Текст книги "Путеводные звезды. Секреты навигации мореплавателей островов Тихого океана"

Мои два пожилых наставника откидываются на спинки своих сидений.

«Это и есть поа, посвящение в полном объеме», – говорит Эпеимаи.

«Молодые люди теперь стали навигаторами – ппалу. Священные песнопения защитят их от акул и штормов. Каждый, кого сочтут достаточно квалифицированным, сможет теперь командовать океанским каноэ», – заключает Намонур.

Насколько умело Каролинские мореплаватели применяют эти знания на практике, мы узнаем в двух следующих главах.

Мореплаватели на все времена

«Почему некоторые мужчины настолько глупы, что забывают все рифы и острова под звездами?»

Вождь Бейонг с Пулусука

Пулусук лежит всего в 42 милях к юго-востоку от Пулувата, судно следует держать чуть левее направления на Южный Крест, поднявшийся на половину своей максимальной высоты. Однако фактически мы шли маршрутом, отличавшимся от локсодромии, чтобы избежать опасного волнения над рифом Майхун (Maihun) – его называют «Рифом духов, который съедает каноэ», поэтому весь путь составил около 50 миль.

25-футовое океанское каноэ Хипура стояло на палах в лагуне, укрытое циновками, защищавшими его от солнца. Без этого защитного покрытия было бы видно, как линии высоких красночерных бортов каноэ дерзко изгибались вверх, к одинаковым окончаниям носа и кормы. Массивные полубимсы поддерживали опорный поплавок аутригера, чьи гибкие крепления были сделаны из 2-дюймового кокосового троса ручной работы.

Хотя переход на Пулусук оказался непродолжительным, были соблюдены все требования хорошей морской практики. Мускулистые татуированные мужчины сначала доставили на борт и надежно закрепили запасное рангоутное дерево, бухты троса и плетеный сезень в мотках. Затем установили мачту, реи, парус и боковой руль. И, наконец, принесли плетеные из кокоса корзины с завернутыми в листья связками плодов хлебного дерева, приготовленными женщинами рано утром, а также заквашенные плоды хлебного дерева, сохраняющиеся неделями. Еду разместили на циновках из пандана на корме и на платформе аутригера, укрыв несколькими слоями циновок, и привязали их. Зеленые питьевые кокосы разбросали внутри корпуса вместе с совершенно необходимыми водоотливными черпаками.

Мы взобрались на борт. На мачту взлетел треугольный парус с гиком, и каноэ двинулось в путь, крадучись по мелководной, почти не тронутой ветровой рябью лагуне. Входившее в лагуну судно пересекло наш курс по носу. Оно пришло с острова Улул (Ulul), который, по словам экипажа, расположен в 80 милях к северу. На кормовой платформе у входа в помещение для женщин сидела на корточках улыбающаяся девочка.

Подойдя на контрагалсе к входу в лагуну, мы легли на новый курс, поменяв оконечности каноэ. Хипур дал слабину шкоту, его сын освободил рей, подхватил его, обнес вокруг мачты, переместился к центру каноэ и с силой толкнул рей племяннику, который едва устоял на ногах, пока, пошатываясь, перетаскивал его туда, где теперь должен был находиться «новый» нос. Между тем наклон мачты был изменен на противоположный, и руль перенесен в корму. Хипур набил шкот, основное средство управления при следовании против ветра, его зять Теруо (Teruo) стал на руль, мы бесшумно выскользнули из окаймленного пальмами убежища, и пассат зашумел в наших парусах. Каноэ рванулось вперед в гущу водорослей, плотно забивших извилистый фарватер и тянувшихся за нами десятками скрученных полос, пока мы не отошли от земли на приличное расстояние. На борту нас было восемь. Только восьмилетний внук Хипура и я оставались сторонними наблюдателями за умелым маневрированием судна. Затем Хипур удерживал два главных острова атолла Пулуват – Алет (Alet) и сам Пулуват – по корме так, что один немного перекрывал другой. Хипур использовал для этого термин парафунген – parafungen. Это слово вызвало на борту такое веселье, что я, почувствовав интуитивно подвох, спросил, не имеет ли оно отношения к мужчине и женщине и услышал в ответ: «Да, да».

Хипур показал мне три важных волны, из них для целей навигации самой полезной была Большая Волна, шедшая «от» восходящей звезды Альтаир, расположенной на 8!4° севернее направления на восток, которую мы удерживали почти на траверзе. Визуальные наблюдения показывали, что течение почти отсутствовало. Свежий ветер бакштаг позволял нашему каноэ резать короткие небольшие волны высокой носовой скулой, поднимая снопы сверкавших на солнце брызг, и легко взбираться на валы более длинной зыби.

Мы встретили несколько других парусных каноэ. Пара судов дрейфовала со спущенными парусами, пока команда занималась рыбной ловлей у границы отмели Урание (Uranie); другое каноэ транспортировало на платформе аутригера массивную черепаху Еще одно очень большое черно-оранжевое судно следовало из района острова Сатавал, расположенного в 130 милях к западу

Согласно принятой на Каролинах практике, один из членов экипажа находился у мачты, чтобы точно заметить, когда земля по корме исчезнет за горизонтом. С этого момента мы были одни в море, не считая медленно перемещавшееся по дуге солнце, зыбких волн и морских птиц. Эти наши союзники помогали выдерживать непрерывно удлинявшийся путь каноэ, следовавшее по курсу так же точно, как если бы он прокладывался самыми современными приборами.

Вглядываясь в пустынное море, которое для посвященных было так понятно, я начал осознавать происходившее. Не каждый удостаивается возможности узнать из первых рук лучшие сохранившиеся фрагменты древнего искусства, которое, надо полагать, было доведено до высокой степени совершенство уже в 1500-х годах до н. э., когда первые микронезийцы прошли 1000 миль до Сайпана. Безусловно, существуют все основания предположить, что так называемая полинезийско-микронезийская навигация является лишь частью системы, применявшейся на всех морях Средиземноморья и Азии, которая, возможно, происходит вовсе не из Океании.

Мои аргументы в пользу такой точки зрения лучше всего изложить последовательно, рассказав сначала кое-что о навигации Каролинских островов, а затем посмотреть, как она связана с навигацией Азии и особенно Индийского океана. Навигация Каролин строится вокруг «звездного компаса». На большинстве атоллов стандартным набором являются тридцать две звезды, но фактически достаточно знать около половины этого количества, так как каждая звезда отмечает две позиции: первую на восходе на востоке, и вторую – на заходе на западе (исключением является «фиксированная» Полярная звезда). Обозначения «восходящая» или «заходящая» ставятся перед названием звезды. На острове Пулуват данне (danne) значит восходящая, или восток, а долони (doloni) – заходящая, или запад.

Из приведенной схемы (с. 152) видно, что точки нахождения звезд расположены неравномерно. Это делает невозможным любое непосредственное сравнение с равномерно разнесенными компасными румбами картушки компаса, и такое обстоятельство разъясняет, почему «звездный компас» дожил до наших времен. Альтаир для каролинцев обозначает восток, несмотря на то, что фактически эта звезда восходит и заходит на 8½° севернее истинной линии восток-запад. Каролинская концепция, ошибочная по представлениям нашей астрономии, имеет важный аналог в регионе Индийского океана. Кроме звезд, навигаторы с Каролинских островов, конечно, активно используют морские приметы, связанные с рифами, ветрами, береговыми птицами, направлениями зыби, формой волн, и прочие знаки известного нам тихоокеанского репертуара.

Сегодня невозможно даже предположить, когда и где плавсредства стали достаточно мореходными для того, чтобы отойти подальше от опасных берегов и искать спасения в море. Возможно, этот этап наступил еще много тысячелетий назад во времена использования лодок из шкур и плотов эпохи мезолита. Но как только человек направился открытым морем к горизонту, искусство навигации по природным ориентирам было освоено очень быстро. Однако с той поры, когда многообразные приемы и способы такой навигации были развиты и усовершенствованы, – и неважно, как давно это случилось, – они мало изменились за последующие века.

В конечном счете, гибель навигации, осуществляемой с помощью чистых ощущений без помощи инструментов и приборов, была предрешена появлением магнитных компасов на китайских и, вероятно, индийских судах где-то между 850-1000 годами новой эры. С того времени древние способы навигации неуклонно исчезали, при этом информация о них не документировалась, а лишь в некоторых районах Индонезии и Тихого океана сохранялась в народной памяти. Вспомним заселение Сайпана в результате океанского перехода в 1500-х годах до н. э. Имеющиеся в нашем распоряжении самые ранние письменные упоминания относятся к гораздо более позднему периоду и слишком скудны, чтобы использовать их в качестве доказательств. Пожалуй, единственным нашим аргументом в пользу попыток восстановления старинной системы навигации является ее неизменность и широкое распространение по всем уголкам древнего мира.

Звездный компас: Пулуват, Каролинские острова. Положение и название звезды вокруг горизонта показаны на момент ее восхода и захода. Когда-то подобная система применялась в регионе Индийского океана. (У. X. Гудинаф, 1953 г.)

В одном индийском писании V века до н. э. приводятся слова Будды: «Давным-давно странствовавшие по океанам купцы,

отправляясь в море, обычно брали с собой находящих берег птиц…». Так же в I веке н. э. поступали мореплаватели Цейлона, которые, по словам Плиния, не умели удерживать курс по звездам.

Надежно задокументирован обычай передачи сообщений между тихоокеанскими островами с помощью обученных птиц – фрегатов, но истории о таких птицах, которые находили берег, улетая с каноэ хозяев, относятся к области не имеющих подтверждения легенд. Это вполне понятно, так как подобная практика больше соответствовала бы раннему периоду разведочных экспедиций, чем недавним плаваниям.

Здесь я не могу не привести одну индонезийскую историю. В 1973 году австралийское правительство, озабоченное нелегальным выловом трохусов (род брюхоногих моллюсков – прим, перев.) рыбаками, приходившими на прау с островов Сулавеси и Мадура (Madura), задержало их флотилию у берегов Западной Австралии. Эти рыболовецкие суда пересекали 200-мильный участок Арафурского моря, чтобы дойти до намеченных для лова рифов. У них не было карт и компасов, и они полагались на ветра, волны, цвет воды и другие, до сих пор неизвестные методы навигации. Беспокоясь, чтобы куры на борту прау не занесли каких-либо болезней, австралийцы пригрозили их конфискацией. В следующем году индонезийцы появились опять, но теперь на каждой мачте сидел привязанный петух. Рыбаки заявили, что эти птицы были их навигационным инструментом и кукарекали при приближении к берегу. Была ли хоть какая-то доля правды в подобном заявлении? Узнать об этом нам не дано, но у меня на счет хитрых рыбаков есть определенные сомнения.

Вернемся к древним писаниям. В одном из индийских трудов I века н. э. говорится о знаменитом судоводителе Супарага (Suparaga): «Он знал курсы звезд и всегда мог без труда определить местоположение своего судна. Он также обладал глубокими знаниями важных признаков… хорошей и плохой погоды. Он различал районы океана по рыбам, цвету воды, характеру дна, птицам, горам (береговым ориентирам) и другим признакам».

Промер глубин не так важен в бездонных водах Тихого океана, но остальное в этом отрывке звучит очень знакомо для любого обучающегося науке тихоокеанской навигации.

Другим напоминанием об относительном единстве безынструментальной (визуальной) навигации является древнеримская поэма I столетия н. э., в которой рассказывается о мореплавателе, определяющем широту по высотам некоторых полярных звезд. Этот прием также применялся индусами, китайцами и жителями Каролинских островов – а островитяне используют его по сей день.

Однако самые удивительные параллели между Тихим и Индийским океанами мы находим в звездном компасе. В 1553 году турецкий адмирал по имени Альт Рейс ибн Хусейн (Alt Re’is ibn Husein), по арабским источникам, живший в IX век н. э., написал труд, названный «Мухит» (Muhīt – Океан). Ко временам Хусейна магнитный компас использовали уже давно и широко, но некоторые пассажи из «Мухит» явно показывают, что его предшественником в Индийском океане был «звездный компас». Более того, картушка компаса с нанесенными на нее названиями звезд имеется в иллюстрациях к арабской книге по навигации «Маджид Китаб» (Majid Kitāb). Одинаковые названия звезд встречаются на западе и на востоке – точно как на Каролинах: с одним префиксом, означающим «восходящий объект» или «восток» (mutalá), и с другим, означающим «заходящий объект» или «запад» (majīb). Опять же, как и на Каролинских островах, звезды на картушке арабского компаса расположены неравномерно и не совпадают с разметкой картушки магнитного компаса. Еще более существенно то, что в труде «Мухит» делается та же ошибка, что и на Каролинах, когда утверждается, что Альтаир указывает истинное направление линии восток-запад. Когда был написан «Мухит», Полярная звезда не находилась в ее нынешней позиции, а многие из звезд арабского компаса сейчас уже невозможно определить, так как их названия даны на древнеиндийском и древнеперсидском языках. Но все же, не менее 18-ти из 32-х звезд явно соответствуют системе, принятой в регионах Тихого и Индийского океанов.

Оставив в стороне розу ветров, упоминаемую в «Мухит», так как она являлась единой повсюду, от Древней Греции до Таити, а также сферические небеса из «Мухит», которые известны на островах Гилберта или Туамоту, перейдем к другой очень важной параллели – определению широты по высоте северных звезд.

Сегодня высота Полярной звезды над горизонтом (или других звезд до того времени, как Полярная звезда оказалась там, где она находится сегодня), соответствует широте наблюдателя. Например, Полярная звезда на островах Пулуват и Сатавал находится на высоте 7½°, а для Сайпана ее высота равна 15°, поэтому широта Пулувата и Сатавала будет 7½° с.ш., а Сайпана – 15° с.ш. Высоты звезд, заменявших Полярную, оценивались шириной пальцев – исба (isbah) арабами, а также шириной пальцев – чи (chih) китайцами. Исба примерно соответствует нашим 1½°, а чи составляет около 2°. На каролинском острове Сатавал высота Полярной звезды оценивается на глаз или по расстоянию между растопыренными пальцами вытянутой руки. Эта мера составляет один эй-асс или 15° (эй-асс – палка с крючком для собирания плодов хлебного дерева). Старейшие навигаторы Сатавала – Намонур и Эпимаи – рассказывали мне, что Полярная звезда находилась на высоте, равной половине эй-асс на их родных островах, и один эй-асс на Сайпане, и это соотношение точно соответствует действительности. Пиаилуг в Гонолулу с помощью своей вытянутой руки оценил высоту Полярной звезды «примерно в полтора эй-асс». Один с половиной эй-асс равен 22½°, а фактическая широта Гонолулу составляет 22°15’, так что способом Пиаилуга вряд ли можно ее определить точнее.

Протяженные морские маршруты Азии были привязаны к северному полушарию. Каролинские острова тоже находятся севернее экватора, так что вполне естественно, что в арсенале мореплавателей с разных островов этого региона имеется определение высоты Полярной звезды. Но к югу от экватора ситуация была иной. Полярную звезду оттуда не видно, и поэтому ее нельзя было использовать для определения широты. Для южной части Тихого океана следовало изобрести другие способы, поэтому появился и был принят на вооружение способ определения широты по звездам в зените – концепция, которую нам разъясняли навигаторы клана Туита, а также Рамфе с друзьями на острове Тикопиа.

На основе свидетельств предположм, что определение широты по Полярной звезде или звездам, ее заменявшим, было изобретено на протяженных маршрутах восток-запад, характерных для Индийского океана, откуда распространилось, вероятно, через Южно-Китайское море, в северную часть Тихого океана. Возможено, что этот способ появился у китайцев. С другой стороны, использованию зенитных звезд мы почти наверняка обязаны полинезийцам, выдающимся мореплавателям Южного полушария. Для справедливости следует упомянуть, что «Мухит» ссылается на «круг высоты», под которым, видимо, подразумевается зенит. Но мне не известны какие-либо доказательства того, что арабы, или их предшественники из Индии и Персии, определяли широту по звездам в зените.

Мы не можем с уверенностью сказать, где впервые появилось океанская навигация, если, конечно, она постепенно не сформировалась благодаря достижениям целой группы разных мореплавателей, странствовавших по многим морям. Огромные заливы Индийского океана кажутся наиболее вероятной колыбелью как «звездного компаса», так и определения широты по звездам – предшественницам Полярной звезды. Безусловно, пересечение Бенгальского залива буддистскими пилигримами из Китая в 380-х годах н. э. требовало набора определенных приемов океанской навигации. Но сама навигация, несомненно, была к тому времени на несколько тысяч лет старше.

В любом случае можно быть уверенным в одном. Как мы распознаем индо-тихоокеанские традиции судостроения (сшитые доски обшивки, аутригеры и пр.), так же можно определять и этапы истории развития навигации. Тихоокеанская система являлась частью индо-тихоокеанской. Не совсем понятна роль, которую сыграли люди, говорившие на австронезийских языках, но можно с уверенностью утверждать, что в этом процессе они приняли плодотворное участие.

От размышлений меня отвлекли возбужденные крики. Выпущенный за борт рыболовный троллинговый шнур был туго натянут, а в пятидесяти ярдах по корме море пенилось от рывков шестифутовой барракуды. Три человека начали выбирать снасть. Внезапно на смену радостному оживлению пришел вздох разочарования. Я не мог понять, что произошло. Все выяснилось довольно скоро: на крючке болталась только одна голова барракуды с устрашающими челюстями. Её тело было перекушено акулой.

«О-о-о!» – вскричал Хипур. Изображая агонию, он касался рукой огромного сморщенного шрама на бедре – тоже память об акуле.

Вскоре еще несколько рыбин, извивающихся в воздухе, оказались в трюме, составив компанию кокосовым орехам. Первый улов был съеден в сыром виде с мякотью кокоса и плодами хлебного дерева. А сейчас в алюминиевом котле, наполовину засыпанном грубой коралловой крошкой, пылал разведенный на кожуре кокоса огонь – в нем готовилась (слегка обжаривалась непотрошеной и неочищенной) остальная рыба. Двух выверенных ударов мачете хватило, чтобы вскрыть молодой кокос. После того как жидкость из ореха выпили, его разломили пополам, а внутреннее содержимое в виде желе выскребли обломком кокосовой скорлупы. Для тех кто хотел пить, туда налили воду из закрытого деревянной пробкой пластмассового поплавка от японской рыболовной сети. Её откачали трубкой, в которой я узнал полый кронштейн от разбившегося самолета. Да, жителям Пулувата не предъявишь претензию в нерациональном использовании подручных материалов!

Хипур, передав другому члену экипажа управление шкотом, составил нам компанию с переводчиком Улутуком на кормовой платформе. Там он разложил набор самых разных предметов, включая карманный нож, несколько рыболовных крючков и монеты.

«Если ты хочешь понять нашу навигацию, тебе следует знать, что такое этак (etak)», – сообщил он через переводчика, раскладывая предметы в определенную схему. «Вот твое каноэ, – указал он на нож. – Эти крючки будут тремя островами, один из них тот, который ты покидаешь, второй – к которому направляешься, а справа по борту под разными углами будет находиться этак – вспомогательный остров-ориентир. Монеты представляют румбы звездного компаса».

«Если рассматривать этак с первого острова, то он лежит «под» Антаресом. [Я заменил местные названия звезд западными – прим. авт.]. К тому моменту, как твое каноэ окажется здесь, – он передвинул нож в точку В, – этак «передвинется» в точку под звездой Альдебаран. Когда ты достигнешь пункта назначения, этак еще больше сдвинется назад. Теперь он будет находиться под Плеядами».

«Конечно, в действительности остров этот не перемещается, но в целях навигации его необходимо считать условно движущимся. В нашем воображении, когда мы наблюдаем, каноэ и звезды остаются неподвижным. Остров, который ты покинул, уходит все дальше назад, а тот, к которому каноэ идет, все приближается и приближается. Все это время ты будешь оценивать, как далеко назад переместился твой вспомогательный остров этак. При перемещении этого острова под каждую очередную звезду твое каноэ продвигается вперед на один этак».

Этак не предоставляет новой информации. Это просто способ отбора и хранения в памяти уже имеющихся данных. Мореплаватель наблюдает за продвижением вперед, словно он является пассажиром поезда. Собственное купе ему кажется неподвижным, но за окном вагона телеграфные столбы проносятся на фоне далеких и тоже неподвижных холмов. Вагонное купе – это каноэ, телеграфные столбы – острова этак, а холмы – звезды.

Этак – переменное расстояние. Это отчасти происходит из-за того, что сами звездные румбы расположены неравномерно. И в некоторой степени потому, что отстояние каноэ от острова этак является переменной величиной и на практике обычно не образует равносторонний треугольник с двумя другими островами. Однако в целом этот остров выбирают таким образом, чтобы расстояние в один этак составляло около 20 миль. Первый и последний участки этак являются исключением. Это «этак наблюдения» и «этак птиц», каждый равен 10 милям.

Я лихорадочно записывал, пытаясь изложить объяснения Хипура его собственными словами, а точнее, словами переводчика Улутука, и сделать набросок его «схемы». Концепция этак в тихоокеанской навигации является уникальной в том смысле, что до сих пор о ней нигде, кроме Каролин, никто не знает… Вдруг внезапный порыв ветра сдул мой блокнот в море. Каноэ в тот же миг остановилось, так как шкот был мгновенно потравлен. Я с тоской смотрел на плавающий в волнах блокнот, но воспоминание о рожденной под несчастливой звездой барракуде все еще было свежо в моей голове. Пока я трусливо колебался, Теруо нырнул за борт, отплыл от яхты и спас мои записи.

Я прозевал, когда Пулусук открылся в первый раз, так как спал на грубо вырубленном настиле платформы, натянув на себя циновку. Когда я проснулся, уже близился вечер, и атолл с каждой минутой становился ближе и все больше. Мы все время шли бейдевинд со средней скоростью 4½ узла – неплохо для 25-футового каноэ, следующего открытым морем против ветра с восемью персонами на борту!

В тот момент, когда каноэ проскользнуло крошечным проходом в окаймляющем рифе, группа мужчин, выстроившихся в воде цепочкой, подхватили его, направили к песчаному участку берега и надежно закрепили на швартовах. Под светом заходившей в последней четверти луны мы выбрались по воде на берег и уселись там, скрестив ноги, лицом к старейшинам Пулусука, чтобы пройти официальный ритуал приветствия. Любопытные женщины и дети, присматривающие за разведенными кострами для приготовления пищи, застенчиво поглядывали на нас со стороны. Вся эта картина впечатляла: озабоченные островитяне на фоне темных пальм и силуэтов каноэ в красно-оранжевых отблесках заката.

На ночевку нас разместили в ут, или «дом каноэ», но перед рассветом мы проснулись от стука сухих листьев по соломенной крыше. Дул крепкий ветер, и стало ясно, что из-за непогоды нам предстоит задержаться на Пулусуке на несколько дней. Меня беспокоила безопасность «Исбьернаж вместо того чтобы надежно прятаться в лагуне острова Пулуват, за день до нашего отхода кеч проследовал на лежащий в 100 милях к западу необитаемый атолл Пик в поисках черепах. Так как двигатель парусника опять находился в очень плохом состоянии, я и Барри высказались против этого плавания, но все обернулось не так, как хотелось.

Хипур был вполне готов доставить меня в своем каноэ на Пулусук, но вождь Манипе (Manipe) с Пулувата отказывался дать согласие. Он уверял, что и ветер был «неблагоприятным», и каноэ «ремонтировались», и надо было собирать урожай плодов хлебного дерева. Я выжидал, пытаясь сообразить, куда ведут все эти надуманные доводы. Скоро мне все стало понятно. «Исбьерн», по словам Манипе, мог перевезти черепах больше, чем все каноэ вместе взятые. Если Барри смог бы доставить группу охотников на Пик, то все эти описанные вождем «непреодолимые трудности» можно было бы немедленно устранить, и Хипур отправился бы со мной на Пулусук. Хотя мое посещение Пулусука давало Барри возможность срочно отремонтировать двигатель, нам ничего не оставалось, как принять условия Манипе, которые, между прочим, включали и выплату существенной суммы вознаграждения наличными.

Таким образом, «Исбьерн» направился на Пик с дюжиной островитян, включая Манипе. На песчаной косе в точке, где фарватер внутренней лагуны подходил близко к берегу, собралась провожавшая судно толпа. Когда кеч двигался близко от нас, я забрел в воду по пояс, сложил ладони рупором и окликнул тревожно глядевшего на меня Барри.

«Что ты сказал?» – прокричал он в ответ.

«У тебя шина спустила».

Показав мне очень неприличный жест, шкипер продолжил свое 100-мильное плавание.

На Пулусуке нам оставалось только ждать. Мы проводили много времени в доме ут в бесконечных разговорах, поедая плоды хлебного дерева, разложенных на блюдах из банановых листьев. Кто-то из мужчин сидел, скрестив ноги, на циновках, другие развалились среди разобранных корпусов аутригеров. Но перед каждым лежала маленькая кучка кокосовой скорлупы, которую человек машинально расщеплял и скатывал на бедре в шнур. Тот постепенно образовывал петли вокруг ступней и лодыжек, собиравшиеся затем в мотки или скручивавшиеся в прочный кокосовый трос. Ни разу эта работа не прерывала поток обсуждавшихся историй, вопросов и ответов. Без хорошего перевода я, конечно бы, растерялся, но мне повезло с переводчиком в лице местного волонтера Корпуса мира. Он и сам теперь жил в ут, так как непонятные свисты и холод, которые волонтер приписывал привидениям, досаждали его в деревянном домике, поэтому свое жилище парень покинул. Я же с большой радостью, после жесткой платформы каноэ и настила в ут, переселился в его «коттедж». Но, видимо, как бесчувственному человеку мне эти приведения вовсе не мешали.

Знакомство с вождем Бейонг (Beiong) с Пулусука явилось для меня приятным сюрпризом. В нем не было совершенно ничего общего с его братом, хищным Манипе с Пулувата. Бейонг оказался мягким, участливым и интеллигентным человеком. Подтверждая в некоторых вопросах свою репутацию хранителя традиций своей культуры, он ни в коей мере не отгораживался от внешнего мира, например, читал и писал по-японски. С помощью моего приятеля из Корпуса мира я спросил вождя, является ли он навигатором.

«О нет, – ответил он. – Я не настоящий ппалу, меня просто интересует море».

Позже выяснилось, что так прямо спрашивать – непростительное нарушение правил хорошего тона. Если бы вождь не был навигатором, такой вопрос поставил бы его в неловкое положение, даже унизил. А если бы был, то признание этого факта прозвучало как самодовольство. Подобный вопрос следовало задавать третьему лицу. И я добросовестно написал впоследствии в выпущенной мной книге («Мы, навигаторы»), что Бейонг не был ппалу. Лишь вернувшись на Каролины несколько лет спустя, я узнал, что на самом деле он был не только посвященным, но и довольно известных ппалу, с внушающими уважение океанскими переходами.

Прирученный орлан, которого мы видели в Ниниго. Несмотря на свирепый вид, он пищал, как маленький цыпленок

Другой особенностью Бейонга была его манера говорить смешные вещи невозмутимым тоном.

«Давно, во времена немцев, еще до моего рождения, – сказал он мне, – тайфун опустошил Пулусук, и люди оказались в сильной нужде. (Это было примерно в 1907 году – прим. авт.). Германия направила нам рис, деньги и мыло, а этого мы никогда ранее не видели. Рис мы приняли за золу и выкинули его; монеты очень подошли нам для того, чтобы бросать их, делая «блинчики» на воде лагуны; а мыло мы съели».

В те дни вынужденного бездействия я начал ценить богатство культуры, передаваемой и наследуемой в устной форме, и понимать некоторые пути поддержания ее целостности. Легенды и истории повторялись слово в слово, а малейшее отступление от хорошо известных фраз вызывало моментальные протесты аудитории. Мужчины прикрывали рты, чтобы сдержать преждевременный смех, когда рассказчик подходил к особо ценившимся (обычно неприличным) ситуациям. Употребление стандартных фраз важно для правильного устного изложения. Это является примечательной особенностью обучения навигации в Тихом океане.

Отметим, однако, различие между обязательно точной передачей навигационной науки, которая должна использоваться на практике, и изложением легенд прошлого. Легенды проходят процесс, довольно похожий на трансформацию мыслей влюбленной женщины. Так же как она подсознательно делает акцент на те свои особенности, которые, в ее понимании, больше всего нравятся ее возлюбленному, в такой же манере племенные общества сохраняют память о каких-то конкретных событиях, наиболее соответствующих целям вождей главенствующих кланов. Поэтому местные устные истории передают «скрупулезно» точную или историческую правду не в большей степени, чем влюбленная женщина, но в аналогичной манере отражают элементы реальности.

Трилит из коралловых пород «Ха ’амонга а мауи» на Тонгатапу, Тонга. Структура ориентирована на восход солнца в день летнего солнцестояния, но с его вершины автор, по просьбе короля Tynoy IV, наблюдал восход солнца в день зимнего солнцестояния. На фото автор находится слева, а британский консул А. Рид – справа. (Фотограф: Priscilla Miller)

Такой подход дает очень хороший повод для того, чтобы критически оценить устные предания (например, о старинных плаваниях и миграциях), а не принимать их безоговорочно в качестве исторических фактов. В то же время, это обстоятельство не является причиной для уклонения, как поступают некоторые современные этнографы, от трудной задачи перевода. Нам повезло в том, что основной предмет нашего интереса – способы навигации – можно проверить в море. Но к сообщениям о географическом ареале прошлых поколений навигаторов следует подходить иначе. Они требуют внимательного разностороннего изучения и прежде всего должны быть подтверждены языковыми проникновениями в местную терминологию.

Схема этак Хипура

(Расстояние между островами отхода и назначения около 100 миль)