Текст книги "«Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны"

Настроение вдовствующей императрицы еще лучше, чем дневниковые записи, передает ее письмо от 18 августа (1 сентября), адресованное сестре, британской королеве Александре: «Дело в том, что – оставь это при себе – он хочет взять на себя Верховное главнокомандование вместо Большого Н[иколаши], и это ужасно! Ведь пойди дела совсем плохо, вся ответственность пойдет на него и что тогда? Я умоляла его по крайней мере подождать, что он, в сущности, и сделал, поскольку хотел принять решение еще позавчера. Ты же понимаешь, какой это ужас для меня, ведь все разумные преданные люди приходили ко мне, просили помочь, и удержать его от этого шага! Только Господь может помочь нам, это напряжение совершенно невыносимо, ты понимаешь? Мне страшно, и я уверена, что она настаивает на этом непостижимом решении, но ведь она ненавидит Большого Н[иколашу] и всегда старалась сделать все, чтобы убрать его с поста»296296
  Императрица Мария Федоровна: Жизнь и судьба. СПб., 2006. С. 48.


[Закрыть].

Хотя вдовствующая императрица Мария Федоровна и просила английскую королеву держать сообщаемую ей важную информацию в секрете, но можно с уверенностью предположить, что она хотела привлечь и союзную дипломатию к давлению на царя. Показательно, что она также признает тот факт, что многие влиятельные лица – «все разумные преданные люди» – были уже осведомлены о решении императора и пытались оказать на него влияние через мать.

Роль вдовствующей императрицы в попытках оказать давление на императора демонстрирует и дневник великого князя Андрея Владимировича, 15 августа он сделал следующую запись: «По поводу решения государя принять командование над войсками оказывается, что против этого решения восстали многие во главе с императрицею матерью. Как я уже писал выше, и министры были против этого решения, и в результате государь колебался. По словам лица вполне верного (С), государь последние дни был очень расстроен. Он стал чувствовать, что все его надувают, верить ему никому нельзя, и не знал, как выбраться из создавшегося положения. Кроме того, известия с войны не могут служить утешением. Верховный к тому же написал ему письмо панического оттенка, что еще больше его расстроило, и он даже плакал»297297
  Дневник б. Великого князя Андрея Владимировича. 1915 год. Л.; М., 1925. С. 72.


[Закрыть].

Показательно, что великий князь называет вдовствующую императрицу «главой» многочисленной группы представителей верхов, безуспешно пытавшихся повлиять на царя. Действительно, светские салоны и элитные клубы столицы переживали большое возбуждение, некоторые аристократы и высокопоставленные бюрократы безуспешно пытались воздействовать на царя через его мать. Необычайно взволнован был и без того крайне импульсивный принц А.П. Ольденбургский, верховный начальник санитарной и эвакуационной части. Императрица Мария Федоровна поведала великому князю Андрею Владимировичу, что расстроенный принц молил ее уговорить царя не ехать в армию: «Он предвидит ужасные последствия, до народных волнений включительно»298298
  Там же. С. 77.


[Закрыть].

Вести о принятии императором командования достигли и влиятельных иностранцев, находившихся в Петрограде. Некий англичанин, вхожий в великосветские салоны, включая и великокняжеские, записал уже 13 августа в своем дневнике: «Бедный император, теперь все ляжет на его плечи. Если ему не повезет, бог знает что может случиться». Не позднее 14 августа о решении царя узнал и французский посол М. Палеолог, в этот день он записал в своем дневнике: «Несмотря на принятые императором меры по соблюдению строгой секретности, его решение возглавить армию стало уже достоянием гласности. Эта новость вызвала неблагоприятную реакцию. Высказывалось мнение, что император не имеет стратегического опыта, что он будет непосредственно нести ответственность за поражения, опасность которых слишком очевидна, и, наконец, что у него “дурной глаз”. В неопределенной форме эта новость распространяется даже среди масс. Впечатление от нее в народе оказалось еще более отрицательным; утверждают, что император и императрица не считают, что они находятся в безопасности в Царском Селе, и поэтому стремятся найти убежище под защитой армии»299299
  The Russian Diary of an Englishman. London, 1919. P. 18 – 19; Палеолог М. Дневник посла. С. 350.


[Закрыть].

Между тем решение царя о перемене командования, переставшее быть тайной, но не объявленное еще официально, действительно стало предметом гласного, но непрямого общественного обсуждения. Оно связывалось с задачами проведения политических реформ в стране и ускорило формирование оппозиционного «Прогрессивного блока».

18 августа с призывом реорганизации власти и в поддержку великого князя выступила Московская городская дума. Показательно, что резолюция была принята единогласно, все депутаты, включая крайне правых, поддержали ее. Сходные обращения приняли и другие организации Москвы (выборные биржевого общества, выборные купеческого сословия), их поддержала провинция. В некоторых резолюциях говорилось о необходимости единения царя и народа, но предварительным условием такого единения называлось призвание в правительство людей, наделенных общественным доверием. Вместе с тем выражалось «чувство глубокого благоговения» перед ратными подвигами Верховного главнокомандующего. Консервативное «Новое время» утверждало, что «московские резолюции найдут горячий сочувственный отклик по всей стране». Предполагалось, что выполнение содержащихся в них требований обеспечит единение царя с народом и народа с царем. Монархическая риторика в этой ситуации активно использовалась для давления на императора. Но и Николай II в своем ответе, выражая сердечную благодарность Московской городской думе, указывал на особенную необходимость единения царя и его правительства с народом, что вызвало еще более восторженные комментарии «Нового времени»: «Единение Царя с народом и народа с Царем, каким оно было в начале войны, таким и осталось»300300
  Новое время. 1915. 20, 21, 23 августа.


[Закрыть]. Использование одних и тех же пропагандистских штампов монархически-патриотического языка создавало иллюзию взаимного понимания, хотя в действительности они оформляли различное видение ситуации и разные сценарии выхода из кризиса. Для одних формула единения царя и народа означала согласие императора на министерство доверия, сам же Николай II считал, что он является лучшим выразителем воли народа.

Давление общественного мнения, прежде всего резолюции Московской городской думы, ощутили и министры, большинство глав правительственных ведомств начиная с 19 августа гораздо решительнее стали выступать против того, чтобы царь взял на себя командование.

На членов правительства известное воздействие оказывали и получаемые ими сведения о настроении в армии. Военный министр А.А. Поливанов сообщал своим коллегам: «По доходящим до военного ведомства слухам, в окопах идут разговоры об увольнении Великого Князя и солдаты высказываются в том духе, что у них хотят отнять последнего заступника, который держит в порядке генералов и офицеров. При таких настроениях в тылу и на фронте увольнение великого князя и вступление Государя чревато всяческими событиями». Некоторые же министры, подобно принцу Ольденбургскому, ожидали народных волнений, подобных антинемецкому погрому в Москве. Ходили слухи и о возможных выступлениях студентов высших учебных заведений, якобы недовольных смещением великого князя301301
  Тяжелые дни. С. 85, 86.


[Закрыть].

В то же время председатель Совета министров И.Л. Горемыкин полагал, очевидно вполне искренне, что оппозиция лишь использует факт увольнения великого князя как орудие для давления на власть, чтобы добиться новых политических уступок: «По-моему, чрезмерная вера в великого князя и весь этот шум вокруг его имени есть не что иное, как политический выпад против Царя. Великий Князь служит средством»302302
  Там же. С. 93.


[Закрыть]. Такого же мнения придерживалась и императрица303303
  Переписка Николая и Александры Романовых (1914 – 1915 гг.). М.; Л., 1925. Т. III. С. 254.


[Закрыть].

Вопреки мнению Горемыкина, 21 августа большинство министров подписали письмо, в котором они просили императора отказаться от намерения взять на себя командование войсками.

Однако давление, оказываемое на царя министрами, другими представителями политической элиты, не возымело воздействия. 22 августа он отбыл в Ставку, а 24 августа подписал рескрипт о смещении великого князя Николая Николаевича и о принятии верховного командования (документ был датирован предшествующим днем). Наконец, 25 августа великий князь Николай Николаевич покинул Ставку. Текст императорского рескрипта гласил:

Вслед за открытием военных действий причины общегосударственного характера не дали Мне возможность последовать душевному моему влечению и тогда же лично стать во главе армии…

Усилившееся вторжение неприятеля с Западного фронта ставит превыше всего теснейшее сосредоточение всей военной и всей гражданской власти, а равно объединение боевого командования с направлением деятельности всех частей государственного управления…

Однако официально об этих важных изменениях не было объявлено сразу же, несколько дней страна продолжала питаться всевозможными слухами.

Как видим, разные лица, пытавшиеся убедить Николая II отменить принятое им решение, выдвигали схожие аргументы.

Отмечалось, что риск новых поражений слишком велик, в том же случае, если император станет Верховным главнокомандующим, вся ответственность ляжет на него. Об этом писала вдовствующая императрица Мария Федоровна, об этом говорили и некоторые министры. Если верить сообщению военного министра А.А. Поливанова, то именно этот аргумент он сразу же привел царю, когда узнал о его решении:

Я позволил себе подчеркнуть опасность вступления Главы государства в командование в момент деморализации и упадка духа армии, являющихся следствием постоянных неудач и длительного отступления. Я пояснил, что сейчас материальное снабжение находится в отчаянном состоянии и что проводимые меры к его пополнению скажутся только через некоторое время. Я не счел себя вправе умолчать о возможных последствиях во внутренней жизни страны, если личное предводительствование Царя войсками не изменит в благоприятную сторону положения на фронте и не остановит продвижение неприятеля внутри страны; при этом я доложил, что сейчас по состоянию наших сил нет надежды добиться хотя бы частных успехов, а тем более трудно надеяться на приостановку победного шествия немцев. Подумать жутко, какое впечатление произведет на страну, если Государю Императору пришлось бы от своего имени отдать приказ об эвакуации Петрограда или, не дай Бог, Москвы. Его Величество внимательно прослушал меня и ответил, что все это им взвешено, что он сознает тяжесть момента и что, тем не менее, решение его неизменно304304
  Тяжелые дни. С. 53.


[Закрыть].

Этот аргумент приводили и другие современники. Великий князь Андрей Владимирович 24 августа сделал запись в своем дневнике: «Еще одно соображение. С принятием государем командования армией, естественно, все взоры будут устремлены на него с еще большим вниманием. И ежели на первых порах на фронте будут неудачи, кого винить? … В истории не было примера со времен Петра I, чтобы цари сами становились во главе своих армий. Все попытки к этому, как при Александре I, в 1812 г., так и при Александре II, в 1877 г., дали скорее отрицательные результаты. Главным образом вокруг Ставки создавалась атмосфера интриг и тормозов. … Государь должен быть вне возможных на него нападок. Он должен стоять высоко, вне непосредственного управления»305305
  Дневник б. Великого князя Андрея Владимировича. 1915 год. С. 78 – 79.


[Закрыть].

Указывалось также, что общественное мнение неизбежно припишет решение царя влиянию императрицы и (или) Распутина – даже вдовствующая императрица Мария Федоровна прямо заявила об этом царю при личной встрече. Такую реакцию общества предсказывали и некоторые министры. Министр внутренних дел кн. Н.Б. Щербатов утверждал: «Не может быть сомнения в том, что решение Государя будет истолковано как результат влияния пресловутого Распутина. Революционная и антиправительственная агитация не пропустят удобного случая. Об этом влиянии идут толки в Государственной думе, и я боюсь, как бы отсюда не возник какой-нибудь скандал. Не надо забывать, что Великий Князь пользуется благорасположением среди думцев за свое отношение к общественным организациям и представителям». А на заседании Совета министров 16 августа обер-прокурор Св. синода А.Д. Самарин уже фиксировал распространение подобных слухов, хотя царь еще и не принял на себя командования: «Между прочим, за последнее время усиленно возобновились толки о скрытых влияниях, которые будто бы сыграли решающую роль в вопросе о командовании». Он отмечал, что распространение этих толков подрывает монархический принцип гораздо сильнее, «чем всякие революционные выступления». При этом, по словам Самарина, сам Распутин внес вклад в распространение подобных слухов, утверждая, что именно он «убрал» великого князя еще до того, как решение было объявлено официально.

Правда, уже во время кризиса председатель Совета министров И.Л. Горемыкин, сам некоторое время возражавший против принятия царем командования, убеждал глав ведомств, что Николай II действовал по своей собственной инициативе: «Повторяю, в данном решении не играют никакой роли ни интриги, ни чьи-либо влияния. Оно подсказано сознанием Царского долга перед родиною и перед измученною армиею». Министр внутренних дел кн. Н.Б. Щербатов также отмечал, что «вызов Распутина в Царское Село последовал помимо Государя Императора и что во время принятия решения он отсутствовал»306306
  Тяжелые дни (Секретные заседания Совета министров 16 июля – 2 сентября 1915 года). С. 54, 55, 66 – 67.


[Закрыть].

Вопрос о влиянии «старца» и царицы на царя продолжает оставаться дискуссионным, некоторые историки полагают, что Николай II принял решение о командовании исключительно сам, совершенно независимо от каких-либо воздействий. Это положение нельзя считать вполне доказанным, во всяком случае определенно известно, что и императрица, и Распутин решительно поддерживали в этом отношении царя. К тому же большое значение имело то обстоятельство, как ситуацию воспринимали современники. А, как видим, даже мать императора была убеждена в том, что Николай II принял это решение под воздействием своей жены, и справедливо предсказывала, что общество припишет его инициативу Распутину.

Наконец, предполагалось, что смещение весьма популярного великого князя Николая Николаевича вызовет взрыв возмущения в стране, а это приведет к непредсказуемым последствиям. Для министров, противившихся решению царя, это был очень важный аргумент. «К тому же Великий Князь Николай Николаевич, несмотря на все происходящее на фронте, не потерял своей популярности и как в армии, так и в широких кругах населения с его именем связаны надежды на будущее. Нет, все говорит за то, что осуществление решения Государя безусловно недопустимо и что надо всеми средствами ему противиться», – заявил на заседании Совета министров министр внутренних дел Н.Б. Щербатов, по своей должности отвечавший за состояние общественной безопасности в империи. И совершенно панически звучало выступление обер-прокурора Святейшего синода А.Д. Самарина: «Повсюду в России настроения до крайности напряжены. Пороху везде много. Достаточно одной искры, чтобы вспыхнул пожар. По моему убеждению, смена Великого Князя и вступление Государя Императора в предводительство армией явится уже не искрой, а целою свечою, брошенною в пороховой погреб». Некоторые министры опасались, что следствием смещения популярного великого князя будет революция, а другие не исключали и возможности каких-то силовых действий со стороны преданных Верховному главнокомандующему чинов Ставки: «В Ставке же, где много людей теряет все с уходом Великого Князя, несомненно возможны попытки склонить Его Высочество на какие-либо решительные шаги», – заявил государственный контролер П.А. Харитонов. Похоже, подобный сценарий развития событий и другие министры не считали невероятным, хотя А.В. Кривошеин и С.Д. Сазонов такую возможность исключали. Наконец, военный министр А.А. Поливанов, вернувшийся из Ставки, успокоил своих коллег на заседании Совета министров 12 августа: «Ни о какой возможности сопротивления или неповиновения не может быть и речи»307307
  Там же. С. 53, 55, 60, 66.


[Закрыть]. Но это выступление как раз свидетельствует о том, что до выяснения ситуации на месте и он сам размышлял о возможности силового противодействия со стороны великого князя или его окружения.

И такие опасения не были уж вовсе безосновательными. Немало высших офицеров, приближенных к Верховному главнокомандующему, готовы были пойти на чрезвычайные меры и силой противостоять смещению великого князя: «В душе многих зародился, во имя блага России, глубокий протест, и пожелай великий князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение, мы все, а также и армия, последовали бы за ним», – вспоминал видный чин Ставки308308
  Бубнов А. В царской ставке. С. 157.


[Закрыть].

Министр иностранных дел С.Д. Сазонов счел даже нужным упомянуть о популярности великого князя в своем разговоре с царем. Он так изложил содержание своей беседы с царем, рассказывая о ней своим коллегам на заседании Совета министров 11 августа:

Увольнение Великого Князя Николая Николаевича явится огромным осложнением в переживаемых тяжелых обстоятельствах. Его репутация как среди солдат, так и в широких кругах населения очень велика: в глазах народа – он Русский Витязь, который за Русскую Землю борется с поганым идолищем, и за него ежедневно в самых глухих уголках служатся сотни молебнов. На мои заявления Государь сухо ответил – «все это мне известно»309309
  Тяжелые дни. С. 62.


[Закрыть].

Можно было бы и заранее предположить, что подобный аргумент, скорее всего, окажет на царя обратное воздействие. Министры прекрасно понимали, что одной из причин, заставлявших императора смещать великого князя, была как раз огромная популярность последнего. Поэтому главы ведомств вновь и вновь убеждали друг друга не упоминать об этом в разговорах с императором. Председатель Совета министров И.Л. Горемыкин предостерегал своих коллег: «Но должен сказать Совету Министров, что в беседе с Государем надо всячески остерегаться говорить об ореоле Великого Князя, как вождя. Это не только не поможет, напротив, окончательно обострит вопрос». Однако именно Горемыкин заговорил о популярности великого князя во время встречи министров с императором 20 августа. Очевидно, он сделал это намеренно, чтобы еще более укрепить царя в своем решении принять командование и нейтрализовать давление на царя со стороны глав ведомств. Именно так и оценили его выступление некоторые министры, упрекавшие впоследствии Горемыкина310310
  Там же. С. 86, 95.


[Закрыть].

Совершенно невозможно было убеждать царя, используя и другой важный аргумент: его собственную непопулярность. Между тем на заседаниях Совета министров эта тема затрагивалась неоднократно, уже 6 августа министр внутренних дел кн. Н.Б. Щербатов, как отмечалось выше, как раз об этом и говорил. Еще более резко этот аргумент сформулировал А.В. Кривошеин: «Народ давно, уже со времен Ходынки и японской кампании считает Государя Царем несчастливым, незадачливым. Напротив, популярность Великого Князя еще крепка и он является лозунгом, вокруг которого объединяются последние надежды. Армия тоже, возмущаясь командирами и штабами, считает Николая Николаевича своим истинным вождем. И вдруг – смена верховного главнокомандования. Какое безотрадное впечатление и в обществе, и в народных массах, и в войсках». Схожую мысль высказал и обер-прокурор Св. синода А.Д. Самарин: «И вдруг в такую минуту громом покатится по всей России весть об устранении единственного лица, с которым связаны чаяния победы, о выступлении на войну самого Царя, о котором в народе сложилось с первых дней царствования убеждение, что его преследуют несчастья во всех начинаниях». Эту же мысль он повторил через несколько дней: «…в глазах народа Царь несчастливый». А министр иностранных дел С.Д. Сазонов предсказывал негативную реакцию общественного мнения союзных стран, которое скептически оценивает государственные способности императора: «Нельзя скрывать и того, что за границею мало верят в твердость характера Государя и боятся окружающих его влияний. Вообще, все это настолько ужасно, что у меня какой-то хаос в голове делается. В какую бездну толкается Россия»311311
  Там же. С. 54, 55, 60, 68.


[Закрыть]. Показательно, что никто из присутствующих министров не опроверг этих суждений о непопулярности царя. Очевидно, и другие главы ведомств летом 1915 года разделяли это мнение.

26 августа, наконец, рескрипт императора и соответствующие приказы были опубликованы. Вся страна узнала, что у российской армии появился новый главнокомандующий.

Царь и его окружение понимали, что оглашение этого важного решения потребует использования новых средств борьбы за общественное мнение. Очевидно, не случайно Святейший синод назначил всероссийский пост на три дня, с 26 по 29 августа, последний день поста должен был стать «всероссийским праздником трезвости». Постановление Синода гласило:

…Но, по грехам нашим, Господь еще не благословляет нас окончательною победою. Он ждет нашего всенародного покаяния. И есть, братие, в чем каяться. <…> В городах, где царит обычная суета земная, театры, кинематографы, цирки и разные места увеселений всюду открыты, всюду полны, даже в часы богослужений, конские ристалища привлекают к себе людей состоятельных; а простые люди ищут развлечения в азартной картежной игре, растрачивая свои трудовые копейки. Не бросил еще русский человек и сквернословия, а некоторые предаются и пьянству, вместо водки употребляя разные отравы, лишь бы опьянеть. Говорить ли о блудных грехах, оскверняющих душу и тело как простых, так и образованных людей? …

Пришло время, возлюбленные, забыть все забавы и увеселения, бежать от них, как от заразы, искать утешения в храмах божьих, умилостивлять Господа в делах милосердия. Шире отворим двери для несчастных беженцев, дадим приют сиротам воинов, будем всеми способами помогать их вдовам и женам в трудное для них время.

Приказом петроградского градоначальника воспрещались «все увеселения» в течение четырех дней, с 26 по 29 августа. Уже вечером 25-го в церквах началось всенародное моление, на службе в Казанском соборе присутствовал глава правительства И.Л. Горемыкин312312
  Фотографию К.К. Буллы, запечатлевшего моление о даровании победы русскому оружию у Казанского собора, см.: Нива. 1915. № 37 (12 сентября). С. 686. Всенародное моление.


[Закрыть].

Различные периодические издания по-разному откликнулись на весть о перемене командования. Некоторые иллюстрированные журналы, информируя об этом своих читателей, публиковали портреты царя.

Официальная «Летопись войны» опубликовала погрудный портрет императора в парадной форме Преображенского полка. В комментарии журнала указывалось: «После Петра Великого это первый русский император, который лично принял командование над войсками»313313
  Летопись войны 1914 – 1915 гг. № 55. 5 сентября. С. 873, 874.


[Закрыть]. «Огонек», правда с некоторым опозданием, воспроизвел тот же портрет (он был напечатан в этом журнале и сразу после объявления войны)314314
  Огонек. 1915. № 36. 6 (19) сентября. Затем журнал опубликовал и факсимиле Высочайшего приказа армии и флоту 23 августа 1915 года: Огонек. 1915. № 45. 8 (21) ноября.


[Закрыть]. Московский журнал «Искры» на обложке опубликовал фотографию: император в кавказской казачьей форме на белом коне объезжает войска. Такой снимок, сопровождаемый заметкой «Государь во главе армии», мог способствовать созданию образа победоносного военачальника315315
  Искры. 1915. № 34 (30 августа). С. 265.


[Закрыть].

Можно, однако, предположить, что недовольство смещением великого князя иногда демонстрировалось посредством публикации статей и иллюстраций, внешне совершенно лояльных по отношению к царю. В сентябре «Синий журнал» поместил фотографию: «ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР В ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ»316316
  Синий журнал. 1915. № 37 (12 сентября). С. 3.


[Закрыть]. Это было одно из немногих изображений царя, напечатанных в этом популярном издании в годы войны. В данном случае «Синий журнал» использовал фотографию, опубликованную уже «Огоньком» в мае 1915 года с заголовком «Государь Император во вновь завоеванной Червонной Руси», в том же месяце этот же снимок был напечатан и в «Летописи войны»317317
  Огонек. 1915. № 18. 3 (16) мая; Летопись войны 1914 – 1915 гг. 1915. № 40. 23 мая. С. 634.


[Закрыть]. Отчего «Синий журнал» перепечатал фотоснимок именно в это время, через несколько месяцев после первой публикации? Дело в том, что на фотографии за императором, только что вышедшим из автомобиля, видны фигуры великого князя Николая Николаевича и генерала Янушкевича, которые еще находятся в автомобиле. Создавалось впечатление, что бывший Верховный главнокомандующий сверху наблюдает за царем. Можно предположить, что «Синий журнал», публикуя патриотический снимок Николая II, стремился в то же время напомнить своим читателям о популярном великом князе, смещенном со своего высокого поста.

Между тем в стране оживленно обсуждались происшедшие события. Реакция российского общественного мнения на принятие царем верховного командования описывалась современниками и историками по-разному.

Официальное издание Министерства императорского двора утверждало: «Вся русская армия с восторгом приветствовала своего нового Верховного Руководителя. … С единодушным восторгом встретила вся Россия великую весть о принятии ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ на себя верховного командования: русские мысли по этому поводу верно выражены были в радостных статьях всей русской печати»318318
  Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в действующей армии (Июль 1915 – февраль 1916 г.). С. 19.


[Закрыть].

Некоторые консервативные издания поспешили заявить, что принятие царем Верховного главнокомандования, напротив, означает крах немецких надежд на мир, а «руководство венчанного главы русского народа» еще больше поднимет боевой дух армии «и не будет для нее невозможного». Часть прессы союзников также демонстрировала завидный оптимизм. Французская газета «Матэн» назвала решение царя началом «священной войны», в течение которой произойдут чудеса, а британская «Таймс» уверяла, что царь отправляется в армию с целью устранить внешних и внутренних врагов и освободить народ от немецкого засилья. Даже радикальные французские республиканцы с энтузиазмом – искренним или вынужденным – освещали замену командования в России и… писали о единении царя и народа. Сам Ж. Клемансо заявил в своем издании, что речь императора при открытии Особых совещаний, а также его решение стать во главе армии доказывают полное единение его с народом в стремлении защитить отечество. Так излагало мнение французского радикала издание Министерства императорского двора (показательно, что в такой книге цитировалось мнение подобного политика) 319319
  Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. С. 144; Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в действующей армии (Июль 1915 – февраль 1916 г.). С. 20.


[Закрыть].

Императрица Александра Федоровна, со своей стороны, искренне была убеждена в том, что вся Россия с одобрением восприняла решение императора, 30 августа 1915 года она писала царю: «Все смотрят на твое новое начинание как на великий подвиг». На следующий день она вновь заявляла: «Радость офицеров по поводу того, что ты принял на себя командование, безгранична (colossal), и также безгранична вера в успех»320320
  The Complete Wartime Correspondence of Tsar Nicholas II. P. 193, 196.


[Закрыть].

Николай II также верил в то, что большая и лучшая часть страны его поддерживает, 9 сентября он писал царице: «Поведение некоторых министров продолжает изумлять меня! <…> Они боялись закрыть Думу – это сделано! Я остался здесь и вопреки их совету сменил Николашу; народ принял этот шаг естественно и понял его – как мы сами. Доказательство – масса телеграмм в самых трогательных выражениях, которые я получаю из разных мест. <…> Я уехал сюда и сменил Н., вопреки их советам; люди приняли этот шаг как нечто естественное и поняли его, как мы. Доказательство – куча телеграмм, которые я получаю со всех сторон – в самых трогательных выражениях. <…> Единственное исключение составляют Петроград и Москва – две крошечные точки на карте нашего отечества!»321321
  Ibid. P. 222 – 223.


[Закрыть]

Очевидно, некоторые представители правящей династии также положительно восприняли весть о перемене верховного командования. Прежде всего, это были представители тех великокняжеских родов, которые издавна не были дружны с великим князем Николаем Николаевичем. Вдовствующая императрица зафиксировала 27 августа 1915 года в своем дневнике реакцию великого князя Кирилла Владимировича и его супруги, великой княгини Виктории Федоровны: «Даки и Кирилл пришли к обеду. Они много рассказывали о больших переменах, и Кирилл считает, что это к счастью»322322
  Дневники императрицы Марии Федоровны (1914 – 1920, 1923 годы). С. 90.


[Закрыть].

И по мнению ряда мемуаристов, часть армии и общества положительно отнеслась к решению императора. Г. Шавельский, протопресвитер армии и флота, вспоминал, что генерал Нечволодов, командовавший в 1915 году дивизией на Галицийском фронте, прочитал в 1919 году в Екатеринодаре лекцию, в которой он утверждал, что принятие императором должности Верховного главнокомандующего вызвало во всей армии восторг и необыкновенно подняло ее дух: «Генерального Штаба генерал Нечволодов… уверял своих слушателей, что принятие Государем должности Верховного Главнокомандующего вызвало во всей армии восторг и необыкновенно подняло ее дух. К сожалению, я так и не узнал, какими данными располагал генерал Нечволодов, категорически утверждая факт, касавшийся не одной его дивизии, корпуса и даже одной армии, в состав которой входила его дивизия, а всего фронта, когда лично он мог быть осведомлен лишь в том, как реагировали на совершившийся факт его собственная и две-три соседних дивизии». Сам мемуарист с осторожностью отнесся к этим воспоминаниям, его собственный опыт свидетельствовал об ином: вступление императора в должность Верховного главнокомандующего «не вызвало в армии никакого духовного подъема»:

Смена Верховного, которому верила и которого любила армия, не могла бы приветствоваться даже и в том случае, если бы его место заступил испытанный в военном деле вождь. Государь же в военном деле представлял, по меньшей мере, неизвестную величину: его военные дарования и знания доселе ни в чем и нигде не проявлялись, его общий духовный уклад менее всего был подходящ для Верховного военачальника. Надежда, что Император Николай II вдруг станет Наполеоном, была равносильна ожиданию чуда. Все понимали, что Государь и после принятия на себя звания Верховного останется тем, чем он доселе был: Верховным Вождем армии, но не Верховным Главнокомандующим; священной эмблемой, но не мозгом и волей армии323323
  Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. М., 1996. Т. 1. С. 323.


[Закрыть].

Протопресвитер российских вооруженных сил располагал своей информацией о подлинных настроениях в армии. Однако отчасти воспоминания генерала Нечволодова, цитируемые Шавельским, подтверждаются и некоторыми современными свидетельствами. Фронтовик, оказавшийся в Петрограде в конце августа 1915 года, писал: «Ныне Сам Царь становится во главе Своих войск. <…> На фронте много меньше сомнений, чем здесь. Тут все слухи да слухи»324324
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1029. Л. 1240.


[Закрыть].

Схожее настроение ощущается и в письме другого фронтового офицера: «Утром приехал Великий Князь Георгий Михайлович, Который вызвал полк, чтобы благодарить его от имени ГОСУДАРЯ. <…> С радостью должен констатировать факт, как благотворно отразился на духе солдат приезд Князя и весть о вступлении ГОСУДАРЯ в командование. Я думал, что популярность среди них Николая Николаевича затмит остальное, но они говорят: “Значит, мы войну выиграем, иначе ГОСУДАРЬ не принял бы командования”. Эта простая мысль передалась и мне, и я опять верю в победу, в торжество правды. Помощник ГОСУДАРЯ Алексеев пользуется большим доверием армии»325325
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1029. Л. 1241.


[Закрыть].

М.В. Родзянко в своих воспоминаниях отмечал: «Вопреки общему страху и ожиданиям, в армии эта перемена не произвела большого впечатления. Может быть, это сглаживалось тем, что стали усиленно поступать снаряды, и армия чувствовала более уверенности»326326
  Родзянко М.В. Крушение империи. Февральская 1917 года революция. С. 137.


[Закрыть]. В данном случае мемуарные свидетельства председателя Государственной думы представляют особый интерес: обычно он подчеркивал отрицательные аспекты принятия императором на себя командования.