Текст книги "Слова сияния"

26
Пряник

 
Наш народ они винят
В утрате той земли,
Но сами город на востоке
Не уберегли.
Ведь посланья предков наших ясно говорят:
Его не боги сокрушили сотни лет назад.
 

Из «Песни войн» слушателей, строфа 55

Адолин обрушился на паршенди и, забыв про оружие, ударил плечом ближайшего врага. Тот охнул, его песня прервалась, и Адолин крутанулся вокруг своей оси, взмахнув осколочным клинком. Меч слегка замедлялся, проходя сквозь плоть.

Юноша закончил маневр, не обращая внимание на мерцающий буресвет, вытекавший из трещины на плече. Вокруг него падали трупы с выжженными глазницами. Тяжелое дыхание делало воздух внутри шлема горячим и влажным.

«Там», – подумал он, поднимая клинок и бросаясь в атаку.

За ним последовали его люди – наконец-то не мостовики, но настоящие солдаты. Мостовиков он оставил на плато сосредоточения. Принц не желал видеть вокруг себя тех, кто не хотел сражаться с паршенди.

Адолин и его солдаты пробились сквозь паршенди и соединились с отчаянно сражавшимся отрядом людей в зеленой форме с золотыми вставками, который возглавлял осколочник в доспехе тех же цветов. Он сражался большим молотом – собственного клинка у него не было.

Адолин пробился к нему.

– Джакамав? – окликнул он. – Ты в порядке?

– В порядке? – раздался из-под шлема приглушенный голос Джакамава. Потом он поднял забрало и продемонстрировал широкую улыбку. – Лучше не бывает!

Он рассмеялся. Бледно-зеленые глаза пылали от боевого Азарта. Принцу это чувство было хорошо знакомо.

– Тебя почти окружили! – воскликнул Адолин, поворачиваясь навстречу группе паршенди, что мчались на него парами. Юноша испытал уважение к ним за то, что бросились в атаку на осколочника, а не сбежали. Это, как правило, означало смерть, но в случае победы можно было повернуть ход сражения.

Джакамав рассмеялся едва ли не так же довольно, как когда наслаждался чьим-то пением в винной лавке, и этот смех был заразительным. Адолин, атакуя паршенди, сам ухмылялся и косил их удар за ударом. Он никогда не наслаждался обычными боями как хорошими дуэлями, но в тот момент, несмотря на всю грубую приземленность сражения, ощутил и вызов, и восторг.

Спустя несколько минут, когда мертвецы лежали у ног Адолина, он завертелся в поисках новых противников. Плато имело очень странную форму: до того как равнины были расколоты, оно было высоким холмом, но теперь половина его очутилась на противоположном плато. Юноша не представлял, что за сила могла рассечь гору пополам, до основания.

Впрочем, холм и сам был необычной формы, так что, возможно, это как-то повлияло на разлом. Он походил скорее на приземистую пирамиду всего из трех уровней. Широкое основание, на нем – второе плато, примерно сотню футов в поперечнике, а поверх этих двух – третье, заостренное и поменьше размером, помещенное точно посередине. Почти как торт из трех слоев, который разрезали большим ножом строго по центру.

Адолин и Джакамав сражались на втором ярусе поля боя. Строго говоря, принца в этой вылазке не должно было быть. Очередь его войска еще не наступила. Однако пришло время воплотить следующую часть плана Далинара. Принц прибыл лишь с небольшим ударным отрядом, но зато вовремя. Джакамава окружили здесь, на втором ярусе, и регулярная армия не сумела к нему пробиться.

Теперь паршенди были отброшены назад, к краям яруса. Они по-прежнему полностью удерживали верхнюю площадку; именно там и находилась куколка. Из-за этого их позиция была плоха. Да, враг занял высоту, но ему приходилось удерживать склоны между ярусами, чтобы обеспечить себе путь к отступлению. Паршенди явно надеялись добыть светсердце до того, как прибудут люди.

Адолин столкнул солдата-паршенди с края, – пролетев футов тридцать, тот упал на сражавшихся на нижней площадке, – потом посмотрел направо. Там был склон, ведущий вверх, но паршенди оберегали все подходы. Он был весьма не прочь забраться на вершину…

Юноша посмотрел на отвесный склон утеса между его ярусом и тем, что был выше.

– Джакамав! – Он указывал куда-то вверх.

Джакамав проследил за жестом Адолина. Потом на миг прервал сражение и заорал:

– Это безумие!

– Точно, – согласился Адолин, беря разбег.

– Тогда вперед, начнем!

Джакамав вручил свой молот принцу, а тот вложил его в чехол на спине друга. Потом они вдвоем побежали к отвесной скале и начали карабкаться.

Пальцы Адолина, закованные в броню, скрежетали по камню, когда он подтягивал себя. Солдаты внизу подбадривали их возгласами. Зацепок на скалах было предостаточно, хотя без осколочного доспеха, который облегчал подъем и защитил бы в случае падения, Адолин ни за что бы на это не решился.

Чистое безумие; все закончится тем, что их окружат. Однако два осколочника, поддерживая друг друга, могли делать удивительные вещи. Кроме того, если их начнут давить числом, всегда можно спрыгнуть с утеса – при условии, что доспехи будут в достаточно хорошем состоянии, чтобы пережить падение.

Это был один из тех рискованных маневров, на которые Адолин никогда не осмеливался, если на поле боя был его отец.

Он приостановился на полпути. На краю верхнего яруса собрались паршенди, готовясь к прибытию осколочников.

– У тебя есть план, как нам там закрепиться? – спросил Джакамав, цеплявшийся к скале рядом с Адолином.

Княжич кивнул:

– Просто будь готов мне помогать.

– Конечно. – Джакамав окинул взглядом возвышенность; его лицо скрывал шлем. – Кстати, откуда ты вообще тут взялся?

– Я подумал – ни одна армия не откажется от осколочников, которые предложат свою помощь.

– Осколочников? Во множественном числе?

– Ренарин там, внизу.

– Надеюсь, не сражается.

– Его окружает большой отряд солдат, которым даны тщательные инструкции ни в коем случае не позволять ему вмешиваться в битву. Отец просто хотел, чтобы он увидел, как все происходит.

– Я знаю, что делает Далинар. Он пытается продемонстрировать дух сотрудничества и положить конец распрям между великими князьями. Поэтому и посылает своих осколочников помогать, хотя очередь не его.

– У тебя есть возражения?

– Еще чего! Давай поглядим, сможешь ли ты расчистить там местечко. Мне понадобится минута, чтобы вытащить молот.

Адолин ухмыльнулся под шлемом. Джакамав, его закадычный приятель, был землевладельцем и осколочником великого князя Ройона. Важно, чтобы светлоглазые вроде Джакамава видели, как Далинар и Адолин не покладая рук трудятся во имя лучшего Алеткара. Возможно, несколько случаев вроде этого покажут ценность надежного альянса по сравнению с вероломной вре́менной коалицией, которую предлагал Садеас.

Адолин карабкался все выше, Джакамав следовал за ним, и вот до вершины осталось футов десять. Там сгрудились паршенди, держа наготове молоты и топоры – оружие для сражения с человеком в осколочном доспехе. Несколько лучников выпустили стрелы, которые отскочили от лат, не причинив никакого вреда.

«Ну хорошо», – подумал Адолин и выставил руку в сторону. Продолжая другой рукой цепляться за камни, он призвал осколочный клинок, а потом вонзил его в скалу, плоской частью лезвия параллельно краю. Вскарабкался вровень с клинком.

И ступил на лезвие.

Осколочные клинки не ломались – они даже почти не гнулись, – поэтому меч выдержал его вес и у него оказалась надежная опора и точка приложения силы, так что, когда он присел и прыгнул, доспех позволил ему взмыть. Пролетая над краем верхнего яруса, юноша схватился за скалу прямо под ногами паршенди и использовал ее, чтобы бросить себя в самую гущу поджидавших противников.

Когда он врезался в них с силой валуна, паршенди прекратили петь. Принц вскочил на ноги, мысленно призывая осколочный клинок, потом вклинился плечом в одну группу и начал раздавать тумаки, сломав одному паршенди грудную клетку, а другому разбив голову. Панцирные латы солдат трескались с неприятным звуком. Враги разлетались в стороны. Кое-кто упал с утеса.

Адолин принял на предплечья несколько ударов, прежде чем осколочный клинок вновь к нему вернулся. Он размахивал клинком, до того сосредоточенный на необходимости удержать позицию, что не заметил Джакамава, пока осколочник в зеленом не оказался рядом, круша врагов своим молотом.

– Спасибо, что скинул мне на голову целый отряд паршенди, – крикнул Джакамав, замахиваясь. – Это был чудесный сюрприз.

Адолин ухмыльнулся и махнул рукой:

– Куколка!

Наверху народу было не много, хотя по склону неслись новые группы паршенди. Адолин и Джакамав оказались недалеко от куколки – громадного удлиненного валуна зеленовато-коричневого цвета. Она крепилась к скалам той же субстанцией, из которой состоял ее панцирь.

Адолин перепрыгнул через дергавшегося на земле паршенди с иссохшими ногами и рванулся к куколке. Джакамав, бряцая доспехом, последовал за ним. Добраться до светсердца было сложно – у куколок панцирь крепкий, как камень, – но с осколочным клинком это не представляло проблем. Нужно просто убить существо, а потом вырезать дыру, чтобы вырвать сердце и…

Куколку уже вскрыли.

– Нет! – закричал Адолин, подбежав к ней, схватившись за края дыры и заглядывая внутрь, где все было покрыто фиолетовой слизью. В липкой массе плавали кусочки панциря, и там, где обычно находилось светсердце, опутанное венами и сухожилиями, зияла дыра.

Адолин завертелся, обыскивая взглядом верхнюю часть плато. Подбежал Джакамав, бряцая доспехом, и выругался.

– Как они сумели вытащить его так быстро?

Внезапно солдаты-паршенди расступились, вопя на своем непостижимом ритмичном языке. Позади них стояла высокая фигура в серебристом осколочном доспехе и развевающемся за спиной алом плаще. В местах сочленений доспеха были острые выступы, края пластин приподнимались, точно борозды на панцире краба. В воине было по меньшей мере семь футов роста, и броня делала его еще массивнее на вид – возможно, потому, что под ней у паршенди был собственный панцирь, растущий из тела.

– Это он! – воскликнул Адолин и побежал вперед.

С этим воином его отец сражался на Башне. Это был единственный осколочник, которого они видели в армии паршенди за много недель или даже месяцев.

Возможно, других и не осталось.

Осколочник повернулся к Адолину, держа в руке большой неграненый самосвет, с которого капали ихор и плазма.

– Сразись со мной! – завопил принц.

Группа паршенди бросилась мимо осколочника, бегом направляясь к обрыву в дальней части плато, где холм был разделен посередине. Осколочник передал светсердце одному из бегущих и, обернувшись, проследил за тем, как те прыгали.

Они взмыли над разломом и приземлились на другой половине холма, на прилегающем плато. Адолин по-прежнему изумлялся тому, что солдаты-паршенди могут так прыгать. Княжич почувствовал себя дураком, осознав, что высота для них не представляет опасности, в отличие от людей. Для паршенди гора, разделенная пополам, просто еще одно ущелье, которое можно перескочить.

Все новые и новые отряды прыгали через разлом, уходя от подступавших снизу людей, перебираясь в безопасное место. Адолин заметил, как один прыгун потерял равновесие. Бедолага рухнул в пропасть, успев лишь вскрикнуть. И все рано это не так опасно, как попытаться отбить натиск людей.

Осколочник остался. Адолин, забыв про убегающих врагов и про Джакамава, который кричал ему отступать, атаковал паршенди, вложив всю силу в замах осколочным клинком. Паршенди поднял собственный меч и парировал удар Адолина.

– Ты сын, Адолин Холин, – произнес осколочник. – Твой отец? Где он быть?

Адолин застыл. Эти слова были сказаны на языке алети – с жутким акцентом, но вполне разборчиво.

Осколочник поднял забрало. К вящему изумлению Адолина, оказалось, что у его противника нет бороды. Выходит, это женщина? Он с трудом понимал, как у паршенди один пол отличается от другого. Тембр голоса был грубым и низким, но Адолин решил, что его можно признать женским.

– Мне нужно обсудить с Далинаром, – сказала воительница, шагнув вперед. – Я встретить его один раз, очень давным-давно.

– Вы отказывались принимать наших гонцов. – Адолин отпрянул и держал меч наготове. – А теперь хотите с нами говорить?

– Это было давным-давно, – повторила она. – Время измениться сильно.

Буреотец! Что-то внутри Адолина побуждало его ударить, задать этому осколочнику хорошую трепку и получить ответы, да к тому же добыть осколки. Битва! Он сюда явился ради битвы!

В дальнем углу сознания Адолина раздался голос отца и удержал его от скоропалительных решений. Далинар воспользовался бы этим шансом. Возможно, это изменит все течение войны.

– Он наверняка согласится встретиться с тобой, – сказал Адолин и, глубоко вздохнув, подавил Азарт сражения. – Как?

– Направить посланника. Не убивать того, кто придет.

Она отсалютовала Адолину осколочным клинком, потом выронила меч и позволила ему исчезнуть. Повернулась, бросилась к разлому и одним поразительным прыжком преодолела его.

Пересекая плато, Адолин стянул шлем. Лекари занимались ранеными, а здоровые сидели группами, пили воду и ворчливо обсуждали неудачу.

В этот день армии Ройона и Рутара были в необычном настроении. Как правило, если алети проигрывали битву за плато, паршенди отбрасывали их, вынуждая поспешно отступать к мостам. Вылазки нечасто заканчивались тем, что алети получали плато, но оставались без светсердца.

Адолин снял одну перчатку – ремни расстегнулись сами, повинуясь мысленному приказу, – и подвесил на поясе. Вспотевшей рукой отбросил с лица мокрые от пота волосы. Так, а куда же подевался Ренарин?

Вот он, на плато сосредоточения, сидит на камне, окруженный гвардейцами. Адолин протопал по одному из мостов, махнув рукой Джакамаву, который неподалеку снимал свой осколочный доспех – хотел отправиться домой с комфортом.

Принц подбежал к брату, который сидел на валуне, сняв шлем и уставившись себе под ноги.

– Эй! – окликнул Адолин. – Готов возвращаться?

Ренарин кивнул.

– Что случилось? – спросил Адолин.

Ренарин продолжал пялиться в землю. Наконец один из телохранителей-мостовиков – крепкий мужчина с седеющими волосами – кивком указал в сторону. Адолин отошел с ним на небольшое расстояние.

– Светлорд, панцирные башки попытались захватить один из мостов, – негромко сказал мостовик. – Светлорд Ренарин пожелал помочь нашим и был настойчив. Мы пытались его разубедить, сэр. Потом, оказавшись рядом и призвав клинок, он вроде как… застыл. Мы его увели, сэр, но с тех пор он так и сидит на этом валуне.

У Ренарина опять случился приступ.

– Спасибо, солдат. – Адолин вернулся к брату и положил ему на плечо свободную от лат руку. – Ренарин, все в порядке. Бывает.

Младший принц Холин лишь пожал плечами. Что ж, если на него опять нашло, лучше не вмешиваться и позволить ему остыть. Заговорит, когда сам пожелает.

Адолин навел порядок в своих двух сотнях солдат, потом нанес визиты вежливости великим князьям. Ни тот ни другой не выразили особой благодарности. Вообще-то, Рутар был явно убежден, что совместный трюк Адолина и Джакамава прогнал паршенди вместе со светсердцем. Как будто они не удрали бы в любом случае, добыв трофей. Вот придурок!

И все-таки Адолин ему приветливо улыбался. Он надеялся, что отец прав, и протянутая рука дружбы поможет, хотя в глубине души желал бы увидеть обоих на дуэльном ринге, где он мог бы преподать им урок вежливости.

По пути к своей армии он нашел Джакамава, который сидел в небольшом шатре и пил вино, наблюдая за тем, как последние отряды из его войска пересекают мосты. У большинства солдат были опущенные плечи и унылые лица.

Джакамав жестом велел своему дворецкому налить Адолину чашу игристого желтого вина. Княжич взял ее свободной от брони рукой, но пить не стал.

– В общем и целом это было почти великолепно, – проговорил Джакамав, глядя на боевое плато. Снизу три его яруса выглядели по-настоящему впечатляюще.

«Смахивает на нечто рукотворное», – рассеянно подумал Адолин, оценивая форму холма.

– Почти, – согласился он. – Можешь себе представить, как выглядел бы штурм, окажись у нас на поле боя двадцать или тридцать осколочников сразу? Разве у паршенди остался бы хоть один шанс?

Джакамав фыркнул:

– Твой отец и король всерьез намерены следовать этим курсом?

– Как и я.

– Я понимаю, что вы с отцом замыслили. Но если ты продолжишь сражаться на дуэлях, то потеряешь свои осколки. Даже у тебя не получится все время выигрывать. В конце концов придет неудачный день. И ты останешься ни с чем.

– Может, однажды я проиграю, – признал Адолин. – Только к тому времени мне будет принадлежать половина осколков всего королевства, так что я организую себе что-нибудь взамен.

Джакамав, улыбаясь, выпил вина.

– Следует признать, ты дерзкий засранец.

Адолин улыбнулся и присел возле кресла приятеля – он не мог сам сесть в такое же кресло, поскольку оставался в осколочном доспехе, – и посмотрел ему в глаза.

– Правда в том, что я переживаю не из-за возможности потерять осколки, а из-за того, как бы мне отыскать противников для дуэлей. Похоже, ни один осколочник не желает со мной драться – по крайней мере, не ради осколков.

– У этого есть определенные… причины, – пробормотал Джакамав. – Осколочникам обещали разное, если они откажут тебе.

– Садеас.

Джакамав изучил свое вино.

– Попробуй вызвать Эраннива. Он похвалялся, что может больше, чем все считают. Возможно, увидев, как все тебе отказывают, он сочтет это шансом устроить нечто потрясающее. Но он и впрямь хорош в бою.

– Как и я. Спасибо, Джак. Я твой должник.

– Я что-то такое слышал по поводу твоей помолвки.

Вот буря! Кто разболтал эту новость?

– Она условная, – объяснил Адолин. – И возможно, дело до нее и не дойдет. Корабль этой женщины серьезно задерживается в пути.

Уже две недели – и ни единой весточки. Тетя Навани начала беспокоиться. Ясна обязательно прислала бы хоть слово.

– Никогда не думал, что ты из тех, кто позволяет втягивать себя в браки по расчету. И это в тот момент, когда повсюду дуют такие разные ветра?

– Как я уже сказал, до окончательного решения еще далеко.

Адолин сам не знал, что и думать об этом. Часть его желала воспротивиться происходящему лишь по той причине, что ему не нравилось быть объектом манипуляций Ясны. Но в последнее время ему нечем похвастать. И после того, что случилось с Данлан… Он ведь не виноват в том, что очень дружелюбен. Ну почему женщины такие ревнивые?

Мысль о том, что кто-то другой может взять и решить за него, куда более привлекательна, чем он готов признать вслух.

– Я могу поведать тебе подробности. – Адолин усмехнулся. – Как на счет винной лавки сегодня вечером? Приведешь Инкиму? Можешь рассказать, какой я дурак, только дай образец для сравнения.

Джакамав уставился на свое вино.

– Что? – спросил Адолин.

– Адолин, в последнее время встречи с тобой плохо влияют на мою репутацию. Твой отец и король не очень-то популярны.

– Это все ветром сдует.

– Уверен, так и случится, – согласился Джакамав. – Так давай… подождем до тех пор, а?

Адолин моргнул. Слова ударили больней, чем любой удар на поле боя. Он вынудил себя сказать:

– Разумеется.

– Вот молодец.

Джакамаву хватило смелости улыбнуться и отсалютовать ему чашей с вином.

Адолин, так и не пригубив свое вино, оставил чашу и решительным шагом ушел прочь.

Когда он вернулся к своим людям, Чистокровный был уже готов и ждал его. Адолин, пряча гнев и обиду, собрался запрыгнуть в седло, но белый ришадиум ткнулся в него лбом. Принц вздохнул и почесал жеребца за ушами.

– Прости, – покаялся он. – В последнее время я мало внимания тебе уделял.

Адолин забрался в седло, почувствовал себя немного лучше. Похлопал Чистокровного по холке, и жеребец встал на дыбы, прежде чем они двинулись вперед. Он часто так делал, когда чувствовал раздражение хозяина, словно пытался поднять тому настроение.

Четверо охранников, которым выпало дежурить в этот день, следовали за ним. Они любезно принесли свой старый мост, который таскали еще в армии Садеаса, чтобы помочь отряду Адолина добраться до нужного места. Их явно забавляло то, что мост время от времени несли, сменяясь, солдаты Адолина.

Шквал бы побрал Джакамава!..

«Этого следовало ожидать, – признался самому себе юноша. – Чем больше ты защищаешь отца, тем сильней они тебя отталкивают. Совсем как дети. Отец совершенно прав».

А были ли у Адолина настоящие друзья? Способные остаться рядом с ним в трудную минуту? Он знал в военных лагерях почти всех важных людей. И все знали его.

Сколько из них на самом деле за него переживали?

– У меня не было приступа, – негромко сказал Ренарин.

Адолин встряхнулся, прогоняя неприятные мысли. Они ехали бок о бок, но жеребец Адолина был на несколько ладоней выше. Рядом со старшим братом верхом на ришадиуме Ренарин казался ребенком на пони, даже будучи в осколочном доспехе.

Солнце спряталось за тучами, дав передышку от своего пристального взгляда; впрочем, в последнее время воздух делался все холодней, и, похоже, приближался сезон зимы. Впереди тянулись пустынные плато, бесплодные и испещренные трещинами.

– Я просто стоял и смотрел, – объяснил Ренарин. – Я застыл не из-за своего… недуга. Все дело в том, что я трус.

– Ты не трус, – возразил Адолин. – Я видел, что ты способен на храбрые поступки. Помнишь охоту на ущельного демона?

Ренарин пожал плечами.

– Брат, ты просто не умеешь сражаться. Это хорошо, что ты застыл. Ты новичок и не можешь прямо сейчас отправляться в бой.

– Так не должно быть. Ты начал тренироваться, когда тебе было шесть.

– Это совсем другое.

– Хочешь сказать, ты совсем другой? – уточнил Ренарин, глядя вперед. Брат был без очков. С чего это вдруг? Он же плохо видит!

«Притворяется, что видит хорошо», – подумал Адолин. Ренарин отчаянно желал быть полезным на поле боя. Он сопротивлялся всем предложениям стать ревнителем и заняться наукой, что подошло бы ему куда лучше.

– Тебе просто надо больше упражняться, – сказал Адолин. – Зайхель приведет тебя в форму. Не спеши. Сам увидишь.

– Я должен быть готов. Что-то приближается.

От его тона Адолина продрал озноб.

– Ты говоришь о числах на стенах?

Ренарин кивнул. После недавней Великой бури они вновь нашли нацарапанные числа. «Сорок девять дней. Грядет новая буря».

Стражники уверяли, что никто не входил и не выходил, и это были не те люди, что в прошлый раз, так что вряд ли случившееся учинил кто-то из них. Вот же буря! Цифры кто-то нацарапал, в то время как Адолин спал в комнате по соседству. Кто – или что – это сделал?

– Надо приготовиться, – проговорил Ренарин, – к буре, которая грядет. Так мало времени…