Текст книги "Путеводные звезды. Секреты навигации мореплавателей островов Тихого океана"

На следующий день определение высоты луны казалось нам не чем иным, как простой формальностью. Результат изменил наше умиротворенное состояние. Невероятно, но мы отклонились от курса на 25°, а снос составил целых 40 миль. Любой звездный навигатор отклонился бы от курса на 2–3° максимум. Что, черт возьми, произошло?

Исход расследования показал – это нож, забытый под подвесом компаса, и, как следствие, изменивший магнитный курс.

«Ситуация была бы куда лучше, – заметил Барри, – если бы мы продолжали использовать звезды. Вспомни тонганскую поговорку: компас может сломаться, а звезды – никогда».

Возрождение дальнего плавания

Дальнее плавание в Океании находилось на грани исчезновения, когда вернувший его переход Хипура с Пулувата на Сайпан в 1969 году поднял волны по всему Тихому океану Это достижение послужило стимулом для возрождения. За ним последовали другие, может быть, более яркие плавания, но слава пионера-первооткрывателя полностью принадлежит Хипуру.

Навигаторы Сатавала

Первыми вызов приняли гордые капитаны с Сатавала, крошечного атолла, лежащего в 130 милях к западу от Пулувата. Хотя он и мал, и там нет лагуны, это родина отважных и очень умелых мореплавателей, наиболее известными из которых являются братья Репунг, а также Пиаилуг. Уязвленные до глубины души подвигом Хипура и полные решимости не только повторить, но и превзойти его достижение, вожди Сатавала решил направить на Сайпан парусное каноэ в следующем, 1970 году.

На «Исбьерне» у нас имелись карты и инструменты, которые можно было использовать в случае крайней необходимости. У людей на каноэ с Сатавала не было ничего. Если бы умение подвело их, они могли потерять жизнь – платой за навигационную ошибку стала бы мучительная смерть на пустынных пространствах где-то между Марианскими островами и Азией.

На Сатавале не сохранились воспоминания о таких плаваниях, совершенных в текущем столетии, но как и на Пулувате, подробные указания для перехода этим маршрутом все еще являлись частью знаний каждого ппалу. Два весьма уважаемых навигатора, братья по

одному из родителей – Репунглуг и Репунглап решили совершить этот переход с тремя компаньонами в 26-футовом парусном каноэ, точно таком же, как у Хипура. Ни один из братьев не имел ни малейшего представления о западной морской практике или навигации. Плаванию по звездным курсам, как и другим морским премудростям, более 30 лет назад их обучал отец, который, в свою очередь, приобрел эти знания в результате устного обучения, но сам рейсов на Сайпан не совершал.

На борту их каноэ не было навигационных карт. Основная провизия – 60-фунтовый мешок толченого таро, примерно такое же количество приготовленных, в основном, квашеных плодов хлебного дерева, а также питьевые и пищевые кокосовые орехи. Шелуха сухих пищевых кокосов использовалась для туалета и в качестве топлива. Частью аварийного снабжения являлись, как и на других продолжительных переходах по океану, большие корзины с обработанной кокосовой мочалкой для изготовления тросов и связки шестов для ремонта поломанного рангоута или укосин аутригера.

26 апреля 1970 года все 400 обитателей Сатавала, вместе с экипажами четырех гостивших там каноэ с Пулувата, собрались на берегу, чтобы стать свидетелями отбытия морских путешественников. После быстрого перехода со скоростью 5 узлов они сделали первую и единственную остановку на необитаемом атолле Пигаилое, в 52 милях от Сатавала, где команда четыре дня ожидала благоприятного ветра. Затем рано утром 30 апреля, следуя полный бейдевинд правого галса, начался длительный переход к Сайпану. Удаляясь от острова, они записывали обратные румбы уменьшавшегося в размерах атолла, и с учетом благоприятного ветра и слабого течения проложили курс на Полярную звезду (Феусемакут – Feusemakut), всего около 10° к востоку от истинного пеленга с Пигаилое на Сайпан.

Ветер стих на второй день, и Репунглуг воспользовался возможностью поспать впервые после выхода с Пигаилое, пока его брат бодрствовал, наблюдая за погодой и изучая характеристики волн. Штиль длился недолго, и движение вскоре возобновилось. На третий день сильные ветра вынудили навигаторов убрать паруса и лечь в дрейф. Когда примерно в 4.00 утра порывы ветра ослабли до умеренных и опять оказалось возможным идти под парусом, они решили, что дрейф был слишком мал для принятой поправки.

Возобновившиеся около полуночи шквалы вновь вынудили экипаж ненадолго лечь в дрейф. К тому времени Репунглуг рассчитал, что каноэ находилось в точке, из которой подход к берегу обеспечивался на курсе следования против ветра, поэтому он немного, на одну звезду, ушел под ветер в направлении точки захода Малой Медведицы. Сайпан открылся следующим утром. Океанский переход длиной 422 мили был завершен менее чем за 4 дня.

Мореплавателей бурно чествовали на Сайпане, и, по их собственному признанию, они играли на публику как могли. Вначале отказались носить что-либо, кроме своих узеньких набедренных повязок тху даже во время коктейля, организованного в их честь Верховным комиссаром. Затем на приеме в гостинице Royal Taga Hotel они ели отбивные руками, пренебрегая ножами и вилками, с которыми отлично владели. Но ни на секунду не забывали о важном поручении, данном им вождями Сатавала.

В 1810 году испанский губернатор Гуама обещал великому сатавальскому вождю по имени Агруб (Agrub), приведшему на Марианские острова флотилию каноэ, выделить на Сайпане землю для поселенцев с Сатавала. Группа людей, возглавляемая Репунглугом, потребовала, чтобы это обещание было выполнено. Они указали на то, что Агруб заплатил за землю четырьмя большими плетеными тросами, двумя раковинами золотистых каури и тремя девушками.

После двух недель, проведенных в качестве гостей Каролинского сообщества, Репунглуг тщательно изучил погоду и объявил, что она подходит для обратного путешествия. Четыре дня все шло хорошо, но на пятый вблизи Пигаилое сильный штормовой ветер вынудил экипаж спустить парус и лежать в дрейфе около десяти часов, в течение которых каноэ сильно снесло по ветру. Когда утром шестого дня шторм ослаб, все уже думали вообще пройти мимо Пигаилое и следовать прямо на Сатавал. Однако было принято решение пробиваться против ветра к атоллу. Ориентироваться на подходах к берегу было легче благодаря облаку, стоявшему над этим маленьким куском коралла площадью всего тридцать акров. Прежде чем совершить заключительный переход на Сатавал, мореплаватели, которые провели последние семь дней на жестких досках платформы каноэ, сжигаемые солнцем и дрожа под брызгами волн и порывами ветра, отдыхали на атолле целый день.

Майк МакКой (Mike McCoy), бывший волонтер Корпуса мира, теперь живущий на этом острове, так описал их прибытие.

«Их встречали с ликованием, а женщины острова, плавно танцуя, заходили в воду и распевали приветственные псалмы. Они забрались на борт каноэ и, в необычном для этих мест выражении своей любви, обнимали возвратившихся моряков. Именно женщины взяли на себя традиционно мужскую работу – вытащить лодку на берег и доставить его в дом каноэ.

Но мореплаватели Пулуват не хотели находиться в отстающих! Главный навигатор острова Икеелиман (Ikeeliman) провел парусное каноэ с Пулувата не до Сайпана и не до Марианских островов, а до Гуама. Это было в 1972 году.

Затем, как повествует глава 7, в 1973 году еще два каноэ с Сатавала вместе совершили круговое плавание на Сайпан. Мы встретились с ними где-то в море, некоторым образом оставив эти каноэ в тяжелом положении, во время их возвращения, когда нападение акулы на Куртсингера заставило нас срочно уехать. Вот их история.

Оба каноэ были массивными судами длиной 30 футов – самыми большими парусными плавсредствами на Каролинах. Репунглуг командовал отрядом, в который, по указанию вождей, были включены школьники-старшеклассники, «чтобы они ознакомились с традициями своих отцов». (Между прочим, в том же году навигатор с острова Сатавал начал преподавать курс традиционной навигации в средней школе Улул). Первая половина плавания прошла относительно спокойно.

Обратный переход начался в конце июня. К компании примкнули двое маленьких детишек, три козы и два гуся. С самого начала плавания их сопровождали неблагоприятные юго-восточные ветра, шквалы и штили. Когда мы появились на Пигаилое, эти каноэ находились в пути уже неделю. Репунглап, сводный брат Репунглуга, ожидавший его там, совершенно не беспокоился. Он сказал мне, что в такую погоду каноэ всегда идет очень медленно. Ветра от юго-востока неизбежно отнесут их к западу от курса, поэтому они окажутся в направлении по ветру от Пигаилое и, скорее всего, сюда не зайдут. Следовательно, для него больше не имело смысла оставаться на Пигаилое, и на следующий день он собирался возвращаться на Сатавал. Случилось так, что нам пришлось покинуть атолл раньше, чем Репунглап, так как тем же вечером мы направились в Ламотрек с окровавленным и находившемся в состоянии шока Куртсингером.

Репунглап совершенно точно оценил ситуацию. Каноэ с Сайпана зашли в зону «экрана птиц» у Пигаилое, но слишком далеко по ветру от этого атолла. Как и предсказал Репунглап, они даже не попытались идти против ветра к промежуточному атоллу, а проложили курс прямо на Сатавал. Еще один штиль задержал их в последний раз, поэтому 470-мильный безостановочный переход занял в целом 11 дней.

В следующем 1974 году настала очередь Пиаилуга. Перед тем как начать переход по протяженному участку пути, он сделал традиционную остановку на Пигаилое. Штормовая погода неоднократно вынуждала их ложиться в дрейф, а каноэ снесло к западу от курса. Тем не менее они пришли в Рота (Rota) через семь дней, а еще через два дня – на Сайпан. На переходе домой погода и ветра были более благоприятны.

Несмотря на все переходы, что предпринимались ранее, 1975 и 1976 годы стали вехами для Сатавала, так как в этот период два местных навигатора вырвались за границы их собственных, уже обширных районов плавания. Репунглап посетил Окинаву в Японии на своем парусном каноэ, а Пиаилуг дошел с Гавайев до Таити в качестве навигатора катамарана «Хокуле’а».

Плавание Репунглапа было беспрецедентным. Он и его компаньоны сначала прошли с Сатавала до Сайпана, а далее последовали на север вдоль берегов протяженной Марианской островной гряды. Каноэ сопровождала большая японская яхта, которая с этого момента передавала Репунглапу его координаты и направления в совершенно неизвестных ему морях. Репунглап переводил эти направления в курсы звездного компаса и таким образом, прошел 300 с лишним миль до района Иводзимы (Iwo Лига), а оттуда – еще 600 миль до Окинавы. Более подробной информации об этом плавании и его навигационном обеспечении, к сожалению, еще не поступило, но, безусловно, оно явилось грандиозным проявлением стойкости, тем более что погода на севере была холодной и часто штормовой.

Большое бауруа «Таратаи»

Эта эпидемия плавания распространилась и на другие части Тихого океана, включая Каролинские острова. Новозеландец Джим Сайерс (Jim Siers) прибыл на острова Гилберта с мыслью снять фильм о плавании бауруа из Арануки, которое я описал в пятой главе своей книге «Мы, навигаторы» (We, the Navigators). К сожалению, создание этого чудесного судна так и не было доведено до конца, и через год-второй после моего посещения тех мест оно было разобрано, а его детали использовали для постройки рыболовных каноэ.

Но этот проект уже захватил воображение упорного Джима Сайерса. Ничего страшного, решил он, надо организовать постройку нового бауруа, чтобы отправить его в плавание на Тонга, Самоа или Фиджи. И такое каноэ было построено пятнадцатью мужчинами из деревни Таратаи на северном побережье атолла Тарава за удивительно короткий срок – три с половиной месяца.

Бауруа (каноэ для морского плавания) вполне подходяще назвади – «Таратаи», что значит «Взгляд на солнце». В отличие от бауруа из Арануки, дерево для постройки «Таратаи» было импортным, а швы заделывались синтетическим составом. В остальном оно было полностью гилбертийским – однодюймовые доски обшивки через каждые шесть дюймов скреплялись плетенкой, а затем вставлялись V– образные шпангоуты и опять крепились плетеным тросом. Морские паруса делали из пандана, хотя во время первых ходовых испытаний, когда я находился на каноэ, временно поставили нештатный парусный комплект из хлопка.

На островах Гилберта по-прежнему существуют незыблемые традиции плавания на парусных каноэ, чего уже нет на Гавайях. Ежедневно сотня рыбацких каноэ выходит на отмели в открытый океан. Старики все еще помнят большие бауруа прошлых дней. Тем не менее традиция строительства каноэ нарушена, так как в живых уже не осталось никого, кто сам участвовал в сооружении классических бауруа. Похоже, и «Таратаи» спроектировали более по подобию рыбацкого каноэ (длинное, узкое и с острыми обводами), чем по характеристикам последнего классического бауруа, размеры которого были сняты в 1924 году Тримблом. К тому же специалист-строитель каноэ Теауба (Teauba), находясь под впечатлением от ценности имевшегося в его распоряжении леса, наотрез отказался оставлять в отходах хотя бы кусочек этого великолепного материала для киля и не стал резать его. В результате длина «Таратаи» достигла 76 футов вместо планировавшихся 60, при ширине 7 футов 6 дюймов, хотя по замерам Гримбла должна была составлять 9 футов. Высота борта стала 5 футов 8 дюймов вместо 7 футов. Судно сидело в воде на 2 фута 6 дюймов.

На оконечностях «Таратаи» была настелена палуба (как и все гилбертийские каноэ, оно «отводилось», поэтому нос и корма были одинаковыми). Поплавок аутригера длиной 25 футов отстоял от корпуса на 21 фут и постоянно удерживался с наветренной стороны на девяти выстрелах. На балки и стойки аутригера ушло не менее 25 бревен из кокосовых деревьев, каждое было распилено вдоль на 4 узкие бимса. Для сшивания и крепления конструкций и элементов израсходовали не менее 36000 футов плетенки (около 7 миль).

Спуск «Таратаи» на воду, видимо, останется незабываемым событием. Все население острова Тарава, начиная с администрации, собралось в одном месте маленькой деревни. Сотни желавших помочь рук хватались за веревки, и большое бауруа на катках гордо скользило к лагуне. В это время года найти должным образом выдержанное бревно хлебного дерева было невозможно, поэтому поплавок аутригера сделали из тяжелого сырого леса. Главный строитель убеждал, что это неважно – но в этот раз он оказался неправ. Когда 76-футовое судно съехало в воду, поплавок аутригера продолжал погружаться – прямо на дно. Все были шокированы, но импровизация гилбертийцев спасла ситуацию. Довольно потрепанный кусок леса-плавника заменил слишком тяжелый поплавок, и вскоре бауруа вышло на ходовые испытания.

Благодаря журналу «Нэшнл Джиографик» я смог принять участие в первом межостровном переходе «Таратаи» до Абаианга. Когда я впервые увидел его, каноэ кралось по 15-мильной лагуне Таравы под легчайшими дуновениями ветерка – чудесное судно на фоне заката.

На следующий день мы направились к деревне Рибоно (Ribono) на лежавшем от Таравы в 45 милях острове Абаианг. Несмотря на легкий ветер, нештатный рангоут и паруса, а также кустарный поплавок аутригера бауруа показало приличную среднюю скорость на переходе – 5 % узла. Капитан Тананоа (Тапапоа) был мудрым и скромным человеком. Члены его экипажа из восьми человек, все из одной деревни Таратаи, работали в бригаде строителей бауруа и были опытными рыболовами, выходившими в океан под парусом. Дополняли компанию Джим Сайерс, два фотографа с новозеландского телевидения, английский навигатор (западный) и родственники членов экипажа.

Вскоре «Таратаи» предстояло попытаться преодолеть расстояние в 1500 миль до Фиджи по маршруту тонганско-фиджийской рати, которая давным-давно опустошала острова Гилберта, и тонганских завоевателей, когда-то державших половину архипелага под своей пятой. Как это ни грустно, но больше не было ни одного тиа борау (навигатора), который мог бы направить каноэ верным курсом. Теета умер, Иотиэбата и Абера были слишком слабы для такого плавания. К моему огромному удовольствию я узнал, что и мне тоже присвоили звание тиа борау. Но как бы мне не хотелось отправиться в это плавание, я уже принял на себя обязательство участвовать в переходе на «Хокуле’а» примерно в то же время, когда «Таратаи» отправлялось на Фиджи. Так появился английский навигатор с секстаном.

Большое бауруа легко перемещалось по лагуне, и его стройный корпус почти не создавал волны от кильватерной струи. Затем каноэ начало взбираться на небольшие волны открытого океана. Я заметил, что в отличие от «Хокуле’а», все здесь было сделано с очень маленьким запасом. Но экипаж был счастлив, и никто не высказывал претензий. Сырая рыба, которую мы поймали на переходе, и кокосы составляли наш рацион. Кухонного оборудования на каноэ не было, да оно и не планировалось. Однако я рад сообщить, что «Нэшнл Джиографик» бесплатно передал мешок муки и еще один – сахара, чтобы можно было разнообразить питание при нахождении на берегу. Проводя недели в море на «Хокуле’а», я часто вспоминал веселую и умелую команду «Таратаи». Как островитяне Южных морей, так и новозеландцы были опытными океанскими мореплавателями, сплоченными единством цели. Их трудно деморализовать отсутствием обычных удобств, в отличие от гавайцев, которые, безусловно, впитали американскую культуру, сами того не осознавая, и в них, к сожалению, совсем не осталось ничего от полинезийцев.

Рибоно – самая маленькая и бедная деревенька на Абаианге, но зато является его центром, поэтому туда в первую очередь и должны заходить прибывающие межостровные каноэ, чтобы вручить старейшинам официальную заявку на подход к берегу, не нарушая древний обычай. При приближении к берегу бауруа должно было развернуться; каждый парус пришлось обнести вокруг мачт, а обе мачты подстроить под новый нос. Кто-то ослабил внимание, и одна мачта упала за борт. Пока униженная команда спасала ее, я посмотрел на деревню. Берег, который еще мгновение назад был полон людьми, теперь стал пустым. Чтобы не смущать нас, встречавшие, все до одного, укрылись в тени пальм. Там они катались от смеха (и мы это знали), но ни в коем случае не позволяли себе унижать нас публично, так как это является важнейшим правилом хорошего тона в Южных морях – лишить человека самоуважения хуже, чем убить его.

Когда мы в итоге стали на палы у деревни, вся толпа собралась у кромки воды. Я плюхнулся в лагуну, наслаждаясь теплым, ласкавшим тело морем, затем встал по грудь в воде, наблюдая, как взрослые поднимаются на борт бауруа, а орду детишек удерживали на месте только жесткие команды Тананоа. В конце концов он сдался и ничего не имел против того, чтобы мальчишки и девчонки наконец по одному поднялись на каноэ. И сразу каждый из детей посчитал, что первым будет он: гурьба малышни бросилась к нам, словно прорвало плотину, и облепила аутригер и рангоут, как атакующие крепостной вал. Бауруа резко накренилось, и поплавок аутригера ударился о дно с гулким звуком. Лицо Сайерса перекосило от ужаса. Однако никакого вреда каноэ не получило, и мы дружно удалились в манеаба для участия в приветственной церемонии.

Старейшины Рибоно считали наш визит настолько важным, что официальная часть продолжалась до следующего дня. Телевизионные фотографы что-то бурчали о «потере времени», но Сайерс был тверд.

«Это их остров, и их способ отмечать большие события. Вы знаете, что люди здесь считают «Таратаи» принадлежащим также и им. Если у вас на задницах натерлись мозоли, ничем не могу помочь – мы будем сидеть здесь столько, сколько они посчитают нужным».

И действительно, не только на Абаианге, но и по всем островам Гилберта жители принимали это большое каноэ всей душой. Радио Тарава всегда сообщало о «нашем бауруа». Не будет преувеличением сказать, что благодаря «Таратаи» и его ожидавшемуся плаванию возрождалось самоуважение целого народа.

К сожалению, я должен был возвращаться с Абаианга на Гавайи, но позднее Сайерс написал мне, что по окончании дальнейших ходовых испытаний с базой в Рибоно командование взяли на себя старейшины деревни. Бауруа было вытащено на берег и «несколько очень хороших специалистов помогли нам установить крепления и сделать прочие вещи, которые мы хотели… Они сказали нам, что приняли решение построить свое собственное бауруа».

После Абаианга «Таратаи» посетило Маракеи (Marakei), а потом вернулось назад на Тараву. Проводились заключительные приготовления к великому плаванию.

Бауруа отправилось в свое длительное морское путешествие ближе к концу апреля (1976 год), но на Абемама была сделана вынужденная остановка для того, чтобы произвести изменения в его новых неиспытанных парусах из циновок, поэтому каноэ не покинуло острова Гилберта до 23 мая. Очень длинный и излишне узкий корпус стремился разрезать волну, вместо того чтобы скользить по ней. Во время шторма около Тувалу «Таратаи» получило небольшие повреждения. Так как у него не было судна сопровождения, как у «Хокуле’а», каноэ зашло в Ротума на ремонт и пробыло там дольше, чем требовалось. Я подозреваю, что это произошло из-за того, что остров славится своими «сладкими апельсинами и милыми девушками»… 9 июля путешественники достигли своей цели – Лаутока (Lautoka) на Фиджи.

Это плавание повторило типичный старинный переход каноэ с островов Южных морей, где импровизация для знающих свое дело моряков являлась рутиной дня, а социальное общение на новых островах было не менее важно, чем само плавание. По сравнению с рейсом «Хокуле’а», проходившем в ярком свете общественного внимания, часто достигавшего ажиотажа, плавание «Таратаи» не получило известности, но от этого не стало менее важной вехой на пути возрождения дальнего плавания как образа жизни в Океании.