Текст книги "Обольщение"

Глава 12

Доминик обнимал спящую Джулианну, когда солнечный свет раннего утра вполз в его спальню. Доминик чувствовал себя так, словно с его плеч сняли непосильную ношу. Нельзя было отрицать, что он тосковал по Джулианне. В ее объятиях он спал крепким сном, без ночных кошмаров.

Она пошевелилась.

– Тсс, – прошептал Доминик. – Оставайся в постели. Тебе нужно отдохнуть.

Скрепя сердце он выпустил Джулианну из объятий и уселся. Уже не улыбаясь, он признал, что привязался к ней, сильно привязался. Прошедшие несколько недель он твердил себе, что произошедшее между ними не имело ровным счетом никакого значения. Но события последних дней изменили все.

Доминику стало плохо от страха, когда он узнал, что Джулианна попала в Тауэр. Его буквально поглотил ужас, стоило увидеть ее в этой камере с крысами. И он пришел в ярость, когда подумал о том, как Джулианну арестовали после нападения людей Ривза на этот злосчастный съезд, в котором ее угораздило участвовать.

Теперь, помрачнев, Доминик тихо выскользнул из кровати, потянулся к халату и накинул его на обнаженное тело. Он был тори, она – якобинкой. Они яростно отстаивали свои убеждения. Но теперь они были любовниками. Доминик определенно мог доверять ей.

Но какое все это имело значение? То, что произошло между ними, едва ли стало новым началом их отношений. Да и как это могло быть, если совсем скоро ему предстоит вернуться во Францию?

А еще не стоило забывать о Надин.

Совершенно очевидно, что между Надин и Домиником многое изменилось. Он больше не чувствовал эмоциональной связи со своей невестой; он не мог, как прежде, взглянуть ей в глаза и тонко уловить, о чем она думает. Надин призналась, что ощущает такое же отчуждение. И все же Доминик знал, что всегда будет защищать ее, восхищаться ею и заботиться о ней. Педжет планировал разорвать помолвку по причинам, связанным с политикой, но теперь под одной крышей с ним находилась его любовница, так что поговорить с невестой следовало как можно быстрее.

Надин всегда понимала его с полуслова. Они никогда не спорили. Доминик всегда хотел для нее только самого лучшего, точно так же, как и она всегда хотела самого лучшего для него. Надин дала понять, что тоже потеряла интерес к их союзу, но Доминику совершенно не доставляла удовольствие перспектива сообщать ей, что все кончено. Он просто не мог представить себе ни одной женщины, которая была бы обрадована тем фактом, что ее жених влюбился в другую.

Доминик надеялся, что однажды Надин увлечется другим мужчиной точно так же, как он сам увлекся Джулианной.

Доминик быстро пересек спальню, но остановился у входа в свою гостиную и оглянулся на Джулианну. Кровать была застелена темно-синими покрывалами, сверху спускался стеганый балдахин. Верхушка балдахина была золотистой, точно так же, как и шторы, простыни и подушки. Джулианна казалась такой маленькой и бледной сейчас, когда лежала одна в широкой массивной кровати Доминика. Его сердце на мгновение замерло, но тут же учащенно забилось, словно предчувствуя что-то дурное.

Ах, если бы он только мог полностью доверять Джулианне! Он так хотел поведать ей все ужасающие детали последних двух лет! Как бы ему хотелось снять с души эту тяжелую ношу… Но Доминик никогда не сделал бы ничего подобного.

Он отвернулся и направился в гостиную, где стоял его письменный стол.

Никому не разрешалось входить в покои Педжета, кроме его камердинера Жана. Горничные убирали эти комнаты только под присмотром Жана. Одевшись, Доминик вышел, оставив Джулианну одну в своей личной спальне.

Последние несколько лет научили Педжета подозрительности и осмотрительности. Он научился никому не доверять. Вот и теперь, подойдя к письменному столу, Доминик окинул его пристальным взором, хотя не в характере тайного агента было оставлять какие-либо изобличающие знаки. Послание, которое он дописал до середины, выглядело абсолютно невинно. Рядом лежали лишь пергаментная бумага, перо и чернильница. Письмо, которое Педжет получил вчера от Мишеля, хранилось под надежным замком.

Доминик подошел к своему огромному книжному шкафу и взял книгу с полки, расположенной на уровне глаз. Открыв книгу, он достал ключ из маленького кармана, прикрепленного к обложке, после чего поставил томик на место.

Вернувшись к столу, Доминик открыл ключом третий ящик справа и вытащил письмо. Он уже читал это послание и знал, что новости нельзя было считать хорошими. Комитет общественного спасения приказал генералу Каррье гарантировать «восстановление мира» в департаменте Вандея, что, разумеется, должно было произойти путем полного уничтожения этого региона. Мишелю отчаянно требовалось пополнение боеприпасов задолго до намеченной в октябре даты.

Доминик собирался написать Мишелю позже, чтобы сообщить текущий план действий и заверить друга, что он не оставляет попыток приблизить дату установленных графиком поставок боеприпасов. Он рассчитывал отправить послание курьером завтра на рассвете.

Доминик вытащил из другого ящика стола огниво и чиркнул им. Потом предусмотрительно сжег письмо Мишеля.

Вспомнив, что в столе остались несколько карт, на которых он делал пометки, и некоторые важные записки, Доминик снова запер секретный ящик.

Потом Педжет вернулся к книжному шкафу, вынул все тот же томик стихов и положил ключ на место. Доминик вздохнул. Он не то чтобы подозревал, он совершенно точно знал, что Джулианна станет копаться в его бумагах. Поэтому-то и предпринял дополнительные меры предосторожности.

Если она потеряла голову от Педжета прежде, теперь дело обстояло гораздо хуже.

Джулианна неподвижно смотрела на стеганый темно-синий балдахин над своей головой. Она только что открыла глаза и не знала, радоваться ей или тревожиться. Не существовало ни одного места, в котором ей хотелось бы оказаться так, как в объятиях Доминика.

Джулианна вдруг услышала его шаги в соседней гостиной и, приподнявшись на локте, бросила взгляд в оставшуюся в двери щель. Стоя спиной к ней, Доминик поставил какой-то томик в книжный шкаф. Потом пересек комнату и скрылся из вида. И тут до Джулианны донесся звук открываемой двери.

Сердце тяжело перевернулось в груди, и Джулианна поспешила откинуться на подушки. Она могла быть неопытной, но только не глупой. Педжет хотел ее, он признался, что она нужна ему, но это едва ли означало, что он любил ее. И тем не менее даже малейшее проявление внимания со стороны Доминика оказывало на нее впечатляющее воздействие. Стоило ему на ходу и вполне целомудренно поцеловать ее в плечо или щеку, как у Джулианны тут же возникало странное ощущение, словно он тоже любит ее.

Джулианна знала, как опасно начинать думать, что Доминик разделяет ее глубокие чувства. Понимала, что не должна доверять ни одному его слову – только не после его обмана в Корнуолле. И даже при том, что Доминик действительно заботился о Джулианне и питал к ней нежность, их по-прежнему разделяла огромная пропасть. Это была пропасть социального положения и политики. Когда-нибудь Педжет должен был жениться на женщине богатой и титулованной, как он сам.

Джулианна так боялась… Она боялась чувств, поселившихся в сердце. Она не могла позволить себе влюбиться. И даже не потому, что Педжет обманул ее, не потому, что он был совершенно незнакомым ей человеком, шпионом и тори, но потому, что он оказался графом Бедфордским. И Джулианна была для него лишь любовницей.

Она медленно уселась на кровати, опершись спиной о множество сине-золотистых подушек и прижимая шелковые покрывала к груди. Никогда прежде ей не доводилось бывать в личных покоях графа. Джулианна чувствовала, словно попала в королевскую спальню. Нижняя часть стен была обшита панелями позолоченного дерева, верхняя же половина оказалась обита синей, с нитями золота тканью. На золотисто-белом потолке красовались две огромные хрустальные люстры. В комнате было две зоны отдыха, одна из которых занимала пространство перед камином с золотисто-белой мраморной полкой. Изысканный столик для завтраков из розового дерева стоял у высокого окна, из которого открывался вид на поражающие красотой сады. Джулианна была уверена, что цветы, регулярно появлявшиеся в ее спальне, приносили из графского сада.

Что ж, ей явно следовало покинуть Бедфорда. Она должна была встать, одеться и вернуться на Кавендиш-сквер. А потом останется только обратиться к первому попавшемуся путешественнику, отправляющемуся в Корнуолл, и попросить его захватить ее домой. Там, в родных местах, Джулианна сможет вернуться к своей обычной жизни, наполненной размышлениями о политике. Там она сможет попытаться забыть Доминика.

Но Джулианна не собиралась делать это прямо сейчас, потому что ей хотелось еще раз увидеть любимого. Хотелось взглянуть ему в глаза после проведенной вместе ночи. Она знала, что надеялась увидеть в них отражение собственных чувств.

Халат, который Джулианна носила накануне, лежал перед ней на спинке кресла. Скользнув в него, она вдруг услышала характерный звук закрывавшейся двери. Джулианна поспешила захлопнуть дверь в спальню и кинулась в соседнюю гостиную, но Доминика там не обнаружила.

Джулианна не сомневалась, что он ушел пару минут назад, поскольку дверь в его гардеробную осталась открытой, точно так же, как дверь в коридор, расположенный за гостиной. Интерьер комнаты, в которой оказалась Джулианна, был выполнен в золотистых тонах с бледно-синими акцентами. Обстановка здесь казалась более яркой, светлой – и менее величественной, – чем в спальне графа. Перед камином стоял маленький диван, обеденный стол располагался перед окнами, из которых был виден роскошный сад. Одну стену занимал книжный шкаф, другую – письменный стол.

Джулианна подошла к гардеробной и вежливо постучала. Когда никто не отозвался, она тихо позвала Доминика и заглянула внутрь. Увидев на полу восточный халат Педжета, Джулианна поняла, что он уже оделся и ушел. Нелепо, но она ощутила горькое разочарование.

Утро было в разгаре, и Джулианна собралась спуститься к завтраку, но помедлила, заметив на столе пергаментную бумагу и перо. Ей следовало написать Тому. Это заняло бы всего несколько минут, к тому же Джулианне хотелось известить друга о недавних событиях. Она подошла к столу, не обращая внимания на лежавшее рядом письмо, которое начал Доминик. Потом потянулась к стопке бумаги. Когда Джулианна вытянула оттуда лист и уселась за стол, ее взгляд невольно скользнул по обрывистому почерку на бумаге с письмом. Она увидела дату и вступительную строку.

Письмо было начато неделю назад, приветствие гласило: «Мой дорогой Эдмунд».

Послание совершенно не заинтересовало Джулианну, но, потянувшись к перу, она заметила конверт, лежавший рядом с чернильницей. Не прочитать имя получателя письма было просто невозможно.

Оно было адресовано широко известному – нет, печально известному – реакционеру Эдмунду Берку!

Джулианна не могла прийти в себя от потрясения. Она презирала взгляды Берка! Презирала самого Берка, этого подлого ренегата! Каким же низким и гадким он был! Когда-то давний друг и последователь Чарльза Джеймса Фокса, которым так восхищалась Джулианна, Берк недавно объявил о своем официальном разрыве с вигами и внезапно, чуть ли не за одну ночь, стал одним из национальных лидеров тори. Берк снискал славу как автор многочисленных трактатов о бедах и вреде Французской революции, которую считал не чем иным, как чистой воды анархией. Он был ярым поборником идеи остановить распространение революции как можно быстрее!

Вне себя от страха, Джулианна схватила письмо Доминика и принялась читать, взбудораженная настолько, что едва могла дышать.

Пробежав глазами строчки, она пришла в замешательство.

Доминик писал: «Вы знаете, мой дорогой друг, что я стою с вами на одних принципах, которые так объединяют нас, – и что я горячо поддерживаю суровую необходимость предотвратить распространение революции до берегов этой великой, свободной земли. Тем не менее у меня есть серьезные опасения в отношении деятельности Комитета по делам иностранцев, который занимается подавлением инакомыслия по всей стране. В таком государстве, как наше, здравое обсуждение противоположных точек зрения только укрепляет свободу. И никак не ослабляет ее. Очевидно, что открытые и дерзкие призывы к мятежу должны подавляться, однако существует разница между разрешением свободно выражать свое мнение и порицанием бунтарских речей…»

Далее Доминик писал, что общественное и политическое устройство Англии стоит подкрепить мягкими, последовательными и столь необходимыми реформами – такими, как, например, наделение правом голоса большего числа населения и установление минимального стандартного размера заработной платы. Он даже высказывал точку зрения о введении подоходного налога для богатых имений.

«Я прошу вас рассмотреть мои предложения, – стояло в конце письма. – И не сомневайтесь, что я остаюсь в высшей степени преданным сторонником премьер-министра Питта и партии тори и буду продолжать делать все, что в моих силах, чтобы помешать радикалам и республиканцам перенести революцию к нашим берегам».

Джулианна была ошеломлена. Да, Педжет был настроен против революции и собирался решительно бороться с этим явлением, но он не был категоричным реакционером, которым она его считала. Собственно, Джулианна и сама едва ли была против последовательных и мягких реформ в собственной стране. Другое дело, что она нисколько не сомневалась: подобные реформы никогда не претворятся в жизнь – в этом случае правящим партиям придется многим поступиться. И все же взгляды Доминика не казались ей неприемлемыми – нисколько!

И вдруг в ушах явственно зазвучал голос Лукаса: «Он – не для тебя, Джулианна. Поверь, я знаю, о чем говорю… В один прекрасный день он женится на какой-нибудь богатой дебютантке…»

Джулианна задрожала, хотя ей не было холодно. Неужели тот факт, что Педжет одобрял необходимость реформ в Великобритании, действительно имел какое-то значение? Нет, лучше ей постоянно напоминать себе, что он всегда будет графом Бедфордским, что он все время будет стоять на недостижимо высокой для нее ступени социальной лестницы, как принц – для Золушки. Нежность и забота Доминика не были любовью, да и мужчины в его положении все равно никогда не женились по любви!

Джулианна выронила письмо, потрясенная своими мыслями. Неужели она в глубине души хочет выйти замуж за Педжета?..

Ее сердце оглушительно забилось.

Джулианна потеряла всякую охоту писать Тому. Возможно, ей стоит написать Амелии, подумала она, вдруг почувствовав себя глубоко несчастной.

Перо уже не лежало на столе, и Джулианна посмотрела на пол, уверенная, что оно упало. Подняв перо, она заметила, что его кончик сломан и писать им уже нельзя. Джулианна машинально потянулась к ящику за другим пером, не слишком уверенная, что на самом деле хочет сейчас кому-то писать.

Ящик был заперт.

Она снова попробовала открыть самый нижний правый ящик стола. Он не поддался – явно был заперт. Джулианна задумчиво смотрела на загадочный ящик. Интересно, что же хранится внутри? Впрочем, ей не стоит даже думать об этом: там наверняка прятали военные приказы и секретные донесения.

Джулианна даже обрадовалась, что ящик оказался закрытым. Ей не хотелось шпионить за Домиником. Она дернула ящик повыше, и тот немедленно открылся. Там Джулианна увидела несколько перьев, а еще пачку конвертов, перевязанных черной лентой.

Изящный почерк на самом верхнем конверте принадлежал определенно женщине.

Джулианна застыла на месте. Она поняла, что смотрит на стопку любовных писем.

Джулианна поспешила задвинуть ящик. Она знала, что не должна читать эти письма. Но разум странным образом отключился, отказываясь руководить ее действиями. Неужели у нее есть соперница? Нет, разумеется, это какие-то старые письма!

Но Джулианна не могла оторвать взгляд от злосчастного ящика. Она делила с Педжетом постель. И черт возьми, должна была знать, от кого были эти любовные послания, давно ли их написали!

Трепеща от волнения, Джулианна вынула из ящика пачку перевязанных конвертов. Развязав ленту, она перевернула верхнее письмо. Оно было от Надин Д’Аршан.

Изумление буквально накрыло Джулианну с головой. Д’Аршан… Кажется, такой была фамилия эмигрантов, местонахождение которых хотел установить тот парижский якобинец, Марсель? Так она была одной из них? Да как это вообще возможно? Интересно, а Д’Аршан – распространенная в Франции фамилия? А вдруг нет? Джулианна просто не могла поверить в подобное совпадение!

Так или иначе, но это было письмо от невесты Доминика. И теперь Джулианна гадала, действительно ли Надин мертва. В конце концов, в Корнуолле он так заврался, что вполне мог обмануть и в этом.

Дрожа, Джулианна оглянулась, но дверь гостиной по-прежнему была закрыта. Отбросив последние сомнения, Джулианна вскрыла конверт и принялась читать.

«15 апреля 1791 года

Мой дорогой Доминик, я знаю, мы попрощались прошлой ночью. Но ничего не могу с собой поделать. Эта ночь была чудесной. Какой прекрасный вечер мы провели вместе перед моей поездкой во Францию в компании твоей матери! Я могла бы танцевать с тобой до рассвета! Ты, разумеется, знаешь, что я превосходно танцую, и мы ведь заставили все остальные пары на балу позеленеть от зависти?»

Джулианне стало дурно. Сейчас она почти слышала тихий, нежный смех Надин. Почти видела невесту Доминика в бальном платье, прелестную, блистательную и такую влюбленную… Чувствуя, как к глазам подступили слезы, Джулианна вернулась к письму.

«Я знаю, ты немного беспокоишься по поводу нашего путешествия во Францию, но я так скучаю по дому, и Катрин – тоже! Я так скучаю по Парижу! Милый мой, с нами все будет в порядке, и мы вернемся домой прежде, чем ты даже осознаешь, что мы уехали! Спасибо тебе за цветы, за прекрасный браслет. Спасибо, Доминик, за этот замечательный вечер. Я уже скучаю по тебе.

Со всей моей любовью,

Надин».

Джулианна потрясенно смотрела на письмо в своей руке, и изящные рукописные строчки расплывались перед ее глазами. Эта Надин любила Доминика. Разумеется, любила. Джулианна не сомневалась, что Надин была красивой, доброй, страстной женщиной. Интересно, любил ли ее Доминик?

И память услужливо подбросила обрывок собственного разговора с Шарлем.

– Ты все еще любишь ее?

– Нет.

Джулианна вдруг перестала ему верить. В конце концов, все это время Педжет умело притворялся, выдавая себя за Шарля Мориса. И теперь, черт побери, она боялась. Что же получается – семья Надин была в Корнуолле? Сама Надин находилась в Корнуолле?

Дрожащими руками Джулианна снова убрала письмо в конверт. Она напомнила себе, что этому посланию было два года. И попыталась успокоить саму себя: Доминик вряд ли зашел бы так далеко и объявил Надин мертвой, в то время как она была бы жива, разве не так? Это казалось просто отвратительным: надеяться на то, что кто-то на самом деле мертв. Но Джулианна никогда не позволила бы Педжету ни единой вольности, если бы знала, что он обручен с другой. Джулианна положила конверт в стопку и принялась заново перевязывать письма лентой. Слезы застилали глаза. Как же она боялась… И тут у двери раздались чьи-то шаги.

Джулианна успела впихнуть стопку писем в ящик и со стуком захлопнуть его. Она вскочила, когда Доминик открыл дверь и увидел ее. Глаза Педжета округлились от удивления.

Джулианна глубоко вдохнула, подавленная донельзя.

Его глаза подозрительно сощурились.

– Я собиралась написать Тому, – объяснила она, но тут же поняла, что не следовало вообще ничего говорить.

– Я вижу. – Тон Педжета был ровным, лицо оставалось бесстрастным.

Джулианна облизнула пересохшие от волнения губы.

– Я искала перо, – зачем-то ляпнула она и тут же прервалась, осознавая свою ошибку. Впрочем, она никогда еще так не нервничала.

– Перо – прямо перед тобой, на столе.

Его лицо застыло, превратившись в маску безразличия, но Джулианна понимала: Доминик подозревал, что она сунула нос в его личные вещи.

– Оно сломано.

– Я вижу, – очень тихо повторил он.

Джулианна во все глаза смотрела на Доминика, он тоже не сводил с нее взгляда. Если бы она спросила Доминика о его невесте, он тут же догадался бы, что она читала любовные письма. И все же Джулианну так и тянуло задать ему все мучившие ее вопросы.

После долгой паузы Педжет спросил:

– Ты что, шпионила за мной?

– Нет! – вскричала Джулианна.

Снова повисло выводящее из себя молчание. Наконец Доминик сказал:

– Я подумал, что ты хочешь позавтракать. К сожалению, не смогу составить тебе компанию. Еда в твоей комнате.

Джулианна проскользнула мимо стола. Доминик не подошел к ней. Не попытался ее обнять. Не было ни обмена счастливыми приветствиями влюбленных, ни воспоминаний о страстной ночи, которую они провели вместе. Взгляд Доминика был настойчивым и проницательным, а еще недоверчивым.

Ах, как же Джулианне хотелось, чтобы она никогда не рылась в этом столе и не находила этих писем!

Джулианна очень удивилась, подойдя к гостиной, где ее ждал Себастьян Уорлок. Она не могла даже вспомнить, когда в последний раз видела своего дядю – возможно, еще ребенком, в десять – одиннадцать лет. Но Амелия говорила, что Уорлок и Лукас близко общались – должно быть, именно Лукас рассказал дяде о том, что Джулианна остановилась в Бедфорд-Хаус. Ей показалось, что этот визит – удачная возможность лучше узнать брата матери. Но стоило поспешить вниз следом за Жераром, как Джулианна вдруг вспомнила о том, что Уорлок никогда не навещал маму.

Себастьян Уорлок стоял у дивана в маленькой голубой гостиной с белой отделкой. Джулианна помедлила, не решаясь войти. Уорлок оказался привлекательным мужчиной, да еще и очень крупным, прямо-таки громадным. Казалось, он с нетерпением ждал ее появления. Одежда дяди была тускло-коричневого цвета, а на голове не красовался парик, что свидетельствовало о полном безразличии к моде – или о плачевных обстоятельствах его жизни. Вспомнив его лондонский дом, Джулианна решила, что речь все же идет о первом. Она вообще не узнавала дядю.

Уорлок какое-то время молча взирал на Джулианну, окидывая взглядом с головы до ног и самым очевидным образом изучая ее. Джулианна смутилась.

Наконец дядя кратко улыбнулся и сделал шаг вперед, чтобы поприветствовать ее, взяв за руку:

– Мы очень давно не виделись, Джулианна.

– Да, действительно, очень давно, – сказала Джулианна, ощущая странную неловкость. Она поспешила напомнить себе, что этот человек позволил Лукасу пользоваться своим домом и Лукас любил дядю. – Это сюрприз, но очень приятный!

Он снова на мгновение притих, внимательно рассматривая ее.

– Это ты – сюрприз, моя дорогая! Ты – просто красавица, так похожа на свою мать!

Джулианна еще больше смутилась, хотя прекрасно знала, что в ее годы мама была очень красивой.

– Благодарю вас, но вы мне явно льстите.

– Я лишь заметил, как ты прелестна, – возразил он, вскинув бровь.

– Вы конечно же знаете, что мама душевнобольна.

– Ах да, мне это известно, точно так же, как и то, что ты – представительница интеллектуальной богемы.

Джулианна не знала, что на это ответить. Его последняя фраза была комплиментом? Что еще рассказал ему Лукас? Она подумала о том, что никогда не открывала свои радикальные политические взгляды никому, кроме ближайших родственников.

– У меня великое множество интересов. Я проглатываю книгу за книгой, но едва ли успеваю быть в курсе всех интересующих меня тем.

– Помнится, Лукас упоминал о чем-то подобном.

Джулианна почувствовала, как в душу начинает вползать тревога, хотя подобное ощущение было совершенно нелепым. С какой стати Лукас обсуждал ее? Интересно, он говорил с дядей об Амелии?

– Моя сестра тоже читает запоем, хотя она питает страсть к романам, а не к журналам.

– Я здесь не для того, чтобы увидеться с Амелией, – заметил Уорлок.

– С вашей стороны было очень любезно прибыть с визитом, – смущенно ответила Джулианна. – Я с удовольствием предложила бы вам что-нибудь, но здесь я – гостья.

– Мне не нужны закуски. Как ты себя чувствуешь после этого тяжкого испытания?

Что именно дядя имел в виду? Неужели ему так нравится ввергать ее в сомнения и сбивать с толку? Постепенно Джулианна начинала понимать, что Уорлок прибыл не со светским визитом.

– Лукас рассказал вам о моей болезни?

– Лукас очень беспокоится о тебе.

При этих словах Джулианну объял трепет.

– Я тоже обеспокоен. – Дядя жестом показал на диван.

Она послушно уселась, опасаясь худшего. Разумеется, Лукас не стал бы рассказывать Уорлоку о ее стычке с властями, ведь в противном случае брат раскрыл бы ее радикальные политические воззрения.

– Лукас – глава имения и семьи, его вечно что-то беспокоит, причем часто без причины. – Джулианна улыбнулась, надеясь, что на этом тема будет закрыта.

Дядя медленно расплылся в улыбке, которая, впрочем, не была ни сердечной, ни доброй.

– Джулианна, у меня мало свободного времени. Я решил навестить тебя по двум причинам. Одна из них, безусловно, – это мое беспокойство как родственника за тебя.

Джулианна снова улыбнулась. Значит, Лукас рассказал Уорлоку о ее болезни, решила она.

– Я действительно недавно болела, но сейчас уже в порядке и на пути к полному выздоровлению. С вашей стороны очень любезно справиться о моем здоровье.

– Я говорю о твоих связях с радикалами, моя дорогая.

Джулианна застыла на месте.

– Я говорю о твоем Обществе друзей простых людей в Корнуолле, парижском клубе с улицы дела-Сена и, разумеется, о твоем присутствии на съезде радикалов в Ньюгейте, а еще о твоем аресте и заключении в Тауэр.

Джулианна вскочила, но Уорлок схватил ее за руку и усадил на место.

– Не нужно меня бояться. В конце концов, я – твой дядя.

– Как мог Лукас рассказать вам все это? – воскликнула она.

– Для начала я хочу, чтобы ты послушала меня – и послушала внимательно. – Теперь Уорлок не улыбался. – Я не навещал вас много лет, Джулианна, но это не значит, что меня не беспокоят ваши судьбы. И на сей раз тебе очень повезло, что такой влиятельный пэр, как Бедфорд, примчался к тебе на помощь.

Джулианна глотнула воздуха. Уорлок догадывался об их связи – она была уверена в этом.

– Неужели ты и в самом деле рассчитываешь отпраздновать триумф над британским правительством? Это не Франция. Мы не готовы – или пока не созрели – к революции здесь. Радикалов, подобных тебе, Джулианна, ждет лишь один из трех возможных исходов: лишение свободы, высылка из страны или казнь.

– Вы пытаетесь запугать меня! – вскричала она. – Не могу понять, зачем Лукас выболтал вам все мои тайны!

– Ты можешь признать поражение и отказаться от всех своих великих целей? – Он устремил на нее твердый, пронзительный взгляд.

Джулианна задрожала от страха.

– Нет, не могу. Я не могу – и не буду – признавать поражение. И я ни от чего не откажусь, сэр! – И она снова вскочила с дивана.

Уорлок тоже поднялся.

– Тогда хорошенько уясни себе следующее. Это тебе не игра в карты. Ты играешь в другую игру, которая затрагивает жизнь людей и становится причиной их смерти.

Джулианне потребовалось некоторое время, чтобы усвоить весь страшный смысл сказанного дядей.

Она задохнулась от ужаса:

– Я не играю ни в какую игру!

– О, ты как раз играешь в игру – в опасную игру, моя дорогая! Это наша игра против них. Это игра жизни и смерти. Ставки слишком высоки, и, если ты настаиваешь на продолжении игры, тебе нужно быть чрезвычайно осторожной.

Джулианна хотела завершить этот неприятный разговор, но лишь стояла и смотрела на Уорлока во все глаза, будто загипнотизированная.

– Ты решительна, – тихо сказал он. – Ты бесстрашна.

– Чего вы хотите?

– Эта игра – сродни шахматам. Мы делаем ход, они делают ответный. Я отправляю Педжета обратно во Францию. Ты пишешь парижским якобинцам. Я пытаюсь определить местонахождение изменника. Ты пытаешься определить местонахождение некоей семьи. Это – игра, причем очень опасная, и мы все – ее участники.

Неужели Уорлок знает, что ее попросили обнаружить место жительства семьи Д’Аршан в Корнуолле? Джулианна была ошеломлена. Так он считал ее государственной изменницей?

Кем же был их дядя на самом деле? Джулианна уже понимала, что Уорлок – не простой владелец маленького имения.

– Скажи, ты испугалась, когда Роб Лотон прервал заседание съезда? Когда тебя бросили в Тауэр? – мягко спросил он.

– Конечно испугалась! – вскричала Джулианна.

– Хорошо. Если ты собираешься играть дальше, тебе стоит бояться – страх делает нас осторожнее.

– Что это значит? – Она подняла взор на Уорлока.

Он взглянул ей в глаза:

– Британский съезд представителей простых людей под руководством Харди закончился раньше, чем смог начаться. Том Трейтон арестован в Эдинбурге вместе с тремя сотнями других участников.

Джулианна вскрикнула, не веря своим ушам.

Лицо дяди не дрогнуло.

– Их будут судить по обвинению в государственной измене, Джулианна.

Она никак не могла до конца уловить сути того, о чем говорил Уорлок. Как же подобное могло произойти? А потом Джулианна вдруг осознала, в какой серьезной опасности находится сейчас Том.

– За такие преступления отправляют на виселицу.

– Да, верно.

– Я просто обязана освободить Тома!

Дядя медленно расплылся в улыбке:

– Я надеялся только на такую реакцию.

Джулианна перехватила его взгляд, не чувствуя ничего, кроме праведного ужаса.

– Я могу помочь Трейтону, – сказал Уорлок.

Надежда хлынула в ее душу.

– Тогда, пожалуйста, сделайте это!

Он легонько кивнул.

– Я освобожу его, все обвинения будут с него сняты, если ты кое-что сделаешь для меня взамен.

Страх тут же снова захлестнул Джулианну.

– Что вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы ты продолжила свое общение с радикалами, Джулианна. И периодически информировала об их делах меня.

Она помолчала, пытаясь уразуметь то, о чем просит Уорлок.

– Так вы хотите, чтобы я шпионила за своими друзьями и соратниками?

– Да, хочу.

Джулианна потеряла дар речи. Какое-то время она пристально смотрела на дядю, вне себя от потрясения. А потом негодование так и хлынуло из ее души.

– Ничего родственного в этом визите нет. Вы хотите использовать меня. Вы – подлый человек! – закричала она. – Лукас знает, о чем вы меня просите?

– Ему ничего об этом не известно, и я советую тебе оставить подробности этого разговора при себе.

– Я собираюсь рассказать Лукасу, насколько вы отвратительны! Как можно быстрее!

– Это неблагоразумно, Джулианна. Вспомни, у меня есть то, что тебе нужно, – возможность освободить Тома. – Он пригвоздил ее к месту твердым взглядом. – У меня есть несколько вариантов воздействия на таких радикалов, как Трейтон, моя дорогая. И ни один из них не будет приятным, если ты откажешься подчиниться мне, если ты поговоришь со своим братом, если Трейтон останется за решеткой.