Текст книги "Дезире – значит желание"

– Нет! – Это получилось у нее неестественно громко, а потом быстро и с неожиданной гладкостью полились слова, выражавшие ее чувства: – Вчера вечером я случайно подслушала ваш разговор с тетей. Теперь я знаю, зачем вы на мне женились! Пускай я считаюсь вашей женой, но я никогда не позволю вам притронуться ко мне! Это было бы поистине осквернением всего того, что я считаю святым.

Начав говорить, она встала и теперь стояла к нему лицом, и ее гневное дыхание колыхало кружева, украшавшие кромку декольте.

– Значит, вы нас подслушали… – как-то раздумчиво произнес герцог.

– Да, я слышала все, что вы говорили. Мне не верилось, что мужчина или женщина могут пасть так низко, могут так легко забыть, что такое честность и порядочность.

– И все же вышли за меня замуж? – Вопрос застал ее врасплох, и она не нашлась с ответом, а герцог продолжал: – Мне очень жаль, что вы услышали вещи, не предназначавшиеся для ваших ушей. Я глубоко сожалею, что, видимо, ранил ваши чувства. Но вы должны простить меня, если я замечу: вы согласились выйти за меня замуж, не настаивая на том, чтобы любовь была составной частью нашей сделки.

– Ни на что подобное я не соглашалась, – торопливо возразила Корнелия.

– Мы не говорили о любви, – напомнил герцог. – Я сделал вам предложение при второй нашей встрече. Вы же не могли ожидать, что я полюблю вас после столь непродолжительного знакомства!

– А разве для того, чтобы полюбить человека, всегда необходимо длительное знакомство? – спросила Корнелия.

: – Как правило, да.

– Я очень часто слышала о любви с первого взгляда, – заметила Корнелия.

Герцог сделал нетерпеливый жест:

– Это случается редко, в исключительных обстоятельствах и, наверное, с исключительными людьми. В нашем случае ничего подобного не было. Я предложил вам свое имя, и вы его приняли.

– Если это было деловым соглашением, то меня следовало бы поставить об этом в известность, – ответила Корнелия. – Предлагая мне свое имя, вы не сказали, что это делается только для того, чтобы я служила ширмой для вашей тайной любовной связи с женой моего дяди.

" – Я могу сказать лишь одно: сожалею, что в силу обстоятельств это стало вам известно, – произнес герцог.

– Итак, от меня ожидают, что я буду услужливой женой, которая принимает неверность мужа как ничего не значащий пустяк?

– Этого я у вас не просил, – холодно заметил герцог.

– Но именно этого вы с тетей Лили ожидаете и на это рассчитываете! – воскликнула Корнелия.

– Простите меня, нам лучше не обсуждать леди Бедлингтон, – возразил герцог.

– Мы больше никогда не будем обсуждать ни ее, ни вообще все это. Я лишь хочу, чтобы было совершенно ясно: я свою часть контракта выполнила – вышла за вас замуж. Я ваша жена. Я не могу помешать вам изменять мне. Но я хочу, чтобы вы знали: я вас ненавижу и презираю. Я считаю, что у вас и людей, которые вас окружают, нет ни порядочности, ни чести. Как вы совершенно четко выразились, мы заключили сделку. Я стала герцогиней, а вы получили в свое распоряжение мои деньги. Надеюсь, они принесут вам счастье.

Закончив говорить, Корнелия отвернулась от не го. Высоко подняв голову, она пересекла гостиную и тихо закрыла за собой дверь.

Только оказавшись за дверью, она бросилась бежать – через холл и вверх по лестнице в свою спальню. Закрыв дверь, она заперла ее и долгое время стояла, прислонившись к ней спиной, словно боялась или надеялась, – что он последует за ней.

Но снаружи не доносилось ни звука, а в комнате слышалось только медленное тиканье стоявших на каминной полке часов.

Глава 8

Герцог и герцогиня Рочемптон пересекли Ла-Манш на следующее утро. «Словно мы члены королевской семьи», – подумала Корнелия, когда группа должностных лиц в цилиндрах и золотых галунах сопроводила их на борт парохода, совершающего рейсы между Англией и континентом.

Каюта люкс была украшена цветами, стюарды ожидали приказаний. Корнелия хорошо переносила качку, но, когда герцог заявил, что собирается прогуляться по палубе, она догадалась, что должна остаться в каюте, как от нее, по всей видимости, ожидалось.

Корзины орхидей и гвоздик и бутылка шампанского, которую стюард принес и открыл «по распоряжению его светлости», служили слабым утешением, – она сидела тут одна вместо того, чтобы с палубы наблюдать за происходившим вокруг. Как бы сильно Корнелия ни была расстроена, мысль о первом в жизни путешествии за границу не могла не волновать ее.

Ей всегда хотелось посетить Францию, и было приятно знать, что она прекрасно говорит по-французски. Этим она была обязана настоянию матери. И если уроки по другим предметам давал ей от случая к случаю ушедший на пенсию школьный учитель-ирландец, тративший на виски все, что зарабатывал, то французскому языку Корнелия училась у графини де Кайль. Графиня, эта внушавшая благоговейный страх старая дама, переехала к внуку в Ирландию, когда ей было уже за семьдесят, и она решительно отказывалась говорить на каком бы то ни было другом языке, кроме родного.

Графиня гордилась ее успехами, которыми Корнелия была отчасти обязана кузине Алин, бегло говорившей на этом языке, поскольку она получила образование в школе при монастыре под Парижем.

У Корнелии был прекрасный парижский выговор, она читала многих французских авторов и считала Париж чем-то вроде сказочной Страны чудес, где ни один человек просто не может не быть счастливым.

Когда герцог впервые сказал ей, что большую часть своего медового месяца они проведут в Париже, она пришла в неописуемый восторг. Ей часто приходилось читать, что Париж – настоящий рай для молодоженов, и она рисовала в своем воображении, как будет исследовать Версаль, Трианон и Лувр рука об руку с мужем, а их любовь будет делать все увиденное еще чудеснее, потому что они увидят это вместе.

– Он все испортил, – возмущенно пробормотала Корнелия, окидывая взглядом каюту, и ей на глаза попалась стопка газет и журналов, заказанных герцогом на вокзале.

Именно такого рода предупредительность, подумала она, как раз и помешала ей увидеть его полнейшее безразличие к ней как личности. Его обходительность и прекрасные манеры были результатом хорошего воспитания и той атмосферы, в которой он рос. Он просто не мог не быть любезным и обаятельным с людьми, как не маг не быть красивым или не носить герцогского титула.

Утром его изысканная вежливость помогла им выдержать трудный момент, когда они снова встретились после столь бурного расставания накануне вечером.

Они завтракали вместе в залитой солнцем маленькой столовой. Перед тем как спустилась вниз, Корнелия испытывала колебания и даже страх, но спокойная учтивость герцога сделала все эти страхи и тревоги просто смешными.

– Хотите яичницу с беконом? – спросил он после того; как они поздоровались. – Или, может быть, жареную камбалу? Или почки – они восхитительны.

Корнелия посмотрела на ряд серебряных блюд, стоящих на плите для подогрева. На столике для закусок она увидела ветчину, язык, зельц и другие деликатесы, названия некоторых из них она даже не знала. Завтрак был похож на тот, какой всегда подавали в «Котильоне», и Корнелия подумала, что ей придется привыкнуть к такому разнообразию и научиться принимать его как должное.

– Можно мне яйцо? – спросила она, раздумывая, сможет ли вообще что-нибудь съесть, но чувствуя, что должна попытаться. Корнелия уселась за стол, накрытый белой скатертью, и оказалось, что ей предстоит сделать еще один выбор – между чаем и кофе. Когда, наконец, она получила все, что требовалось, герцог сел напротив нее и основательно приступил к завтраку.

– Вы видели наши фотографии в газетах? – спросил он, отрезая ломтик ветчины.

– Я забыла посмотреть, – ответила Корнелия и протянула руку за газетой. Увидев себя на снимке, она улыбнулась. – Выгляжу так, как будто мне подбили оба глаза.

– То, что вы были в очках на своей свадьбе, вызвало, кажется, массу комментариев в желтой прессе, – сухо заметил герцог.

– Тетя Лили так и предсказывала. Она сказала, что на фешенебельной свадьбе ни одна невеста, во всяком случае на ее памяти, никогда не носила очков.

– А вам это действительно было необходимо? – осведомился герцог.

– Совершенно необходимо, – коротко ответила Корнелия.

Если бы он мог видеть ее глаза, то понял бы, что они его проклинают. Он так уверен в себе, думала она, настолько абсолютно владеет этой неловкой ситуацией, что она ненавидит его. Его обходительность сама по себе была ей упреком. Он как бы хотел внушить ей, что именно так воспитанные люди ведут себя в любой ситуации, какой бы неприятной она ни была, и в сравнении с его холодным безразличием ее вспышка накануне вечером стала теперь казаться ей истеричной выходкой школьницы.

«Ненавижу! Ненавижу его!» – подумала про себя Корнелия и раздраженным жестом отодвинула в сторону свою тарелку. Герцог взглянул на часы:

– Минут через десять нам пора выходить. Корнелия сразу подумала, не отказаться ли ей.

Было что-то нелепое в том, что они отправлялись свадебное путешествие, которое не сулило ничего, кроме страдания и скуки. Потом она поняла, что, по крайней мере на людях, должна играть ту роль, которую намеренно взяла на себя. Она – его жена, герцогиня Рочемптон, а значит, как говорят французы, «положение обязывает».

Сделав над собой усилие, Корнелия ответила ему голосом таким же холодным и безразличным, как его собственный:

– Я не заставлю вас ждать. Обычно я очень пунктуальна.

Неужели им суждено разговаривать так всю жизнь, размышляла Корнелия в пустой каюте. Судно отчаливало. Она слышала, как втягивали на борт трап, как выкрикивали с палубы команды, как громче становился шум моторов. Корнелия подбежала к иллюминатору и смотрела, как удаляется от них пристань, как небольшая группа людей на берегу машет кому-то на судне. Она была на пути во Францию!

Корнелия долго смотрела в иллюминатор, потом села на удобный диванчик и попыталась читать журналы, купленные для нее герцогом. Но скоро опять погрузилась в свои горькие мысли. Должно быть, она уснула на короткое время, потому что ей приснилось, будто она убегала от кого-то, кто неумолимо ее преследовал, но ей, как ни странно, было не страшно, а хорошо.

Ее разбудили доносившиеся с палубы голоса – судно подходило к берегу.

И тут официальные лица опять позаботились о выполнении всех необходимых формальностей и проводили их до специально зарезервированного купе в пульмановском вагоне поезда, идущего в Париж.

Корнелии было интересно услышать, что герцог довольно бегло говорит по-французски, хотя и с явным английским акцентом. Он произнес хорошую речь, поблагодарив французских чиновников за внимание.

Когда они устроились в поезде, герцог заказал еду и вино и спросил Корнелию, не будет ли она возражать, если он закурит сигару.

– Напротив, мне это нравится, – ответила она. – Напоминает об отце. Он всегда курил сигары, когда мог себе это позволить.

Герцог поднял брови, и она прибавила:

– Вам известно, что мы были очень бедны? Мои родители часто не знали, откуда взять нужные на жизнь деньги. Папин брат – мой дядя Джордж, который так внимателен ко мне теперь, когда я богата, – никак ему не помогал.

Корнелия говорила с горечью, и по лицу герцога было видно, что она пробудила в нем интерес.

– Думаю, что я очень мало знаю о вашей семье, – сказал он. – Вы бы не рассказали мне о своей жизни в Ирландии?

– Думаю, вам будет неинтересно, – отозвалась она. – Эта жизнь совсем не похожа на ту, какой живете вы в «Котильоне» или мои дядя и тетя в Лондоне.

Корнелия вспомнила, как ее мать боролась за то, чтобы жить достойной жизнью в глуши Ирландии, как старалась поддерживать видимость благополучия, но не для того, чтобы производить впечатление на соседей, а чтобы не дать нищете и запустению Розарила взять над собой верх. Наверное, ей хотелось видеть подруг и приятельниц своей юности, но тем она, прозябавшая в бедности, была совершенно не нужна.

Что можно рассказать об этом? Разве герцог ее поймет?

– Мне нечего вам рассказать, – отрывисто бросила Корнелия и по тому, как он снова взялся за газету, поняла, что он счел ее дурно воспитанной.

Он не должен знать, думала она, что ее сердце взывает к нему; что больше всего на свете ей хочется протянуть руки и прикоснуться к нему, упросить его, чтобы они остались хотя бы друзьями! Но когда она представила себе тетю Лили со всей ее красотой, встающую между ними, то почувствовала, что ненавидит его.

«Я рада, если он страдает по ней так же сильно, как я по нему», – подумала Корнелия и удивилась, какую ужасную боль причинила ей сама мысль об этом. Все бесполезно… она любит его. Любит его худые, ухоженные руки, грациозность его позы, гордую посадку его головы. Любит его темные брови вразлет над глубоко посаженными глазами, изгиб его губ, когда он улыбается!

И все же она должна заставить себя думать о других вещах – например, о Франции, где она с детства мечтала побывать.

Время тянулось медленно, но, к счастью, разговаривать в поезде было трудно из-за шума и скорости движения, так что сначала герцог, а за ним и Корнелия заснули. Когда же они проснулись, то оказалось, что до Парижа уже недалеко.

С первого мгновения, как только они сошли с поезда на Гар-дю-Нор, Корнелия была очарована всем, что видела и слышала: по-особенному звучали выкрики носильщиков, одетых в синие рабочие халаты; мужчины и женщины выглядели не так, как ее соотечественники, и речь их была более оживленной и громкой… Париж! Она в Париже!

Их ожидала карета из «Ритца» со слугами в ливреях и кучером в цилиндре, и все, кто встречал их, как казалось Корнелии, улыбались и радушно приветствовали их, выказывая теплоту и сердечность, которых не хватало более сдержанным и флегматичным англичанам.

«Ритц», самый знаменитый отель в Париже, был открыт семь лет назад этим гением гостиничного дела, Сезаром Ритцем. Корнелия не могла сдержать восторга, когда вошла в их большую собственную гостиную, окнами выходящую в сад, и увидела элегантную мебель и в ней, и в смежных с нею спальнях.

Ванные комнаты в «Ритце» потрясли фешенебельный мир. Прежде ни в одном отеле они не были ни столь многочисленными, ни столь роскошными. В отеле «Бристоль», где король Эдуард в бытность принцем Уэльским останавливался на протяжении почти сорока лет, было по одной ванной комнате на каждом этаже. Сезар Ритц настоял на том, чтобы строить ванную комнату при каждой спальне, и теперь Корнелия видела, что ее ванная, отделанная мрамором и кафелем, так же прекрасна и уникальна, как гостиная с ее окрашенным потолком, алебастровыми урнами, коврами, гобеленами и мебелью, скопированной из музеев.

– Подумать только, Вайолет, своя, отдельная ванная комната! – воскликнула она, снимая шляпу в просторной, величественной спальне.

– Больше похоже на дворец, чем на отель, не правда ли, ваша светлость? – откликнулась Вайолет с ноткой благоговения в голосе.

Да, «Ритц» настоящий дворец, подумала Корнелия, только, пожалуй, в тысячу раз удобнее. Отель обладал и другими достоинствами, в чем она убедилась, когда часом позже они с герцогом спустились вниз к обеду.

Вечер был теплый, ни малейшего дуновения ветерка, небо в россыпи звезд. Обед подавали в саду, на воздухе. Огоньки горевших на столах свечей и китайских фонариков, спрятанных среди деревьев и цветов, окрашивали струи фонтана во все цвета радуги. Слух услаждала музыка, а вкус баловали деликатесы, созданные величайшим шеф-поваром Европы – Эскофье.

– Как в сказочной стране, – сказала Корнелия полным благоговения голосом.

– Теплым вечером приятно пообедать в такой обстановке, – согласился герцог.

Корнелия решила не позволить ему своим равнодушием испортить ей удовольствие.

– Это чудесно, – сказала она, и тихая музыка, доносящаяся из открытых окон, на минуту перенесла ее в некий волшебный мир, где ее доверие оправдывалось, а принципы оставались незыблемыми.

Потом она заметила, что герцог говорит с ней с легким нетерпением в голосе, потому что она не ответила на его вопрос, что будет есть. Корнелия посмотрела на огромное меню и почувствовала, что совершенно не способна принять решение.

– Не закажете ли вы сами что-нибудь для меня? – смущенно спросила она.

Герцог обсудил несколько блюд с внимательным метрдотелем, и официант принес им стаканчики с которое они могли смаковать в ожидании первого блюда.

Корнелия обнаружила, что время за обедом прошло на удивление быстро. Вокруг них было столько всего интересного, что она даже не замечала долгих периодов молчания между нею и герцогом. И только когда увидела, как он посмотрел на часы, она поняла, что они порядочно засиделись за уже убранным после обеда столом.

– Нам пора идти? – спросила она не совсем уверенно.

– Наверное, вы хотите пойти спать, – ответил он. – День у вас был длинный.

Именно этого Корнелии и не хотелось, но других предложений у нее не было, поэтому они вернулись в отель и поднялись в свои комнаты на втором этаже.

Когда они вошли в гостиную, Корнелия взглянула на часы, стоявшие на каминной полке, – не было еще и десяти. Она импульсивно повернулась к герцогу, чтобы попросить его показать ей вечерний Париж – хотя бы просто проехаться по освещенным улицам или посидеть за столиком кафе.

– Пожалуйста… – начала она, но слова замерли у нее на губах, потому что заговорил герцог:

– Прошу меня извинить. Хочу пожелать вам спокойной ночи и приятных снов. – С этими словами он поклонился и вошел в свою спальню.

Может быть, он действительно устал, подумала Корнелия, но тут дверь спальни немного приоткрылась, и она услышала его голос. – Мою накидку и шляпу, Хаттон, – говорил он своему камердинеру. – Да, и трость. И не жди меня – я не знаю, в котором часу вернусь.

– Приятно снова оказаться в Париже, ваша светлость, – отозвался Хаттон.

– Весьма. Надо будет навестить наши старые места, посмотреть, не стали ли они хуже, чем полгода назад, а, Хаттон?

– Я не думаю, что они сильно изменились, ваша светлость.

– Ну, я отправляюсь в… – Звук открываемой двери помешал Корнелии расслышать название места, упомянутое герцогом.

Потом он сказал что-то еще, дверь закрылась, и она услышала его удалявшиеся шаги.

Она прижала руки к щекам – так они пылали. Он ушел. Не захотел скучать в одиночестве, в пустоте и безликости гостиничного номера. Он ушел развлекаться с друзьями, которые будут рады видеть его после долгого отсутствия.

Корнелия вбежала в свою спальню. Вайолет выкладывала ночную рубашку из тонкого белого батиста на большую двухспальную кровать, покрывало которой было отвернуто только с одной стороны. Корнелия схватила ее за руку.

– Слушай, Вайолет, – зашептала она. – Его светлость ушел из отеля. Я желаю знать, куда он пошел. Узнай у Хаттона. Поговори с ним под каким-нибудь предлогом.

– Хорошо, ваша светлость, – ответила Вайолет. Она всегда была сообразительной и сразу поняла, что от нее требуется.

Оставив ночную рубашку на кровати, она вошла в комнату герцога.

– О, мистер Хаттон, вот вы где! – услышала Корнелия ее слова. – Я хотела спросить, не видели ли вы такую небольшую черную шляпную коробку?

– Нет, мисс Уолтере. Здесь ее нет, – ответил Хаттон.

– Тогда, должно быть, она в вестибюле, – предположила Вайолет. – Кажется, в этом отеле ужасно много мест, где могут затеряться вещи.

– Однако отель очень комфортабельный, вы согласны? – спросил Хаттон.

– Я скажу вам после того, как увижу свою комнату, – прощебетала Вайолет. – Вам хорошо, вы уже закончили распаковываться. Наверное, теперь отправитесь поразвлечься?

– Возможно, я немного прогуляюсь по бульварам, – ответил Хаттон.

– О, все вы, мужчины, одинаковы, – хихикнула Вайолет. – Вон его светлость уже пошел полюбоваться яркими огнями, а теперь вы следом за ним. Мы же, бедные женщины, должны сидеть дома.

– Пойдемте со мной, – предложил Хаттон. – Вот только чего-нибудь перекушу – и можем идти. Ее светлости вы еще долго не понадобитесь.

– Ну, я не могу обещать, – кокетливо сказала Вайолет. – Хотя догадываюсь, Париж вы знаете вдоль и поперек, верно?

– Еще как!

– Интересно, а какие здесь самые шикарные места? – спросила Вайолет. – Понимаете, такие, куда ходят знатные господа. Я слышала названия, но забыла. Например, куда пошел сейчас его светлость?

– К «Максиму», разумеется, – ответил Хаттон. – В наш прошлый приезд его светлость, можно сказать, стал там постоянным посетителем. Я не удивлюсь, если ему устроят королевский прием, когда он появится там сегодня вечером.

Вы обязательно должны потом мне все рассказать, мистер Хаттон. – Вайолет улыбнулась. – Я никогда не закончу распаковываться, если буду стоять здесь и болтать с вами. Но если я все же решу прогуляться, то примерно через час спущусь вниз.

– Уж вы, мисс Уолтере, не подведите меня.

Вайолет торопливо пересекла гостиную, и Корнелия быстро отошла от двери, чтобы та не узнала, что она подслушивала.

Вайолет заговорила только после того, как закрыла дверь:

– Ваша светлость, место, куда ушел его светлость, называется «Максим».

– Спасибо, Вайолет. Интересно, что это такое. Думаешь, мне можно туда пойти?

– Одной нет, ваша светлость, – чуть ли не в испуге проговорила Вайолет.

– Да, пожалуй, нельзя. Женщинам ужасно не везет, правда?

– Но не всем, ваша светлость.

– Ну да, это зависит от женщины, разумеется!

Корнелия подумала о тетушке. Окажись на ее месте тетя Лили, она бы не сидела здесь в половине десятого вечера наедине со своими горькими мыслями. «Наверное, я какая-то неправильная», – решила Корнелия.

Ей хотелось заплакать при мысли о том, что герцог сейчас беззаботно веселится один, без нее. Что делают мужчины, когда бывают одни в Париже? До чего же она наивна и ни в чем не сведуща, в раздражении думала Корнелия. Почему она не знает, что делают женщины, которые не леди, чтобы завлекать мужчин? Разве можно сражаться с врагом, которого ты никогда не видела и о котором знаешь только то, что это враг?

Ощущая полную безнадежность и разочарование, она сказала Вайолет:

– Я, пожалуй, лягу спать, потому что делать больше нечего. – Хорошо, ваша светлость, – ответила Вайолет. Но когда Корнелия подняла руки, чтобы расстегнуть ожерелье, в дверь постучали.

Вайолет пошла посмотреть, кто это, но не смогла объясниться с рассыльным, стоявшим за дверью, и Корнелия поспешила ей на помощь.

– К мадам пришел какой-то джентльмен, – повторил рассыльный.

– Джентльмен? – переспросила Корнелия. – Как его имя?

– Мсье Блайт, мадам.

Корнелия слегка вздрогнула от неожиданности.

– Проводите его наверх, немедленно, – распорядилась она.

– Хорошо, мадам, – ответил рассыльный и убежал.

– Это мой кузен Арчи, – объяснила Корнелия Вайолет. – Я не видела его два года. Он приезжал погостить к нам в Ирландию незадолго до того, как погибли мои родители. Интересно, как он узнал, что я здесь?

: – Наверное, отчет о вашей свадьбе напечатали все французские газеты, ваша светлость, – сказала Вайолет.

– Да, конечно. Совсем забыла об этом. Буду рада снова увидеть кузена Арчи.

Она посмотрелась в зеркало, поправила свою затейливую прическу, созданную Вайолет по указаниям мосье Анри, и перешла в гостиную.

Через несколько минут ей доложили о приходе Арчи Блайта. Он был высок, белокур и являл собой воплощенную элегантность. Вся созидательная энергия, какой обладал Арчи, почти целиком тратилась к выгоде его портного. Он всегда был изысканно одет по самой последней моде, его цилиндр по блеску не имел себе равных, и, как бы жарко ни было на балу и как бы много он ни танцевал, никто никогда не видел, чтобы его воротничок помялся, а гвоздика или гардения у него в петлице завяла.

Несмотря на такую внешность, у Арчи было золотое сердце. Никто не мог устоять против его добродушия и неизменной готовности помочь любому человеку, попавшему в беду, вопреки любым неудобствам для себя.

Он был двоюродным братом Эдит Уайтингтон-Блайт и единственным членом ее семьи, сохранившим с ней дружеские отношения после ее бегства с Бертрамом Веллингтоном. Сколько Корнелия себя помнила, Арчи раз в год приезжал погостить у них во время скачек. Розарил наверняка казался ему очень бедным и неудобным, но Арчи никогда не жаловался ни на плохую пищу, ни на недостатки обслуживания.

Когда он вошел в комнату, Корнелия, радостно вскрикнув, бросилась к нему с протянутыми руками.

– Арчи! Я счастлива тебя видеть! – воскликнула она.

Он поймал ее за руки и ласково поцеловал в щеку.

– И я рад видеть тебя, моя дорогая, – сказал он. – Но к чему это затемнение?

– Ты имеешь в виду мои очки? – спросила Корнелия. – На то есть причины. Расскажу тебе потом. Как ты узнал, что я здесь?

– Открыл газету несколько часов назад, – ответил Арчи, – и прочитал о вашей свадьбе и о том, когда вы приезжаете. Подумал, надо к тебе заглянуть поздороваться. Я и понятия не имел, что ты помолвлена.

– О помолвке было объявлено шесть недель назад, – сказала Корнелия. – Должно быть, ты это пропустил.

– Не представляю, каким образом, – заметил Арчи. – Однако ничего плохого не случилось, если не считать того, что я не сделал тебе свадебного подарка. Я слышал, этот Рочемптон неплохой парень. Кстати, где он?

– Он пошел к «Максиму», – ответила Корнелия, – и я тоже хочу туда пойти, Арчи.

– К «Максиму»? – переспросил Арчи. – Святые небеса, и это во время медового месяца! Совсем неподобающее дело, знаешь ли.

Корнелия сделала глубокий вдох.

– Послушай, Арчи, отвези меня туда – я хочу знать, что это такое. – Совершенно невозможно, моя дорогая, – ответил Арчи. – Неужели ты не понимаешь? Это самое лучшее место в Париже, чтобы повеселиться… но не для жен.

– Арчи, пожалуйста, выслушай меня, – сказала Корнелия, вцепившись ему в руку. – Я просто хочу посмотреть, куда ушел Дрого, хочу увидеть, с кем он там. Пожалуйста, отведи меня! Я надену вуаль, никто ничего не узнает.

– Нет, клянусь Юпитером, я не могу этого сделать, – ответил явно шокированный Арчи. – Ты теперь герцогиня, Корнелия, и должна вести себя надлежащим образом. Тебе уже нельзя носиться повсюду в бриджах, как это было в Розариле. Тебе необходимо помнить, что ты – леди.

К чертям всех леди! – Корнелия топнула ногой. – Я сыта по горло тем, что я леди. Того нельзя, этого нельзя, я должна делать то, я должна делать это… Арчи, помоги мне! Ты единственный человек, к кому я могу обратиться.

– Но что же все-таки случилось? – удивленно спросил Арчи.

– Сядь, – приказала Корнелия.

Он сел, поддернул брюки, чтобы сохранить ретро заглаженную складку, явив при этом взору красивейшего фасона лакированные туфли и черные шелковые носки, затем поправил накрахмаленную манжету своей вечерней рубашки так, чтобы она выглядывала из рукава ровно настолько, сколько требовалось. Потом вставил в глаз монокль и вопросительно взглянул на Корнелию.

И она рассказала ему правду. Всю. До конца. Свой рассказ она закончила их свадьбой и приездом в Париж.

Арчи Блайт сидел как громом пораженный. Время от времени он восклицал: «Клянусь Юпитером!» – и только когда рассказ Корнелии подошел к концу, он дал моноклю выпасть из глаза и заговорил:

– Совершенно невероятно! Ни за что бы не поверил, если бы это рассказал кто-нибудь другой.

– Теперь ты видишь, Арчи, почему мне нужна твоя помощь! – воскликнула Корнелия. – Я не могу просто сидеть здесь одна, потом ложиться в постель и лежать без сна, думая о нем, представляя себе тех веселых и красивых людей, с которыми он танцует, и ожидая наступления нового дня, такого же пустого и безрадостного.

– Никогда бы не подумал, что Рочемптон мог допустить такое, – заметил Арчи. – Очень неосторожно, с моей точки зрения, позволить тебе вот так все узнать.

– Ах, Арчи, разве дело в этом? – сказала Корнелия. – Но мы обо всем поговорим потом. Пожалуйста, отведи меня к «Максиму».

– Да не могу я, Корнелия. Допустим, Рочемптон поступил непорядочно, но это еще не причина, чтобы я сам поступал так же.

– Я надену маску или вуаль – все, что хочешь, лишь бы оказаться там.

У Арчи был чрезвычайно озадаченный вид.

– Невозможно, – пробормотал он, наконец. – Никак невозможно.

– Пожалуйста, Арчи! Прошу тебя!

Она знала, что Арчи не может отказать человеку, попавшему в беду. Она сама видела, как на скачках он выворачивал карманы ради знакомого человека, которому не повезло, или ради нищего, к которому проникся состраданием.

– Пожалуйста, Арчи! – умоляюще повторила она и с облегчением увидела, что его лицо прояснилось, а брови перестали хмуриться.

– Есть одна идея, – сказал он. – Я знаю человека, который сможет тебе помочь.

– Кто это? – взволнованно спросила Корнелия.

– В этом-то все и дело, – ответил Арчи. – Не знаю, правильно ли я поступлю, если познакомлю вас. Это не имело бы большого значения, будь ты просто моей маленькой кузиной Корнелией… но ты теперь герцогиня, и это совсем другое дело.

– Да забудь ты про герцогиню, – уговаривала его Корнелия. – Я совсем не чувствую себя герцогиней. Кто этот друг?

Арчи задумчиво смотрел на нее.

– Так кто это? – настаивала Корнелия. – Мужчина или женщина?

– Женщина, – ответил он и добавил: – Если уж тебе обязательно надо знать, то это мадам Рене де Вальме!

И он уставился на Корнелию, словно ожидая от нее какой-то реакции. Но таковой не последовало.

– Кто она такая? – спросила Корнелия.

– Она мой друг и… ну, она хорошо известна в Париже. Она… ммм… ну, она друг сердца великого князя Ивана.

– Мне все равно, кто она такая, если она отвезет меня к «Максиму». Отвезет?

– Я не знаю, – сказал Арчи. – Я могу только попросить ее. Кстати говоря, я сам пригласил ее туда на ужин. – Тогда ты возьмешь и меня, – решительно проговорила Корнелия. – Милый Арчи, я так и знала, ты мне поможешь.

И, не дожидаясь его ответа, она убежала в спальню.

– Скорее, Вайолет, дай мне горностаевую накидку и мою сумочку.

Вайолет принесла накидку из белого горностая, которую Корнелия набросила себе на плечи, и парчовую сумочку, украшенную искусственными бриллиантами.

– Спокойной ночи, Вайолет. Сходи на прогулку с Хаттоном и повеселись. Я сама лягу спать, когда вернусь.

– Желаю вашей светлости приятно провести время, – сказала Вайолет.

– И не говори Хаттону, что я ушла, – завершила разговор Корнелия, идя к двери. – Скажи, что я легла спать. Не забудешь?

– Конечно, не забуду, ваша светлость.

Вайолет с улыбкой смотрела, как Корнелия выходит из комнаты. Бедняжке давно пора немного поразвлечься, подумала она.