Текст книги "Обольщение"

Тюремщик жестом приказал Джулианне выйти, и она обернулась, чтобы взглянуть на Несбитта, Адамса и других троих мужчин в соседней камере. Они дружно воззрились на нее. Джулианна уже сказала, что в случае своего освобождения она поможет и им выбраться из тюрьмы, в то время как Несбитт постарался убедить ее предать огласке свирепый деспотизм правительства Питта. Джулианна пообещала, что сделает это.

– Джулианна, – окликнул ее Доминик тихим голосом. И все же это был приказ.

Джулианна слабо улыбнулась своим друзьям и повернулась, направившись вперед. Стоило ей сделать шаг, как камера резко опрокинулась. Перед глазами замелькали прутья решетки.

Ее спаситель вскрикнул.

Джулианна заметила ужас, отразившийся на лице бросившегося к ней Доминика, – и это было последнее, что она успела запомнить.

Джулианна почувствовала легкое прикосновение к своим закрытым векам – и твердую, знакомую стену мускулов позади своей спины, а еще в равной степени знакомую мужскую руку, обвивавшую ее за плечи.

– Шарль… – прошептала Джулианна сквозь застилавшую все вокруг пелену.

– Ты упала в обморок. Лежи тихо.

Она открыла глаза и взглянула на нежно любимое лицо Шарля. Но вовсе не Шарль держал ее в объятиях сейчас, когда она лежала в задней части кареты с красными бархатными сиденьями. Это был Доминик Педжет.

Память мгновенно вернулась к ней.

– Доминик…

– Да.

– Ты приехал! – с облегчением выдохнула Джулианна. Она не сидела в Тауэре. Она была с Педжетом – она была в полной безопасности.

– Конечно, я приехал. – Его лицо было бесстрастным, тон оставался в высшей степени сдержанным.

Собравшись с последними силами, Джулианна уселась, и Доминик отпустил ее. Мысли так и метались в ее измотанном переживаниями сознании. Педжет оказался человеком слова; ужас последних нескольких дней закончился.

– Я так боялась, что ты не придешь!

Взгляд его зеленых глаз встретился с ее взором.

– Я ведь сказал тебе, что стоит только известить меня, если тебе когда-либо потребуется моя помощь, Джулианна. И я был абсолютно честен, когда говорил о том, что многим тебе обязан. – Линия его рта стала чуть тверже. – Вероятно, теперь мы квиты.

Доминик казался начисто лишенным эмоций. Неужели она действительно видела гнев в его глазах несколько минут назад?

– Я боялась, что ты покинул Лондон.

– Я остался в городе, как ты видишь. – Его взгляд медленно скользил по ее лицу.

Сердце Джулианны замерло от волнения. Она по-прежнему полулежала на скамье, в состоянии, близком к обмороку, смутно ощущая, что их тела соприкасаются. У Джулианны не было ни малейшего желания отодвигаться от Доминика сейчас, хотя она знала, что их должно разделять хоть небольшое расстояние. Его взгляд по-прежнему бродил по ее лицу – медленно, испытующе.

Доминик спас ее из Тауэра.

Надо же, а Джулианна и не ожидала когда-либо увидеть его снова!

– Ты странно на меня смотришь, – с трудом произнесла она и добавила, пронзительно выдохнув: – Сейчас ты выглядишь не слишком-то по-республикански.

Доминик тут же отвел взгляд.

Интересно, чувствовал ли он себя виноватым за тот, оставшийся в прошлом обман, спросила себя Джулианна.

– Где мы?

Карета двигалась с умеренной скоростью, но занавески были частично задернуты, и выглянуть из окна Джулианна не могла.

– В моей карете. Комендант хотел, чтобы я отнес тебя в его кабинет, но я отказался. Мне хотелось вызволить тебя оттуда и отвезти к своему врачу как можно быстрее. Ты больна?

– Я просто слаба. Не ела несколько дней, – добавила Джулианна, пытаясь объяснить свой обморок. Теперь она наконец-то смогла разглядеть, в какой потрясающе роскошной карете они ехали. Салон украшали позолоченные подсвечники, с темно-красных штор свисали золотистые кисточки. Сиденья были обиты бархатом, скамейки блестели лакированным деревом. Потом Джулианна перевела взгляд на хозяина кареты, оглядев надетый на нем шелковый жилет, кружевные манжеты, выбивавшиеся из-под рукавов бархатного сюртука, два кольца на пальцах. Одно кольцо представляло собой перстень с сапфиром, другое украшал крупный рубин. Джулианна подняла взгляд, встретившись с твердым, непоколебимым взором его зеленых глаз.

– Спасибо, Педжет.

– Пожалуйста. – Он коснулся подбородка Джулианны, и она вздрогнула от боли. – У тебя вся скула в синяках.

Джулианна колебалась, не зная, стоит ли откровенничать с Педжетом. Интересно, как много он знал?

– Я попала в самую гущу ужасной драки. Кто-то ударил меня по лицу.

Доминик нахмурился, его взгляд стал еще мрачнее. А Джулианна гадала, сможет ли когда-нибудь забыть весь ужас этой переделки – и еще больший ужас заключения в Тауэре. Сейчас Джулианне хотелось, чтобы ее обняли и успокоили, но она понимала, что должна бороться с подобными желаниями. Ей не стоило забывать, почему она и ее сторонники оказались в этом страшном, отвратительном месте.

Но что означал этот странный взгляд Педжета?

Она, судя по всему, являла собой то еще зрелище: вся в синяках, в грязной, перепачканной кровью одежде. Джулианна решила сжечь это платье. Жаль только, нельзя было избавиться подобным образом и от мучительных воспоминаний.

– Кажется, ты вот-вот снова упадешь в обморок? Ты очень бледна.

Она взглянула на Доминика, спрашивая себя, действительно ли в его пристальном взгляде отражалось искреннее беспокойство.

– Я еще не совсем пришла в себя, – не раздумывая, ответила она. – Мне никогда еще не было так страшно.

Что-то вспыхнуло в глазах Доминика, и он притянул ее ближе, так что ее подбородок прижался к его широкой груди. Джулианна закрыла глаза, борясь с внезапно нахлынувшей волной слез. Доминик положил свой подбородок на макушку Джулианны. И, словно чутко улавливая ее страдания, сказал:

– Тебе больше не стоит бояться.

Слезы все-таки хлынули из глаз Джулианны, медленно сбегая струйками по ее лицу. Доминик обнял ее еще крепче, и она уткнулась лицом в его грудь. Сколько же Джулианне пришлось пережить за последние дни! Ее ударили в челюсть и швырнули на пол. Ее вытащили из кровати и бросили в камеру Тауэра. Никогда еще она не была так испугана – и никогда в полной мере не осознавала того, каково это быть бессильной, бесправной, беззащитной…

– Ты хотя бы понимаешь, какая ты храбрая?

– Никакая я не храбрая.

– Позволю себе с тобой не согласиться. – К изумлению Джулианны, его взгляд скользнул по ее губам.

Даже при том, что Педжет поспешил отвести глаза и отодвинулся от нее, Джулианна знала, что означал этот взгляд. Шарль смотрел на нее вот так сотни раз, когда собирался поцеловать.

Она замерла в напряжении. Сердце громко колотилось, словно повинуясь исключительно своей собственной воле.

Неужели он хотел поцеловать ее?..

– Я хочу знать, что произошло.

Джулианна колебалась, изучающе глядя на Доминика.

Он был так угрюм, что, без сомнения, на что-то сердился. Джулианна надеялась, что причиной его злости было ее заключение в тюрьму и дурное обращение с ней в стенах Тауэра, а не то, что он узнал о съезде радикалов и не одобрял ее участие в подобном мероприятии.

– Я приехала в Лондон, чтобы присутствовать на двухдневном собрании радикалов. Я не могла позволить себе поездку на съезд Томаса Харди в Эдинбург, так что Томас предложил мне отправиться в Лондон. Разумеется, ни Амелия, ни Лукас не знают, по какой причине я приехала в город. Они думают, что я отправилась в Лондон, чтобы… – Джулианна прервалась, не зная, стоит ли быть сейчас до конца честной. – Они думают, я отправилась в Лондон, чтобы поднять себе настроение.

– После моего обмана? – уточнил Педжет.

– Да, – мрачно подтвердила она, – после твоего обмана.

Он пристально взглянул на нее:

– Что же случилось, Джулианна? Что именно произошло?

– Люди Ривза ворвались в помещение, где проходил съезд, и напали на нас. Завязалась жестокая драка. Я попала в самую гущу потасовки. Поэтому-то на моей челюсти и красуются синяки.

Его лицо превратилось в твердую маску.

– Ты когда-нибудь слышал о Робе Лотоне? Он был их главарем, его люди принесли с собой дубинки. Он потворствовал физической расправе, закрывая глаза на эту жестокость! – вскричала Джулианна. – Меня сбили с ног и чуть не затоптали до смерти!

Доминик снова притянул ее к себе, изумив до глубины души.

– Я знаю Лотона. Он фанатично настроен против республиканцев, Джулианна.

Она резко отшатнулась от него.

– Этот человек – подлая, мерзкая скотина, использующая насилие и устрашение ради достижения своих реакционных целей! – Джулианна вспомнила, как Лотон поднял ее на ноги и вышвырнул из комнаты, в которой проходил съезд. Она поспешила отогнать от себя страшные картины. – Это людей Ривза стоило бы посадить в тюрьму, а не меня!

– Я не собираюсь потворствовать самосуду, Джулианна, точно так же, как не поддерживаю использование насилия ради достижения каких-либо целей. Но мы в состоянии войны, и ты поддерживаешь врага. На этом съезде звучали бунтарские речи?

Она напряглась всем телом.

– Ты не можешь разъезжать по Лондону, Корнуоллу или любой другой части Великобритании, открыто поддерживая поражение английской армии и триумф Французской республики.

Джулианна уже успела прийти к такому выводу самостоятельно, но сейчас очень не хотела признавать это.

– Я – гражданка Великобритании, со всеми правами. Лотон забрал список делегатов съезда, я это видела. А потом какой-то британский офицер вытащил меня ночью из моей собственной постели.

– Мне очень жаль, – мрачно изрек Доминик. Его глаза были суровыми – почти безжалостными.

– Ты злишься?

– Сильно злюсь.

– На меня?

– На тебя, на Лотона, на того офицера, который арестовал тебя, – бросил Доминик и порывисто обнял ее, крепко прижав к своей груди.

Сердце Джулианны заколотилось – по-новому, стремительно, резко. Что он делал? Она должна была протестовать. Так почему же молчала?..

Доминик поцеловал ее в висок.

Это был мимолетный, легкий как перышко поцелуй. И все-таки волна желания накрыла Джулианну с головой. Все мысли вдруг разом исчезли. Ее влечение к Доминику не пропало – нисколько.

Он коснулся губами ее уха, и Джулианна затрепетала, вдруг ощутив такую пустоту внутри, такую слабость…

Она втянула воздух ртом, дрожа всем телом, томясь в страстном огне. Если бы она только могла мыслить ясно! Она не должна была лежать в объятиях Доминика. Но он смог бы защитить ее ото всех бед. В этот самый момент Джулианна чувствовала, что ей отчаянно требовалась защита.

А потом Доминик поймал Джулианну за подбородок, поднял ее лицо, глядя на нее сверкающими глазами, – и снова посмотрел на ее губы.

Новая волна желания, еще сильнее прежней, захлестнула Джулианну.

– Поцелуй меня, Педжет, – неожиданно для самой себя зашептала она.

И прежде чем Джулианна успела закончить предложение, он впился в ее губы настойчиво и решительно. Все пути к отступлению были отрезаны, но ее это нисколько не волновало. Джулианна вскрикнула, нетерпеливо, с жадностью отдаваясь его ласкам. Его язык неистово прорывался все глубже. Ее ладони скользнули под сюртук Доминика, потом под его жилет, желая ощутить его обнаженную кожу. Оторвавшись от губ Джулианны, Педжет принялся осыпать поцелуями ее шею, скользя ртом по голой коже ее ключицы и груди выше лифа платья. Джулианна застонала, потянувшись к бриджам Доминика, и мгновенно ощутила внушительных размеров, твердую как камень выпуклость.

– Пообещай мне, Джулианна, что никогда не будешь снова искушать судьбу.

– Я хочу тебя, – прошептала она, едва ли слыша Доминика. – Боже, помоги мне, но как же я тебя хочу!

– Что ж, хорошо. – Он откинул Джулианну на мягкую плюшевую подушку. Их рты снова слились в неистовом поцелуе. И стоило их губам соединиться, а языкам – коснуться друг друга, как шокирующее желание быть с этим мужчиной промчалось по всему телу Джулианны, вверх и вниз, заставив ноги ослабеть. В этот момент карета остановилась. Но Джулианне было все равно. Доминик поцеловал ее снова, глубоко и пылко, и она ответила на его поцелуй со всей отчаянной горячностью своей страсти. Наконец Доминик оторвался от ее губ. Он поднял голову, тяжело дыша, и посмотрел на лежавшую на скамье Джулианну.

Она подняла взгляд, ошеломленная тем, что бушевавшая между ними страсть не угасла за время разлуки. Скорее наоборот, только усилилась.

– Мы закончим позже.

И Джулианна осознала, что не хочет ничего иного, кроме как снова оказаться в его постели. Но теперь благоразумие стремительно возвращалось к Джулианне. Она не могла возобновить их роман. Это было невозможно.

Педжет сел прямо, подавая ей руку.

Поколебавшись, Джулианна тоже уселась, не протянув ему руки. Метнув в нее смутным, не поддающимся объяснению взглядом, Педжет дернул вниз жилет и сюртук. Стоило ему поправить одежду, как дверца кареты отворилась.

Джулианна посмотрела в сторону дверцы. Там стоял лакей в васильково-золотистой ливрее и треуголке. Потом она скользнула взглядом мимо лакея, заметив фонтан в центре посыпанной ракушечником дороги, – и испытала настоящий шок. За изумительной красоты фонтаном виднелся древний особняк с тремя башнями, родовые стены которого увивали изумительные красные розы.

– Добро пожаловать в мой дом, Джулианна.

Глава 11

Доминик помог ей выбраться из кареты, и Джулианна в нерешительности остановилась, во все глаза глядя на впечатляющий фасад его дома. Особняк был очень старым, блестяще ухоженным и в крайней степени ошеломляющим. Конечно, Джулианна знала, что Педжет был аристократом, владеющим землями, титулом и определенным богатством. Но такой роскоши она не ожидала.

Отойдя от кареты, Доминик взял Джулианну за локоть.

– Все в порядке? – тихо спросил он.

Вздрогнув, Джулианна подняла на него взгляд:

– Я не знаю.

Оправиться от потрясения было непросто. Она влюбилась в простого француза, который верил в социальную справедливость точно так же, как и она сама. Но в Педжете не было ничего простого, и они находились по разные стороны баррикад.

– Моя семья веками владела этим домом, Джулианна.

Разумеется, так и было. Педжет унаследовал свой дом, свой титул, свое богатство. Он был воплощением той самой социальной несправедливости, против которой так рьяно боролась Джулианна. И все же она не хотела бороться с ним, к тому же едва ли была настолько лицемерной, чтобы выступать против унаследованного богатства. В конце концов, Лукас тоже унаследовал имение Грейстоун.

Джулианна задрожала всем телом. Без богатства и власти Педжета она все еще сидела бы в Тауэре.

– Ты замерзла, – заботливо сказал Доминик, и на его лице появилось выражение озабоченности.

– Со мной все хорошо, – солгала Джулианна. Бедняжка явно была нездорова: стоял теплый августовский день, и все же она замерзла настолько, чтобы задрожать.

Обняв Джулианну рукой за плечи, Доминик провел ее по сверкающей белой дорожке и вверх по широким каменным ступеням лестницы. Джулианна чувствовала, что кучер и два лакея внимательно наблюдают за ними – так, словно знают об их романе.

Облаченные в ливреи швейцары уже распахнули перед ними высокие широкие двери из черного дерева и теперь учтиво склонились в поклоне. Сердце Джулианны подпрыгнуло в груди. Слишком много различий оставалось между ней и Педжетом – лучшая причина, чтобы по-прежнему быть настроенной против него.

Шагнув на верхнюю ступеньку лестницы, она споткнулась. Словно уловив смятение и переживания Джулианны, Доминик крепче сжал рукой ее плечи.

– Ты больна.

– Мне не стоит находиться здесь.

– Вздор. Я пошлю за врачом, Джулианна.

Она не смогла ничего ответить, поскольку Доминик заставил ее переступить порог и провел в просторный холл.

Оценив размеры округлого зала, высоту потолков, красоту полов и обстановки, Джулианна услышала, как Педжет тихо разговаривает со слугой, моментально появившимся перед ними. Она гадала, может ли позволить себе рухнуть на ближайшее кресло. Ее ослабевшие колени так и подкашивались.

– Джулианна, – окликнул Доминик, прерывая ее размышления, – это Жерар. Если ты что-то пожелаешь, тебе стоит только сказать ему, – он все для тебя сделает.

– Надеюсь, ты шутишь, – отозвалась Джулианна, вдруг осознавая, что Педжет по-прежнему обвивает ее рукой за плечи.

– Ты перенесла ужасное, тяжелейшее испытание. Ты – здесь, чтобы прийти в себя и отдохнуть. Я говорю серьезно, – категоричным, не допускающим возражений тоном бросил он. – Жерар, позови мавританского врача, Аль Такура.

– А что, если я попрошу жемчуга и бриллианты? – К глазам вдруг подступили слезы. И что заставило Джулианну сказать такое? Она не была любовницей, чтобы ее осыпали подобными подарками.

Его лицо стало каменным.

– Ты никогда не попросила бы этого.

Джулианна снова с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться, но уже не от ужаса перенесенного недавно сурового испытания. Ее разбитое сердце снова кровоточило так, будто рана не затянулась, а только разбередилась еще больше. Так или иначе, но сейчас Джулианна качала головой, пытаясь дать Педжету понять, что вся эта ситуация была невыносимой и решительно невозможной.

В этот момент до нее донеслись мягкие, явно женские шаги; высокие каблуки застучали по мраморным полам.

Напрягшись всем телом, Джулианна обернулась. Женщина потрясающей красоты появилась с противоположного конца холла. Увидев их, леди остановилась, и на ее лице застыло ошеломленное выражение.

– Моя мать, леди Катрин Педжет, вдовствующая графиня, – тихо сказал Доминик.

Джулианна вдруг поймала себя на том, что он по-прежнему крепко обнимает ее и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о характере их отношений. Джулианне захотелось вывернуться, освободиться от руки Педжета, но она не могла так явно сделать это теперь, когда леди Катрин направлялась к ним.

Вдовствующая графиня была самой элегантной женщиной, которую когда-либо видела Джулианна. Никогда еще ей не доводилось видеть такого количества драгоценностей, такой роскошной прически, такого великолепного белого парика. На Кавендиш-сквер мимо Джулианны проходили леди, заставлявшие ее чувствовать себя неотесанной и жалкой нищенкой, но даже они не могли сравниться с этой блистательной, явно баснословно богатой женщиной. Взгляд ее глаз – точно такого же зеленого оттенка, как и глаза Доминика, – ни на миг не отрывался от сына и его гостьи. Когда леди Катрин остановилась перед ними, ее лицо было твердым и строгим, и Джулианна поняла, что казалось самым потрясающим в этой женщине – окутывавший ее ореол абсолютной уверенности в себе и власти. Можно было не сомневаться: от внимания этой леди не укроется ничто.

– Значит, это та самая радикалка, которую ты вызволил из Тауэра, – сказала она.

– Мама, – предостерегающим тоном произнес Доминик. – Джулианна Грейстоун спасла мне жизнь. Долгие недели она ухаживала за мной в Корнуолле, помогая выздороветь после ранения, справляясь сама, без единого слуги, который помогал бы ей.

Катрин взглянула на Джулианну. Улыбка леди Педжет была холодной, сдержанной, и глаза не просияли искренним теплом.

– В таком случае я многим обязана вам, мисс Грейстоун. Добро пожаловать в мой дом.

Джулианна изо всех сил боролась с волнением, пытаясь найти в душе хоть каплю самообладания. Доминик говорил ей то же самое, но в его словах чувствовалась теплота и благодарность. Леди Катрин явно не верила ни слову из того, что сказала. Джулианна уже не сомневалась в том, что эта женщина возненавидела ее с первого взгляда.

– Благодарю вас.

Леди Катрин бросила на Джулианну снисходительный взгляд, словно имела дело с неотесанной деревенщиной, только что сморозившей глупость.

Джулианне решительно не хотелось представать перед этой леди именно теперь, когда оказалась в самом худшем положении, причем во всех возможных смыслах. Сейчас она чувствовала себя слишком слабой, а еще слишком замерзшей и утомленной. Холл вдруг резко накренился, яркие картины замелькали перед мысленным взором так быстро, что она едва могла разобрать их. Страшные люди, вытянувшие ее из своей собственной постели; стражники, с вожделением смотревшие на нее и недвусмысленно намекавшие на ее благосклонность в ответ на услугу; она сама, отчаянно цеплявшаяся за прутья решетки и умолявшая позвать коменданта…

– Ты вот-вот снова потеряешь сознание! – воскликнул Доминик, поспешив поднять Джулианну на руки.

Она вцепилась в его плечи, чтобы не потерять равновесие, не в силах справиться с ужасным головокружением, но все-таки не настолько изнуренная, чтобы не заметить твердого, неодобрительного выражения лица матери Доминика.

– Я могу стоять на ногах. Я должна уйти. Мне не следует оставаться здесь, – задыхаясь, с трудом произнесла Джулианна.

– Я не позволю тебе никуда идти, – решительно бросил Доминик, зашагав с ней к выходу из холла. Обернувшись, он приказал слуге: – Пришли мне горничную с халатом, подносом с обедом и бутылкой бренди.

Джулианна закрыла глаза, успев заметить изумление на лицах слуг. Она прижалась щекой к груди Доминика.

– Все знают о нас.

– Никто ничего не знает. Ты очень больна, а я очень встревожен. Когда-то ты заботилась обо мне. Теперь я позабочусь о тебе. – И он зашагал вверх по лестнице.

Головокружение никак не желало покидать Джулианну, и все же она открыла глаза, бросив взгляд на винтовую лестницу, покрытую красной ковровой дорожкой. Дрожа, Джулианна смотрела вниз, пока Доминик нес ее, и рассматривала гостиные: двери в комнаты были распахнуты, являя ее взору великолепную обстановку. В каждой из гостиных стояло по фортепиано. Джулианна не подходила к инструменту долгие годы.

Доминик ступил на второй лестничный марш.

– Что-то не так?

– Мы продали наше фортепиано, когда мне было тринадцать. Я плакала целыми днями.

«Я что, в бреду? – спросила себя Джулианна. – Зачем я говорю ему это?»

Доминик толкнул выкрашенную белой краской дверь и вошел в прекрасную розово-белую спальню. Пока он укладывал ее посреди роскошной, на четырех столбиках и с балдахином, кровати, Джулианна огляделась, заметив диван, обитый шелком в тонкую полоску, красные в цветочек кресла, обюссонский ковер, мраморную каминную доску над очагом. Доминик уселся рядом с Джулианной, смахнув волосы с ее лица, и она, вздрогнув, посмотрела на него.

Лицо Доминика светилось нежной улыбкой, но он серьезно сказал:

– У тебя жар, Джулианна.

Ее колотил озноб. Она вдруг осознала, что Доминик снимает с нее туфли.

– Что ты делаешь?

– Я хочу укутать тебя одеялами, – ответил он, – но только не в этом платье.

Сбросив обе туфли на пол, Доминик принялся снимать с нее грязные и разорванные чулки.

Джулианна хотела протестовать. Но у нее не было на это сил. Она рухнула на дюжину раскиданных по постели подушек, абсолютно измученная, и поняла, что ее чулки тоже полетели на пол. А потом Джулианна осознала, что они с Домиником в спальне не одни. В комнате стояла горничная с изумленно округлившимися глазами, была здесь и леди Педжет, холодно наблюдавшая за ними.

– Полагаю, Нэнси может раздеть ее, Доминик, – веско изрекла вдовствующая графиня.

«Он губит мою репутацию», – подумала Джулианна. А потом, ощущая себя странно, словно опьянев, осознала: у нее не осталось никакой репутации, которую можно было бы погубить.

– Помоги мне с этим платьем, – приказал Доминик.

Джулианна уселась на кровати, и горничная с Домиником принялись стаскивать с нее перепачканное кровью платье. Лицо леди Педжет стянула маска гнева, графиня повернулась и покинула комнату. Когда с Джулианны сняли и корсет, она взглянула на Доминика, дрожа и пытаясь удержать глаза открытыми.

– Я ей не нравлюсь.

– Нет, это не так, – спокойно отозвался он, поочередно передавая предметы нижнего белья горничной. Потом помог Джулианне снять простую батистовую нижнюю юбку, которую та носила под платьем.

– Можно оставить мне сорочку, – с трудом произнесла Джулианна.

Его пристальный взгляд встретился с ее взором.

– Это нужно постирать.

Но без сорочки Джулианна оказалась бы совершенно голой!

Педжет поднялся и жестом приказал горничной:

– Сними это.

Джулианна вздрогнула, почувствовав облегчение, когда Нэнси избавила ее от последнего грязного предмета одежды. Доминик отвернулся, пока горничная помогла ей накинуть красивый шелковый восточный халат с поясом.

Джулианна совсем ослабела и, уже не в силах сидеть, чуть не рухнула на кровать – Доминик вовремя подхватил ее и бережно уложил на подушки.

– Думаю, я больна… – начала объяснять она.

– Джулианна, лежи тихо!

И она сдалась. Темнота поглотила Джулианну, и она с наслаждением провалилась в нее.

– Ты ее любишь?

Джулианна задрожала, охваченная лихорадочным огнем. Она попыталась вспомнить женщину, спросившую это, нисколько не сомневаясь, что знает ее. Шарль спокойно ответил:

– Это в высшей степени неуместный вопрос.

– Я никогда прежде не видела, чтобы ты беспокоился так о ком-нибудь – даже о Надин!

Джулианна сбросила слои укрывавших ее одеял. «Надин была его невестой, – смутно мелькнуло в ее голове, – но Надин умерла».

– Она спасла мне жизнь. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти ее жизнь.

– Врач сказал, что она молода и здорова – и явно не при смерти. У нее жар, только и всего.

– Ты не видела то ужасное место. Эта тюрьма кишит паразитами.

– Она – сторонница якобинцев, Доминик. Она – враг. Ты не можешь доверять ей!

– Я обязан ей всем в своей жизни. Тихо, она приходит в себя.

– Ты влюбился!

– Джулианна? Все в порядке. Ты со мной, Домиником. Ты находишься в моем доме. Ты больна.

Джулианна с усилием подняла на него взгляд. Доминик? Нет, это был Шарль, горячо любимый ею герой революции. Она улыбнулась ему, потянувшись к его лицу.

Зеленые глаза Шарля удивленно распахнулись. Джулианна притянула его ближе и попыталась поцеловать.

– Я люблю тебя, – сказала она, а потом ей вдруг пришло в голову, что Шарль не существовал на самом деле, что все это оказалось ложью и ее героем был Доминик. Он спас ее, вызволив из Тауэра…

Его рот легонько скользнул по ее губам. А потом Доминик тихо сказал:

– У тебя жар. Ты бредишь.

«Я люблю его», – подумала Джулианна. И внезапно поняла, что произнесла это вслух.

Помрачнев, он пристально взглянул на нее:

– Кого?

Перед глазами все поплыло, сознание затуманилось.

Джулианна видела Шарля – нет, Доминика, в глазах которого горел вопрос. Доминик, Шарль…

Один кусок холодной ткани лег на лоб Джулианны, другой – на ее грудь. Нежно любимый герой погладил ее по волосам:

– Закрой глаза. Спи. Жар спадает.

– Я люблю Шарля… – вздохнула она.

Джулианна проснулась и мгновенно остолбенела, не узнавая роскошную спальню, в которой очутилась. Потрясенная, она уставилась на складки розового балдахина над своей головой. «Где я?» – смутно подумалось ей.

И тут память вернулась – с ошеломляющей ясностью и силой. Джулианна вспомнила: Доминик Педжет спас ее из Тауэра и привез к себе домой.

Она медленно села на кровати, ощутив удивительно приятное прикосновение шелка, заскользившего по обнаженному телу, – на ней был надет лишь красивый восточный халат в розово-золотистую полоску, – и увидела Доминика, небрежно развалившегося в маленьком глубоком кресле с красной обивкой, скрестив ноги, с пером в руке и подносом на коленях. Доминик что-то быстро писал на лежавшей перед ним пергаментной бумаге.

Сердце тяжело перевернулось в груди Джулианны. Если она правильно помнила, Доминик заботился о ней. Джулианна во все глаза смотрела на него, вне себя от изумления, вспоминая, как он нес ее в спальню, помогал раздеться и даже менял влажные компрессы.

«Ты ее любишь?» – вдруг всплыло в сознании.

Джулианне это приснилось или мать Доминика действительно спросила его об этом? Что он ей ответил? И неужели Джулианна сошла с ума, всерьез гадая, каким был этот ответ?..

Разумеется, он не любил ее.

И все-таки она задумчиво прикусила губу, трепеща всем телом.

– Ты выглядишь почти испуганной. Доброе утро.

Джулианна вздрогнула, услышав Доминика, в голосе которого звучала радость, и встретилась взглядом с его теплым взором. Доминик поднялся, и Джулианна увидела, что на нем надеты мужской халат и домашние туфли. Изысканный зеленый оттенок халата был под стать глазам Доминика.

Джулианна знала, что никогда не забудет момента, когда увидела его, вошедшего в тюремный коридор, и нахлынувшее чувство облегчения, которое принес тот долгожданный миг. Она отчаянно нуждалась в Доминике, и он пришел.

«Думаю, я люблю его, – обреченно подумала Джулианна. – И все же он остается для меня совершенным незнакомцем – я ничего не знаю о нем, за исключением того, что он – граф Бедфордский, британский шпион. И того, что он безжалостно обманул меня, когда я так заботилась о нем…»

Она знала, что не должна позволять себе любить его. Не должна разрешать себе доверять ему.

– Доброе утро, – прошептала Джулианна, заставив себя наконец-то оторвать взгляд от его лица. Она посмотрела в одно из окон. Яркий солнечный свет струился в комнату, и Джулианна решила, что, вероятно, было уже около полудня.

Доминик поставил поднос с блокнотом и пером на маленький изысканный столик из розового дерева, где уже красовался потрясающий букет. Доминик взглянул на Джулианну, и улыбка сбежала с его лица.

– Как ты себя чувствуешь?

Она помолчала, пытаясь понять.

– Слабой. Голодной. Но лучше.

Доминик подошел к ней.

– Ты сильно болела.

– И ты заботился обо мне. – Она пристально смотрела на Педжета, словно не веря в то, что это было наяву. Почему он так нянчился с ней? Возможно, просто желал отплатить добром за то, что она когда-то спасла ему жизнь? Или его забота означала нечто большее?

Он медлил с ответом, внимательно глядя на нее в ответ.

– Да, заботился. Я сильно волновался.

– У тебя наверняка десятки слуг, которые могли бы ухаживать за мной.

– На самом деле у меня не так много слуг. – Его улыбка сверкнула и тут же погасла. – И если честно, мне действительно немного помогли. Две горничные были достаточно любезны, чтобы помогать мне ухаживать за тобой. Ты металась в жару большую часть ночи.

Доминик неожиданно склонился над Джулианной и положил ладонь ей на лоб. Это прикосновение было ласковым, утешительным, но одновременно чуть не заставило ее сердце выпрыгнуть из груди.

Неужели прикосновения Доминика всегда будут волновать ее, будоражить ее страсть? Ведь он не был ее героем революции и войны. Их разделяло слишком много лжи.

Доминик пронзил Джулианну долгим, многозначительным взглядом, словно знал, что заставляет ее сердце учащенно биться, и опустил руку.

– Жар спал несколько часов назад, – сказал Доминик, и его лицо стало напряженным. – Надеюсь, горький урок усвоен.

Она даже не дрогнула в ответ.

– Да, надо любым возможным способом избегать нового попадания в тюрьму.

Его изящные брови удивленно поднялись.

– Полагаю, в ближайшее время нас ждет очень серьезный разговор.

– Почему? Что тебя беспокоит?

Он снова пронзил ее проницательным, долгим взглядом.