Текст книги "Пламенный вихрь"

Глава 17

Какая красавица, подумал Бретт, не сводя с нее глаз. Потом улыбнулся:

– Здравствуй, Габриела.

Двенадцатилетняя девочка, покраснев, рассматривала его с застенчивым любопытством. У нее был такой вид, словно она в любой момент готова убежать. Теперь, услышав его слова, она храбро выступила из-за юбок Елены:

– Здравствуйте.

– Я – Бретт д'Арченд, твой брат, – сказал он, разглядывая ее со смесью уважения и восхищения. У нее были иссиня-черные волосы и кожа цвета лепестков гардении. Глаза были огромные, цвета янтаря, с черными ресницами. Этот ребенок – его сестра. Еще юная, невинная и очень уязвимая. Эта мысль опьяняла, вызывая в нем какие-то незнакомые, нежные чувства.

– Я знаю, – серьезно ответила она. – Тетя сказала мне.

– Жаль, что мы не познакомились раньше, – негромко произнес Бретт, целуя ей руку. – До чего ты красивая девочка.

Она вспыхнула.

Когда она снова удрала под крылышко Елены и Эммануэля, Бретту стало грустно. Она была его сестрой. Он не знал Мануэля и Катерину и впервые пожалел, что их не стало. Были ли все они такими же красивыми, полнокровными созданиями?

Бретт вздохнул и посмотрел на жену, сидевшую в другом конце комнаты. Диего что-то ей оживленно говорил, и Сторм улыбалась. Это зрелище вызвало в нем досаду, хотя по ее виду он заподозрил, что она просто старается вести себя вежливо. Тем не менее он отчетливо вспомнил, каким ненасытным распутником проявил себя Диего, когда они росли вместе, хотя и был всего на три года старше Бретта. К тому времени, как Бретт отправился на золотые прииски, по землям Монтерро уже бегали два ублюдка Диего. Он решительно направился в их сторону.

– Подожди, Бретт.

Нежная, прохладная ладонь коснулась руки Бретта. София многообещающе и намеренно соблазнительно улыбнулась, глядя ему в глаза. Он догадался, что она такая же шлюха, какой была ее мать, – это он понял в первое же мгновение их встречи.

– Привет, София, – холодно ответил он.

Хотя она и была восхитительным существом, а глубокий вырез платья выставлял ее пышные формы на всеобщее обозрение, само ее присутствие вызвало в нем столько ненавистных воспоминаний, что он почувствовал, как его душит злость. Он никогда не забудет ее детский голосок, дразнивший его: «Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок!» А потом она смеялась, зная, что он не смеет ее ударить…

– Что ты чувствуешь, Бретт, вернувшись домой? – промурлыкала она. Он рассмеялся:

– Домой? Это не мой дом, кузина, и никогда им не был.

– Ну, ну. Ты ведь прожил здесь почти десять лет. Какая неблагодарность! Ведь не улицы же Мазатлана твой дом.

– Определенно нет. – Он глядел на нее в упор с холодной насмешкой. – И поверь мне, я чрезвычайно благодарен за всю нежность и заботу, которые меня здесь окружали.

Она коснулась рукава его черного пиджака:

– Когда ты уехал, ты был совсем ребенок. Просто поверить не могу, что ты так изменился.

На это ему нечего было ответить, и, глянув через комнату, он обнаружил, что Диего все еще не отходит от его жены, Он почувствовал приступ ревности и сим был поражен.

– Бретт, ты конечно же не таишь зла за то, что я тебя дразнила, будучи маленькой девочкой? – Глаза Софии на мгновение широко распахнулись.

– Ты, София, была злобным ребенком. Подозреваю, что теперь ты стала жесткой женщиной.

Она ахнула, потом рассмеялась:

– Ты нисколько не изменился! Как всегда, попал прямо в точку. – Ее веселость пропала, и она крепче сжала его предплечье: – Бретт, уверяю тебя, это было не от вредности.

Он приподнял бровь.

– Это было из ревности.

Теперь наступил его черед поразвлечься, и он улыбнулся:

– А, конечно, как же я не сообразил!

– Нет, я и вправду ревновала, – настаивала она.

– К ублюдку.

– К тебе и маме.

Уже не улыбаясь, Бретт уставился на нее:

– Извини, не понял!

– Я видела вас вместе, – с загоревшимся взглядом прошептала она дрожащим голосом. Он смотрел на ее вспыхнувшее от возбуждения лицо. – Хотя тебе было всего лишь пятнадцать лет, Бретт, ты был таким мужчиной, таким большим… и как ты взял ее, словно бык…

Бретт пришел в себя от потрясения и неожиданного наплыва ощущений и небрежно пожал плечами:

– Твоя мать была чрезвычайно доступна.

– Я наслаждалась этим зрелищем, – прошептала она, склоняясь к нему.

Он взглянул на нее и увидел, что она возбуждена. Ее чуть приоткрытые губы дрожали, глаза ярко блестели. Он представил себе тощую тринадцатилетнюю девочку, наблюдавшую, как неопытный мальчик неуклюже трудится над ее мамашей, и пожалел, что она их видела. Ему не хотелось думать, что, хотя и невольно, он мог внести свой вклад в развитие ее извращенной чувственности.

Очень рад, что тебе было интересно, София, – сухо сказал Бретт, отходя от нее. Он не сомневался в том, что правильно понял ее реакцию и что она его хотела.

– Я так рада, что вы с Софией поладили, – сказала Елена, вынудив его вежливо остановиться рядом с ней и Эммануэлем.

– Конечно. Почему бы и нет? Елена улыбнулась:

– Насколько я помню, в детстве вы грызлись, как кошка с собакой.

– Это было так давно, Елена, – сказал Эммануэль. – Бретт, я бы хотел завтра поехать с тобой верхом, чтобы ты посмотрел землю.

– Буду рад составить вам компанию, – осторожно выбирая слова, сказал он. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь подумал, будто гасиенда его хоть сколько-нибудь интересует. – Вы не возражаете, если Сторм тоже поедет?

Мгновение Эммануэль колебался.

– Конечно нет.

Бретт понял, что дядя хочет побыть с ним наедине.

– Нет, пожалуй, поедем одни, – поправился он, испытывая нежность к дяде. Он попытался избавиться от этого чувства, вызывавшего в нем ощущение неловкости, но ничего не вышло. Довольно странное положение для привыкшего к одиночеству и полной самостоятельности мужчины: теперь у него есть жена, возбуждавшая в нем глубокие и нежные чувства, сестра, которую ему хотелось защитить, умершие брат и сестра, о которых он сожалел неожиданно для самого себя, и дядя, перед добротой которого устоять было невозможно.

Эммануэль благодарно улыбнулся.

Бретт присоединился к Диего и Сторм, жестом собственника взял ее за руку и наклонился, чтобы поцеловать в щеку, нежно, чувственно, чуть касаясь губами кожи. Она посмотрела на него широко распахнутыми синими глазами и вспыхнула, когда он многообещающе улыбнулся.

– Тебе очень повезло, кузен, – небрежно бросил Диего, наблюдая за Бреттом.

– Да, я тоже так думаю, – ответил Бретт. – Не рассказывал ли тебе мой кузен басни о том, как мы вместе росли? – спросил он Сторм.

– Кое-что, – сказала она. – А София напоминала тебе, как вы с ней проводили время в детстве? Бретт улыбнулся:

– Ревнуешь, chere?

– Конечно нет, – солгала она.

– И не надо, – пробормотал он.

Она блеснула улыбкой в сторону Диего:

– Диего завтра повезет меня кататься верхом, Бретт. Он хочет показать мне гасиенду.

– С величайшим удовольствием, – воскликнул Диего, не сводя горящего взгляда с ее лица.

– Нет, – сказал Бретт неожиданно для себя.

– Что? – Сторм подумала, что ослышалась.

– Нет.

– Право, кузен, как ты можешь возражать? Со мной твоя жена будет в полной безопасности, – заволновался Диего.

– Могу и стану, – отрезал Бретт, чувствуя, что смешон, но не в силах ничего с собой поделать. Ему были ненавистны похотливые взгляды, которые Диего бросал на его жену. – Сторм, я охотно все покажу тебе сам.

Бросив на него сердитый взгляд, она выдернула руку:

– Ты не разрешаешь мне поехать с Диего?

– Правда, Бретт, она ведь никуда от тебя не денется, а я хочу забрать ее только на один день, – уговаривал Диего.

– Я сам с тобой поеду, – не уступал Бретт. – Такой уж я жадный ублюдок, Диего.

– Ты просто нахал, – сердито проговорила Сторм, стараясь не повышать голоса. – Сам распускаешь слюни со своей кузиной, а мне не разрешаешь прокатиться с Диего.

– Что?

Диего улыбнулся, но сразу согнал улыбку с лица:

– Бретт, у меня нет никаких дурных намерений.

– Чертовски верно. – Бретт взглянул на Сторм: – Мы обсудим это позже.

– Чертовски верно, – выпалила Сторм и одарила Диего самой сладкой улыбкой, на какую была способна. – До завтра, Диего.

Он взял ее руку и прижал к губам:

– До завтра.

Сторм отошла, не глядя на Бретта, и он видел, что она направилась к дяде, тете и Габриеле. Диего что-то говорил, но он почти не слышал его.

– Право, кузен, что за представление. Будь у меня нечестные намерения, я не стал бы так открыто искать ее общества.

Бретт только собрался ответить, как вдруг разговоры смолкли и все уставились на вошедшего лакея, который толкал перед собой кресло на колесиках с сидящим в нем доном Фелипе. Дон улыбался. Нижняя половина его тела была укрыта одеялом.

– Фелипе, – воскликнул Эммануэль, бросаясь вперед. – Что ты затеял?

– Я решил присоединиться к вам за обедом, – спокойно ответил Фелипе. – Хочу посидеть за одним столом с новобрачными.

На мгновение установилось напряженное молчание, которое нарушила Елена, изящно шагнувшая к креслу дона.

– Какой удивительный сюрприз, – заворковала она, кладя руку на плечо старика и улыбаясь сгрудившемуся вокруг семейству.

Дон Фелипе поймал взгляд Бретта, и мгновение они не отрывали глаз друг от друга. Потом он сказал:

– Я хочу познакомиться с новобрачной. Очнувшись, Бретт взял руку Сторм и вывел ее вперед:

– Отец, это моя жена, Сторм. Дон испытующе поглядел на нее:

– Сколько тебе лет, девочка? Сторм вздернула подбородок:

– Семнадцать.

– Как тебя угораздило связаться с этим негодником, моим сыном?

Сторм стиснула зубы:

– Я безумно влюбилась в него. – И стоявший рядом Бретт расслабился, сдерживая улыбку.

Дон Фелипе перевел взгляд со Сторм на Бретта. Вперед выступил Эммануэль.

– Почему бы нам не приступить к обеду? – предложил он, кивком отпуская слугу и берясь за спинку кресла. Собравшиеся медленно двинулись в столовую, следуя за креслом дона Фелипе. Кресло поставили во главе стола. Бретт вместе со Сторм держался поодаль, дожидаясь, пока усядутся остальные. Елена собралась сесть по правую руку дона, но тот отмахнулся.

– Я хочу, чтобы справа и слева от меня сидели мой сын и его жена, – резко заявил он.

– О, конечно, как глупо с моей стороны, – великодушно улыбаясь, сказала Елена.

Бретт провел Сторм вперед и усадил ее, ободряюще сжав ее плечо, потом справа от себя усадил тетю и наконец уселся сам. Вино было налито, и слуги принесли тарелки с едой.

– Откуда ты, девочка? – спросил дон. – И кто твои родители?

Бретт сидел мрачный, но Сторм улыбнулась:

– Из Западного Техаса. Я выросла на скотоводческом ранчо. Мои родители поселились там в 1845 году, когда исчезла угроза нападений команчей.

– А кто твой отец?

– Дерек Брэг, – с гордостью произнесла она.

– А его родители?

Сторм и глазом не моргнула:

– Его отец был траппером, а мать – индианкой-апачи.

Это сообщение было встречено неловким молчанием. Сторм гордо вскинула голову:

– До того как стать ранчеро, он был капитаном техасских рейнджеров. Одним из лучших.

– Значит, ты частично индианка, – сказал дон.

– Апачи, – поправила Сторм. – И горжусь этим.

– И я тоже этим горжусь, – ввернул Бретт, улыбаясь в ответ на изумленный взгляд Сторм. Мгновение они смотрели в глаза друг друга, потом Бретт потянулся через стол и сжал ее руку.

– А твоя мать? – спросил дон Фелипе.

– Она англичанка, – ответила Сторм. – Ее отец – герцог Драгморский лорд Шелтон. Со временем его титул и поместья перейдут моему старшему брату Нику.

София ахнула.

– Какая совершенно завораживающая родословная, – оживленно произнесла Елена. – Ну, Бретт, твоя бледнеет по сравнению с этим,

– Спасибо, тетя Елена, – сказал Бретт. – Отец, ваши вопросы нетактичны.

– Почему нетактичны? – возразил дон. – Она гордится своим происхождением. И не пытается ничего скрыть. Совсем как ты.

Бретт подумал, не были ли эти слова каким-то скрытым комплиментом, но не был в этом уверен.

– Как вам нравится гасиенда?

– Очень, – с энтузиазмом ответила Сторм. – Здесь так прелестно. Не забывайте, я выросла на ранчо. Я научилась ездить верхом раньше, чем стала ходить. – Она смущенно улыбнулась: – Жить в городе не так уж плохо, но иногда я скучаю по ранчо.

Дон Фелипе в первый раз за все время улыбнулся, потом многозначительно глянул на Бретта, взял нож и вилку и принялся за еду. Остальные последовали его примеру. Эммануэль сказал:

– Фелипе, завтра я собираюсь показать Бретту владения.

– Хорошо. Ему следует заново со всем познакомиться. Бретт молча продолжал есть, остро ощущая молчаливо-напряженное отчаяние Елены и Софии.

– Бретт вполне преуспел в Сан-Франциско, – сообщил дон Фелипе для всеобщего сведения.

– Да, – гордо подтвердил Эммануэль. Дон Фелипе взглянул на Бретта:

– Держу пари, что если человек разбирается в бизнесе, то он мог бы отлично управиться и с этим хозяйством.

У Елены кусок застрял в горле. Диего залпом выпил вино и потянулся к бутылке, чтобы налить себе еще.

– Особенно с женой, привыкшей вести хозяйство на ранчо.

Сторм озадаченно посмотрела на Бретта, который ответил ей успокаивающим взглядом.

– Габриела, а ты чем сегодня занималась? – спросил дон Фелипе.

Она улыбнулась:

– Конечно же делала уроки, папа.

– И хорошо сделала?

– Да,

– Умница.

– Завтра Бретт возьмет меня покататься верхом, – застенчиво сообщила она.

Дон глянул на Бретта и поднял бокал в знак молчаливого одобрения. Выпив половину, он поставил бокал и перевел свой пронзительный взгляд на Диего:

– А сколько ты выиграл – или проиграл – прошлой ночью?

Диего кашлянул:

– Простите?

– Ты слышал, что я спросил, мальчик. Думаешь, я не знаю с точностью до песо, сколько ты тратишь на эти проклятые игры?

Диего побагровел.

– Вчера вечером Диего составил компанию мне и Софии, – вступилась Елена. – Возможно, вы слышали, как он играл на гитаре? Он так прекрасно играет.

Она переглянулась с Диего – во взгляде Диего была благодарность, во взгляде Елены – настороженность.

Дон Фелипе поморщился. Он повернулся к Сторм, не обращая внимания на остальных:

– Расскажи мне о вашем ранчо.

Сторм улыбнулась, глаза ее засияли, и до конца обеда они говорили о ранчо, о лошадях и коровах, и обо всем остальном. Слушая, Бретт наблюдал за ними, и его сердце переполняла гордость.

Выйдя из столовой, Бретт прошел в патио. Утро было прелестное, золотистое солнце сияло, и теплый воздух возвещал приближение лета. Ясный простор неба не омрачало ни единое облачко. Бретт остановился полюбоваться панорамой горных вершин, сиреневых на голубом фоне. Он вздохнул, стараясь не думать о Сторм.

В конце концов ему пришлось уступить. Они снова спорили из-за Диего после обеда вчера вечером. И чем больше они спорили, тем упрямее становилась Сторм, В итоге он безумно, страстно овладел ею, успешно закончив этим все споры, но лишь на время. Она уснула в его объятиях, а он мрачно размышлял о том, сколько сил они потратили на обсуждение такой ерунды, и все из-за его бессмысленной ревности. Никогда раньше ему не приходилось испытывать ревность. Никогда.

Он смотрел на нее спящую, и его охватила немыслимая нежность, обвивая его теплыми дрожащими щупальцами, разливаясь по телу, словно тепло от выпитого бренди. «Моя великолепная Сторм», – подумал он, удивляясь тому, что, кажется, влюбился в нее.

Эта мысль его панически испугала.

Он отогнал ее подальше, постарался забыть. Он получал огромное наслаждение от своей жены, но не более того. Любовь – это для романтичных идиотов, а вовсе не для него. Он испытывает к ней только физическое влечение, и ничего больше. Ну, может быть, еще восхищение.

Она была не из тех, кто отступает от задуманного. Они снова спорили перед завтраком, и неожиданно для себя Бретт уступил. Он все еще не мог этому поверить. Но как ни неприятно было признаваться себе в этом, он был не прав, а она права. Черт побери, раньше с ним такого никогда не случалось.

Он привык к проституткам и любовницам – к женщинам, которым платил и которые беспрекословно признавали ею превосходство. Даже теперь ему стало не по себе от мысли, что он подчинился ее воле вопреки собственному желанию. И пусть Диего только попробует до нее дотронуться… Его кулаки непроизвольно сжались.

Он углубился в парк. Вчера вечером старик был таким же надменным и раздражительным, как всегда, но Бретт заметил, что Сторм ему понравилась. Он расспрашивал ее почти весь обед, и Сторм перед ним нисколько не робела.

Бретт отлично понимал затеянную доном Фелипе интригу. Все боялись, что наследником станет он, Бретт, потому что дон проявил такой интерес к нему и Сторм. В глубине души Бретт не мог осуждать его за обман. Елена и София – ядовитые твари, Эммануэль ничего не замечает и слишком добр, чтобы помешать им, попытайся они завладеть Габриелой и ее состоянием. Бретт тут же решил, что возьмет на себя заботу о благополучии сестры независимо от того, доживет дон Фелипе до ее свадьбы или нет.

Какое славное, прелестное дитя. Он был потрясен, когда понял, что по отношению к ней ощущает нечто похожее на гордость, на братскую привязанность. Он обещал покататься с ней перед тем, как поедет с Эммануэлем, и с удовольствием предвкушал эту прогулку.

Но Сторм все еще сердилась на него.

Их поцелуи и занятия любовью не уменьшили ее гнева. Она сказала ему, что апачи злопамятны. Он сказал, что тем хуже для апачей. Потом он, хлопнув дверью, один отправился вниз завтракать, и чудо их утренней любви померкло. Ссоры с ней были ему ненавистны.

– Бретт!

Он обернулся и замер, увидев спешащую к нему Софию. Что еще? – подумал он. У него не было настроения для еще одной стычки, особенно потому, что Сторм, когда спустилась к завтраку, демонстративно не обращала на него внимания, делая их ссору всеобщим достоянием.

София шла, словно плыла, плавно покачиваясь; ее иссиня-черные волосы блестели на солнце, груди цвета слоновой кости видны были в вырезе черного платья. Редким женщинам идет черное, но София была одной из них. Улыбаясь, она остановилась перед ним:

– Я надеялась найти тебя здесь.

– Зря стараешься, София, – язвительно сказал он. – Чего бы ты от меня ни хотела, можешь не стараться.

– О, да мы сегодня не в духе! – Она понизила голос и положила ладонь ему на грудь. На нем была только полотняная рубашка, и сквозь ткань он ощущал тепло ее ладони. Ее голос стал еще тише. – Уж я-то понимаю почему, – сказала она с придыханием.

Он накрыл ее ладонь своей и подчеркнутым жестом убрал ее.

– Вот как?

– Такому настоящему мужчине, как ты, и поссориться со своей женой! – улыбнулась она. – До чего же ты проголодался, наверное! – Ее ладонь на этот раз погладила его подтянутый живот.

– Нет уж, – сказал Бретт, одновременно забавляясь и чувствуя отвращение, – это ты, наверное, очень проголодалась!

– Я всегда голодна. – Она передвинула ладонь на застежку бриджей.

– Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь. – Бретт сжал ее запястье и убрал назойливую руку. – Если тебе требуется переспать с кем-нибудь, наверняка найдется тот, кто с удовольствием окажет тебе эту услугу.

– Я хочу тебя, Бретт, – задыхаясь, прошептала она. – Хочу, чтобы ты взял меня так же, как тогда мою мать.

Он все еще крепко держал ее левую руку, правой она накрыла мягкий бугор под бриджами. Теперь уже разозлившись, он выругался и дернул Софию вперед. От рывка она прижалась к нему, и ее полные мягкие груди расплылись по его груди. Он не испытывал возбуждения – только раздражение.

– О Бретт, – простонала она, притираясь бедрами к его паху, вжимая груди в его грудь.

– Бретт!

Он резко повернул голову на голос Сторм и застыл, мгновенно поняв двусмысленность положения, в котором она его застала.

Ее лицо стало белым как мел, глаза широко распахнулись. Она стояла как вкопанная, не сводя с них взгляда. Бретт оттолкнул Софию, и та хрипло рассмеялась.

– Сторм, подожди! – воскликнул он.

Она уже бежала прочь. Бретт помчался за ней, проклиная Софию, проклиная себя, проклиная судьбу. Сторм исчезла за живой изгородью. Он проскочил изгородь и свернул за угол. Перед ним простирались посадки кизила и магнолии в полном цвету, но его жены и след простыл.

– Сторм! Сторм! Проклятие! – выругался он.

– Бретт! – послышался голос Софии из-за его спины.

– Не подходи ко мне, – рявкнул он, еле сдерживаясь, чтобы не ударить ее, и ринулся в глубину парка. Он больше не звал Сторм, уверенный, что она не отзовется.

– Я и понятия не имел, что вам так хочется покататься со мной. – Диего сверкнул белозубой улыбкой.

Она натянуто улыбнулась в ответ. Догадывается ли он, что не все ладно? Мог ли он чувствовать, что ее сердце готово разорваться? Что в любой момент она может утратить с трудом обретенное самообладание и впасть в истерику? «О Бретт, как ты мог?»

Ускользнув от него, она случайно наткнулась на Диего и уговорила его поехать кататься сейчас же и ни минутой позже. Она была в таком шоке и отчаянии, кровь так сильно стучала в висках, что она даже не подумала, как расценит это Диего. Она ничего не помнила. Ни как они шли к конюшне, ни как ждали, пока оседлают лошадей, ни как она села на лошадь. Ничего. Теперь гасиенда уже исчезла из виду. Вес ее мысли были только о Бретте, обнимающем эту красотку. «Как ты мог, Бретт?» Она снова и снова издавала этот молчаливый вопль.

– Скажите мне, в чем дело, – сдержанно спросил Диего. Сторм попыталась улыбнуться, но безуспешно.

– Давайте галопом, – только и сказала она, и через мгновение Демон уже несся вперед, и Сторм низко склонилась над его шеей.

Вцепившись в него, как обезьяна, она позволила ему лететь во весь опор. Она скакала наугад, ничего не видя из-за застилавших глаза слез. Грива хлестала ее по щекам. Как Бретт мог? После сегодняшнего утра и прошлой ночи, и после вчера и той ночи, после того, как его руки и губы касались ее с таким страстным обожанием, словно он нуждался в ней, хотел ее, любил ее. Словно она была для него единственной женщиной на свете. Словно… словно… Из груди ее вырвались рыдания.

Она не заметила, как остановилась, потому что вороной в конце концов замедлил бег и Диего догнал ее, схватил поводья и остановил обеих лошадей. Она не заметила ничего. Потом она почувствовала его руки, заключившие ее в объятия.

– Скажите мне, Cara, – сказал он, прижимая ее к себе. – Скажите, почему вы плачете?

Она истерично рыдала, уткнувшись лицом в его шею, потому что он был всего на дюйм выше ее; и она вцепилась в его куртку, а он гладил ее по спине и волосам. Ее стетсон съехал ей на спину и висел на подбородочном ремешке. Наконец она начала приходить в себя и поняла, что предается отчаянию в объятиях почти незнакомого человека, – все же после предательства Бретта ее собственное казалось несущественным.

Диего обхватил ее лицо ладонями и повернул так, что ей пришлось посмотреть на него.

– Вы можете так плакать только из-за мужчины, – негромко сказал он. – Из-за Бретта? Она кивнула.

– И только если тут замешана другая женщина. С несчастным видом она снова кивнула.

– Так уж устроен свет, Cara. У мужчин есть жены и есть любовницы. Это в порядке вещей.

– Я ненавижу такой порядок! – воскликнула она, не в силах смотреть на него, не желая, чтобы он был свидетелем ее страданий и унижения. – Я его ненавижу!

– Думаю, вы его любите, – пробормотал он. – Думаю, ему очень-очень повезло.

– Я его ненавижу! – снова выкрикнула она.

Он обнял ее, покачивая в своих объятиях. Теплота его тела успокаивала. Наконец у нее больше не осталось слез. Хлюпая носом, она отстранилась, и он отпустил ее, не сводя с нее глаз.

– Может, это и к лучшему, что вы узнали теперь, Cara, а не потом, когда полюбили бы его еще больше.

– Я и раньше знала, – сказала она, принимая протянутый платок и вытирая лицо. – У него есть любовница в Сан-Франциско. Красивая, такая же красивая, как София.

– Так, значит, это была моя сестра, – прищурившись, проговорил Диего, но его взгляд оставался непроницаемым. – Это ничего не меняет, во всяком случае для вас. Вы все еще его жена. Когда вы вернетесь домой, София останется здесь, и все будет забыто.

– Я-то не забуду, – свирепо заявила Сторм. – Я разведусь с этим сукиным сыном. – Ее глаза угрожающе заблестели.

– В гневе вы просто великолепны, – выдохнул Диего.

– Простите, Диего, – внезапно сказала Сторм. – Что вы можете подумать?

– Что вы невероятно красивы, – вполголоса сказал он. Внезапно Сторм заметила жаркий свет в его глазах. Не зная, что ответить, она промолчала.

– Позвольте мне утешить вас, Cara, – нежно сказал Диего, дотрагиваясь до ее лица. – Позвольте прогнать прочь все мысли о нем. Я могу это сделать.

Она замерла. Все ее существо взывало о мщении. Да, подсказывал разум. Пусть Диего целует тебя, обнимает, даже любит, – а потом расскажи все этому ублюдку! Швырни ему в лицо! Внезапно к желанию отомстить, причинить Бретту страдания добавилось злорадство. Диего шагнул ближе и обнял ее, считая ее молчание знаком согласия. С бьющимся сердцем Сторм глядела на него, не отводя взгляда.

С негромким стоном он опустил лицо к ее лицу.

Как только его губы коснулись ее губ и усы защекотали кожу, она почувствовала внезапное отвращение.

– Нет, – воскликнула она, вырываясь. – Нет, прошу вас, оставайтесь просто моим другом.

Он уставился на нее, словно раздумывая, как поступить. Она робко, нерешительно коснулась его плеча:

– Пожалуйста, Диего, мне необходим друг. Его напряженность исчезла.

– Пока я готов быть вашим другом, но я хочу стать вашим любовником, Cara. Он никогда не узнает. Она покачала головой:

– Я не могу.

– Потому что любите его? – настаивал он.

– Да.

Она повернулась к Демону и вскочила в седло. Она не заметила, как лицо Диего исказила злобная гримаса, а когда она с лошади улыбнулась ему, он уже улыбался в ответ. Словно ничего не случилось.

– Где ты была? – спросил Бретт.

Не обращая на него внимания, она спокойно сняла стетсон и положила на стул, потом принялась расстегивать жакет-болеро.

– Черт побери, Сторм, почему ты убежала? – с напряженным от беспокойства лицом спросил Бретт, подходя ближе.

– Не подходи, – сказала она, предостерегающе опалив его гневным взглядом.

– Это было не совсем то, что ты думаешь, – оправдывался он, прижимая руки к бокам. – Как ты могла только подумать, что София и я…

– Я все отлично видела, – воскликнула она дрогнувшим голосом. – Не смей подходить ко мне – просто держись от меня подальше, черт побери.

– Ничего ты не видела, – настаивал Бретт, хватая ее за плечи. – Не вырывайся, я хочу, чтобы ты меня выслушала.

– Я ненавижу тебя, – дрожащим голосом проговорила она; на ее глазах заблестели слезы. – Ненавижу, и все.

– Ты не можешь так говорить, я знаю, что ты этого не думаешь. – Теперь он по-настоящему испугался. – Выслушай меня, Сторм!

– Как ты мог!

– Да я ничего не сделал! Совсем ничего! Она вцепилась в меня, а я пытался вырваться. Она сама прижалась ко мне, мы вовсе не обнимались, черт побери.

Сторм горько рассмеялась:

– Не думай, что я уж совсем дура!

– Почему ты мне не веришь? После этих последних дней, как ты могла подумать, что я в состоянии хотя бы взглянуть на другую женщину?

– Я обманывала себя, – честно призналась она. – Я действительно считала, что это нечто особенное.

– Так и есть, черт побери!

Она повернулась к нему спиной, снимая жакет, и ее плечи затряслись. Ей было плохо – из-за него, но ведь ничего не было! Сердце его разрывалось от ее боли. Он обхватил ее сзади:

– Пожалуйста, поверь мне. Сторм, милая, это не были объятия или что другое. Не то чтобы Софии не хотелось чего-то другого – хотя одному Богу известно почему, ведь она отлично знает, что я ее терпеть не могу. Прошу тебя, Сторм, поверь мне.

Она извернулась в его объятиях, чтобы видеть его лицо, Бретту стало больно, когда он заметил слезы на ее щеках. Он вовсе не хотел обижать ее.

– Поверить тебе? – спросила она. – Мужчине, который в нашу брачную ночь ушел к любовнице и унизил меня?

– Это несправедливо, – скованно произнес он, – и тебе это известно.

– А как насчет того случая, когда ты вернулся из Сакраменто? Ты пошел прямо к ней! Леанна Сен-Клер поспешила сообщить мне, что мой муж посетил свою любовницу прежде, чем вернулся ко мне. И потом у тебя хватило наглости… нахальства… Свинья! – Она ударила его в грудь.

– Послушай же, – проревел он, хватая ее за запястья и прижимая к себе. – Черт побери, почему ты всегда думаешь самое плохое? Я действительно поехал к Одри в тот день – всего на пятнадцать минут – положить конец нашим отношениям. С этим покончено. Я хотел, чтобы наш брак начался как полагается, черт побери.

– Правда? – пискнула она голосом, полным надежды. Он успокоился и посмотрел на нее:

– Да, правда. Как я мог хотеть ее или любую другую женщину, когда у меня есть ты?

Сторм прикусила губу:

– Хотелось бы мне в это верить.

– Тогда поверь мне, – приказал он, обнимая ее. – Пожалуйста, верь мне. Я не лжец, Сторм. Захоти я другую женщину и узнай ты об этом, я бы не стал отпираться. Я был бы не первым мужчиной, имеющим жену и любовницу. Но я не хочу никакой другой женщины.

Лицо ее сморщилось, иона уткнулась ему в грудь. Ей так отчаянно хотелось верить, и она поверила. Она сама не умела лгать, и ей было трудно поверить, что другой человек мог сознательно обманывать. Она прислонилась к нему:

– О, Бретт!

Он зарылся лицом в ее волосы.

– О, chere, – вздохнул он. Он так безумно испугался и теперь чувствовал огромное облегчение.