Текст книги "Искушения Парижа"

Странно, но ей вдруг стало ужасно тоскливо. И показалось, что яркое солнце в лазурно-голубом небе мгновенно потускнело».

«Какая я глупая, – размышляла она. – Заговорила о помолвке! Наверное, мистер Каннингхэм считает меня круглой дурочкой. И почему я не догадалась, что у такого мужчины, как лорд Харткорт, а может, и у мистера Каннингхэма, непременно должна быть девушка для развлечений?»

Естественно, она знала о существовании женщин, которым не позволено появляться в приличном обществе, – красивых, смелых, веселых, быстрых и весьма привлекательных для мужчин. Но лорд Харткорт выглядел настолько порядочным и положительным, что представить его в обществе такой вот обольстительницы было сложно.

Неожиданно Гардении захотелось взглянуть на эту Анриэтту. Узнать, как эта красавица выглядит и чем восхищает лорда Харткорта. Но расспрашивать о ней мистера Каннингхэма она не решилась. Это было бы крайне неприглядно и неприлично. «Если бы мама узнала, какие мысли мне порой приходят в голову, наверняка встревожилась бы и завела бы со мной длинную поучительную беседу, – подумала она с грустью. – Сказала бы, что о подобных Анриэтте женщинах неприлично даже мыслить, не то чтобы разговаривать с мужчинами».

Бертрам тут же забыл, о чем они беседовали только что.

Все его думы сводились к одному – к желанию поскорее закрутить с Гарденией настоящий роман.

– Когда мы увидимся в следующий раз? – спросил он. – Может, в один из ближайших дней вам удастся выбраться из дома поздно вечером? Тогда мы направились бы в какое-нибудь из увеселительных заведений. Например, в «Мулен Руж».

Хоть там и чересчур шумно, зато весьма интересно. Обещаю, что буду как следует за вами присматривать.

– Поверьте, пойти с вами в подобное место я не смогу, – ответила Гардения, прижимая ладонь к груди. – Тетя Лили и на эту-то прогулку отпустила меня лишь только потому, что с нами согласился поехать лорд Харткорт.

Бертрам покачал головой с легким раздражением.

– Вашей тете совсем не обязательно знать о наших планах»

Она посылает вас спать рано. Удалитесь в свою спальню, а потом незаметно выйдите из дома. Мы встретимся на улице.

Никто и не догадается о том, что вы куда-то уходили. Вечеринки вашей тети настолько шумные, что, даже если кто-нибудь взорвет в ее саду бомбу, никто из веселящихся не обратит на это ни малейшего внимания.

– Нет, нет, я не могу ответить на ваше предложение согласием, честное слово, – продолжала протестовать Гардения.

Она не понимала, почему мистер Каннингхэм так настойчиво пытается заставить ее совершить столь неблаговидный поступок, который тетю Лили привел бы в ужас.

В это мгновение к столику подошел лорд Харткорт с огромным букетом ландышей. По-видимому, он купил все, что было у цветочника.

– О, спасибо! – сказала Гардения, сильно разволновавшись. – Но не стоило тратить на меня столько денег. Теперь мне стыдно, что я обратила на эти цветы ваше внимание.

Она поднесла букет к лицу, а когда через несколько мгновений опустила его, в ее глазах блестели слезы.

– Простите меня за проявление слабости, но иногда я так сильно скучаю по дому, что не в состоянии сдерживать глупые эмоции, – пробормотала она, оправдываясь.

Воображение лорда Харткорта живо нарисовало ему его родные края в весеннюю пору. Речные берега, поросшие рододендроном, кусты сирени в цвету и покрытые розовыми шапками вишни, кажущиеся среди нежной весенней английской листвы восточной экзотикой.

«Почему я живу на чужбине, когда мог бы наслаждаться прелестями родины?» – задался он вопросом неожиданно для самого себя.

Любимцы-лошади несказанно обрадовались бы его возвращению. А егерь, охранявший лесную дичь, в который раз с радостью рассказал бы о том, как фазаны высиживают птенцов. Вопросы, касавшиеся управления имением, раньше казались ему несносно нудными. А теперь он вдруг почувствовал, что занялся бы их решением с большим энтузиазмом.

Родной, милый, огромный дом… Дом за городом, окруженный природой, мечтательно подумал он. Но, представив себя живущим в одиночестве вдали от города и друзей, понял, что умрет от такой жизни с тоски.

«Для подобного существования необходимы жена и дети, – решил он, невольно вспоминая о занудной дочери леди Рэмптон. – Черт! Что за странные мысли приходят порой мне в голову? Ни в какой жене я пока не нуждаюсь. И с возвращением на родину тоже должен повременить. Надо поскорее найти достойную замену Анриэтте и продолжать жить, как я жил прежде».

– Побеседуй о чем-нибудь с мисс Уидон, Вейн, – попросил Берти, прерывая ход мыслей кузена. – А я подойду к Арчи Клейдону, поговорю с ним о дерби.

Он вышел из-за столика и направился к знакомому, оставляя Гардению и лорда Харткорта одних.

Гардения чувствовала, что должна завести речь о чем-нибудь отвлеченном, но в ее голове навязчиво крутились все те же мысли – мысли, связанные с только что поведанной ей Бертрамом историей о личной жизни лорда Харткорта.

– Вам нравится наша прогулка? – спросил лорд Харткорт, и Гардения взглянула ему прямо в глаза.

– Очень нравится, – ответила она, чуть кривя душой.

– Вы красивая, – сказал он, и его простой комплимент вызвал в ней прилив невиданной радости. – А это платье вам очень идет.

– Спасибо, – пробормотала она. – Тетя Лили безгранично добра ко мне.

– Ее светлость – далеко не единственный человек, кому хочется относиться к вам по-доброму, – произнес он спокойно. И неожиданно для самого себя протянул руку и опустил ее на маленькую ручку Гардении, лежавшую на столе.

Гардения почувствовала, как ее кисть наполняется сладостным теплом, как это тепло распространяется по всему телу, как по спине побежали мурашки.

Взгляд лорда Харткорта скользнул вниз по ее лицу и задержался на губах.

Она покраснела.

Не оттого, что испытала стыд или стеснение, а от ощущения приятной новизны овладевших ею эмоций. Между ней и лордом Харткортом возникло нечто невидимое, почти осязаемое, странный магнетизм, обладавший мощной силой.

Лорд Харткорт легонько сжал пальцы вокруг руки Гардении.

– Прошу вас, всегда помните: то или иное решение вы должны принимать сами, – сказал он тихо и медленно. – Никто не вправе заставить вас делать то, что вы не желаете делать.

Каждый ваш поступок должен быть осознан вами и заранее продуман.

Его слова изумили Гардению. Она понимала, что они – составная часть тех странных отношений, которые возникли между ней и этими двумя молодыми людьми. Людьми, появившимися в ее жизни так неожиданно и так странно. Половина из того, что они ей говорили, оставалась для нее загадкой. Ясно было одно: в присутствии лорда Харткорта ее сердце начинало колотиться беспокойно и часто.

– Вы слишком молоды и неопытны, – продолжал говорить он. – И мне хотелось бы, чтобы ваша жизнь побыстрее как-то определилась…

В который раз за время пребывания во Франции Гардения пришла в недоумение. Неизвестно почему все считали, что ей следует куда-то торопиться.

Лорд Харткорт быстро убрал руку, и она, не оборачиваясь, поняла, что возвращается Бертрам Каннингхэм.

Бертрам приблизился, опустился на свое место и положил цилиндр на свободный стул.

– По словам Арчи, вероятнее всего, выиграет Минорин, – объявил он.

– Королевская лошадь! – провозгласил лорд Харткорт – Поставлю на нее, – сказал Бертрам оживленно, потирая руки. – Если она меня не подведет, Гардения получит один из лучших подарков, какие видывал Париж!

Щеки Гардении запылали. Он обращался к ней по имени, и это сильно ее смущало. В то же время она чувствовала, что покажется старомодной и смешной, если заговорит об этом вслух. Неловкость вызывало и его обещание сделать ей дорогой подарок. Тетя Лили вряд ли обрадовалась бы, узнай она, что ее племянница принимает от мужчин дорогие презенты.

Но королевская лошадь еще не выиграла, и Гардении оставалось лишь надеяться на ее проигрыш.

– Извините, но мне пора домой, – сказала она, поднимаясь со стула десять минут спустя. – Сегодня мы собираемся в театр – на «Comedie Francaise». He хочу опаздывать.

– А кто вас будет сопровождать? – спросил Бертрам.

– Барон, – ответила Гардения. – Он сказал, приведет с собой еще кого-нибудь, чтобы мужчин было двое. Надеюсь… – Она резко замолчала.

– ..этим вторым мужчиной не окажется Гозлин, – закончил ее фразу лорд Харткорт. – Я тоже искренне на это надеюсь. В противном случае вам не позавидуешь.

– Это точно, – с чувством сказала Гардения. – Если с нами пойдет мсье Гозлин, весь вечер будет испорчен. Наверняка барон приведет кого-нибудь другого.

На протяжении всего обратного пути ее мучили опасения.

Встречаться сегодня с Гозлином до ужаса не хотелось.

– Надеюсь, вы хорошенько подумаете над тем, что я вам предложил, – прошептал ей на ухо Берти, когда они подъехали к дому герцогини. – В четверг я обязательно приду на вечеринку к ее светлости. И расскажу вам в подробностях, каков мой план. Но ждать встречи так долго я просто не смогу. Поэтому загляну к герцогине завтра после обеда. Может, получится с вами увидеться.

– Не знаю, чем мы будем завтра заниматься, – ответила Гардения. – Тетя еще ничего мне не говорила о своих намерениях.

– К черту тетю с ее намерениями! – заявил Берти раздраженно. – Я хочу видеть вас, остальное меня не интересует.

Гардения улыбнулась:

– Большое спасибо за прогулку. Мне она надолго запомнится.

Лорд Харткорт спрыгнул на землю, помог Гардении выйти из экипажа и пожал ей руку.

– До свидания, мисс Уидон, – сказал он.

Гардения еще раз улыбнулась и торопливо зашагала вверх по лестнице.

Большие часы в холле показывали пять минут седьмого, когда она вбежала в дом. В это время герцогиня обычно еще отдыхала.

Поднявшись на второй этаж. Гардения увидела барона. Он выходил из комнаты герцогини.

– А, вот и ты, Гардения! Наконец-то вернулась. Ее светлость ожидала, что ты явишься раньше.

– Я ездила на прогулку, – ответила Гардения. – И очень хорошо провела время.

– С двумя англичанами?

Гардения кивнула.

– С мистером Каннингхэмом и лордом Харткортом. Мы катались на экипаже, запряженном черными красавицами-лошадьми.

– Ха! Эти англичане вечно что-нибудь выдумают! – проворчал барон, сильно хмуря брови. – Выкидывают деньги на ветер, серьезные вещи их не заботят! Занимались бы лучше управлением своих имений!

– Иногда о серьезных вещах можно и не думать, – возразила Гардения. – Особенно если ты в Париже, а на дворе весна.

Она пребывала в приподнятом настроении и не желала позволять барону испортить его критикой и инсинуациями.

Он постоянно говорил об англичанах что-нибудь весьма нелестное и называл их бестолковыми любителями развлечений.

– О чем же вы беседовали с лордом Харткортом? – поинтересовался барон.

– Ни о чем конкретном. – Гардения пожала плечами.

– Тебе он нравится?

Вопрос был настолько неожиданным и откровенным, что Гардения к своему великому стыду покраснела. Но ответила довольно смело и даже дерзко:

– Мне очень нравится и лорд Харткорт, и его кузен!

Барон невозмутимо кивнул.

– Отлично. Общайся с милыми молодыми людьми, сколько хочешь. Твоя тетя именно этого и желает. Но больше других ей нравится лорд Харткорт, верно?

– Извините, я должна привести себя в порядок для похода в театр, – сказала Гардения, игнорируя последний вопрос барона.

– Ах да, театр! – воскликнул барон, словно совсем позабыл о своих планах на вечер. – С нами пойдет еще один человек, Пьер Гозлин. Вчера ты его уже видела.

– О нет! – невольно слетело с губ Гардении. Она прижала руку ко рту, но было уже поздно.

Барон приподнял брови.

– Насколько понимаю, тебе этот человек не понравился?

Твоя тетя тоже не любит его. А зря. Он, конечно, не красавец, но чертовски умен. Когда ты станешь взрослее, поймешь, что это крайне важное качество. – На его мерзких губах появилась неприятная улыбка. – Можешь не переживать. Мсье Гозлин заинтересован не тобой, а твоей тетей. Все свое внимание он посвятит ей. А с тобой буду общаться я.

– Как приятно, – процедила Гардения сквозь зубы.

– Очень приятно, – прошептал барон, касаясь толстым пальцем ее подбородка.

Не успела она опомниться, как он нагнул голову и обхватил ее губы своим жутким ртом.

Задыхаясь от негодования и потрясения, едва удержавшись, чтобы не залепить обидчику звонкую пощечину, Гардения отскочила от него и побежала вверх по лестнице, тщательно вытирая губы тыльной стороной ладони.

Из-за ее спины послышался взрыв оглушительного хохота.

Она чувствовала, что ненавидит барона всей своей душой.

Глава девятая

Гардения закрылась в своей комнате и принялась тщательно вытирать губы. Вскоре они покраснели и припухли, но ей казалось, что на них все еще сохраняется след от гадкого поцелуя барона. Ее трясло от ужаса и отвращения.

– Я его ненавижу! – повторяла она вновь и вновь, расхаживая взад и вперед по устланному ковром полу. От ощущения собственной беспомощности хотелось бить по стенам кулаками. Настолько одинокой она не чувствовала себя даже после смерти мамы. Теперь ей не к кому было обращаться за помощью. Ждать защиты от тети Лили не имело ни малейшего смысла. Со слезами на глазах она размышляла об участи сотен женщин, вынужденных подчиняться воле мужчин.

Над суфражистками и их выходками смеялись, но во многом участницы этого движения были правы. Сколько бы мужчины ни рассуждали о влиянии на них женщин, последние все равно оставались их рабынями, поскольку не имели ни прав, ни привилегий и как будто относились к низшему сословию общества.

За полчаса до ужина Гардения послала тете записку, в которой сообщила, что у нее болит голова.

Голова у нее действительно болела, но настоящая беда состояла в другом: в невыносимых ощущениях, разрывавших на части душу.

Она легла на кровать и уставилась в потолок. Ее тошнило от наглости и грубости барона. А еще от шумных тетиных вечеринок, от вульгарных женщин и пьяных мужчин, которые постоянно сшивались в ее доме, от отвратительного Пьера Гозлина.

Когда на смену мрачным раздумьям пришли мысли о лорде Харткорте, она вздохнула с облегчением. Вспоминать о нем доставляло удовольствие. В этом человеке ей нравилось все: порядочность, спокойствие, сдержанность, немногословность.

Она гордилась, что он – ее соотечественник. И с замиранием сердца воспроизводила в памяти тот эпизод, когда сегодня во время прогулки его теплая рука лежала на ее руке…

«Возможно, я не правильно поняла его в тот вечер на балконе. Наверняка он вовсе не хотел меня обижать», – уверяла себя она, пытаясь оправдать тот странный поступок лорда Харткорта.

Этот человек был единственным из всех ее новых знакомых, кто вызывал в ней уважение, к кому хотелось прислушаться, в ком, как казалось» можно найти защиту.

«Почему все складывается так неудачно? – пыталась уразуметь она. – Что за странные вещи происходят в этом доме?

Зачем тете нужен негодяй барон? И как ей удается выносить общество омерзительного Пьера Гозлина?»

По ее щекам текли прозрачные ручейки слез. Так она и заснула – беззвучно плача.

А проснувшись рано утром, почувствовала себя значительно лучше.

В доме царила тишина. Здесь никто не просыпался рано:

Подгонять слуг спозаранку было некому, да и ложились спать они слишком поздно, чтобы вставать на заре.

Гардения больше не желала лежать в кровати. Она прекрасно знала, что выходить из дому одной ей не следовало, но Жанна наверняка еще спала.

Быстро умывшись и одевшись, она бесшумно вышла из комнаты, спустилась вниз и, самостоятельно открыв замки парадной двери, шагнула в пьянящую свежесть раннего парижского утра.

Это утро таило в себе столько естественной прелести и обещало подарить столько бодрости, что Гардения не устояла перед соблазном и решила прогуляться.

Светило солнце, а воздух наполняли дивные ароматы цветов. Гардения шла по тротуару, и ей казалось, что ее несут вперед невидимые легкие крылья.

Через несколько минут она достигла Елисейских полей. В столь ранний час ни на скамейках под цветущими каштанами, ни за столиками здесь не сидели ни дамы, ни кавалеры в шикарных нарядах. Наверняка все они еще сладко спали. Сейчас тут можно было встретить совсем других людей: мужчин в фартуках и нарукавниках, убиравших мусор, женщин с наполненными продуктами корзинами в руках, рабочих, спешивших куда-то по делам, торговцев с тележками.

Гардения смотрела на все, что ее окружало, широко раскрытыми глазами и не замечала устремленных на себя любопытных взглядов прохожих. В зеленом платье и простой шляпке, скрывающей ее светлые волосы лишь наполовину, с сияющим лицом и горящими глазами она походила на лесную нимфу.

Лишь по прошествии часа, когда от голода у нее засосало под ложечкой, а ноги стали побаливать от непривычно долгой ходьбы, она поняла, что должна возвращаться домой, развернулась и зашагала в обратном направлении.

Где-то совсем рядом послышался стук лошадиных копыт и чей-то знакомый голос:

– Мисс Уидон! Какой сюрприз!

Гардения повернула голову и увидела на дороге Андрэ де Гренэля в элегантном экипаже.

– Доброе утро, – сказала она сдержанно.

– Вы рано просыпаетесь! А выглядите сегодня чудесно, как сама весна! И платье у вас замечательное! – рассыпался в похвалах молодой граф.

– Спасибо, – холодно ответила Гардения, продолжая идти вперед. – Извините, я не могу остановиться с вами, потому что должна как можно быстрее вернуться домой.

– Уверяю вас, моих скакунов вам не обогнать! – крикнул Андрэ де Гренэль, усмехаясь.

Гардения смотрела только перед собой и не сбавляла шага.

Встреча с беспардонным французом изрядно испортила ей настроение. Он ехал по параллельной тротуару дороге, подстраиваясь под ее темп.

– Вы всегда просыпаетесь так рано, Ma'm'selle? – полюбопытствовал он.

– Всегда. В надежде, что хотя бы непродолжительное время смогу побыть наедине с собой, – многозначительно ответила Гардения, не поворачивая головы.

– Вы очень неласковы со мной! – заявил граф.

Гардения ничего не ответила.

И он продолжил:

– А ведь все, чего я хочу, так это просто стать вашим другом.

– Друзей, которые у меня есть, мне вполне достаточно. В других я не нуждаюсь, – сказала Гардения строго, добавляя про себя, что страстно хотела бы, чтобы ее слова соответствовали действительности.

– Я даже знаю, о ком вы ведете речь, – произнес Андрэ. – О лорде Харткорте и его кузене, верно? Только их вы считаете своими друзьями. Но, поверьте, я в состоянии предложить вам то же, что они, и даже больше. Может, улыбнетесь мне хотя бы разок, Ma'm'selle?

У Гардении не было ни малейшего желания слушать вздор, который нес граф. Поэтому она никак не отреагировала на его слова и продолжала с неприступным видом шагать вперед.

Но, несмотря на свое недружелюбное к нему отношение и на то, что окинула его лишь мимолетным взглядом, она не могла не отметить, что, будучи трезвым, выглядит ее нежеланный собеседник просто великолепно.

Он был красив, строен и грациозен и на высоком сиденье экипажа, запряженного парой скакунов, смотрелся потрясающе.

– Я обязательно приду на ближайшую вечеринку вашей тети, – сказал граф после непродолжительного молчания. – И принесу для вас подарок. Пообещайте, что согласитесь где-нибудь со мной уединиться, чтобы я смог вручить вам его.

– Очень мило с вашей стороны, но можете не утруждать себя, – ответила Гардения с достоинством. – Тетя вряд ли позволит мне принимать подарки от незнакомцев.

– Но ведь я вовсе не незнакомец, – запротестовал Андрэ. – И потом, ваша тетя наверняка ничего не будет иметь против.

Сама она только рада, когда ей дарят что-нибудь ценное. Я слышал, в одной из презентованных ей вещей вы недавно разгуливали по Парижу.

– Я? – вскрикнула Гардения в изумлении. – Не понимаю, о чем вы толкуете.

– О шиншилловой накидке, в которой в первый день пребывания у тети вы ездили в салон мсье Борта, – пояснил Андрэ де Гренэль, насмешливо улыбаясь. – Я даже догадываюсь, кто преподнес ее светлости столь щедрый подарок.

– Неужели? – воскликнула Гардения, поворачивая голову и дерзко приподнимая подбородок.

Она чувствовала, что они ступили на зыбкую почву.

Этот человек не имел ни малейшего права сплетничать с ней о ее собственной тете, намекать на что-то грязное, недостойное. Тем не менее ей стало вдруг безумно любопытно, откуда взялась у тети эта проклятая шиншилловая накидка. Кто мог потратить сумасшедшие деньги на столь дорогой подарок для герцогини? Разве только…

Щеки Гардении покраснели. Она почувствовала, что не вынесет, если граф продолжит говорить, поэтому рванула в сторону столиков, туда, где его экипаж никак не смог бы ее догнать. Торопливо пройдя между ними, она свернула на узкую аллею и побежала к киоску, в котом продавали газеты и табачные изделия.

– Мисс Уидон! – крикнул граф. – Мисс Уидон, подождите!

Гардения бежала все быстрее и не оглядывалась. А сбавила скорость и перевела дух лишь тогда, когда приблизилась к дому Мабийон и начала подниматься по ступеням к парадной двери. Достигнув ее, она оглянулась и посмотрела на дорогу. Графа, к счастью, не было видно.

Своими высказываниями и намеками он безнадежно испортил ей день, день, начавшийся так хорошо. И поселил в ее душе дополнительные сомнения и тревоги.

«Зачем тетя принимает дорогие подарки от мужчин, когда у нее самой невероятно много денег?» – размышляла она, все больше запутываясь в странностях своей новой жизни.

Открывший ей дверь лакей посмотрел на нее с нескрываемым изумлением, но ни слова не сказал. Она взлетела вверх по лестнице и только закрывшись в комнате, почувствовала некоторое успокоение.

– Неужели теперь так будет всегда? Неужели только в пределах этой комнаты я могу ничего не опасаться? – прошептала она, обращаясь к пустоте.

С герцогиней они увиделись только после ленча. Гардения еще раз извинилась перед ней за то, что накануне вечером была не в состоянии поехать в театр, и послушно согласилась отправиться на прогулку.

Они вернулись несколько часов спустя. Выпив чашку чая в малой гостиной, герцогиня удалилась отдыхать. Гардения решила, что не должна разгуливать по дому, боясь вновь столкнуться с бароном в одном из пустынных коридоров. Поэтому направилась в библиотеку на первом этаже и принялась просматривать свежие газеты, заранее продумав, что в случае необходимости выбежит через потайную дверь и поднимется наверх по черной лестнице.

Не прошло и пары минут, как послышался звонок в парадную. Барон никогда не приходил так рано, тем не менее Гардения быстро отложила в сторону газету, поднялась на ноги, подбежала к той стене, где располагалась потайная дверь, в надежде найти кнопку, при помощи которой в первый вечер ее пребывания здесь экономка эту дверь открыла.

Ей казалось, она запомнила это место очень отчетливо, но кнопки нигде не было. Ее руки слегка дрожали, а сердце бешено колотилось в груди, когда, задыхаясь от волнения и жуткого страха, она исследовала боковую стенку шкафа и стену.

Раздался шум раскрывающейся двери.

Гардения вздрогнула и побледнела. А когда повернула голову, увидела барона. Он выглядел более угрожающе и отталкивающе, чем когда бы то ни было.

– А, Гардения! Если бы дворецкий не подсказал мне, где ты прячешься, я был бы вынужден разыскивать тебя по всему дому.

– Нам не о чем с вами разговаривать, – жестко и враждебно произнесла Гардения.

– Милое мое дитя! – воскликнул барон. – Я должен перед тобой извиниться. Боюсь, ты напугана моим вчерашним поступком. Я допустил ошибку, признаюсь. Не подумал, что ты можешь расценить мой жест как грубость. Пойми, я смотрю на тебя как на ребенка. Ты годишься в дочери моей дорогой подруге, герцогине. Я поцеловал тебя, как целуют дяди своих племянниц. Ничего другого этот поцелуй не означал, поверь мне.

Гардения растерянно моргнула.

«Быть может, я действительно сгущаю краски? – подумала она. – Барон – немец, а иностранцы сильно друг от друга отличаются… не исключено, что в Германии отцы целуют в губы своих дочерей, дяди – племянниц».

Враждовать с кем бы то ни было ей ужасно не хотелось. А с бароном тем более. Она с облегчением вздохнула и расслабилась.

– Мы должны быть друзьями, Гардения, – продолжил говорить барон. Его голос звучал мягко и вкрадчиво. – Мы оба любим одного и того же человека и оба хотим, чтобы этот человек чувствовал себя счастливым и не переживал по пустякам. Я говорю о твоей любимой тете, ты ведь понимаешь?

– Да, конечно, – ответила Гардения.

– Нам с тобой не следует ссориться. Тетя любит тебя, она сама не раз говорила мне об этом. В ее сердце ты заняла место, предназначенное для родных детей, а их у нее никогда не было.

Я для тебя, естественно, ничего не значу, но мне дорога герцогиня, и я всей душой желаю, чтобы она жила счастливо и не знала забот. Ты понимаешь меня?

– Понимаю, – ответила Гардения.

– Означает ли это, что я прощен?

– Да. – Она медленно кивнула.

– В таком случае давай забудем о неприятностях, вызванных простым недоразумением, и поговорим о другом, – сказал барон. – Я специально пришел сегодня пораньше, чтобы побеседовать с тобой наедине.

Гардения опять напряглась.

– О чем побеседовать?

– Сейчас я все тебе объясню, – ответил барон. – Сядь.

Гардения повиновалась, осторожно опустившись на край стула, сложив руки на коленях, выпрямив спину. Несмотря на то что она простила барона, верить ему не могла. Его глаза бегали, а каждое произнесенное им слово отдавало ложью. Подобные люди всегда ей не нравились.

– Как я уже сказал, – начал барон, тоже садясь на стул, – твоя тетя очень тебя любит. А что ты испытываешь по отношению к ней?

– Естественно, я тоже ее люблю, – заявила Гардения, пожимая плечами. – Она ко мне невероятно добра. К тому же, кроме нее, у меня никого не осталось.

Барон покачал головой, делая вид, что преисполнен сочувствия.

– Это очень печально. Но с тетей тебе очень повезло, согласись. В ком еще ты нашла бы столько понимания и доброты? Кто позволил бы тебе жить в своем доме, кто так откровенно стал бы мечтать о твоем благополучии?

– Наверное, никто, – пробормотала Гардения.

– Вот именно! – Барон поднял указательный палец. – Поэтому-то я и хочу попросить тебя сделать кое-что для герцогини.

– Конечно! – с готовностью ответила Гардения. – Что от меня требуется?

– Нечто весьма сложное, но это сделает ее светлость по-настоящему счастливой. Ты действительно готова пойти ради нее на что угодно?

– Несомненно! А почему тетя сама не обратилась ко мне за помощью? – спросила Гардения, – В том-то все и дело! – провозгласил барон. – Герцогиня ничего не должна знать о нашей с тобой беседе, понимаешь? Эгоизм и себялюбие абсолютно ей не свойственны, поэтому, если она узнает о моей к тебе просьбе, потребует, чтобы ты ничего для нее не делала.

– Скорее всего вы правы, – ответила Гардения.

– А дело вот в чем. У герцогини есть один протеже. Молодой человек, англичанин, сын ее покойной близкой подруги.

Когда его родители умерли, ее светлость пообещала юноше, что будет поддерживать его материально. У него была мечта – служить в английском военно-морском флоте. Герцогиня помогла ему приступить к осуществлению этой мечты.

– Сколько этому человеку лет? – спросила Гардения. Не то чтобы это сильно ее интересовало, но барон сделал паузу и явно ждал от нее какого-то вопроса.

– Семнадцать или восемнадцать, я точно не знаю. Пока он только учится на морского офицера и относится к младшему офицерскому составу английского флота.

Барон поправил очки и немного подался вперед.

– У Дэвида – так зовут этого юношу – возникли какие-то проблемы. И твоя тетя сильно переживает.

– Почему она решила, что у него проблемы? – спросила Гардения.

– Другие молодые люди, служащие с Дэвидом, передали твоей тете несколько писем, – сообщил барон таинственным голосом. – И все они зашифрованы.

– Зашифрованы? – Гардения нахмурилась.

– По крайней мере мы считаем, что это шифр, – пояснил барон. – Герцогиня, естественно, ничего не может разобрать.

– Но почему Дэвид не пишет ей обычные письма? – спросила Гардения.

– Мы не знаем, – ответил барон, разводя руками. – Поэтому-то ее светлость и сходит с ума от переживаний. Наверное, у Дэвида страшные неприятности. Возможно, за какой-нибудь проступок его посадили в тюрьму. Не исключено, что он ввязался в какие-нибудь темные дела.

– Все это очень странно, – пробормотала Гардения.

– Твоя тетя постоянно твердит то же самое, – сказал барон. – Представляешь, как она волнуется? Не спит по ночам, потеряла аппетит. Ни на минуту не перестает думать о Дэвиде.

– А я ничего не знала.

– Естественно! – Барон вздохнул. – Во-первых, тетя не желает тебя тревожить чем бы то ни было. А во-вторых, ужасно боится за этого мальчика.

– Что вы имеете в виду? – спросила Гардения.

– Разве ты не понимаешь? Если о делах Дэвида узнают недоброжелатели, его ситуация может значительно ухудшиться.

Предположим, он находится в тюрьме – а скорее всего это именно так – и ему нельзя посылать оттуда письма. – На протяжении нескольких секунд барон пристально смотрел Гардении в глаза. – А он их посылает. Если кому-то станет об этом известно, бедного мальчика ждет суровейшее из наказаний!

– Кажется, я начинаю понимать, – сказала Гардения. – Но почему вы заговорили об этом именно со мной? Разве я в состоянии что-то изменить?

– В состоянии, – произнес барон твердо. – Помочь тете избавиться от мучений в твоих силах. Важно, чтобы ты по-настоящему желала это сделать.

– Я готова на что угодно, – решительно ответила Гардения.

– Пообещай мне, что не расскажешь ей о нашем разговоре, Гардения. Это очень важно. Герцогиня придет в ярость, если узнает, что ты в курсе дела, а ее мучения усилятся вдвое.

Я этого не вынесу.

– Обещаю, – ответила Гардения. – Но что я должна делать?

– Помочь мне расшифровать письма Дэвида. Нам необходимо знать, что в них написано.

– Помочь вам расшифровать письма? – Гардения нервно рассмеялась. – Но я понятия не имею, как это делается. Уверена, что никто из моих знакомых не смог бы вам помочь.

– Ошибаешься! – торжествующе заявил барон. – Кое-кто как раз таки смог бы! Лорд Харткорт!

– Значит, вы хотите, чтобы я попросила лорда Харткорта…

– Ни в коем случае! – вскрикнул барон. – Неужели ты настолько несообразительна? Сама подумай: если лорд Харткорт узнает о том, что Дэвид использовал применяемые в английском флоте шифры для написания письма твоей тете, живущей за границей, он тут же свяжется с капитаном корабля, на котором мальчик проходит практику. А что произойдет после, страшно представить!

– Верно, – ответила Гардения. Все, о чем говорил барон, казалось ей вполне логичным.

– Тебе следует заглянуть в книгу лорда Харткорта, в книгу с шифрами английского военно-морского флота.

– Почему вы считаете, что такая книга у него есть? – спросила Гардения.

Барон улыбнулся.

– Милое дитя, всем известно, что в обязанности человека, занимающего ту должность, которую в данный момент занимает лорд Харткорт, входит расшифровка писем и телеграмм, приходящих в посольство.