Текст книги "Космос – моя работа. Записки конструктора."

7.14. Начало моих работ по блоку Д и ДМ

Чтобы закончить воспоминания о своей работе в службе и.о. Главного конструктора В. А. Борисова, не могу не остановиться на появлении в моих обязанностях работ по Блокам Д и ДМ. Начиналась это так. Сразу после новогодних праздников в январе 1974 года, Борисов принес приказ Мишина о передаче нам в службу от конструкторов и Виктора Васильевича Симакина, как персонально ответственного за него, лично работ по разгонным Блокам Д и ДМ.

Пришел он радостный, как рыбак, поймавший, наконец, желанную рыбку. Его можно было понять. Наконец-то, под его управление попало то, о чем он хорошо знал по работе в отделе № 3. Так он видимо думал, берясь за эту работу. Но прав был только в отношении Блока Д, но не Блока ДМ.

Блок Д был чисто ракетный блок, которым в полете управлял спутник, которого он выводил. Каким образом это делалось, Борисова это не касалось и не интересовало.

Блок ДМ оказался беспилотным космическим аппаратом, имевшим в своем составе двигательную установку – Блок Д. Для разработки и эксплуатации его требовалось знание проектанта космического аппарата, которого ни у Борисова, ни у Фролова не было.

Поэтому появления еще одного изделия, кроме кораблей лунной экспедиции Н-1 Л3, участвующего в пусках незнакомой мне ракеты «Протон», большого энтузиазма у меня не вызвало. Я понимал, что Борисов взял эту работу для себя и Фролова, но понимал также, что значительная часть этой работы ляжет и на меня.

Я не считал тогда себя специалистом по ракетным ступеням, хотя и к непонимающим эти вопросы отнести себя тоже не мог. К этому моменту я уже подходил к защите своей кандидатской диссертации на тему автоматизированного определения характеристик кораблей и космических аппаратов. Практически все космические аппараты имеют в своем составе двигательную установку, отличающуюся от ракетной ступени, как правило, величиной тяги двигателей и запасами топлива. Кроме того, работая над кораблями перспективных лунных экспедиций и взлетно-посадочного корабля пилотируемой марсианской экспедиции на базе ракеты Н-1, мне пришлось хорошо разобраться с двигательными установками, так как они органически входили в состав кораблей. Пришлось разобраться и с Блоком Д, примененным в составе комплекса Н-1Л3, а также с его альтернативным вариантом на высококипящих компонентах, проработанного на ранней стадии проекта Н1-Л3 в отделе № 3.

Блок Д имел уже применение в составе ракеты «Протон» в программе пилотируемого облета Луны Л1, осуществлявшейся нашим предприятием, и автоматических программах исследования Луны, проводимых НПО им С. А. Лавочкина. Изготавливался он тогда на заводе им. Хруничева.

Блок ДМ, создавался на базе Блока Д и отличался от него наличием собственной системы управления, так что космический аппарат, выводимый им, до момента выведения на рабочую орбиту был его пассивной полезной нагрузкой. Изготавливался блок ДМ уже на ЗЭМ.

Потребность в разработке Блока ДМ возникла в связи с задачами выведения спутников на геостационарную орбиту, пионером освоения которой было НПО ПМ, руководимое М. Ф. Решетневым.

Геостационарная орбита – это уникальная орбита, расположенная в плоскости земного экватора на высоте около 36000 километров над поверхностью Земли. Уникальность ее состоит в том, что период обращения космического аппарата, выведенного на нее, равен периоду вращения Земли вокруг своей оси. Вследствие этого космический аппарат относительно земной поверхности остается неподвижным.

Решетневу, занимавшемуся спутником связи «Молния», переданного ему из ОКБ-1 еще во времена Сергея Павловича, было поручено разработать самостоятельно спутник связи «Грань» для геостационарной орбиты. НПО ПМ в процессе разработки проекта, посчитало нецелесообразным самим заниматься вопросами выведения этого спутника на геостационарную орбиту. Все эти задачи были возложены на Блок ДМ. Для этой цели НПО ПМ выдало нашей организации Техническое задание на Блок ДМ.

Работы по созданию этого блока начались еще в 1971 году в соответствии с приказом МОМ № 66 от 5.03.71 г. и решения ВПК № 181 от 3.07.71 года. В июле 1973 г. под руководством В. К. Безвербого был разработан эскизный проект на блок.

Одной из причин передачи его к нам в службу была необходимость рассмотрения всей документации, по которой он был спроектирован. «Блок ДМ», по сути, являвшийся беспилотным космическим аппаратом, создавался специалистами по разработке ракет, привыкшими работать над созданием фактически только двигательных установок и силового каркаса ракеты. Систему управления ракеты они воспринимали в виде габаритов и весов приборов, которые необходимо было разместить на силовом каркасе.

В программе Н-1 Л3, под которую блок Д был создан, в процессе полета он управлялся сначала с лунного орбитального корабля, а затем с лунного посадочного корабля. В программе использования его с ракетой «Протон» им управляли либо пилотируемый корабль Л1, либо космический аппарат НПО им. С. А. Лавочкина. Но в программе «Грань» НПО ПМ управлять им отказалось

Поэтому в составе Блока ДМ появился приборный отсек, в котором располагались система управления, радиокомплекс и телеметрическая системы. Аппаратура эта была взята с небольшими доработками с Лунного орбитального корабля программы Л3. Изменились задачи и условия функционирования блока в процессе полета.

Блок ДМ сам должен был управлять полетом головного Блока, вплоть до отделения космического аппарата. Разгонная ступень – Блок Д, превратилась в космический буксир – Блок ДМ. По существу, он был беспилотным космическим аппаратом, имеющим в составе двигательную установку с большой энергетикой.

С большой долей очевидности, разработку такого буксира Мишин должен был поручить К. Д. Бушуеву, но поручил это начальнику конструкторского комплекса по ракетам Виктору Васильевичу Симакину. Именно он был определен ответственным за разработку Блока ДМ перед Министерством. Поскольку Виктор Васильевич не был специалистом в проектных делах, тем более в создании космического аппарата, то занимался фактически только конструкторскими работами, а всеми остальными делами занимались тематические комплексы по принадлежности по своему усмотрению. Работы эти никто не объединял.

Оставалось три месяца до первого пуска Блока, а материалы к летным испытаниям никто не готовил. Программа летных испытаний и программа управления полетом отсутствовали. Отсутствовал и такой важный для изделия документ, который называется список документов. Вот в таком состоянии и достался нам с Борисовым Блок ДМ за три месяца до начала летных испытаний.

Полетом блока надо было обязательно управлять с земли через командную радиолинию, проводить траекторные измерения, рассчитывать и закладывать на борт командно-программную информацию для второго включения двигателя. Без этого программа полета блока не мола быть выполнена. Это было наследие от заимствования аппаратуры управления лунного орбитального корабля.

Для того, чтобы вести все вопросы, касающиеся Блока ДМ, как космического аппарата, мне пришлось усилить сектор А. Д. Фролова переводом в него проектной группы по управлению кораблями под началом А. И. Ходякова. Андрей Иванович работал в моем бывшем секторе начальником группы, вопросы управления полетом он хорошо знал.

При согласовании программы летных испытаний выяснилось, что в составе блока отсутствует система для измерения траекторных параметров на участке выведения на ракете «Протон». С «Протона» она была снята после окончания его летных испытаний, предполагалось, что она будет включена в состав головной части, выводимой «Протоном». Но этот вопрос НПО ПМ и ЦКБЭМ упустили. Пришлось, в качестве временной меры, на первые два пуска, пока не доработают Блок ДМ, установить ее на головной обтекатель.

Документы к летным испытаниям готовились в большой спешке. Поскольку разрабатывался Блок не как космический аппарат, а как разрабатывается ракета, с отсутствием сквозного списка документов, то у меня существовали опасения, что какой-то важный документ осел в архивах какого-то комплекса, и не учтен другими разработчиками проекта. Опасения мои в дальнейшем оправдались, но на том этапе выловить всего не удалось. В этом беда бессистемной разработки.

Первый пуск Блока ДМ с макетом космического аппарата «Грань» должен был состояться 26 марта 1973 года. Надо было в срочном порядке разработать материалы по логике работы бортовых систем и программу управления в полете.

Вместе с работами по Блоку в службу пришел ведущий конструктор по блоку Игорь Николаевич Семенов.

На первый пуск Борисов полетел на полигон, а я во главе региональной группы управления полетел на дальний восток на НИИП-15.

Этот измерительный пункт располагался под г. Уссурийск в поселке Галенки. Добираться туда можно было только через Владивосток. Это был приграничный город, и для проезда в него требовалось специальное разрешение милиции в виде вкладыша в паспорт.

Кроме служебной необходимости в этой командировке был и мой личный интерес, так как во Владивостоке начальником одного из госпиталей служил мой школьный друг Володя Наймушин. Мне очень хотелось с ним встретиться, посмотреть, как он живет, да и Владивосток я не видел.

Летели мы без посадки до Хабаровска на ИЛ-62. В Хабаровске пересели на ТУ-104 и сели на аэродроме Артема, километрах в 60 от Владивостока. В аэропорту Артема меня встретил Володя, и все мы на автобусе переехали во Владивосток. Переночевав во Владивостоке, мы отправились на автобусе через Уссурийск в Галенки.

Галенки оказались крайне унылым захолустьем. Кроме НИИП-15, там располагался вертолетный полк и исправительно-трудовая колония. Мне удалось в процессе подготовки к работе с блоком съездить на пару дней во Владивосток. Пуск прошел удачно. Через пару дней мы вернулись домой.

Этим пуском был открыт доступ советским космическим аппаратам на геостационарную орбиту, и я доволен, что к этому событию имею непосредственное отношение.

Готовность блока на много опередила готовность космического аппарата «Грань». Поэтому 29 июля 1974 года был осуществлен еще один пуск блока с аппаратом «Молния 3С» или как его тогда назвали «Корунд».

Связан этот пуск был частично с необходимостью заполнения вакуума между готовностью Блока и готовностью «Грани», частично с необходимостью отработки методов и принципов управления космическим аппаратом на геостационарной орбите.

Несмотря на то, что с приходом к нам В. П. Глушко Блок уже был в подразделении Я. П. Коляко, и я формально к нему никаких отношений не имел, было признано целесообразным мое участие в его управлении полетом. Поэтому на этом пуске я оказался в Евпатории на НИИП 16. Пуск прошел удачно.

Наша служба, имевшая название «Служба и.о. Главного конструктора В. А. Борисова» просуществовала менее двух лет (с июля 1972 по май 1974 год). За это время сделать что-то существенное, если не учитывать работы по Блоку ДМ и Блоку Д (11С824), которые нам передали в начале 1974 года, не удалось. Проектные работы по кораблям ЛОК и ЛК экспедиции Н1-Л3 практически были завершены еще в отделе 241 комплекса № 2. Поскольку в предстоящем в 4-ом квартале 1974 года испытании носителя Н1 корабли использовались в качестве грузовых макетов, то особой новой документации не требовалось. Работы по кораблю ЛКМ перспективной экспедиции затормозились из-за отсутствия кредитования, да и отсутствия к ним внимания со стороны Мишина, занятого по горло спорами о причинах аварии четвертого пуска носителя Н1, состоявшегося 23 ноября 1972 года

7.15. Отставка В. П. Мишина

Нельзя сказать, что отставка Василия Павловича была «как снег на голову». Разговоры об этом ходили уже давно, и в этом вопросе я был неплохо осведомлён. Мне об этом рассказывал в доверительных беседах Бушуев, да и в оборонном отделе ЦК намекали.

Первая попытка снять Мишина не удалась. По утверждению Бушуева, за Василия Павловича заступился член Политбюро ЦК КПСС Кириленко по просьбе своего зятя Ю. П. Семёнова. «Не понимаю, – сказал Константин Давыдович мне, – нежели бы его (Семенова) без Василия Павловича обидели»? Но вот вторая – удалась. Да и не могла не удаться, так как фактически была обусловлена плохим состоянием дел по пилотируемой лунной программе Н-1Л3 и, прежде всего, состоянием с отработкой носителя Н-1.

Причин этому было много, не один Василий Павлович был в этом виноват, но он был выбран в качестве «козла отпущения». В закрытии программы Н-1 Л3 был прежде всего заинтересован Министр общего машиностроения СССР С. А. Афанасьев, который отвечал за её разработку и был Председателем Государственной комиссии по этой программе.

К тому моменту было совершенно непонятно, как выйти из сложившегося тупика, когда США давно уже реализовали свою пилотируемую программу посещения космонавтами Луны «Аполлон», а до реализации нашей аналогичной программы Н-1 Л3 с гораздо худшими параметрами конца не было видно. Кроме того, она потеряла своё первоначальное назначение. Нам не удалось первыми ни сесть на Луну, ни облететь ее. Лунный грунт мы доставили на Землю автоматами. Какой смысл повторять уже выполненную американцами программу «Аполлон» с существенно худшими характеристиками?

Но, если отказаться от запуска лунной экспедиции Л-3, то, что делать с носителем Н-1 в случае его успешного полёта? Можно было переключить усилия на выполнение новой престижной задачи – доставки на Землю марсианского грунта, проект которого под индексом 5М разрабатывало НПО им. Лавочкина. Но делать это почему-то не захотели. Было выгодно, убрав В. П. Мишина, закрыть потихоньку программу Л3 вместе с носителем Н-1.

В. П. Глушко в программе Н-1 Л3 не участвовал и был ярым противником и критиком носителя Н-1. Конечно, в своей отставке Василий Павлович был и сам виноват, так как дал для этого повод. За 8 лет руководства фирмой он так и не смог найти взаимопонимания со своими заместителями (главным образом К. Д. Бушуевым и С. О. Охапкиным), назначенными на эту должность самим Сергеем Павловичем, после смерти которого некоторые из них считали себя не ниже уровня Мишина (по рассказам К. Д. Бушуева), а Василий Павлович помыкал ими. Неудачно выбрал он в качестве главного своего советчика по всем вопросам В. К. Безвербова. Слабоват был Василий Павлович и по части выпивки. Правда этим грешили и некоторые другие Главные конструктора отрасли, например, М. К. Янгель и В. П. Макеев, однако по ним оргвыводов никаких не сделали, а по В. П. Мишину сделали. Основной причиной этому, по моему мнению, была необходимость закрыть таким образом программу Н-1 Л3.

Мне жаль Василия Павловича, на нем отыгрались за коллективные ошибки руководства ОКБ-1 и руководителей государственных структур при сроках начала работ и выборе варианта пилотируемого освоения Луны и проекта Н-1 Л3, в частности.

Я был на панихиде прощания с ним в клубе МАИ.

Жаль, что проходила она не во дворце культуры города Калининграда (теперь г. Королев), где прошли его основные творческие годы.

Лично у меня о Василии Павловиче остались самые светлые воспоминания.

Глава 8. Работа в НПО «Энергия» при Генеральном конструкторе В. П. Глушко

Для советского космоса история «Бурана», а вернее история создания в СССР многоразовой космической системы (МКС «Энергия-Буран») тесно связана с именем академика Валентина Петровича Глушко. Хотя пришёл он на нашу фирму совсем не для этого. Окажись кто-то другой у руководства создания этой программы, и всё могло быть совершенно по-другому и с её техническим обликом, и с её дальнейшей судьбой. Очень многое зависит от мировоззрения и увлечений человека, которому Руководством страны было фактически доверено, на определённом историческом периоде, определять перспективу развития космонавтики в нашей стране. Мне повезло быть рядом с В. П. Глушко в этот период. А начиналось это так.

Был май 1974 г. В. А. Борисов был на полигоне, я остался в Подлипках в нашей службе за Главного конструктора. 19 мая я поехал в НПО им. С. А. Лавочкина на совет Главных конструкторов по какому-то очередному проекту с участием нашего Блока Д в запуске их спутника. Мне позвонила секретарь В. П. Мишина и сказала, что я должен срочно вернуться на предприятие, приедет Министр С. А. Афанасьев. Вопрос на месте. Совещание было назначено на 16 часов.

Собрались в зале заседаний кабинета Главного конструктора ЦКБЭМ. Василия Павловича среди присутствующих не было. Совещание открыл Министр С. А. Афанасьев. Он сообщил, что В. П. Мишин освобождён от занимаемой должности Главного конструктора и Руководителя предприятия ЦКБЭМ. На базе предприятия ЦКБЭМ и предприятия «Энергомаш» образовано НПО «Энергия», Генеральным конструктором и Генеральным директором которого назначен Валентин Петрович Глушко.

Затем выступил Глушко. В своём выступлении он выразил претензии к нашей фирме, начиная со времен Королева, заключающиеся в плохой проработке проектов, что приводило к их многократной переработке. Это было с носителем Р7, а затем Н-1. Упрекнул он наше КБ и в неуважении к смежным организациям. Все это привело к потере приоритета нашей страны в космосе. Далее он сказал, что пришёл к нам в качестве руководителя не с пустыми руками. У него есть проработки по семейству носителей, которые позволят в ближайшие годы вернуть стране потерянный престиж, обеспечить качественно новый уровень освоения Луны по сравнению с американской программой «Аполлон».

Вопрос о дальнейшей судьбе Н-1 Л3 на этом совещании остался открытым, хотя все прекрасно понимали, что программа эта будет закрыта. Расходились молча. Было ясно, что на предприятии грядут перемены. В жизни королевской фирмы наступала новая эпоха. Какой она будет?

8.1. Лунные дела и знакомство с Валентином Петровичем Глушко

Валентина Петровича я видел впервые, но достаточно много был наслышан о нём. Ходили легенды о его требовательности, педантичности и жестокости при расправе со своими бывшими заместителями, впавшими у него в немилость. Я и предположить тогда не мог, что все эти качества Валентина Петровича мне предстоит испытать на себе лично.

В качестве первой задачи после вступления в должность ему надо было расставить кадры предприятия в соответствии с намеченной номенклатурой работ, подчинённой его стратегической цели – вернуть космический престиж СССР через осуществление пилотируемых полётов на Луну с лучшими характеристиками, чем американский «Аполлон» и создание на поверхности Луны долговременной лунной базы.

Безусловно, при начале кадровой работы он опирался на существующих руководителей. Одним из таких руководителей оказался Игорь Николаевич Садовский, выполнявший в последний год при Мишине роль его первого заместителя. Игорь Николаевич, предполагая, как он мне потом рассказывал, что Валентин Петрович утвердит его в дальнейшем первым замом, с энтузиазмом занялся за эту работу.

Согласно поставленной Валентином Петровичем задаче, надо было создать три проектных подразделения по направлениям работ его стратегической цели: носители, корабли лунной экспедиции и лунная база. Однако, кроме этих задач были и другие, никем не отмененные при образовании НПО «Энергия», задачи.

К ним относились работы по орбитальной станции «Салют», которыми занимался Ю. П. Семёнов в роли и.о. Главного конструктора и работы по международному проекту «Союз-Аполлон», которыми руководил К. Д. Бушуев. По проекту «Аполлон-Союз» К. Д. Бушуев был Директором проекта с советской стороны. Работы эти шли уже в завершающей стадии, и К. Д. Бушуев ими был всецело занят.

В отношении организации работ по носителям всё решилось весьма быстро – фактически собрали весь бывший третий отдел по носителям под руководством Я. П. Коляко и его назначили Главным конструктором по носителям

В отношении корабельной структуры вопрос был далеко неоднозначен. К. Д. Бушуев, безусловно, претендовал на объединение всех космических дел под своим руководством, как это было при С. П. Королёве и первые шесть лет при В. П. Мишине.

В августе 1972 г Василий Павлович принял решение для ускорения работ и конкретизации ответственности разделить работы космической тематики по Главным конструкторам тем. При этом разделе К. Д. Бушуеву досталась роль Главного конструктора по работам, связанными с проектом «Союз-Аполлон», все остальные работы у него были изъяты. Однако, работы по проекту «Союз-Аполлон» должны были через год закончиться, и Константин Давыдович не хотел после этого остаться не у дел, хотя бы по перспективной лунной тематике. Валентина Петровича сначала такая позиция устраивала. Однако, жизнь внесла свои поправки.

Я понимал, что наша служба «и. о. Главного конструктора В. А. Борисова» будет расформирована. Я продолжу заниматься Луной, очевидно под руководством К. Д. Бушуева, а разгонные Д и ДМ вместе с Борисовым будут переданы в подразделение по носителю. Так это и произошло.

Меня пригласил Константин Давыдович и сказал, что работы по корабельной части лунной экспедиции переходят к нему, а я перехожу к нему вместе со своим отделом в должности начальника проектного отдела по этим кораблям. «Вы уж извините меня, Борис Васильевич, что я не предлагаю Вам должность своего заместителя, – сказал он, – я хочу пригласить на эту должность Ивана Савельевича Прудникова. Мы с ним старые приятели, делить нам нечего». Я дал ему согласие и стал ожидать, как будут разворачиваться события дальше.

Валентин Петрович был человеком конкретным, по образу мышления динамичным. Он быстро схватывал существо проблемы, на базе чего у него возникала масса вопросов познавательного и конструкторского характера, с затягиванием ответа на которые, он не любил. Это и определило ход дальнейших событий.

Если в части комплекса ракеты-носителя у него были какие-то проработки, по предположению, сделанные Владимиром Михайловичём Суриковым из ЦНИИМАШ, то по полезному грузу для этой ракеты, которым должны были быть объекты лунной экспедиции, фактически ничего не было.

Валентина Петровича этот вопрос интересовал в первую очередь, так как весовые и габаритные характеристики их являлись исходными данными для разработки ракеты-носителя. После нескольких бесед с Бушуевым по этому вопросу, Валентин Петрович, видимо, понял, что Константин Давыдович по лунной проблеме, в таком режиме работы, попросту говоря, не «тянет» ни по её современному состоянию, ни по её перспективным вариантам. Это чувствовалось по тем заданиям, которые я получал после возвращения Бушуева от Валентина Петровича.

Отвечать на такие вопросы сведущему специалисту полагалось «с ходу», без всякой проработки. Но Константин Давыдович уже два года как отошёл от лунных дел. Перспективный проект лунной экспедиции с кораблем ЛКМ по двухпусковой схеме Н-1 разрабатывался вообще без его участия. Да и голова у него в тот момент была занята текущими работами по программе «Аполлон-Союз».

В результате работа наметилась по следующей схеме: Бушуев шёл по вызову к Валентину Петровичу, получал там вопросы и по возвращении передавал их мне, я на них отвечал, объяснял ему, он опять шёл к Валентину Петровичу и так далее. Тянулось это недолго. Валентин Петрович, выяснив, кто отвечает на его вопросы, пригласил в очередной раз нас вместе.

Это была моя первая встреча с ним в рамках личного общения, детали которой мне запомнились особенно чётко. Не буду скрывать, что шёл я на эту встречу без особого удовольствия, памятуя о молве про его общение с подчинёнными. На деле всё оказалось с точностью до наоборот. Встретил он нас с улыбкой. Встал из-за стола, пожал руку и предложил сесть. Сразу перешёл к делу, сказав, что он пригласил нас в основном, чтобы ознакомиться со мной и обсудить первоочередные вопросы, которые его беспокоят.

Мне пришлось рассказать коротко о себе и тех проблемах, с которыми приходилось сталкиваться при разработке Н-1 Л3 а также о перспективных лунных разработках на базе двухпусковых схем с ракетой Н-1. Он слушал и периодически что-то записывал в маленькой книжечке. Когда я закончил, Валентин Петрович попросил прокомментировать мой доклад Бушуева. Тот сказал, что так оно и было. Валентин Петрович хитро улыбнулся и, обратившись в сторону Константина Давыдовича, сказал: «Вот и хорошо. Попросим Бориса Васильевича изложить всё сказанное о проекте ЛКМ на бумаге, которую потом вместе обсудим». Обернувшись ко мне, спросил, сколько мне надо времени для подготовки документа. Я ответил, что потребуется дня три.

Когда мы вышли из кабинета, Константин Давыдович мне говорит: «Зачем Вы берёте так мало времени на работу, надо было просить хотя бы месяц». Я ему ответил, что назвал ровно столько времени, сколько надо на самом деле. На что он мне сказал, что ему тоже надо время для ознакомления с тем, что я подготовлю! «В общем, без меня к Глушко не ходите». Я ему ответил, что меня это полностью устраивает. Однако, реальность распорядилась по-другому.

На подготовку документов ушло два дня. Я позвонил Бушуеву об их готовности. Он мне ответил, что когда у него будет время, он меня вызовет. Я спокойно стал ждать. Прошло четыре дня, Бушуев не звонит. К вечеру звонит Глушко и задаёт вопрос: почему я не прихожу с докладом? Я отвечаю, что я доложил Бушуеву и жду его вызова, поскольку считаю неэтичным напрашиваться к нему на доклад без Константина Давыдовича. Глушко рассмеялся в трубку и сказал, что этот вопрос он уладит. Потом, помолчав, добавил, что терять нам с Вами время на ожидание, когда Константин Давыдович освободится, нельзя.

Из этого разговора я понял, что Валентин Петрович позвонил мне раньше, чем позвонил Константину Давыдовичу. Значит, из нашего первого совместного разговора он понял, кто из нас обладает нужной ему информацией и с кем ему надо дальше работать в оперативном порядке.

Не прошло и пяти минут, как позвонил Константин Давыдович: «Борис Васильевич, позвонил Глушко и пригласил на доклад с Вашими материалами, а мне надо ехать в ВПК (Военно – промышленная комиссия) с докладом по «Союзу-Аполлон». Я с ним договорился, что пока я буду занят этой темой, Вы будете работать с ним по лунным вопросам напрямую».

Такого поворота событий я не ожидал. Не знал я тогда радоваться мне или огорчаться. Только собрался звонить Валентину Петровичу, как он позвонил мне сам и пригласил на доклад. Я собрал материалы и направился к нему. Мой отдел в то время располагался в первой «школе» на второй территории. Школой это здание называлось потому, что было построено по типовому проекту школы. Таких зданий на территории так называемого второго производства было построено три.

В приёмную к Валентину Петровичу я попал в итоге через полчаса после его звонка. Секретарь сказала, что Валентин Петрович уже интересовался мной, и предложила зайти. Я прошёл через зал заседаний и оказался в его кабинете.

Валентин Петрович, увидев меня, улыбнулся, протянул руку и предложил сесть. На нём был пиджак из мягкой тонкой кожи, под которым была видна серая шерстяная водолазка. Как я потом убедился, это была его любимая повседневная форма одежды.

Он поинтересовался, почему я так долго после звонка не появлялся. Я ответил, что подразделение моё находится на другой территории, по ту сторону железной дороги, и идти неблизко. «Это мы поправим, – сказал он, – вам надо переехать в это здание. Наши встречи будут частыми, и тратить время по пустякам не стоит».

«Ну, с чем Вы пришли»? А пришёл я к нему с рулоном чертежей и пояснительной запиской к ним. Я разворачиваю первый чертёж и пытаюсь разместить перед ним на его рабочем столе. Валентин Петрович встаёт и возмущённым голосом выговаривает мне: «Борис Васильевич, Вы же культурный человек, кто же так делает, у меня на столе документы. Для этого есть зал заседаний с длинным свободным столом, пойдёмте туда, там и расскажете».

Я удивился этой мгновенной перемене его настроения. Куда девалась его любезность? Про себя подумал, вести себя с ним надо очень осторожно и предусмотрительно. Уж если он пригласил меня к себе для доклада, подумал я, и видит, что у меня в руках чертежи, то сам должен сначала выбрать место для доклада, а потом задавать вопрос, с чем я пришёл. Не я же должен приглашать его в зал заседаний. А вслух сказал: «Извините, Валентин Петрович, я слишком прямолинейно Вас понял». Фраза эта была сказана мной за его спиной, когда он уже выходил из кабинета в зал заседаний. Он обернулся в мою сторону, остановился, и внимательно посмотрев на меня, видимо соображая, как отреагировать на моё оправдание, улыбнулся. Я понял: гроза миновала.

Я развернул на большом столе чертежи и начал рассказывать. А начал я с истории и современного состояния программы Н-1 Л3. При этом сразу оговорился, что буду рассказывать только о Л3, так как носителем Н-1 я не занимался и вопрос знаю только в объёме выводимой массы на опорную орбиту Земли, с которой осуществляется отлёт к Луне. Далее рассказал о баллистической схеме экспедиции, составе и весовых характеристиках отдельных её составных частей, проблеме с весовыми дефицитами, оценке надежности выполнения и состоянием наземной и лётной отработки.

Когда я закончил этот рассказ, Валентин Петрович задал мне вопрос: «Какое у Вас мнение о программе Н-1Л3 в целом и перспективе её дальнейшей разработки?». Я ответил, что программа, основной задачей которой была «первыми в мире высадить советского человека на Луну», в настоящее время потеряла свою актуальность. У нас сейчас середина 1974 года, американцы 29 июля 1969 г. впервые в мире осуществили посадку двух космонавтов на поверхность Луны, к настоящему времени осуществили уже пять экспедиций и собираются свёртывать эту программу. Состояние отработки программы Н-1Л3 не позволяет надеяться на осуществление ее в ближайшие два-три года, при условии, если будут изысканы мероприятия по ликвидации весовых дефицитов. Даже, если всё благополучно завершится, мы обеспечим пребывание одного космонавта на Луне в течение двух часов и доставим на Землю 5 килограмм лунного грунта. Ну и что мы всему миру докажем, осуществив такую экспедицию? А докажем только одно – отставание нашей космической отрасли от американской. Ещё, не дай бог, при этой эпопее случится гибель космонавтов, от которой никто не застрахован.

Беда программы Н-1Л3 состоит в том, что носитель Н-1 недоразмерен под нужды комплекса Л3 с предписанными ему задачами. Весовые характеристики пилотируемых кораблей ЛОК и ЛК при настоящем уровне развития элементной базы и технологии в СССР не могут уложиться в заданные лимиты, определяемые возможностями носителя Н-1.

Идеология комплекса Л3 завязана так, что при увеличении весовых возможностей носителя Н-1 не обеспечивает дальнейшего наращивания характеристик экспедиции по количеству членов экипажа, времени пребывания космонавтов на Луне и доставки на её поверхность различных грузов, необходимых для строительства долговременной лунной базы.