Текст книги "Пепел Нетесаного трона. На руинах империи"

Дхар шевельнулся – наверное, пожал плечами.

– Наши страны разделяют горный хребет и пустыня. Торговли нет. Доверия нет.

– А те поселки в Менкидоке? Не они ли захватывали ваши суда?

– Среди прочего мне было поручено исследовать и этот вопрос. – Капитан нахмурил брови. – Но те разрознены. У них нет морского флота.

– Может, решили обзавестись? И похищали корабли по одному.

– Если так, вашему адмиралу следует остеречься. У него недостает людей на свой корабль и захваченный у нас.

– Недостает людей…

Ей снова увиделся разрыв «звездочки», брызги пламени посреди палубы «Зари». Двадцать один погибший, еще восемь не доживут до конца недели, и десяток раненых. Вспомнив об этом, она потеряла интерес к Менкидоку – как рукой сняло. Легкие теснило, словно кто-то сжимал их в кулаках.

– Это все надо было рассказать Джонону, – наконец выдавила она. – А не мне.

– Вашему адмиралу? Я говорил. Он мне не верит.

– Тут уж я точно ничем не помогу.

– Я скоро умру, – ответил он. – Вы, зная правду, сумеете ее сберечь.

У нее вырвался хриплый смешок.

– Беречь у меня не очень-то получается.

– Вы кеттрал? – Капитан склонил голову к плечу. – Я прав?

– Нет.

– Женщина на аннурском корабле, где команда и капитан – мужчины. Женщина столь искусная и отважная…

Отважная…

Ее затошнило от этого слова.

Однако Дхар протянул к ней открытую ладонь и накрыл сверху другой, тоже обращенной вверх.

– А это что за хрень? – спросила она.

– Раза, – ответил. – Почет от солдата солдату.

– Я не солдат. Не кеттрал…

Она прикрыла глаза, всей душой мечтая проснуться в другом мире, где можно было бы дышать. И открыла снова. Темнота никуда не делась, и зловоние карцера, и запах ее собственной крови. Тот же мир. Другого нет. Она снова закрыла глаза, привалилась затылком к переборке.

– Я ничто.

– Простите мне, если я вам не поверю, – ответил капитан.

19

– Рвоты пока не было? Это хорошо.

Рук поднял голову. Голова от движения закружилась, но через один-два удара сердца он сумел навести взгляд на склонившегося над ним человека. Высокий, голый по пояс, мускулистый, мужчина одной фигурой привлекал бы внимание, но Рука поразил цвет его кожи – темно-коричневый, почти черный.

– Баскиец! – вырвалось у него.

Пять лет назад в этом не было бы ничего удивительного. Выходцы из этой далекой страны занимали целый район Домбанга – Малый Баск. Большинство среди них составляли банкиры и торговцы, не один век игравшие важнейшую роль в жизни города. А потом случился переворот. В большинстве баскийцы проявили немалую дальновидность, сбежав до начала самых жестоких чисток. Большие семьи, кланы, целые кварталы исчезали за ночь: грузили все имущество на корабль, поднимали якорь и под всеми парусами устремлялись на родину предков, пока аннурцы не сомкнули кольцо блокады. Эти могли считать себя счастливчиками.

Оставшиеся – слишком упрямые или слишком бедные, чтобы оплатить морское плавание, – застряли в городе, который империя пыталась взять на измор. Когда начался голод, Домбанг принялся пожирать самое себя. Из аннурских военных и чиновников к тому времени мало кто остался в живых, а людям надо было на кого-то выплеснуть страх и ярость, и горожане обратились против тех, кто так долго и мирно жил среди них. А что, разве баскийцы не удирали под покровом ночи, как воры? И разве это не доказательство их союза с империей?

Расправа была скоротечной и была мерзкой. Оставшихся – человек с тысячу или около того – вытаскивали из домов, уволакивали в дельту и бросали, подрезав им сухожилия. Настоящие, истинные домбангцы – с прямыми волосами, кожей правильного, светло-коричневого, оттенка и не искаженным голосами предков выговором – занимали опустевшие дома, и к следующему сезону дождей в городе не осталось баскийского населения.

Кроме, как видно, присевшего перед ним на корточки человека. Его кожу пятнали свежие ссадины и порезы: десятки ран поверх старых багровых рубцов.

«Тело человека, привычного к насилию», – подумал Рук.

Голос у незнакомца, однако, был мягким и тихим, и смотрел он рассудительно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Примерно так, как и должно после избиения мечами и палками, – огрызнулся Рук.

Что-то вроде улыбки скользнуло по лицу чернокожего и пропало, когда баскиец повернулся к Бьен.

– А ты?

– Отлично, – не глядя на него, буркнула Бьен.

– Тошнит?

– Еще бы не тошнило. Прошлой ночью у меня на глазах перебили друзей, потом мы их хоронили, а теперь я попала сюда. Мне здесь, – Бьен махнула рукой в сторону двора, – от всего тошно.

Если незнакомца задела ее вспышка, он этого не показал. А просто поднял руку.

– Смотри на мой палец.

Бьен обожгла его взглядом.

– На палец, – повторил он. – Следи глазами.

– Зачем?

– Вам обоим основательно досталось по голове. Так я проверяю, не пострадал ли мозг.

– Ты что, лекарь какой-нибудь? – удивился Рук.

И снова намек на улыбку, словно баскийца позабавила эта мысль.

– Врачи здесь есть, – ответил он, – но я не из них. Я, как и вы, пленник.

Он указал вниз, на прикованный цепью к лодыжке чугунный шар с человеческую голову.

– Меня зовут Талал.

Рук окинул взглядом его раны.

– Ты здесь тоже новичок.

– Вчера прошел сквозь строй, – кивнул Талал.

– Вчера? – сквозь боль прищурился на него Рук.

Порезы и ссадины выглядели старше. Скорее, недельной давности. Почти все уже закрылись.

Проследив его взгляд, Талал пожал плечами:

– На мне легко заживает.

– Почему ты нам помогаешь? – недоверчиво спросил Рук.

– Я же сказал, мы все пленники. Я, как и вы, здесь… не по своей воле. В таких местах проще выживать командой.

– Командой? – покачала головой Бьен. – Ты нас впервые видишь. Откуда тебе знать, кто мы такие? А вдруг убийцы?

Талал хихикнул и через плечо покосился на площадку двора. Достойные, уже забыв о новичках, вернулись к обычным занятиям. В нескольких шагах от них кто-то вколачивал другого в грязь короткой дубинкой.

– В таком месте, – помедлив, ответил он, – я, пожалуй, надеюсь, что вы убийцы.

Слова прозвучали как шутка и сопровождались легкой улыбкой, но спокойный взгляд Талала подсказывал Руку, что этот человек – кем бы он ни был – не так прост, как кажется.

– Следи за моим пальцем. – Чернокожий снова поднял руку.

Когда Бьен, а затем и Рук справились с несложным заданием, он произвел еще несколько проверок, убеждаясь, что мозги у них остались целы.

– Повезло, – заключил Талал, садясь на пятки. – Как раз передо мной, говорят, кому-то проломили череп. Не помню имени.

– Странное у тебя представление о везении, – заметил Рук.

Талал рассмеялся.

– А это ты чем заслужил? – кивнула Бьен на чугунный шар с цепью.

– Чем заслужил?

За разговором они не заметили на удивление беззвучного появления Коземорда. Тот словно невзначай опустил ладонь Талалу на плечо – неожиданно отеческим движением.

– Чем заслужил? Он влетел в Пурпурные бани на огромной птице, поджег это… почтенное сооружение и при попытке уйти положил десятки зеленых рубашек…

Бьен, до того бессильно поникшая, вскинулась, как от ожога.

– Ну, не десятки, – скромно поправил Талал.

– Десятки! – Кажется, в голосе Коземорда слышалась гордость. – Я… обеспечен сведениями от самой Ванг Во.

– Кеттрал, – тихо проговорил Рук.

Он оглядел двор. Многие ли видели, как он говорил с аннурцем? И чем ему придется заплатить за этот разговор в предстоящие дни и недели?

– Но ведь верховные жрецы перерезали ему горло на ступенях Кораблекрушения, – удивилась Бьен. – Урок наглым имперским псам…

Она сверкнула глазами на кеттрал, который в свою очередь ответил едва ли не виноватым взглядом.

– Кому-то горло перерезали, – согласился Коземорд, – но не этому.

Он основательно хлопнул солдата по плечу, словно убеждаясь, что тот присутствует здесь во плоти.

– Остальная его… как у них говорится? Команда? Шайка? Отделение?

– Крыло, – спокойно ответил Талал.

– Остальные из его крыла пробились наружу и ушли.

– Не все, – покачал головой кеттрал.

– Кого же тогда казнили? – спросила Бьен.

– Какого-то… несчастного, выхватили из тюрьмы. – Коземорд только плечами пожал на их удивление. – Наши жрецы считают, подобные уловки необходимы. О кеттрал уже начинали шептаться. После бань жрецы сочли нужным заглушить эти шепотки.

Бьен разинула рот.

– Так это была подмена? – выпалила она. – Казнили невиновного?

– Ну едва ли невиновного…

– Почему вы говорите об этом нам? – покачал головой Рук.

Коземорд широко, словно обнять хотел, развел руками:

– Да ведь вы теперь в числе Достойных! Если и уйдете отсюда, так только в дельту. А если вынесете… как бы сказать… испытания в дельте, то вернетесь жрецами. С вами говорить – как с покойниками.

Он так сиял, словно рассчитывал утешить их этими словами.

– Непонятно, – заметил Рук. – Если уж жрецы так боятся кеттрал, почему не убили его по-настоящему?

Талал с улыбкой слушал разговор и помалкивал.

– Они и собирались, – подмигнул Коземорд. – Да его вытребовала Во.

– Зачем Ванг Во понадобился среди Достойных кеттрал? – покачала головой Бьен и украдкой покосилась на чернокожего.

– Затем, – ответствовал Коземорд, – чтобы… оценить его по достоинству.

– Я бы сказал, ее должна напугать мысль о выставлении аннурца против Трех.

– Кого напугать? – У Коземорда полезли на лоб кустистые брови. – Ванг Во?

– Отвратить, – поправился Рук.

– Неверных не в первый раз… допускают в число Достойных.

– Потому что все уверены, что они не выживут. Чаще всего они – простые солдаты. А кеттрал…

Коземорд опять пожал плечами:

– Аннурцы, домбангцы… Во это безразлично. Не все верховные жрецы… прониклись ее идеей, но для Ванг существует только сражение, только вера.

– Что из двух? – насторожилась Бьен.

– Здесь у нас, – жизнерадостно заявил мастер, – разница между ними в основном умозрительная.

Рук задумчиво кивнул. Разговор и так слишком затянулся. Что аннурец ищет в них союзников – неудивительно. Остальные обитатели двора, скорее всего, уже обдумывают, как с ним покончить.

– Благодарю за заботу о нашем здоровье, – осторожно обратился к солдату Рук, неуверенно поднимаясь на ноги. – Думаю, еще увидимся где-нибудь во дворе.

– «Увидимся где-нибудь»! – Коземорд хлопнул себя по ляжке. – Ваше общение будет намного, намного теснее и ближе!

– В каком это смысле? – спросила Бьен.

Коземорд захлопал глазами, будто не понял вопроса, потом взялся за лоб.

– Конечно же! Вы двое – поклонники столь… миролюбивой богини и не вникали в тонкости нашего культа. Талал будет вашим третьим.

– Третьим? – повторила Бьен.

– Трое богов в дельте, Достойных тоже трое, – кивнул он. – В предстоящие месяцы вы будете упражняться с ним вместе, вместе с ним вести учебные поединки, вместе с ним есть, прикрывать ему спину, как он прикроет ваши. В святые дни вы плечом к плечу встанете на Арене и, если выживете, вместе отправитесь в дельту, чтобы предстать перед богами.

Рук, конечно, знал, что Достойные сражаются всегда по трое, просто безумие последних событий помешало ему задуматься, кого приставят к ним с Бьен.

– Почему мы? – настороженно спросил он. – Почему не другие?

– Ну… – протянул Коземорд, поглаживая клочковатую бородку. – Почему… это не моего ума дела. Достойные объединяются по мере поступления, но почему вы попали сюда в таком порядке и в такое время? – Он горестно вздохнул. – Предначертание? Рука… судьбы, непостижимой для смертных? Может быть, Трое ответят, когда вы с ними встретитесь. Может быть, у них имеется серьезный план…

– Вряд ли, – угрюмо бросил Рук.

Талал всмотрелся в его лицо.

– Последние события отучили меня полагаться на планы, – пожал он плечами.

Коземорд рассмеялся, но тут же посерьезнел.

– Если позволите дать вам скромный совет…

– Через несколько месяцев нас ждет смертельный поединок на арене, – ответил Рук. – Ваше дело нас натаскать. Надеюсь, вы не ограничитесь одним скромным советом.

– Именно-именно, – закивал Коземорд. – Ну тогда вот мой первый и самый ценный совет: примите друг друга. Вы не по своему выбору сошлись вместе, но все же сошлись. Теперь ваш выбор – сотрудничество или… ну… небытие.

Он поднялся, прихлопнул в ладоши и резко кивнул, словно покончив с надоедливым вопросом.

– А теперь, Талал, не окажешь ли любезность ознакомить новоприбывших с нашим хозяйством? Я бы сам это сделал, но, увы-увы, должен участвовать в другой… беседе – с Малым Као и Монашкой, в продолжение нашего бесконечного спора о подобающей длине ритуальных клинков.

Он заковылял куда-то через двор – походкой, в которой крабьего было больше, чем человеческого, – а Талал обернулся к Бьен и Руку. Довольно долго они молча оценивали друг друга.

– Ну, – заговорил наконец кеттрал, – если приходится выбирать, я скорее выберу сотрудничество.

Бьен, к удивлению Рука, звонко расхохоталась. Смеялась не без надрыва, и все же лучше такое веселье, чем навалившаяся на него тяжесть отчаяния.

Между тем им немыслимо повезло получить третьим этого кеттрал. Большинство Достойных составляли добровольцы – мрачные изуверы, такие же, как поджигатели храма Эйры и убийцы ее жрецов. От мысли, что придется сражаться с ними плечом к плечу, в Руке разгоралась жаркая ярость: та, которая медленно занимается, но потом уже не погасишь. А Талал, хоть и поджег Пурпурные бани, воюя против города, к служителям Эйры неприязни не выказывал. Не говоря уж о том, что, если слухи не врут, он окажется одним из самых опасных бойцов на этом дворе. Когда придет время сменить деревянное оружие на сверкающую бронзу, неплохо будет иметь его в союзниках.

С другой стороны, единственно принадлежностью к Аннуру он будет навлекать на себя удары. Наверняка многие Достойные – что бы ни думала Ванг Во – сочтут за кощунство его присутствие на площадке. Одни станут ждать святых дней в надежде всадить ему клинок в горло. Другие ждать не станут. В учебных поединках погибало немало Достойных. Если Рук не приуменьшал милосердия своих соотечественников, не пройдет и недели, как аннурцу подстроят «несчастный случай». А если за компанию умрут и двое нечестивцев, жрецов Эйры, – что ж, тем стройнее будут ряды Достойных.

Пока он разглядывал двор, от толпы отделились человек десять и стали, словно в ответ на его мрачные размышления, приближаться, перепрыгивая грязные лужи и лениво помахивая учебным оружием. Разговоров их Рук не слышал, но мерзкие смешки до него доносились. Он очень быстро узнал главаря: Кочет – тот самый, которого он видел с корабельной палубы и кто так безжалостно растерзал противника под одобрительный рев толпы.

Вблизи боец оказался мельче, а впечатление производил большее – на его бритой голове блестела, смазанная маслом или салом, одинокая прядь; на шее висел выбеленный солнцем петушиный череп, а на запястьях и лодыжках позванивали серебряные бубенцы. Жира в нем, казалось, не было ни капли, только канаты мышц, натянутые на раму крепко сбитого костяка. Недавняя схватка на арене не оставила на нем следов – темная кожа даже блестела, словно умасленная после долгого лежания в ванне. По лицу расползлось удовлетворение закончившего дневной труд художника.

Рядом с ним вышагивала высокая худощавая женщина. Она, как и Кочет, в этот жаркий день обошлась без рубахи. На ее плоской груди рядами висели и брякали на ходу ожерелья из мелких позвонков. В мочки ушей она вставила костяные колечки. А лицо отражало чувств не более, чем лик вырезанной из кости статуи.

Достойные за их спинами смотрелись неприглядно – ходячая выставка шрамов и оскалов, сплющенных ушей, выщербленных зубов, разбитых в драке кулаков. Один мужчина с трудом прошел бы в амбарную дверь. По нему Рук только скользнул взглядом. Ясно было, что все они пойдут за Кочетом и худой женщиной, куда бы те ни повели. К сожалению, эти двое направлялись прямо к Руку с Бьен и Талалом.

– Похоже, им было мало исколошматить нас в первый день, – пробормотал он.

– Насилие во дворе ограничено правилами, – сказал Талал, заглянув ему за плечо.

– Правилами! – едва не подавилась Бьен. – Я в этом месте, не знающем любви, только насилие и видела!

– Ну, – пожал плечами кеттрал, – насилие насилию рознь.

Рук не вполне его понял, но не успел переспросить. Кочет надвигался так, словно намеревался пройти по головам. Но нет, прямо перед ними он остановился и раскинул руки. Рук отодвинулся, но Кочет сгреб его в стальные объятия, сжал клещами и расцеловал – в обе щеки и в губы.

– Добро пожаловать! – провозгласил он, выпустив наконец Рука и удостоив такого же приветствия Бьен.

Та пыталась его оттолкнуть, но только трепыхалась, словно птаха в кулаке. Кочет расцеловал и ее.

– Добро пожаловать. Я первым хотел вас приветствовать после марша сквозь строй, но тут наш аннурский соратник меня сделал. – Запнувшись, он подмигнул Талалу. – Конечно, фигурально выражаясь.

Кеттрал не отозвался. Лицо его ничего не выражало, и тело, к удивлению Рука, не стало горячей. Людей иногда называют хладнокровными, но этот был хладнокровен в прямом смысле. Его кожа лучилась мягким желтым светом, будто он спал, а не стоял лицом к лицу с самыми опасными бойцами двора.

Кочет, заглянув ему в глаза, снова повернулся к Руку.

– Я слышал, – он постучал себя пальцем по мочке уха, – что вы с приятельницей пришли к нам из несколько иной веры.

– Мы жрецы Эйры, – с вызовом откликнулась Бьен.

– Эйры! – Кочет поднял брови и обернулся к приспешникам. – Благородные господа!

Он отвесил поклон женщине в ожерельях из позвонков.

– Господа и, естественно, Змеиная Кость. Слухи не солгали! Среди нас – двое, посвятившие жизнь любви.

Последнее слово он растянул, словно упиваясь его вкусом.

Мужчины отозвались издевательскими смешками, однако вперед выступила женщина по имени Змеиная Кость.

– Любовь… – промурлыкала она, разглядывая Рука. – Как по мне, в этом лагере любовь в большой недостаче.

Она потянулась к нему и погладила по груди, а потом ее пальцы по-змеиному стремительно скользнули за пояс и одобрительно пожали член и мошонку. Тело Рука отозвалось раньше мозга. Она еще только отнимала ладонь, когда он выбросил свою, перехватил ее запястье и, развернув, заломил за спину. Прием считался неотразимым. Женщина должна была скрючиться с вывернутым плечевым суставом и торчащим к затылку локтем. Вместо этого ее плечо с громким щелчком выскочило из сустава, лишив противника рычага. Женщина мгновенно извернулась, вырвалась и шлепком другой ладони вправила себе плечо. Руку доводилось видеть, как люди теряют сознание при вывихе. Змеиной Кости обморок не грозил. Она преспокойно улыбнулась ему, сверкнув белыми зубами, а глаза остались равнодушны.

Кочет разразился восторженным смехом.

– Первый урок тебе, любовничек! – Он вольно обхватил приятельницу за плечи. – Ее не за ожерелья прозвали Змеиной Костью. Она устроена не как мы. В драке извивается по-змеиному.

– И не только в драке, – добавила женщина, облизнувшись, и обратилась к Бьен: – А ты, милашка, более приветлива, чем твой дружок?

Стиснув зубы, Бьен в упор взглянула на нее и сжала в кулаки повисшие руки.

– Менее.

– А мне говорили, – покачал головой Кочет, – любовнички Эйры всех привечают. Такая, мол, у них вера.

– Моя вера, – мрачно отозвалась Бьен, – ослабела, когда сгорел мой храм.

– Очень жаль, – погрустнел Кочет. – У нас здесь с любовью далеко пойдешь. Полюби, кого надо – глядишь, и умирать не придется.

– Здесь у вас только один способ выжить, – возразил Рук. – В драке.

– Это верно. Верно. Но до настоящих убийств еще есть время. Понятно, вам самим решать, как прожить последние месяцы. – Кочет предостерегающе погрозил пальцем. – Или не самим. Не каждый здесь готов протянуть руку дружбы паре аннурских шлюх.

– Аннурских шлюх… – повторил Рук. – Не слишком по-дружески сказано.

– Я против шлюх ничего не имею, – пожал плечами Кочет.

– А против аннурцев? – сдержанно осведомился молчавший до сих пор Талал.

Змеиная Кость плюнула в грязь. Кочет взглянул чернокожему в глаза, но обратился к Руку.

– Друзей выбирай с умом.

– Так и сделаю, – кивнул Рук.

Кочет в ответ засмеялся, выпятил губы, послал Руку и Бьен по воздушному поцелую и развернулся на пятках. Змеиная Кость задержалась чуть дольше. На ее губах играла улыбка. Потом ушла и она.

Когда Достойные скрылись в одном из выходивших во двор строений, Талал заговорил.

– Прими вы его поприветливей, Кочет взял бы вас под крыло. Он и Змеиная Кость. Здесь добрый десяток Достойных пользуются их покровительством.

– Сомневаюсь, что мне бы понравилось у него под крылом, – возразил Рук.

– А к тебе они подходили? – спросила Бьен.

Талал медленно покачал головой:

– Я удивляюсь, что меня еще не пытались убить. – Кеттрал открыто взглянул на них. – Такой защиты, как Кочет, я вам обещать не могу. С другой стороны, и таких… теплых чувств не ищу.

Рук выдохнул. Он вдруг почувствовал себя совсем усталым.

– Ты выигрываешь еще меньше нашего. Как бы мы ни старались прикрыть тебе спину, мы не воины.

– Жрецы, – кивнул кеттрал. – Знаю.

Он еще раз посмотрел на них и перевел взгляд на двор. Они постояли молча, наблюдая за схватками на грязной площадке.

– Для жреца ты довольно проворен, – заметил Талал.

Сказано было вскользь, но Рук напрягся.

– Не так уж и проворен. Она мигом высвободилась.

– Ты никак не мог ожидать, что она вынет себе руку из сустава, – пожал плечами Талал.

– И все же Рук прав, – вступила Бьен. – Мы не такие, как все здесь. Мы не готовы сражаться и убивать.

Кеттрал не сводил глаз с дерущихся посреди площадки.

– Насчет убийства… – негромко проговорил он. – Я заметил, что к нему, сколько ни учись, не подготовишься.

– Это должно нас ободрить? – спросил Рук.

– Возможно. Самые ловкие убийцы, каких я встречал, считай, вовсе не учились этому делу.