Текст книги "На пути в рай"

Я решил никогда больше не служить злому обществу. Не стану служить своему обществу. Я принялся пересматривать свои убеждения и думал о том, как преодолеть их. «Как можно освободиться от подсознательных верований?», думал я. По словам Абрайра, у каждого из нас тысячи представлений, наложенных на нас нашей культурой. Я ожидаю, что люди вокруг меня обязательно ходят в обуви и расчесывают волосы. Такие представления я не могу уничтожить, как же тогда мне уничтожить представления, выработанные всей жизнью, такие, о которых я даже не подозреваю? Легче было бы рыбе прожить без воды. И я понял, что мне придется покинуть свое общество. Остаться в нем – означает разложение. Среди всего этого множества Утопий, которые пытаются организовать меж звезд, для меня должно найтись место, где я обрету мир.

Я снова уснул и проснулся в ослепительных лучах солнца. Завывал ветер, и ветви деревьев раскачивались, едва не ломаясь. По небу неслись яркие облака, почва была влажной. Буря только что закончилась. Я лежу на боку в ультрафиолетовой траве и гляжу на небольшое озерцо с крутыми берегами, почти круглой формы. Абрайра, Мавро и Перфекто набирают воду в ведро и пьют. Губы у меня растрескались от жажды.

На дальней стороне озера из леса вышло темно – зеленое маслянистого вида животное с длинным сегментированным телом и небольшими клешнями. Оно двигалось, прижимаясь к поверхности, и было не выше кошки, но длиной с человека. Я пытался вспомнить, что оно мне напоминает: скорпиона без жалящего хвоста, краба, вытащенного из панциря. Пытался определить, травоядное это, хищник или стервятник, но у меня не было достаточно данных. Оно подползло к воде. И я понял, что оно само по себе. Одно.

Не знаю, есть ли у него аналог на Земле; можно ли его описать как на что-то «похожее»; на Земле нет ничего, похожего на это существо. Устанавливать примитивные ассоциации, утверждать, что на Пекаре все похоже на что-то на Земле, просто несправедливо. К тому же такой подход помешает мне разобраться в истинной природе этих существ и может оказаться опасным.

Абрайра дала мне попить. У меня кружилась голова.

– Тебе лучше? – спросила она. Села рядом со мной и положила мою голову себе на колени.

– Немного.

– Могу я помочь?

– Говори со мной. Займи мой мозг чем-нибудь приятным.

– Ну, давай найдем что-нибудь утешительное. Мне интересно, каково это – иметь семью. Твоя мать умерла. Расскажи мне об отце, братьях и сестрах.

– Отец? – спросил я. – Мой отец… – И ничего не смог ответить. Отец. Я помню, как он сидит в кресле и плачет после смерти матери, а дети Евы карабкаются на него. А что было потом, не могу вспомнить. Ничего. Не только ничего о нем не знаю и не слышал. Я даже не могу вспомнить, чтобы думал об этом. Совершенно неожиданное ощущение. Словно я пришел на экзамен, а профессор экзаменует меня по предмету, о котором я даже не слыхивал. Отец. Я вернулся назад. Помню об отце все в дни после смерти матери.

– Мой отец, – закричал я, – был слабый и циничный человек. Он был безнадежный неудачник. Бросал одну работу за другой. Часто говорил: «Непрожитая жизнь ничего не стоит, но и прожитая не лучше». После смерти матери он… он…

Я был ошеломлен. После смерти матери отец перестал для меня существовать. Я поднялся, и меня охватил ужасный страх. Я мог привести только два объяснения: либо у меня серьезно пострадал мозг, либо произошло нечто настолько ужасное, что я полностью блокировал все воспоминания об отце. Мне хотелось убежать, но бежать было некуда. Я очень встревожился и кончил тем, что принял новую дозу болеутоляющего, чтобы опять уснуть.

Мы миновали обширные равнины и оказались в неглубоком каньоне из спрессованной грязи. А в каньоне увидели много обветренных камней, грубо округленных, как шары. Каждый камень достигал восьми метров в высоту, и расположены они были спиралью, как рисунки в пещерах австралийских аборигенов. За многие сотни, а может, тысячи лет круглые камни погрузились в землю. Их вид вызывал во мне благоговейное чувство. Они очень похожи были на камни, которые бросал в нас «пустынный владыка», но только огромные, а спиральное расположение свидетельствовало как будто об их искусственном происхождении. Я все время ожидал увидеть вход в пещеру, какую-нибудь дверь на склоне, какие-нибудь росписи. Но не было ни следа тех, кто так расположил камни.

В этот день мы добрались до морского берега. Я все пытался что-нибудь вспомнить об отце, но так ничего и не вспомнил, абсолютно ничего. И гадал, почему же я блокировал воспоминания о нем. Может, узнал, что на самом деле именно он убил мою мать? Может, он трусливо покончил с собой сразу после убийства матери? Я подумал, что если создам сценарий, близкий к правде, то, пожалуй, смогу вспомнить. Но тут же обнаружил, что у меня в памяти еще один провал – провал, в котором должна находиться Татьяна, девочка из моих снов. Почему, если она так важна для меня, я помню только ее лицо и имя? Я не мог ответить на этот вопрос. По-прежнему дул сильный ветер. Вечером мы остановились, и компадрес посадили меня спиной к дереву. Руки и ноги не слушались меня, словно их вообще не стало. У меня едва хватило энергии, чтобы поесть; я чувствовал себя беспомощным, как грудной ребенок. И долго лежал без сна и думал об отце.

На следующее утро я проснулся в машине, летящей над землей. Я лежал на спине и больше не слышал прибоя. Чувствовал себя обособленным от всего. От своего прошлого, от своих друзей, от своего мира. Небо темно – красное, как на закате, и безоблачное. И на нем ни одной ленты опару но тако. Их разнесло бурей. Мы проехали под деревом, растрепанной пальмой с подсохшими листьями, которые шуршали, как бумага, и меня в самое сердце поразило знакомое ощущение.

«Я возвращаюсь в Панаму, – с безумной радостью подумал я. – Я возвращаюсь в Панаму!» Солнце, отразившееся в листве, напомнило мне о давно забытом эпизоде. Не могу вспомнить, когда именно это случилось в моем детстве: помню, что лежал на диване, глядя в окно. Два поля разделяла полоска деревьев, и толпа обезьян переходила там из одного леса в другой. Мне тогда показалось, что это я движусь, а обезьяны стоят на месте.

Я лежал на дне машины, вспоминал эту пальму, так неожиданно появившуюся после необычной фауны Пекаря, и меня наполняло ощущение спокойствия, даже эйфории. И снова я почувствовал, будто возвращаюсь домой, в свою собственную утраченную страну.

Постепенно пальмы стали встречаться чаще. К полудню мы достигли полностью терраформированной лесистой местности. На деревьях болтали попугаи, лакомясь фруктами; мы, несомненно, добрались до земель ябандзинов.

Мы остановились на ночь и два следующих дня двигались вдоль берега на юг. Днем и ночью дул сильный ветер, он летел с холодных морей на нагретую сушу и иногда достигал силы шквала. Но море здесь представляло собой узкую ленту, и поэтому бури приносили мало дождей. Пыль, поднятая в пустыне ветром, окрасила небо в тусклый желто – коричневый цвет, и закаты и восходы стали особенно великолепны. Я чувствовал себя крепче и вечером лежал у костра и слушал разговоры.

Абрайра весь день тревожилась, напрягалась и потому очень устала. Когда к ней обращались, нужно было повторить два – три раза, чтобы она ответила. После того как Мавро лег спать, Перфекто спросил:

– Что у тебя на уме, сестренка?

– Я только… не знаю. Хочу ее. Хочу эту планету!

– Да, – энергично подхватил Перфекто. – Понимаю. Я тоже чувствую это.

Абрайра спросила:

– Помнишь, каково жилось в нашем поселке, в Темуко, когда мы были детьми? У нас ничего не было! Абсолютно ничего, что можно было бы назвать своим! Капитан Гуэррера давал нам одежду или игрушки, но ничего не принадлежало мне – мне одной. Давая нам обувь, он всегда повторял: «Не забывай делиться с другими». Мне это было ненавистно.

– Знаю, – сказал Перфекто. – Я тоже это ненавидел. Нас создали, чтобы мы защищали свою территорию, а потом ничего нам не дали.

Абрайра рассмеялась.

– Помнишь, как мы детьми прятали вещи под кроватью? И время от времени приходил Гуэррера и все отбирал. Я нашла в канаве куклу и несколько месяцев прятала ее; она мне была нужна не потому, что была красивая, чистая, вовсе нет – она была моя.

Перфекто улыбнулся.

– Si. Гирон и его палки. Помнишь, как он приносил домой палки. Ничего особенного в них не было, простые палки. Если он еще жив, я думаю, у него дома их горы.

– Вот что я чувствую, – сказала Абрайра. – Хочу эту планету, как Гирон хотел свои палки. Хочу дом. Так хочу, что ни о чем другом не могу думать! Если мы выиграем эту войну, я, наверное, умру от радости.

– Ах, – сказал Перфекто, – как было бы хорошо! Иметь целую планету в своем распоряжении. Это желание – наша сущность. Никогда не думал, что захочу чего-нибудь так сильно. Но убивать ябандзинов я не хочу. Мне жаль того, что с ними случится, когда мы достигнем Хотокэ-но-Дза.

* * *

На третий день, продолжая идти вдоль берега, мы увидели первые признаки цивилизации: в море уходил причал, и на камне был нарисован один японский иероглиф, одно слово. Я не знал, что оно означает, но, казалось, это предупреждение. Над иероглифом был нарисован белый самурайский меч, а еще выше – кровавый глаз.

Мы остановили машину и долго смотрели на эти символы.

– Как ты считаешь, это предупреждение? – спросил Перфекто.

– Не знаю, – ответила Абрайра, – но мы явно недалеко от Хотокэ-но-Дза. Может, всего в нескольких километрах.

– Нет, – сказал Мавро, – не думаю. Мы не можем оказаться так близко. Я долго изучал карту. Видимо, нам еще километров двести.

Абрайра сказала:

– Хочешь пойти вперед вслепую? Мы даже не знаем, виден ли город с берега. Не хочу наткнуться на мину или нейтронную пушку.

– Может, в городе не осталось никакой защиты, – с надеждой предположил я. – Может, наши компадрес уже добрались до города и уничтожили всю автоматическую защиту. Во время схватки мы встретили в пустыне столько ябандзинов, словно все мужское население покинуло город. Похоже, его остались защищать только женщины, старики и дети. И, конечно, десять тысяч колумбийцев, если они уже высадились.

– Нет, защита не уничтожена, – возразил Перфекто. – Даже если Гарсон успел добраться. Он сказал, что битва будет на девятый день после выхода из Кимаи-но-Дзи. Это завтра утром. И даже если по какой-то причине Гарсон решил напасть на город раньше и захватил его, он не станет уничтожать защиту; наоборот, постарается как можно быстрее восстановить ее, чтобы не опасаться мести «Мотоки» или возвращающихся ябандзинов.

Я нервничал при мысли о защите, управляемой на расстоянии. К такой задаче меня не готовили, я видел это только в симуляторе, и единственный реальный эпизод – оборона Кимаи-но-Дзи – доказал мне, что я не готов к сражению. Я не хотел идти на юг.

Абрайра сказала:

– Направимся в глубь суши и посмотрим, не найдем ли следы Гарсона. Если армия прошла к городу, должны остаться взорвавшиеся мины и уничтоженные пушки.

Мы отвернули от моря и двинулись через деревья. Нам потребовалось два часа, чтобы преодолеть десять километров джунглей, потом джунгли поредели и сменились травянистой равниной. Я порылся в карманах и нашел камешек, который подобрал в Кимаи-но-Дзи. Сидел и смотрел на маленькую красную головку цветной капусты.

Мавро увидел и спросил:

– Что это?

– Рубин, – ответил я, и все обернулись ко мне. – Я нашел его в Кимаи-но-Дзи. Похоже, здесь это не редкость. На планете присутствуют все металлы. Рубин, изумруд – это всего лишь кристаллы кварца с примесью меди или железа. Здесь они ничего не стоят.

– Ха! – сказал Мавро. – Настоящий рубин? Имеет смысл – да еще со всеми этими металлами. Может, здесь в каждой реке золото, а на каждом заднем дворе груды рубинов, а мы ничего и не знали.

Мы двинулись дальше, и я подумал: возможно, он прав.

Ночью мы проехали триста километров по большой дуге через полосы джунглей и оказались в густом лесу на берегу широкой реки. Мы были уверены, что именно на этой реке расположен Хотокэ-но-Дза, мы видели на информационных лентах машины ябандзинов на этой реке – ведь это единственная крупная река на карте; поэтому мы двинулись по ней на юго-восток, осторожно, опасаясь наткнуться на защитную линию города. Абрайра часто повторяла словно про себя:

– Мы это сделаем! Мы это сделаем!

За час до рассвета мы прошли последний поворот, дальше река устремлялась прямо. Ничто не закрывало поле зрения, и мы увидели огни большого города на холме. Но огни были красные и окружены столбами дыма.

Город пылал.

Глава восемнадцатая

Абрайра смотрела на тускло – красные облака дыма над городом.

– Что происходит? – спросила она. – Может, Гарсон напал раньше намеченного времени?

– Должно быть, колумбийцы, – предположил Перфекто. – Вероятно, приняли предложение Гарсона и решили сжечь город. А может, прямо сейчас сражаются в городе с ябандзинами, а пожар вспыхнул случайно. – Огонь и дым казались очень далекими, километрах в восьмидесяти от нас.

Мы все смотрели еще какое-то время. Абрайра сказала:

– Там нет сражения. Я не вижу в облаках отражений лазеров. Никакой битвы нет.

Мавро ответил:

– Тогда это ябандзины жгут свои дома перед сражением. Они знают, что мы приближаемся. Знают, что их ждет. И не хотят оставить нам что-нибудь.

Его слова показались мне верными. Ябандзины жгут свои дома, как жители «Мотоки» сожгли свои перед массовым самоубийством.

Абрайра вздохнула и сказала:

– Если ябандзины жгут город, значит, Гарсону не удалось убедить колумбийцев присоединиться к нам. Иначе город был бы наш или в нем шли бы бои. Если Гарсон все еще не вошел в город, мы встретим его ниже по реке. – Она передвинула ручки управления, машина поднялась в воздух и понеслась на высшей скорости. Мавро и Перфекто начали стрелять плазмой, и река осветилась. Абрайра крикнула: – Анжело, бросай за борт все запасы пищи и воды, всякий лишний груз. В реке обязательно есть мины, и я не хочу наткнуться на них. Достань все лазерные ружья и держи их наготове. И если придется плыть, не выпускай ружья.

Я открыл люк в полу и начал выбрасывать все наши запасы: одеяла, запасной турбо, воду и продовольствие. Достал лазерные ружья, и мы все повесили их на спину. Все это заняло минут пять, потом я сел и стал смотреть на пролетающие мимо деревья.

Мы двигались по реке, и следующие полчаса прошли быстро и незаметно. Сердце стучало у меня в груди, дыхание стало тяжелым и неровным.

Перфекто похлопал по своему шлему.

– Слышишь? – спросил он. – Мы, должно быть, недалеко от армии! Я слышу переговоры по радио. Мы сразу за ними. Они идут! И почти тут же я услышал звуки выстрелов, над городом замелькали вспышки лазеров, освещая облака. Солнце еще не встало, но день приближался. Мы находились в двадцати километрах севернее города, и Абрайра включила двигатель на полную мощность, наша скорость еще выросла. Звуки выстрелов сливались и становились громче.

– Десять минут до защитного периметра, – крикнула Абрайра. Она начала переговоры по комлинку, вызывая кого-то мне незнакомого. Назвала свое имя и звание и попросила задание.

Перфекто кричал мне:

– Маленький братец, мы пойдем в хвосте, так что не беспокойся. Если услышишь звяканье металла или шорох разрываемой бумаги, значит в нас попали из нейтронной пушки. Сразу прыгай с машины, ладно? Они бьют только по подвижным мишеням. Их удар покрывает 0,008 градуса по горизонту, поэтому они выберут в качестве цели машину, а не одного из нас. Если попадешь в воду, побыстрее выбирайся из защитного костюма. Изоляция лазерного ружья позволяет ему плавать. Плыви к ружью и вместе с ним добирайся до берега. Если услышишь высокий гудящий звук, это ракеты ласки. Стреляй по ним в воздухе. Защита у города не самая мощная, но если мы пойдем фронтом, все их подвижные защитные средства – ласки и кибертанки – обрушатся на нас.

У Перфекто это выходило как-то легко. Но правда заключалась в том, что легко не будет. Ябандзины нанесли нам гораздо больший ущерб, чем мы ожидали. Начиная от эпидемии на корабле до уничтожения защитного периметра Кимаи-но-Дзи. Мы только один раз сумели поставить их в тупик с помощью своего оружия, но у них было пять дней, чтобы принять меры. И даже если у них сражаются только женщины, они будут вооружены не хуже нас.

Абрайра неожиданно выключила все двигатели, и машина медленно поплыла по темной воде.

– Muchachos, – сказала она, – я только что получила сообщение: план Гарсона не удался. Ябандзины видели, что мы сделали с «Мотоки», и не стали переправлять колумбийцев в Хотокэ-но-Дза. Они им не доверяют. Ябандзины подавили остатки сопротивления «Мотоки». Наша защита сбила шесть дирижаблей ябандзинов, но еще три ее преодолели и вчера утром приземлились здесь. Город защищают не менее трех тысяч самураев и тридцать пять тысяч жителей. Они смогли усовершенствовать свое оружие. А может, даже и защиту.

– Что же нам делать? – спросил Перфекто.

– У нас нет выбора. Гарсон не верит, что в городе три тысячи самураев. Мы должны идти вперед и сражаться до последнего. Пленных не брать.

Она права. Мы не можем отступать. Если дать ябандзинам время прийти в себя, мы с ними никогда не справимся. Единственная надежда – напасть с ходу, используя сразу все резервы.

– Тогда пошли, – сказал Мавро.

Абрайра включила двигатель, и мы двинулись вперед. В десяти километрах от города мы встретились с первыми АНП – автоматическими нейтронными пушками. Их уже разбитые дымящиеся установки были хорошо укрыты за бревнами. В воде торчало с десяток подбитых, но наших компадрес видно не было.

Абрайра увеличила скорость. Мы миновали поворот и на короткое время снова увидели город: утреннее солнце осветило Хотокэ-но-Дза; расположенный на склоне горы, весь город блестел как золотой. Вдоль гранитных склонов тянулись дома и фабрики. Но не дома с тонкими бумажными стенами, как у «Мотоки». Нет, аккуратные кирпичные купола коричневого, желтого и темно – зеленого цвета; во дворах много пальм и зеленой травы. Из больших куполов поднимался дым, и даже на расстоянии в десять километров мы видели сотни наших машин, крошечные точки, двигающиеся по склону навстречу ябандзинам.

Наши люди приближались к городу с юго-востока, и это показалось мне странным. Они должны были бы идти от реки, с северо-востока. Может, река поворачивает и подходит к городу с юга, подумал я.

Перфекто закричал:

– Абрайра! – Наша машина затрещала и загремела. Абрайра взлетела в воздух, а Перфекто схватил меня за правую руку и чуть не вырвал ее из сустава, увлекая меня за собой в воду. Я успел сообразить, что в нас попал залп из автоматической нейтронной пушки, и прихватил с собой самострел и лазерное ружье. Мы погрузились в теплую воду, наша машина пролетела еще сотню метров и превратилась в огненный шар.

Я лежал на поверхности воды и чувствовал, как она заполняет мой защитный костюм. Одной рукой снял пластины с ног и груди, другой продолжал удерживать самострел и ружье. Грудные пластины утонули, а лазерное ружье, как пробка, плавало на поверхности. Я перехватил ремень лазерного ружья и самострела, удерживая их в одной руке, и принялся снимать пластины с левого бедра. На правом бедре в карманах запасные обоймы, поэтому я не стал снимать эту часть костюма. Пытался плыть к южному берегу, но броня тянула вниз.

Перфекто, держа перед собой лазерное ружье, как спасательный круг, схватил меня за руку и потащил к берегу.

– Подержи, – сказал я, протягивая ему самострел. – Мне нужно раздеться. – Перфекто взял оружие, а я раскрыл карманы и переложил обоймы в рубашку.

Перфекто подплыл ближе, снова схватил меня за правую руку и потянул. Глядя мне в глаза, он прошептал:

– Скажи всем, что ты ранен! Скажи, что не можешь идти! Не вздумай подниматься на склон, братец, или я вынужден буду ранить тебя!

Глаза Перфекто расширились и стали страшны. Он вывернул мне руку, ее пронзила боль. Он хотел сохранить мне жизнь любой ценой.

Опять вывернул мне руку, и я вскрикнул.

– Ну, хорошо! – согласился я. Выпустил последнюю пластину костюма и медленно, сберегая энергию, оберегая больную руку, поплыл к берегу. Я все еще чувствовал слабость после болезни. Течение было небыстрое, от воды неприятно пахло. Абрайра первой выбралась на берег и долго сидела, глядя на кусты перед нами. Потом сняла свое лазерное ружье и тщательно прицелилась. Тонкой струйкой поднялся дым над тщательно замаскированной установкой АНП.

Мы подплыли к ней. Она тяжело дышала.

– Моя вина, – сказала она. – Гарсон, должно быть, прошел кустарником. Он знал, что река нашпигована АНП и кибертанками.

– Si, – сказал Перфекто. – Я увидел их след как раз перед тем, как в нас попало, но ты смотрела на город. А след вон там. Но мне кажется, Анжело повредил правую руку. Он не может идти дальше! – Перфекто помог мне выбраться из воды.

Абрайра озабоченно посмотрела на меня. Я потер плечо.

– Все в порядке.

Перфекто несколько мгновений печально смотрел на меня. Сжал кулаки, и я подумал, что он меня ударит, что-нибудь сделает, чтобы помешать мне идти. Но он взял мой самострел и сказал:

– Следуйте за мной. Я пойду первым. – И пошел вверх по течению, прихрамывая, прокладывая дорогу в густом кустарнике. Мне это не понравилось. Он опять принимает на себя опасность, отдает мне свою жизнь, как это сделал Люсио.

Вскоре мы отыскали след армии: плазма стекала с деревьев, обжигая их. Это наши стреляли перед собой, уничтожая мины. Земля почернела и обгорела, листвы почти не осталось. В кустах лежало несколько наших машин, разбитых на куски залпами АНП. Путь был усеян телами наших наемников, но трава росла так густо, что труп мы замечали только тогда, когда спотыкались о него. Перфекто шел в пятидесяти метрах перед Мавро. Мы с Абрайрой шли, на пятьдесят метров отставая от Мавро. Если кто-нибудь из передних наступит на мину, остальные не пострадают. Мы осматривали тела погибших и подбирали себе части защитного костюма. Мы с Мавро не нашли подходящих шлемов, и я быстро отказался от поисков. Теперь мы находились всего в пяти километрах от фронта. Через каждые несколько метров попадались ямы, оставленные взорвавшимися минами, и раз двадцать нам встречались пустые разбитые машины. На обочине лежали сожженные кибертанки городской защиты. Глядя на них, я был уверен, что в зарослях скрываются другие, потому что видел отверстия в листве, проделанные огнем.

На расстоянии продолжали звучать выстрелы. Мы все молчали. Сосредоточенно смотрели под ноги, наблюдали за кустами, не шевельнется ли что.

Наконец Перфекто крикнул, чтобы мы остановились, и сам остановился, глядя вперед. Перед нами было открытое пространство без всяких следов мин. Ябандзины очень густо минировали местность, поэтому когда мы проходили метров Десять и, не встречали мину, значит что-то не так. Перфекто протянул руку, набрал в ладонь земли и бросил вперед. Мины обычно взрывались даже от такого незначительного веса. Перфекто улыбнулся и сказал:

– Впереди свободно. Ни мин, ни ласок. Я взглянул на Мавро. Пот покрыл его лоб, глаза стали пустыми. Пот «мугга» [48]48
  «Не я» (яп. )


[Закрыть], пот абсолютной сосредоточенности. Мы вышли из зарослей у основания холма. Впереди на склоне звучали выстрелы, и я различал фигурки людей в зеленых боевых костюмах. Они, как муравьи, пробирались в бреши, пробитые в высокой стене, и исчезали в городе. Я удивился, что город так близко. Из джунглей выбирались пять черных кибертанков. Люди с лазерными ружьями пытались попасть в их сенсоры. Один танк наклонился на крутом подъеме и опрокинулся. Другой выкатился из джунглей у основания холма и менее чем за секунду сжег своим смертоносным лазером человек двадцать.

А на обширной поляне перед нами лежали уже сотни мертвых. Над городом вспыхнуло пламя, огненные полосы потянулись в небо, как следы праздничных ракет, тысячи лент оранжевого огня. Перфекто закричал:

– «Дерево смерти»! – и указал на ленты. Каждая из них, опускаясь и касаясь земли, взрывалась, посылая во всех направлениях шрапнель. Люди падали сотнями. Ябандзины усовершенствовали свою защиту. А в городе не было колумбийцев, которые могли бы нас поддержать.

Мы бежали изо всех сил, надеясь пересечь открытое пространство, прежде чем вырастет новое «дерево смерти». И находились уже в километре от линии фронта, когда Перфекто взглянул в сторону и пригнулся. Я услышал высокое гудение, и пять ласок – снарядов размером с мою руку – с шелестом пролетело на север сквозь кусты. Перфекто быстро выстрелил несколько раз и сбил их. Но последнюю ласку он сбил всего в нескольких метрах от своей груди. И шрапнель разорвала броню на его груди, разлетелись зеленые обрывки.

Перфекто удивленно вскрикнул, сделал шаг назад, грудь его превратилась в месиво изорванной плоти и крови. Он упал. Я подбежал к нему. Из ран в его груди выходили кровавые пузыри. Мавро выхватил из руки Перфекто самострел и стоял над ним, оглядывая небо в ожидании новых ласок.

– Как странно, – сказал Перфекто в микрофон, и связь сделала его голос гулким, как рычание собаки. – Нет москитов! Во всех джунглях ни одного москита! – Он протянул руку ко мне, коснулся моего лица, словно хотел приласкать. Рука его упала. Он умер.

Выше по склону кричали люди, кричали и умирали ябандзины на улицах Хотокэ-но-Дза, слышались звуки выстрелов. Я поднял голову и увидел высоко в небе желтое солнце. Ужасный гнев охватил меня. Ябандзины отобрали у меня друга, и я ненавидел их за это. Хотел бежать вверх по холму, все опустошая на своем пути, но потом посмотрел на грудь Перфекто и понял, что не могу оставить его, не могу перенести его несуществование. Он отдал мне свою жизнь. И я надеялся вернуть ее ему.

Я взглянул на свои руки. Со мной только ружье. А должна быть медицинская сумка. Снова посмотрел на рану: легочный мешок, чтобы закрыть дыры в легких, с литр искусственной крови, смолистая повязка поверх раны, раб, который будет поддерживать работу сердца. Все это нужно, чтобы сохранить ему жизнь. Если бы медицинская сумка была со мной, я мог бы его спасти. Я достал мачете, разрезал пористую изоляцию ствола лазера и обнажил заиндевевшие тюбики с азотным охладителем, потом отсек розовый палец с левой руки Перфекто и положил его между тюбиками. Затем отрезал кусок окровавленного кимоно и плотно обвязал им ствол лазера над охладителем, надеясь таком образом сохранить образец плоти Перфекто, не дать ему испортиться.

– Ах, только поглядите на доктора… – сказал Мавро, оглядываясь на меня. Пот «мугга» покрывал его лицо, и смотрел он в землю. – Старик превратился в вампира.

Я ничего не ответил. Конечно, он понял, что я делаю, но в гетто Картахены не берут у мертвецов образцы ткани для клонирования. В мире, кишащем людьми, где миллионы ждут своей очереди родиться и у каждого есть какая-то индивидуальная добавка в генофонд, клонирование оправдано лишь для тех, чья генетическая структура может быть названа «невосполнимым сокровищем». Мало кто генетически достоин такой чести. Но Перфекто и другие химеры, пожалуй, как раз те, кто, по-моему, должен быть клонирован.

Голос Абрайры звучал хрипло:

– Ты собираешься сделать его копию? Это удивительно. Я люблю тебя за это.

– Прекрасно, – ответил я и посмотрел на склон, тянущийся к городской стене. С самой первой встречи я помнил слова Перфекто: «Мы с тобой оба умрем на Пекаре». Его пророчество исполняется. Он мертв, а я чувствую, как умирает во мне способность испытывать страсть, сочувствие, надежду. А когда все это уходит, ничего ценного не остается. Я понимал, что становлюсь пустой шелухой. Мы находились внизу, у рисовых полей, выше начинались банановые плантации. Несколько машин перевернулись, пытаясь одолеть крутой склон. Никакого следа защиты я больше перед нами не видел. Далеко, в стороне от нас, медленно двигались кибертанки ябандзинов. Должны быть еще ласки, но большинство их, наверное, сбили те, что прошли перед нами. С полдесятка стволов АНП дымились в скалах у основания города. Ничто не может помешать нам войти в Хотокэ-но-Дза. Жители не стали бы минировать банановые плантации.

Я вскочил, закричал и побежал к городу. Поднимался прямо через поля к городу, и Абрайра кричала:

– Подожди! Там опасно! – Она обогнала меня и побежала впереди, а Мавро попытался обогнать и ее. Его глаза сверкали, в них горела угроза. Солнце ярко освещало вытатуированные серебряные слезы, и казалось, они пылают.

Я продолжал бежать через поля, пытаясь первым из нас троих добраться до города. Но Абрайра оказалась сильнее и быстрее, она поднималась передо мной, а Мавро словно перелетал через бугры, задерживавшие меня.

На бегу я сбрасывал защитную одежду, чтобы она мне не мешала.

Мы миновали рисовые поля, пробежали плантациями бананов, потом одолели крутой подъем в полкилометра. Пробрались в брешь в стене и оказались на улицах Хотокэ-но-Дза. Повсюду лежали тела, а звуки выстрелов стали громче. Абрайра приказала двигаться между двумя домами, гигантскими иглу, высеченными из светлого камня, и там лежали три мертвых самурая в красных боевых костюмах. Я не хотел портить образец ткани Перфекто, поэтому свое ружье повесил на спину и взял другое у мертвого самурая. Перед нами километра на два узкой аккуратной лентой тянулся к морю город; теперь он превратился в развалины, в центре города рухнувший воздушный корабль провел длинную черту разрушений. Целые здания при этом были снесены до основания. Я подумал, что такое опустошение может вызвать только челнок, разбившийся на полной скорости. По улицам двигалась сотня наших машин, разбрызгивая смерть из плазменных пушек, выпуская кривые ножи из самострелов. Все затягивали густые облака дыма.

Мы пересекли улицу и двинулись к океану. И тут увидели ябандзинов: стариков в белых кимоно, изрезанных лезвиями, старух, сожженных лазером, малышей с разбитыми головами. На улицах города я заметил только одного мертвого наемника. Мы вошли в полосу дыма, и дым окрасил все вокруг в темно – желтый цвет. Я ощущал дуновение ветерка, ярко светило солнце, поблизости слышался гром пушек, и меня охватила сумасшедшая радость. «Так и должно быть, – подумал я. – Сражаться, чувствовать себя живым. Так и должно быть». Повсюду дома, очень похожие, у многих контрфорсы, как отходящие в стороны руки. Из куполов поднимался дым, на порогах лежали мертвые ябандзины, их обожженные останки свидетельствовали об избранной ими форме самоубийства. «Пусть будет больно, – подумал я. – Пусть будет больно».

Мы бежали туда, где звуки битвы были всего громче, но странная городская акустика сыграла с нами шутку. Все время звуки битвы слышались нам впереди, как будто всего в нескольких метрах от нас.