Текст книги "Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)"

Решение о таком походе было принято, когда еще было неизвестно о результатах миссии Ртищева. Уже 14 сентября царь направил С.А. Урусову приказ, «чтоб он шел… за реку Немон под Бресть и под иные литовские городы»[115]115
  РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 270. Л. 52.


[Закрыть]. Однако до конца сентября сохранялось представление, что подчинения этих территорий удастся добиться мирным путем. Так, 24 сентября, еще не зная ничего о судьбе Ртищева, царь приказал С.А. Урусову послать «в Гонсевского войска за Немон» своих посланцев с предложением подчиниться царю, который не будет нарушать их «прав и вольностей». Налицо были также надежды на то, что, может быть, и Жемайтию удастся получить мирным путем. С.А. Урусов должен был отправить своих посланцев в Жемайтию, так как царю стало известно, что «Жмуцкого повету шляхта стоят в собранье в Кейданах, а Карлу Густаву… не присягали»[116]116
  Заборовский Л.В. Великое княжество Литовское… С. 79–80.


[Закрыть]. По-видимому, когда Ртищев вернулся без определенных результатов, в начале октября С.А. Урусов получил «статьи», в которых определялись задачи его похода. Как предполагалось и ранее, он должен был идти «прямо за Немон под Бресть и под иные городы». При благоприятных обстоятельствах С.А. Урусов, дойдя «до границы литовские», должен был «воевать… корунные городы и места». В наказе предписывалось «с свейскими немцами отнюдь не задиратца» «и где учнут свейскими называтца, и тех мест отнюдь не воевать»[117]117
  См. наказ С.А. Урусову: Курбатов О.А. «Чудо архангела Михаила». Документы о походе Новгородского полка на Брест и битве при Верховинах 1655 г. // Исторический архив. № 3. 2005. С. 199–201.


[Закрыть]. Военные действия, таким образом, не должны были затрагивать территорий, занятых шведами, и привести к осложнению русско-шведских отношений. По наблюдениям О.А. Курбатова, в походе приняла участие лишь часть войск, собравшихся в районе Ковна[118]118
  Курбатов О.А. «Чудо…». С. 197.


[Закрыть]. По-видимому, в царской ставке считали, что в походе он не должен столкнуться с серьезным сопротивлением.

Поход С.А. Урусова подробно описан в его донесениях царю[119]119
  Опубликовано: Курбатов О.А. «Чудо…». С. 201–205.


[Закрыть]. Ряд важных деталей можно узнать из коллективной жалобы детей боярских – участников похода на воеводу[120]120
  Опубликовано: Записки отделения русской и славянской археологии императорского Русского археологического общества. Т. 2. СПб., 1861. С. 659–681.


[Закрыть]. Войско выступило в поход из Ковна 23 октября. Военные действия начались 30 октября, когда русские войска столкнулись со стоявшим в районе Гродна полком ли декого подкомория Якуба Кунцевича, тогда русские взяли «три знамени и с хорунжим да литавры». После этого состоялась встреча русских воевод с офицерами полка, на которой Я. Кунцевич дал обязательство «со всем своим полком» принести присягу царю и дал в заложники воеводам новогрудского воеводича Яна Хребтовича и нескольких других шляхтичей. К середине ноября войска подошли к Бресту. Появление в районе города русских войск стало для П. Сапеги и его сторонников определенной неожиданностью, так как здесь ждали ответа на предложения, посланные в Москву с С. Глядовицким. К этому времени в Бресте появился посланник Карла Густава Ян Фредерик Сапега. Он попытался помешать продвижению русских войск, заявив, что «Павел, де, Сапега, хочет быть под Свейскою коруною». Как рассказывал в своем донесении Урусов, он заявил посланцу, что П. Сапега присягнул царю перед Ф.М. Ртищевым, и тогда посланец заявил, что он не будет вмешиваться в происходящее и вообще его прислал в Брест «свейской генерал наимовать людей». Очевидно, посланец не имел от Карла Густава инструкций вступать в конфликт с русскими военачальниками из-за сенаторов и шляхты, которые не принесли присяги шведскому королю.

Хотя П. Сапега и другие сенаторы не проявили желания принести присягу царю, воевода решил идти к Бресту, уверенный, что его войскам сопротивления не окажут. Как следует из жалобы, он двинулся к Бресту с частью своего отряда, оставив в тылу пехоту и пушки. В Брест воевода отправил одного из заложников – Святского – с приказом выделить в Бресте дворы для него и его солдат. Детям боярским он сказал, что «у Брести с литовскими людми бою не будет, а он идет надежно в город». В результате в бою под Брестом 13 ноября армия С.А. Урусова потерпела поражение и стала отступать. В 25 верстах от Бреста у Верховичей русские войска были окружены преследовавшей их армией Сапеги, но в завязавшемся бою литовское войско в свою очередь потерпело поражение, потеряв пушки и знамена. После этого армия С.А. Урусова отошла на север, а собравшиеся в Бресте магнаты, шляхта и войско стали искать «протекции» Карла Густава[121]121
  RachubaA. Pawel Sapieha… S. 87–90.


[Закрыть].

Одна из главных целей похода – занятие Бреста и подчинение царской власти еще остававшихся самостоятельными группировок магнатерии и шляхты Великого княжества – тем самым не была достигнута. Однако благодаря походу С.А. Урусова русская власть на западных окраинах занятых русскими войсками территорий укреплялась, и неудача под Брестом на такое положение дел не повлияла. Еще до боя под Брестом, 12 ноября, в соответствии с достигнутой договоренностью с Я. Кунцевичем в Вильно прибыли послы Лидского, Гродненского и Волковыского поветов и принесли присягу царю[122]122
  АМГ. T. 2. № 750. С. 458; № 753. С. 459.


[Закрыть]. А 26 ноября, когда армия С.А. Урусова двигалась в обратный путь на север, воеводу встретил сам Я. Кунцевич с ротмистрами, и они также принесли присягу[123]123
  РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Стб. 162. Л. 507–508. См. также Заборовский Л.В. Великое княжество Литовское… С. 103–106.


[Закрыть]. С.А. Урусов, которого обвиняли в том, что он шел от Бреста к Полоцку «шесть недель большим мотчаньем (т. е. очень медленно. – Б.Ф.)», оправдывался, что «дорогою шел не скоро для того, что в дороге на государево имя приезжали шляхта»[124]124
  ЗОРСА. Т. 2. С. 668, 673.


[Закрыть]. За время похода шляхтичи Гродненского, Слонимского, Новогрудского, Лидского, Волковыского, Ошмянского и Троцкого поветов, а также оказавшиеся на этих землях беглецы из более восточных областей – всего свыше 2 тыс. человек – также принесли присягу[125]125
  Издание составленной по приказу С.А. Урусова крестоприводной книги см.: Памятники истории Восточной Европы. Т. 4: Крестоприводная книга шляхты Великого княжества Литовского 1655 г. М.; Варшава, 1999. Как видно из сохранившейся первоначальной записи крестоприводных книг (РГАДА. Ф. 145. Приказ великого княжества Смоленского. Кн. 3. Л. 173–236), шляхтичи начали приносить присягу большими группами с середины декабря 1655 г. (Там же. Л. 206 и сл.) и до конца января 1656 г.


[Закрыть]. Шляхта стала приезжать для присяги и в главный центр Великого княжества – Вильно: среди присягнувших были кн. С. Огинский, тиун Троцкий с сыном и Ян Нарбут, писарь земский лидский[126]126
  См. отписки виленского воеводы кн. М. Шаховского: РГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 270. Л. 245, 283.


[Закрыть]. Стали переходить на русскую службу «полковники» литовского войска со своими отрядами[127]127
  См. подробнее об этом: Флоря Б.Н. От Потопа до Вильна. Русская политика по отношению к Речи Посполитой в 1655–1656 гг. // Kwartalnik Historyczny. 2003. № 2. S. 37. См. также сообщение кн. М. Шаховского, что присягу царю принесли помимо указанных в статье лиц полковники Рудомино, Дяткович, Кисаревский, «во всех тех полкех боевого люду тысеч с шесть» (АМГ. Т. 2. № 790. С. 480).


[Закрыть]. Большие группы шляхты стали предлагать условия, на которых они готовы были подчиниться власти царя. В октябре 1655 г., еще до похода С.А. Урусова, с такой инициативой выступила большая группа шляхты во главе со старостой ошмянским А. Саковичем, ее посланец П. Роля был принят царем 25 декабря 1655 г. и подал выработанные шляхтой «статьи». 26 ноября при встрече С.А. Урусова с Я. Кунцевичем были также предложены «статьи», отосланные на рассмотрение к царю[128]128
  Публикацию материалов посольства П. Роли и «статей», поданных С.А. Урусову, см.: Заборовский Л.В. Великое княжество… С. 80–97,103–106.


[Закрыть]. Шляхта добивалась сохранения своих владений, своего права, своих органов управления и суда, но поднимались и другие вопросы. Так, в статьях, привезенных П. Ролей, говорилось о созыве сейма, о необходимости вернуть в состав Великого княжества земли, утраченные по Люблинской унии 1569 г.[129]129
  Заборовский Л.В. Великое княжество… С. 85–86.


[Закрыть]. Стали приносить присягу царю и некоторые сенаторы. Так, новогрудский воевода Петр Казимир Вяжевич 10 октября вместе с П. Сапегой отправили из Бреста к царю С. Глядовицкого[130]130
  Там же. С. 68.


[Закрыть], но еще до возвращения С.А. Урусова в Полоцк он вернулся в Новогрудок и принес присягу царю[131]131
  Там же. С. 110.


[Закрыть]. Принес присягу царю и один из первых сенаторов Великого княжества Литовского Миколай Стефан Пац, воевода Троцкий. 3 декабря 1655 г. кн. С.А. Урусов выдал ему ряд жалованных грамот, предоставлявших ему право «до государева указу» владеть не только собственными имениями, но и частью имений хорунжего К. Паца и В. Госевского[132]132
  РГАДА. Ф. 79.1656 г. № 5. Л. 38–43.


[Закрыть]. Магнаты и шляхта Великого княжества явно переставали воспринимать русскую власть как временную.

Летом-осенью 1655 г. удалось добиться значительных результатов и на других направлениях. Так, в сентябре 1655 г. посланный из Киева на судах отряд Д.А. Волконского занял Туров, который сдали местные мещане, затем – Давид-городок и после большого боя – Пинск[133]133
  Мальцев А.Н. Россия… С. 104–105. См. также: РГАДА. Ф. 79.1655 г. № 1. Л. 1-14.


[Закрыть]. Еще раньше, 1 июля, выступили в поход на запад русские войска во главе с В.В. Бутурлиным и войско Б. Хмельницкого. Сведения о походе, содержащиеся в разных источниках, неоднократно анализировались исследователями[134]134
  Мальцев А.Н. Россия… С. 100–104; Kubala L. Wojna moskiewska. 1654–1655. Warszawa, 1910. S. 292–331; Грушевський M.C. Історія України – Руси. Т. 9. Кн. 2: Роки 1654–1657. Київ, 1931. С. 1102–1105,1113-1128,1137–1142.


[Закрыть]. Для рассматриваемой темы важно, какими сведениями о том, что происходило на Украине, располагали в Москве. В отписках В.В. Бутурлина, доставленных в Москву 26 декабря, а затем в первых числах января 1656 г.[135]135
  См. помету на одной из «отписок»: «164-го генваря 5 снесено с Верху» (РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 382. Л. 328).


[Закрыть], говорилось о занятии многих городов на территории Подолии, о поражении, нанесенном в районе Львова коронной армии во главе с С. Потоцким, когда поляками были потеряны знамена и обоз. Войска Б. Хмельницкого и В.В. Бутурлина осадили Львов и из-под стен города рассылали отряды «до Днестра реки», а также «до Ярославля и до Люблина и до Вислы реки». При вступлении в Люблин отряда во главе с воеводой П. Потемкиным и Д. Выговским местная шляхта и мещане принесли присягу царю[136]136
  РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 382. Л. 317–320.


[Закрыть]. В городе Ухани такую же присягу принес «Хриштоп Тишкевич воевода черниговский со всею шляхтою и с мещаны»[137]137
  Там же. Л. 320.


[Закрыть]. Тогда в Москве узнали о занятии Волыни войсками Хмельницкого и о том, что в Луцке находится казацкая «застава»[138]138
  Там же. Л. 364–365.


[Закрыть]. Лишь приход на Украину явившейся на помощь Яну Казимиру орды заставил прервать столь удачно протекавший поход.

Все это были несомненные успехи, которых ранее Русское государство никогда не добивалось в своих войнах с Речью Посполитой. Под властью русских правителей в той или иной форме оказались к концу 1655 г. почти все белорусские и большая часть украинских земель. Как никогда раньше, русские политики были близки к решению задачи, которую они поставили перед собой в последние десятилетия XV в., – объединение всех восточнославянских земель в едином Русском государстве. Однако развитие событий в Польше поставило их перед новыми серьезными проблемами.

После капитуляции великопольского ополчения шведская армия, не сталкиваясь с серьезным сопротивлением, двигалась на юг, занимая одну территорию за другой. 8 сентября н. ст. шведские войска вступили в Варшаву. В конце того же месяца король Ян Казимир, а вслед за ним многие сенаторы и шляхтичи, бежал с территории Речи Посполитой в Силезию – владения австрийских Габсбургов. 17 октября н. ст. капитулировала древняя польская столица Краков – единственная крепость, оказавшая серьезное сопротивление шведской армии. Вскоре после сдачи Кракова принесло присягу Карлу Густаву коронное войско во главе с гетманами, что означало конец организованного сопротивления. 25 октября н. ст. о своем подчинении власти шведского монарха заявили представители Сандомирского, Люблинского, Русского, Белзского воеводств, то есть тех земель, где еще не было шведских войск. В таких условиях у шведских политических кругов закономерно стали появляться более широкие, выходящие за рамки первоначальных планов, замыслы подчинения всей Речи Посполитой власти шведского монарха.

28 октября были разосланы универсалы о созыве в Варшаве съезда шляхты всех воеводств, чтобы принять общее решение о разрыве отношений с Яном Казимиром и принятии шведской «протекции». Съезд созвать не удалось, но на конец ноября был назначен уже созыв сейма, на котором должно было быть принято решение о возведении Карла Густава на польский трон, за чем должна была последовать его коронация[139]139
  О событиях, происходивших в Польше в конце лета – осенью 1655 г., см.: Kubala L. Wojna szwecka… S. 94-151; Kersten A. Hieronim Radziejowski… S. 416–445.


[Закрыть]. В конце 1655 г. царю и боярам прочли переводы голландских «курантов», в которых сообщалось о намерениях Карла Густава «сенатории на сейм созвать», где его «на королевство посвещать станут»[140]140
  РГАДА. Ф. 79.1656 r. № 1. Л. 7–8.


[Закрыть].

Речь Посполитая сходила с политической карты, переставала существовать как самостоятельное государство. Когда в конце ноября в Москву прибыл С. Глядовицкий, чтобы предложить начать переговоры о мире между Россией и Речью Посполитой, это предложение уже не представляло для царя и его советников никакого интереса. Ведь, как стало известно в Москве, Ян Казимир, «покиня все, с малыми некакими людьми убежал в Венгерские горы, но и там ему места нет». «А что говоришь ты, – обращались бояре к С. Глядовицкому, – что королю присылать о миру к государю, и где уж то и сыскать короля вашего»[141]141
  Заборовский Л.B. Великое княжество… С. 66.


[Закрыть]. Приславшим С. Глядовицкого сенаторам и шляхте было предложено подчиниться власти царя, а Алексей Михайлович «веры, прав и вольностей ваших нарушити ни в чем не велит»[142]142
  Там же. С. 70.


[Закрыть].

На западных границах России образовалась новая огромная держава, правитель которой явно носился с широкими завоевательными планами и располагал одной из лучших европейских армий. Уже это должно было вызывать беспокойство русских политиков. К концу 1655 г. для такого беспокойства появились и реальные основания. В Москву в это время попал текст Кейданского договора от 20 октября 1655 г. Текст этот сумел раздобыть воевода Друи А.Л. Ордин-Нащокин. Узнав о заключении соглашения шведских властей с литовскими магнатами и шляхтой, он приложил старания к тому, чтобы познакомиться с его текстом. Еще в конце октября он вынужден был довольствоваться слухами[143]143
  РГАДА. Ф. 79.1655 г. № 1. Л. 32.


[Закрыть]. Но через месяц он сумел достать и переслать находившемуся в походе царю текст Кейданского договора. К 16 декабря документ поступил в Посольский приказ[144]144
  Там же. № 13. Л. 1об.-2. Польский перевод соглашения см: Там же. Л. 5 и сл.


[Закрыть]. В своем комментарии к соглашению А.Л. Ордин-Нащокин обратил внимание на то, что в преамбуле к договору переход под шведскую «протекцию» мотивировался тем, что литовцы были доведены до крайности «przez wiarolomnego nieprzyjaciela Moskala» (вероломным неприятелем Москалем). Таким образом, шведские власти согласились назвать «неприятелем» государя, находившегося в мирных и дружественных отношениях со Швецией. Как справедливо отметил Л.В. Заборовский[145]145
  Заборовский Л.В. Великое княжество… С. 127.


[Закрыть], в польском переводе, переданном А.Л. Ордину-Нащокину, текст латинского оригинала, где читаются слова «per potentiam hostilem oppressione» (угнетенные враждебным могуществом), был намеренно искажен, чтобы придать тексту ярко выраженную антирусскую направленность. Это может пролить свет на намерения польских информаторов воеводы Друи.

Главное, однако, было не в выражениях вступительной преамбулы договора, которые могли оскорбить царя и его советников. А.Л. Ордин-Нащокин обратил внимание и на 7-ю статью соглашения, накладывавшую на Карла Густава обязательство вернуть прежним владельцам земли в Литве, утраченные ими «в прошлой войне» («proximo bello»), когда он их «назад возьмет» (recuperarent)[146]146
  См. текст латинского текста договора с подписями и печатями в. Шютте и М. Делагарди: РГАДА. Ф. 96. 1655 г. № 5. Л. 37 (текст попал в Посольский приказ в мае 1657 г.: Там же. Л. 1).


[Закрыть]. В переводе, переданном А.Л. Ордину-Нащокину, соответствующие формулировки были заострены – там читалось о землях, которые «przez nieprzyjaciela pod czas tey woyny opanowane» (захвачены неприятелем во время этой войны), и содержалось обязательство вернуть эти земли «jakimkolwiek sposobem» (каким угодно способом), но существа дела это не меняло. Договор был свидетельством существования враждебных по отношению к России планов, одобренных и санкционированных шведской властью.

В свете этого договора приобретали совершенно определенное, враждебное по отношению к России звучание некоторые черты русско-шведских отношений в последние месяцы 1655 г. По просьбе русской стороны, переданной через Удде Эдла, в титул Алексея Михайловича в адресованных к нему шведских грамотах были внесены эпитеты, свидетельствующие о том, что он является правителем «Малой России», Смоленска и городов Восточной Белоруссии, занятых русскими войсками во время военной кампании 1654 г.[147]147
  См. перевод грамоты Карла Густава царю от 29 марта 1655 г.: РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 4. Л. 41.


[Закрыть]. Однако шведская сторона упорно отказывалась признать титулы, принятые царем после взятия Вильно, – «Белыя России» и «великий князь Литовский». В переписке с русскими воеводами М. Делагарди отказывался признать эти новые титулы до заключения русско-шведского соглашения[148]148
  См. одну из октябрьских отписок С.А. Урусова (РГАДА. Ф. 96. 1655 г. Д. 9. Л. 1–2), грамоту М. Делагарди русским воеводам от 21 сентября (Там же. Д. 8. Л. 89), а также записи беседы М. Делагарди с русским гонцом А.И. Нестеровым (Там же. Л. 141).


[Закрыть]. В условиях, когда по Кейданскому договору магнаты и шляхта провозглашали Карла Густава наследственным великим князем литовским, отказ признать новые титулы царя должен был восприниматься как отказ шведской стороны признать права царя на Литву и мог восприниматься как свидетельство намерений шведского монарха выполнить свои обязательства и вернуть земли, занятые русскими войсками, их прежним владельцам.

Знакомство царя и его советников с текстом Кейданского договора совпало по времени с приходом сообщений о попытках шведских офицеров утвердить свою власть на спорных пограничных территориях и вообще распространить зону шведского влияния на белорусских землях[149]149
  Сообщения о таких действиях собраны в справке, составленной в Посольском приказе перед приездом шведских «великих» послов: РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 5. Л. 10–13.


[Закрыть]. Так, 12 ноября 1655 г. шведские офицеры потребовали от жителей Гродненского уезда собрать провиант для шведского гарнизона в Августове. Один из шведских офицеров, полковник А. Волакс в начале декабря послал «листы» в Слоним, Новогрудок и ряд других мест с требованием, чтобы «все городы и крепости людем свейским осадили» [150]150
  О передаче этих «листов» С.А. Урусову см.: РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Стб. 162. Л. 46.


[Закрыть]. 10 декабря А. Волакс сообщал о вводе щведского гарнизона в Слуцк, а в конце месяца войска, посланные из Слуцка, пытались занять Старый Быхов[151]151
  РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Стб. 162. Л. 39.


[Закрыть]. После знакомства с текстом Кейданского договора все эти действия должны были восприниматься как попытки поставить под сомнение власть царя на этих землях и создать выгодный плацдарм для наступления на Россию. Беспокойство не могло не вызвать и то, что в грамотах А. Волакса Карл Густав носил титул правителя «великого княжества Литовского всех приналежносте»[152]152
  Позднее на это специально указывал Алексей Михайлович в своей грамоте шведскому королю (ДАИ. Т. 6. С. 451).


[Закрыть].

Первой реакцией на эти действия были приказания воеводам предпринять аналогичные действия на спорных пограничных территориях. Так, 19 января 1656 г. А.Л. Ордину-Нащокину был послан приказ приводить к присяге царю жителей уездов Браслава, Икажна и Динабурга[153]153
  РГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Стб. 162. Л. 185.


[Закрыть]. В конце декабря 1655 г. царь принял посланца шляхты Ошмянского повета П. Ролю[154]154
  Заборовский Л.В. Великое княжество… С. 83–84.


[Закрыть]. В «статьях», поданных посланцем, выражалась надежда, что царь «взникати восхощет» те части Великого княжества, которые «непристойно на имя свейского короля поддалися». В ответе царя на это пожелание думный дьяк записал: «отложить до послов»[155]155
  Там же. С. 86.


[Закрыть]. В официальном ответе содержание этой краткой пометы было изложено следующим образом: «по той статье царского величества указ будет вперед, а ныне та статья отложена до съезду посолского»[156]156
  Там же. С. 94.


[Закрыть]. Таким образом, в конце 1655 г. окончательное решение о характере будущих отношений со Швецией не было принято. Много здесь зависело от того, с какими предложениями приедут в Москву шведские «великие» послы[157]157
  Это не позволяет согласиться с мнением Е.И. Кобзаревой, что решение о войне было принято до начала переговоров со шведским посольством (Кобзарева Е.И. Дипломатическая борьба… С. 63, 86).


[Закрыть].

Шведское посольство было отправлено для подтверждения Столбовского мирного договора еще в июле 1655 г., но послы, как сообщал русский гонец в Курляндию Я. Поздышев, приехав в Ригу в момент вступления шведских войск на территорию Великого княжества, задержались там, ожидая, «что учинитца под Вильном»[158]158
  РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 3. Л. 152.


[Закрыть]. Приехав в Москву в октябре 1655 г., «великие» послы ждали здесь возвращения царя из похода. В декабре Алексей Михайлович вернулся в Москву, 21 декабря он принял шведских послов, а 23-го начались собственно переговоры, где с великими послами встретилась большая делегация во главе с Н.И. Одоевским, в нее входил и глава Посольского приказа думный дьяк Алмаз Иванов[159]159
  Там же. Л. 441, 471.


[Закрыть].

На приеме у царя 21 декабря шведские послы заявили, что цель их посольства это добиться подтверждения Столбовского договора в связи со сменой монарха на шведском троне и уладить «сорные дела» между государствами[160]160
  Там же. Л. 462–464.


[Закрыть]. На встрече с русскими представителями 23 декабря добавилось предложение о заключении союза против Яна Казимира и его сторонников («и на того б, де, общего неприятеля надобно стоять заодин»)[161]161
  Там же. Л. 507.


[Закрыть]. Шведские послы передали русским представителям обширную записку с предложениями о расследовании пограничных столкновений и жалоб «свейских торговых людей». Документ не содержал главного – в нем не было никаких предложений об изменении текста Столбовского договора в связи с появлением новых границ между государствами. Напротив, в записке утверждалось, что «ныне не подобает о рубежах спороватца или бранитца», и предлагалось все это «отложить на иное время»[162]162
  Там же. Л. 517.


[Закрыть].

При таком положении дел на встрече, состоявшейся 2 января 1656 г., был поднят вопрос о признании шведской стороной новых титулов Алексея Михайловича – «Белыя России», «Литовский, Волынский и Подольский». Заявление послов, что им «про те царского величества титлы неведомо», вызвало возмущение русских представителей, так как вопрос о признании этих титулов царя неоднократно поднимался в русско-шведской дипломатической переписке[163]163
  Там же. 1656 г. № 4. Л. 3–4.


[Закрыть]. Послы пояснили позднее, что так получилось «для короткого их отпуску», «за неведомостью», но им «собою того переменить нельзе». Когда русские представители предложили отправить к королю гонца за новыми инструкциями, последовал ответ: «королевского величества сыскать неведомо где, разве, де, им, послом, за гонцы ехать самим назад»[164]164
  Там же. Л. 13–15, 23–25.


[Закрыть]. Споры по этому вопросу тянулись, принимая острый характер. Послы предлагали отпустить их из Москвы – «живут, де, многое время, а дела у них никакова не учинено»[165]165
  Там же. Л. 102.


[Закрыть]. Лишь 26 январи они согласились отправить гонца к Карлу Густаву за новыми инструкциями[166]166
  Там же. Л. 120–122.


[Закрыть]. Заслуживает внимания и еще один эпизод на этой стадии переговоров. В ответ на жалобы с русской стороны на захваты русских земель шведскими военачальниками послы заявили, что «им, де, про то неведомо»[167]167
  Там же. Л. 37.


[Закрыть].

Поведение шведских послов опровергало заявления М. Делагарди, что с их приездом будут решены все спорные вопросы в отношениях между государствами. Как представляется, у русских политиков должно было сложиться впечатление, что принимать какие-то серьезные решения шведские послы не намерены и их цель состоит в том чтобы тянуть время, пока Швеция не утвердится окончательно на польских землях, а затем придет очередь и России. В таких условиях на первый план выдвинулся вопрос о превентивной войне со Швецией, чтобы сорвать планы Карла Густава.

Уже на встрече 2 января был поднят вопрос о «прописках» – ошибках в написании титулатуры царя в грамотах шведских должностных лиц. «Знатно, – указывали в этой связи русские представители, – что то делаетца с королевского величества стороны умышленьем, на ссору»[168]168
  Там же. Л. 31.


[Закрыть]. Появление в переговорах этого мотива было тревожным признаком. Нежелание властей Польско-Литовского государства наказать лиц, виновных в «прописках», оскорблявших «государскую честь», так, как этого требовала Москва, в 1654 г. послужило основанием для разрыва отношений и начала войны. К этой теме русские представители вернулись снова на встрече 9 февраля, когда они потребовали смертной казни для лиц, виновных в прописках (в частности, для бургомистров Таллина)[169]169
  Там же. Л. 141–143.


[Закрыть]. Выдвижение такого явно невыполнимого требования, как представляется, говорило о том, что к этому времени решение о войне со Швецией уже было принято. Когда шведские послы ответили, что решение этого вопроса находится вне их компетенции, требование «казнить смертно безо всякие пощады» членов таллинского магистрата и полковника А. Волакса, оскорбивших «государскую честь», было включено в текст грамоты от 17 марта, которую повез Карлу Густаву гонец Назарий Алфимов[170]170
  ДАИ. Т. 6. С. 453–454.


[Закрыть]. К этому времени сложился конкретный план военной кампании против Швеции[171]171
  Посланный с дипломатической миссией в Данию и покинувший русскую столицу в середине марта кн. Д.Е. Мышецкий точно указал датским министрам три направления действий русских войск и имена командующих этими войсками (Русская и украинская дипломатия в международных отношениях в Европе середины XVII в. М., 2007. С. 375).


[Закрыть].

Переговоры, во время которых русская сторона выдвигала все новые обвинения в нарушении шведской стороной вечного докончания, продолжались[172]172
  Характеристику этого этапа переговоров см.: Кобзарева Е.И. Борьба… С. 87–89.


[Закрыть]. Но, как представляется, это делалось для того, чтобы ввести будущего противника в заблуждение относительно своих намерений. Даже в начале мая, когда стало известно об отправлении царя на войну, Алмаз Иванов заявил «дворянину» шведского посольства, что царь отправляется в Великое княжество Литовское «для оберегания что от польских людей»[173]173
  РГАДА. Ф. 96.1656 г. № 4. Л. 262.


[Закрыть]. Лишь 17 мая царь приказал «выговорить» послам «неправды» шведского короля и объявить, что они задержаны[174]174
  Там же. Л. 301–303.


[Закрыть].

Каковы были причины столь резкой смены внешнеполитического курса и воздействие каких факторов повлияло на решение русских политиков? Вопрос этот волновал интернированных в Москве шведских послов, отправивших к королю 25 октября 1657 г. записку с изложением причин войны. Анализируя эту записку, уже Г.В. Форстен пришел к выводу, что, по мнению послов, главной причиной войны стало вмешательство Карла Густава в польские дела[175]175
  Форстен Г.В. Сношения Швеции с Россией во второй половине XVII в. // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1898. № 4. С. 321.


[Закрыть]. Как писали авторы записки, наблюдая за действиями Карла Густава в Польше, царь пришел к выводу, что шведский король хочет подчинить себе соседей[176]176
  Там же. С. 324.


[Закрыть]. Свидетельства, анализ которых приведен выше, позволяют уточнить этот вывод – объявление войны было в представлении русских политиков превентивным шагом, чтобы сорвать враждебные планы Карла Густава по отношению к России. Поступавшие в Москву после принятия решения о войне сообщения подтверждали его правильность.

Так, 14 февраля была получена отписка от Виленского воеводы, который сообщал, что в Вильно прибыли князь Самуил Огинский с сыном, которые заверяли, что «подлинно ведают, что шведу было с твоими государевыми людми бой учинить и княжества Литовского доступать»[177]177
  АМГ. Т. 2. № 793. С. 482.


[Закрыть]. В конце февраля с важными известиями возвратился Климент Иевлев, посетивший Карла Густава в его походной ставке в Пруссии. Привезенная им грамота Карла Густава от 1 января 1656 г. не давала каких-либо оснований для беспокойства. Хотя в грамоте отсутствовали новые титулы царя, тон ее был дружественным. Подробно информируя о своих успехах, король выражал надежду, что они обрадуют царя и он со своей стороны постарается «королю Яну Казимиру шкоду каким обычаем учинить». Он одновременно предлагал направить к нему послов, чтобы «договоритца о рубежном разводе»[178]178
  Перевод грамоты см.: РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 6. Л. 75–85.


[Закрыть]. Однако совсем другой характер носили сведения, которые гонец добыл неофициальным путем. Писарь Ян Сапега, явившийся свидетелем боев под Брестом, говорил Иевлеву, что литовцы не захотели подчиниться С.А. Урусову потому, что «ныне обещался свейской король, что хочет наши маетности и городы поворотить по Березину реку»[179]179
  Там же. Л. 122.


[Закрыть]. Находившийся в шведском плену гетман В. Госевский также объяснял гонцу, что литовцы не вели войны с Карлом Густавом «и все здавались добровласно», так как король обещал, «что Литовское княжество очистит по прежнему». Король, по его словам, «хочет просить у великого государя вашего, чтоб отдал тое землю бессорно, а будет не отдасьт, и он, король, хочет итить войною»[180]180
  Там же. Л. 123.


[Закрыть]. Обеспокоенный этими сообщениями гонец стал опрашивать других людей и после всех разговоров записал в «статейном списке»: «все бескрытно поляки и немцы говорят, что впрям война будет, только царское величество Литовские земли не отдаст королю свейскому, и король идет в мае месяце»[181]181
  Там же. Л. 137.


[Закрыть]. Здесь, таким образом, был даже указан срок, когда начнется новая война.

Тогда же, в конце февраля, в руки русского правительства попал важный документ, по значению своему не уступавший Кейданскому договору. Это был текст «статей», предложенных коронным войском Карлу Густаву с изложением условий, на которых оно готово было признать шведского короля своим государем, с ответами Карла Густава на эти предложения[182]182
  Текст документа привез в Смоленск ротмистр Данила Гурко, списавший его у кн. Самуила Огинского.


[Закрыть]. 9-я статья этого документа налагала на нового монарха обязательство «как можно скорее» вернуть в состав Речи Посполитой Великое княжество Литовское, а также воеводства Русское, Подольское, Волынское, Брацлавское и Черниговское. В ответ на это условие король ответил, что после коронации примет меры, чтобы вернуть Речи Посполитой утраченные земли. Карл Густав обещал, что сразу же вышлет грамоты, чтобы русские войска ушли за свои границы, а «если бы москаль и одного кирпича отдать не хотел», он станет действовать силой[183]183
  Польский текст документа и ответов на него см.: РГАДА. Ф. 79. 1656 г. № 1. Л. 72-73об. О заключении такого соглашения сообщалось в известиях, рассылавшихся из лагеря коронного войска (Kersten A. Hieronim Radziejwski… S. 447). О самом соглашении см.: Kubala L. Wojna szwecka… S. 136–137.


[Закрыть].

Все это давало серьезные основания для поворота на путь открытого конфликта со Швецией. Отражали эти соображения и тексты соглашений действительные замыслы шведских правящих кругов или прежде всего планы и надежды сторонников прошведской ориентации среди магнатов и шляхты Речи Посполитой?

Летом 1655 г., когда Швеция готовилась к войне с Польско-Литовским государством, была завершена работа над инструкциями для посольства, отправленного в Москву, чтобы подтвердить Столбовский договор. Послы должны были предложить заключить союз против Речи Посполитой и соглашение о разделе Польско-Литовского государства. Подготовленные предложения предусматривали переход под русскую власть восточной части современной Белоруссии с Витебском, Полоцком и Борисовом, а южнее граница должна была идти по рекам Случ и Горынь. Однако шведские уполномоченные не имели права подписывать такое соглашение, оно должно было быть послано на утверждение королю. Очевидно, конкретные условия такого соглашения зависели от того, каких успехов шведы сумеют добиться в ходе войны[184]184
  Заборовский Л.В. Россия… С. 125–126; Kotljarchuk A. In the Schadows… P. 209.


[Закрыть]. Как показано в предшествующем изложении, при вводе шведских войск на территорию Великого княжества Литовского шведские военачальники старались избежать каких-либо столкновений с русской армией. Когда в заявлении о переходе под шведскую власть участники собрания под Кейданами потребовали, чтобы русские войска были тем или иным способом оттеснены за Днепр, М. Делагарди и Б. Шютте сообщали королю, что, по их мнению, эти предложения нельзя принять[185]185
  Kotljarchuk A. In the Schadows… P. 119–120.


[Закрыть]. И позднее попытки литовских магнатов развязать войну с Россией встречали отрицательную реакцию в королевской ставке[186]186
  Kersten A. Hieronim Radziejowski… S. 446.


[Закрыть]. Вместе с тем соглашения, по которым шведский король обязывался вернуть Речи Посполитой утраченные земли, были заключены. Это было одним из главных условий, на которых магнаты и шляхта Речи Посполитой соглашались принять шведскую «протекцию». Если шведский король хотел прочно утвердиться в Речи Посполитой, ему следовало позаботиться об исполнении этих обязательств. К тому же они никак не противоречили тем концепциям шведских правящих кругов, которые разрабатывались осенью 1654 г. и получили свое выражение в высказываниях ряда членов риксрода.

В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что шведские послы, располагая упомянутыми выше инструкциями, не выдвинули никаких предложений о дополнении Столбовского договора соглашением, в котором были бы установлены границы между государствами на территории Восточной Европы. В своей грамоте от 16 января 1656 г. (о чем уже говорилось) Карл Густав предлагал царю прислать к нему «великих» послов для заключения соглашения о границах. Тем самым заключение такого соглашения отодвигалось на неопределенное время.

Как отметил А. Котлярчук, после заключения договора в Кейданах ряд литовских офицеров получили грамоты на имения в районах Гродна, Ошмяны и Лиды, то есть на землях, занятых русскими войсками[187]187
  Kotljarchuk A. In the Schadows… R 173.


[Закрыть]. Но этими отдельными небольшими пожалованиями дело не ограничилось. 6 ноября 1655 г. М. Делагарди дал Богуславу Радзивиллу, одному из главных сторонников прошведской ориентации в Великом княжестве Литовском, охранную грамоту на его владения. Помимо родового владения Богуслава – Слуцкого княжества к принадлежащим ему землям были причислены Несвиж – владения другой линии рода, а также такие города, как Пинск, Слоним, Быхов, Ляховичи[188]188
  См. перевод с «немецкого оберегательного листа»: РГАДА. Ф. 96. 1655 г. № 5. Л. 40.


[Закрыть]. Вслед за выдачей этого документа высланные из Слуцка войска в декабре 1655 г. заняли Несвиж и Мир, была и попытка захватить Ляховичи[189]189
  Wasilewski Т. Zarys dziejöw Boguslawa RadziwiHa // Boguslaw Radziwi H. Autobiografia. Warszawa, 1979. S. 55.


[Закрыть].

Но этим дело не ограничилось. В марте 1656 г. А. Волакс прислал охранную грамоту М. Делагарди в Вильно с сопроводительным письмом («инструкцией»), в котором говорилось, что король поручил Волаксу взять эти земли под свою охрану, и содержалось требование, чтобы русские войска не вступали на эти территории[190]190
  См. об этом в особой грамоте, посланной с Н. Алфимовым. Царь хотел узнать, предприняты ли эти шаги действительно по приказу короля: ДАИ. Т. 6. С. 455–456.


[Закрыть]. Таким образом, шведские власти выступили с притязаниями на всю юго-западную часть Великого княжества Литовского. В грамоте царю от 25 января 1656 г. сам Карл Густав заявил о своих правах на Слуцк и Брест[191]191
  Kotljarchuk A. In the Schadows… R 189.


[Закрыть]. Отклонение таких претензий могло стать достаточной причиной для войны. Эти факты, как представляется, дают достаточное основание для вывода, что для шведских правящих кругов на рубеже 1655/56 гг. перспектива возможной войны с Россией являлась и близкой и реальной. Положение изменилось, когда на польских землях началось восстание против шведов.