Текст книги "Дети Аллаха"

Глава 6

Маленькое, на один столик кафе с хумусом и фалафелем находилось в торговом центре, таком огромном, что людей его посещало больше, чем обитало в не самом маленьком селении Машрика.

Самир никогда бы не подумал, что в таком месте могут собраться не просто «Дети Аллаха», а те, кто отдает приказы, руководит призывом, распоряжается жизнью и смертью других. Когда ему позвонили и сказали, куда явиться следующим вечером, он в первый момент не поверил собственным ушам.

Они с Ильясом нашли работу, пусть не за очень большие деньги, но зато по сменам, сутки через трое, так что оставалось много времени, – на складе автозапчастей, что принадлежал одному из многочисленных родственников Абу-Саада. Поначалу он чуть не сорвал спину и заработал мозоли, а брат уронил на ногу тяжелую коробку и два дня хромал.

Кафе Самир нашел с трудом, еле углядел крохотный закуток в углу, на последнем этаже: надпись вязью, заунывная музыка, меню на арабском, все, чтобы неверный понял – заведение не для него.

– Мир вам, – сказал он, заходя внутрь.

– И тебе мир, – отозвался один из расположившейся за столом четверки. – Присаживайся, Мухаммад.

Он был выбрит, одет в костюм, потрепанный, но хорошего качества, на галстуке сверкала золотая заколка. Двое других носили усы, их «украшали» почти одинаковые свитера. И только последний, высокий и толстый, щеголял роскошной седеющей бородой и традиционной одеждой: таубом, куфией и угалем[10]10
  Куфия – мужской головной платок, угаль – держащий его на голове шнур.


[Закрыть].

Самир опустился на стул.

Они знали, кто он такой, и наверняка всю его биографию тоже, по крайней мере, с лагеря «Источник» точно. Он же не имел представления, кто перед ним, понимал только, что находится во власти этих людей.

– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, – продолжил тот, что в костюме. – Вы с братом прошли испытание, отработали хорошо, шахада состоялась, мученик ныне наслаждается раем в объятиях Всевышнего.

Самир склонил голову.

Он не испытывал ни радости, ни гордости за то, что они совершили неделю назад. Не уходила горечь, посещали мысли о том, что можно было устроить взрыв в другом месте, где много людей – на вокзале, в том же торговом центре, но не в чужой святыне!

Полиция, естественно, после теракта встала на дыбы, но их с Ильясом пока никто не потревожил.

– Видео, снятое им, увидели миллионы братьев по всему миру! – воскликнул бородатый пылко, замахал руками, затряс головой, и заколыхались скрытые таубом телеса.

О том, что шахид пустил в ход камеру и запечатлел последние мгновения собственной жизни, Самир знал. Как и о том, что «Дети Аллаха» взяли на себя ответственность за взрыв, распространив полное цветастых оборотов извещение «приносим радостную весть… герой вознесся на небеса… поздравляем с возложенной на него честью стать мучеником… ради свободы родины… стремятся все братья по вере».

Не понимал одного – зачем его пригласили сюда.

Все, чему его учили, говорило о том, что он должен знать лишь соратников по ячейке, по группе, в которой работает, и стоящего над остальными лидера, того, кто отдает приказы: в его случае это Али.

Настало время пойти на повышение? Так быстро? Невероятно.

– Теперь репрессии обрушатся на наших братьев по всей стране, упаси Аллах, – буркнул один из усатых. – Слава достанется тем, кто далеко, удары падут на наши головы. Как обычно.

Самиру же вспомнились люди с военной выправкой, приезжавшие в лагерь вместе с худжжой, представители иранских спецслужб – не они ли отдают приказы «Детям Аллаха», решают, что и где должно быть взорвано, чтобы продолжалась затянувшаяся на десятилетия игра-противостояние с Соединенными Штатами?

Для них все люди подобные новому мученику-шахиду, братьям Абд-аль-Малак – только пешки на исполинской доске, ими можно ходить как угодно, и жертвовать в случае необходимости.

Самиру принесли чай, но тот оказался холодным и невкусным.

Сидевшие за столом люди говорили о непонятных вещах, спорили о чем-то, и он все сильнее злился, поскольку эти люди слабо напоминали отважных воинов Аллаха, моджахедов, они больше походили на торговцев средней руки, обсуждающих свой бизнес. Они все меньше ему нравились, встать и уйти он не мог, поэтому сидел и слушал тоскливые песни, которые изрыгали колонки на стойке.

– Так, Самир, – первым вспомнил о нем тот, что в костюме. – Этот взрыв – обман. Отвод глаз… Он нужен был лишь для того, чтобы все спецслужбы Европы отвлеклись на него, устремились в ложном направлении. А мы тем временем нанесем мощный удар. Такой, что мир невежества сотрясется, а слава Аллаха воссияет, миллионы новых братьев обратятся в истинную веру, а режимы тиранов падут!

Самир знал, что сейчас последует цитата из Корана, и она прозвучала, но очень неожиданная, особенно из уст одного из «Детей Аллаха»:

– Скажи: «Слава Аллаху, Который не породил дитяти, Который ни с кем не делит власть, Которому не нужен защитник от унижения», – непрестанно восславляй Его! – провозгласил тот, что в костюме.

Самир нахмурился – не намек ли это на его христианское прошлое?

Вспомнился отец Григорий, Азра… Он так ей и не позвонил, слишком опасно.

– В связи с этим выпущена новая инструкция, «Соблюдение мер безопасности при проведении исламской работы», – продолжил обладатель костюма и золотой заколки. – Держи. Ты должен ознакомиться сам и передать брату… Соблюдать неукоснительно.

Инструкция?

О Аллах, неужели бюрократы есть и здесь!

Самир взял брошюру, и обнаружил, что она начинается с раздела, озаглавленного «Понятие безопасности».

«Безопасность исламской работы – это система мер, предусматривающих преодоление всех препятствий, сдерживающих эту работу. Обеспечение безопасности может подразумевать защиту от действий а) отдельного человека, б) конкретного учреждения, в) государства.

Сказано в Коране: «Любой человек, который живет осторожно, имеет свой хлеб и имеет весь мир».

И дальше в том же тоскливом казенном стиле перечислялись виды безопасности, принципы безопасного обращения с документами, безопасности собраний и встреч, типичные ошибки в конспирации, правила поведения в случае ареста, способы дезинформации противника.

– Да, я понял, – сказал Самир, думая, что текст может оказаться не настолько тоскливым, как показалось.

Может быть, рискнуть и позвонить ей? Прямо сейчас.

– Тогда до встречи, брат. – Обладатель костюма и золотой заколки улыбнулся, улыбку его повторили остальные.

– До встречи. – Самир поднялся. – Да пребудет с вами благословение Аллаха.

Номер Азры он набрал, спустившись на этаж и отойдя от эскалатора, чтобы его не было видно тем, кто будет спускаться.

– Алло, – сказала она.

– Привет, это Самир, – голос его дрогнул от волнения.

– О, привет! – Азра обрадовалась.

За пару минут стало ясно, что она свободна и находится в пятнадцати минутах езды от торгового центра. Самир подумал, что будет верхом наглости явиться с девушкой, да еще и не мусульманкой в то же кафе, где он только что общался с другими «Детьми Аллаха», и он обрадовался, когда Азра предложила съесть мороженого в заведении на соседней улице.

Эти пятнадцать минут Самир потратил на то, чтобы проверить, не следят ли за ним, а потом совершил то, на что не имел права – отключил телефон.

Плевать, этот час он побудет только самим собой, мужчиной, а не воином Аллаха.

Азра опоздала, и это заставило его занервничать, но увидев ее улыбку и сияющие глаза, Самир мигом успокоился.

– Привет, – сказала она и поцеловала в щеку. – Ну что, пойдем?

Она выглядела совершенной европейкой, словно родилась и выросла тут, и он рядом с ней ощущал себя диким, неуклюжим «арабом», только что явившимся из дикой пустыни и готовым убивать всех, кто молится не так, как он, ест не то, что он, или одет иначе.

«А ведь я такой и есть», – в смятении подумал Самир.

– Рассказывай, – попросила Азра, когда они сделали заказ. – Как ты, что, где?

Он ждал, что ему придется тяжело, он станет напрягаться, думать, что ей можно сказать, о чем нельзя, и переживать из-за собственной лжи.

Но вышло иначе.

То ли Азра на него так повлияла, то ли в самом деле вкусное мороженое, но язык у Самира развязался, и он сумел рассказать все, не особенно привирая, но и не раскрывая ненужного: да, они с Ильясом выжили тогда в Машрике, приняли ислам, судьба поносила их по соседним странам, но потом пришлось все же перебираться в Европу, туда, где нет войны – тут он подумал: «до прошлой недели, пока мы не привезли ее сюда» – что они работают на складе, живут в мусульманском квартале, жизнь не проста, но все нормально.

– А как ты? – спросил он в свой черед. – И остальные?

Азра пожала плечами и начала говорить.

Сапожник Бутрос здоров, и даже занимается тем же, чем на родине, ведь ботинки люди носят везде. Отец Азры преподает арабский в школе для местных и дает частные уроки. Отец Григорий служит в церкви, не такой красивой, как была в Крепостном квартале, – в этот момент Самиру стоило большого труда не измениться в лице.

– А ты приходи в гости, – сказала она, когда мороженое оказалось уничтожено. – Все будут рады тебя видеть!

– Нет, я не могу… – Он отвел взгляд.

– Как же так? – Азра склонила голову к плечу и стала еще более красивой. – Почему? Неужели ты не хочешь с ними встретиться? Вы же жили у Бутроса и его жены… Ильяса с собой возьми!

– Нет! – воскликнул Самир.

Брату он не сказал, что встретил Азру, побоялся, что тот немедленно разболтает соратникам, и тогда… тогда они точно не встретятся вот так вдвоем, не поедят мороженого и не поговорят.

– Почему? – повторила она. – Приходи. Хотя бы к нам… Мама и папа обрадуются.

Мысль о том, что ничего страшного не случится, если он навестит земляков, мелькнула и исчезла, но тут же появилась вновь, и засела в голове, словно червяк в сочном фрукте. Самир даже представил на миг, что живет с Азрой, они муж и жена, у них собственный дом, пара детей, оба мальчики.

Разве не об этом он мечтал несколько лет назад?

Идея показалась такой соблазнительной, что он взопрел.

– Я пока никому не говорила, что мы с тобой встретились, и сейчас не скажу, если хочешь, – пообещала Азра, и Самир знал – именно так она поступит, слово ее крепче, чем у иного мужчины.

– Спасибо тебе, – сказал он. – Пока я к вам не могу… Может быть, позже загляну… Давай о другом поговорим?

Она просияла, как солнышко, которого он пока не видел в Европе.

На душе у Самира стало тепло-тепло.

Глава 7

Церковь Святой Троицы мало напоминала древний, византийской постройки храм, украшение Крепостного квартала, но выглядела не хуже: белые стены, золотые кресты, пышная зелень вокруг, крашеная в синий цвет ограда, выложенные камнем дорожки.

Самир постоял некоторое время, разглядывая ее, а затем решительно зашагал к дверям. Специально явился сюда один, без Азры, чтобы не так смущаться при разговоре с отцом Григорием – как встретит его священник, не превратится ли встреча в столкновение?

Шла служба, но народу было немного, будний день, не воскресенье, не праздник. Тонкие струйки дыма поднимались от мерцающих свечей, пахло ладаном и горячим воском, святые глядели не строго и с осуждением, как казалось ему в детстве, они понимающе щурились, как люди, много повидавшие в жизни, и не готовые осудить другого сразу.

Или Самиру просто хотелось так думать?

Священник за эти годы изменился, в рыжей бороде появились нити седины, фигура стала чуть более грузной, но плечи не сделались уже, а голос остался таким же могучим, рокочущим.

Самир вспомнил, как боялся этого баса совсем маленьким, и улыбнулся.

Он постоял сбоку, там, где висела икона Святой Троицы, и только когда прихожане разошлись, выбрался из убежища.

– Отец Григорий, – позвал он тихонько.

Священник повернулся, сощурился, а затем лицо его рассекла широкая улыбка:

– Велик Господь! Воистину это возвращение блудного сына! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся! – воскликнул он, а потом шагнул вперед, стиснул Самира в медвежьих объятиях, у того даже затрещали ребра.

– Но я вам больше не сын, – сказал торопливо.

Да, деревянные крестики лежат дома, но он не носит свой, и христианином себя не считает.

– Да, Азра мне сказала, – кивнул отец Григорий.

Об этом попросил Самир, чтобы его визит не оказался полной неожиданностью.

– Бог с тобой, это твой выбор, – продолжил священник. – И не мне тебя судить. Могло быть и хуже… Читаешь Коран?

– Конечно.

Самир ожидал враждебности, упреков, и даже растерялся, встретив такое отношение.

– Меж тем, там упомянут Иисус Христос, Сын Божий… – Отец Григорий сделал паузу. – Так… Примером назидательным служит также Мариам, сберегшая лоно свое. Вдохнули Мы в него частицу Духа, сотворенного Нами, и приняла она как Истину слова Господа своего и Писаний Его, и была она покорной Ему. Это о непорочном зачатии. Рождению же Сына Божьего посвящена сура «Марйам». И разве следующие слова не о том, что он – Дух Божий и Слово Его?.. О, Иса! Упокою Я тебя, вознеся ко Мне, и огражу тебя от нападок тех, кто не уверовал; тех же, кто следовал за тобой, возвышу до самого дня Воскресения над теми, кто не уверовал в тебя.

– Вы знаете наше Писание? – удивился Самир.

– Конечно. Неужели я процитировал неверно?

– Но почему тогда вы не принимаете его? Зачем цепляться за старое?

– Твои братья по вере говорят, что о Мухаммаде сказано в Библии, – священник огладил бороду, прищурился. – Второзаконие… Я воздвигну Пророка из среды братьев их, такого, как ты, и вложу слова Мои в уста его, и он будет говорить им все, что Я повелю ему: а кто не послушает слов Моих, которые Пророк тот будет говорить Моим именем, с того Я взыщу.

– А разве это не так? – Самир растерялся еще больше.

– Теперь же цитата из суры «Совет»: Аллах Единый – Господь наш и ваш. Нам отвечать за деяния наши, вам – за ваши. Нет причин враждовать нам. Созовет нас Аллах в День Судный, и к Нему вернемся мы. – Отец Григорий нахмурился, голос его сурово и мощно прозвучал под сводами храма. – И почему твои братья по вере убивают моих? Вспомни тот взрыв в церкви. Кто устроил его? Тот, кто именует себя мусульманином. Вспомни наш храм в Машрике, его судьбу. Вспомни теперь, была ли повреждена христианами хоть одна мечеть в последние лет двадцать, хоть в Европе, хоть в Азии?

Самир пошатнулся, словно его ударили, на мгновение перед глазами померкло.

Разве не об этом предупреждал старый сторож, когда говорил, что благодаря таким как «Дети Аллаха» ислам воспринимают как религию убийства, фанатизма и нетерпимости?

– Мухаммад был воистину послан от Господа. – Священник продолжал говорить, и это значило, что Самир не упал, и даже не очень изменился в лице. – Только не к нам он послан, а к пребывающим в невежестве арабам, к которым, по словам самого же Мухаммада, не приходил увещеватель прежде него, и, значит, нет нам необходимости следовать за ним, поскольку к нам уже приходили посланники, проповедовавшие на нашем языке и увещевавшие нас. Сура «Ибрахим»… Воздвигали Мы посланниками только тех людей, кто говорил на языке народа своего, чтобы могли они разъяснять людям смысл Писания… Разве не так?

– Но вы… вы придаете Аллаху сотоварищей, – пролепетал Самир, пытаясь извлечь из памяти хоть что-то из тех многочисленных проповедей, направленных против христиан, которые он прослушал за эти годы… А разве когда-нибудь в церкви говорили о ненависти к мусульманам? – Сердца и слух их запечатал Аллах, а на глазах у них – пелена; и уготовано им великое наказание!

Память подводила, в голову лезло не совсем то, что нужно.

– Бог-Отец, Бог-Сын и Бог – Дух Святой…

– Ну, это смешно. – Отец Григорий развел руками. – Вот смотри, есть у нас огонь. Его свет, жар и само пламя – три разные вещи, мы даем им особые имена, но это не значит, что мы признаем, что они – три отдельные сущности? Солнечный диск, его тепло и свет… Ладно, оставим этот разговор, в нем нет смысла.

Самир, вроде бы отыскавший хорошие, как ему показалось, аргументы и отличную цитату, прикусил язык.

– Если будет нужна помощь – заходи, – продолжил священник. – Ты один из нас. Крещение твое проводил я, я помню почтенного Салима и супругу его, да упокоит их Всевышний. А праведники да возвеселятся, да возрадуются пред Богом и восторжествуют в радости. Пойте Богу нашему, пойте имени Его, превозносите Шествующего на небесах; имя Ему: Господь, и радуйтесь пред лицом Его!

При упоминании родителей Самир вновь содрогнулся, ему подумалось, что бы сказал отец, узнав, что его сыновья отреклись от веры предков и обратились в ислам, да еще и в кайсанитский?

– Да, конечно… спасибо… – пролепетал он. – Только мне надо идти.

– Иди, сыне, – сказал отец Григорий и осенил собеседника широким крестным знамением.

Из церкви Самир вышел, ощущая себя так, словно хорошенько получил по голове: земля под ногами покачивалась, очертания предметов расплывались, мысли путались. Услышав звонок, не сразу понял, что пробудился к жизни его собственный телефон и, судя по мелодии, названивает Ильяс.

– Привет, – сказал тот, едва Самир взял трубку. – Встречаемся у бабушки. Через час.

Это означало, что нужно ехать в маленькую квартальную мечеть на окраине, воткнутую меж складов и заводов, и такую жалкую на вид, что она казалась заброшенной. Очень хотелось спросить, в честь чего такая спешка, и что вообще происходит, но брат сам ничего не знал, скорее всего, да и не сказал бы по телефону, ведь их могут прослушивать.

«Инструкцию по мерам безопасности в исламской работе» они прочли не раз.

– Хорошо, – сказал Самир, и отправился в сторону ближайшей остановки.

Через пятьдесят минут он подходил к мечети, и по дороге убедился, что за ним нет хвоста. Прошел через запущенный двор и проследовал к двери с огромным навесным замком, та распахнулась и пропустила его внутрь.

– Во имя Аллаха и мир Посланнику Аллаха! Боже, открой мне врата милости Твоей! – произнес он, вступая собственно в мечеть, и только потом добавил. – Мир вам.

Внутри находилась та же четверка, с которой он встречался в торговом центре. Помимо нее Али, Ильяс и двое незнакомцев, и выглядели все так, словно не понимали, зачем сюда пришли.

Едва успел сесть, как в помещение шагнул еще один человек, высокий и широкоплечий. Блеснула лысина, сверкнул золотой зуб в седеющей бороде, брякнул крутанувшийся на пальце брелок с цитатой из Корана.

Самир едва не задохнулся от удивления.

Наджиб!

Он был без банданы, камуфляжа и армейских ботинок, в джинсах и кожаной куртке, но это был он, и от него волнами распространялось ощущение угрозы, всесокрушающей, подавляющей силы.

– Любит Аллах богобоязненных, – проговорил Наджиб. – Мир вам, братья.

Ответ прозвучал нестройно, словно овечье блеяние.

– С этого дня вы все по приказу худджи, да сохранит его Аллах, подчиняетесь мне, – продолжил он, усаживаясь на пол. – А худжжа недоволен тем, что здесь происходит. Аа?

Следом за Наджибом вошли еще двое, без автоматов, но крепких, с уверенными движениями, остались стоять у двери.

– Но мы устроили взрыв в церкви! – воскликнул обладатель костюма и золотой заколки. – Наш шахид снял подвиг на видео, и неверные содрогнулись от ужаса! Ведь так?

– Так! Так! – понеслось с разных сторон.

– Это было месяц назад, – сказал Наджиб. – Чем еще вы можете похвастаться?

– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, – подал голос дородный бородач, – помогаем людям деньгами, вовлекаем молодежь в знакомство с исламом, учим Корану, так что местная «Партия обездоленных» набирает популярность в стране…

– Это не то, чего ждет от нас Всевышний, – Наджиб вздохнул и покачал головой.

Пистолет он вытащил так стремительно, что только Самир и Ильяс имели шанс заметить движение. Для тех, кто не был в лагере, оружие наверняка появилось в вытянутой руке словно по волшебству.

– Надеюсь, Аллах простит тебя. – Грохнул выстрел, бородач опрокинулся на ковер, кровавая лужа расплылась вокруг головы.

Самир сглотнул.

– Он воровал деньги, – сказал Наджиб, оглядывая остальных. – Клал себе в карман. Позор. «Дети Аллаха» не для того гибнут там, на границах имамата, чтобы их представители здесь, в Европе, на земле войны, жировали! Чем еще похвастаетесь, аа?

– Мы… мы… проанализировали материалы суда над нашим братом аль-Асиром, – заговорил один из людей, которых Самир видел впервые: очень худой, седоволосый, хотя и не старый. – Извлекли все ошибки, допущенные тогда… чтобы не повторить никогда. Аллах лишил неверных разума, все протоколы адвокат передал нам, как и аудиозапись показаний от полицейских… Мы знаем теперь, как они работают.

Наджиб выдержал паузу, и только потом убрал пистолет.

– Это… хорошо, – сказал он. – Еще?

– У нас есть список желающих стать шахидами, в нем больше пятидесяти человек, – сообщил один из усачей.

– Тоже хорошо, – взгляд Наджиба остановился на Самире, и тот сглотнул вновь.

Бывший наставник, тот, кто принял его в «Дети Аллаха», научил многому, так и не рассказал, при каких обстоятельствах был убит Салим Абд-аль-Малак, и в Европу он приехал точно не для того, чтобы ответить на этот вопрос; в глазах его горели ненависть и жажда убийства.

– Теперь вы подчиняетесь мне, – повторил Наджиб. – И мы примемся за дело. Большое дело. К вящей славе Аллаха, возносит гром Ему славословие, а также и ангелы, которые страшатся Его. Мечет Он молнии и поражает ими тех, кого пожелает… Иншалла! В наших силах сделать так, чтобы погибли тысячи, тысячи неверных, и мы это сделаем!

– Да! Да! – понеслось со всех сторон.

Самир не выдержал и отвел взгляд.