Текст книги "Чаша гнева"

– Так что мы замерли в неустойчивом равновесии между монашеством и рыцарством. Любой шаг в сторону погубит Орден, – проговорил брат Анри, и в голосе его была печаль. – Но удержать равновесие сложно, и я боюсь, что такой шаг рано или поздно будет сделан…

Вскоре после полудня рыцари миновали замок Ареймех, также принадлежащий Ордену. Укрепление высилось на холме, склоны которого были очень круты. Две стены, небольшой, однако, высоты, но зато снабженные контрфорсами [147]147
  выступами


[Закрыть] нависали одна над другой.

– Когда-то я служил в этом замке, – сказал брат Готье. – Его еще называют Красным. И расположен он так удачно, что атаковать его можно только с запада.

– А почему кладка в первой стене такая старая? – поинтересовался брат Андре.

– Ее строили еще гриффоны, – ответил сержант. – Нам оставалось лишь восстановить укрепление. Даже ров между двумя стенами уже был, мы его лишь почистили.

Ареймех, над которым лениво трепыхался насквозь мокрый орденский флаг, остался позади, а дорога свернула на северо-запад, к морю. На спуске лошади пошли живее, и вскоре впереди раскинулась бескрайняя морская гладь, над которой багровым шаром висело солнце. От него к берегу протянулась пылающая красным дорожка, словно составленная из кипящей крови.

Зрелище было величественное.

– К вечерней службе будем в Тортозе! – радостно воскликнул брат Анри.

Вскоре показалась главная твердыня Ордена в графстве Триполи, принадлежащая рыцарям почти четыре десятилетия [148]148
  с 1169


[Закрыть]. Стены ее поражали чудовищной толщиной, а когда рыцари подъехали ближе, Робер увидел, что замок отделяет от земли ров, прорытый до уровня моря. Соленые волны плескались со всех сторон, превращая Тортозу в подобие острова. К воротам вела узкая дамба. Штурмовать подобное укрепление стал бы только безумец [149]149
  в реальной истории Тортоза так и не была взята, гарнизон тамплиеров просто ушел оттуда вскоре после падения Акры, 3 августа 1291 г


[Закрыть].

– Вон там, – брат Андре поднял руку, указывая на город, занимающий берег севернее крепости, – самая древняя церковь, построенная христианами!

– Да, там в базилике Богоматери, – брат Готье осенил себя крестом, – хранится образ Пречистой Девы, писанный самим Святым Лукой! Я сам видел его!

– Во имя Господа, сколько чудес хранит Святая Земля! – с чувством проговорил бургундский рыцарь. – И сколь великолепно то, что Господь отдал нам ее, вырвав из рук безбожных сарацин!

Рыцари выехали на дамбу. Волны глухо рокотали, и казалось, что созданное руками людей сооружение сотрясается под напором стихии. Лошади шли осторожно, пугливо всхрапывая. Высящаяся впереди крепость на фоне заходящего солнца казалась черным монолитом. Закат полыхал над ней подобно пламени пожара.

– Кто идет, во имя Господа? – раздался голос с одной из башен, когда небольшой отряд, насчитывающий чуть больше двух десятков человек, остановился у ворот.

– Командор, брат Анри де Лапалисс из Иерусалима! – ответил предводитель прибывших.

Ворота со скрежетом распахнулись, и рыцари въехали под невысокую каменную арку. Здесь было прохладно, даже холодно по сравнению с обычной жарой Леванта, и по спине Робера побежал озноб, усиленный уверенностью, что в своде пронизывающего стену тоннеля наверняка пробито множество бойниц, откуда на пришельцев нацелены острые стрелы.

С такого расстояния кольчуга не спасет.

Цоканье копыт порождало глухое, тревожное эхо.

Когда впереди открылась обширная, вымощенная камнем площадь, то молодой нормандец невольно вздохнул.

Тортоза, в отличие от большинства замков, не теснилась на маленьком пространстве. Слева возвышался большой зал, выстроенный в форме галереи, справа – часовня, необычной прямоугольной формы и без апсиды. К западу от площади высилась громада донжона.

Через площадь навстречу приехавшим уже спешило несколько человек в белых одеяниях рыцарей Ордена.

– Брат Анри? – вопросил с недоверием в голосе передний из них, невысокий, но невероятно широкоплечий. – Неужели это вы?

– Это несомненно я, – ответил де Лапалисс, слезая с коня. – Да будет Господь милостив к вам, брат Людовик! Когда я покидал Святую Землю, вы были всего лишь лейтенантом!

– Все меняется, во имя Господа! – вопреки радостному тону, лицо коротышки было напряженным. – Милостью Божией я шателен Тортозы. Но что привело вас сюда? Неужели магистр недоволен мной и прислал мне смену?

– Вам не стоит беспокоиться, брат Людовик, – ответил брат Анри, извлекая из седельной сумки свернутый лист пергамента, украшенный печатью Ордена, с двумя рыцарями, едущими на одной лошади.

Брат Людовик углубился в чтение. Дело это, судя по напряженно нахмуренному лбу и шевелящимся губам, было для почтенного шателена нелегким.

– Помилуй меня Святой Иероним! – воскликнул он, и возгласе этом смешались изумление и облегчение. – Весьма странный приказ! Но вам повезло, судно в Европу отправляется завтрашней ночью, после заутрени!

– Судно в Европу? – изумился брат Андре, брат Жиль не сдержал божбы, возбужденно загомонили оруженосцы. Робер ощутил, что его сердце полнится изумлением. Подобного развития событий он не ожидал.

– Истинно так, – де Лапалисс повернулся лицом к своим людям. – До сего дня я не мог сообщить вам об истинной цели нашего путешествия, да простит меня Господь. Теперь же вы и сами все знаете!

От часовни донесся колокольный звон. Мелодичные звуки красиво плыли по воздуху, заглушая даже грохот волн.

– Прошу на молитву, братья, – проговорил брат Людовик. – Все, что вы хотите спросить у вашего командора – спросите потом!

Глава 11

Наши священники… отличаются от мирян одеждой, но не духом, видимостью, а не сущностью. С кафедры они поучают тому, что опровергают делами. Тонзура, одежда, язык придают им внешний религиозный лоск, внутри же, под овечьей шкурой, скрываются лицемерные и алчные волки.

Жоффруа де Труа, из проповеди, 1210

21 сентября 1207 г.

Левант, Тортоза

Заутреню слушали в часовне. За высокими стрельчатыми окнами царила тьма, пронизанная туманом. Глухо шумели, продолжая бесконечный приступ, волны.

– Почему корабль отправляется ночью? – поинтересовался Робер у брата Анри, когда служба закончилась. – Ведь гораздо удобнее это делать днем!

– Порт Тортозы он покинул вчера вечером, – ответил де Лапалисс. – Заплатив все положенные пошлины графским чиновникам. С тех же товаров, что будут погружены на борт сейчас, тайно, Орден не заплатит ничего.

– Так что? – Роберу стало гадко. – Неужели слуги Христовы занимаются контрабандой?

– Увы, – печально вздохнул брат Анри. – Что поделать! Содержание одного рыцаря в Святой Земле обходится в сто семьдесят марок серебра в год. А только в монастыре Иерусалима триста рыцарей. Прибавь сюда монастыри Триполи и Антиохии, каждый из которых в два раза меньше стоящего в Святом Граде, и все гарнизоны, разбросанные от Красного моря до гор Киликии! Получится почти тысяча! Это уже сто семьдесят тысяч марок в год! И это только на рыцарей, не считая сержантов, оруженосцев и туркополов. Плюс еще расходы на содержание и ремонт крепостей и на многое другое… Молитвами добыть деньги на все это довольно сложно, так что приходится доставать их другими способами!

Робер молчал в полном изумлении. Святое, возвышенное дело борьбы с неверными обрастало грязной плотью, состоящей из обычных денег.

– Не забывай, что Орден Храма еще сражается в Испании, – добавил неожиданно брат Симон, – почти беспрерывно, от устья Эбро и до Португальского графства!

Робер вздохнул. Мысль о том, что для достижения высоких целей приходится использовать низменные средства, с трудом укладывалась в голове.

– Ты ведь сам из Испании, брат Симон? – поинтересовался брат Анри.

– Да, сир, – с мрачной гордостью ответил белобрысый рыцарь. – Я из Астурии. Мои предки ни дня не были под властью нечестивых мавров!

Так беседуя, рыцари, сопровождаемые шателеном Тортозы, добрались до донжона, составляющего западную оконечность крепости. Он оказался отделен от основной части укреплений глубоким рвом, переходить который пришлось по довольно широкому перекидному мосту. Копыта лошадей, ведомых оруженосцами, глухо стучали по дереву настила.

Донжон был необычайно велик [150]150
  длина стен до 35 метров


[Закрыть] и в случае, если враг захватит внешние укрепления, в нем смог бы укрыться гарнизон замка.

Внутри толстых, почти в туаз, стен обнаружился широкий, уходящий вниз ход, сделанный в виде пандуса.

– Так удобнее сводить лошадей и передвигать грузы, – простодушно пояснил брат Людовик, идущий впереди в сопровождении нескольких слуг, несущих факелы.

Под донжоном оказались обширные помещения. Грохот волн здесь стал сильнее, он походил на грозный рык разбуженного чудовища.

– Погрузку мы закончили еще до заутрени, с Божьей помощью, – сообщил шателен. – Но для вас места хватит.

Он остановился перед, как казалось, глухой стеной. Нажал на торчащий из пола рычаг, и кусок кладки со скрежетом отъехал в сторону, обнажив проход достаточных размеров, чтобы в него мог пройти конь.

– Прошу за мной, сеньоры, во имя Господа, – брат Людовик сделал приглашающий жест и первым ступил в проход. – Все тут устроено, чтобы снабжать гарнизон с моря в случае осады, но и в мирное время мы пользуемся тайным причалом не без пользы, во славу Всевышнего!

Пройдя через проход, рыцари очутились на узком каменном уступе, тянущемся вдоль стен донжона. У самых ног плескались волны, свежий ветер бросал в лицо соленые брызги. В слабом свете звезд можно было различить громоздкий силуэт большого нефа.

– Эй, на борту! – крикнул шателен. – Заснули?

– Никак нет, сир! – над бортом появилась чья-то голова. – Как можно, во имя Пречистой Девы? Ждем, когда дозволите отправиться!

– Уже дозволяем, Эбруэн, – приказал брат Людовик. – Примешь на борт братьев, и можешь плыть!

Погрузка не заняла много времени. По трапу завели лошадей, оруженосцы и сержанты перетащили груз. Последними поднялись на борт рыцари.

– Да пошлет вам господь попутный ветер! – крикнул на прощание брат Людовик, поднимая руку.

Неф медленно отошел от причала. Развернулся, и впереди оказалась лишь безбрежная поверхность моря. Высящийся над волнами донжон остался позади. Стало видно, что с запада он укреплен двумя навесными квадратными башенками.

А еще дальше, над горами, протянувшимися на горизонте, всходил месяц. Из-за вершин уже торчал его лоснящийся, словно отделанный серебром рог.

Волны, обласканные упавшим с неба светом, мягко заблестели, зато замок Тортозы стал черным и почти слился с берегом. Чуть севернее виднелся город – цепочка тусклых огоньков.

– Прощай, Святая Земля, – проговорил брат Анри.

– Почему так грустно, сир? – спросил Робер. – Ведь мы же сюда еще вернемся!

– Кто знает, – ответил де Лапалисс, и лицо его было грустным. – Все в руке Господней!

15 октября 1207 г.

Прованс, Марсель

Из-за горизонта медленно поднимался низменный, пологий берег. Холмы Прованса, такие зеленые в мае, когда Робер отплывал в Святую Землю, сейчас казались серыми и безжизненными. Марсель съежился под бесцветным осенним небом. Виднелась высоченная стена аббатства Святого Виктора, снабженная двумя башнями, размерами напоминающими донжоны.

– Вот и прибыли, с помощью Пречистой Девы, – сказал брат Анри, стоящий у борта. – Клянусь Святым Отремуаном, я изрядно соскучился по твердой земле!

– Ничего, сир, скоро вы ступите на нее, – со смешком ответил Толстый Эбруэн, капитан нефа, только что завершившего долгий путь по терзаемому осенними бурями морю. – Не будь я самим собой!

– Выгодный рейс, сеньор Эбруэн? – вступил в разговор брат Готье. Он, Робер и командор были из тех немногих братьев на борту, которых совершенно не мучила морская болезнь. – Пряности пойдут по хорошей цене?

– Откуда же мне знать, во имя Святого Николая? – расплывшись в хитрой улыбке, воскликнул капитан, напоминающий сложением винную бочку. – Но честно скажу, подобные рейсы не часто случаются. В основном возим паломников. По девятнадцать су с человека!

– И сколько их убирается на вашем судне? – поинтересовался Робер.

– Если следовать статутам, – капитан на мгновение задумался, – и на каждого паломника отвести место два с половиной пана [151]151
  мера длины, около 0,6 метра


[Закрыть] в ширину и семь панов в длину, то около пятисот человек уберется!

– Ничего себе, – покачал головой Робер. – Немало!

– Воистину так, – согласился капитан. – Но мы уже прибываем! Позвольте, сеньоры, мне вернуться к своим обязанностям!

Над палубой разнесся его зычный окрик. Матросы забегали, засуетились.

Неф медленно и величественно входил в порт Марселя.

18 октября 1207 г.

Лангедок, дорога Бокер – Ним

– Во имя Господа, брат Анри, может быть, вы хоть сейчас скажете нам, куда мы направляемся? – голос брата Андре звучал напряженно.

Вчера отряд переправился через Рону и сейчас двигался на юго-запад по старой римской дороге. Копыта звонко цокали по потрескавшимся каменным плитам.

– Увы, сеньоры, – ответил де Лапалисс с глубоким вздохом. – Приказом магистра я лишен такой возможности. Могу лишь сообщить, что мы должны добраться до Тулузы.

Брат Жиль изумленно крякнул, прочие рыцари промолчали, но лица их выглядели весьма красноречиво. Да и Робер чувствовал себя несколько странно – он ожидал, что после переправы отряд двинется на север, к Парижу. А там и родная Нормандия рядом…

Надеждам молодого рыцаря не суждено было сбыться.

Лошади неторопливо перебирали ногами, отмеряя туаз за туазом, а вокруг простирался благодатный, цветущий край. Даже унылое время не могло скрыть его очарования. Виноградники сменялись фруктовыми садами, чтобы уступить место оливковым рощам.

Все это в куда лучшую сторону отличалось от туманной и холодной Нормандии, и Робер невольно ощутил зависть. Тут же устыдился собственного греха, но гадостное ощущение осталось.

– Кому принадлежат эти земли? – стремясь поскорее забыть о проступке, спросил он у брата Анри.

– Это нимское виконство, и оно является собственностью графа Тулузы Раймона, – ответил де Лапалисс, – дальше к западу лежит домен виконтов Безье и Каркассона из рода Транкавелей, а по ту сторону Роны, откуда мы прибыли – владения графа Прованса, Альфонса. Его оммаж принадлежит брату, королю Арагона.

– А чей вассал граф Раймон?

– Сложно сказать, – брат Анри улыбнулся, – более хитрого правителя, клянусь Святым Отремуаном, свет не видывал! За Прованский маркизат с центром в Авиньоне он является вассалом Империи, за северные земли – короля Филиппа Французского. Но когда ему это выгодно, он может объявить своим сюзереном Педро Арагонского или Иоанна Английского!

– Воистину странно слышать такое, – сказал брат Андре, – представил бы я себе графа Шампанского, перенесшего свой оммаж от Франции к Империи!

– Вы, брат, родились к северу от Луары, а там все совсем по-другому, – покачал головой де Лапалисс. – Король Франции всегда был сюзереном всех северных земель, от Нормандии до Бургундии, и никто, даже король Англии, не оспаривал его права. В землях же лимузенского языка патроны Сен-Дени [152]152
  аббатство, номинальным главой которого считался король Франции


[Закрыть] никогда не утверждали свою власть! Транкавели борются здесь с Сен-Жиллями, Плантагенеты с Беренгьерами [153]153
  династия королей Арагона


[Закрыть], и каждый мелкий граф мнит себя, как в моей родной Оверни, независимым правителем, обязанным помощью и советом [154]154
  aide et conseil – общепринятые термины, означающие отношения вассалитета


[Закрыть] лишь тому, кому желает!

– Видит Господь, что в Иерусалимском королевстве все гораздо разумнее, – сурово проговорил брат Эрар. – И вассал, нарушивший присягу, подлежит суду!

– Там со всех сторон наступают неверные, – пожал плечами брат Анри. – И любое другое положение было бы гибельно, здесь же нет внешних врагов и можно вдоволь тешиться междоусобными сварами!

В голосе де Лапалисса звучала настоящая боль, и Робер с сочувствием подумал о том, как нелегко жить, если твоя родина погрязла в братоубийственных войнах [155]155
  в Нормандии к тому моменту уже долгое время господствовал «мир герцога», запрещающий столкновения между баронами


[Закрыть].

20 октября 1207 г.

Лангедок, Монпелье

Отряд въехал в пределы Монпелье холодным ветреным вечером. Город, принадлежащий королю Арагона, был невелик, но сразу бросалось в глаза большое количество клириков. Молодые люди в ризах, с ловко спрятанными в лохматых шевелюрах тонзурами бродили по улицам, оживленно о чем-то спорили на перекрестках.

– Клянусь Апостолом! – воскликнул брат Жиль. – Тут, похоже, собрались школяры [156]156
  scolares – название студентов того времени


[Закрыть] со всего королевства французского!

– И из сопредельных земель, – кивнул брат Анри. – Ибо здешняя школа медицины не имеет себе равных!

Командорства в городе не было, и рыцари долго петляли по Монпелье, выискивая постоялый двор, достаточно большой для того, чтобы вместить весь отряд. Подобное заведение обнаружилось на одной из центральных улиц.

Пока ошалевшие при виде алых рыцарских крестов слуги принимали лошадей, де Лапалисс договаривался с хозяином.

– Нам нужны комнаты на двадцать человек, – медленно говорил рыцарь, пристально глядя на согнувшегося в полупоклоне простолюдина, – достаточно чистые, чтобы в них могли ночевать люди благородного сословия. Ты понял?

– Да, мессен, – ответил тот подобострастно.

– Плюс ужин на всех и завтрак рано утром. Все ясно?

– Да, мессен, – содержатель постоялого двора закивал. – Вот только есть вам придется в общем зале.

– Ничего страшного, – брат Анри величественно кивнул.

– Чем эээ, – хозяин на мгновение замялся, – мессен изволит платить? Мельгориены, рэмондены, руэргские солиды?

– Безанты! – коротко ответил де Лапалисс, и в ладони его блеснули золотые монеты.

– Ооо! – подобострастие обитателя Монпелье достигло опасной величины, в глазах засветилась жадность. Он быстро закивал и самолично распахнул перед братом Анри дверь.

Внутри оказалось душно. Большая часть столиков была занята, и при появлении рыцарей Храма висящий в воздухе гомон на мгновение стих, чтобы тут же возобновиться.

По мановению руки хозяина служанки бросились вытирать самый большой стол, стоящий в центре зала. Поверх исцарапанной ножами столешницы легла белая, с плохо отстиранными пятнами скатерть.

– Клянусь Гробом Господним, то я почти тридцать лет не был на родине, то приплываю сюда каждый год! – сказал брат Готье, вслед за рыцарями усаживаясь на лавку. Таскать вещи в отведенные комнаты было доверено оруженосцам и сержантам помоложе.

– Нельзя сказать, что ты сильно этим недоволен, – хмыкнул брат Андре, глядя на служанку, спешащую к столу с большим подносом, на котором стояли кувшин и несколько кружек.

Робер с изумлением наблюдал сцену, разыгрывающуюся за соседним столом. Его занимали несколько оборванцев, но возглавлял попойку, которая, судя по лицам собутыльников, длилась довольно давно, самый настоящий священник. Его стихарь покрывали пятна жира, положенной по сану накидки и вовсе не было видно, а подбитая мехом черная шляпа валялась на полу.

– Выпьем! – возгласил служитель церкви, разливая по кружкам вино. – За здоровье Апостолика Римского!

Но воззвание сие осталось безрезультатным. Один из оборванцев спал, упавши кудлатой головой на стол, прямо в винную лужу, а другие двое были, судя по остановившимся глазам, не в состоянии понимать слова собутыльника.

– Bagassa [157]157
  прованс. – «шлюха»


[Закрыть]! – рявкнул священник. – Если вы не желаете со мной пить, то я пойду к девочкам один!

И, пошатываясь, духовный пастырь поднялся. Взгляд его упал на братьев Ордена.

– Ага, – проговорил он насмешливо, и в темных глазах, широко расставленных по сторонам от сизого носа, блеснула злоба. – Явились, предатели дела Христова! Чтоб вас всех Сатана взял!

– Побойтесь бога, святой отец! – воскликнул брат Анри. – Клянусь Святым Отремуаном, вы ведете себя недостойно!

– Bagassa! – вновь выругался священник. – Еще всякая ворона, нацепившая белый плащ, будет меня учить. – Проваливай в ад, рыцарь! Демоны приготовили там для тебя теплое местечко!

– Еще одно слово – и я вобью его тебе в глотку! – багровея от злости, с места поднялся брат Андре. Его поспешно схватили за руки.

Служитель церкви, как казалось, совсем утратил интерес к разговору. Покачиваясь, он направился к двери и вышел на улицу.

– Ничего себе! – невольно вырвалось у Робера. – Здесь что, все служители Господа такие?

– Надеюсь, что нет! – с выражением величайшего отвращения на лице воскликнул брат Эрар и припал к кружке с такой жадностью, словно только что выбрался из безводной пустыни.

– Везде есть недостойные пастыри, – со вздохом проговорил брат Анри. – Но здесь, в Лангедоке, их почему-то очень много!

– А почему он назвал нас предателями дела Христова? – поинтересовался Робер.

Де Лапалисс потемнел лицом.

– Слухи о том, что Орден продался мусульманам, ходят давно, – сказал он. – Начало им положил неудачный поход короля Людовика и императора Конрада. Проще всего было обвинить в неудачах кого-либо другого, вот немцы и французы свалили все на пуленов и на нас.

За столом у стены, судя по доносящимся обрывкам разговоров, ужинали школяры. Речь их была Роберу мало понятна, несмотря на то, что беседовали ученые юноши вовсе не на латыни, а на вульгарном ланге д'ок.

– … и несмотря на это, "Справочник здоровья" [158]158
  популярный в то время медицинский трактат, написанный в Салерно


[Закрыть] надо чтить!

– А вот Одо де Мен в своем "О свойствах трав" говорит, что…

– Аллегорическое толкование Святого Писания не исключает…

Отчаявшись понять, что же именно обсуждают школяры, Робер принялся за еду, тем более что соус на основе миндального молока, поданный к приготовленной по случаю постного дня рыбе, оказался вовсе не плох.

Хлопнула входная дверь, и хозяин, до сего момента крутившийся вокруг стола с рыцарями, метнулся к ней. Заинтересованный Робер обернулся, ожидая увидеть у входа как минимум барона.

Но там, хорошо видимый в свете висящего на стене масляного светильника, стоял невысокий мужчина в простой черной одежде. На груди его золотилась цепь, говорящая о том, что ее обладатель – какой-то чин городской власти. Лицо пришедшего украшала короткая черная бородка.

Молодой нормандец уже отворачивался, когда вдруг неясная странность в облике незнакомца заставила его вздрогнуть. Он пригляделся и невольно перекрестился: из-под едва заметной круглой шапочки на голове бородача ниспадали на виски пряди пейсов.

Вошедший в зал человек был иудеем.

Но золотая цепь магистрата?

Представить себе такое Робер не мог, как не мог вообразить взобравшегося на коня и взявшего в руки копье крестьянина, самим Провидением предназначенного лишь для того, чтобы платить подати.

Он судорожно сглотнул, почти силой заставив себя отвернуться от ужасающего зрелища. Потрясенный второй за вечер невероятной сценой рассудок впал в оцепенение, и молодой нормандец только и мог, что молить про себя Господа, чтобы тот позволил ему не сойти с ума.

Когда за спиной хлопнула дверь, он осторожно оглянулся, и увидев, что странный человек исчез, облегченно вздохнул. Теперь можно было все списать на разыгравшееся воображение.

22 октября 1207 г.

Лангедок, окрестности Безье

Дождь моросил второй день. Противный и мелкий, он сыпал из низко нависшего серого неба и казался нескончаемым. Влага пропитывала плащи, проникала сквозь одежду, которая становилась противной и липкой. Погода навевала уныние.

Лошади плелись, печально опустив головы, под их копытами плескала жидкая грязь, кое-где перемежающаяся гигантскими лужами. Деревни, нанизанные на дорогу, точно бусины на нитку, выглядели одинаковыми, как доски в заборе.

– Клянусь Святым Отремуаном! – воскликнул брат Анри, когда из туманного марева выступили дома очередного селения. – Жара Леванта отсюда вовсе не кажется такой уж неприятностью!

– Воистину так, – согласился, шмыгая заложенным носом, брат Жиль. – А дождь и холод мнятся приятными тому, кто погибает от жажды где-нибудь в пустыне!

– Именно, – рассмеялся брат Андре, и тут же спереди, заглушая шелест дождя, донесся звон колокола, зовущего прихожан на молитву. Похоже, лежащее впереди селение было достаточно богато, чтобы содержать собственный храм.

– Ускорим ход, сеньоры! – сказал брат Анри. – Давно я не был на мессе! Не пропустим эту обедню, да и заодно обсохнем в помещении, а то я сырой, словно выдра!

Церковь высилась на площади, расположенной в самом центре селения, и вид имела заброшенный. Рыцари и сержанты спрыгивали с коней и один за другим входили под каменную арку входа. Робер оказался последним.

Внутри было блаженно сухо.

Когда спины товарищей, обтянутые белыми плащами, раздвинулись, молодой нормандец с удивлением обнаружил, что церковь, не такая уж маленькая, почти пуста. Около алтаря топталось с десяток селян, а гнусавый голос священника, согбенного старичка, вольно разносился по помещению.

При появлении рыцарей Ордена он заметно дрогнул.

Робер слушал обедню со все возрастающим удивлением. Священник бормотал нечто невразумительное. Похоже, он весьма нетвердо знал собственные обязанности. В самой церкви виднелись следы запустения: иконы были старые, кое-где на ликах святых облупилась краска, стены местами пошли трещинами. Свечей горело совсем мало, и даже запах горячего воска, свойственный храму, тут почти не чувствовался.

Служба завершилась. Селяне, истово крестясь и испуганно оглядываясь, обошли рыцарей и спешно покинули храм. Священнику деваться было некуда. Испуганно моргая подслеповатыми глазами, он смотрел, как брат Анри подходит к нему.

– Что угодно тебе, сын мой? – спросил он дрожащим голосом.

– Благословите, отец, на дальнюю дорогу, – ответил де Лапалисс. – И скажите, почему на службе так мало людей, во имя Господа? Селение-то у вас большое!

Священник поднял руку в крестном знамении.

– Тяжкие времена, – вздохнул он, – не ходят люди к Господу!

– Это я и сам вижу, – голос брата Анри стал сердитым, – но почему?

– На все воля Господа, – затрясся священник так, точно его собирались четвертовать.

– Клянусь Святым Отремуаном, я давно не встречал такого болвана! – воскликнул командор небольшого отряда. – Пойдемте отсюда, сеньоры!

Брат Анри весь кипел гневом. Даже дождь, продолжающий все так же неутомимо сеяться с неба, не охладил его ярость.

– Видит Господь, такие пастыри больше вредят вере Христовой, чем десяток еретиков! – сказал он в сердцах, садясь в седло.

– Неудивительно, что церкви пусты, – добавил брат Симон, глаза его мрачно сверкнули, – если учитывать славу, которую стяжал от Барселоны и до Парижа Беренгарий, епископ Нарбоннский!

– И что это за слава? – спросил брат Готье.

– Бог для почтенного прелата – деньги, – ответил астуриец, – и иногда его называют вожаком разбойников! При таком пастыре паства вряд ли будет особенно благочестивой!

После нескольких часов пути под непрерывно моросящим дождем впереди показались стены Безье. Высокие и мощные, они производили впечатление, а вот флаг виконта над одной из башен висел жалкой намокшей тряпкой. Герб, представляющий синюю главу и три алых пояса на серебряном поле, было не разглядеть.

– Прекрасный город, – сказал брат Анри, несколько успокоившийся после инцидента в церкви, – чего, к сожалению, нельзя сказать об его правителях…

– Чем же плохи Транкавели? – удивился брат Симон, похоже, неплохо разбирающийся в южных делах.

– Говорят, что они сами тайно исповедуют ересь ткачей [159]159
  катаров презрительно именовали ткачами


[Закрыть], – с величайшим отвращением проговорил брат Анри.

– Кого? – не понял Робер.

– На севере их зовут публиканами, – подал голос брат Андре. – Или болгарами. Но я никогда не слышал, чтобы нынешнего виконта, Раймона-Роже, обвиняли в ереси.

– Но что он потворствует еретикам – это точно, во имя Господа! – подвел итог брат Анри. – Но теперь молчим, сеньоры, ибо ворота города близки, и невежливо болтать о хозяине в его собственном доме!

Отряд медленно втягивался в распахнутые ворота под мрачными взглядами прячущихся под навесом стражников. Воины с алыми крестами на одежде были освобождены от пошлин, как лица духовного звания, и содрать с них лишний солид не представлялось возможным.

24 октября 1207 г.

Лангедок, селение Сен-Круа между Каркассоном и Кастельнодари

За стенами постоялого двора бушевала непогода. Дождь молотил по крыше, точно пьяный наемник по столу, ветер скребся в окно, подражая вору, пытающемуся открыть ставни.

Внутри же было тепло. Ярко пылало пламя в огромном камине, постепенно высушивая развешенные перед ним белые и черные плащи, а хозяин носился по всему залу. Других постояльцев, кроме людей Ордена, у него не было, да и сложно было рассчитывать на них в такое время года.

– Где вино, мошенник? – прикрикнул на хозяина брат Андре. – Сколько же можно его греть? Оно уже должно вскипеть!

– Ваши оруженосцы смешивают его с пряностями, – ответил хозяин.

– Точнее, хлебают его сами, – со смехом проговорил брат Жиль, и в это же момент дверь с треском отворилась.

Рыцари с изумлением воззрились на вошедших.

– Мир дому сему, – густым голосом проговорил невысокий, но крепко сбитый монах. – Да будет на нем благословение Господне!

Его риза выглядела мокрой насквозь, волосы слиплись, но он словно не замечал холода. Глубоко посаженные темные глаза на смуглом лице горели решительным огнем.

– Входите, святые отцы, – подскочил хозяин. – Входите, во имя Ле-Пюисской Богоматери, и закройте дверь!

Только тут Робер обратил внимание, что за спиной первого толкутся еще двое монахов, совсем молодых, с чистыми и спокойными лицами, словно у мучеников на иконах. Оба они явственно дрожали.

– Проходите, во имя Господа, – гостеприимно сказал брат Анри. – Места всем хватит!

– Благодарю, – монах сделал шаг вперед, и стали видны его ноги, босые (и это в такой-то холод?), черные от налипшей грязи.

Робер с трудом сдержал брезгливость.

– Хотелось бы знать, с кем свел меня Господь? – широко перекрестившись, монах сел за стол, и его пронизывающий взгляд уперся в рыцарей. Робер почувствовал себя неуютно.

– Братья Ордена Храма, – брат Анри назвал каждого по имени. – А кто вы?

– Скромный брат Доминик, монах ордена августинцев, – он говорил на лимузенском наречии с легким акцентом, очень похожим на тот, что звучал в словах брата Симона.

Астуриец, меж тем, выглядел таким ошеломленным, словно перед ним неожиданно объявился сам Апостолик Римский. Мрачное и непроницаемое выражение, обычно украшающее его физиономию, исчезло.

– Что вы делаете в этом краю? – поинтересовался брат Анри, делая хозяину знак рукой – подавай, мол, ужин.

– Проповедую слово Божие, – кротко ответил Доминик, но глаза его вспыхнули чем-то похожим на гнев. – Несу его заблудшим душам.

– Не похожи вы на разъездного проповедника! – воскликнул брат Жиль. Его можно было понять. Клирики, сделавшие проповедь своим ремеслом [160]160
  их нанимали священники, сами слишком ленивые или неумелые, чтобы читать проповеди


[Закрыть], не передвигались по дорогам босиком, да и выбирали для путешествий более благоприятное время.

– Я не разъездной проповедник, – ответил монах, блеснули в усмешке белые зубы. – Милостью Господа и отца нашего, понтифика Иннокентия, являюсь я странствующим вестником Слова Божьего на впавших в ересь землях Лангедока!

– Вон как! – проговорил брат Анри, умильным взглядом провожая объявившегося на столе откормленного поросенка, пахнущего настолько аппетитно, насколько это вообще возможно. – Разделите с нами трапезу, святые отцы!

– Благодарю за приглашение, братья рыцари, – на этот раз Доминик выглядел серьезным, в черных глазах не было и тени улыбки. – Но мясо – недозволенная пища для бедных монахов. Если разрешите, то мы обойдемся хлебом и овощами.