приоткрыв дверцу.

И, заметив удивленный взгляд Петрова, наставительно объяснил:

– Да-да, вот так, по-простецки. Безо всяких мигалок и водителей. Сейчас нам лишние глазки да ушки ни к чему.

Сергей Иванович пожал плечами и уселся рядом с Самоедовым.

Тот сразу же тронул с места. Вел машину он уверенно, но не гнал, тщательно соблюдая правила. Перехватив немного удивленный взгляд Сергея Ивановича, хитро прищурился:

– Не боись, могем и по-другому. С шиком, гиканьем и посвистом. Я ведь в родной ментуре не всю жизнь штаны с лампасами по кабинетам протирал.

Сергей Иванович посмотрел на его изборожденное глубокими морщинами жесткое лицо с коротким кривым шрамом на лбу, на жилистые руки, цепко сжимающие руль, и подумал, что биография у его непосредственного начальника, должно быть, интересная. Однако от расспросов воздержался – излишнее любопытство в организации не поощрялось.

Поэтому не спросил и о том, куда они едут, – сам скажет, если нужно.

Самоедов же молча крутил баранку. Сергей Иванович, убаюканный плавным ходом машины, быстро задремал – сказалось полуночное бдение в вип-зале «Пулкова». Да и в самолете не удалось глаз сомкнуть – не до того было, волновался.

Проснулся он от толчка в плечо.

– Хорош балдеть, начинай приседания! – довольно захохотал Самоедов, когда Сергей Иванович спросонья выпучил глаза. – Приехали!

Сергей Иванович огляделся. Москву он знал неплохо, поэтому сразу определил, что находятся они на набережной Москвы-реки, где-то в районе парка имени Горького. Ага, вот и пристань и надпись на ней – «ЦПКО им. Горького».

– Туда, туда, – подтвердил Самоедов, указывая на пристань, – поплаваем маненько, воздухом подышим. Есть тут у нас одна посудина специально для таких случаев.

Посудина при ближайшем рассмотрении оказалась средних размеров олепительно белым корабликом, смахивающим на обыкновенный речной трамвайчик. Из тех, которые круглосуточно десятками снуют по Москве-реке, битком набитые галдящими полупьяными отдыхающими.

Однако сходство было чисто внешним.

Сергей Иванович понял это сразу, как только ступил на борт так называемой посудины.

Во-первых, очевидный военный дух.

Команда из молчаливых крепких ребят в черной униформе, у каждого на боку кобура с пистолетом. Стерильная чистота палубы. В довершение всего – укутанные брезентом пулеметы на носу и на корме и еще что-то явно стреляющее на крыше капитанской рубки. Бесшумно вращающаяся горизонтальная труба антенны радара, тарелка спутника.

Во-вторых – салон, в который Самоедов провел Сергея Ивановича. Салон этот сразу же напомнил Сергею Ивановичу сталинский зал совещаний из старых фильмов о войне. Дубовые панели в простенках между панорамными окнами с бархатными темно-вишневыми шторами, овальный стол, обтянутый зеленым сукном, вокруг него – кожаные кресла с высокими спинками.

Хрустальная горка с напитками в углу. На глухой задней стене – карта мира и карта России. Только карты не на бумаге, а на огромных жидкокристаллических мониторах. Рядом с ними – замысловатый пульт управления, напоминающий клавиатуру компьютера, только гораздо больших размеров.

– Ого! – только и смог сказать Сергей Иванович.

– Что, картина Репина «Не ждали»? – усмехнулся Самоедов, довольный произведенным впечатлением. – Вот такой вот плавучий командный пункт. Еще и каюты в трюме имеются с ванными и гальюнами. И стекла пуленепробиваемые, и корпус бронированный. Да и поплывем не на каких-нибудь там винтах, а на турбореактивных гидромониторах – узлов тридцать в случае необходимости можно выдать. Только нет такой необходимости – бегать нам не от кого, а догнать кого надо – и без нас догонят. Ну ладно, сиди, жди. Скоро будут. Не ссы, не съедят. Хватани для храбрости, да только не увлекайся!

Он кивнул головой на хрустальную горку и вышел.

Сергей Иванович вспотел. Сердце гулко билось – вот-вот выскочит из груди. Каждая секунда казалась вечностью. Он подошел было к окну, надеясь вытереть о портьеру мокрые ладони, но тут же отдернул руки.

Дверь в салон открылась с мягким шипением.

Вошли трое.

За их спинами торчал долговязый Самоедов.

Сергей Иванович двинулся было им навстречу, но тут же остановился. Боже, да он их всех знает!

Вон тот, высокий, полный, с холеным лицом, гладко зачесанными назад седыми волосами и в очках без оправы, – Самсон Эдуардович Бергамов. Хоть он и не работает больше в министерстве финансов, однако, говорят, по-прежнему вертит бюджетом, как хочет.

Плотный лысый крепыш с массивной челюстью – Аркадий Игнатович Телегин. В прошлом – генштабист, теперь – председатель независимого союза офицеров, думский активист.

Третий, горбоносый брюнет, – Казбек Магомедович Додоев. Профсоюзы.

Сергей Иванович бог знает сколько раз встречал их в кулуарах Госдумы, на расширенных заседаниях правительства и не верил теперь своим глазам. Там они нисколько не выделялись из общей массы, но сейчас перед ним стояли совсем другие люди. Исходящая от них высокомерная уверенность подавляла, обычно невыразительные глаза отливали стальной жестокостью. Сейчас они были такими, какие они есть на самом деле, – и Сергей Иванович поразился их умению владеть собой и скрывать свою истинную сущность.

Некоторое время вошедшие молча разглядывали Сергея Ивановича. Наконец молчание прервал Бергамов.

– Присядем. В ногах, как говорится, правды нет.

Самоедов ободряюще кивнул Сергею Ивановичу.

Все расселись вокруг стола. Бергамов, Телегин, Додоев и Самоедов – с одной стороны, Сергей Иванович – с другой.

«Как в трибунале», – мелькнуло в голове у него.

– Ну что ж, начнем, – Бергамов вдруг скупо улыбнулся, и у Сергея Ивановича отлегло от сердца.

Свой, свой!

– Думаю, что выражу общее мнение, – продолжил Бергамов, – если скажу, что мы рады приветствовать нашего нового товарища. Достаточно долгая проверка подтвердила, что он достоин доверия.

Остальные согласно кивнули.

– Более того. Высокие деловые качества и инициативность, проявленные Сергеем Ивановичем в процессе выполнения возложенных на него поручений, позволили нам сделать вывод о возможности привлечения Сергея Ивановича не только к исполнению, но и к обсуждению и принятию определенных решений политического совета «Воли народа», который мы имеем честь представлять. Естественно, в той части, которая касается вверенного ему подразделения.

Додоев тихонько кашлянул.

Бергамов замолчал и вопросительно посмотрел на него.

– Уважаемые! – тихо сказал Додоев. – Ну посмотрите – волнуется человек! Совсем бледный! Давайте же выпьем для начала по народному обычаю, поздравим его! И ему станет легче, и нам веселей. Как говорят в народе, большое дело надо делать с легким сердцем!

Члены политсовета переглянулись и заулыбались.

Самоедов подмигнул Сергею Ивановичу и тот сразу догадался, что с его стороны будет самым уместным в этот момент. Быстро, но не суетясь, он подошел к горке, по наитию достал серебряный поднос, шарообразные хрустальные бокалы размером с крупное яблоко, бутылку двадцатилетнего коньяка «Хеннесси».

Ловко орудуя обнаруженным там же пробочником, откупорил бутылку. Составил все это на поднос и водрузил его в центр стола.

Додоев наполнил бокалы и поднялся.

– Так выпьем же за нашего нового товарища! За наше дело, которое позволит нам жить богато и счастливо в успокоенной стране! За «Волю народа»!

Все выпили.

Обстановка сразу же сделалась менее официальной. Бергамов постучал массивным обручальным кольцом по бокалу, требуя внимания.

– Думаю, настало время посвятить Сергея Ивановича в стратегические планы нашей организации.

Он встал и прошелся по салону, собираясь с мыслями.

Подошел к карте России.

– Как говаривали предки, земля наша велика и обильна – но порядка в ней нет.

Пухлая рука легла на карту где-то в районе Урала.

– Народ глуп. Мечется без пастыря, как стадо баранов, не в силах даже внятно сформулировать свои интересы, не то что их отстаивать. Верит всякой ерунде и готов за нее жизнь положить – лишь бы соврали красиво. Однако терпелив и работящ, что важно. Управление – бездарно, что при царе-батюшке, что при коммунистах. И уж тем более сейчас. Вместо ясных, осознанных прагматических целей – беспочвенные химеры. Самодержавие, православие, народность, коммунистическое царство божие на земле, общечеловеческие ценности, какой-то там народный капитализм – бред, не имеющий ничего общего с реальностью. Годится только как красивая сказка для мобилизации быдла, да и то на самое непродолжительное время.

Бергамов подошел к столу, оперся на него, нависая над Сергеем Ивановичем. Тон его становился все жестче и жестче.

Сергею Ивановичу опять стало не по себе.

– Между тем все очень просто. Для успешного и эффективного функционирования такого государства, как Россия, необходимо неукоснительное соблюдение всего лишь трех основополагающих принципов.

– Простите, каких? – пискнул неожиданно для самого себя Сергей Иванович.

Бергамов досадливо дернул головой.

Видно было, что он увлекся, говорит о наболевшем и давно уже продуманном до мелочей.

– Первое. Несменяемая власть ответственных людей, которым одновременно принадлежит и все достояние России. Богатства России слишком велики, чтобы рассовывать их по частным карманам. Народ профукает, как пьяница в кабаке, а олигархи растащат по заграничным крысиным норам. Второе. Народ должен работать и получать за это скромное, но достаточное содержание. Дело власти – научить тех, кто не может, и заставить тех, кто не хочет. Как детям не дают спичек, так и народу нашему всякие там свободы ни к чему. Для его же собственного блага и для стабильности государства.

– А третье? – опять высунулся Сергей Иванович.

Самоедов сморщился, как будто лимон проглотил. Однако Бергамов уже ни на что не обращал внимания.

– И третье, – загремел он. – Никаких собственных промышленностей, наук, искусств и прочей дребедени. Богатство России – недра. Зачем же все остальное? Народу это не нужно! Народу нужна уверенность в завтрашнем дне. А государству нужны сильные внутренние войска, спецслужбы – для поддержания этой самой уверенности. Сырьевой придаток? Да, мы не боимся этого слова. Только привязавшись к Западу сырьевой пуповиной, мы будем в состоянии стравить его с Китаем и обеспечить таким образом защиту наших восточных рубежей. А Западу незачем будет нас оккупировать, если мы сами установим в своей стране жесткий порядок. Только таким путем мы сможем обеспечить целостность и независимость нашего государства – под нашим руководством.

Бергамов первел дух.

Отошел к окну, повернулся к собравшимся спиной, достал из массивного золотого портсигара с монограммой тонкую коричневую сигарету, закурил.

– Видишь как, Сергей Иванович? – раздался вкрадчивый голос Телегина. – А иначе никак! Ну, тебе тут Самсон Эдуардович теорию изложил, а я, пока он отдыхает, к практике перейду. К той ее части, которая на данный момент непосредственно тебя, милок, касается.

Телегин поднялся со своего места, обошел вокруг стола и пересел в соседнее с Сергеем Ивановичем кресло.

– Маргарет Тэтчер, умная баба, – начал он, придвинувшись поближе, – говорят, обмолвилась как-то: мол, для нормального экономического функционирования России достаточно пятнадцати миллионов человек. Или пятидесяти – точно уже не припомню. То есть именно столько надо, чтобы трубу нашу бесперебойно обслуживали и с этого питались. Может, она и приврала сгоряча, но то, что народишку лишнего у нас развелось, – это факт. Да ты выпей, не сиди сычом.

Телегин плеснул коньяку в бокал и придвинул его к Сергею Ивановичу. Тот машинально выпил.

– Шляются, понимаешь, всякие бездельники, болтают почем зря, смуту разводят. Преступность опять же растет не по дням, а по часам. А нам, будущим рачительным хозяевам, вредный народ содержать накладно, да и хлопотно. Вот и пришли мы к выводу, что надо вредный народ сокращать.

– Как это – сокращать? – пролепетал Сергей Иванович.

– Да вот так – чтобы к моменту нашего окончательного прихода к заслуженной власти народишки этого и вовсе не осталось. А остался бы только народ послушный, работящий и о журавлях в небе не мечтающий. Оно, конечно, и так при нынешней жизни где-то по миллиону в год вымирает – но этого мало.

– Мало? – под пристальным взглядом Телегина Сергей Иванович завертел головой и вдруг увидел, что за окном проплывает Кремль.

Надо же!

Оказывается, они давно уже плывут – и ни шума двигателей, ни подрагивания корпуса, ничего.

– Мало! Эдак можно лет пятьдесят у моря погоды дожидаться. Вот мы и решили, что сейчас самое время подключиться к этому, будем так говорить, процессу. И начать с самых вредных и бесполезных – с тех, которые по тюрьмам да по зонам сидят.

– Как тараканов их! – подключился внимательно следивший за разговором Додоев. – Всех под корень, билят!

Блестя карими глазами, он рубанул ладонью воздух.

– Позвольте, – в Сергее Ивановиче вдруг проснулся адвокат, – а как же с теми, кто искренне встал на путь исправления или оказался жертвой судебной ошибки? Кого просто-напросто подставили, наконец!

– Э-э-э, голубчик, – протянул Телегин, – с чего это в тебе, Сергей Иванович, юриспруденция с гуманизмом вдруг забродили – и это при твоих-то нынешних занятиях? Нам ли думать о таких мелочах, когда решается судьба страны? Тысячей больше, тысячей меньше – какая разница! Главное – технологически удобно. Более миллиона необязательных для государства людишек собраны в определенных хорошо охраняемых местах. Можно решить проблему одним махом.

– Бац – и нет никого! – гортанно засмеялся Додоев.

– Неужели бомбардировка? – прошептал вконец растерявшийся Сергей Иванович. – И что же… атомная?

– Ну, брат, ты глупеешь на глазах! – Телегин развел руками. – У нас тут, слава богу, пока еще не Голливуд, «Звездные войны» в повседневный быт не внедрены. Да и нет пока еще возможности прибегать к столь радикальным средствам. Хотя кто его знает…

Он побарабанил пальцами по столу.

– Ладно. Есть возможность решить проблему без лишней огласки, но не менее эффективно. Ребята из отдела психологических разработок позаботились об этом. Вот почему нам понадобился этот, как его…

– Роман Меньшиков, – подсказал Самоедов.

– Да, именно он, спасибо. Тот, который на твоей территории, Сергей Иванович. Он будет своего рода детонатором – впрочем, в подробности тебя посвятит Адольф Богданович.

Телегин встал, давая понять, что разговор закончен. Сергей Иванович машинально посмотрел в окно. Впереди показался какой-то мост – кажется, Новоспасский или как там его. Рядом пристань.

– А теперь – на посошок, по народному обычаю! – подал голос Додоев и ловко разлил остатки коньяка.

Бергамов отвернулся от окна и подошел к столу.

Все встали.

– Ну что ж, – сказал он веско, – Сергей Иванович теперь знает не только что он делает, но и зачем и почему. Уверен, что он в состоянии оценить то высокое доверие, которое ему оказано. Поздравляю вас, Сергей Иванович.

Выпил, чуть помедлил и подал Сергею Ивановичу руку. То же сделали и остальные.

Не прощаясь, члены политсовета вышли.

Сергей Иванович и Самоедов остались вдвоем.

Самоедов вздохнул с облегчением.

Пошарил в горке, не разбирая, вытащил бутылку какого-то вина. Выдернул зубами пробку, прямо из горлышка сделал несколько крупных глотков. Перевел дух.

– Ну что, в целом молодца, – он похлопал Сергея Ивановича по плечу. – Вякнул, конечно, пару раз не по делу. Ничего, понятно, что со страху, – с кем не бывает. А мне-то каково! Ведь за тебя с меня спрос с первого.

Сергей Иванович ответил благодарным взглядом. Он был одновременно и обрадован, и ошеломлен услышанным.

– А теперь садись и слушай сюда, – Самоедов отставил бутылку и уселся рядом с Сергеем Ивановичем. – Значит, тема здесь такая…

И рассказал Сергею Ивановичу такое, от чего Сергей Иванович наверняка обалдел бы еще больше – если бы смог.

Отдел психологических разработок «Воли народа» занимался методиками массового манипулирования. Проще говоря – способами управления сознанием и поступками человека помимо его воли. Причем не только отдельно взятого человека, а сотен и тысяч людей одновременно.

И достиг он в этом немалых успехов, что немудрено, так как к работе в отделе были привлечены ведущие отечественные специалисты – психологи, социологи, химики, психиатры, наркологи. Те, которых в массовом порядке вышвырнули на улицу после прекращения бюджетного финансирования их НИИ и лабораторий. В отличие от государства, «Воля народа» для достижения своих целей денег не жалела.

– Кстати, на тебя обратили внимание как раз после того, когда ты догадался отставных кагэбэшных химиков к работе привлечь, – уточнил Самоедов. – Понравилось, что нестандартно мыслишь. Учитываешь достижения научно-технического прогресса!

А потом Самоедов рассказал Сергею Ивановичу, что одна из последних разработок отдела была основана на использовании эффекта 25-го кадра.

Всего лишь один лишний кадр в секунду способен гвоздем внедриться в подсознание человека, смотрящего на экран, и при этом останется незамеченным. Информация, заложенная в нем, намертво оседает в темных подвалах мозга. Проходит время – и человек, как робот, совершает те или иные поступки, сам не зная почему.

Покупает какой-нибудь товар, если его изображение было в 25-м кадре.

Выполняет команду, обозначенную в нем.

Например, убивает себя.

Этим и решило воспользоваться руководство «Воли народа».

Хитрость была в том, чтобы запрограммировать установку на самоубийство, взвести курок – но до поры до времени не спускать его.

А спустить только по команде.

Справились и с этим.

На заброшенной кинофабрике в Химках оборудовали производство. Были изготовлены тысячи кинолент популярных фильмов с бомбами замедленного действия – с 25-м кадром, настраивающим на неотвратимое самоубийство. Причем код был построен так, что оказывал воздействие только на пациентов в тюремных робах.

Ну а в качестве сигнала для запуска программы массового самоуничтожения выбрали после долгих раздумий голос Романа Меньшикова, напевающий рефрен из его нового хита – «Воля вас не забудет». Доходчиво и со смыслом. Сам думай, какая воля тебя не забыла – без кавычек или с кавычками и с большой буквы.

Казалось, что это очень удобно: Меньшиков невероятно популярен среди уголовного и полууголовного элемента. Кого, как не его, отправить в турне по зонам, когда наступит час «икс»! Да его там примут с распростертыми объятиями. Самого же Меньшикова никто до поры и не спрашивал – чего там беспокоиться.

Деньги решают все.

Ну а потом – кто будет виноват, когда через некоторое время после отъезда популярного исполнителя среди уголовного элемента вдруг разразится массовая эпидемия самоубийств?

Да никто.

Полгода ушло на то, чтобы по своим каналам внедрить заряженные фильмы в десятки ИТК и лагерей. Еще полгода доверенные люди неустанно крутили эти фильмы по лагерным клубам.

И вот теперь, когда все готово и осталось только поднести спичку к бикфордову шнуру, – этот паршивец кочевряжится!

Столько сил, столько времени, столько ума, столько денег потрачено – и все псу под хвост?

Короче, на кону – престиж организации.

Дело чести.

– Теперь ты понимаешь, Иваныч, – закончил свой рассказ Самоедов, – что если мы не справимся с этим Меньшиковым, то нам конкретный пиздец. Обоим.

Приунывший было Сергей Иванович несколько приободрился – все-таки Самоедов не отделяет себя от него. Однако перспектива все равно оставалась безрадостной.

– Так что же делать, Адольф Богданович? – спросил он, с надеждой глядя на Самоедова. – Ведь паршивец отказался категорически, я вам уже докладывал!

– Эх, Иваныч, – ухмыльнулся Самоедов, – хороший ты парень, а сразу видно, что в ментуре не служил. Самого упертого человека можно на ум навести, если поставить его в такие условия, чтобы отказаться он ну никак не мог. Потому как если откажется – то ему ну очень плохо будет. Слушай сюда…

Через полчаса Самоедов с Петровым сошли на берег. Сергей Иванович выглядел заметно повеселевшим, Самоедов хитро поглядывал на него. На другой стороне набережной, напротив дебаркадера пристани, стоял бежевый «вольво», заботливо перегнанный кем-то с другого конца города.

– Ну что, Иваныч, решили. Никуда не денется твой Меньшиков.

Сергей Иванович кивнул.

– Ребят я подгоню на днях, предварительно звякну, – Самоедов посмотрел на часы. – Сколько там? Еще пяти нет! Слушай, давай-ка снимем стресс – завалимся ну хоть в «Золотой олень». Посидим, о делах ни слова, а потом отправим тебя на «Красной стреле» – отоспишься, как в колыбельке!

Сергей Иванович подумал и махнул рукой.

– Давай, Адольф Богданыч!

Самоедов достал мобильник и вызвал водителя.

Дальнейшее Сергей Иванович запомнил смутно.

Переживания тяжелого дня дали себя знать, и он напился почти мгновенно. Сначала сидели в «Золотом олене», потом поперлись в какой-то клуб – «Манхэттен», что ли… Ну да, «Манхэттен», в гостинице «Россия».

Сергей Иванович там порывался танцевать, а Самоедов его урезонивал. Потом вроде на спор плескались «Текилой» в бармена – кто попадет на лысину, потом еще что-то… Хорошо хоть водитель-телохранитель неотступно следовал за ними, гасил назревавшие конфликты в зародыше. Тьфу!