Текст книги "Дар топора"
Автор книги: Берк Джеймс
Жанр: Зарубежная прикладная и научно-популярная литература, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Глава 5
Готово к печати
Со времен первого топора знания наделяли властью тех, чье положение позволяло ими пользоваться. С каждым очередным даром Создателей топора – от первых «последовательных» ментальных эффектов языка и изготовления орудий до пророческих шаманских жезлов и бюрократического потенциала месопотамской клинописи, а также аналитической силы, выпущенной на свободу алфавитным острием логики, и ограничения мысли через исповедальни – эти учреждения власти и отдельные личности получали оружие в виде все более эффективных знаний, которые они употребляли на то, чтобы разделять и контролировать мир природы и человеческое общество.
Следующему дару суждено было изменить способ записи и распространения знаний. Он также изменит природу самих знаний, их использование и количество людей, имеющих к ним доступ. Подобно тому, как любые достижения в сфере коммуникации еще больше все усложняют, этот дар взломает монолитную социальную структуру христианства и распылит контроль по многим периферийным центрам власти. Это станет возможным потому, что новый дар мгновенно увеличит численность тех, кто несет перемены.
В 1439 году в германском городе Майнце золотых дел мастер по имени Иоганн Гутенберг обнаружил, что его неверно информировали относительно даты проведения ярмарки пилигримов в соседнем Аахене. Предполагалось, что многие жители Майнца отправятся на эту ярмарку, и Гутенберг согласился на предложение пары вкладчиков изготовить для продажи партию маленьких зеркал. Когда выяснилось, что ярмарка состоится только через год, Гутенберг предложил своим соинвесторам альтернативную возможность использования капитала в предприятии, о котором он уже давно подумывал: отлить из металла отдельные буквы, чтобы комбинировать и перекомбинировать их для печати слов на бумаге.
Еще раньше, в XIV веке, эта революционная технология уже появилась в Корее, но там ее применение было ограничено изготовлением для властей копий, уничтоженных огнем религиозных текстов. По завершении работы сама машина тоже была уничтожена. Позаимствовал ли Гутенберг идею у кого-то, кто во время путешествий слышал о корейском изобретении, не столь важно. Главное, что наборный шрифт радикально изменил западный мир информации, заменив рукописные манускрипты. Печать с деревянных блоков с вырезанными на них знаками использовалась и раньше, но ее применение ограничивалось почти исключительно иллюстрациями и игральными картами. Главный недостаток деревянных печатных досок заключался в том, что с их помощью можно было получить только один оттиск и изображение быстро стиралось, тогда как секрет металлических литер Гутенберга крылся в их износоустойчивости, возможности воспроизводить отдельные буквы и их взаимозаменяемости.
Эффект гутенберговского шрифта изменит карту Европы, значительно уменьшит власть католической церкви и преобразует саму природу знаний, на которых основывался политический и религиозный контроль.
Печатный станок также поможет стимулировать зарождающиеся формы капитализма и обеспечит экономическое укрепление нового вида сообщества. С распространением информации и облегчением доступа к ней благодаря печатному станку быстро растущий коммерческий сектор общества ускорит движение Европы от монолитной, оглядывающейся назад средневековой культуры к динамичной и комплексной мировой силе. Но прежде, однако, печатный станок разделит христианство.
Книгопечатание распространялось по континенту с невероятной скоростью. В 1455 году в Европе не было печатных текстов, но уже к 1500 году тираж 35 тысяч изданий насчитывал 20 миллионов, то есть по одной книге на каждых пять человек. В 1455 году печатный станок Гу-тенберга существовал в единственном экземпляре, а к 1500 году такие станки имелись в 245 городах, от Стокгольма до Палермо.
Печатники установили станки во всех университетских городах и крупных торговых центрах и с 1500 по 1600 годы отпечатали от 150 до 200 миллионов текстов. В определенном смысле книгу можно назвать первым современным продуктом массового промышленного производства. Ни одно новшество в истории не распространялось так быстро и так широко.
Большинство инноваций, создающих новых мир, сначала получают признание в старом, и с печатным станком случилось то же самое, потому что, прежде всего, печатники поставили свое новое, высокотехнологическое оборудование на службу самой могущественной власти того времени – католической церкви.
Рим понял, что книгопечатание может укрепить его влияние в обществе через производство и распространение тысяч идентичных религиозных книг, которые будут способствовать литургическому единообразию и беспрецедентному возрастанию послушания. В период между 1455 и 1500 годами печатники получили заказ на 200 изданий Библии и латинской грамматики Доната, с V века считавшихся основой христианского образования. Главный религиозный текст «Подражание Христу» быстро стал самой популярной книгой в истории, уступая только Библии.
В 1466 году Рим сделал шаг по укреплению своего влияния среди растущего слоя грамотных людей, которые не владели латынью (главным образом, ремесленников), дав разрешение напечатать в Страсбурге первую Библию на национальном языке, в данном случае немецком. Идея прижилась, и в 1471 году в Венеции уже продавалась итальянская Библия, в 1477 году дельфтская типография выпустила голландскую Библию, и к 1500 году число изданий на шести языках уже достигло тридцати. Это решение оказалось большой ошибкой.
К тому времени, когда Рим понял, каким будет воздействие национальных Библий и как это скажется на глобальной власти католической церкви, было уже поздно. Прежде всего, Библии произвели неожиданный политический эффект. Они придали стабильность языкам, на которых были напечатаны, и попутно укрепили единство (и власть правителей) каждого языкового сообщества. Между 1478 и 1571 годами, вопреки тому факту, что Латвия, Эстония, Литва, Уэльс, Ирландия, Страна Басков, Каталония и Финляндия входили в экономическую сферу влияния других, более сильных языковых групп, эти страны сохранили и укрепили свою национальную идентификацию, потому что каждая из них имела свою версию Библии.
Языки, на которых Библия не печаталась, либо исчезли, либо превратились в провинциальные диалекты, подчиненные политически или экономически доминирующей в данном районе языковой группе. Без поддержки местной Библии языковое и политическое самосознание Сицилии растворилось в итальянском, Прованса и Бретани – во французском, Фризии – в голландском, Ретии – в австрийском, Корнуолла – в английском, Пруссии – в германском. Технология и экономика производства и распределения печатной продукции также неизбежно требовали концентрации усилий на нескольких крупных рынках, поэтому и сами печатники вносили вклад в ускоренное слияние европейских диалектов в относительно небольшое количество основных языков.
Политический итог развития новых печатных языков, навязанный королями через контроль над книгопечатанием, выразился в возникновении нового вида Создателей топора – патриотов. Благодаря книгопечатанию, христианин, принадлежавший ранее к ойкумене христианства, теперь видел себя членом группы, прежде практически не существовавшей – нации.
Развитие национальных языков, утрата латинского lingua franca и раскол христианства вели к концентрации местного контроля в руках независимых национальных лидеров. В конце XVI века французский король Генрих IV высказался по этому ключевому вопросу так: «Те, кто от рождения говорят на французском языке, должны быть, по всему разумению, подданными французского короля. Я полностью согласен с тем, что испанский язык принадлежит испанцам, а немецкий – немцам. Но все области, где говорят на французском, должны быть моими».
Монархи и их правительства начали поддерживать национальный язык через законы, налоги, армии и развивавшуюся параллельно со всем этим государственную бюрократию. А с установлением и закреплением государственных границ стало выгоднее (по политическим, экономическим и социальным причинам) пользоваться одним языком.
Никто так успешно не использовал печатный станок для развития, порожденного книгопечатанием, чувства национального самосознания и управления им, как немецкий протестантский реформатор Мартин Лютер. Именно станок с поразительной быстротой перенес его борьбу с папой на улицы городов. Печатная версия его критики в адрес Римской церкви разошлась по всей Германии уже через две недели после публикации и по всей Европе через месяц. Примечательно, что его обращение за поддержкой, появившееся в 1520 году, называлось «К христианскому дворянству немецкой нации». За три недели оно разошлось в 4000 экземпляров и до конца года печаталось еще тринадцать раз.
Позднее, воспользовавшись станком, чтобы отпечатать свою Библию, выдержавшую в итоге 430 изданий, Лютер ясно выразил желание сплотить своих соотечественников в единую лингвистическую общность, на которую легче влиять и которую проще контролировать. Он говорил, что хочет, чтобы его понимали как в Южной, так и в Северной Германии, и для этого стандартизировал немецкий словарь и правописание и исключил диалекты. Первая грамматика нового пангерманского языка появилась в 1525 году.
В ответ на желание издателей с прибылью вернуть вложенные в книгопечатание средства, в рамках каждого нового европейского языка предпринимались шаги, направленные на стандартизацию грамматики и словарного запаса, чтобы таким образом создать лингвистически однородный рынок. Благодаря стараниям английского печатника Кэкстона, лондонский диалект стал национальным языком, а в Италии «официальным» итальянским сделался тосканский язык Данте.
В самих текстах прежние интонационные знаки, служившие в рукописях индикаторами значения, были заменены новыми, менее идиосинкразическими. Впервые на это указал в 1473 году один немецкий учитель в Ульме. Чтобы понимать печатный текст, говорил он, «будьте внимательны к маленьким значкам», новым пунктуационным знакам, благодаря которым отпадала необходимость читать вслух и значительно облегчалось понимание. Акт чтения становился личным.
Уловив лингвистическую тенденцию, типографии обогащали стандартизированный язык за счет включения в него терминологии диалектов. Благодаря книгопечатанию сам язык стал средством соответствия и кодификации, готовя дорогу лингвистической «чистоте».
Распространение учебников родного языка и переводов содействовало росту национализма, потому что познание родного языка дома подкреплялось возможностью учить детей чтению печатных текстов на том же языке. Как и в Греции 2000 лет назад, ребенок видел в стандартизированной форме то, что уже слышал. А когда преподавание в школах перешло с латинских учебников на написанные на родном языке, лингвистические и национальные корни срослись воедино.
Самые заметные результаты наблюдались, возможно, в культуре и языке елизаветинской Англии, где язык быстро стандартизировался по всей территории благодаря распространению печатных книг. Ярчайшим примером становления английского в качестве национального языка стало издание Библии короля Якова, появившейся во всех английских протестантских церквях в 1611 году (и остававшейся там еще в 1970 г.). С помощью печатного слова Англия уже к XVII веку превратилась в единое культурное и лингвистическое целое. В дальнейшем какие бы новые группы, классы или даже страны ни становились частью Англии, они абсорбировались в сообщество, уже определенное печатной технологией.
Новые печатные языки беспрецедентно упростили внутреннее общение говорящих на существовавших в рамках английского, французского или испанского многообразных диалектах, различия между которыми прежде создавали немалые трудности и даже непонимание при разговоре. Читая текст на общем, официальном языке, человек начинал сознавать присутствие в том же, что и он, языковом поле сотен тысяч и даже миллионов людей. Следствием этого, наблюдаемым вплоть до конца ХХ века, становилось чувство гордости, порождаемое новым националистическим восприятием себя. Так возникли «английский», «французский», «испанский» и другие образы мышления.
В Англии верховная власть быстро поняла потенциальное значение книгопечатания для внедрения идеологического единства и распорядилась в 1549 году издать на английском Общий Молитвенник. Среди главных причин этого решения были экономия на отправлении и единообразие культа. Ее создатель, Кранмер, писал в предисловии: «Теперь викариям будут не нужны для общей службы другие книги, но лишь эта и Библия». В молитвеннике Кранмера под одной обложкой были собраны тексты для всех обрядов богослужения. Он добавлял: «Там, где прежде существовало великое несходство в церковных молитвах и пении – в Сэйлсбери, Херефорде, Бангоре, Йорке и Линкольне… отныне вся страна будет иметь только один порядок».
Религиозная жизнь тоже приобретала все более националистический характер. Раньше литургические книги создавались в изолированных монастырских скрипториях, где могли развиваться местные церемониальные традиции, но теперь печатный станок делал возможным появление единообразного национального ритуала.
Английский король Генрих VIII также распорядился провести систематическую стандартизацию грамматики, правописания и пунктуации, сведя их в «одно абсолютное и единообразное знание». Образование и религия отливались по одному и тому же конформистскому языковому образцу, на что ясно указывает введение в издание грамматики Уильяма Лайли 1542 года: «Как его величество желает укрепить свой народ в согласии и гармонии чистой и истинной религии, так же он в благо-желании к юношеству и детям своего королевства учреждает для него одну абсолютную и всеобщую форму учения принимая во внимание великое смятение юных и неокрепших умов по причине расхождения правил грамматики и чтения». В 1545 году Графтон издал авторизованный букварь «во избежание различия азбук, число коих велико и установления единого порядка для всех таковых книг во всех наших владениях».
В результате такой координации уже через несколько месяцев после публикации литургических текстов, люди короля разъехались по стране, проверяя исполнение в приходах указаний по их использованию.
Книгопечатание дало новым национальным властям возможность влиять на большие, до самого нижнего уровня, сектора населения и управлять их делами с помощью средств, которые сейчас кажутся удивительно современными. В сражении, последовавшем за распространением его антипапских тезисов, Лютер использовал печать в качестве оружия пропаганды для отстаивания своей правоты. Повсюду появились тысячи листовок, афиш, плакатов, направленных как в защиту Лютера, так и против него. На высоких альпийских перевалах, идя на встречу с германским императором, Лютер находил печатные листки с призывом запретить и сжечь его книги, хотя с момента их публикации прошло всего лишь несколько месяцев. Благодаря печатному станку, Европа оказалась вовлеченной в первую континентальную пропагандистскую войну, в ходе которой значительные слои населения сами могли ознакомиться со спорными вопросами.
Потенциал печати как средства расширения бюрократического контроля не прошел мимо внимания правительств. В Венеции в конце XVI века появились первые печатные бланки переписи населения. Печать значительно упростила ведение административных дел за счет стандартизации и упрощения формы, содержания и распространения предназначенных для общего пользования документов. В Священной Римской империи впервые были напечатаны законы, касающиеся нарушения порядка и спокойствия, а также постановления об отлучении от Церкви и законы, регулирующие такие вопросы, как помилование, подачу прошений, заключение мирных договоров и разбавление вина. С помощью печатного станка законы можно было объединять в сборники, а достаточное количество печатных судебных решений и ссылок на прецеденты делало судопроизводство более эффективным, надежным и единообразным.
Повсеместно были установлены изложенные черным по белому правила общественного поведения. За полтора века после Гутенберга печатный станок до беспрецедентной степени упорядочил имеющиеся законы и установления. Во Франции в середине XVI века процесс сначала кодификации, а затем исправления и переработки бесчисленных обычаев протекал медленно, но ко второй половине столетия кропотливая и трудоемкая работа королевских уполномоченных стала приносить плоды. В округах установилась единая практика ведения административных дел, повсюду перенимались традиции парижского парламента.
В Испании вслед за кодификацией законов Кастилии в 1484 году был издан «Новый Сборник» 1567 года, включающий около 4000 статей. Подобные кодексы были выпущены и для других иберийских королевств. В Нидерландах Карл V в 1531 году начал программу кодификации, схожую с французской. Печать помогла также стандартизировать гражданские процедуры, касающиеся семьи, собственности, порядка наследования, заключения договоров и других вопросов. В этом новом, более однородном и менее деспотичном мире печатного правосудия гражданин, несомненно, чувствовал себя в большей безопасности, хотя печатные постановления сильнее, чем когда-либо, ограничивали его свободомыслие.
Как уже отмечалось, книгопечатание привело к рассеиванию власти от старого папского центра на периферию, к новым, национальным государствам. Оно изолировало людей в рамках государственных границ, потому что укрепляло недавно зародившееся ощущение национального сепаратизма, развивавшееся на фоне коммерческой деятельности, регулировать и вести которую стало легче с помощью печатных паспортов, охранных грамот, мандатов, приглашений, уведомлений и всевозможной национальной документации. По мере того как книгопечатание содействовало стандартизации торговли, экономики новых наций начали расти и развиваться, приобретая отличительные черты.
Наплыв дешевых массовых книг способствовал быстрому возникновению широкого слоя читающей публики, немалую часть которого составляли торговцы, плохо или совсем не знавшие латынь. Печатную пропаганду как политического, так и религиозного характера можно было использовать для мобилизации растущего, более грамотного среднего класса. Распространение эстампов и афиш с изображениями королей и принцев приблизило монаршью власть к народу. Традиция копирования образов и портретов правителей, висевших теперь в рамке на стенах как богатых домов, так и крестьянских лачуг, подняла искусство создания публичного образа, использовавшееся еще римскими императорами, на невиданную прежде высоту.
Наиболее успешно этот прием достижения своих целей через печать использовал габсбургский император Максимилиан, который в 1489–1500 годах выпустил не менее 85 афиш и огромное число других изданий для объяснения причин вступления в войну, увеличения налогов и заключения мира. Он даже издал первую правительственную «белую книгу».
Стремясь создать себе репутацию одаренного и талантливого сверхчеловека, Максимилиан запланировал издать серию книг и афиш, прославляющих свою династию. Он поручил Дюреру и Гольбейну подготовить для печати большую гравюру под названием «Триумфальная арка», иллюстрирующую генеалогию дома Габсбургов и перечисляющую подвиги самого Максимилиана. Законченная работа представляла собой девяносто два отдельных листа, покрывших огромную стену высотой более двенадцати футов. Другой заказ Максимилиана, «Триумфальная процессия», был еще грандиознее, состоял из 135 больших гравюр и имел протяженность более 50 метров.
Но хотя печать увеличила возможности пропаганды и социального контроля, этот дар был обоюдоострым. Печатные станки стали эффективным средством выражения несогласия, поэтому их использование быстро стало предметом цензуры сначала со стороны католической церкви, а потом и всех европейских монархов. В глазах властей уже только объем печатной продукции содержал огромную потенциальную угрозу социальной стабильности и единомыслию. В 1559 году католическая церковь прекратила перевод Библии на национальные языки в Италии, разрешив его только для тех стран, где существовала опасность Реформации. Показателем того, что книгопечатание все время опережало цензуру, может служить тот факт, что папский «Список запрещенных книг», одобренный Трентским собором в 1563 году, переиздавался не менее десяти раз только в течение последующих тридцати лет.
Ничто так не передает беспокойство властей в отношении подрывных возможностей книгопечатания, как панический запрет 1553 года французского короля католика Франциска I на публикацию любых книг в его королевстве под страхом казни через повешение. Такое отчаянное решение объяснялось тем, что Франция с востока граничила с протестантскими государствами и городами, где печаталось огромное количество книг, которые можно было легко переправить во Францию. Новый запрет на печатание книг во Франции означал, что любая новая книга, обнаруженная в стране, уже по определению считалась бы незаконной.
В протестантском сообществе стремление к грамотности, которое могло бы донести слово Божие до каждого читателя, вызвало другие, более тонкие формы контроля. В любом доме, где есть грамотные люди, проще корректировать поведение посредством самих книг, чем чтением проповедей, потому что книг было больше, чем священников. Позднее пуритане тоже согласятся с этим и введут строгие требования к печатным стандартам и правила домашнего чтения. Собранные вместе домашние «советы» отражали этот взгляд в таких, например, руководствах, как изданная в 1598 году книга «Для направления пуританских семей в согласии со Словом Божиим».
К 1660-м годам правила пуританского церковного поведения были уточнены в изданных официально предписаниях, распространявшихся достаточно широко, чтобы даже миряне могли с их помощью выявлять случаи неподобающего поведения среди паствы или священников и сообщать о таковых.
В среде управляемых через печать подданных власти могли также насаждать коллективное чувство национальной культуры и национальной принадлежности – благодаря возбуждаемому посредством книг новому ощущению истории. Изначально этому способствовали публикации в начале XVI века классических трудов Древних Греции и Рима, изумлявших и волновавших растущее количество читателей наступившего Ренессанса.
Теперь короли (и работавшие на них Создатели топора) начали искать в собственной истории доказательства своей династической респектабельности. В XVI веке англичанин Уильям Кэмден, движимый, как он объяснил, «любовью к стране», написал историю под названием «Реликвии, касающиеся Британии», в которую включил жизнеописания королей, а также описания страны и ее обитателей, языков, имен, гербов, монет, одежды, дорог, городов и поселков, ландшафта и природных ресурсов. Проникшись тем же духом, группа английских историков основала в 1572 году Елизаветинское общество древностей для изучения и сохранения старинных рукописей, а Уильям Харрисон в 1572 году опубликовал «Историческое описание Земли Британской».
В то же время Италия обрела национального историка в лице Франческо Гуччардини, который в «Истории Флоренции» и «Истории Италии» рассматривал главным образом дипломатические отношения итальянских государств со времен вторжения Карла VII в 1494 году до избрания папы Павла III в 1534 году. В объединенной территориально, но разобщенной культурно Испании тоже появился свой патриотический историк, Хуан де Мариана, написавший «Испанскую историю» с целью познакомить Европу со своей страной, а затем переведший свой труд на национальный язык. В 1555 году Ола-ус Магнус опубликовал большую работу о нордических народах, чтобы показать достижения шведов. В XVII веке иезуит Альбертас Виюкас Коялавикус написал первую историю Литвы.
Немцы углубились в прошлое, чтобы найти сведения о древней германской цивилизации и в 1455 году с большим воодушевлением обнаружили в монастыре Хершфельд «Германию» Тацита. Исходя из сравнения присущих германским варварам правдивости, свободы и простоты с вырождением и раболепием соотечественников автора, они триумфально реконструировали идеальный германский тип. Из свидетельств римлянина немцы сделали вывод о превосходстве германского характера над прочими современными им европейцами.
Притязания немцев на превосходство дошли до крайности, когда некоторые из них стали утверждать, что Адам был немцем и говорил на немецком языке, который, вероятно, был исходным языком человечества и снова займет доминирующее положение, когда Империя возьмет под свой контроль весь мир и установит pax Germanica. В 1501 году в Инсбруке гуманист Генрих Бебель, принимая награду от Максимилиана, заявил, что германцы завоевали практически всю землю и покорили многие народы.
Впрочем, короли и принцы руководствовались более практическими соображениями: новые истории укрепляли ощущение разделенности новых государств и, особенно в протестантских странах, помогали правителям в их попытках вырвать управление своими подданными из-под контроля пап. Этому способствовала цепочка событий, начавшихся, когда Рим разрешил печатать Библию на национальных языках, что, в конце концов, привело к сокращению численности католических христиан с неожиданными и удивительными последствиями. В данном случае финалом станут нападки на само ядро религиозной веры и наделение светских властей новым даром разделять и контролировать мир.
Начало этому было положено в 1545 году, когда Рим созвал экуменический собор в северо-итальянском городе Тренте для обсуждения мер борьбы с Лютером. Стремясь к общей стандартизации богослужения, собор разрешил издать одобренные версии всех литургических католических текстов. В Антверпене (находившемся тогда под контролем католического короля Испании Филиппа II) жил печатник Кристофер Плантен, управлявший самым крупным в Европе издательским домом. Плантен имел широкую, простиравшуюся от Норвегии до Северной Африки сеть торговых агентов и контор, через которую продавал книги и вел доходные побочные дела: торговал изюмом, винами, французским бельем, кожаными вещами, зеркалами и весами.
В 1555 году Плантен основал в Антверпене типографию, которая в лучшие времена располагала 26 печатными станками и в которой работали почти 200 человек. По своим размерам это предприятие в пять раз превышало типографию ближайшего конкурента. Издательский дом Плантена представлял собой новый тип появлявшихся по всей Европе предприятий, в которых интеллектуальные задачи совмещались с коммерческими. Это уже само по себе было революционным явлением, поскольку до появления книгопечатания столь разные области специальных знаний практически не взаимодействовали в силу отсутствия необходимости. В издательстве Плантена университетские профессора и бывшие аббаты работали корректорами и редакторами, ученые разных направлений проверяли тексты на предмет фактической точности, художники изготавливали гравюры на дереве и эстампы, мастера печатали, специалисты давали советы по книгам, имеющим отношение к их областям знаний, а купцы становились соинвесторами.
Плантен и его коллеги-печатники были первыми настоящими капиталистами, собиравшими деньги на свои предприятия, отдававшими финансовым покровителям часть прибылей, составлявшими производственные графики, соединявшими торговлю с маркетингом, организовывавшими рабочий процесс и ведущими переговоры с забастовщиками. Предприятие Плантена и ему подобные были смесью мастерской, гостиницы и исследовательского института.
Издательский дом Плантена изменит историю, потому что даст Создателям топора невиданную доселе силу перемен, трансформируя саму природу знаний и мгновенно увеличив пропасть между теми, кто владеет специальными знаниями, и теми, кто ими не владеет.
Произошло это потому, что в 1566 году Плантен написал секретарю испанского короля Филиппа II письмо с предложением издать Библию совершенно нового типа. Такое издание, указывал он, исполнит пожелание Трентского собора консолидировать власть Рима и усилить контроль над мирянами. И что еще важнее, оно добавит блеска репутации самого Филиппа II. Изданная на всех библейских языках (латинском, греческом, древнееврейском, сирийском и арамейском), писал Плантен, Новая Библия будет основываться на новом, аналитическом подходе к текстуальной критике.
На протяжении веков как классические, так и библейские рукописные тексты обрастали огромным количеством комментариев и пояснительных материалов, которые обычно писались на полях. Когда эти тексты стали печатать, дополнительные сведения обычно помещались вместе с ними, а весь текст подвергался тщательной проверке на предмет обнаружения повторов, текстуальных ошибок и исправления часто встречавшихся описок. В ходе такой работы у редакторов вырабатывался новый взгляд на содержащиеся в рукописях знания, новый подход к ним, базирующийся на текстовом, фактическом и грамматическом анализе, который ранее не считался нужным и который Плантен собирался применить в подготовке нового издания.
В 1568 году он получил разрешение начать работу. В группу вошли пять французских и фламандских ученых под наблюдением теологического советника короля Филиппа II Бенито Ариаса Монтано, который руководил предприятием одиннадцать часов в день на протяжении четырех лет. В 1572 году Плантен, наконец, напечатал 1212 экземпляров восьмитомного издания, получившего к тому времени название «Королевской Библии». Первые пять томов содержали библейский текст на каждом из пяти языков. Последние три тома включали в себя дополнительный материал с комментариями и информацией, относящейся к текстам и основанной на результатах самых последних научных открытий.
Дополнения под редакцией Монтано включали огромное количество информации по широкому спектру вопросов: библейские генеалогии и карты Святой земли, объяснения древнееврейских идиом и сведения о происхождении языка, планы Иерусалимского храма, описание еврейских древностей, история колен Израилевых, очерки о библейских монетах и мерах длины и весов. Были здесь также арамейский, сирийский, греческий и древнееврейский словари и грамматические правила, варианты чтения текста, различные толкования терминов, указатели и не менее восемнадцати трактатов по археологическим и философским вопросам.
Идею подхватили, и по всей Европе начали появляться другие дополнения к Библии, часто сопровождавшиеся гравюрными атласами Святой земли, составленными известными картографами, планами библейских городов, нарисованными знаменитыми художниками. Материалы подавались в алфавитном порядке, большое внимание уделялось рационализации, кодификации и каталогизации всего представленного.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.