Текст книги "Западня свободы"

2

Я проснулся в камере. Точнее говоря, в тюремном госпитале, но все же внутри толстых стен, а на Мальте сооружают стены толще, чем где бы то ни было. Но у меня была отдельная комната. Наверное местные полицейские не хотели, чтобы на их простых и наивных мальтийских преступников вредно влиял такой закоренелый тип, как я. Но это оказалось не так.

Неразговорчивый врач проделал несложную операцию плеча под местным наркозом и оставил меня лежать в ожидании Бранскилла и его неизбежных вопросов. Я посвятил какое-то время придумыванию для него правдоподобной лжи – в конце концов, некоторые аспекты политики правительства Ее Величества ни к чему было знать рядовому полицейскому. Но вместо Бранскилла у моей постели появился незнакомец. Это был высокий средних лет человек с гладким лицом и спокойной уверенной осанкой, который представился как Эрмитейдж. Его рекомендации были внушительны. Я прочел письмо от имени премьер-министра и дальше уже решил не трудиться.

Он придвинул к кровати стул, сел на него и сказал:

– Ну, мистер Станнард, как вы себя чувствуете?

– Если вы знаете мое имя, то должны знать и все остальное. Вас послал Алек Макинтош?

– Боюсь, что нет, – сказал он с сожалением. – Макинтош умер.

Я почувствовал, как похолодело у меня в животе.

– Значит, он так и не вышел из больницы?

– Он умер, не приходя в сознание, – сказал Эрмитейдж.

Я подумал об Элисон: как она воспримет это известие. Ее взаимоотношения с отцом, в которых любовь перемешивалась с ненавистью, делали труднопредсказуемой ее реакцию. Я спросил:

– Миссис Смит знает?

Он кивнул.

– Она переносит горе весьма мужественно.

"Откуда тебе знать?" – подумал я.

– Дела обстоят довольно сложно, – сказал Эрмитейдж. – Ваша деятельность – в особенности в Ирландской республике – может поставить правительство в щекотливое положение. – Он помолчал. – Если ее раскрыть полностью.

– Не говоря уже о моем щекотливом положении, – заметил я иронически.

– Конечно, – согласился Эрмитейдж.

Мы посмотрели друг на друга.

– Хорошо, – сказал я. – Кто подорвал операцию? Она была обставлена с величайшей секретностью. Где же произошел прорыв?

Эрмитейдж вздохнул.

– Прорыв произошел именно по причине величайшей секретности. Потому, что Макинтош органически не был способен доверять кому-либо. – Он посмотрел прямо мне в глаза. – Даже вам.

Я кивнул, и Эрмитейдж хмыкнул.

– Да что там, он не доверял и премьер-министру. Он все время играл в одиночку и всех ввел в заблуждение относительно мотивов своих действий.

Я тихо сказал:

– Меня персонально это весьма интересует, расскажите подробнее.

– Все началось с целой цепи побегов из тюрем, которые очень обеспокоили многих людей в высших эшелонах власти. Маунтбэттен обследовал тюремную систему, и на безопасность обратили серьезное внимание. Однако, смутные слухи о "Скарперах" будоражили умы, и Макинтоша бросили на это дело с тем, чтобы он что-нибудь предпринял. Мне все это не нравилось, – продолжал Эрмитейдж, – и я прямо говорил об этом. Надо было предоставить это дело спецслужбам.

– Макинтош говорил мне, что они пробовали, и ничего у них не вышло, – вставил я.

Эрмитейдж нетерпеливо кивнул головой. – Я знаю, но они могли бы попытаться еще. Макинтош был одиноким волком и слишком секретничал.

Я мог понять, что задевало здесь Эрмитейджа. Он был высокопоставленный чиновник – мандарин из Уайтхолла и привык, чтобы все шло по определенным каналам и определенным образом. В частности, ему совсем не нравилась идея приобретения премьер-министром "приватного палача". Это оскорбляло его чувство приличия.

– Макинтош уже тайком приглядывался к Уилеру, но никому не говорил о своих подозрениях, – продолжал Эрмитейдж, – даже премьер-министру. Мы никогда не узнаем, почему – скорее всего, он боялся, что ему не поверят. Уилер стремительно набирал популярность и влияние; премьер-министр даже собирался предложить ему министерский пост.

– Понятно, – сказал я. – Я понимаю затруднения Алека. Как он вышел на Уилера?

– Не знаю. Я полагаю, премьер-министр настолько доверял Макинтошу, что счел возможным сообщить ему кое-какие совершенно секретные сведения. – Его голос зазвучал еще более неодобрительно.

Итак, значит, Макинтош осуществлял тайную проверку политической элиты. Я мог представить себе, что премьер-министр предложил Макинтошу выявить потенциальную опасность среди радикальных левых или правых политиков, но кто мог заподозрить буржуа, капиталиста, твердого центриста в том, что он маоист? Сама идея была смехотворной.

– Стало быть, у Макинтоша были подозрения, но не было доказательств, – сказал я. – Он не хотел, чтобы они дошли до Уилера, и держал язык за зубами, пока ему не удалось бы поймать Уилера с поличным.

– Наверное, в общих чертах дело обстояло так, – согласился Эрмитейдж, – он задействовал вас и подсадил вас к Слэйду с помощью кражи брильянтов. – Легкая улыбка смягчила выражение его лица. – Очень оригинально. Но он ничего не сказал вам об Уилере.

– Я бы не ожидал от него этого, – сказал я. – На той стадии операции мне и не нужно было знать. Но думаю, он поделился с миссис Смит…

– Он этого не сделал. – Эрмитейдж наклонился вперед. – Когда вы со Слэйдом сбежали, Макинтош отправился на встречу с Уилером, в его клуб и открыл Уилеру, кто вы. Вот так была … э-э… подорвана эта операция. Я закрыл глаза и опустил голову на подушку.

– Он сделал это умышленно? – спросил я тихо.

– О, да. Он хотел спровоцировать Уилера на какие-нибудь непродуманные действия и поймать его на чем-нибудь тепленьком. По всей видимости, вами он решил пожертвовать.

Я открыл глаза и посмотрел на Эрмитейджа.

– Так было всегда. Это неудобство моей профессии, – сказал я, но про себя подумал, что Макинтош все-таки был безжалостным сукиным сыном.

– Он спровоцировал Уилера, это точно, но я не уверен, что действия того были непродуманными, – задумчиво произнес Эрмитейдж. – Макинтош попал под машину в тот же день. Мы уже начали проверку всех автомобилей Уилера, и я абсолютно уверен, что найдем доказательство даже по прошествии такого времени. Думаю, что наезд был осуществлен его ирландским шофером.

– Или его китайским поваром.

Эрмитейдж пожал плечами.

– Итак, Макинтош оказался в госпитале без сознания. Его сбили, когда он шел на работу, где его ждала миссис Смит. Собирался он ей сказать что-нибудь или нет, мы никогда не узнаем. Во всяком случае, в то время никто в правительстве ничего об Уилере не знал. Вы теперь понимаете, что я имею в виду, когда говорю о слишком большой секретности?

– Такой высокопоставленный человек, как вы, не может ни с того, ни с сего и в такой удачный момент появиться на Мальте. Что-то, все-таки, вышло наружу?

– Да, Макинтош умер. Но перед тем, как он отправился на встречу с Уилером, он написал полный отчет о своих делах и послал его по почте своему адвокату. Вся штука состояла в том, что на конверте была надпись: "Вскрыть только в случае моей смерти". – Эрмитейдж посмотрел на меня. – Макинтош оказался в руках врачей. Он был не мертв, но и не жив, хотя юридически числился живым. Он превратился в растение, существование которого продлевалось усилиями врачей и их Гиппократовой клятвой, что он не принял во внимание. Этот проклятый конверт пролежал у адвоката две недели до тех пор, пока Макинтош все-таки не умер, и пока мы почти не опоздали. Да мы бы и опоздали, если бы не ваши действия.

– Все это хорошо, – сказал я. – Но как вы на меня вышли?

Макинтош, ведь, не знал, где я нахожусь…

– А мы сразу же пошли за Уилером. Но пока мы размышляли, как к нему подступиться, вы взяли это дело из наших рук.

– Он слегка улыбнулся. – У вас прямые методы, надо сказать. Кстати, мы предположили, что вы можете находиться где-нибудь поблизости, поэтому захватили с собой людей, которые могли бы узнать вас.

– Бранскилла и компанию. Итак, вы получили Уилера.

Он покачал головой.

– Да нет. Уилер погиб, Слэйд тоже. Вы позаботились об этом добросовестно, если можно так сказать. Спецслужба уже работает над разветвлениями уилеровской организации – как легальными, так и подпольными. Думаю, что им предстоит долгая работа, но вас она уже не касается. – Он отклонился на спинку кресла. – Однако, для правительства вы представляете трудную проблему, и поэтому я здесь.

– Да уж, проблема не из легких, держу пари. – Я не мог сдержать улыбки.

– Тут нечего смеяться, мистер Станнард, – сказал Эрмитейдж строго. – Уже и пресса что-то почуяла. – Он встал и подошел к окну. – К счастью, самые тяжелые из ваших… э… э… э… – преступлений совершены за пределами Англии, и на них мы могли бы посмотреть сквозь пальцы. Но остается дело о краже брильянтов, от которого так просто не отмахнешься.

– Владельцы брильянтов получили страховку? – спросил я. Эрмитейдж повернулся и кивнул.

– Да, я полагаю.

– Ну вот, почему бы на этом не поставить точку?

Он был несколько шокирован.

– Правительство Ее Величества не может смотреть сквозь пальцы на обман страховой компании.

– Почему это? – спросил я. – Смотрит же сквозь пальцы правительство Ее Величества на убийство Уилера и Слэйда. Что такого святого в нескольких тысячах фунтов?

Это не слишком убедило его. В британских законах права собственности превалируют над правами человека. Он смущенно поерзал в кресле и сказал:

– Что вы предлагаете?

– Уилер мертв. Почему бы и Риардену не умереть тоже? Его могут убить при сопротивлении во время ареста. Устроить это проще простого. Конечно, придется заставить молчать Бранскилла, Форбса и Джервиса, но это все вы можете сделать в силу закона о государственной тайне. А можете припугнуть их Господом Богом. Никому из них не захочется провести остаток своих дней в какой-нибудь глуши, в рядовом полицейском участке.

– А мистер Станнард опять возвращается к жизни? – спросил он.

– Именно так.

– Наверное, это можно устроить. А как мы объясним столь зрелищно-эффектную гибель Уилера?

– Тут все дело в ракетах, которые во время фейерверка летают над гаванью. Одна из них случайно угодила на яхту. На ней в это время шел ремонт. Готов спорить, что на палубе у них было какое-нибудь горючее, хоты бы керосин. Мальтийскому правительству надо поставить на вид то, что оно плохо следит за проведением праздничных мероприятий.

– Очень остроумно, – заметил Эрмитейдж и вынул блокнот.

– Я внесу предложение, чтобы остатки яхты были подняты со дна нашими военно-морскими специалистами. Предоставим судно и водолаза. Водолаза, конечно, отберем, как надо. – Он сделал пометку в блокноте серебряным пером.

– Да уж, – сказал я, вспоминая свой таран, который, вероятно, еще сидел в боку "Артины". – Печальный конец для популярного члена парламента. Очень огорчительно. Эрмитейдж отложил блокнот.

– Организация, на которую вы работали до того, как Макинтош извлек вас из Южной Африки, очень высокого мнения о вас. Меня просили вам передать, что некто по имени Люси вскоре войдет с вами в контакт.

Я кивнул и представил себе, как ухмыльнулся бы Макинтош услышав это.

– И премьер-министр просил меня передать вам свою искреннюю благодарность за ту роль, которую вы сыграли в этом деле и за то, что так эффективно довели его до конца. Он сожалеет, что в данных обстоятельствах это все, что он может вам предложить.

– Ничего. Медали все равно не едят, – отозвался я философски.

3

Я сидел в ресторане отеля «Финикия» и ждал Элисон. Сильные мира сего перебросили ее в Англию на похороны Алека. Я бы тоже хотел отдать ему последний долг, но мое лицо так долго мелькало на страницах газет под фамилией Риарден, что мое появление на публике сочли за лучшее отложить до тех пор, пока память о Риардене не сотрется. Тем временем я отращивал бороду.

Большое удовольствие мне приносило чтение "Таймс". Я прочел некролог по Уилеру, который можно было смело считать первой ступенью к причислению его к лику святых. Его хвалили за увлеченность общественными делами, отмечали талант финансиста, прославляли всем известную благотворительность. Было также сказано, что его смерть нанесла удар по тюремной реформе, проблемами которой покойный занимался глубоко и последовательно, и мог быть уподобен в этом отношении лишь лорду Маунтбэттену. Я чуть не умер от смеха, читая это.

Премьер-министр, выступая в Палате общин, подчеркнул, что потеря бесценного коллеги сильно скажется на британской политике. Вся палата встала и две минуты провела в молчании. А премьеру, я считаю, следовало бы после этого вымыть рот мылом.

Только финансовый обозреватель "Таймс" уловил легкий запах жареного. Комментируя падение акций в компаниях уилеровской империи, он задался вопросом, почему это аудиторы забеспокоились еще до того, как тело Уилера остыло. Если не считать этого, то Уилеру устроили прекрасную отходную на пути в ад.

С Риарденом было хуже. Его аттестовали как отпетого негодяя, чья смерть в перестрелке могла служить уроком всем людям его сорта. Бранскилл был отмечен за свою настойчивость в преследовании этого ужасного Риардена и за выдержку перед лицом смерти.

– Ничего особенного, – сказал Бранскилл скромно. – Я только исполнил свой долг полицейского офицера.

Слэйда надеялись скоро поймать. На информацию о его смерти был наложен строжайший запрет, и я не сомневался, что в последующие десять или двадцать лет немало писателей-криминалистов будут прилично зарабатывать на книжках о "тайне Слэйда".

В зал вошла Элисон. Она казалась усталой и бледной, но, увидев меня, улыбнулась. Я встал, чтобы встретить ее, но она вдруг остановилась.

– Ты выглядишь ужасно, – сказала она, очевидно имея в виду мою перевязанную руку и небритость.

– Но чувствую себя на так уж плохо. Во всяком случае левую руку могу согнуть. Что будешь пить?

– Кампари. – Она села и подозвала официанта. – Я смотрю, читаешь газеты?

– Ну, тому, что там пишут, верить не следует.

Она откинулась на спинку стула.

– Что ж, Оуэн. Вот и все. Вот и все.

– Да, – сказал я. – Сожалею по поводу Алека.

– Правда? – спросила она. – Ведь из-за него тебя чуть не убили…

Я пожал плечами.

– Он не рассчитал скорости и направления реакции Уилера. Но в остальном, его затея была неплохой.

– Несмотря на то, что он тебя продал? – воскликнула она в недоумении.

– Черт побери! Мы же не в куличики играли. На кон было поставлено слишком много. Уилера надо было прижать во что бы то ни стало, и если для этого пришлось пожертвовать полевым агентом, – что ж, значит, выбора не было. Уилер наносил удар в сердце государства. Премьер-министр рассматривал его как кандидата в министры, и один Господь знает, в какие сферы он залетел бы, находясь на этом посту.

– Если все государственные служащие подобны Алеку, Боже храни Британию, – сказала Элисон низким голосом.

– Не переживай, – сказал я. – Он мертв. Он убил себя, не меня. Не забывай этого.

Подошел официант, и пока он расставлял на столе бутылки и бокалы, мы молчали.

– Что ты теперь собираешься делать? – спросила Элисон, когда он отошел.

– Ко мне был визит от Люси. Сейчас я все равно ничего не могу делать. Надо, чтобы плечо поправилось. Месяц или шесть недель.

– Собираешься обратно в Южную Африку?

Я покачал головой.

– По-моему, меня из пассива перевели в актив. – Я сделал глоток. – А что ты?

– Я пока не думала ни о чем. Кроме похорон, навалилась еще масса всяких дел. Надо было заняться личными бумагами Алека. Я провела много времени с адвокатом.

Я наклонился вперед.

– Элисон, выйдешь за меня замуж?

Ее рука дрогнула, и несколько капель красного Кампари упало на скатерть. Она странно посмотрела на меня, словно я был незнакомцем, затем сказала:

– О нет, нет, Оуэн!

– Я тебя очень люблю, – сказал я.

– Мне кажется, и я тебя люблю… Ее нижняя губа дрожала.

– Тогда в чем дело? Мы прекрасно подходим друг другу.

– Я скажу тебе. Ты – такой же, как Алек. Через двадцать лет, – если останешься жив, – осядешь в какой-нибудь маленькой незаметной конторе и станешь дергать за веревочки, чтобы люди вокруг прыгали. Как Алек. Ты будешь это делать не потому, что тебе это нравится, а потому, что сочтешь это своей обязанностью. И ты возненавидишь и свою работу, и себя, – опять же, как Алек. Но будешь продолжать заниматься ею.

– Кто-то должен же этим заниматься, – сказал я.

– Но не тот человек, за которого я выйду замуж. Я как-то сказала тебе, что я – плотоядная орхидея. А мне хочется быть капустой, – сидеть на грядке, быть домашней женой, вести хозяйство где-нибудь на окраине маленького английского городка.

– Не вижу причин, почему бы тебе не осуществить это.

– И оставаться дома, быть одной, когда ты неизвестно где? – Она покачала головой. – Не выйдет, Оуэн. Я вдруг почувствовал внезапное раздражение и резко сказал:

– Тогда зачем же ты вернулась сюда, на Мальту? Тень испуга пробежала по ее лицу.

– О, Оуэн. Извини. Ты думал…

– Ты не попрощалась, а Эрмитейдж сказал мне, что после похорон вернешься. Что я должен был думать?

– Меня переправили в Англию на военном самолете, – тихо сказала она. – Я вернулась за своим самолетом и… чтобы попрощаться.

– Попрощаться? Просто так?

– Нет, – вспыхнула она. – Не просто так. – Ее глаза наполнились слезами. – Оуэн, все получается как-то глупо…

Я взял ее руку в свою.

– Ты когда-нибудь была в Марокко?

Она смутно посмотрела на меня, удивленная внезапным поворотом темы.

– Да, я хорошо его знаю.

– Мог бы твой самолет долететь отсюда до Танжера?

– Мог бы, – неуверенно протянула она. – Но…

– Мне нужен отпуск, – сказал я. – У меня накопилась зарплата за полтора года. Помоги ее потратить! Ты будешь превосходным гидом в Марокко. Мне необходим гид, – я ведь там никогда не был.

– Ты опять ведешь льстивые речи, – сказала она, и в ее голосе на этот раз слышался смех. – Мейв О'Салливан предупреждала меня об этом.

Мейв и мне говорила, что я неподходящий человек для Элисон. Может быть, она и права, но я должен был попробовать.

– Никаких обещаний и обязательств, – сказала Элисон. Я улыбнулся. Шесть недель вместе уже были обещанием, Больше мне ничего не нужно. За шесть недель многое могло случиться.