Текст книги "А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2"

Патриотизм Хомякова-поэта – взыскательный и страстный. Многие строки из его историософской героики излучают пророческую силу – подобно «Панмонголизму» В. C. Соловьева, «Возмездию» и «Скифам» А. А. Блока. Патетическая интонация, присущая этим произведениям, восходит к традициям Хомякова. Взгляд поэта на героическое начало, на жертвенность, на подвиг остался в пространстве русской поэзии, он помогал и помогает поэтам новейших времен. Из всех подвигов больше всего поэта интересовал подвиг духовный, хомяковская строка «Есть у подвига крылья» может быть эпиграфом ко всей русской поэтической героике.

Ж. Л. Суркова
А. С. Хомяков в «Анне Карениной»

«Лев Толстой и Хомяков» – тема не новая, но лишь приоткрытая. Исследователи писали преимущественно о влиянии идей славянофилов на духовные поиски Л. Н. Толстого[790]790
  См.: Пономарев Г. И. К вопросу об отношении Л. Н. Толстого к славянофилам // Тез. докл. и сообщ. к XVIII науч. конф. Ужгород, 1964; Маймин Е. А. Литературная критика ранних славянофилов // Вопросы литературы. 1969. № 10; Кулешов В. И. Славянофилы и русская литература. М., 1976; Лурье В. М. Догматические представления А. С. Хомякова: (Очерк становления и развития) // Славянофильство и современность: Сб. СПб., 1994; Кавацца А. Л. Н. Толстой и А. С. Хомяков // Хомяковский сборник. Томск, 1998. Т. 1.


[Закрыть]. Представляется любопытным показать переклички не только на уровне философских обобщений, но и явно ощутимые художественные созвучия автора «Анны Карениной» и Хомякова-поэта.

В романе «Анна Каренина» имя Хомякова встречается лишь однажды – в авторском описании религиозных поисков Левина, обратившегося и к его богословским трудам. На страницах черновых вариантов романа Хомяков упоминается четыре раза: при ироническом определении круга, к которому принадлежит Каренин «высший Петербургский Православно-Хомяковсково-добродетельно-придворно-Жуковско-христианский» (20: 371)[791]791
  Здесь и далее тексты Л. Н. Толстого цитируются с указанием в круглых скобках тома и страницы по: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1935–1967.


[Закрыть] и в рассуждениях Левина о Церкви в «восьмой и последней» части романа.

Важно показать интересную, не отмеченную еще исследователями художественную параллель: обращение к динамике небесной и космической сфер (тверди небесной и звезд) как метафоре движения мыслей и пути к обнажению духовных ресурсов человеческого сердца.

Известно, что поэтический сборник Хомякова был в Яснополянской библиотеке, а его «Звезды» – одно из любимых стихотворений автора «Анны Карениной». Толстой как художник нередко изображал процесс мышления своих героев через символическое описание неба: формы и цвета облаков, скорости их движения, трансформации фигур, которые они им напоминают (вспомним хотя бы хрестоматийно известный аустерлицкий эпизод, в котором раненый Болконский с горечью отмечает суетность жизни земли по сравнению с покоем небес).

В «Анне Карениной» Толстой вновь использовал этот характерный прием. Так, для Левина раковина, которую причудливо образовали облака, «олицетворяла <…> весь ход мыслей и чувств» (18: 293). В отличие от равнодушного неба Аустерлица, «левинское» небо «поголубело и просияло и с той же нежностью, но и с тою же недосягаемостью отвечало на его вопрошающий взгляд» (18: 293). Читатель присутствует при диалоге небесной и земной сфер: на разрешение сомнений толстовского героя метафорически откликается просиявший и благосклонный взгляд небес.

В «Ноктюрне» А. С. Хомякова есть описание, сходное, на первый взгляд, лишь по ситуации: лирический герой созерцает небо.[792]792
  Исследователи отмечают лексему «небо» как наиболее частотную в поэтических текстах Хомякова. См.: Егоров Б. Ф. Поэзия А. С. Хомякова // Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л., 1969. С. 42.


[Закрыть]

 
Взглянул я на небо – там твердь ясна:
Высоко, высоко восходит она
Над бездной;
Там звёзды живые катятся в огне,
И детское чувство проснулось во мне,
И думал я: лучше нам в той вышине
Надзвездной…[793]793
  Здесь и далее поэтические тексты А. С. Хомякова цитируются с указанием в круглых скобках страницы по изданию: Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л., 1969.


[Закрыть] (122).
 

Современный исследователь В. П. Океанский отмечает, что «хомяковское описание неба как тверди отнюдь не характерно для специфики мировосприятия XIX века и приближается к библейскому гнозису: “И создал Бог твердь… И назвал Бог твердь небом”»[794]794
  Океанский В. П. Поэтика пространства в русской метафизической лирике XIX века: Е. А. Баратынский, А. С. Хомяков, Ф. И. Тютчев. Иваново, 2002. С. 52.


[Закрыть].

В романе «Анна Каренина» есть подобное восприятие неба как твердого голубого свода. «Лежа на спине, он (Лeвин. – Ж. С.) смотрел теперь на высокое, безоблачное небо. “Разве я не знаю, что это – бесконечное пространство, и что оно не круглый свод? Но как бы я ни щурился и ни напрягал зрение, я не могу видеть его не круглым и не ограниченным, и, несмотря на свое знание о бесконечном пространстве, я несомненно прав, когда вижу твердый голубой свод, я более прав, чем когда я напрягаюсь видеть дальше его”» (19: 381–382).

Это сближение образов оказывается, однако, лишь ощутимой поэтической параллелью, линии которой в разных смысловых полях. Для лирического героя Хомякова твердь небес является местом знакомым, где уже был и куда возможно возвратиться, то есть постоянно присутствующей неустранимой реальностью, на что явно указывает сама форма прилагательного «лучше» – сравнительная степень, лишенная временных характеристик.

Для Левина же низведение недосягаемого бесконечного пространства до круглого и ограниченного твердого свода является необходимым этапом мыслительного процесса, призванного упростить и сократить путь к искомым неизвестным – вере и божеству. Подобное самовольное уплощение смыслов совершенно дисгармонично после той полноты таинственного общения, когда Левину открылось его Небо. Вот почему дальнейшее развитие этой метафоры было бы не только художественно неоправданно, но и невозможно – в романе открывается новая реальность – космическая, где олицетворением развития мыслей героя становится не метаморфоза облаков, как раньше, а динамика движения небесных тел. После грозы в Колке мы уже не видим небесного свода, ибо тогда «вдруг все вспыхнуло, загорелась вся земля, и как бы над головой треснул свод небес» (19: 393). Появляются «две звезды», «знакомый <…> треугольник звезд и проходящий в середине его Млечный Путь с его разветвлением» (19: 397–398). Именно звезды напоминают Левину о собственных думах. Отвлекаясь от житейских забот и глядя на звезды, он восстанавливает логику рассуждении и развивает мысль дальше. Напряженная пульсация дум Левина сопровождается динамической картиной исчезающих и вновь появляющихся звезд: «при каждой вспышке молнии не только Млечный Путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех же местах» (19: 398). В этом метафорическом описании поиск ответов рождает новые вопрошания, логика рассуждений неизбежно корректируется чувствами и почти физическим ощущением непостижимости предмета раздумий. Читатель наблюдает «мерцание смыслов», круговое движение идей или, как продолжил бы А. С. Хомяков:

 
Звезды мысли, тьмы за тьмами
Всходят, всходят без числа,
И зажжется их огнями
Сердца дремлющая тьма (139).
 

Для автора «Семирамиды» звезды – «ночи вечные лампады». В его космосе «звезды на небе горят, как горит лампада пред иконой» (136). Икона хоть и освещена лампадой, но и освящает ее. «Синие бездны» не бесконечны, и звездам тоже положен предел: они озаряют твердь небесную (ту надзвездную вышину, где лучше). От нее же и принимают они «негасимый огонь», которым зажжется «сердца дремлющая мгла».

За этой астральной метафорикой брезжит символика Церкви – мира как Божьего Храма, в котором звезды поют «Божию хвалу»:

 
Все звезды в новый путь стремились,
Рассеяв вековую мглу,
Все звезды жизнью веселились
И пели Божию хвалу (73).
 

(«Поэт»)

В романе «Анна Каренина» рассуждения Левина об отношении к Божеству людей разных конфессий (то есть вопрос о надконфессинальном единстве Церкви) сопровождаются астрономическими сравнениями, начинающими развиваться еще в черновых вариантах эпилога: «Смотрит в окно на звезды. – Астрономия, прямое восхождение не мешает» (20: 10). Размышления Левина о Церкви были актуализированы, как уже указывалось, чтением богословских трудов Хомякова. «Левин прочел второй том сочинений Хомякова и <…> был поражен в них учением о Церкви. <…> Но <…> он разочаровался и в хомяковском учении о Церкви, и это здание рассыпалось таким же прахом, как и философские постройки» (19: 373). Однако звезды, так же как и небесный свод, становятся не символическим раскрытием жизненных начал, как у Хомякова, а лишь инструментом для мыслительных операций. «Разве я не знаю, что звезды не ходят? – спросил он себя, глядя на изменившую уже свое положение к высшей ветке березы яркую планету. – Но я, глядя на движение звезд, не могу представить себе вращения земли, и я прав, говоря, что звезды ходят» (19: 398). Налицо упрощение модели мира, отбрасывание его неантропоморфных черт, примитивизация бытия в угоду сиюминутным рационалистическим построениям, выполняющим терапевтическую функцию душевного успокоения.

Выявление, казалось бы, незначительной художественной параллели приводит к существенным выводам: у лирического героя Хомякова и толстовского Левина – разные картины мира. Для первого надзвездная вышина (твердь небес, где лучше) – метафизическая реальность, символическое раскрытие высшего истока жизни и ее цели. Для Левина же твердый свод небес – метафора, средство редукции «ненужных» смыслов. Такое небо безблагодатно: это уже не опора, а преграда, мир герметизируется, в нем уже нет «вышины надзвездной». Поэтому человек остается один на один с собственным сердцем, беззащитный против логики разума. Это приводит к катастрофической подмене: вместо полноты божественного присутствия остаются «законы добра», происходит онтологизация нравственности.

В результате торжествует человеческий произвол, моделирующий мир и космос, в центре и основании коих уже не Бог с его Откровением и Церковью, а мыслящее существо, человек, который (подобно Шопенгауэру, писавшему в самом начале своего капитального труда, что «мир есть мое представление») прихотливо заявляет: «Жизнь моя <…> имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!» (19: 382). Видимо, слишком поспешно толстовский герой оставил чтение трудов А. С. Хомякова: «звездное небо над головой» могло раскрыться для него и совсем иначе.

А. Н. Кузина
А. С. Хомяков и В. Г. Распутин: диалог о России через столетия

Славянофилы утверждали особый путь исторического развития России, ее исключительную роль по отношению к Востоку и Западу, ратовали за необходимость сохранения национальных патриархальных традиций; хранителем исконных начал русской жизни они видели простой народ; предсказывали будущее единение славянских народов.

В. Г. Распутин, так же как и А. С. Хомяков, вырос и сформировался в патриархальной русской деревне, где даже и в советское время сохранились и православие, и общинные традиции. Хотя А. С. Хомяков не прямой предшественник В. Г. Распутина, сознающего себя писателем национальных убеждений вслед за Ф. М. Достоевским, Л. Н. Толстым, С. А. Есениным, но многие идеи А. С. Хомякова близки современному автору. Оба писателя имеют дело с одной и той же Россией. То, что увидел А. С. Хомяков в народном характере, видит и В. Г. Распутин. Раздумья о России, о ее будущем, о русском народе и его судьбе объединяют А. С. Хомякова и В. Г. Распутина.

A. С. Хомяков видел Россию православной, свободной, объединенной христианской любовью, духовно мощной и непобедимой. Он проникся духом народной жизни, ее историей, указал свойства русского народа, осмыслил потребности и цель, к которой он должен стремиться. В своих историософских построениях он отводил главную роль народу – носителю религиозных, нравственных и социальных начал. Идеал общественной жизни А. С. Хомяков находил в жизни Киевской и Московской Руси, хотя и негативные черты в старой Руси не ускользнули от его внимания. Он писал: в старые годы «земля русская шла вперед, развивая все силы свои, нравственные, умственные и вещественные. Ее хранили и укрепляли два начала, чуждые остальному миру: власть правительства, дружного с народом, и свобода церкви, чистой и просвещенной… Это-то лучшие инстинкты души русской, образованной и облагороженной христианством, …произвели все хорошее, чем мы можем гордиться»[795]795
  Хомяков А. С. О старом и новом // О старом и новом. М., 1988. С. 41.


[Закрыть]. Главным достижением старой Руси, по мнению А. С. Хомякова, является крестьянская община: «Человек достигает своей нравственной цели только в обществе, где силы каждого принадлежат всем и силы всех каждому»[796]796
  Там же. С. 48.


[Закрыть]. Разбирая оперу Глинки «Жизнь за царя», он пишет: «Государства нет, но семья и община остались – они спасли Россию. Они воссоздали государство».[797]797
  Там же.


[Закрыть]

B. Г. Распутин считает наиболее удачной формой совместной жизни именно общину и видит в этом залог национального возрождения, в этом он близок А. С. Хомякову: «И деревня наша, если бы не издергивали ее реформами, деревня наша и колхозами стояла бы крепко. Ибо шла к тому, чтобы превратить навязанное в естественное, “коллектив” в “мир”, приказной порядок пусть в нерешительное, но все-таки народовластие». Отмечает современный писатель «какой-то общий ток – …дать образование детям глубинки… чтобы национальное направлялось национальным».[798]798
  Распутин В. Г. Мой манифест // Аврора. 1997. № 3–4. С. 41.


[Закрыть]

Наиболее органичным правлением для России А. С. Хомяков представлял патриархальную монархию. Анализируя оперу Ф. И. Глинки «Жизнь за царя», «как явление вполне русское и созданное из конца в конец духом жизни и истории русской», писатель представляет свое видение государства: «народная сила освободила Москву великим ополчением; народный голос выбрал царя Земским собором; великая община снова сомкнулась в государство»[799]799
  Хомяков А С. О старом и новом. С. 49


[Закрыть]. Община – Земство – монархия составляют, таким образом, общий организм. «Голос русской земли не может быть услышан и узнан по арифметическому счету голосов; это голос соборный, органический, а не механический»[800]800
  Благова Т И. Соборность как философская категория у Хомякова // Славянофильство и современность. СПб., 1994. С. 180.


[Закрыть], – как считает исследовательница Т. И. Благова. По ее мнению, это объясняет неприятие славянофилами республиканской формы правления.

Рассуждая о современном обществе, В. Г. Распутин перекликается с А. С. Хомяковым: «Народная воля не результат голосования, а энергическое и соединенное действие в защиту своих интересов и ценностей…».[801]801
  Распутин В Г. Мой манифест. С. 42.


[Закрыть]

Хомяков видел и отрицательные стороны России: славянское племя пробуждает «дремлющие стихии в других народах», а само остается без «славы и памятников», нет у него достаточной целеустремленности. Он высказывает предположение, что это от широты славянского духа. И в самой отсталости России видит Хомяков преимущества: «Мы – центр человечества европейского полушария, море, в которое стекаются все понятия… можно жить мудро чужими опытами»[802]802
  Хомяков А С. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 450.


[Закрыть]. Но есть в России сила, которая позволит выполнить ей мессианскую роль в отношении других народов: «Многочисленнейшее изо всех племен человеческих (я говорю по языку), кроме китайского, должно было иметь огромное влияние на всю жизнь человечества».[803]803
  Там же. Т. 1. С. 259.


[Закрыть]

Именно община хранит высшие духовные качества народа, которые позволят России сказать свое слово в мировой истории: «Грядущее покажет, кому представлено стать впереди всеобщего движения; но если есть какая-нибудь истина в братстве человеческом, если чувство правды и добра не призрак, а сила живая и неумирающая – зародыш будущей жизни мировой – не германец, аристократ и завоеватель, а славянин, труженик и разночинец, призывается к плодотворному подвигу и великому служению»[804]804
  Там же. С. 533.


[Закрыть]. Община воплощает принцип соборности в общественном устройстве. А. С. Хомяков несколько раз обращался к определению соборности: «Соборность – это свободное единство основ церкви в деле совместного понимания ими правды и совместного отыскания ими пути к спасению, единство, основанное на единодушной любви к христианской и божественной праведности»[805]805
  Хомяков А С. Соч.: В 2 т. М., 1994. T. 2. С. 59.


[Закрыть]. Соборность выражает идею собирания не только в смысле соединения многих в каком-либо месте, но и в более общем смысле как «идею единства во множестве»: «Церковь кафолическая есть церковь “согласно всему” или церковь “согласно единству всех”. Церковь свободного единодушия, единодушия совершенного, церковь, в которой нет больше ни греков, ни варваров, нет различий по состоянию, нет ни рабовладельцев, ни рабов»[806]806
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч.: В 8 т. Т. 2. М., 1900. С. 312–313.


[Закрыть]. Вне соборного единения человек не способен освободиться от грехов и достичь духовной цельности. Именно православие сохранило соборность. Только принципы православия могут дать миру пример человеческого общежития на основах любви, братства и цельности внутреннего мира человека. Этим объясняется возникновение у А. С. Хомякова идеи об особой миссии России. Мессианский мотив патетически звучит в стихотворении «Раскаявшейся России»: «Над миром станешь ты высоко, / В сияньи новом и святом! / Иди! Тебя зовут народы! / И, совершив свой бранный пир, / Даруй им дар Святой свободы, / Дай мысли жизнь, дай жизни мир! / Иди! Светла твоя дорога!».[807]807
  Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л., 1969. С. 137.


[Закрыть]

Распутину родственны идеи соборности Хомякова: «Русский народ в отличие от других (не всех, но многих), составляющих сумму, составлял организм, сращенность».[808]808
  Распутин В. Г. Мой манифест. С. 42.


[Закрыть]

Но если у Хомякова идея православной соборности должна была служить делу объединения народов, то у Распутина «сращенность» народа, подразумевающая духовное единство, должна послужить духовному, национальному возрождению России. Писатель оценивает современное состояние России как кризисное: «Последняя революция, либерально-криминальная, самая подлейшая из всех, какие знал мир, столкнула Россию в такую пропасть, что народ еще долго не сможет подсчитать свои жертвы. В сущности, это было жертвоприношение народа <…> Не выдержав позора и бесчестия, <…> ушла она (Россия. – А. К.) в укрытие, где не достанут ее грязные руки». Но теперь это время уже позади: «<…> и разъяснять не надо, и народ берет свое место»[809]809
  Там же. С. 43.


[Закрыть]. В этой ситуации возрастает роль писателя: «Наступила пора для русского писателя вновь стать эхом народным и небывавшее выразить с небывалой силой <…>»[810]810
  Там же.


[Закрыть]. Он считает, что теперь для России главное – вернуть русскому имени достоинство и гордость. Вернуть же достоинство и авторитет русскому человеку вне национального его облика нельзя. Слово писателя – способ вернуться из забытья и дурмана в круг национальной жизни, к вере отцов и отпереть застывшую душу. В этом своем предназначении ощущает B. Г. Распутин Божию помощь: «А Господь был на нашей (“деревенщиков”. – А. К.) стороне. Он вручил нам инструмент точного слышания и воспроизведения». «Подземная Русь» не спит, она спасала себя терпением, и, быть может, готовит себя к прорыву»[811]811
  Распутин В. Г. Слышу гул подземной Руси // Завтра. 1997. № 10. С. 3.


[Закрыть]. Распутин ссылается на авторитет русского поэта-предшественника: «А сколько раз проверялись на прочность знаменитые слова Хомякова по поводу нашей будто бы слабости: “Подвиг есть и в сраженье, / Подвиг есть и в борьбе; / Высший подвиг в терпенье, / Любви и мольбе”»[812]812
  Распутин В. Г. От каких несчастий мы произошли // Аргументы и факты. 1998. № 42. C. 3.


[Закрыть]. Писатель уверен, что Россия не просит о помощи, она говорит: «Поймите меня, у меня достанет сил и подняться, и выпрямиться, но вы дадите мне эту силу своей любовью. Вы должны осознать меня как Родину, поместить в свои сердца – и увидите, как преобразятся ваши сердца».[813]813
  Распутин В. Г. Слышу гул подземной Руси. С. 3.


[Закрыть]

Мессианская идея для В. Г. Распутина столь же актуальна, как и для А. С. Хомякова. Для писателя сибирский национальный характер и сама Сибирь – спасители мировой цивилизации: «<…> опершись на Сибирь да еще на некоторые, пока заповедные районы, человечество могло бы начать новую жизнь»[814]814
  Распутин В. Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1994. С. 9.


[Закрыть]. Поскольку характер сибиряка зарождался «<…> в недрах земли и истории», это дало ему нравственную стойкость, позволило «<…> не поддаваться переворотчикам родной земли и совести»[815]815
  Там же. С. 265.


[Закрыть]. Само слово «Сибирь», вернее, понятие, которое оно обозначает, «<…> звучит вроде набатного колокола, возвещая что-то неопределенно могучее и предстоящее»[816]816
  Там же. С. 9.


[Закрыть]. Распутин подчеркивает уникальность Сибири «как благословенного края, пока еще не разоренного человеком окончательно и имеющим пока “заповедные районы”. Здесь „<…> человечество могло бы начать новую жизнь, благодаря россиянину, который мог бы считать, что он выполнил немалую часть своего очистительного назначения на Земле“.[817]817
  Там же.


[Закрыть]

Тема Родины в творчестве обоих художников реализуется через актуализацию темы познания. Исследовательница творчества А. С. Хомякова Е. О. Непоклонова отмечает как основную черту мировоззрения писателя пророчество: «Пророческое переживание мира, усваивающее ему эсхатологическое измерение, является основополагающим для художественного сознания Хомякова и обнаруживается на самых различных уровнях организации произведений».[818]818
  Непоклонова Е. О. Идея соборности в творчестве А. С. Хомякова: Автореф. дисс. … канд. филол. наук. СПб., 2002. С. 16.


[Закрыть]

В творчестве В. Г. Распутина всегда проявлялось стремление быть проповедником, в поздних произведениях оно стало определяющим. Перед нами художник, осознающий Волю Божию, напоминающий о ней другим людям: «У нас литература была шире искусства, являлась выражением народной судьбы, она существовала не для развлечения читателя, а для его собирания в духовное национальное тело».[819]819
  Распутин В. Г. Слышу гул подземной Руси. С. 3.


[Закрыть]

А. С. Хомяков стремился к тому, чтобы быть голосом «общины». В стихотворениях «Ключ», «Остров», «Орел» представлен голос всеведущий, он предсказывает пути России и мира, которые ему известны. Он возвещает будущее, карает врагов: «Тебя призвал на брань святую, / Тебя Господь наш полюбил, / Тебе дал силу роковую, / Да сокрушишь ты волю злую / Слепых, безумных, буйных сил. / Вставай, страна моя родная, / За братьев! Бог тебя зовет / Чрез волны гневного Дуная, / Туда, где, землю огибая, / Шумят струи Эгейских вод»[820]820
  Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. С. 136.


[Закрыть] («России», 1854).

В рассказе В. Г. Распутина «В непогоду» пугающие проявления природы вызывают в памяти автора-повествователя Судный день: «Это нас уже требуют к ответу», заставляют задуматься об их причине: «Как много ненужного мы завоевали, и как мало надо было охранить! Горе нам, прогневившим Бога!»[821]821
  Распутин В. Г. В непогоду // Роман-журнал XXI век. 2003. № 1. С. 16.


[Закрыть]. Эти слова напоминают скорбный зов: предсмертный плач-восклицание пророков, который они обращали к отдельному человеку или ко всему народу: «Горе тебе! Горе всем!»[822]822
  Большой путеводитель по Библии. М., 1993. С. 403.


[Закрыть]. Это означало, что люди, народы, города, страны, к которым они обращались, обречены на гибель, так как покинули путь Господень (Ис. 5, 8–24; Авв. 2, 6–19; С.з. Иисуса: Лк. 6, 24–26;). Автор-повествователь называет грехи современного мира: «безрадостное проживание дня», приводящее к страху и смятению в душе; праздность и разврат. И «бешеные» проявления природы, «жуткие стенания» – «плач наших родных, сошедших с земли, о нашей участи», их предупреждение и предостережение потомкам: «…скоро некому будет этому ужасаться, мы последние»[823]823
  Распутин В. Г. В непогоду. С. 16.


[Закрыть]. Повествователь выступает в роли проповедника, которому было дано Откровение. О ценности Божьего мира стремится сообщить он современникам, предостеречь их от богоотступничества.

Тема духовного единения является главной в пророческих произведениях Хомякова («Россия», «Счастлива мысль, которой не святила…», «Мы род избранный, говорили…»). Близкие переживания запечатлены в рассказах Распутина («Век живи, век люби», «Что передать вороне», «Наташа», «Видение», «В непогоду», «Байкал предо мною…»), хотя А. С. Хомяков – не единственный ориентир для него в художественном отношении.

Обретение Истины о мире, о предназначении человека, душевного равновесия, гармонии бытия оба писателя ощущают как процесс восхождения к Богу, символическое общение с ним (Хомяков) и реальный контакт и реальное проявление знаков Провидения (Распутин). Божественное начало обнаруживается Хомяковым в самом человеке как источник жизни. Распутин ощущает Божественное начало в земной природе, в мироздании. Но и в себе герои Распутина открывают «благодатность», «нечеловечески сильное и огромное чувство», способное вместить в себя «все сияние и все движения мира, всю его необъяснимую красоту и страсть» («Век живи, век люби»), «вечность» («Что передать вороне?»). Тема познания сопровождается у художников мотивами пробуждения души, земли, ума, согревания солнцем земли (Хомяков); созерцанием неба, звезд, полета ввысь, в небеса; мотивами дождя, контакта с «невидимым и всесильным», ледохода, мотивами града Китежа (Распутин). Тема познания связана у писателей с пространственным перемещением: герой обычно совершает некое восхождение, парит над землей.

Связь с Провидением для Хомякова предстает не только явлением «подлинной жизни», но и открывает основной принцип жизнеустройства – воплощение божественной свободы и любви в тварном мире. Общение расширяет представление человека о бытии, приближает человека к миру трансцендентальному. Появляется мотив бесконечности бытия, «божеского призыва».

У Хомякова общение с высшими силами происходит, когда воспринимающий объект смиренно ждет Откровения: «В молчаньи сердца сокровенна, / Глагол творца прияла ты, – / Тебе он дал свое призванье / Тебе он светлый дал удел: / Хранить для мира достоянье / Высоких жертв и чистых дел; / Хранить племен святое братство, / Любви живительный сосуд, / И веры пламенной богатство, / И правду, и бескровный суд»[824]824
  Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. С. 111–112.


[Закрыть] («России», 1839).

У Распутина истина не называема, она остается на уровне интуиции, подсознания, реализуется через слияние с «общим чувствилищем», как правило, на лоне природы. Провидение находит свои контакты с человеком, ведет с ним диалог. Так, в рассказе «Век живи, век люби» герой, оставшись один на один с тайгой, чувствует: «Вдруг тьма единым широким вздохом вздохнула печально. <…> Дважды на Саню дохнуло звучанием исполински-глубокой, затаенной тоски, и почудилось ему, <…> словно что-то вошло в него и что-то из него вышло, чтобы, поменявшись местами, сообщаться затем без помехи»[825]825
  Распутин В. Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. С. 427.


[Закрыть]. Новое знание, однако, внерационально: что открывается героям провиденциальными силами, остается тайной. Герои только приближаются к загадкам бытия, не доступным разуму: «Его возможно лишь чувствовать, угадывать, внимать, а неизъяснимость вызванных им чувств лишь подтверждает его огромную неизъяснимость».[826]826
  Там же. С. 430.


[Закрыть] Распутин разделяет точку зрения Хомякова, высказанную в «Семирамиде», об ограниченности научного познания: «Еще важнее самих поверий и преданий, но, к несчастью, неуловим для исследователя, самый дух жизни целой семьи человеческой. Его можно чувствовать, угадывать, глубоко сознавать: но нельзя заключить в определения…».[827]827
  Хомяков А. С. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 55.


[Закрыть] Возможность диалога с Провидением, открытие Божественного начала в тварном мире, обретенная радость бытия, гармонии с миром и самим собой, надежда – и есть Истина, итог познания.

Таким образом, знание и для Хомякова, и для Распутина включает в себя веру, которая является основой гармонии всех способностей человека, вера обеспечивает знание о мире и о высшем предназначении человека. У Хомякова общение с высшим разумом открывает «удел» России: хранить любовь, братство, веру, правду. Герои Распутина открывают любовь в себе и в окружающем мире, обретают веру, понимание своего высшего предназначения, но в чем оно, им только предстоит познать. Таким образом, по Хомякову, любовь и свобода и братство как принципы мироздания существуют объективно. Предназначение России – сохранить их и сделать достоянием всего мира. По Распутину, эти принципы открываются людям, и их следует воплощать в человеческих отношениях. Картина мира, созданная Хомяковым и воспринимаемая им как существующая в реальности, в XXI веке ощущается Распутиным как утраченная, но как возможная и необходимая.

Размышления современного художника о России, ее судьбе, предназначении, ее народе, не только лежат в русле идей славянофильства, но и возрождают их философию, продолжают традиции в новых исторических условиях. Идеи общинности, веры как основы мировоззрения, необходимости сохранения самобытности России, духа соборности ощущаются как современные и актуализируются писателями «деревенского» направления литературы второй половины XX века. В. Г. Распутин наиболее последовательно это ощущает.