Текст книги "Дезире – значит желание"

Глава 9

Мадам Рене де Вальме была дочерью почтенного адвоката в Амьене. Когда ей было восемнадцать лет, самый высокопоставленный клиент ее отца, принц Максим де Вальер Шатель, увидел ее и влюбился.

Принцу, благодаря его могучему дару убеждения и высокому положению, удалось преодолеть вполне естественное сопротивление ее родителей и увезти ее с собой.

Он устроил ее в Париже и занялся ее образованием. В середине жизни – ему было за пятьдесят – он обнаружил, что приобщать ее к искусствам и благам цивилизации доставляет ему почти такое же удовольствие, как и посвящать в радости любви.

Она оказалась способной ученицей, и, когда семь лет спустя принц скоропостижно умер от сердечного приступа, это была уже совсем не та молоденькая девушка, которая уезжала из родительского дома в Амьене, а образованная, чрезвычайно начитанная молодая женщина.

Принц, к неудовольствию его сыновей и дочерей, оставил Рене значительную сумму денег, достаточную для того, чтобы обеспечить ей безбедное существование до конца жизни. Но в двадцать пять лет Рене не намеревалась ни кануть в безвестность, ни вернуться к скучной респектабельной жизни. Деньги принца были хороши тем, что теперь она могла позволить себе роскошь выбирать своих покровителей.

За годы, прошедшие после смерти принца, у нее было много любовников. Почти все они были людьми выдающимися не только по рождению, но и по уму. Когда ей должно было исполниться тридцать два года, она познакомилась с великим князем Иваном. Они влюбились друг в друга с первого взгляда, со страстью и безоглядностью двух сильно чувствующих и очень умных людей. Это был настоящий союз души и тела.

Теперь Рене была одной из самых известных женщин в Париже. Ее карета, запряженная шестью белыми пони, над головами которых развевались оранжевые султаны, с чернокожим кучером, который ими правил, стала одной из достопримечательностей на Елисейских Полях. В своем роде она стала такой же знатной дамой, как многие аристократки по рождению, которые, с интересом наблюдая за ней, не решались нарушить строгие светские правила, запрещавшие им всякое знакомство с ней.

В одном Рене была непреклонна – она никогда не имела больше одного любовника одновременно. Тот, кто пользовался ее благосклонностью, был уверен в ее верности, что могло бы послужить примером для многих жен.

«Всегда помни, что умение приобретать друзей – это искусство, которое постоянно необходимо совершенствовать», – сказал ей однажды принц.

Рене послушалась его совета и приобрела множество друзей, так что даже те мужчины, которые не могли надеяться на интимные отношения с нею, искали ее общества и в меру своих возможностей старались доставлять ей удовольствие.

– Она – мой очень хороший друг, – сказал Корнелии Арчи.

Он познакомился с Рене много лет назад, когда приехал в Париж зеленым юнцом и сорил деньгами, которых у него было немного, скорее из страха показаться неопытным, чем от природной щедрости.

Рене взяла его под свое крылышко. Она показывала ему Париж так, как этого удостаивались немногие молодые люди при первом посещении города. Она показала ему, что бывает веселье без вульгарности и развлечение без порока. Она вселила в него уверенность в себе, которая уже никогда его не покидала.

Годы шли, а их дружба продолжалась. Каждый раз, когда Арчи приезжал в Париж, он большую часть времени проводил с Рене, а она всегда говорила о нем так, как могла бы говорить о младшем брате – безответственном, но горячо любимом.

Как и другие настоящие друзья Рене, Арчи радовался ее счастью с великим князем. Это был один из самых очаровательных русских принцев крови, приезжавших в Европу в погоне за развлечениями и тративших сказочное богатство своей таинственной, неизвестной страны с расточительностью, которая повергала в изумление даже искушенных в жизни парижан.

В это время года великий князь вернулся в Россию к своей многострадальной семье, но о «го любви напоминали Рене цветы, ежедневно доставляемые ей на квартиру.

Корнелия увидела ее у корзины, полной фиолетовых орхидей. Она не знала, чего ожидать, но в своем отчаянии обрадовалась бы и самому дьяволу, если бы он согласился помочь ей. Все же она рисовала в воображении женщину очень заметную, одетую в яркие цвета, с прической, украшенной страусовыми перьями.

Увидела же она тоненькую, стройную женщину ненамного старше ее самой, в черном платье. Ее волосы были зачесаны назад и уложены с обманчивой простотой. Единственную цветовую ноту создавало ожерелье из крупных изумрудов на белой шее и кольцо с такими же камнями, казавшееся тяжеловатым для ее маленькой руки.

Рене не была красавицей – в состоянии покоя ее лицо имело почти суровое выражение. Потом она улыбнулась, и это выражение мгновенно изменилось, сделав лицо очаровательным. Что-то завораживающее и манящее было в движении ее губ, а ямочки на щеках придавали лицу дерзкую шаловливость, в ответ на которую трудно было не улыбнуться.

– Вы опоздали! – воскликнула она на прекрасном английском, когда слуги в ливреях ввели Корнелию и Арчи в большой, мягко освещенный салон.

– Прости меня, Рене, – виновато проговорил Арчи, поднося ее руку к губам. – Но я привел к тебе человека, попавшего в беду, которому нужна твоя помощь.

– В самом деле? – Рене улыбнулась столь очаровательно, что Корнелия ощутила прилив дружелюбия к этой незнакомой француженке, подобного которому она никогда прежде не чувствовала ни к какой другой женщине.

– Это моя кузина, герцогиня Рочемптон. Рене, казалось, была удивлена, но через секунду протянула руку.

– Это честь для меня, мадам, – сказала она Корнелии, соблюдя правила этикета, и добавила, обращаясь к Арчи: – Чем я могу помочь?

Арчи нерешительно молчал, и Корнелия поняла: он не знает, как много или как мало он может сказать.

– Можно я сама расскажу вам, мадам? – тихим голосом спросила Корнелия, и Арчи был удивлен, что она не боится и не смущается говорить за себя.

– Ну разумеется, – ответила Рене, – только сначала садитесь, пожалуйста.

– Вчера я вышла замуж, – начала Корнелия, усевшись на позолоченный диван.

– Ну конечно, теперь я вспомнила, что видела фотографии с вашей свадьбы и отчеты о церемонии в утренних газетах! – воскликнула Рене.

– Вечером накануне свадьбы я узнала нечто такое, что меня очень сильно расстроило, – сказала Корнелия и запнулась.

С неожиданным для него тактом Арчи направился к двери.

– Пойду поговорю с кучером, – сказал он. – Я велел ему ждать. Но если лошади станут беспокоиться, пускай он проедется немного.

Дверь за ним закрылась.

– Ваш кузен – мой очень хороший друг, – тихо сказала Рене. – Он очень помог мне однажды, когда у меня было большое горе. Я никогда не забуду, с каким пониманием и сочувствием он ко мне отнесся.

– Так, значит, и вы были несчастны, мадам? – спросила Корнелия.

Рене кивнула.

– Я потеряла ребенка, – сказала она просто. – Моему сынишке был один годик, когда он умер, и я думала, что с ним умер и весь смех на земле. Как раз тогда ваш кузен и помог мне. В тот момент я не хотела видеть возле себя никого, кто любил бы меня так, как… ну в общем, как мужчина любит женщину. Я была матерью, потерявшей ребенка, и Арчи это понимал.

Мы вместе ходили на прогулки, мы завтракали и обедали в маленьких ресторанчиках, где меня никто не знал. Должно быть, ему было скучно и тоскливо, но он не подавал виду. Он приехал в Париж, чтобы повеселиться, а вместо этого провел две очень печальные и очень тихие недели со мной. Вот почему я его нежно люблю и рада что-нибудь для него сделать.

Корнелия рассказала Рене всю правду: как полюбила герцога, как думала, что чувство это взаимно, до того момента под дверью будуара Лили, почему все-таки вышла за него замуж; рассказала о том, как узнала, что он пошел к «Максиму».

– Понимаете, я должна знать, что он любит, что он думает, что чувствует, – закончила Корнелия. – Сейчас это совершенно чужой мне человек, о котором я ничего не знаю, потому что все мои представления о нем оказались неверными.

– И вы хотите завоевать его любовь, – тихо заметила Рене.

– Разве у меня есть хоть малейший шанс? Скажите мне правду, мадам. У вас такой большой опыт общения с мужчинами, скажите мне: я сошла с ума, если подумаю, хотя бы на секунду, что когда-нибудь он полюбит меня, хотя бы немного?

Это был крик сердца о несбыточной, но такой прекрасной мечте.

В ответ Рене де Вальме негромко сказала:

– Снимите ваши очки!

Корнелия повиновалась и повернулась лицом к Рене. Та несколько мгновений просто смотрела ей в лицо, а потом воскликнула:

– Мой бог! Зачем же вы прятали свои глаза?

– Мне казалось, что очки защищают меня. Я пряталась за ними из робости, но надеялась, что герцог попросит меня снять их… а он так и не попросил!

– Он никогда не видел вас без очков? – с недоверием в голосе спросила Рене.

– Никогда! – ответила Корнелия.

– Тогда все будет легко устроить, – сказала Рене. – Идемте со мной.

Она поднялась и повела Корнелию по длинному коридору, где на стенах были развешаны прекрасные картины, а в конце находилась огромная спальня.

Как ни была Корнелия погружена в собственные переживания, она не удержалась от восклицания восторга при виде спальни: серебряные с зеленым стены, расшитые звездами драпировки цвета фламинго. На возвышении, покрытом ковром из меха горностая, стояла большая кровать с резным изголовьем в виде лебедя, распростершего крылья, которую таинственно прикрывал полупрозрачный розовый полог, удерживаемый карнизом в виде хоровода ангелочков.

Рене властно позвонила в колокольчик, и через несколько секунд вошла горничная. Это была полная женщина средних лет, начинавшая седеть. Но лицо у нее было доброе, и Рене обратилась к ней с дружеской теплотой:

– Мари, нам нужна ваша помощь. Видите эту даму? Посмотрите на ее платье, на ее волосы.

– О, мадам, это что-то… особенное, – удивленно вскинула брови Мари.

– Вот видите, – рассмеялась Рене. – И, простите меня, мадам, сейчас я забуду о том, что вы знатная и высокопоставленная дама, и буду помнить только то, что вы – маленькая кузина Арчи.

– Я прошу вас об этом, – сказала Корнелия умоляющим тоном.

– Хорошо. С кузиной Арчи я могу говорить откровенно. Ваше платье, моя дорогая, ужасно. Я уверена, что оно стоило очень дорого и было куплено у одного из пресловутых модных кутюрье, услугами которого пользуются английские дамы и воображают себя хорошо одетыми. Но если и этого было недостаточно, чтобы изуродовать вас, то есть еще и волосы, которые можно уложить в такую безобразную прическу, что я содрогаюсь, глядя на нее.

– Я чувствовала, что здесь что-то не так, – ответила Корнелия, – но знаете, я жила в Ирландии и за модой не следила. Лошадям нет никакого дела до моды, и, по правде говоря, я вообще не укладывала волосы в прическу, пока не переехала в Англию.

– Лучше уж было оставить их распущенными, – сказала Рене суровым тоном. – Пойдемте, Мари, у нас очень мало времени. Хорошо, что у мадам примерно те же размеры, что и у меня.

– Но вы же намного, намного тоньше! – воскликнула Корнелия.

– Сомневаюсь, – усмехнулась Рене. – Все портят ваши корсеты. В Англии не имеют представления о том, как создавать фигуру.

Мари достала из шкафа небольшой черный корсет, сильно отличавшийся по форме от того, что был на ней. Мари туго зашнуровала его, но он был сделан так искусно, что Корнелия нашла его гораздо более удобным по сравнению со своим.

Потом Рене вынула нижнее белье, какого Корнелия никогда не видывала и даже не представляла, что такое бывает, – сорочку и панталончики из тончайшего шелка, отделанные кружевом и украшенные изящно вышитыми, крошечными бантиками из розочек. Потом появилась и нижняя юбка, которую, как говорится в волшебных сказках, можно было пропустить через обручальное колечко.

Затем Мари быстро усадила ее перед туалетным столиком и ловкими пальцами принялась вынимать подкладной каркас и расчесывать похожие на колбаски локоны.

Когда шпильки были вынуты, волосы Корнелии рассыпались у нее по плечам и коснулись пола. Рене тихо ахнула от восхищения.

– У вас чудесные волосы! – воскликнула она. – Грешно уродовать то, что так красиво в своем естественном виде.

– Красиво? Вы называете мои волосы красивыми?

– Они такие и есть, – сказала Рене. – Их нужно только расчесывать и ухаживать за ними. Разве вы никогда не расчесывали свои волосы?

– Изредка, – призналась Корнелия. – У меня как-то никогда не хватало на это времени.

– По сто раз утром и вечером, это минимум, не так ли, Мари?

Мари проворчала что-то об «этих англичанах» и взяла в руки щетку.

Горничная расчесывала каждую длинную прядь ее волос плавными, размеренными движениями, и каждое из них, казалось, усиливало их блеск и упругость. Наконец, под руководством Рене, она начала укладывать волосы в прическу.

– У вас голова идеальной формы, – заметила Рене. – Зачем прятать ее под таким безобразным сооружением, с каким вы сюда пришли? Ваша королева Александра достаточно умна, чтобы не скрывать красоту своей головы. Берите пример с нее.

Понимая, что наблюдает работу настоящего мастера, Корнелия смотрела, как Мари забрала кверху волосы со лба и от ушей и заплела их в длинные симметричные косы, образовавшие небольшую корону над естественными волнами. Когда все было готово, Корнелия даже удивилась: почему она сама не догадалась, как, по замыслу природы, должны лежать ее волосы.

– Какая же вы искусница! – воскликнула она.

В ответ на комплимент Мари только улыбнулась.

– Итак, если мы идем к «Максиму» и надо, чтобы ваш муж вас не узнал, – сказала Рене, – я должна кое-что сделать с вашим лицом. Я знаю, что в Англии дамы не красятся и не пудрятся, но мы с вами сейчас в Париже, и если вам предстоит быть увиденной в моем обществе, то вы будете выглядеть странно без пудры и помады.

– Тетя Лили пользуется пудрой, – ответила Корнелия, – но она сказала мне, что я этого делать не должна, пока не выйду замуж.

– Замужняя женщина получает все преимущества, – улыбнулась Рене, – так что теперь, когда вы замужем, вы сможете делать все, что пожелаете. Прежде всего займемся вашими ресницами.

Достав маленькую щеточку и черную тушь, она подчернила и без того черные ресницы Корнелии. Потом наложила чуточку румян на ее щеки и подкрасила губы. Когда Корнелия хотела повернуться и посмотреть на себя в зеркало, она остановила ее:

– Подождите! Мы еще не закончили. Мари, подай то огненное кружевное платье, которое я купила на прошлой неделе.

– Но, мадам, вы не должны одалживать мне свое новое платье, – запротестовала Корнелия. – Довольно будет какого-нибудь старого, которое вам надоело.

– Чтобы весь Париж говорил, что вы носите мои обноски? – спросила Рене. – Нет-нет, это не годится. У меня есть план. Подождите, дитя мое, через некоторое время я вам все объясню.

Из умело скрытого в стене шкафа Мари вынула платье. Это было самое прекрасное платье, какое Корнелии когда-либо доводилось видеть, – из ярких кружев цвета огня, нашитых узкими рюшами, сильно декольтированное и обтягивающее грудь; далее, подчеркивая узкую талию и крутую выпуклость бедер, юбка расширялась и волнами колыхалась у ног.

– Словно на вас сшито! – в восторге воскликнула Рене. – У нас с вами, должно быть, в точности одинаковый размер.

– Не может быть, мадам, – возразила Корнелия. – У вас такая тоненькая талия.

– У вас тоже, моя дорогая, – улыбнулась Рене.

Из шкатулки с драгоценностями она вынула бриллиантовые серьги в виде длинных подвесок и вдела их в уши Корнелии.

– Снимите ваше обручальное кольцо, – сказала Рене. – Сегодня вечером вы не замужем, вы – мадемуазель.

Корнелия сделала, как ей было велено.

– Черные перчатки, Мари, – распорядилась Рене. – Вот теперь, друг мой, можете посмотреть на себя.

Она подвела Корнелию к зеркалу, освещенному с обеих сторон. Корнелия сначала подумала, что она видит не отражение в зеркале, а портрет очень красивой незнакомки. Неужели это она?

Даже лицо казалось другим. Исчезла не только жалкая и несчастная жена герцога Рочемптона, но и Корнелия из Розарила тоже. От мучительных переживаний двух последних дней и оттого, что она практически ничего не ела, ее лицо сильно исхудало, и по контрасту глаза казались огромными.

Они были безупречной формы, окаймленные длинными, загнутыми темными ресницами, а их цвет был цветом воды в лесном ручье под весенним солнцем. Зеленые, пронизанные золотистыми искрами, они отражали все оттенки чувств, переживаемые Корнелией. Сейчас они сияли и сверкали так, что. при взгляде на нее любой видел бы только эти глаза и ничего больше.

Все черты ее лица, некрупные и правильные, были полностью подчинены ее глазам. Заметен был только рот: красные, соблазнительные губы разительно отличались от тех прежних бледных, дрожащих губ, которые боялись говорить о любви.

Ее уложенные в корону волосы блестели мягкими, скрытыми отсветами, вызванными к жизни щеткой Мари. Гордая, красивой формы голова была высоко поднята на округлой молодой шее с достоинством и уверенностью, какие давала ей пока еще нетвердая убежденность в собственной красоте.

И теперь Корнелия впервые поняла, почему все платья, купленные в Лондоне, были ей так не к лицу. От яркого пламени кружев ее кожа казалась белой и красивой. Словно прочитав ее мысли, Рене сказала:

– Вы всегда должны носить только яркие, чистые цвета или черное. У вас, как это ни удивительно, кожа испанки – она чудесного цвета и текстуры магнолии, которым мы все завидуем. Однако белый, бежевый и все другие пастельные оттенки лишают ее чистоты и придают ей землистость.

– Я буду это помнить, – отозвалась Корнелия.

– А теперь, Мари, – улыбнулась Рене, – шляпу с плюмажем и мою накидку из черной лисы.

– Шляпу? – удивленно спросила Корнелия.

– Вы увидите, что в «Максиме» все будут в шляпах, – ответила Рене. – В Париже это часть вечернего туалета. Только англичанки оставляют вечером свои безобразные прически ничем не украшенными.

Шляпа из черного бархата с пышными перьями под цвет платья и длинные бриллиантовые серьги, свисавшие из-под полей и сверкавшие, когда на них падал свет, определенно шли ей. Мари подала Корнелии накидку из меха черной лисы, Рене надела шляпку с изумрудно-зеленой эгреткой, и они были готовы.

– Одну минуту, – сказала Рене, когда Корнелия в нетерпении повернулась к двери. – Вам важно помнить вот что: каждый видит то, что ожидает увидеть. Ваш муж не ожидает увидеть вас, поэтому он ни на секунду не подумает, что это сияющее, прекрасное создание, которое я привела с собой как свою гостью, – вы. Я говорю вам это потому, что если он подойдет и заговорит с нами, то вам надо будет высоко держать голову, смотреть ему в глаза и не бояться. Вы очень хорошо говорите по-французски, поэтому пускай у вас будет французский акцент – для вас это не трудно.

– Я постараюсь, – сказала Корнелия. – Вы на самом деле думаете, что он может заговорить с нами?

Мысль об этом повергла ее в ужас.

– Я много лет знаю вашего мужа. Если он будет у «Максима», то обязательно подойдет поговорить со мной. У вас достанет смелости смотреть ему в лицо?

Корнелия глубоко вздохнула:

– Я буду делать все, что вы скажете, мадам. Вы правы – он меня не узнает.

– Когда вы играете роль, то важно мысленно перевоплотиться в изображаемый персонаж. Вот почему с этой минуты Корнелия, герцогиня Рочемптон, перестает существовать. Вы – моя подруга. Я дам вам имя и всегда буду обращаться к вам по этому имени. Минуточку… – Рене задумалась. – Вы так элегантны, так желанны… – продолжала она. – Пусть это и станет вашим именем – Дезире! Идеальное имя, дитя мое, для вашего второго «я». Вы – желанная, такая женщина, какую все мужчины захотят узнать и полюбить.

– Я постараюсь оправдать свое имя, – почтительно сказала Корнелия. – Благодарю вас, мадам!

Спасибо, Мари! Я не думала, что со мной может произойти нечто подобное.

– Вот и отлично, – сказала Рене. – А теперь покажемся Арчи.

Пройдя коридором, они вернулись в салон. Арчи сидел в удобном кресле и читал газету. Когда вошла Рене, он торопливо поднялся на ноги, потом посмотрел на Корнелию, и по выражению его лица она поняла, что он ее не узнал.

– Ну, Арчи, что ты думаешь о моей работе? – спросила Рене.

– Святые небеса! Неужели ты хочешь сказать, что это Корнелия? Никогда бы не подумал, что такое возможно. Рене, ты – гениальная женщина!

– Я работала по прекрасному материалу, – ответила Рене. – Она очень хороша, твоя маленькая кузина.

– Что верно, то верно! – воскликнул Арчи. – Только раньше я этого не понимал.

– А теперь, Арчи, я должна сказать тебе то, что уже говорила твоей кузине. Начиная с этого момента, мы с тобой не знаем никакой герцогини Рочемптон. Это моя подруга, Дезире… Дезире Сент-Клу, которая гостит у меня в Париже.

– Понимаю, – улыбнулся Арчи. – А теперь едем к «Максиму».

– А мы не опоздаем? – в волнении спросила Корнелия.

– Опоздаем? – Рене и Арчи засмеялись. – Веселье у «Максима» продолжается до зари; лучше всего приезжать около полуночи, так что мы даже слишком рано.

Корнелия больше ничего не говорила. Но, пока они ехали по улицам, она все время гадала, там ли еще герцог. Когда их карета остановились перед ни чем не примечательным входом в знаменитый ресторан, она испытала разочарование – ничего величественного, ничего примечательного.

Но когда они вошли внутрь, ей открылся весь блеск «Максима». Квадратный зал с его золотыми и малиновыми украшениями и многократно отражающими всё зеркалами сверкал, словно бокал шампанского со стремящимися кверху пузырьками.

Там были красивые женщины, все в сильно декольтированных вечерних туалетах и в шляпках, украшенных перьями, со множеством драгоценностей, блеск которых, однако, не мог затмить блеска их глаз и улыбок.

В этих женщинах было нечто особенное. Даже Корнелия, несмотря на свою неопытность, понимала, что они принадлежат к совершенно иному миру, чем те знатные леди, которых она встречала в Лондоне, но в то же время в них не было ничего вульгарного или неприятного. Они были красивы и ярки, словно цветы; они были непосредственны и несдержанны, словно веселящиеся на празднике дети.

Там были мужчины всех национальностей, в большинстве своем известные аристократы. Там был цвет французской знати, члены королевских семей Европы, вельможные особы из Австрии, Испании и многих других стран. Метрдотель проводил Рене к столику, который всегда оставался зарезервированным для нее. Кто-то в насмешку прозвал его «Королевской ложей», и это было недалеко от истины, потому что она была, без сомнения, королевой своего мира.

Усаживаясь, Корнелия все время искала глазами одно лицо, одного человека среди толпы смеющихся и болтающих людей. Для начала Арчи заказал икру; в большом серебряном ведерке со льдом им принесли бутылку шампанского.

– Не сидите с таким озабоченным видом, Дезире, – приказала Рене.

И в этот момент Корнелия увидела его! Он сидел в другом конце зала, и с ним три женщины. Все поплыло у нее перед глазами, на несколько секунд она будто ослепла.

– Выпей немного шампанского, – тихо посоветовал Арчи. – Тебе станет лучше.

Она последовала его совету, вино прояснило зрение и дало ей силу снова взглянуть на мужа. Он засмеялся чьей-то шутке и теперь салютовал своим бокалом хорошенькой девушке с огненно-рыжими волосами и в платье, расшитом блестками.

Музыка сменилась, и пары пошли танцевать. Герцог был среди танцующих. Его партнершей была не рыжеволосая, а другая девушка, светловолосая и голубоглазая, немного напоминавшая Лили Бедлингтон. Корнелия попыталась не смотреть прямо на него, когда он в танце миновал их столик, но, наблюдая из-под ресниц, она почувствовала, что он увидел Рене. И действительно, когда музыка смолкла, он отвел партнершу обратно к столику и пересек зал, направляясь к ним.

– Я весь вечер надеялся, что встречу вас сегодня, – сказал герцог по-английски, и Корнелия увидела, как он склонился к руке Рене и по европейскому обычаю поднес ее к губам.

– Очень приятно вас видеть, – ответила Рене. – Вы, как всегда, выглядите великолепно. – Герцог поклонился. – Должна заметить, таким комплиментом я нечасто награждаю англичанина.

– Как дела, Блайт? – спросил герцог, протягивая Арчи руку.

– Жив пока, – ответил Арчи. – Как там Лондон?

– Скучный и пыльный, – ответил герцог.

Разговаривая, он смотрел на Корнелию, которая делала вид, что не замечает его. Только ее пальцы крепко сжимали тонкую ножку бокала.

– Вы не представите меня своей подруге? – обратился герцог к Рене, понизив голос.

Она улыбнулась ему, но покачала головой:

– Нет, мой дорогой, это было бы ошибкой. Эта дама не для вас.

– Что вы хотите этим сказать?

Герцог был заинтригован, чего и добивалась Рене.

Поскольку он уже долго стоял у столика, внимательный официант принес ему стул, и он сел спиной к залу, лицом к Рене и Корнелии.

– Она уже занята, – объяснила Рене.

– И только поэтому я не могу с ней познакомиться?

Рене пожала плечами:

– Она очень привлекательна, но очень сильно влюблена.

– И все же я хотел бы быть ей представленным.

– Что ж, если вы настаиваете, – сдалась Рене. Она наклонилась вперед, чтобы привлечь внимание Корнелии: – Дезире, позволь представить тебе герцога Рочемптона. Моя подруга, мадемуазель Сент-Клу.

Герцог встал. И когда Корнелия протянула руку, он прикоснулся к ней губами, потом неторопливо обошел вокруг стола и сел рядом с ней.

– Вы живете в Париже? – спросил он, говоря по-английски, как говорил до этого с Рене.

– Нет, месье, я остановилась у своей подруги Рене, – ответила Корнелия с акцентом, который на ее слух звучал убедительно.

– Это замечательно, потому что мадам де Вальме также и мой очень хороший друг.

– Вот как?

– Я буду очень часто навещать ее, пока я в Париже.

– Это будет очень приятно… Рене. Небольшая пауза сделала свое дело.

– И это все? – тихо спросил герцог.

– Что же еще?

– Я надеялся, что и вам, может быть, будет приятно меня видеть!

– Но, месье, как я могу это знать? Я никогда раньше вас не видела. Вы можете мне не понравиться.

– Обещаю вам, я буду очень стараться вам понравиться.

Корнелия засмеялась:

– Мне следует поблагодарить вас за это?

Она сделала глоток вина и решила, что оно, должно быть, ударило ей в голову. До чего было легко флиртовать, быть остроумной, говорить так, чтобы самые обычные слова приобретали особый смысл. Разумеется, помогало то, что она была одета иначе и знала о своей привлекательности.

– Вам очень повезло, – обратилась Рене к герцогу. – Наш второй кавалер заболел в последнюю минуту. И теперь, если вы хорошенько попросите, я позволю вам остаться.

– Замолвите за меня словечко, – проговорил герцог умоляющим голосом, повернувшись к Корнелии.

– А ваши друзья? Разве их не огорчит ваше отсутствие? – спросила она.

– Я здесь один, – ответил герцог. – И скучаю. То есть скучал, до этой минуты.

У него в глазах появилось такое выражение, которое заставило ее быстро отвести взгляд. Никогда прежде она не видела его таким, как сейчас, – веселым, молодым, галантным. Раньше он всегда казался серьезным. Возможно, из-за интриги с тетей Лили, подумала Корнелия. Должно быть, он ненавидел роль, которую был вынужден играть, и ложь, которую должен был произносить.

Официант принес ему бокал и налил шампанского. Он поднял бокал и сказал:

– За ваши прекрасные глаза, мадемуазель. Корнелия тоже подняла свой бокал:

– Мерси, месье. Мне хотелось бы выпить за вас, но я… не знаю, что сказать.

– Выпейте за нашу следующую встречу, – предложил герцог.

– Но что, если ее не будет?

– Будет, – твердо сказал он. – Клянусь.