Текст книги "Почему люди разные. Научный взгляд на человеческую индивидуальность"

Глава
3
Я забыл вспомнить тебя забыть

У каждого из нас своя уникальная жизненная история, и каждая из этих историй неверна. Наша память о событиях чрезвычайно ненадежна. Попытка извлечь события из автобиографической памяти совсем не то же самое, что написать книгу, а потом открыть ее и прочитать идеальные предложения. Это даже не похоже на старую фотографию, которая выцветает на солнце, и мелкие детали со временем становится трудно разглядеть. Скорее, память о событиях предсказуемо подводит нас, даже тех, кто гордится хорошей памятью.

Память – это не объективная запись событий, а ненадежные следы нашего индивидуального опыта переживания событий. Два стоящих рядом человека получат разный опыт одного и того же события – в зависимости от своей личной истории. Если в прошлом у меня был травматический опыт столкновения с огнем, то, когда я увижу горящий дом, мой опыт (и память о нем) будет иным, нежели ваш, даже если мы смотрим на одну и ту же пожарную команду в одном месте. И память об этом событии может меняться спустя долгое время. После того как воспоминания оказались в хранилище мозга, они могут меняться, как из-за последующего опыта, так и просто с каждым припоминанием. Воспоминания об определенных жизненных событиях – крайне важная часть индивидуальности человека, но их подвижность ясно показывает, что самые наши твердые убеждения относительно себя постоянно и беспорядочно создаются и реконструируются.

■ ■ ■

Утром 19 апреля 1995 года Тимоти Маквей припарковал свой грузовик с мощной бомбой в зоне погрузки перед федеральным зданием имени Альфреда Марры в Оклахома-Сити. Он поджег запал и, пока тот медленно горел, пошел к другой машине, приготовленной для побега и стоящей в нескольких кварталах от здания. Запал взорвал бомбу чудовищной мощности, которую собрали Маквей и его приятель Терри Николс. Она была сделана из украденной промышленной взрывчатки, аммиачной селитры (сельскохозяйственного удобрения), дизеля и баллонов с ацетиленом, упакованных в бочонки. Страшный взрыв обрушил фасад здания, выбил стекла из окон и повредил дома в 16 окрестных кварталах. Погибли 168 человек, включая 19 детей из детского сада для федеральных служащих, расположенного прямо над местом взрыва.

За дело взялось ФБР, и через несколько часов среди развалин нашли ось грузовика, на которой сумели прочитать идентификационный номер. Он быстро привел федералов в отделение компании по прокату автомобилей Ryder, около Джанкшен-Сити в Канзасе. Туда отправили агента, чтобы допросить сотрудников, оформлявших машину: владельца конторы Элдона Эллиота, механика Тома Киссинджера и бухгалтера Вики Бимер. Все они вспомнили человека, который два дня назад взял напрокат грузовик, – его звали Роберт Клинг. Но только Киссинджер вспомнил, что с ним был еще один человек. Поработав с Киссинджером, художник из ФБР нарисовал фотороботы двух мужчин (рис. 6). Роберта Клинга назвали Неизвестным № 1, а его сообщника – Неизвестным № 2.

В поисках зацепок агенты ФБР обошли дома в Джанкшен-Сити, показывая фоторобот. Владелец мотеля Dreamland опознал в Неизвестном № 1 человека, который зарегистрировался 15 апреля и жил в мотеле до 18 апреля. Перед домиком он парковал грузовик, взятый напрокат в компании Ryder. Владелец припомнил, что, называя имя, мужчина запнулся (видимо, забыл фальшивое имя Роберт Клинг) и назвался Тимоти Маквеем. Когда агенты ввели имя Маквея в компьютер, то не могли поверить в свою удачу. В этот момент Маквей находился в тюрьме маленького городка в двух часах езды к северу от Оклахома-Сити. На его машине не оказалось заднего номера, а остановивший его патрульный обнаружил спрятанный пистолет и арестовал Маквея. В качестве адреса на поддельных правах Маквея значилась ферма в Мичигане, которой владел Терри Николс. Через несколько часов на ферму ворвались федералы и арестовали Николса. Там нашли компоненты бомбы и нарисованную вручную карту Оклахома-Сити. Красными чернилами на ней были отмечены федеральное здание имени Марры и место, где находилась машина для бегства.

Отличное расследование. Правда, осталась одна существенная проблема. Хотя Тимоти Маквей явно был Неизвестным № 1, Неизвестный № 2 не имел ничего общего с Терри Николсом. Объявляя об аресте Маквея и Николса по телевизору, генеральный прокурор Джанет Рино подчеркнула, что “Неизвестный № 2 остается на свободе, он вооружен и опасен”[90]90
  Carlson, P. (1997, March 23). In all the speculation and spin surrounding the Oklahoma City Bombing, John Doe 2 has become a legend – the central figure in countless conspiracy theories that attempt to explain an incomprehensible horror. Did he ever really exist? The Washington Post.
  http://www.washingtonpost.com/archive/lifestyle/magazine/1997/03/23/in-all-the-speculation-and-spin-surrounding-the-oklahoma-city-bombing-john-doe-2-has-become-a-legend-the-central-figure-in-countless-conspiracy-theories-that-attempt-to-explain-an-incomprehensible-horror-did-he-ever-really-exist/04329b31-ddfa-4ddb-9404-b9944ceca2b3/.


[Закрыть].

Фоторобот подозреваемых террористов из Оклахома-Сити, пожалуй, самый известный в истории криминальных расследований в Америке. Его напечатали во всех газетах и журналах и постоянно крутили по телевидению в новостях. У Неизвестного № 2, как было указано, на левом бицепсе есть татуировка в виде змеи, и он носит бейсболку с сине-красным рисунком. За его поимку назначили награду в 2 млн долларов. По горячей линии ФБР начали поступать звонки с наводками, и более 10 000 агентов и других людей занимались их проверкой. По разным сведениям, Неизвестного № 2 видели с Тимоти Маквеем в стрип-клубе в Оклахома-Сити, или выбегающим из грузовика перед взрывом, или покупающим удобрения, предположительно для изготовления бомбы. Ни одно из этих сообщений не подтвердилось. Арестовали 14 человек, похожих на фоторобот Неизвестного № 2, но у всех оказалось твердое алиби. Через несколько недель стало ясно, что самые интенсивные поиски в истории ФБР не принесли результата.

И это произошло потому, что, когда Тимоти Маквей брал напрокат грузовик, с ним никого не было. Позже оказалось, что на следующий день в контору Эллиота заходили еще два человека, чтобы взять в аренду машину. Сержант Майкл Хертиг, светлокожий блондин, как и Маквей, и его друг, рядовой Тодд Бантинг, темноволосый и мускулистый, точная копия Неизвестного № 2. Пытаясь все вспомнить из лучших побуждений, механик Том Киссинджер ошибся. Он правильно описал черты невиновного Тода Бантинга, но счел, что тот приходил с Маквеем, который побывал там накануне. Подобное слияние двух эпизодов в один типично для ошибок памяти в обыденной жизни.

■ ■ ■

Такое случается сплошь и рядом в каждом полицейском участке по всему миру. Совершено преступление, и подозреваемого ставят перед свидетелями, в одной шеренге с несколькими другими людьми, часто с похожей внешностью. В такой ситуации, если настоящего преступника среди этих людей нет, некоторые свидетели, не желая сделать ничего дурного, “опознают” человека, который больше всего соответствует их воспоминаниям о правонарушителе. Точность идентификации свидетелями не повышается, когда вместо шеренги людей им предъявляют пачку фотографий подозреваемых. Такие опознания стали источником многих ложных обвинений.

Количество ложных обвинений на основании ошибочного опознания трудно оценить точно, потому что большинство остаются невыявленными[91]91
  71 % из более чем 350 ложных приговоров в США, которые впоследствии были отменены благодаря анализу ДНК, произошел из-за ошибочного опознания свидетелями. О реформе процедуры опознания свидетелями:
  http://www.innocenceproject.org/eyewitness-identification-reform/.


[Закрыть]. Однако можно оценить это число, полагаясь на лабораторные эксперименты. Участникам эксперимента показывают видеозапись преступления, на которой четко видно лицо “преступника”, а затем ставят перед ними шеренгу подозреваемых, ни один из которых на видео не появлялся. В этой ситуации около 40 % участников эксперимента все равно выбирали кого-то из шеренги. Обычно, но не всегда, это был человек, больше всего напоминающий “преступника” из эксперимента телосложением. Если “свидетелю” говорили, что кто-то уже опознал подозреваемого, а ему нужно только подтвердить это или опровергнуть, количество ложных опознаний повышалось до 70 %. Более того, когда выбравших подозреваемого “свидетелей” спрашивали, насколько они уверены в опознании, большинство говорили, что они абсолютно уверены[92]92
  Лучше всего опрашивать свидетеля, показывая ему каждого человека из шеренги для опознания по отдельности, в случайном порядке и не сообщая заранее, сколько человек ему придется просмотреть. Более того, свидетель не должен знать, кого из них подозревает полиция, чтобы не пытаться разглядеть в его голосе и жестах какие-либо намеки. Такая практика, названная слепым последовательным опознанием, теперь стала привычной для полицейских во многих юрисдикциях США и Европы и почти наверняка уменьшила процент ложных опознаний. Печально, что подобный протокол еще не стал повсеместным стандартом опознания.


[Закрыть].

■ ■ ■

Наша автобиографическая память подвержена разнообразным искажениям, которые психолог Дэниел Шактер дерзко назвал “грехами деяния”[93]93
  Schacter, D. (2001). The seven sins of memory: How the mind forgets and remembers. Boston, MA: Mariner Books.


[Закрыть]. В дополнение к неверной привязке ко времени, как в случае с Неизвестным № 2, и внушаемости свидетелей есть еще предвзятость, связанная с искажениями памяти вследствие убеждений, знаний и чувств. Например, после травматического разрыва отношений события, которые некогда вспоминались с удовольствием, часто предстают в более мрачном свете. Или люди могут сказать: “Я всегда знал, что кандидат Х выиграет выборы”, даже если прежде высказывали сомнения в его успехе.

Некоторые ошибки автобиографической памяти хорошо известны. Обычно наша память о недавних событиях точнее и детальнее, чем о далеком прошлом. Но со временем происходят и другие, менее очевидные изменения. Если я попрошу вас припомнить недавнее событие, вы, скорее всего, представите его с собственной точки зрения, как будто в ваши глаза встроена камера. Это называется позицией участника. Но если я попрошу вас вспомнить что-нибудь из детства, с гораздо большей вероятностью вы опишете этот эпизод с точки зрения наблюдателя, как будто видите себя в сцене, а не воспринимаете событие своими собственными глазами. Более того, если вас попросить вспомнить эмоциональный фон прошедшего события, вы, вероятнее всего, займете позицию участника, а если спросить о фактах этого события – позицию наблюдателя. Главное тут в том, что способ воспоминаний не высечен в камне. На него сильно влияет поставленная задача[94]94
  Nigro, G., & Neisser, U. (1983). Point of view in personal memories. Cognitive Psychology, 15, 467–482.
  Robinson, J. A., & Swanson, K. L. (1993). Field and observer modes of remembering. Memory, 1, 169–184.


[Закрыть].

Другой феномен, связанный со временем: память обобщает повторяющиеся события. Если вы однажды были на определенном пляже, то наверняка вспомните об этом много подробностей. Но если вы были там больше 50 раз, вы вряд ли вспомните детали 37-го визита, разве что в тот день произошло нечто эмоционально значимое. Возможно, как раз в 37-й раз на пляж выкинуло тушу мертвого кита или в этот день вы встретили будущего супруга. Тогда подробности этого дня надолго останутся в вашей памяти во всех деталях. Эмоции, как положительные, так и отрицательные, – это валюта автобиографической памяти. Эмоции заставляют мозг хранить воспоминания дольше и лучше, выписывать их курсивом и жирным шрифтом. Это усиление эмоциональных воспоминаний в большинстве случаев полезно, но иногда приносит вред. Оно полезно, потому что эмоционально значимые события обычно те, которые вам понадобится вспомнить позже. Однако в некоторых случаях память может стать патологически настойчивой, когда воспоминания о травматическом событии, пережитом нападении или военных действиях бесконечно повторяются.

■ ■ ■

Если наши воспоминания о событиях часто так неточны и изменчивы, зачем вообще их хранить? Зачем нам память? Главный ответ в том, что память позволяет нам учиться, менять свое поведение на основе личного опыта и таким образом лучше отыскивать пищу, избегать хищников, находить и привлекать брачных партнеров. Иными словами, память делает для каждого человека то, что эволюция генома делает для многих поколений биологического вида, – позволяет нам отвечать на условия окружающей среды, чтобы увеличить вероятность выживания и передачи генов следующему поколению. Это крайне полезно. Например, мышь уже рождается со страхом перед лисами, несмотря на то что она потомок многих поколений лабораторных мышей, которые никогда не видели лису. Для дикой мыши это полезная адаптация, но в качестве общей стратегии для жизни в изменяющемся мире она не годится. Невозможно закодировать в геноме все полезные поведенческие реакции, чтобы снабдить новорожденного навыками на все случаи жизни. И эффективнее, и проще уметь помнить и учиться, даже если эти способности не идеальны. Еще одно преимущество: воспоминания позволяют нам мысленно перенестись в прошлое, а значит, и вообразить будущее. Память избавляет нас от мысленной тирании настоящего. А картины будущего позволяют делать предсказания, которые необходимы для принятия решений.

Еще один ответ на вопрос, зачем нам память, заключается в том, что сбои автобиографической памяти на самом деле не ошибка, а полезное свойство. Чтобы память была полезна, она должна обновляться и интегрироваться с последующим опытом, даже если он изменяет воспоминания о первоначальном событии. А значит, полезно, чтобы воспоминания были пластичными, так их можно встроить в настоящее. В большинстве случаев общие воспоминания, которые складываются из множества походов на пляж, полезнее для принятия будущих решений и поведения, чем 50 отдельных, детальных и точных воспоминаний о пляже. Потеря деталей вследствие повторения позволяет эффективнее использовать ограниченные ресурсы мозга.

Неудивительно, что наши воспоминания о событиях часто неточны, потому что сам механизм изменения воспоминаний часто бывает полезен. Что удивительно, так это то, что мы обычно отказываемся это признавать в повседневной жизни. Люди имеют прирожденную склонность создавать правдоподобные истории из фрагментов воспоминаний. Из-за этой склонности выстраивать нарративы мы часто уверены в правдивости туманных воспоминаний и позволяем им стать основанием для ключевых представлений о себе.

■ ■ ■

В дополнение к воспоминаниям о событиях мы также храним воспоминания о фактах и понятиях, не связанных с конкретным событием. Например, я могу назвать столицу Монголии, Улан-Батор, хотя даже не помню, откуда это узнал. Или могу верно вспомнить факт, но неправильно вспомнить его источник и время, когда я его узнал, решив, что выучил его в старших классах, хотя на самом деле прочитал это в прошлом году в Википедии. Аналогично я могу объяснить, что такое транзитивность в математике, хотя не помню, когда и как у меня появилось это знание.

Психологи называют такой разрыв связей факта или понятия с событиями “амнезией в отношении источника”, и она в той или иной степени есть у каждого, хотя в большей степени выражена в пожилом возрасте[95]95
  Есть также свидетельства, связывающие повреждение функции лобных долей мозга с амнезией источника, в особенности у пожилых людей.
  Craik, F. I. M., Morris, L. W., Morris, R. G., & Loewen, E. R. (1990). Relations between source amnesia and frontal lobe functioning in older adults. Psychology and Aging, 5, 148–151.
  Dywan, J., Segalowitz, S. J., & Williamson, L. (1994). Source monitoring during name recognition in older adults: Psychometric and electrophysiological correlates. Psychology and Aging, 9, 568–577.


[Закрыть]. В среднем наша память о фактах и понятиях хотя и не идеальна, но обычно точнее, чем память о событиях. Возможно, оттого, что она менее детальна и меньше связана с контекстом, чем события, воспоминания о которых включают все органы чувств. Факты и понятия в каком-то смысле – уже выжимка из опыта.

Возвращаясь на уровень индивидуальных различий, мы можем сказать, что “У Фреда плохая память” или “У Салли память хорошая”. Но, конечно, память – не единый феномен. Нельзя просто сказать, что некоторые люди хорошо помнят факты и понятия, но плохо – события. Способность людей помнить определенные факты и понятия тоже изменчива в широких пределах. Мы все знаем людей, способных с потрясающей точностью воспроизвести комедийный стендап, но при этом с трудом запоминающих мелодии. Другие с трудом соотносят имена с лицами, но отлично помнят прочитанное. Причем люди с хорошей памятью на прочитанное задействуют разные стратегии. Одни запоминают визуальный образ страницы с текстом, а другие – только звуки и значения слов, не обращаясь к образу страницы.

Память на события, факты и понятия относится к категории так называемой эксплицитной памяти – специфической информации, которую можно извлечь сознательным умственным усилием. Именно эксплицитную память мы и подразумеваем, когда говорим о памяти в бытовом разговоре. Однако есть и другой тип памяти, не менее важный, но менее обсуждаемый. Это имплицитная память, которая приобретается и используется неосознаваемо, без умственного усилия. Имплицитные воспоминания обычно приобретаются путем повторения, а не в результате единичного события[96]96
  Некоторые формы имплицитной памяти формируются в результате единственного события. Например, если вы отравились какой-то едой, в результате единственного неприятного опыта у вас разовьется подсознательное отвращение к виду и запаху этой пищи. Важно, что это неосознаваемое вкусовое отвращение сопровождается отдельным имплицитным воспоминанием о конкретном событии.


[Закрыть]. Строго говоря, имплицитные воспоминания устойчивее эксплицитных и хранятся в других областях мозга. Вот почему вы можете рыскать по дому в поисках своего кошелька (эксплицитная память), но вряд ли забудете, как ездить на велосипеде (имплицитная память). Наша индивидуальность в той же степени сформирована неосознаваемым содержанием имплицитной памяти, как и эксплицитными знаниями о фактах, событиях и понятиях, которым уделяется так много внимания.

На рис. 7 подводится итог многолетних попыток выделить типы долговременной памяти. Данные, положенные в основу этой классификации, часто получают при анализе пациентов с поражениями мозга. Например, у людей с травмами медиальной области височной доли мозга может возникать глубокая антероградная амнезия – неспособность сохранять новые воспоминания после наступления травмы. Они также в разной степени подвержены и ретроградной амнезии, когда стирается память о периоде в несколько месяцев или лет до травмы, но более старые воспоминания остаются невредимыми[97]97
  Поражение медиальных височных долей может произойти в результате инсульта, инфекций, хронического злоупотребления алкоголем или, как в знаменитом случае часто обсуждаемого пациента Генри Молисона (много лет известного как Г. M.), в результате хирургической резекции височных долей для лечения эпилепсии. Похоже, амнезию контролируют ринальная и парагиппокампальная кора и гиппокамп. Аналогичные глубокая антероградная амнезия и ограниченная ретроградная амнезия могут возникнуть при повреждении этих участков мозга у лабораторных животных.


[Закрыть]. Сначала считалось, что люди с поражением медиальной области височной доли вообще не способны формировать новые воспоминания. Но со временем выяснилось, что способность формировать новые имплицитные воспоминания у них сохраняется.

Читать отраженный в зеркале текст – поначалу трудная задача, но с практикой навык улучшается. Если человек с повреждениями медиальной области височной доли будет три дня по полчаса в день тренироваться в зеркальном чтении, то на четвертый день он справится с тестовым чтением быстрее. Но, если вы спросите такого человека, читал ли он когда-либо прежде зеркальный текст, он ответит отрицательно. У него нет воспоминаний о задании, комнате или людях, которые ему помогали[98]98
  Классические работы, показывающие, что навык чтения в зеркале сохраняется у больных с амнезией височных долей:
  Cohen, N. J., & Squire, L. R. (1980). Preserved learning and retention of pattern analyzing skill in amnesia: Dissociation of knowing how and knowing that. Science, 210, 207–209.


[Закрыть]. Воспоминания о тренировках зеркального чтения – это форма эксплицитной памяти, для которой необходима неповрежденная медиальная область височной доли. Но улучшение навыков зеркального чтения – это умение, то есть форма имплицитной памяти, которая сохраняется, даже когда височная доля повреждена. Чтение через зеркало – когнитивный навык. Моторные навыки, такие как умение играть в теннис, тоже сохраняются у больных с поражением височной доли[99]99
  Хороший обзор исследований человеческой памяти у больных с амнезией:
  Squire, L. R., & Wixted, J. T. (2011). The cognitive neuroscience of human memory since H. M. Annual Review of Neuroscience, 34, 259–288.


[Закрыть].

Еще один тип имплицитной памяти – это мигание в ответ на стимул, вид ассоциативного научения. Если я проиграю тихую ноту, вы не мигнете в ответ. Но если я направлю вам в глаз резкую струю воздуха, вы рефлексивно мигнете. Это не сознательное решение, вы мигнете вне зависимости от того, хотите вы этого или нет. Затем я совмещу ноту и струю воздуха так, чтобы начало звука предшествовало струе, а заканчивались они вместе, и повторю эту последовательность действий много раз. Тогда вы постепенно запомните, что нота предшествует дуновению. В результате вы начнете мигать раньше, чтобы защитить роговицу. И в этом случае мигание будет запускаться неосознаваемо. Никакой силой воли вы не сможете избавиться от него или мигать быстрее. Это будет происходить, что бы вы ни делали.

* Перевод Риты Райт-Ковалевой.

Еще более простая форма бессознательного обучения – это привыкание, вид неассоциативного научения. Если бы я стоял вне вашего поля зрения, но очень близко и уронил на пол книгу, вы немедленно повернули бы голову, чтобы узнать, в чем дело. Это поведение называется ориентировочным рефлексом, первым его описал русский физиолог Иван Сеченов в 1863 году[100]100
  И. М. Сеченов. Рефлексы головного мозга. “Медицинский вестник”, 1863. На английском: Sechenov, I. (1965). Reflexes of the Brain (S. Belsky, Trans.). Cambridge, MA: MIT Press.


[Закрыть]. Этот рефлекс – ответ на новый стимул, так что, если я продолжу ронять книгу, скажем, раз в минуту, вы вскоре научитесь это игнорировать, выработается привыкание и рефлекс будет подавлен. Привыкание специфично для определенных стимулов. Яркий свет тоже вызовет ориентировочный рефлекс. Но в этом случае привыкания, как с книгой, не возникнет, ваша первая реакция на яркий свет не уменьшится[101]101
  Для возникновения ориентировочного рефлекса стимулы должны быть новыми, но не угрожающими. Например, в случае с очень громким звуком возникнет скорее не ориентировочный, а защитный рефлекс: человек отвернется или съежится.


[Закрыть].

Любопытно, что, как только вы привыкнете к некоторому регулярно повторяющемуся стимулу, его отсутствие само по себе станет стимулом и вызовет ориентировочный рефлекс. Для иллюстрации этого феномена нейропсихолог Карл Прибрам приводит историю линии эстакадного транспорта на Третьей авеню, которая когда-то проходила по району Бауэри в Нью-Йорке и славилась страшным грохотом[102]102
  Pribram, K. H. (1969). The neurophysiology of remembering. Scientific American, 220, 73–87.


[Закрыть]. По ночам поезд ходил с регулярным интервалом, и жители квартир в Бауэри привыкли к постоянному шуму. Когда в 1954 году линию закрыли, полиция начала получать звонки от местных жителей, которые просыпались посреди ночи по причине, которую точно не могли определить, и считали, что по дому кто-то крадется. Один проницательный детектив, не обнаруживший никаких признаков проникновения грабителей, вскоре понял, что эти звонки происходят в то время, когда раньше проходил поезд. Странные “события”, из-за которых люди просыпались, были ориентировочным рефлексом, возникающим из-за гробовой тишины в то время, когда ожидался грохот. Как только люди привыкли к отсутствию шума от поезда, панических звонков в полицию стало меньше.

■ ■ ■

Мы любим воображать себя созданиями, обладающими свободой воли. Мы уверенно оперируем фактами, событиями и понятиями. Мы принимаем сознательные решения и действуем по своей воле. Наша индивидуальность неразрывно связана с глубоким чувством автономности, с переживанием себя как источника собственной активности. Но это всего лишь трюк, который проделывает с нами мозг. По большей части наше поведение не регулируется сознанием и осуществляется машинально. Невролог Эдриан Хэйт выразил это так: “Почти все, что вы делаете – это привычка”[103]103
  Haith, A. M. (2018). Almost everything you do is a habit. In D. J. Linden, (Ed.), Think tank: Forty neuroscientists explore the biological roots of human experience. New Haven, CT: Yale University Press.
  Эта короткая глава – увлекательное чтение. И я говорю так не только потому, что редактировал эту книгу.


[Закрыть]. Привычка – не просто поведенческая последовательность, которая сначала формируется, а потом исполняется на неосознаваемом уровне, она должна быть отделена от конечной цели. Ваша цель может заключаться в том, чтобы остановиться у тайского ресторана после работы и взять там еду навынос, но вместе этого вы привычно едете прямо домой. Одна и та же привычка может быть как полезной, так и вредной, в зависимости от контекста. Вы можете быстро и вслепую печатать на стандартной клавиатуре, но привычка подведет вас, если вам придется воспользоваться другой раскладкой с другим расположением букв.

Когда вы обучаетесь новой задаче, ваше поведение гибко, а цель направляет усилия, но с повторяющейся практикой поведение становится автоматическим и привычным. Например, когда вы впервые учитесь водить машину, вы тщательно обдумываете каждое действие: как крутить руль, тормозить, сигналить, смотреть на дорогу впереди. Но со временем эти действия станут почти автоматическими. Вождение превратится в привычку и больше не будет требовать полного умственного сосредоточения.

Привычки имеют ограниченную гибкость, но их преимущество в простоте. Горькая правда состоит в том, что бо́льшая часть жизни предсказуема и скучна, а значит, негибкость привычек редко представляет собой проблему. Главное, что, когда поведение становится привычным, сознание освобождается для размышлений, предвосхищения и планирования. За долгую жизнь у каждого из нас накапливается масса привычек. Мы осваиваем один навык, превращаем его в привычку, а потом переходим к следующему. Таким образом каждый из нас собирает обширную библиотеку привычек и умений, которые можно вызвать автоматически. Как пишет Хэйт, “поверх этого массива привычек лежит тонкий слой мыслительных процессов, которые управляют нашими решениями только на самом высоком уровне”. Без привычек наш мозг непрерывно переполнялся бы огромным множеством крохотных решений, которые лучше предоставить быстрым автоматическим процессам.

Примеры неосознаваемого научения, которые мы рассмотрели, включая навык чтения через зеркало, ориентировочный рефлекс и мигание, относятся к имплицитной памяти, поэтому сохраняются у больных-амнестиков с поражением медиальной височной доли[104]104
  Woodruff-Pak, D. S. (1993). Eyeblink classical conditioning in H. M.: Delay and trace paradigms. Behavioral Neuroscience, 107, 911–925.


[Закрыть]. За имплицитную память главным образом отвечают другие участки мозга[105]105
  В имплицитной памяти задействованы и многие другие отделы мозга, включая полосатое тело, мозжечок, миндалевидное тело и некоторые участки неокортекса.


[Закрыть].

■ ■ ■

Все воспоминания, эксплицитные или имплицитные, должны где-то храниться. Кратковременная память, которую вы используете, набирая телефонный номер, кодируется резонирующей электрической активностью между тремя зонами мозга: таламусом, лобной корой и мозжечком[106]106
  Функции этих отделов мозга и их взаимосвязи были изучены в нескольких разных экспериментах, включая анализ рабочей памяти у людей с локальными поражениями разных отделов мозга, наблюдение за лабораторными животными с уничтоженными или блокированными отделами мозга и, самое показательное, комбинации быстрых и обратимых блокировок определенных участков мозга с записью активности нейронов этих участков.
  Вот классическая работа, давшая начало пониманию функционирования лобной доли:
  Fuster, J. M., & Alexander, G. E. (1971). Neuron activity related to short-term memory. Science, 173, 652–654.
  Современные работы, высвечивающие связи лобных долей с другими отделами мозга:
  Guo, Z. V., et al. (2017). Maintenance of persistent activity in a frontal thalamocortical loop. Nature, 545, 181–186.
  Gao, Z., Davis, C., Thomas, A. M., Economo, M. N., Abrego, A. M., Svoboda, K., De Zeeuw, C. I., & Li, N. (2018). A cortico-cerebellar loop for motor planning. Nature, 563, 113–116.


[Закрыть]. Эта рабочая память нужна также, чтобы держать в уме начало длинного предложения, пока вы читаете его до конца. То, что в ней удерживается, легко замещается конкурирующей информацией (например, если кто-то заговорит с вами, пока вы набираете номер) и пропадает почти сразу после использования.

Долговременная память требует более устойчивых изменений. Связанная с определенным опытом электрическая активность должна дать начало изменениям в сети взаимосвязанных нейронов. Сигналы в мозге имеют смешанный электрический и химический характер. Нейроны передают информацию с помощью быстрых электрических импульсов по принципу “все или ничего”. Импульсы передаются по тонкому и длинному отростку нейрона, так называемому аксону, который и передает информацию. Когда импульсы доходят до специальных активных зон аксона, высвобождаются молекулы химических нейромедиаторов. Они проникают через крохотную, заполненную соленым раствором щель и активируют рецепторы в дендритах следующего нейрона сигнальной цепи, который таким образом получает информацию. Места, где первый нейрон выпускает нейромедиаторы, которые затем получает следующий нейрон, называются синапсами[107]107
  Это очень упрощенно. Одни синапсы образуются на дендритах, другие – на теле клетки, а третьи – на аксоне. Некоторые рецепторы нейромедиаторов увеличивают вероятность электрического импульса в нейроне (возбуждение), некоторые – уменьшают вероятность электрического импульса (торможение), но есть и другие сложные реакции, не относящиеся ни к возбуждению, ни к торможению (нейромодуляция). Более подробное объяснение см.:
  Linden, D. J. (2007). The accidental mind: How brain evolution has given us love, memory, dreams, and God (pp. 28–49). Cambridge, MA: Harvard University Press. (Русский перевод: Линден Д., 2012. Мозг и удовольствие. – М.: Эксмо.)


[Закрыть].

Давайте поиграем в Бога. Если бы вы были Творцом и хотели бы создать в мозге хранилище для памяти, вы могли бы пойти двумя путями. Либо сделать так, чтобы паттерны электрической активности под влиянием опыта меняли силу химического сигнала в синапсах. Так можно было бы сделать синапсы прочнее (или отрастить новые) или слабее (или уничтожить имеющиеся). Все это вместе называется пластичностью синапсов. Либо вы могли бы сделать так, чтобы опыт мог менять электрическую активность целых нейронов. Например, вы могли бы изменить нейроны таким образом, чтобы сделать их более или менее склонными испускать импульсы с различными временными интервалами. Эти процессы, управляемые опытом, называются собственной пластичностью нейронов. Оказалось, что в хранение долговременной памяти включены и собственная пластичность нейронов, и синаптическая пластичность, хотя исследователи уделяли больше внимания последней. Поскольку каждый нейрон мозга имеет в среднем около 5000 синапсов, объем хранения информации, связанный с синаптической пластичностью нейронов, гораздо больше, чем объем, обеспеченный собственной пластичностью. Собственная и синаптическая пластичность действуют совместно, определяя пути сохранения информации в памяти[108]108
  Впечатляющая арифметика: по оценкам, в мозге около 100 млрд нейронов. Учитывая, что на каждый нейрон приходится в среднем по 5000 синапсов, всего получается около 500 трлн синапсов. Для сравнения, в нашей галактике от 100 до 400 млрд звезд.


[Закрыть].

Но не менее важно и то, что не меняется в процессе приобретения памяти. Опыт не меняет последовательность ДНК в клетках мозга, так что этот процесс не может быть основой памяти. Скорее, память – это еще один пример, хотя и очень специфический, того, как опыт влияет на экспрессию генов, производя долгосрочные перемены[109]109
  Для хранения следов памяти не обязательно требуется генная экспрессия в первый же час или около того после получения опыта, но, если с помощью лекарств заблокировать для генов возможность чтения и производства РНК, а затем белков, это вызывает проблемы с долговременной памятью.


[Закрыть]. Мы обсуждали во второй главе, как температура окружающей среды первого года жизни определяет процент иннервации потовых желез. В случае с памятью это происходит похожим образом, только опыт меняет не периферические нервы и кожу, а мозг, и изменения генной экспрессии дают начало синаптической и собственной пластичности нейронов.

В биологии припоминания фактов и событий многое нам пока еще не ясно, но общее представление уже есть. Процесс припоминания обычно сопровождается электрической активностью как минимум в некоторых нейронах и синапсах, которые были задействованы во время приобретения соответствующего опыта. Однако все, как всегда, сложнее, поскольку нейронные цепи и отделы мозга, включенные в хранение следов памяти, могут изменяться со временем. Как я уже говорил, люди с поражениями медиальной височной доли обычно теряют память о фактах и событиях за период от нескольких месяцев до нескольких лет перед травмой, это называется ретроградной амнезией. Но более ранние воспоминания о фактах и событиях остаются нетронутыми, и это предполагает, что они были перемещены из медиальной височной доли в какие-то другие отделы мозга.

В эмоциональных ситуациях высвобождаются определенные нейромедиаторы (такие как дофамин и норадреналин) и гормоны (такие как адреналин и кортикостерон). Одни высвобождаются и действуют в мозге, другие высвобождаются в теле и проделывают путь к мозгу. Связанные с эмоциями химические сигналы могут увеличить синаптическую и собственную пластичность нейронов, укрепляя некоторые воспоминания. Важно, что это происходит не только в первый раз, когда формируется воспоминание. Всякий раз, когда оно извлекается из памяти, оно вновь вызывает эмоциональный отклик, и значит, эти химические процессы еще сильнее укрепляют (и искажают) память.

■ ■ ■

Является ли хранилище памяти в мозге бесконечным ресурсом, или место в нем может закончиться? Может ли тренировка одного конкретного навыка помешать нам овладеть другим, или наши возможности для самосовершенствования безграничны? К сожалению, есть основания полагать, что ресурсы памяти ограничены.

Чтобы стать лицензированным лондонским таксистом, нужно совершить настоящий подвиг обучения. К экзамену требуется выучить 25 000 лондонских улиц, а также отели, рестораны, достопримечательности и оптимальные маршруты между ними. Этот массив информации называется “Знание” – с заглавной буквы. Даже после нескольких лет подготовки многие водители проваливают экзамен и должны либо сдавать его снова, либо отказаться от своих планов. Взбудоражившее ученых исследование Элеанор Магуайр и ее коллег показало, что в среднем, по сравнению с аналогичной по возрасту и образованию контрольной группой, у лицензированного лондонского таксиста увеличен один отдел мозга – задняя часть гиппокампа[110]110
  Невозможно сделать биопсию мозга у людей или вставить электроды в мозг водителей такси, так что приходится ограничиваться неинвазивными измерениями. Например, размер разных отделов мозга измеряется с помощью магнитно-резонансной томографии. Вот это исследование:
  Maguire, E. A., Gadian, D. G., Johnsrude, I. S., Good, C. D., Ashburner, J., Frackowiak, R. S. J. & Frith, C. D. (2000). Navigation-related structural changes in the hippocampi of taxi drivers. Proceedings of the National Academy of Sciences of the USA, 97, 4398–4403.
  Еще один интересный вывод этого исследования заключается в том, что степень увеличения гиппокампа коррелирует с потраченным временем на учебу, а затем на работу лондонским таксистом.


[Закрыть]. Этот отдел, как считается, играет особую роль в обработке пространственной информации. Этот результат может означать, что интенсивные тренировки перед экзаменом увеличивают заднюю часть гиппокампа, который содержит детальную мысленную карту города. А может быть, люди, которым повезло иметь увеличенную заднюю часть гиппокампа, лучше осваивают навыки пространственной ориентации, проще овладевают “Знанием” и сдают экзамен.

Недавно ученые провели сканирование мозга будущих лондонских таксистов до и после интенсивной подготовки к экзамену. Оказалось, что у таксистов, которые успешно сдали экзамен, значительно увеличилась задняя часть гиппокампа, а у тех, кто провалил экзамен, она осталась неизменной, как и у контрольной группы того же возраста[111]111
  Woollett, K. & Maguire, E. A. (2011). Acquiring “the Knowledge” of London’s layout drives structural brain changes. Current Biology, 21, 2109–2114.


[Закрыть]. Таким образом, именно овладение “Знанием”, похоже, вызывает увеличение задней части гиппокампа.

Увеличение задних отделов гиппокампа во время пространственного обучения происходит за счет прилегающей части мозга – передних отделов гиппокампа, которые не включены в обработку пространственной информации, а занимаются формированием новых образных воспоминаний. Это объясняет, почему лондонские таксисты в среднем показывают худшие результаты тестирования зрительной памяти, чем люди из контрольной группы или водители, не сдавшие экзамен. Получается, что как минимум некоторые мнемические и когнитивные ресурсы мозга ограничены и могут быть отведены для определенной задачи путем интенсивных тренировок. Только выйдя на пенсию, лондонские таксисты постепенно возвращаются к контрольному состоянию с меньшей задней и большей передней частью гиппокампа, их визуальная память улучшается, а память о лабиринте лондонских улиц тускнеет[112]112
  Woolett, K., Spiers, H. J. & Maguire, E. A. (2009). Talent in the taxi: A model system for exploring expertise. Philosophical Transactions of the Royal Society, Series B, 364, 1407–1416.


[Закрыть].