Текст книги "Аччелерандо"

– Я натыкалась на вуншей, – вворачивает Донна. – Первые пару раз они съели моего призрака, но в конце концов я поняла, как с ними разговаривать.

– Есть и другие инопланетяне, – мрачно добавляет Сю Ань. – Все как один – совсем не те ребята, с которыми комфортно повстречаться в темной подворотне.

– Значит, нет никакой надежды установить контакт, – резюмирует Эмбер. – Тут уже нет высших форм жизни, благосклонных по отношению к нашим визитам.

– Наверное, так и есть, – соглашается Пьер. Похоже, своим же словам он ни капельки не рад.

– Все мы застряли в карманной вселенной с ограниченной пропускной способностью до дома и кучкой сумасшедших обитателей трущоб, которые переехали в заброшенную и потихоньку приходящую в упадок виллу и хотят использовать нас в качестве валюты. Бог ты мой, ну и срань. Я правильно все поняла?

– Правильно. – Сю Ань выглядит подавленной.

– Что ж! – Эмбер задумчиво смотрит на Садека. Тот таращится вдаль – на безумное бесконечное солнечное пятно, заселяющее площадь тенями. – Прием, птичка божья! У меня к тебе вопрос.

– А? – Садек несколько ошалело смотрит на нее. – Простите, у меня такое чувство… будто поверх одной удавки на горле еще одну затягивают, да потуже.

– Не оправдывайся. – Эмбер улыбается не самой приятной улыбкой. – Ты хоть раз в Бруклине бывал?

– Нет. А к чему это?

– К тому, что ты поможешь мне продать здешним ушлепкам Бруклинский мост. Как вам такая идея? А когда мы его продадим, попросим кого-нибудь из местных дурней нас до дома прокатить. Послушайте, что я тут придумала…

– Думаю, у меня получится, – говорит Садек, мрачно рассматривая бутылку Клейна на столе. Бутылка наполовину пуста, и ее жидкое содержимое незримо, спрятанное около изгиба четырехмерного резервуара. – Я проторчал здесь достаточно времени, чтобы… – На этом моменте он вздрагивает.

– Я не хочу, чтобы ты причинил себе вред, – говорит Эмбер достаточно спокойно, потому что у нее есть зловещее чувство, что их выживание в этом месте имеет свой срок годности.

– О, не бойся. – Садек криво усмехается. – Одна карманная преисподняя, как по мне, от другой едва ли отличается.

– Ты же понимаешь, почему…

– Да-да, – бросает он небрежно. – Мы не можем посылать туда копии самих себя, это было бы отвратительно. Он должен быть ненаселенным, да?

– Ну, идея в том, чтобы доставить нас самих домой, а не оставлять тысячи наших копий запертыми в карманной вселенной здесь… разве не так? – неуверенно спрашивает Сю Ань. Она выглядит рассеянной: львиная доля ее внимания сконцентрирована на заборе опыта у дюжин привидений, которых она породила, чтобы позаботиться о безопасности по периметру их ставки.

– А кому мы все это продаем? – спрашивает Садек. – Если хочешь, чтобы я выставил товар максимально привлекательным…

– Это необязательно должна быть полная копия Земли. Просто сляпай убедительный рекламный проспектик предсингулярной человеческой цивилизации. У тебя – семьдесят два зомби в распоряжении, вот и вскопай им мозги, соедини вместе кучу применимых к ним переменных и перемешай, чтобы они выглядели немного более разнообразными.

Эмбер обращает свое внимание на дремлющую кошку.

– Эй, пушистый комок, как долго мы здесь находимся на самом деле, в реальном, так сказать, времени? Можешь ли ты стащить побольше ресурсов для Садека и его райского сада?

ИИНеко потягивается и зевает, совершенно натурально, по-кошачьи, и обращает к Эмбер прищуренный, абсолютно кошачий, взгляд, поводя торчащим трубой хвостом.

– Около восемнадцати физических минут. – Кошка снова потягивается и садится, чопорно сложив передние лапы и обвив их хвостом. – Призраки наседают, понимаешь? Не думаю, что смогу сдерживать их слишком долго. Они не очень хорошо умеют взламывать людей, но я думаю, что пройдет немного времени, и они создадут-таки новую копию тебя, которая будет более предрасположена к их стороне.

– Не понимаю, почему они не ассимилировали тебя вместе с остальными.

– Опять-таки вини свою мамашеньку – это она постоянно обновляет код управления цифровыми правами на мою личность. «Незаконное сознание – это кража авторских прав» – отстойный постулат ровно до тех пор, пока инопланетянин не хочет перемонтировать тебе задний мозг с помощью отладчика; тогда-то он и спасает вам жизнь. – Неко опускает глаза и начинает вылизывать лапу. – Я могу дать вашему мулле около шести дней в субъективном времени. После этого все ставки отменяются.

– Тогда я берусь. – Садек встает. – Спасибо тебе. – Он улыбается ИИНеко и растворяется, оставляя за собой улыбку, полупрозрачную и повисающую в искусственном воздухе эхом. Священник возвращается в свою башню, но в этот раз с замыслом и планом на уме.

– Значит, остались только мы. – Сю Ань смотрит на Пьера, потом снова на Эмбер. – Кому ты собираешься втюхать этот безумный план?

Эмбер откидывается назад и улыбается. Позади нее Донна, чья аватарка обрела вид архаичной кинокамеры, подвешенной под моделью летучего дрона, снимает весь разговор для потомков. Эмбер лениво кивает репортерше:

– Именно она подала мне эту идею. Кто из наших знакомых настолько глуп, чтобы купиться на такую аферу?

Пьер подозрительно смотрит на нее.

– Кажется, мы это уже проходили, – медленно произносит он. – Ты же не собираешься снова заставить меня кого-нибудь убить?

– Не думаю, что это будет нужно, если только корпоративные призраки не почуют, что мы собираемся слинять от них… и не настолько жадные, чтобы захотеть убить нас.

– Вот видишь, с прошлого раза она научилась, – комментирует Ань, и Эмбер кивает. – Больше – никаких недоразумений, верно?

Эмбер лучезарно улыбается ей в ответ.

– Верно. И именно поэтому ты, – она указывает на Пьера, – пойдешь и узнаешь, нет ли здесь каких-нибудь вуншевских пережитков. Я хочу, чтобы ты сделал им предложение, от которого они не смогут отказаться.

– А сколько стоит одна только цивилизация? – спрашивает Слизень.

Пьер задумчиво смотрит на него. На самом деле это не земной моллюск: слизни на Земле не достигают двух метров в длину и не имеют кружевных белых экзоскелетов, чтобы держать их шоколадного цвета плоть в форме. Но ведь это и не тот инопланетянин, каким кажется. Это – неплатежеспособный корпоративный инструмент, который замаскировался под давно вымершую инопланетную загрузку в надежде, что его кредиторы не узнают его, если он выглядит как случайно развившийся разумный индивид. Один из застрявших членов экспедиции Эмбер наладил контакт с ним пару субъективных лет назад, исследуя разрушенный город в центре брандмауэра. Теперь Пьер здесь, потому что Слизень, кажется, наиболее многообещающ. Последнее слово здесь самое важное, так как обещаний от пришельца много, а вот есть ли под ними нечто веское – хороший вопрос.

– Сама цивилизация не продается, – медленно произносит Пьер. Интерфейс перевода мерцает, накапливая его слова и преобразуя их в другую глубокую грамматику, не просто переводя его синтаксис, но и сопоставляя эквивалентные значения там, где необходимо. – Но мы можем предоставить вам привилегированный статус наблюдателя, если вы этого хотите. И мы знаем, кто вы такой. Если вы заинтересованы в том, чтобы найти новую биржу для торговли, ваши существующие активы интеллектуальной собственности будут стоить гораздо больше там, чем здесь.

Разбойничья корпорация слегка встает на дыбы и собирается в более толстый комок. Ее кожу усыпают красные пятна.

– Требуется время для размышления. А ваш обязательный учетный временной цикл является фиксированным или переменным сроком? И могут ли самостоятельные юрлица заключать договоры?

– Могу спросить своего патрона, – небрежно говорит Пьер. Он подавляет приступ тоски. Он все еще не уверен, где они с Эмбер находятся, но их отношения гораздо больше, чем просто деловые, и он беспокоится о риске, на который она идет. – У моей покровительницы – юрисдикция, в пределах которой она может изменить корпоративное право, чтобы удовлетворить ваши требования. Ваша деятельность в более широком масштабе может потребовать подставных компаний, – последнее понятие эхом отдается ему в переводе как «организмов-хозяев», – но об этом можно позаботиться.

Переводческая мембрана некоторое время колеблется, очевидно формулируя заново некоторые более абстрактные понятия таким образом, чтобы корпорация могла их понять. Однако Пьер вполне уверен, что Слизень примет это предложение. Когда он впервые встретился с ними, он хвастался своим контролем над оборудованием роутера на самых низких уровнях, но также жаловался на протоколы брандмауэра, блокировавшие отход (прежде чем довольно грубо попытаться съесть своего собеседника). Пьер смиренно ждет, оглядывая болотистый ландшафт илистых отмелей, перемежающихся зарослями колючих фиолетовых папоротников. Слизень должен быть в отчаянии, чтобы принять причудливое предложение, которое Эмбер разработала специально под него.

– Звучит интересно, – объявляет он после краткой подтверждающей перебранки с мембраной. – Если я поставлю подходящий геном, вы сможете настроить для него контейнер?

– Думаю, да, – осторожно отвечает Пьер. – А вы, со своей стороны, предоставите нам необходимую энергию?

– От ворот? – На мгновение переводческая мембрана галлюцинирует человечком из палочек, пожимающим плечами. – Да запросто. Ворота все квантово запутаны: светишь когерентным излучением в одни, собираешь его из других. Только сначала вытащите меня из этого брандмауэра.

– А как же задержка из-за скорости света?

– Не проблема. Вы идете первыми. Пассивный инструмент, который я оставляю здесь, покупает мощность и отправляет ее вслед. В рамках госаппарата, управляющего Вселенной 1.0, сеть роутеров синхронна. Скорость распространения сообщений равна скорости света в вакууме, но червоточины сокращают дистанцию на расстояние между узлами. В передаче без потерь весь смысл сети. Кто доверит сознание каналу сообщения, который может частично рандомизировать его содержимое в процессе переноса?

Пьер закатывает глаза, пытаясь понять значение космологии слизняка. Но на самом деле времени нет – здесь и сейчас у них осталось порядка минуты физического времени, чтобы все уладить, если ИИНеко права; всего лишь минута до того, как разъяренные призраки начнут пытаться проникнуть в демилитаризованную зону грубо и без смазки.

– Если вы хотите попробовать это, мы будем рады помочь вам, – говорит он, думая о скрещенных на удачу пальцах, талисманах – кроличьих лапках – и надежных брандмауэрах.

– Договорились, – переводит ему ответ Слизня мембрана. – Теперь мы обмениваемся акциями / плазмидами / собственностью? После полного слияния?

Пьер пристально смотрит на Слизня:

– Но это же деловое соглашение! – протестует он. – При чем тут секс?

– О, приношу свои извинения. Какая-то ошибка перевода. Вы сказали, что это будет слияние компаний?

– Не в таком смысле. Это же контракт. Мы соглашаемся взять вас с нами. В ответ вы помогаете нам заманить вуншей в домен, который мы сооружаем для них, и настраиваете роутер на другом конце…

И так далее, и тому подобное.

Кое-как собравшись с духом, Эмбер вспоминает адрес, который дал ей призрак для загробной вселенной Садека. По ее собственному субъективному времени прошло уже около получаса с тех пор, как он ушел.

– Идешь? – спрашивает она кошку.

– Не думаю, что стоит, – говорит Неко и смотрит в сторону, блаженно безразличная.

– Ну приехали. – Эмбер напрягается, а затем открывает портал в карманное лимбо Садека.

Как и в прошлый раз, она оказалась внутри дома, стоящей на богато украшенном мозаичном полу в комнате с побеленными стенами и остроконечными окнами. Но в этот раз есть что-то еще, и спустя мгновение она понимает, что именно. Шум машин снаружи, воркование голубей на крышах, чей-то крик через улицу: здесь есть люди.

Она подходит к ближайшему окну и смотрит на улицу, потом отшатывается. На улице очень жарко. Пыль и дым висят в воздухе цвета цемента над грубо обработанными бетонными жилыми домами, их крыши усажены спутниковыми тарелками и безвкусными кричащими светодиодными рекламными панелями. Глянув вниз, она видит мотороллеры, автомобили – грязные, питающиеся ископаемым топливом бегемоты, тонны стали и огня в движении, несущие только одного человека: соотношение масс хуже, чем у допотопной ракетной установки. Пестро одетые люди расхаживают туда-сюда. Над ее головой пыхтит новостной геликоптер, ощупывая линзами объективов сверкающий поток машин.

– Совсем как дома, правда? – говорит Садек из-за ее спины.

Эмбер вздрагивает.

– Это здесь ты вырос? Это и есть Йезд?

– В реальном мире он больше не существует. – Садек выглядит задумчивым, но куда более оживленным, чем та едва наделенная самосознанием пародия на себя самого, какую она вытащила из этого здания всего несколько субъективных часов назад. Он улыбается: – Наверное, это хорошо. Его начали сносить уже тогда, когда мы только-только готовились к отбытию, понимаешь?

– Тут все так подробно проработано. – Эмбер разветвляет свои глаза и отправляет их маленькими виртуальными отражениями танцевать на улицах иранского промышленного пригорода. Над головой рассекают небесный простор огромные аэробусы, развозящие паломников на хадж, туристов – на побережные курорты Персидского залива, а прибыль – на зарубежные рынки.

– Лучшее время, какое только вспомнить могу, – произносит Садек мечтательно. – Хотя тогда я провел здесь не так уж много дней, учился в Куме и Казахстане, готовился к полетам в космос, но это было в начале двадцатых годов. После Смуты, после свержения хранителей… это была молодая, энергичная, очень либеральная страна, полная оптимизма и веры во власть народа. Всего того, чего уже не было в других местах.

– А я-то думала, демократия для вас в новинку.

– Зря. – Садек качает головой. – Ты же знаешь, что в девятнадцатом веке в Тегеране были восстания сторонников демократии? Нет? Вот почему первая революция… а впрочем, ладно. – Он делает резкий жест. – Политика и вера – горючее сочетание. – Он хмурится. – Но ты оцени – это то, что нам требуется?

Эмбер вспоминает свои распределенные глаза – некоторые из них улетели за тысячу километров от ее локуса – и сосредотачивается на том, чтобы сложить свои впечатления от созданной Садеком симуляции.

– Выглядит убедительно. Но не чересчур.

– Такова и была моя идея.

– Ну, раз так… – Она улыбается. – Это только Иран? И оставлял ли ты им простор для роста?

– Я-то? – Он кривит бровь. – У меня и вопрос моральности этого… проекта вызывает достаточно сомнений, что уж говорить о вторжениях на территорию Аллаха, мир имени Его. Уверяю, здесь нет разумных живых существ, кроме нас. Люди – пустые оболочки из моих снов, манекены с витрин магазинов. Животные – грубые растровые изображения. Об этом ты и просила – ничего сверх тут нет.

– Ну раз так… – Эмбер делает паузу. Она вспоминает выражение перепачканного грязью лица маленького мальчика, бросающего мяч своим товарищам у заколоченного фасада заправочной станции на пустынной дороге; вспоминает оживленную болтовню двух синтетических домохозяек: одна в традиционной черной одежде, а другая в каком-то импортном ширпотребе. – А ты уверен, что они ненастоящие? – спрашивает она.

– Совершенно. – Но на мгновение тень сомнения все же проскальзывает по его лицу. – Ну что, пойдем? Оккупанты готовы к заселению?

– Пьер их уже окучивает. Пошли, конечно. Мы же не хотим, чтобы нас затоптали тут скваттеры. – Она машет рукой и отворяет дверь обратно на площадь, где спит ее кошка – кошмарный Чужой из демилитаризованной зоны, преследующий сверхразумных мышек-сновидцев в многомерных реальностях. – Порой я задаюсь вопросом, есть ли сознание у меня самой. От одних мыслей – мурашки по коже. Но ладно. Пора впарить инопланетянам наш Бруклинский мост.

С обманщиком-призраком Эмбер встречается в отсеке без окон, стянутом прямиком из «Космической одиссеи 2001».

– Вы заключили монстра в тюрьму, – заявляет призрак.

– О да. – Эмбер ждет субъективное мгновение, чувствуя, как на краешке сознания деликатными щупальцами скребется что-то вроде попытки взлома по временному каналу. Она тут же чувствует непреодолимое желание чихнуть и горячую вспышку гнева, которая проходит почти сразу же.

– И ты изменила себя, чтобы блокировать внешний контроль, – добавляет призрак. – Чего же ты хочешь, индивидуум по имени Эмбер?

– А у вас что, нет никакого понятия об индивидуальности? – спрашивает она, злясь на его самонадеянные вмешательства в ее внутренние состояния.

– Индивидуальность есть ненужный барьер для передачи информации, – произносит призрак, превращаясь в свою первоначальную форму, полупрозрачное отражение ее тела. – Она снижает эффективность капиталистической экономики. Замечу, что крупный блок демилитаризованной зоны нам-мне по-прежнему недоступен. Ты уверена, что победила этого монстра?

– На все сто, – молвит Эмбер, заставляя голос звучать увереннее собственных чувств. Порой ее проклятая трансгуманистская кошка-робот не более предсказуема, чем обычная зверюга из плоти и крови. – Теперь встает вопрос об оплате…

– Оплата! – Похоже, призрак развеселился. Но Пьер рассказал ей, на что следует обращать внимание, и теперь Эмбер может видеть переводящие мембраны собеседника. Цветовой сдвиг показывает, что семантическая дистанция колоссальна. Существо кажется призрачной копией ее самой, но на самом деле в нем не сыскать даже самого отдаленного сходства с человеком. – Какая от меня-нас нужна оплата в местном торговом эквиваленте за предоставленные услуги?

Эмбер выдает с улыбкой:

– Мы хотим открытый канал назад к роутеру, откуда мы прибыли.

– Невыполнимо, – выпаливает призрак.

– Хотим открытый канал, который будет устойчив в течение шестисот миллионов секунд нашего прохождения по нему.

– Невыполнимо!

– Мы можем предложить вам целую цивилизацию, – мягко замечает Эмбер. – Целую нацию людей, миллионы индивидуальных особей. Просто дайте пройти – и мы всё для вас устроим.

– Вы… так, пожалуйста, подождите. – Призрак слегка мерцает, становясь размытым по краям. Пока он советуется с другими узлами, Эмбер открывает личный канал к Пьеру.

[Вунши уже на месте?], пересылает она.

[Перебираются], отвечает Пьер. [Они, на наше счастье, не помнят, как мы с ними обошлись на борту «Странствующего Цирка»: память к ним не прогрузилась. Слизень помог склонить их к сотрудничеству. Но меня все равно в дрожь от них бросает – это же, мать их, Похитители Тел, самые всамделишные].

[Да и пофиг], беспечно отвечает Эмбер. [Скажи, у нас все готово?]

[Садек говорит, что да].

[Ну и отлично. Пакуйте чемоданы. Скоро и мы отбываем].

– Целую цивилизацию? – переспрашивает призрак, вновь обретая четкий вид. – Это же невозможно! Вы же прибыли… – Тут призрак замирает и чуть не рассыпается кучкой светящихся точечек. Попался, думает Эмбер. Врунишка-лгунишка, спадают штанишки. – В общем, вероятность того, что вы могли отыскать человеческую цивилизацию в архивах, крайне мала.

– Монстр, пришедший с нами и доставивший вам столько хлопот, – хищник, – уверяет на голубом глазу Эмбер. – Вобрал в себя целый народ, но мы самоотверженно перетянули его внимание на себя и увлекли за собой в роутер. Он всеяден, и внутри него все сохранилось в первоначальном виде – ничего не стоило извлечь и распаковать. Такая цивилизация уже была реконструирована по горячим следам в нашем собственном мире, и мы ничего не выгадаем, забрав ее с собой. Но мы должны вернуться и удостовериться, что никакие хищники этого вида более не доберутся ни до роутера, ни до высокоскоростного узла, который мы к нему подключили.

– Уверены, что разделались с ним? – спрашивает призрак. – Будет неприятно, если монстр укрылся в собственных архивах поглощения и снова появится оттуда.

– Могу гарантировать, что он больше не потревожит вас, если вы нас отпустите, – говорит Эмбер, в мыслях молясь на удачу. Призрак, похоже, не заметил огромного клина фрактально сжатых данных, который на порядок раздул ее личный объем. Она все еще чувствует прощальную улыбку ИИНеко у себя в голове, ее зубы цвета слоновой кости, надежду, что Эмбер оживит кошку, если план побега выгорит.

– Мы согласны. – Призрак причудливо извивается, превращаясь в пятимерную сферу – бурно пузырящуюся и разрождающуюся вскоре маленькой пиктограммой, искажающей в своей призме реальность, на манер черной дыры с нуль-гравитацией. – Вот ваш проход. Предъявите нам цивилизацию.

– Хорошо. Вот она. [Всем приготовиться!!!]

Эмбер напрягает воображаемую мышцу – и растворяет одну из стен комнаты, тут же распахивая врата в экзистенциальный ад Садека, ныне ставший неплохим таким факсимиле иранского промышленного города образца двадцать первого века, населенный до отказа паразитами-вуншами, уверовавшими в свою удачу, – целому крупному континенту зомби, чьи сознания жаждут плоти.

Призрак проплывает сквозь распахнутые врата. Эмбер хватает пиктограмму, достает сокрытый в ней портал и сообщает всем своим:

[Ну, погнали!]

И время замерзает на миг – а потом…

Синтетический драгоценный камень размером с банку из-под кока-колы плывет в холодном вакууме на высокой орбите вокруг коричневого карлика. И вакуум этот озарен: сапфировый свет, такой же яркий, как свет полуденного солнца на Марсе, расцветает как безумный бриллиант и играет в парусах, тонких, как мыльный пузырь, что плавно несутся прочь от драгоценного камня, надуваясь и натягиваясь. Модуль доступа, оставленный беглым корпоративным инструментом-Слизнем, взломал аппаратную часть роутера, и его проход-червоточина теперь ярок, как ядерный взрыв, и передает энергию. Лазерный свет из звездной системы во многих световых годах отсюда гонит «Странствующий Цирк» в путь – назад в родную систему, что совсем недавно была человеческой.

Эмбер уединилась вместе с Пьером в симуляции ее дома на борту Империи Кольца. Одна стена комнаты – плита из сплошного блока алмаза, сквозь которую открывается вид с низкой орбиты на бурлящую ионосферу Юпитера. С такой высоты горизонт выглядит почти что плоским. Они – вдвоем в постели, сложенной будто из тысячелетних дубовых балок и являющейся более удобной копией ложа короля Англии Генриха VIII. Конечно, внешний вид ложа обманчив, как и почти у всего остального на борту Империи Кольца, а тем более в тесных симуляционных средах на борту «Странствующего Цирка», но важно здесь и сейчас лишь то, что корабль постепенно набирает скорость, хоть с оставшейся частью паруса он сможет достичь только одной десятой доли от световой.

– Так, давай-ка еще раз. Ты сумела убедить роутерный народ, что симуляция Ирана, которая заселена телами-зомби, куда запихнулись вунши, – это человеческая цивилизация?

– Точно! – Эмбер потягивается и расплывается в самодовольной улыбке. – Но они же сами виноваты, эти чертовы автоматизированные бюрократы, если бы не использовали в качестве денег личности с самосознанием, вряд ли бы попались на такую удочку.

– Люди как валюта… ну и ну.

– Вообще, ничего удивительного. – Эмбер зевает, потом садится и властно щелкает пальцем: за спиной появляются пуховые подушки, а меж них материализуется серебряный поднос с двумя полными бокалами вина. – Корпорации – тоже формы жизни у нас дома, не так ли? И мы ими торгуем. Мы наделяем наши концерны искусственным интеллектом, но аналогия на деле залегает даже глубже. Посмотри на штаб-квартиру любой компании, обставленную произведениями искусства и дорогой мебелью, где личный персонал всюду кланяется и пресмыкается…

– Они новая аристократия, так ведь?

– Не совсем. Когда они захватывают власть, то, что получается, больше похоже на новую биосферу. Черт возьми, да даже новый первичный бульон: прокариоты, бактерии и водоросли, бездумно копошащиеся, меняющие деньги на плазмиды. – Королева передает своему супругу бокал с вином. Когда тот осушает его, он чудесным образом наполняется вновь. – Итак, достаточно сложные алгоритмы распределения ресурсов перераспределяют дефицит… и, если ты не отпрыгнешь с их пути, они перераспределят и тебя. Думаю, именно это произошло внутри мозга-матрешки, где мы оказались: судя по Слизню, то же происходит и в других местах. Стоит задаться вопросом, откуда взялись строители этого сооружения и куда ушли. И понимали ли они, что участь разумной жизни, овладевшей орудиями труда, должна была стать ступенькой в эволюции корпоративных инструментов.

– Может быть, они и пытались демонтировать компании до того, как те их в расход пустили. – Пьер выглядит обеспокоенным. – Накручивали национальную задолженность, импортировали престижные расширения наборов восприятия, пережевывали экзотические фантазии… Но, когда первобытная цивилизация мозга-матрешки включается в сеть, они смотрятся… – Он задумывается. – Как туземцы. Как первобытная пост-сингулярная цивилизация, впервые увидевшая галактическую сеть. Пораженная, жаждущая сразу всех богатств. Они транжирят свой капитал, человеческий или инопланетный, растрачивают мем-машины, которые их построили… И не остается ничего, кроме продуваемой всеми ветрами пустоши, по которой скитаются корпоративные механизмы, разыскивающие, кем бы еще овладеть.

– Это лишь домыслы.

– Пустые домыслы, – соглашается он.

– Но мы не можем их игнорировать. – Эмбер кивает. – Может быть, какой-нибудь ранний корпоративный хищник построил машины, которые распространяли червоточины вокруг коричневых карликов и управляли сетью роутеров поверх них в попытке быстро заработать деньги. Не помещая их при этом в реальные планетные системы, которые, вероятно, будут содержать разумные виды, додумавшиеся сделать из камня топор, – размещение гарантировало бы, что лишь близкие к сингулярности цивилизации будут спотыкаться о них. Цивилизации, которые зашли слишком далеко, чтобы быть легкой добычей, скорее всего, не стали бы посылать корабль на поиски… таким образом, сеть обеспечивала бы постоянный приток новых для большого города деревенщин, пригодных к обдиранию. Только они привели механизм в движение миллиарды лет назад и вымерли, оставив сеть размножаться, и теперь там нет ничего, кроме сожженных цивилизаций-матрешек и воющих скорбно паразитов, таких, как наш призрак и вунши. И таких жертв, как мы. – Она вздрагивает и меняет тему разговора: – Кстати, о пришельцах, а Слизень-то счастлив?

– В последнюю мою проверку был вполне доволен, о да. – Пьер дует на свой бокал, и тот распадается на миллион светящихся точек. При упоминании взятого на борт беглого корпоративного инструмента на его лице отражается сомнение. – Я пока не доверяю ему выход за огороженные симуляционные среды, но те программы для управления лазером, которые он дал нам, весьма недурны. Просто я надеюсь, что ты меня послушаешь и тебе никогда не понадобится использовать его. Что меня тревожит, так это то, что ИИНеко проводит с ним слишком много времени.

– Так вот где она сейчас? А я-то волновалась…

– Кошки никогда не бегут на хозяйский зов сразу, верно ведь?

– Верно, – эхом откликается Эмбер, с тревогой созерцая образы облачных чертогов Юпитера. – Интересно, что ждет нас дома?

За окном со зловещей скоростью приближается к ним воображаемая линия раздела юпитерианских дня и ночи, затягивая их в полный неопределенности закатный час.