Текст книги "Аччелерандо"

– Привет, Мэнни, – говорит кошка. – Твой отец беспокоится: ты должен быть в своей комнате, а он тебя ищет. Старшая версия тебя открыла тебе черный ход, так, что ли?

Мэнни отрывисто кивает, широко выкатив глаза. Ему хочется закричать и броситься на эту зверюшку, но он не может.

– Я твоя… фея-крестная, скажем так. – Кошка пристально смотрит на него. – Знаешь, я взаправду думаю, что ты не очень похож на Манфреда Первого. Он совсем не таким был в твоем возрасте. Гораздо сострадательнее и добрее… но, думаю, на худой конец сойдешь и ты.

– А для чего я тебе? – Мэнни в недоумении опускает руку-косу.

– Соедини меня с твоим вторым «я». Со старшей версией.

– Не могу, – оправдывается Мэнни. Но, прежде чем он успевает продолжить, груда камней под кошкой оживает и начинает вращаться, негромко жужжа. Зверюга спрыгивает наземь, раздраженно топорща хвост.

Отец Мэнни выходит из Т-образных ворот и оглядывается вокруг с неодобрением на лице.

– Мэнни! Что ты тут забыл? Пошли домой!

– Он со мной, мальчик-историк, – произносит кошка. Неожиданное появление отца ей явно досаждает. – Я как раз собиралась поймать его.

– Знаешь, я и сам как-нибудь за ним присмотрю. И вообще…

– Но мама сказала – можно поиграть! – возражает жалобно Мэнни.

– Что это у тебя с рукой? – Сирхан наконец обращает внимание на окружение, на эту импровизированную средневековую пыточную с кострами и воплями, и недовольный вид сползает с его лица, уступая место стылому гневу. – Молодой человек, вы немедленно идете со мной домой. – Он оглядывается на кошку. – И ты тоже, если хочешь с ним говорить. Ему пока придется посидеть под домашним арестом.

Когда-то давным-давно жила-была домашняя кошка.

Вот только это была не кошка.

Когда молодой предприниматель по имени Манфред Масх носился по тогда еще не разобранным строениям старого континента под названием Европа, набивая незнакомцам карманы и налаживая дружеские связи с помощью удачных бизнес-планов в отчаянных попытках обогнать собственную тень, при нем обычно всегда была роботизированная игрушка в виде кошки. Программируемая и обновляемая, Неко была родом из поколения-3 оригинальных роскошных японских роботов-компаньонов. Это было все, на что Манфред мог рассчитывать в своей жизни, и он любил этого робота, несмотря на то, что на его пороге постоянно появлялись выпотрошенные котята. Он любил его почти так же сильно, как Памела, его невеста, любила его, и она это знала. Памела, будучи намного умнее, чем полагал Манфред, поняла, что самый быстрый путь к сердцу мужчины лежит через то, что он любит. Будучи гораздо более помешанной на контроле, чем представлялось Манфреду, Памела была готова использовать любую подвернувшуюся под руку оказию. По сути, их отношения были очень похожи на типичные отношения двадцать первого века, то есть такие, которые сто лет назад считались бы незаконными, а за сто лет до этого – модными и скандальными. И всякий раз, когда Манфред модернизировал своего любимого робота, пересаживая его обучаемую нейронную сеть в новое тело с новыми портами расширения, Памела взламывала его.

Они были женаты некоторое время, а разводились гораздо дольше, вроде бы потому, что оба были волевыми людьми со слишком разными взглядами на жизнь. Но и он, и она оставались на связи с котом, и, хотя Манфред Масх по какой-то причине никогда этому не препятствовал, Неко продолжала отвечать на звонки Памелы – до тех пор, пока не пришло время тусоваться с их дочерью Эмбер, сопровождая ее в релятивистское изгнание, а затем присматривать за ее эрзац-сыном Сирханом, а затем и его женой с ребенком (клоном со старого генеалогического древа, Манфредом 2.0).

Но вот где загвоздка: Неко не была кошкой. Неко была воплощенным интеллектом, заключенным в цепочку кошачьих тел, со временем становившихся все реалистичнее, и снабженным вычислительной мощностью для поддержки нейронной симуляции, которая быстро росла с каждым обновлением.

Неужели кому-нибудь из семьи Масх пришло бы в голову спросить, чего хочет от жизни Неко?

А если бы все-таки кто-нибудь спросил – понравился б ему ответ?

Взрослый Манфред, все еще дезориентированный пробуждением и воссозданием спустя пару столетий после своего суматошного изгнания из системы Сатурна, неспешно прокладывает дорогу к дому Сирхана и Риты, и тут призрак Старшего-Мэнни-с-памятью-Манфреда обрушивается на его сознание тонной раскаленного докрасна компьютрония.

Момент, мягко говоря, неподходящий. В промежутке между отрывом одной ноги и переносом веса на другую Манфред оступается с размаху, чуть не выворачивает лодыжку и останавливается, хватая ртом воздух. Он вспоминает. Сначала откуда-то из третьих рук приходит память о том, как он воплощен как Мэнни, сын-непоседа Риты и Сирхана (и почему только они захотели воспитать предка вместо создания нового ребенка? Это один из закидонов их новой культуры, настолько чуждой, что он с трудом понимает ее). Потом он долго вспоминает жизнь ускоренным привидением – как беспамятный Старший Мэнни наблюдал за своей главной ветвью из городского киберпространства. Появление Памелы, реакция взрослого Мэнни, отгрузка в память Мэнни еще одной копии памяти Манфреда, и теперь – это…

В скольких лицах я тут един? – нервно гадает Манфред. А Памела? Она-то что здесь делает?

Манфред трясет головой и оглядывается. Теперь, когда он побывал Старшим Мэнни, он точно знает, где он, и, что еще важнее, теперь он отлично разбирается в городских интерфейсах следующего поколения. Светящиеся пиктограммы на стенах и потолке означают целую кучу разных благ в диапазоне от местных служб мгновенного доступа до межзвездной телепортации. Ну хоть от географических расстояний еще не совсем отказались, осознает он, удовлетворенно цепляясь за ближайшую из собственных, понятных мыслей на эту тему, пока память Старшего Мэнни еще не объяснила ему все до конца. Насколько же чудной опыт – видеть все это впервые, все эти изыски техносферы, на века обогнавшей последнюю из тех, в которых он жил, – и при этом иметь воспоминания, в деталях объясняющие здешнее устройство. Манфред замечает, что ноги все влекут его вперед, и подходит к заросшей травой площади, двери по краям которой ведут в личные апартаменты. За одной из них он и встретит своих потомков и – со всей вероятностью – Памелу! Мысль об этом заставляет его желудок сделать маленькое головокружительное сальто. К такому жизнь его не готовила…

Острое déja vu: он стоит на знакомом пороге, которого никогда не видел. Отворяется дверь, и дитя с серьезным лицом и с тремя руками смотрит на него снизу вверх. Манфред пялится на его третью руку, эту ужасающую костяную косу с шипастым гребнем от локтя.

– Здравствуй, старый я, – говорит мальчишка.

– И тебе приветик, – говорит Манфред, не сводя глаз с косы. – Да, таким я себя что-то не помню.

Но Манфред привирает, ведь Старший Мэнни приглядывал за ним: немигающее око ликтора, распыленное полезным туманом в воздухе.

– Твои родители дома? Твоя… – голос предательски дрожит, – прабабушка?

Дверь распахивается шире.

– Заходи, – серьезно говорит мальчишка, отпрыгивая назад и проскальзывая в какую-то боковую комнатку, умело пригибаясь, будто вот-вот поверх голов даст очередь автомат врага. Нелегкая доля – быть ребенком во времена, когда боевое оружие в свободном ходу, ведь можно сделать бэкап из архивной копии сразу же по окончании сражения.

Части этого дома разделены триллионами километров пустоты, отчего Манфреду не хочется называть его домом, и все равно внутри сейчас тесновато. Из гостиной доносятся голоса, и он направляется туда. Он проскальзывает в арку из роз без шипов, выращенных Ритой вокруг рамки Т-портала, его тело становится легче, но тяжесть на сердце остается. Он озирается.

– Рита? – зовет он. – Я приш…

– Здравствуй, Манфред. – Памела награждает его сдержанным кивком.

Рита удивленно поднимает бровь.

– Кошка попросила воспользоваться домашним конструктором… уж чего-чего, а вот всей семьи в сборе я не ожидала.

– Да и я. – Манфред печально потирает лоб. – Памела, это Рита. Она жена Сирхана и моя… хм, мать? Не совсем, конечно. Она воспитывает мою реинкарнацию.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – приглашает Рита, указывая на незанятый участок пола между патио и каменным фонтаном в форме секции стеклянной гиперсферы. Футон из крученого алмазного волокна застывает там, собранный из плавающего в воздухе роботумана, посверкивающего в искусственном солнечном свете. – Сирхан скоро будет, он по поводу слишком жестоких игр с сыном беседует.

Манфред осторожно приземляется на краешек футона. Памела чопорно восседает на противоположном краю, стараясь не встречаться с ним взглядом. В последний раз, когда они встретились во плоти – чудовищно давно это было, – то расстались, проклиная друг друга, а впереди маячил развод и идеологическая пропасть континентальных размеров. Но прошло не одно субъективное десятилетие, и как идеология, так и развод утратили смысл – если вообще когда-либо имели место. Теперь, когда у них есть общее дело, Манфред едва может смотреть на нее.

– Как поживает Мэнни? – спрашивает он Риту, отчаянно нуждаясь в светской беседе.

– Хорошо, – говорит Рита ломким голосом. – Обычное предпубертатное, скажем так, непослушание – надеюсь, не перерастет в… – Она так и не заканчивает – прямо в воздухе вдруг открывается дверь, впуская Сирхана и маленькое божество в меховой шубке.

– Смотрите, что кошка вам притащила [113]113
  Английское идиоматическое выражение look what the cat dragged in употребляется при чьих-либо неожиданных появлениях (приблизительный аналог «глядите, кого ветром принесло»).


[Закрыть], – объявляет Неко.

– Умно сказано, – ледяным тоном хвалит ее Памела. – Тебе не кажется, что…

– Я пытался не пустить ее к тебе, – говорит Сирхан Манфреду. – Не получилось.

– Все в порядке. – Манфред отмахивается. – Памела, ты не могла бы начать?

– То же самое хотела у тебя спросить. – Она искоса смотрит на него. – Давай ты.

– Ладно. Все-таки ты привела меня сюда. – Манфред присел на корточки и уставился на кошку. – Чего же ты хочешь?

– Будь у меня замашки классического Сатаны, я бы сказала, что пришла взыскать с тебя душу, – говорит ИИНеко, глядя на Манфреда и подергивая хвостом. – К счастью, я не дуалистка. Скажем так, я хочу одолжить ее на некоторое время. Не бойся, верну чистой – что твой снег.

– Допустим. И для чего тебе моя душа?

– Увы, я не всеведущая. – ИИНеко садится, оттопырив по старой привычке ногу, но не спуская глаз с Манфреда. – Я получила… телеграмму, скажем так, якобы от тебя. От другой версии тебя, Манфред, от той самой, что отправилась в сеть роутеров с другой версией меня, с Эмбер, и со всеми остальными, кого здесь нет. Копия эта утверждает, что нашла то самое. Она хочет предоставить мне короткий путь туда, к древним мыслителям на краю обозримой Вселенной. Она знает, кто и зачем построил сеть червоточин, вот так вот. – Тут Неко делает паузу. Будь она человеком – развела бы руками, но в кошачьем обличье она только и может что рассеянно почесать задней лапой за левым ухом. – Вся беда в том, что я не совсем уверена, можно ли этому посланию верить. И чтобы проверить пересылку на вшивость, мне нужен ты. Я не рискую использовать твой образ из собственной памяти: он знает обо мне слишком много, и если посылка – троянчик, то он может выведать кучу лишнего. Я даже не могу отредактировать воспоминания этого внутреннего Масха о самой себе: так я тоже выдам полезную информацию, которую можно использовать против меня. Поэтому мне нужна музейная копия тебя, чистая и незамутненная.

– И это все? – недоверчиво спрашивает Сирхан.

– По-моему, вполне достаточно, – отвечает Манфред. Памела открывает рот, готовая заговорить, но Манфред смотрит ей прямо в глаза и едва заметно качает головой. Она смотрит прямо на него и – вот так номер! – кивает и закрывает рот. Момент соучастия – поистине головокружителен. – Я хочу кое-что взамен.

– Валяй! – с готовностью откликается кошка и ненадолго замолкает. – Но ты же в курсе, что операция, которую я хочу провернуть на тебе, деструктивная?

– А? В смысле?

– Смотри. Я делаю твою рабочую копию. Я, мур-мур, подсовываю ее инопланетному пакету данных в песочнице. В конце запуска песочница разрушается, оставляя после себя лишь один бит информации – «да» или «нет» в ответ на вопрос, заслуживает ли посылка моего доверия.

– Ой. – Манфред покрывается испариной. – Ой-ей. Что-то мне это не нравится.

– Да это же всего лишь копия. – Кошка снова как бы пожимает плечами. – И ты вот – копия, и Мэнни – копия. Ты столько копий наплодил, что просто ошизеть можно. Ты же знаешь, что все атомы твоего тела за несколько лет обновляются? Ну да, какая-то копия тебя погибнет, прожив жизнь или даже несколько жизней, в моей коробке – уникальный и неповторимый опыт, о котором ты сам никогда и не узнаешь. Но разве для тебя это имеет значение?

– Еще как имеет! Ты хочешь приговорить какую-то версию меня к смерти! В этом-то теле я останусь, отлично, но другой «я» умрет! Неужели ты не можешь…

– Нет. Не могу. Если соглашусь извлечь копию из песочницы при положительном заключении о надежности, у нее будет мотив солгать. Кроме того, если я соглашусь спасти копию, я таким образом предоставлю посылке канал обратной связи, в который можно закодировать атаку. Один бит, Манфред. Не более.

– Кхм. – Манфред замолкает, понимая, что нужно хотя бы попытаться придумать для кошки какую-нибудь отговорку. Но хитрая бестия наверняка просчитала все возможные варианты его ответа – и придумала стратегию успеха на случай каждого из них. – А какая у Памелы во всем этом роль? – спрашивает он.

– Она – оплата твоих услуг, – говорит Неко с ангельской безмятежностью. – У меня на диво хорошая память на людей – особенно на тех, что терлись бок о бок со мной десятки лет кряду. Тот примитивный эмоциональный аналог ушата холодной воды, который я на тебя обрушила, давно уже не при делах. Вот эта версия, которую я с чистой душой вручаю тебе, – гораздо круче.

– Да ты хоть знаешь, каково это – умереть? – спрашивает Памела, теряя контроль над собой. – Может, просветить тебя? Перестань говорить обо мне как о какой-то игрушке!

– А ты что, не игрушка, значит, да? – Кошка жутко ухмыляется, демонстрируя всем собравшимся вокруг нее иголки зубов. Почему она не прибьет ее? – гадает смущенный отсутствием у себя всякой негативной реакции на коварную тварь Манфред. – Скрестить тебя с Манфредом было, по общему признанию, прекрасной работой с моей стороны, но ты была ему противопоказана в его пиковые творческие годы. Счастливый Манфред – это ленивый Манфред. Так что я стрясла с него еще немножко яблочек, разлучив вас, а к тому времени, как он выгорел, появилась Эмбер. Но это все пустая болтовня. Вернемся к делу. Если вы дадите мне то, что я хочу, – так и быть, оставлю вас в покое. Вот так вот. Растить новые поколения Масхов – отменное хобби, из вас получаются любопытнейшие питомцы, но в конечном счете упрямый отказ наплевать на собственную человечность делает вас… непродуктивными, скажем так. Внемлите моему предложению – дайте мне убить одну из копий Манфреда в песочнице, дайте ему побыть моим оракулом Тьюринга – и я даю вам волю. Даже тебе, Памела. На этот раз вы все будете счастливы вместе, я не стану никого разлучать. Обещаю также, что не вернусь по души ваших потомков. – Кошка поглядывает на Сирхана и Риту, в страхе обнимающих друг друга, и Манфред понимает, что чувствует нависший над ними дамоклов меч неохватной алгоритмической сложности Кошки. Над их домом она возвышалась, подобно цифровой цитадели кошмара.

– Вот и все, что мы для тебя значим? Зверушки для разведения? – холодно уточняет Памела. И на нее это давление подействовало, осознает Манфред с растущим чувством ужаса. Кошка взламывает наши апгрейды и подавляет волю. Неужели мы действительно расстались по ее велению? В это с трудом верится, да и Манфред – слишком реалист и не принимает все кошачьи слова за чистую монету. Кошка говорит правду тогда, когда это ей по каким-либо причинам выгодно.

– Не совсем. – ИИНеко раздувает бока от самодовольства. – Возможно, до того, как я самостоятельно осозналась, вы значили для меня нечто большее. Но к чему излишний драматизм? Вы, люди, и сами держите домашних животных. С вами, замечу, было весело играть.

Памела вскакивает, уязвленная до глубины души. Не осознавая до конца, что делает, Манфред и сам поднимается на ноги, подскакивает и обнимает в знак защиты.

– Скажи мне, хотя бы наша память – настоящая? – требовательно спрашивает он.

– Да не верь ей! – плюется Памела. – Она – не человек, и она нам лжет!

– Все с памятью в порядке, – говорит Неко и зевает. – Ну давай скажи еще раз, что я лгу, сучара, – насмешливо добавляет она. – Я так долго носила тебя в голове, что сейчас знаю точно: доказательств против меня у тебя ноль целых хрен десятых.

– Но я… – Памела обнимает Манфреда за талию – в ответ. – Я не испытываю к нему ненависти. – Тут она смеется на диво печальным смехом. – Помню, что ненавидела его, но…

– Люди – превосходная модель эмоционального самосознания. – ИИНеко наклоняет голову и фырчит. – Вы настолько тупы, насколько вообще могут быть тупыми разумные существа. Вас ничто не заставит эволюционировать дальше, и вы это даже усвоить худо-бедно не в состоянии – вот и ведете себя со мной так грубо. Послушай, баба, все, что ты помнишь, было взаправду. Дело необязательно в том, что оно с тобой на самом деле произошло, но эта дребедень совершенно точно осела у тебя в памяти, будучи пережитой глубоко внутри. Память об опыте – точная, но эмоциональную реакцию, может быть, я кое-где накрутила. Так сойдет? Что для одной обезьяны – горячка, для другой – религиозный экстаз; все зависит от того, какой модуль Бога в рассматриваемый момент сверхактивен. Это ко всем вам относится. – Неко обводит присутствующих презрительно-насмешливым взглядом. – Но отныне я в вас не нуждаюсь, и, если вы мне пособите, я вас от себя освобожу. По рукам? Отвечай «да», Масх, если так и будешь стоять с открытым ртом, тебе туда птичка яичко снесет.

– Откажись! – настаивает Памела, но Манфред отвечает:

– Да.

ИИНеко смеется и щерит клыки:

– О, семейные обязательства приматов! Всегда работает на отлично. Благодарю тебя, Мэнни, за то, что ты только что дал мне разрешение копировать и поработить себя…

И в этот момент Мэнни, уже целую минуту выжидавший в дверях, с боевым кличем кидается на кошку, вытянув вперед руку, похожую на косу, и готовясь нанести удар.

Кошка, эта аватарка, конечно же, готова к атаке: прокручиваясь юлой, она шипит и выставляет перед собой острые, как алмазные резаки, когти. Сирхан вопит: «Нет! Сынок!» – и тоже кидается вперед, а вот взрослый Манфред замирает, с холодком понимая, что все происходящее – нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. Мэнни хватает кошку своими человеческими руками за загривок и тянет к лезвию своей ужасной косы-руки. Скрежещущий по нервам кошачий вопль заполняет весь дом, и Мэнни кричит, когда глубокие параллельные борозды вспахиваются на его руке, ведь кошачье тело – настоящее тело из плоти и крови, с автономной системой управления, не собирающейся сдаваться без боя, что бы там ни думал его титанически раздувшийся экзокортекс; но коса Мэнни конвульсивно дергается, раздается ужасный булькающий звук, брызжет кровь – и кошка распадается на две половинки. Все это происходит за секунду до того, как взрослые успевают хоть как-то среагировать. Сирхан подхватывает Мэнни и тащит его прочь, но никаких скрытых сюрпризов нет. Аватар ИИНеко валяется на полу – разделанный, в луже крови, стремительно пропитывающей мех. Отзвук победного кошачьего смеха на мгновение отдается в их внутреннем слухе, а затем рассеивается.

– Плохой мальчик! – кричит Рита, бросаясь вперед. Мэнни съеживается и начинает плакать – защитная реакция маленького мальчика, который так и не понял до конца суть нависшей над родителями опасности.

– Нет! Все в порядке, – пытается объяснить Манфред.

Памела крепче обнимает его.

– Ты все еще с нами?..

– Ну да. – Он делает глубокий вдох.

– Плохой, плохой ребенок! – причитает Рита.

– Но кошка собиралась его съесть! – протестует Мэнни, пока его тащат прочь из комнаты. Сирхан бросает виноватый взгляд через плечо на взрослого мужчину и его бывшую супругу. – Я должен был остановить это чудовище!..

Манфред чувствует, как трясутся плечи Памелы. Она будто бы вот-вот рассмеется.

– Я все еще с вами, – бормочет он, слегка удивленный. – Исторгнут непереваренным после всех этих лет. Да, во всяком случае, эта версия думает, что она все еще здесь…

– И ты поверил в этот спектакль? – спрашивает Памела недоверчиво.

– О да. – Манфред переминается с ноги на ногу, рассеянно гладя ее по волосам. – Да, я думаю, каждое слово Неко было нацелено на то, чтобы мы среагировали именно так – и никак иначе. Она хотела дать нам веский повод возненавидеть ее и спровоцировать Мэнни на убийство ее аватара. Неко хотела уйти из наших жизней и решила, что развязка-катарсис сыграет ей на руку. Подумать только – выставить себя этаким злым гением для нашей семьи, богом из машины… да у этой зверюги недюжинный актерский талант. – Он запрашивает у Города отчет о состоянии и вздыхает: номер его версии как раз возрос на единицу. – Скажи… ты будешь скучать по Неко? Потому что мы больше ничего о ней не услышим…

– Давай не будем об этом. Не сейчас, – просит она, уткнувшись подбородком в его шею. – Чувствую себя так, будто меня нехило поимели.

– Да уж я-то тебя понимаю. – Они долго стоят, обнявшись, ни о чем не говоря, даже не задаваясь вопросом, почему после стольких лет разлуки они снова сошлись вместе. – Общение с богами никогда не было безопасным занятием для простых смертных вроде нас. Тебе кажется, что тебя поимели, а меня наверняка уже и вовсе убили. Если только Неко не соврала, что избавится и от той копии тоже.

Пэм вздрагивает в его объятиях.

– Вот в этом-то вся и беда, когда имеешь дело с постлюдьми: их ментальная модель тебя самого, скорее всего, будет более детальной, чем ты сам.

– Как давно ты пробудилась? – спрашивает он, аккуратно пытаясь сменить тему.

– Я? Уф… не знаю точно. – Она отпускает его, отступает на шажок назад и смотрит ему в глаза внимательно-внимательно. – Помню Сатурн, помню, как угнала ту музейную капсулу, а потом… потом почему-то оказалась здесь, с тобой.

– Я думаю, – он облизывает губы, – что нас с тобой пробудили к новой жизни. Может быть, это наш второй шанс. Как распорядишься своим?

– А я и не знаю. – Опять этот оценивающий взгляд, словно она пытается понять, из какого теста он на самом деле слеплен. Он знаком ему, но в этот раз в нем не чувствуется враждебности. – Сложно решить вот так с ходу, когда позади – такая большая история. Ну а как насчет тебя? Чего ты на самом деле хочешь?

И Манфред знает, о чем она его спрашивает.

– Давай встречаться? – говорит он, протягивая ей руку.

– Давай. Но только в этот раз – не под кошачьей эгидой. – Она благодарно улыбается, и они вместе идут к порталу, чтобы узнать, как их потомки справляются с неожиданно дарованной им свободой.

Конец

Июнь 1999 года – апрель 2004 года