Текст книги "Антарктида: Четвертый рейх"

36.

Октябрь 1943 года. Германия. Замок Викингбург на побережье Северного моря.

Минут через десять Лигвиц уже стоял перед гросс-адмиралом. Приземистый, непомерно располневший, с заплывшим багровым лицом закоренелого гипертоника, он переминался с ноги на ногу и вопросительно поглядывал то на Деница, то на стул у приставного столика, с нетерпением ожидая, когда ему позволят опустить свое грузное тело на это вожделенное седалище. Но именно потому, что он так нетерпеливо порывался к стулу, гросс-адмирал по-садистски тянул с приглашением, наблюдая за тем, как эсэсовец дергается перед ним, словно его поставили босиком на раскаленные угли.

– Только что я беседовал с фюрером… – гросс-адмирал выдержал паузу, давая возможность офицеру СД проникнуться важностью разговора, однако тот не сменил ни позы, ни сонного выражения лица. Дениц встречался с этим человеком уже в шестой или седьмой раз, и всегда оберштурмбаннфюрер представал перед ним в облике человека, которого стащили с постели, не дав проспаться после недельного запоя. – Он очень обеспокоен состоянием безопасности операции «База-211».

– Напрасно. Никто этой операцией не интересуется. По крайней мере, здесь, в замке Викингбург, – натужно выдыхал каждое слово Лигвиц.

– Вы в этом уверены?

– Так точно, господин гросс-адмирал, никто.

– А вот фюрер не уверен. Неужели не было ни одной попытки сблизиться с кем-то из ваших сотрудников или из офицеров «Конвоя фюрера»? – перекладывал Дениц бумажки на своем столе.

– Нами арестовано шесть человек, которые в разное время пытались разговорить кое-кого из участников антарктического похода.

– Так-так, – прекратил изображать из себя занятого и делового главком Кригсмарине. – И что выяснилось?

– Ничего.

– Объясните.

– Нам даже запрещали их допрашивать. То есть мы, конечно же, делали попытку заставить их заговорить, так сказать, в предварительном порядке, но ничего от них не добились. А допрашивать их с применением пыток не имели права, это было бы нарушением приказа.

– То есть вы даже не уверены, что они действительно имели какое-то отношение к иностранным разведкам.

– Уверен, что не имели. Но приказано было задерживать всех, кто проявляет любопытство и провоцирует на откровения ваших субмаринников. Все они были отправлены в Берлин, после чего следы их теряются.

– Да вы попросту не интересовались их дальнейшей судьбой и тем, что же они из себя представляют.

– Вы правы, господин гросс-адмирал, не интересовался. Не положено. В свое время я получил личный приказ самого Гейдриха, – по-пастырски поднял вверх открытую ладонь начальник Антарктического отдела СД, – знать как можно меньше. Чтобы в случае, если кто-то из сотрудников отдела попадет в руки иностранной разведки, он не в состоянии был сообщить что-либо, проливающее свет… Именно так и было сказано. И приказа Гейдриха никто не отменял.

– А что происходит на самой «Базе-211»?

– Понятия не имею.

Гросс-адмирал в очередной раз оторвал взгляд от какой-то бумажки, которую держал в руке, и удивленно уставился на оберштурмбаннфюрера СС.

– Что, вообще никакого? – вполне серьезно переспросил он, впадая в непростительную наивность, и только теперь милостиво указал Лигвицу на один из стульев. Шеф Антарктического отдела так обрадовался этому, что унизительно склонил голову в благодарственном поклоне.

– Точно так же как понятия не имею о том, что собой представляет сама «База». Ну, кроме того, что она возникла в каких-то подземельях Новой Швабии – о чем уже знают тысячи германцев. Но как идет ее строительство, какие предприятия и лаборатории там уже действуют – увольте.

– Я понимаю, что на «Базе» действует собственная служба безопасности…

– Во главе с полковником абвера Клаусом Мюкке, – напомнил ему Лигвиц.

– Но разве вы не поддерживаете между собой никакой связи?

Лигвиц старательно вытер платочком предательски вспотевший лоб и снисходительно ухмыльнулся.

– Поскольку вам еще не раз придется беседовать на эту тему с фюрером и Гиммлером, то я конфиденциально сообщу вам о том, о чем, наверное, не имею права сообщать даже вам. Надеюсь, вы меня не выдадите.

– Да, но если вы действительно не имеете права сообщать это даже мне… – на всякий случай подстраховался Дениц.

– У меня нет приказа не сообщать этого вам, командующему «Конвоем фюрера». Дело в том, что на самом деле Антарктический отдел – это всего лишь ширма, или, точнее, приманка. Именно приманка для вражеских агентов. Мы всего лишь имитируем службу безопасности. Нет, конечно, трое моих сотрудников время от времени совершают рейды по портовым кабачкам ближайшего городка, а также Гамбурга и Киля. Но признаюсь вам, что пятерых из шести задержанных нам сдали агенты той реальной службы безопасности операции «База», которым приказано не засвечиваться. Что же касается нашей службы, то моим сотрудникам, наоборот, велено всячески проявлять непростительную болтливость и, впадая во хмель, подставлять себя вражеским агентам, столь же непростительно афишируя работу нашего Антарктического отдела.

Прошло не менее минуты глубокого молчания, прежде чем Дениц решился глубоко вздохнуть и взглянуть на Лигвица с такой же признательностью, с какой еще недавно шеф подставного отдела взглянул на него самого, за право на стул у приставного столика.

– Можете не сомневаться, Лигвиц, что все сказанное вами останется в этих стенах. Для меня это очень ценная информация, благодаря которой я начал многое понимать.

– Буду рад, если она вам поможет.

– В таком случае и я позволю себе сообщить вам то, о чем вы вскоре узнаете и без меня. Со вчерашнего дня безопасностью всей операции «База» поручено заниматься личному агенту фюрера по особым поручениям Отто Скорцени.

– Скорцени – так Скорцени, – Лигвиц вновь ухмыльнулся своей полусонно-похмельной ухмылкой и пожал плечами.

Имя первого диверсанта рейха не произвело на него никакого впечатления. Это даже задело гросс-адмирала: речь шла о явном обесценивании его информации.

– Не исключено, что уже завтра он будет инспектировать ваш отдел и именем фюрера требовать отчета. Как вы понимаете, просто так Скорцени сюда не присылали бы. В высших эшелонах власти вновь усиливается интерес к Новой Швабии, а значит, и возрастают требования к ее безопасности.

– Появление здесь Скорцени ничего не меняет.

– У меня создается впечатление, что вы не очень-то осведомлены о том, кто такой…

– Прекрасно осведомлен. Я с уважением отношусь к Скорцени как к истинному профессионалу. Но ни он, ни Кальтенбруннер, ни даже сам Гиммлер ничего в этой операции не решают.

– Тогда Геринг?

Лигвиц отрицательно покачал головой.

– Маршал знает не больше, чем мы с вами. Причем в последнее время его всячески отстраняют от потока даже той скудной информации, которую он получал до начала 1941-го, то есть до начала войны с русскими.

– И чем это вызвано?

– Отношением к Новой Швабии. К ее роли, ее значению. Раньше мы смотрели на нее лишь как на территорию, которую можно будет официально присоединить к рейху или которую можно будет использовать как сырьевую базу Германии. А теперь… – развел руками Лигвиц.

– Что «теперь», оберштурмбаннфюрер? Договаривайте, договаривайте. Разговор сугубо между нами.

– Все нынешнее руководство рейха – всего лишь раскрашенная в коричневый цвет вершина сигнального айсберга.

Услышав это, Дениц и себе потянулся за платочком, чтобы промокнуть лоб.

– Ну, это вы слишком, – вполголоса и совершенно неуверенно проговорил он.

– За операцией «База» стоит небольшая группа совершенно не известных нам людей, – ничуть не смутился Лигвиц.

– Не известных даже фюреру?

Шеф Антарктического отдела призадумался и, приподнявшись, потянулся через стол к главкому Кригсмарине.

– Я много думал об этом, господин гросс-адмирал. И если бы сейчас я ответил, что фюрер знает истинного руководителя этой операции, то был бы неискренен с вами.

– Бросьте Лигвиц, такого не может быть. В нашей стране, где власть фюрера безгранична, такого попросту быть не может.

– Если вы потребуете прямых доказательств, – вновь опустился на стул оберштурмбаннфюрер, – то я отвечу, что, увы, у меня их нет. Но иногда к определенным выводам можно прийти, имея только косвенные свидетельства, это известно любому следователю. А я начинал как следователь криминальной полиции.

В то же мгновение на столе гросс-адмирала опять ожил «имперский» телефон, прямая связь со ставкой фюрера.

– Я сейчас представлюсь, гросс-адмирал, но ни чина моего, ни имени вы произносить не должны, – послышался в трубке режущий слух громыхающий бас. – Здесь Скорцени.

– Слушаю вас, – встревоженно ответил Дениц, бросив взгляд на трусливо насторожившегося Лигвица.

– Фюрер? – почти не расслышав сказанного им, по губам вычитал гросс-адмирал. И тотчас же утвердительно кивнул.

Лигвиц втиснулся в стул, и платочек, которым на сей раз он закрыл все лицо, начал бурно пропитываться обильным потом.

– Я слушаю ваш разговор. Техническая сторона вопроса не должна интересовать вас, точно так же как она не интересует и меня. Растяните разговор с Лигвицем. Пусть рассказывает, требуйте подробностей. Это в интересах фюрера и рейха. А теперь положите трубку на рычаг и, как ни в чем не бывало, продолжайте разговор.

– Как прикажете, мой фюрер, – молвил он уже исключительно для конспирации.

«Это проделки Геринга, – не стал и дальше предаваться удивлению Дениц. – Если он позволяет себе прослушивать прямой телефон фюрера, его разговоры с руководителями и дипломатами других стран, то уж Викингбург он наверняка напичкал десятками всевозможных подслушивающих устройств. Хотя со стороны Скорцени это все же непорядочно. Впрочем, – сказал себе Дениц, – ты должен быть признателен этому обер-диверсанту за предупреждение и откровенность».

И он был прав. Выслушав короткий доклад одного из своих слухачей о том, что в кабинете Деница происходит очень важный разговор, который прямо относится к заданию, полученному первым диверсантом рейха от самого фюрера, Геринг счел возможным лично позвонить ему и сказать: «То, что вы сейчас услышите, Скорцени, может помочь вам в вашей работе. Беседу ведут гросс-адмирал Дениц и начальник Антарктического отдела СД Лигвиц. Оставайтесь у телефона, наши сотрудники подсоединят вас к разработанной в наших лабораториях сети прослушивания».

– Однако вернемся к нашему разговору, оберштурмбаннфюрер, – тем временем поспешно обратился гросс-адмирал к Лигвицу, пытаясь упредить его собственный вопрос.

– Не знаю, стоит ли, – почуял что-то неладное шеф Антарктического отдела СД.

– Теперь это уже имеет принципиальное значение, – как можно тверже заявил Дениц голосом опытного шантажиста.

И Лигвиц понял, что отступать и запираться поздно. Независимо от того, какие меры способен применить против него главком Кригсмарине, сейчас с ним лучше оставаться откровенным. Именно поэтому он как можно вежливее, почти льстиво выразил свою покорность.

– Если вы так считаете, господин гросс-адмирал.

– Напомню, что речь шла об истинных руководителях операции «База». Так вот, я ценю ваш аналитический опыт следователя, но… Тем более что речь идет о многолетней операции, имеющей важнейшее, решающее значение для судьбы рейха.

– Повторяю: прямых доказательств у меня нет. Причем позволю себе высказать еще одну крамольную мысль: в судьбе нашего нынешнего рейха Новая Швабия решающего значения иметь уже не может.

– Почему не может? – в эти минуты Деницу уже безразлично было, подслушивает их разговор Скорцени или нет. То, о чем говорил сейчас Лигвиц, было крайне важно для него самого. – Я мог бы назвать десятки аргументов, которые отрицают ваше утверждение: начиная с того, что благодаря Новой Швабии территория рейха значительно увеличивается, а главное, переносится на другой континент.

– Потому что создается она уже для Четвертого рейха, лидеры которого, вполне возможно, будут совершенно по-иному воспринимать все то, чего добиваемся, за что погибаем и чем воодушевляемся все мы, в рейхе Третьем сущие.

Выслушав это, Дениц чуть было не впал в глубокое депрессивное молчание, но, вспомнив о еще одном, невидимом, участнике их разговора, мгновенно взбодрился.

– Допустим, в этом аспекте вы правы: после нынешней войны даже Европа будет представлять собой совершенно иной мир, иную цивилизацию, что уж говорить о некоем государстве, которое будет зарождаться вдали от Германии, в изолированных от мира подземных пространствах. Но вернемся к вопросу о руководстве, от идей и идеологии которого будут зависеть цели и идеология многих последующих поколений.

– Да, пожалуй, стоит вернуться.

– Мы оба знаем, что вот уже в течение нескольких лет комендантом «Базы-211» является вице-адмирал Готт, а начальником службы безопасности – штандартенфюрер СС барон фон Риттер, каждый из которых имеет свой тщательно подобранный штаб, а вместе они контролируют все лаборатории, предприятия и учреждения, создающиеся в «подземном рае» Антарктиды. В свою очередь, штаб «Базы» подчиняется рейхсканцелярии Германии, фюреру и его штабу. Почему вы считаете все это лишь видимой частью власти? И если существует еще и секретный штаб «Базы-211», то почему вы предполагаете, что он не подчинен фюреру?

– Такой секретный штаб, несомненно, существует, – спокойно принял полемический удар Лигвиц. – Руководители этого штаба известны фюреру, ну, еще, может быть, Гиммлеру. Но дело в том, что эти известные фюреру сверхсекретные руководители являются такими же подставными лицами, как и мы, сотрудники Антарктического отдела РСХА. В нужное время ими также легко и безболезненно можно будет пожертвовать, как и нами.

– Допустим, допустим, – нервно заерзал в своем кресле Дениц. – Во имя рейха мною, как, впрочем, и вами, пожертвовать в общем-то нетрудно.

– Но при любых жертвах, которые будут принесены низовыми штабами, тот, высший штаб, созданный Высшими Посвященными, как называет их фюрер, по-прежнему останется неизвестным, невидимым и недоступным. В контакте с этими «высшими неизвестными», возможно, находится кто-то из секретного общества «Туле».

– То есть вы считаете, что «База-211» замыкается на руководстве общества «Туле»?

– Однако связь штаба высших неизвестных с тулистами осуществляется только по инициативе одной стороны – высших неизвестных, да и то в самом крайнем случае, не раскрывая имен, адресов и телефонов.

– Странно все это, – проворчал гросс-адмирал. – Неужели вы верите тому, о чем сейчас говорите?

– Точно так же, – не счел нужным отвлекаться на объяснения Лигвиц, – осуществляется связь между штабом неизвестных и тем видимым секретным штабом, который полностью известен только фюреру. Таким образом, известные фюреру штабисты и тулисты служат лишь агентами влияния да связными между руководствами двух цивилизаций.

Деницу понадобился небольшой тайм-аут, чтобы осмыслить все сказанное оберштурмбаннфюрером СС.

– Но тогда получается, что… – попытался гросс-адмирал сформулировать ту мысль, которая всячески ускользала от него, – это правительство неизвестных диктует фюреру свою волю и оказывает влияние на все решения, относящиеся к Новой Швабии.

– Нетрудно предположить, – спокойно отреагировал начальник Антарктического отдела на предположение, которое сам Дениц высказывал с опаской и неуверенностью.

– Кажется, вы хотите сказать: «И не только на решения, касающиеся “Базы-211”».

– Можете быть уверены: не только.

– В таком случае возникает вопрос…

– «А кто же тогда правит Германией?»

Дениц представил себе, как напрягся в эти мгновения Скорцени, которому, наверное, не очень-то хотелось услышать ответ на этот вопрос из уст именно Лигвица. К тому же, гросс-адмирал чувствовал себя одинаково неудобно и перед руководителем Антарктического отдела, и перед его подслушивающим коллегой Скорцени; получалось, что он, главком Кригсмарине, выступает в роли мелкого провокатора, такой себе подсадной утки. И только предаваясь подобным угрызениям совести, Дениц произнес:

– Нет, подобным вопросом мы задаваться не станем, поскольку нам, офицерам рейха, ответ на него известен. Он известен нам, Лигвиц, какие бы сомнения по этому поводу нас ни посещали и какие бы версии наших идеологических врагов нам ни навязывали.

– Но все же вы им… – попытался, было, продолжить этот разговор Лигвиц, однако «фюрер подводных лодок» неожиданно резко прервал его:

– Спасибо за обстоятельные объяснения, оберштурмбаннфюрер, вы свободны.

Как только Лигвиц ушел, гросс-адмирал вновь вызвал адъютанта.

– Свяжите меня со Скорцени, майор, – мрачно проговорил он, – Если я верно понял, наш обер-диверсант находится сейчас в замке Вебельсберг. Это срочно. – А еще через несколько минут, уже обращаясь к первому диверсанту рейха тем же мрачным тоном произнес: – Вы не должны делать каких-либо поспешных выводов относительно Лигвица, штурмбаннфюрер.

– Естественно.

– Я буду чувствовать себя крайне неудобно, если вдруг…

– Можете считать, что я был не только участником, но и инициатором этого разговора.

– Именно так и должен был повести себя настоящий боевой офицер, Скорцени.

37.

Февраль 1939 года. Перу. Вилла «Андское Гнездовье» в окрестностях Анданачи.

Прежде чем взойти на крыльцо, доктор Микейрос оглянулся. Оранди остановился в трех шагах от него, и, казалось, решал: идти ему дальше или не стоит.

– Слушайте меня внимательно, доктор Микейрос, – негромко молвил он. – Вы уверены, что в эти минуты доктор Кодар действительно отдыхает?

– Абсолютно. Впрочем, это его дело.

– Как сказать, – мрачно проворчал Оранди.

– Вы знакомы и не желаете встречаться под одной крышей? Будьте уверены, мы с сеньорой Оливейрой помирим вас. Разве что он действительно не тот, за кого себя выдает?..

– Куда выходит окно его комнаты? – спросил пришелец, явно игнорируя все вопросы Микейроса.

– На противоположную сторону. Она – на втором этаже. Оттуда хорошо видны все плиты, – а доктору Кодару хотелось видеть их из окна.

– Вот как? Из окна?

– А еще оттуда открываются две улочки нашего городка. Наикрасивейшая его часть. Чудесный, скажу вам, вид.

Доктор Микейрос и сам был достаточно крепкого сложения, но, стоя рядом с Оранди, почти физически ощущал и силу его мышц, и силу воли. «Впрочем, вряд ли Кодар уступит этому пришельцу в силе», – подумал обладатель «Андского Гнездовья», и это сравнение как-то сразу успокоило его. Или, по крайней мере, приглушило опасения.

– Пейзажи меня не интересуют, – молвил Оранди.

Микейрос развел руками мол, дело ваше. А немного помолчав, все же спросил:

– Что же вас в таком случае интересует?

– Теперь уже только ваш гость.

– Слишком откровенно, – с явным сожалением признал Собиратель Священных Плит, давая понять, что своим откровением пришелец лишь усложнил и его, и свое собственное положение.

– Это потому, что у нас нет времени на дипломатические игрища. Сделайте так, чтобы какое-то время доктор Кодар о моем существовании не знал. Отведите мне комнатку на первом этаже и прикажите госпоже Оливейре молчать. Доктору Кодару я представлюсь сам. Когда придет время, – добавил он, немного помолчав. – Можете оказать мне такую услугу?

– Разумеется, – поспешно ответил Микейрос. – Отдохнете в комнатке, которая рядом с гостиной и где к вашим услугам кровать и электрокамин… Устроит?

– Вполне. Постойте, так у вас даже есть электричество?

– Телефон – тоже. Напрямую к ближайшему городскому дому всего два километра. И чуть больше, если добираться пусть даже совершенно отвратительной горной дорогой.

– Кабель проложен по склону?

Микейрос вновь с удивлением взглянул на Оранди. Вопросы пришельца вызывали у него недоумение, а сама манера вести разговор – не придерживаясь никакой видимой логики и постоянно отвлекаясь на какие-то мелочи, способна была вызвать раздражение у кого угодно. Тем не менее Обладатель Священных Плит мужественно объяснил:

– Последние метров двести – в каменной нише, высеченной в скальном грунте. – Возможно, Микейрос и не вникал бы в такие подробности, но ведь интересно же было знать, почему такая сугубо техническая деталь заинтересовала этого странника. – Это имеет какое-то значение?

– О предмете, интересующем меня, я привык знать все, – жестко ответил странник. – От давних привычек отказаться трудно – знаете это по себе.

«Намек, что ли?» – озадаченно подумал доктор.

– Тогда уж скажите, – совсем тихо проговорил Микейрос, пропуская Оранди мимо себя в открытую дверь, – кроме вас, сюда может пожаловать еще кто-либо? Для меня это тоже очень важно.

Теперь уже настала очередь Оранди озабоченно взглянуть на хозяина «Андского Гнездовья». Предусмотрительность Микейроса начала импонировать ему.

– Вообще-то может. Мне нравится ваша догадливость.

– Напрасно. Должна настораживать.

– Нас трое. Мои товарищи здесь неподалеку. Однако ночевать будут в городке. Да успокойтесь, сеньор Микейрос, ни я, ни мои друзья не доставят вам никаких неприятностей.

– Мы с вами – в горах, – хрипло ответил Микейрос, которого заверения пришельца ничуть не успокоили. – У гор свои обычаи и свои законы.

– Мы будем придерживаться самых гуманных из них.

– Этого требует репутация любого порядочного человека, – пожал плечами хозяин. И, уже пропуская пришельца в угловую комнатку, поинтересовался: – Почему же ваши люди укрылись у подножия? Ждут, чем завершится ваш визит; им приказано ждать сигнала?

– Они будут действовать, исходя из обстоятельств. Так будет точнее.

В комнатке было только самое необходимое: стол, стул, кровать, тумбочка – все это грубо сработанное из какого-то коричневатого дерева, породу которого знал только мебельщик. Сам Микейрос в этой комнатке всегда чувствовал себя, как в номере скромного альпийского приюта. То же самое ощутил, очевидно, и его гость.

– Да, а как я должен вести себя с этим доктором Кодаром, или кто он там в действительности? – спросил он Оранди. – Откровенно говоря, я не понимаю, что происходит и в какую игру вы меня втягиваете. Но все же хотелось бы получить ваш совет.

– Держитесь с ним так, будто нашей с вами встречи не было и вы ни о чем не догадываетесь.

– Вот как? Я должен чувствовать себя заговорщиком в собственном доме?

– Вы хотели услышать совет – и вы его получили. Кодар не должен замечать, что вы насторожены или начали относиться к нему с… определенной предвзятостью.

– Ни черта не понимаю. Может, лучше будет, если я воспользуюсь телефоном?

– Вы, конечно, склонны вызвать полицию?

– Самое время.

– И этим только все испортили бы.

– Что именно? – холодно уточнил Микейрос. – Вашу игру?

– Вообще все. От таких людей, как я или доктор Кодар, полиции вряд ли удастся добиться чего-либо важного для нее. Тем более что мы – иностранные граждане, а никаких фактов, компрометирующих Кодара, у вас нет.

– Создается впечатление, что, опасаясь сеньора Кодара, вы, тем не менее, кровно заинтересованы в его безопасности.

– Ничего удивительного. Для меня этот человек представляет намного больший интерес, нежели для местной полиции. И нужен он мне здесь, в горах, а не где-то там, в полицейском участке.

Выслушав его, Микейрос какое-то время задумчиво молчал. Продолжать этот диалог не имело смысла. Похоже, что все, что пришелец мог сказать по поводу доктора Кодара, он уже сказал.

Микейрос снял с полки и положил на стол перед Оранди ключ от комнатки и, уже выходя, задумчиво произнес:

– Всю свою жизнь я посвятил науке. Только науке. Хочу, чтобы вы это знали. И вы, и сеньор Кодар. Независимо от того, кто вы в действительности и с какими намерениями прибыли сюда.

– Постараюсь помнить об этом, – почтительно склонил голову Оранди.