Текст книги "Юрий Хой и группа «Сектор Газа»"

Глава XVI
Не найти во мне изъян

Был ли Юрий Хой готов к свалившейся на него популярности? Вряд ли, ведь такие вещи обычно никак не просчитываются, особенно если ты сидишь в глубинке и в момент приглашения на первые большие концерты в Москву работаешь грузчиком. Но после расставания Хоя с первым составом «Сектора Газа» рядом с ним оказались профессионалы, которые в кратчайшие сроки не только сформировали конкурентоспособную концертную программу, но и вместе со своим лидером разработали неповторимый сценический облик группы.

По рассказам Алексея Ушакова, имидж и шоу участники коллектива целенаправленно создавали совместными усилиями в первый же год гастролей. «Сами смастерили себе форму – джинсы разорванные, нашивки разные, прибамбасики, бантики… – рассказывал клавишник в интервью автору книги «Эпитафия рок-раздолбаю». – Ну, представляешь: выбегают такие люди – рваные, растрепанные, пестрящие, лохматые, – сразу ажиотаж и бодрящее настроение у публики. Ну, это же – шоу! Цирк! А потом, после концерта, – опять нормальные люди. Вообще очень много энергии тратилось на эти эпатаж и прочие потуги». Сценические костюмы собирались с миру по нитке.

Галина Клинских

Жилет с советской символикой ему подарили – кто-то на концерт принес. Штаны раздирал на коленках для выхода на сцену специально. А если что-то из сценической одежды у Юры рвалось критично, я ему, конечно, потом подшивала.

Владимир Лобанов

Гитара покупалась, когда я играл в «Чин-Чине», и с этим всем комплектом и костюмом я перешел в «Сектор Газа». Что-то, конечно, менял, придумали какие-то аксельбанты на джинсовую безрукавку. Но это уже – дань панк-стилю.

Серьезным подспорьем для формирования сценического облика Юрия Хоя служила и его природная харизма. Те, кто видел в самом начале 90-х его первые афиши и фотосессии, поражались, насколько органично в его внешнем виде сочеталась панковская бесшабашность и безупречная цивильность. Стильные, хорошо сидящие по фигуре джинсы, белые кроссовки, крест в ухе (который он вставил по наитию, просто пробив ухо с помощью гвоздя и молотка), выбритые по-панковски виски и ― аккуратно уложенная волосок к волоску прическа…

Галина Клинских

Никаких долгих укладок перед зеркалом Юра не практиковал – просто у него так волосы сами по себе лежали. Они были волнистыми, муж их зачесывал назад, и они держались. Лаки для волос, насколько я знаю, он не использовал – ну разве что чуть-чуть и изредка. Единственное, первое время перед выходом на сцену Юра старательно начесывал волосы.

Уже на видеозаписях 1992–1993 годов Юрий Хой поражает отточенностью движений и невероятной пластичностью. По словам Галины Клинских, специально этому он ни у кого не учился.

Ирина Клинских

Смотришь старые записи «Сектора Газа» – и не устаешь поражаться, как папа двигался. «Утопленник» – моя любимая песня в концертном исполнении «Сектора Газа». Когда папа ее исполняет, он настолько точно двигается в такт музыке, что просто диву даешься!

Дочь Юрия Хоя справедливо указывает на то, что на сцене он совершенно преображался.

Ирина Клинских

Папа был скромным. Не было такого, чтобы он открыл дверь ногой и объявил: я пришел! Матом не ругался. Мне всегда было интересно, как в нем совмещались два образа – на сцене и в жизни. Лет в восемь я в первый раз пришла на концерт «Сектора Газа» в воронежский Дворец спорта «Юбилейный» – и все во мне перевернулось. Перед входом стояла огромная толпа, все кричали: «Юра! Юра!» Выступал он тогда в одной программе с Гариком Сукачевым. Когда я оценила папин сценический образ, у меня поменялось мировоззрение. Ведь папа дома – один, а тут – звезда, все его любят, и что-то вообще непонятное происходит. Думаю, что папа на сцене был более раскрепощенным, чем дома, это однозначно. Мне кажется, что на сцене он давал выход своей энергии в полной мере. Считаю, в нем два образа как-то дополняли друг друга.

В отличие от дочери, Галина Клинских считает, что на сцене ее муж не входил в образ, оставаясь таким же, как и в жизни. Любящему сердцу, конечно, виднее, поскольку оно видит сокровенный внутренний образ человека, а не внешнюю наносную мишуру.

Галина Клинских

Я бы не сказала, что Юра преображался на сцене. Вот смотрю сейчас по видео последние его выступления – он выходил обыкновенный, в брюках, рубашке. Раньше да, выходил в джинсовых жилетах, но при этом тоже просто пел, а не чего-то там из себя строил. Никаких новых черт на сцене я в нем не замечала.

Самобытность подачи и сценического облика «Сектора Газа» достигалась и за счет пестроты музыкальных вкусов участников группы. На эту тему любил порассуждать в интервью и Юрий Хой, подмечая, что клавишникам обычно нравится электронная музыка, гитаристам – метал или блюз и т. д.

Алексей Ушаков

Хой отслеживал колхозный стиль, и, видимо, он в этой теме и был. Вот люди говорят: у «Сектора» слабая поэзия и никакая музыка, но извините – это такой стиль! Искусство бывает сложным, а бывает простым. Здесь смотря с чем сравнивать. Встречается же примитивизм в искусстве, вот здесь то же самое. Так что Юра эти вещи отслеживал и попадал в точку. У него было поразительное чутье. Не только он так думал, но и, вероятно, все так думали, поэтому попал в точку.

Глава XVII
И на этот экран я пошел на таран

Вся история «Сектора Газа» состоит из удивительных парадоксов и странных пересечений. По большому счету они стали первыми советскими панками, прорвавшимися на телевидение, – вот только далеко не все представители целевой аудитории это успели вовремя заметить. Несгибаемый борец с системой Егор Летов явил себя миру в конце 1993-го после расстрела Белого дома. Эпатажные «Автоматические удовлетворители» стали мелькать на экране лишь во второй половине 90-х. А «НАИВ» с «Тараканами!» представляли собой к началу 90-х нечто аморфное, поэтому телевизионщики ими пока еще заинтересоваться никак не могли.

Юрий Клинских обижался на продюсера Сергея Савина за то, что тот забирал себе 50 % прибыли. Но тот действительно вкладывал деньги в раскрутку группы, немаловажная часть которой – засветка на ТВ. Те, кому сейчас чуть за 40, должны помнить, как в 1992 году «Сектор Газа» вдруг показали в имевшей бешеную популярность развлекательной передаче «50 на 50» на Первом канале. Еще бы, ведь, по сути, это была первая музыкальная программа с элементами ток-шоу. Матерый диск-жокей Сергей Минаев, бывший ведущим «50 на 50» и исполнителем ее запоминающегося джингла, знал свое дело туго и устраивал эфиры с теми, кто действительно был готов к грандиозному прорыву. Музыкальная часть программы снималась в МСА «Лужники». Выступления шли, естественно, под фонограмму, но это отнюдь не портило впечатления ни участникам съемок, ни зрителям у телеэкрана.

В 1992 году в передаче была показана не самая показательная песня «Сектора Газа» «Гуляй, мужик!». Под пассажи в стиле диско на сцену пулей вылетели музыканты группы, а Юрий Хой сразу же хозяйским жестом дал отмашку зрителям: мол, можно и нужно уходить в отрыв. Публика последовала этой бессловесной рекомендации – и лишь сидевшая на плечах у одного из парней девочка лет семи взирала на сцену глазами, полными неземной тоски. Контраст был очень уместен для исполняемой песни, в которой 1992-й прямо упоминался как непростой и переломный год. Обратив внимание на печальную девчушку, остроумные интернет-комментаторы часто пишут о том, что она, сама того не ведая, попала в историю.

Галина Клинских

Конечно, была гордость, когда Юру показали по телевизору (смеется). Еще бы, кто он такой – и вдруг показывают. Помню, в «50 на 50» его тоже показывали. Юра заранее предупредил, что там будет с ним эфир. Мы смотрели, ждали.

Годом позже в «50 на 50» показали томную «Лирику». На эту же песню был снят и клип, проспонсированный, видимо, Сергеем Савиным, поскольку на экране красовалась надпись «Савин-компани». Тема потери героиней невинности была обыграна довольно остроумно и, главное, совершенно не пошло. Выложенное на полу из чистых листков название «Сектор Газа» исчезало от малейшего дуновения ветра, как утраченная честь. Соблазненная девушка появлялась в кадре в белых одеждах и черных перчатках, одновременно как жертва искушения и опытная искусительница. Переживал определенную метаморфозу и образ Юрия Хоя, мелькавшего в первом куплете в облике наивного юноши в белоснежной рубашке, а во втором – заматеревшего мачо в брутальной косухе.

Те, кому сейчас за 40, должны помнить показанную в 1992-м сборную солянку на канале РТР, где посреди махровой попсы вдруг решительно вспахали собственную борозду «Плуги-вуги» «Сектора Газа». Юрий Хой здесь выказал себя мастером скабрезных речевок, продекламировав неприличную частушку «Урожай у нас хороший», посвятив песню колхозным трактористам и дав сигнал «заводи мотор», подобающий, скорее, «Яве». Видео оказалось фрагментом из некоего выступления в Санкт-Петербурге, где «Сектор Газа» исполнил пять песен, начав с «Вступления». Как и было обещано в этой интродукции, следом «Сектор Газа» зарядил «Колхозный панк». За лирическую часть программы отвечал «Утопленник». Сантименты резко сошли на нет, когда перед «Местными» Юрий Хой вдруг поинтересовался у зрителей, многие ли из них «получали… по ушам», когда шли на свидание к подруге. «Ну, нормально, – снисходительно оценил активность публики он и прибавил не без гордости: – Я-то получал раз сто!»

Большим достижением для «Сектора Газа» стало выступление в «Программе А» на РТР. Угарнейший двадцатиминутный сет воронежцев в главной «живой» отечественной телепрограмме 90-х можно считать сугубо имиджевым шагом, законодательно закрепляющим за группой принадлежность к контркультуре. В чутье редакторам программы во главе с ныне покойным Сергеем Антиповым отказать невозможно. «Секторовцы» оправдали ожидания сполна, задав жару уже в первой песне «Ява», когда под оглушительный рев моторов прикинулись бывалыми мотоциклистами. Все музыканты выглядели крайне колоритно, особенно – поджарый и подвижный басист Сергей Тупикин в леопардовых шортах, издалека похожих на семейные трусы.

В плане внешнего вида и активности выражения эмоций публика ничем не уступала участникам «Сектора Газа». Среди попавших на съемки немногочисленных счастливчиков можно было опознать как гопницкого вида парней в длинных шарфах и бесформенных куртках, так и забубенных очкариков с аккуратно поставленными гребнями. Двое таких фриков принялись бузотерить под «План», сидя прямо на краю сцены. Один из них под прикрытием спетой Юрием Хоем фразы про башку двинул приятеля по голове. Другой хотел было ответить симметрично, но его товарищ без малейших усилий переключил его внимание на сценическое шоу. Вот она – волшебная сила искусства!

Посмотреть, впрочем, здесь действительно было на что. «Глуши мотор!» – призвал Хой после «Явы» и тут же зарядил не менее провокационную «Возле дома твоего». Ее Клинских тоже снабдил речевкой, припомнив на сей раз частушечный рефрен «Опа-опа – Америка-Европа». Но основное зрелище было впереди: под простонародные мотивы «Вечером на лавочке» на сцену выплыла павой, кутаясь в яркую шаль, Татьяна Фатеева. Свои роли участники дуэта отыграли на все сто. Татьяна кокетливо стреляла глазками, пока Юрий Хой изображал нерешительного тюфяка. Однако эта стеснительность оказалась обманчивой – под шумок он умудрился чмокнуть зазнобу в щечку. Когда же та, чуть не плача, пела про «лифчик расстегнуть», Хой воспользовался моментом и дерзко задрал у Фатеевой юбку. Для российского ТВ образца 1991 года этот жест выглядел архисмело.

Голос Татьяны Фатеевой звучит и в студийной версии «Носков», которую «Сектор Газа» исполнил и в «Программе А». Но здесь почему-то таланты певицы задействованы не были, а деланный женский голос уморительно сымитировал Алексей Ушаков. Его роль в живых шоу «Сектора Газа» переоценить трудно. Похоже, это понимал и Юрий Хой, поскольку перед проигрышами вместо привычного для таких случаев слова «соло» он выкрикивал: «Клавиши!» Остальные музыканты тоже отнюдь не расслаблялись, покорно маршируя в амплуа провинившихся клиентов вытрезвителя под оглушительные выкрики Юрия Хоя: «Выходи в сортир по одному!» и «А ну, быстрее!».

Завершая тему телевизионных «вылазок» «Сектора Газа» в начале 90-х, нельзя не вспомнить об их клипе на песню «Колхозный панк». Получилось, что называется, простенько, но со вкусом. Как истинный панк, герой Юрия Хоя норовил вырваться из пластмассового мира нарочито лубочных сельских декораций. Коровы сочувственно кивали головами в такт его музыке, а свиней приходилось охлаждать в атмосфере тотального угара выливаемыми ведрами воды. От других сельских жителей понимания добиться не удавалось. Татьяна Фатеева и какая-то конфузливая матрона обихаживали сидящего на лавочке гармониста (в исполнении сексапильного Алексея Ушакова), бросая время от времени в сторону Юрия Хоя презрительные взгляды. А эксцентричный Сергей Тупикин, согнувшись в три погибели, копировал шаржированную походку Чака Берри, которую режиссер удачно «зарифмовал» с телодвижениями важно вышагивающего петуха.

Глава XVIII
«Гуляй, мужик!»

Альбом «Гуляй, мужик!» записывался ровно через год после своего предшественника «Колхозного панка» – в январе 1992 года. Смутное время, тревожные песни. Сельская экзотика отходит на второй план, а в фокусе оказываются истерзанная страна, замученные непрерывным ростом цен люди, полная неопределенность впереди. Даже на обложке диска устрашающего вида пропойцы, кажется, вот-вот превратятся в какую-нибудь нечисть. Но ожидаемой метаморфозы все же не происходит. Там, где мог быть вампирский клык, во рту у одного из колдырей зияет щербина. А все, на что он способен, ― изобразить рожки из пальцев над лысиной уронившего голову на стул друга.

Получилась почти буквальная иллюстрация к заглавной песне альбома «Гуляй, мужик!», где поминается и 1992-й на дворе, и водка по 100 рублей, и коммунисты, пропившие страну. Дескать, чего еще остается делать простым мужикам, которые остались не у дел при закрывшихся заводах и развалившихся колхозах, как не пропивать последнее – «стол, сервант, диван, софу, шифоньер, сервиз»? Залихватская аранжировка в духе чуть утяжеленной Boney M. не отвлекает от главного: веселье здесь натужное, пьяное, обреченное.

Другая социально ориентированная песня альбома – «Бомж» – тоже получилась с двойным дном. Недаром автор научной статьи «Сатирическая проблематика песен Юрия “Хоя” Клинских: к постановке вопроса» Михаил Шеленок окрестил ее «песней-обманкой». Вступительная ремарка автора: «Три месяца назад я написал эту песню, но с ебучим темпом инфляции я заебался тексты переделывать. Так что пусть в этой песне все остается, как было» – настраивает, казалось бы, на злободневное прочтение песни. То же настроение поддерживают и «сиротские» гитарные переборы – совсем как у уличных нищих, выпрашивающих копеечку.

«Это одна из моих первых песен, она придумана была где-то еще в 89-м году, – вспоминал Юрий Хой. – Где-то вот так, ну я ее долго никуда не вставлял, думал, подождет. Я не знал, что она будет такая нормальная, получится хитом». За внешним слоем кроется нечто большее. «У слушателя / читателя изначально может возникнуть сочувствие к одинокому старику, у которого “с детства жизнь <…> наперекосяк”, однако уже в первом куплете возникает противоречивое заявление: “Но я счастлив по-своему, поверь”, а следующий за ним припев подтверждает, что образ жизни для персонажа – это его осознанный выбор, – пишет Михаил Шеленок. – Он не хочет быть полноценным членом общества, работать и т. д. Поэтому его призыв: “Не жалейте меня – я прекрасно живу” – функционирует. Когда начинается третий куплет, построенный на контрастном припеву обращении: “Ах, подайте, люди, мне ради Христа! / Не мила мне жизнь, я от нее устал”, перед нами разворачивается балаганное действо – театр одного актера, свободно меняющего маски в зависимости от обстоятельств. Бомж готов ради подаяния унижаться перед публикой, давя на жалость: “Помоги, прохожий милый, пятаком. / Сжалься надо мной, над бедным стариком”, при этом выкручиваться перед стражами порядка, способными отнять у него “свободу”: “Ах, отпусти меня, товарищ старшина! / Я простой советский бомж, а не шпана. / Я не сделал ведь плохого никому. / Так за что ж меня берете, не пойму?!” Таким образом, здесь содержится насмешка и над центральным персонажем – абсолютно асоциальным типом, – и над свободой выбора, которая стала, по мнению автора, мнимой ценностью в 1990-е годы».

Татьяна Фатеева

В этой песне я всегда вижу какую-то заботу об этом человеке. Юре явно его жалко. Ему хочется понять этого несчастного, ведь бомжи-то тоже разные бывают. Есть те, кто доходит до подобного состояния по воле обстоятельств, а есть и те, кому это не только нравится, но и промышляют еще какими-то нехорошими вещами. Прежде чем судить, нужно сначала разобраться, и Юрка это всегда делал.

Как видим, театрализация, присущая так или иначе всем альбомам Юрия Хоя, не выступает здесь в качестве декларативного элемента, а работает на уровне приема, позволяющего рельефнее обрисовать психологический портрет героя. Такими же выпуклыми и рельефными получились и доморощенные синефилы из песни «Видак». Как от поклонника фильмов ужасов, от Хоя стоило ждать сюжета о том, как впечатлительные зрители перепугались в результате просмотра до смерти. Но этот сюжет был уже к тому времени занят песней группы Михаила Литвина «Рондо» – «Видео», с которой, кстати, часто сравнивают эту песню «Сектора Газа». Поэтому в «Видаке» описаны лишь побочные эффекты от просмотра эротики и боевика. Картинка вышла невероятно живой и динамичной – хоть сейчас переноси события песни на какую-нибудь любительскую театральную сцену.

Одна из бросающихся в глаза особенностей альбома «Гуляй, мужик!» состоит в том, что соблазны здесь перестали быть запретным плодом и превратились в какую-то тягостную повинность. Сравним то нетерпеливое предвкушение от первой близости с девушкой, которое великолепно передано в «Вечером на лавочке», и секс как механический процесс в «Мастурбации», и в том же «Видаке», запущенная по принципу физиолога Ивана Павлова «сигнал – реакция». Эта запрограммированность хорошо прослеживается по песне «Трипак», состоящей из повторяющихся простейших синтаксических конструкций:

 
Я подошел, я речь завел, я обнимал, я целовал,
Я хату снял, чтоб было все ништяк!
Я предложил, я положил, я снял с тебя, я снял с себя…
 

В альбоме вообще многое делается по инерции, без малейшего задора. Таковы будни «Колхозной»:

 
Встану рано поутру, Нюрке я своей вотру,
Опосля схожу в сортир, Нюрка ж приготовит пир,
Я кирну, я эт люблю, силос телке нарублю,
Писклокам я дам зерна, двор очищу от говна.
 

Стимулы исчезли с распадом былых устоев и с деградацией колхозной жизни:

 
Ох, тяжел крестьянский труд, от него и кони мрут,
Все на мне хозяйство, дом пропитался весь говном,
Ох, тяжел колхозный труд, на меня весь день орут,
Председатель и парторг, хоть живьем ложися в морг!
 

Процесс деградации деревни ощутим и в озорной пародии на украинскую «Ти ж мене пiдманула» «Як на хуторе». Основная трагедия здесь в том, что из села за лучшей долей сбежали все ладные дивчины, оставив несчастным парубкам одних лишь кривых и косых соплеменниц. А в «Частушках» экспансия города на деревню зафиксирована уже на уровне аранжировки: вместо народных мелодий песнопения сопровождаются типичными для той эпохи образчиками «кооперативного попса» – «Батька Махно», «ЛЮБЭ», «Эскадрон» Олега Газманова, «Баба Яга» «На-На» и «Бухгалтер» «Комбинации».

Алексей Ушаков

Почему-то никто не говорит об этом, но частушки не Юра придумал! Зачем были использованы матерные частушки? Во-первых, это был чисто конкретный ответ на заклеймение «Сектора Газа» как матерной группы – мол, не хотите мат, получайте народное творчество. А частушки исполняются под мотивчики ваших любимых песен – «Бухгалтер», «Свежий ветер». Во-вторых, Юра использовал частушки именно воронежские. У нас же в городе была певица Мария Мордасова, которая собирала и исполняла частушки. «По-воронежски поем» была вставлена туда им специально. Так что это был обдуманный шаг.

«Гуляй, мужик!» основательнее, чем другие альбомы «Сектора Газа», локализован в пространстве и во времени. Чаще всего здесь Юрий Хой описывает не какие-то умозрительные ситуации, а вполне привычные черты позднесоветской и постсоветской эпохи, воспринимающиеся уже сейчас как рудименты. Из этой серии – песня «ЛТП», аббревиатура в названии которой расшифровывается как Лечебно-трудовой профилакторий – были в СССР такие заведения, куда отправляли на принудительную детоксикацию отстающих из-за увлечения алкоголем членов трудовых коллективов.

Изобретенный Юрием «колхозный панк» был дерзок и искрометен. В альбоме «Гуляй, мужик!» впору было заменить этот стиль постпанком, который, как известно, отличается депрессивностью и ощущением тотального упадка сил. Показательно наличие в трек-листе диска песни с характерным названием «Я устал». Можно вспомнить композицию с точно таким же названием у «НАИВа», настроение которой особенно точно передал «Король и Шут» в своем утяжеленном кавере. Здесь до постпанка уже всего полшага, однако под пружинящую мелодию с ведущей клавишной партией герой Хоя что есть мочи бодрится, хорохорится и оправдывает собственное бессилие временными трудностями.

Правда, в песне «Вурдалак» есть отсылка к эстетике металлистов, но сделана она на уровне внешней атрибутики («я носил в ушах кресты, металлистом был тогда»). Просто раз уж речь зашла о вампирах и прочей нечисти, то в массовом сознании к ним оказываются ближе адепты тяжелой музыки, а не бесшабашные панки. «Вурдалак» – единственная мистическая песня альбома. Близка ей по духу и «Моя бабка», но в песне о юном шантажисте, который грозится натравить на всех несговорчивых товарищей свою породнившуюся с дьяволом бабушку, Юрий Хой, как ему нередко это свойственно, умело балансирует на грани бытового и сверхъестественного. Остается лишь поражаться, с какой проницательностью он описывает контакт с нечистой силой: «При слове “дьявол” вся трясется, как алкаш». Ведь если соприкосновение с божественной реальностью дает душе мир, покой и благодать (это мы видели в песне «Ночь перед Рождеством», где по молитвам приходила надежная защита от всего враждебного и воцарялся семейный уют), то контакт с инфернальными сущностями строится по принципу зависимости, когда душа полностью увязает в их сетях. Тема действительно неисчерпаемая, поэтому Юрий Хой вновь вернется к ней в песне «Мертвый в доме» из последнего альбома «Сектора Газа» «Восставший из ада».