Текст книги "Дети Аллаха"

Глава 8

На этот раз Самир явился в иммиграционную полицию один, без брата, но в конечном итоге оказался в том же кабинете, где они в день приезда были вдвоем. Пригласили его повесткой, и пришла та на адрес дома, где обитало семейство Абу-Саада.

Рыжий полицейский сидел на прежнем месте и выглядел куда менее радушно.

– Мы все знаем о тебе и твоих друзьях, – сказал он, сверля Самира злым взглядом. – Запираться и отрицать бесполезно. Понятно?!

– Да, – согласился тот, и выжидательно уставился на полицейского, звали которого вроде бы Роберт, точно, Роберт Полански.

В «Инструкции» имелся целый раздел, посвященный тому, как вести себя на допросе, и его составили вовсе не бюрократы, а люди, не раз допросы проводившие и допросам подвергавшиеся им.

– Если ты во всем признаешься, тебе это зачтется, – продолжил рыжий. – Рассказывай.

– О чем? – спросил Самир: он боялся, но страх держал внутри и хорошо прятал.

– Вопросы тут задаю я! – рыкнул полицейский. – А ну, говори!

– Вот тебе раз. Так задавайте.

«Отвечай односложно. Ничего не рассказывай. Не называй имен и деталей».

– Где ты был в тот день? – поинтересовался Роберт.

– В какой?

– Ты брось дураком притворяться! Или я тебя упеку за решетку на десять лет! – полицейский резко вскочил, оперся на стол и наклонился вперед, глаза его сузились. – Одного изменения места жительства без согласования достаточно. Верно? Верно-верно.

– А мы должны были согласовать? – Самир подумал, что если только это у них на него и есть, то все не так плохо: за подобное нарушение их пожурят, ну и оштрафуют. – Простите, ради Аллаха!

Страх немного отступил, но тревога и настороженность остались, и это хорошо. Расслабляться рано – перед ним профессионал, и наверняка он заготовил не одну ловушку.

– Где ты был в день взрыва в церкви? – уточнил полицейский.

– Я не помню, – Самир нахмурился, подергал себя за ухо, изображая раздумья. – Дома. В мечети.

И то, и другое соответствовало истине.

– Был ли ты знаком с человеком, устроившим взрыв?

Смотреть в глаза, взгляда не отводить, не моргать, слишком долго не думать.

– Нет, упаси Аллах! – И это тоже правда, они ни разу не разговаривали, Самир не имел представления, как того зовут, где он живет, из какого рода и чем занимается. – Откуда?

– Ну, хорошо, – Роберт сел обратно. – Тебе скоро продлять документы. Верно?

– Ага.

– Если ты хочешь, чтобы при продлении у тебя не было проблем… Никогда. – Полицейский выдержал паузу. – …ты можешь быть нам полезным. Работать на нас. Рассказывать, что видишь и слышишь у вас в квартале, о странных людях, о салафитах и хариджитах.

Самир вытаращил глаза:

– То есть стать шпионом? Стукачом? Упаси Аллах.

– Не стукачом. Помощником. Платить мы тебе не сможем, денег на это не дают. – Роберт вздохнул, провел пятерней по рыжей шевелюре. – Но мы можем тебе помочь. Получишь вид на жительство уже через год, и защиту мы тебе обеспечим. Точно-точно. Если боишься экстремистов, которые там у вас прячутся, то в случае, если принесешь действительно ценную информацию, мы включим тебя в программу защиты свидетелей. Новое имя, другое место жительства, деньги… В этом случае их не жалеют… Работа.

Тут Самир несколько заколебался.

Он больше не боялся, зато тревога его усилилась, живот начало крутить, словно поел несвежего… Что если на самом деле уйти из «Детей Аллаха», связать свою жизнь с Азрой и уехать с ней далеко-далеко, туда, где их не найдет никто, даже свирепый Наджиб?

Но в этом случае он нарушит клятву, станет предателем для родного брата и настоящим стукачом.

Дважды вероотступником.

И как же месть за родителей и сестру?

Отказаться от нее, взять подачку из рук тех, кто их убил?

Тревога растворилась в накатившем гневе, Самир вздохнул полной грудью и посмотрел на Роберта.

– Спасибо, но нет. Я честно и смело приму трудности, которые пошлет мне Аллах. Скажи: «Он – Аллах Единый. Аллах ни в чем не нуждающийся. Не родил Он и не был рожден, и нет никого, равного Ему».

Полицейский сморщил нос, покачал головой.

– Ладно, – сказал он. – Но если что, то вот тебе мой телефон. Звони в любое время. Если вляпаешься во что-то… ну, нехорошее… я тебе помогу. Хорошо?

– Хорошо, – Самир сунул визитку в карман.

Угрюмый громила в форме проводил его к выходу, и он без спешки поехал домой. К нему могли прицепить «топтуна», но сегодня этот топтун не увидит ничего интересного: зашел в магазин, купил продуктов, остановился у магазинчика сотовых телефонов, поболтал с хозяином.

– Ну как? – спросил Ильяс, едва брат переступил через порог.

– Нормально, – ответил Самир. – Ничего у них на нас нет, слава Аллаху. Попытались запугать, потом купить… Могут и тебя вызвать на допрос.

– Вряд ли, – Ильяс усмехнулся. – Я по их законам несовершеннолетний. Нельзя. Только в сопровождении родственника или опекуна… То есть вместе туда пойдем. Хочешь?

И они рассмеялись на два голоса.

В мечеть они отправились только на последнюю молитву, что совершается после вечерней зари. «Топтун», если и был, то в храм не пошел, Самир специально проверил – внутри не заметил никого чужого, а ходили они сюда несколько месяцев, познакомились с завсегдатаями.

А на ночном саляте людей всегда немного, в толпе не спрячешься.

Рядом бил поклоны, читал суры и зикры Наджиб, вокруг него расположились другие «Дети Аллаха», и они делали все синхронно, повторяя движения и слова имама. Голоса разносились в полутемном помещении, мерцали тусклые лампочки, колыхались тени в углах.

Самир читал басмаллу, когда почему-то вспомнил то, как сходил в церковь, разговор с отцом Григорием… Затем мысли утекли в прошлое, в те годы, когда он посещал христианский храм минимум раз в неделю, в воскресенье, а иногда, если так хотелось матери, то и чаще…

Все выглядело торжественно, красиво и празднично: яркое облачение священника, иконы, пение и звон колокольчиков, вкус вина из крохотной серебряной ложечки, перешептывание старух, их надменные, строгие взгляды.

В мечети женщины молятся отдельно, чтобы не смущать мужчин.

Здесь все проще, нет изображения людей, что отвлекают от мыслей о Единственном, кому нет причины, но кто Сам Причина всему, что только может существовать.

Эх, почему Азра не мусульманка?

Может быть, у него получится уговорить ее, она сменит веру, произнесет шахаду?

Нет, нет… никогда…

– Мир вам, милосердие Аллаха и Его благословение, – сказал Самир расположившемуся справа Ильясу, а затем повторил те же слова в адрес находившегося слева Наджиба.

Она никогда не откажется от веры предков, не свяжет жизнь с тем, кто для нее – фанатичный убийца.

Нет, он не должен больше с ней встречаться!

Это опасно и для него, и для нее…

– Ну что, братья, слушайте меня, – сказал Наджиб и бросил взгляд по сторонам: мечеть почти пуста, никто их не подслушает, никому они не интересны: группа мужчин, решивших побеседовать по окончании ночной молитвы – обычное дело.

Самир глубоко вздохнул, изгоняя из головы образ Азры – не нужно больше звонить ей, лучше занести ее номер в черный список, и тем более не общаться с отцом Григорием или кем-то еще из бывших жителей Крепостного квартала. Он приехал сюда не для собственного удовольствия, а как воин, моджахед, и не может поддаваться искушениям.

– Ждет нас славный подвиг во имя Аллаха, – говорил тем временем Наджиб. – Небоскреб «Сердце Европы», символ нечестивого могущества, что высится в центре столицы, и если обрушить его на головы неверных, и не просто так, а с использованием ядерного заряда…

– Аллах велик! – воскликнул Ильяс с улыбкой. – Слава Ему!

– Воистину слава, – кивнул Наджиб. – Подобное устройство попало к нам в руки. Теперь нужно использовать его правильно.

Это да, по-настоящему великая цель – не просто взорвать себя и десяток прихожан старой церкви, а нанести удар в сердце врага, показать европейцам, что за каждого убитого в Машрике они заплатят десятком, здесь, в одном из крупнейших городов континента.

И ради такой цели нужно забыть о личном, забыть об Азре, помнить, что тебя ждет сначала месть, а потом рай, вечное блаженство на небесах.

– Аллах велик! – произнес Самир, стараясь, чтобы в его голосе звучало такое же ликование, как и у других.

Глава 9

Клуб предназначался для мусульман, тут не держали ни пива, ни вина, а коктейли продавали только безалкогольные. Зато музыка играла современная, европейская или даже американская, танцпол был забит, от столиков тянуло кальянным дымом, и не только кальянным.

Самир никогда не посещал таких заведений, и ему было любопытно.

Девушки в платках, чтобы соблюсти требования хиджаба, но при этом в джинсах и ярко накрашенные, блестящие глаза и зубы, улыбки, вспыхивающий свет. Может быть, хотя бы тут он сможет найти ту, ради кого забудет об Азре, ведь вокруг столько красавиц?

– Супер! – сказал Ильяс, когда они только вошли.

– Да уж, – поддержал его Самир.

Они молодые люди, мужчины в самой силе, и если из развлечений у них будет только мечеть, то это вызовет подозрения. Кроме того, Наджиб отдал приказ – вести себя так, как, по мнению местной полиции, не могут вести себя люди опасные, затевающие нечто серьезное.

И кому из экстремистов придет идея отправиться в клуб?

Они нашли знакомых, одного из внуков Абу-Саада с друзьями, и их приняли в компанию. Потом Ильяса утащили танцевать, а Самир остался за столиком с круглолицей маленькой девушкой.

Разговор завязался сам собой.

– Родители говорят со мной только по-арабски, но я не всегда их понимаю, – рассказывала она. – Пока я не стала жить отдельно, дома все было просто ужасно… Молитвы пять раз в день, пост… Они и сейчас думают, что я все это соблюдаю, ха-ха. Отца бы удар хватил, если бы он узнал, чем я занимаюсь по вечерам.

Она улыбнулась, провела по губам розовым языком.

«И она считает себя мусульманкой?» – подумал Самир недоверчиво.

– Извини, – сказал он, наклоняясь ближе, чтобы она услышала его сквозь музыку. – Я недавно приехал, не очень знаю… Как ты относишься к исламу?

– Меня не очень интересует религия, – она передернула плечами. – Я выросла… Конечно, трудно отрицать, что Аллах существует, но я ничего не делаю для того, чтобы быть мусульманкой… Хотя я на стороне мусульман, для меня религия – что-то личное. Ритуалы, которые навязывают мне со стороны – они мне не интересны, главное – чтобы моя совесть перед Ним была чиста.

Самир откровенно не знал, как к этому относиться, мысли о том, что перед ним вероотступница, вызывали неприязнь, но он понимал, что и сам в таких условиях наверняка не смог бы думать и вести себя иначе.

В конечном итоге он тоже не сохранил веру предков.

Из клуба они вышли через час, шумной компанией, окунулись в холодную европейскую ночь. Клуб остался за поворотом, проехал мимо автобус, похожий на аквариум, поставленный на колеса, только вместо рыб – люди. Самир проводил его взглядом, а когда повернул голову обратно, то увидел, что дорога перекрыта.

Человек десять парней, обритые головы, тяжелые ботинки.

– Ну как же… Оно само… – пробормотал Ильяс.

– Грязные арабы! – крикнул один из бритоголовых. – Убирайтесь в Африку! Вон! Иначе мы сожжем ваши дома, разрушим мечети!

– Это наша страна! – ответил внук Абу-Саада. – Аллах велик!

От этого возгласа кровь забурлила в жилах у Самира, страх, если и был, испарился.

– Бей их! – заорал другой бритоголовый, и европейцы ринулись вперед.

Девушки завизжали.

Самир уклонился от первого удара, врезал кому-то, но тут же сам получил в лицо, хоть и не сильно. Качнулся, ему добавили в живот, но устоял, даже не отступил.

– Аллах велик! – Это был голос Ильяса, и звучала в нем ярость, достойная сподвижников Пророка.

Самир ответил тому, кто его «приласкал», и его обидчик шлепнулся на асфальт. Уроки «Источника» не прошли даром – там его научили не только наносить удары, но и держать их.

Выпад, прыжок в сторону, тяжелое дыхание, мельтешение лиц, крики.

Рядом взвыла полицейская сирена, на стены лег синеватый отблеск маячков.

– Уходим! – гаркнул один из бритоголовых, подхватывая под руку пострадавшего соратника, другой вскочил сам, и они ринулись прочь, в темноту, будто стая шакалов.

– Хватайте их! Они на нас напали! – внук Абу-Саада бросился к выскочившим из машины полицейским.

Но те схватили его самого, завернули руки за спину и уложили лицом в асфальт.

– Мы победили, брат? – Ильяс хрипло дышал, физиономию его украшала царапина, рукав куртки держался на честном слове, но глаза сияли, а улыбка казалась шире лица. – Всевышний с нами!

– Победили, но не всех… – отозвался Самир, глядя на полицейских.

– Что тут у вас? – буркнул один из них, постарше, с усами и квадратной фигурой. – Опять вы, загорелые парни с юга, да под дозой наверняка.

– На нас совершено нападение. – Вперед выступил невысокий юноша, за весь вечер не сказавший и пары слов; судя по синяку на лбу, ему досталось, но держался он спокойно и говорил с достоинством. – Я – студент юридического факультета, и я требую соблюдения моих прав гражданина! Я дойду до суда, если понадобится!

– Поугрожай нам тут, – вступил другой страж закона, высокий и очень сутулый, тот, который прижимал внука Абу-Саада к земле.

Но тот, что с усами, похоже, был умнее.

– Отпусти его, – приказал он. – Арабы подрались между собой. Нам что за дело? Поехали дальше.

– На нас напали! – закричал Ильяс.

– Тихо, – Самир положил руку брату на плечо. – Хочешь в полицию?

Телефон в кармане завибрировал, и он ответил, бросив лишь мимолетный взгляд на экран. Лишь потом сообразил, что это Азра, и про себя помянул Иблиса и все козни его. За последние дни она позвонила ему несколько раз, но он не взял трубку, и сам не попытался с ней связаться.

Слишком опасно.

– Привет, – сказала она, и голос ее прозвучал напряженно. – Что случилось?

– Э… привет. В смысле? – пробормотал Самир.

– Куда ты пропал? – Азра старалась говорить беззаботно, но слышались в ее словах нотки обиды, прорывались интонации раздражения. – Вот уже неделю тебя не поймать! Как же так?

– Э… ну… был занят… – Он понимал, что мямлит, озвучивает глупые оправдания, и сам злился на себя за это.

– Круглые сутки? – не поверила Азра. – А я ведь хотела с тобой встретиться, я… Разве ты не хочешь меня видеть больше?

– Хочу, – выпалил Самир, чувствуя, как рвется пополам его сердце.

Лучше бы севшие в машину полицейские остались и избили его дубинками, измолотили как следует, только бы не разговаривать с ней, не давить в себе понимание того, что тебе нравится этот голос, что тебя к ней тянет, словно к источнику чистой воды, что ты скучал все эти дни, нервничал и не находил места, и что никакая, даже безумно привлекательная девушка из клуба не займет место Азры.

Никогда.

– Но я не могу, – Самир резал по живому, словно вонзал нож в собственную плоть.

– Кто это? – спросил Ильяс.

Самир отмахнулся и пошел в сторону, не разбирая дороги, лишь бы прочь, туда, где никто его не подслушает.

– Почему? – теперь Азра не скрывала обиды. – Ты поиграл со мной и бросил? Нашел себе другую?

– Нет!

Как она могла подумать такое?!

– Наверняка шляешься с ней по клубам, – услышав такое, Самир вздрогнул, мелькнула дикая мысль, что она видела его там, в царстве пульсирующего света и ритмичной музыки. – Говоришь, что она самая красивая в мире и даришь всякие подарки. Как же так?

– Нет! Нет! – Самир поднес ко рту свободную руку, точно собираясь укусить себя за костяшки пальцев. – Никого нет лучше тебя, и никогда не будет, клянусь Аллахом! Только я, правда, не могу!

Азра, похоже, уловила искренний надрыв в его голосе, она помолчала немного и заговорила тише, мягче:

– Тогда скажи – в чем дело? Ты же знаешь, что я не выдаю чужих секретов. Вспомни.

Да, он не забыл тот день, когда все собрались уезжать в сытую и безопасную Европу, и только братья Абд-аль-Малак, упрямые и обиженные мальчишки, решили остаться, чтобы мстить.

– Я не могу, – повторил Самир.

– Что, у тебя проблемы с наркотиками? – Азра начала сердиться заново. – Или что? Или ты вляпался в преступление, влез в одну из тех банд, что грабят и убивают на улицах? Сам убил кого-то?

«Если бы ты знала, ты бы не стала со мной разговаривать», – подумал Самир.

– Нет, но я не могу… прости… – выдавил он.

– Ах так? Тогда забудь мой номер! – заявила Азра. – Проваливай в преисподнюю! Свой поганый мусульманский огонь!

И она разорвала связь.

Самир стоял, прижав трубку к уху, как будто надеялся услышать еще что-то, кроме ритмичного пиликанья отбоя. Снаружи была тьма, и внутри него царила тьма, безжалостная, удушающая, пожирающая даже само представление о такой вещи, как свет.

И что хуже всего – он сам пригласил ее, сам открыл двери.

Глава 10

– Что ты такой кислый, брат? – Лицо Ильяса выражало искреннее участие. – Хочешь пирожных? Я из магазина принес, самых свежих, вкусных, с кремом. Супер. Может, пойдем в кофейню? Один кальян – и ты забудешь о печалях!

После разговора с Азрой прошло четыре дня, и все это время Самир не находил себе места. Он работал, молился, ел, спал, прилежно изучал планы небоскреба «Сердце Европы», но во всем этом не было жизни, вкуса, аромата, того, что делает существования настоящим.

– Нет, спасибо, – сказал он.

Сегодня выходной, и, значит, большую часть дня можно просидеть дома, никуда не выходить, к тому же на улице опять зарядил дождь, да такой, что вот-вот смоет весь проклятый город.

Ильяс развел руками:

– Может быть, тогда к девчонкам тебя отправить? Я знаю тут одно местечко…

– Откуда? – Самир посмотрел на брата, прищурившись.

– Ну… Оно само. – Тот невинно вытаращил глаза. – Там недорого, и все хорошо. Пойдем?

– Нет. Погоди. – Самир дернул себя за ухо, похлопал по дивану рядом. – Садись.

Ильяс сел, настороженный, точно птица, готовая взлететь в любой момент.

Самир нажал кнопку на пульте, бормотавший телевизор смолк, остался только шум дождя за стеной, да голоса снизу, под полом, где текла шумная жизнь огромного семейства во главе с Абу-Саадом.

– Скажи мне, только честно, – начал он, – чего ты хочешь от будущего?

– Славной гибели во имя Аллаха! – глаза Ильяса сверкнули, он выпятил грудь. – Нет более великой участи, чем участь шахида! Долей прекрасной непременно наделит Аллах тех, которые покинули дома свои, чтобы сражаться во имя Его, и были убиты, или же смерть настигла их!

– А если Аллах не захочет от тебя такой службы? – поинтересовался Самир.

Он не совсем осознавал, чего хочет добиться этим разговором, но точно знал, что тот нужен – может быть для того, чтобы лучше понять брата, или себя самого.

– То есть как не захочет? – удивился Ильяс.

– Если в Книге Судеб не записано, что тебе суждено погибнуть как мученику. Посмотри на Наджиба – он сражается в джихаде много лет, и шахидом ему уже не стать. Или Хасана, Омара-хафиза, других наставников, или тех, с кем мы сейчас работаем…

– Да? – Ильяс почесал кудрявый затылок, сложил губы уточкой и присвистнул. – Тогда мне хотелось бы быть таким, как он, бесстрашным моджахедом, тем, кого боятся неверные. Опытным воином, который и сам идет в бой, и учит других, как сражаться. Благословит его Аллах!

– Похожим на него? – Злость оказалась неожиданностью для Самира, как и ее сила. – На того, кто, может быть, убил нашего отца?!

– Кто стал нам вместо отца – хочешь ты сказать? – проговорил брат раздельно.

Ну да, благодаря Наджибу их приняли в «Дети Аллаха», а не прогнали с насмешкой. Он же помог братьям в лагере, вспомнить хотя бы разговор в машине после того, как Самир оказался в тюрьме.

Но он сжег церковь в Крепостном квартале, его рука сжимала палку во время наказания.

– Ладно, оставим его в стороне. – Величайшим напряжением воли Самир погасил эмоции: он старше, он должен подавать пример хладнокровия, и не ради склоки затеян этот разговор. – Вот смотри, во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного, добились мы успеха здесь, в Европе, в том деле, которым сейчас занимаемся… Что дальше? Что потом?

– Потом? – Ильяс посмотрел непонимающе. – Джихад до окончательной победы. Неверные должны быть истреблены или обращены в ислам, а имамат – охватить весь мир, все континенты, во славу Аллаха!

– Но ведь мы только хотели отомстить!

– Разве это не будет лучшей местью?

Самира охватил страх – что произошло с его младшим братом, добрым и смешливым мальчишкой, ненавидевшим, когда его унижают, готовым всегда прийти на помощь, смелым и честным? Во что превратился Ильяс Абд-аль-Малак, если в своем будущем он видит только убийства, войну и ненависть?

Во что превратился он сам?

А кроме того – пусть все получится, они взорвут небоскреб, ядерный гриб поднимется над большим городом в центре Европы, тысячи людей погибнут, сотни тысяч будут обречены на страдания, но станет ли это победой, о которой так мечтают «Дети Аллаха»? Содрогнется ли построенный на невежестве-джахилийе мир, падет ли он к ногам доблестных моджахедов, верующих в четырех имамов и скорое возвращение Махди, умирающих по приказу худжжи?

Или христианские страны забудут о сварах, объединятся и уничтожат дерзких, осмелившихся посягнуть на их покой, уже не сотни, а тысячи бомб и ракет обрушатся на Машрик? Погибнут миллионы невинных, и все по вине тех, кто решил положить жизнь ради мести и вражды?

Вспомнить хотя бы Усаму бен Ладена, его успех в Америке, облетевшие весь мир кадры того, как самолеты таранят Пентагон и башни-близнецы в Нью-Йорке…

И чем все закончилось? Охотой, годами в убежище и бесславной смертью.

– Нет-нет-нет! – Самир вскочил, в этот момент ему было противно смотреть на Ильяса.

– Что такое, брат? – вскинулся тот.

– Ничего. – Смирить себя повторно оказалось еще сложнее, чем в первый раз, наружу рвались чувства, слишком сильные и неприятные, чтобы показывать их даже родичу. – Я скоро приду… Не иди за мной… Я скоро приду… О, Аллах, помоги мне!

Самир выскочил из квартиры, только оказавшись под дождем, сообразил, что не взял зонта, не надел шапки.

Повертел головой и решительно направился к магазину Абу-Саада.

Внутри его встретили запахи бумаги, клея, свежезаваренного кофе и книжной пыли. Хозяин поднялся из кресла, в котором сидел с толстым фолиантом на коленях, отложил его в сторону.

– Мир тебе, – сказал он. – Неужели ты, Мухаммад, решил набраться мудрости?

– Если бы, – вздохнул Самир. – Просто… мне нужно успокоиться…

– Ты выбрал правильное место. – Абу-Саад кивнул, блеснули стекла очков. – Магазин у меня больше для развлечения, но зато я торгую лишь тем, чем сам захочу. Пойдем.

Для начала он показал гостю многочисленные издания Корана. Они тут были разные: от простых, карманных, вроде того, что лежало наверху, в комнате Самира, до дорогих, в роскошных обложках, с ящичками для хранения из красного дерева.

– Был у меня Коран из Турции семнадцатого века, так его купили, не торгуясь. – Абу-Саад развел руками. – Что за унижение для торговца, никакого удовольствия? Покупатель, конечно, вылил бутыль мускуса мне в бороду, и не одну, так что деваться оказалось некуда…

Затем он показал Самиру сочинения разных богословов, прозвучали имена Абу Малика ал-Хадрами ад-Даххака, Абу Джафара Ал-Ахвала, Хишам бен Али-Хакима и других.

– Вот «Законы ислама» Наджма ад-дина ал-Хилли, – говорил хозяин магазина. – Седьмой век хиджры, одно из самых авторитетных сочинений по имамитскому праву. Рядом же – труд его племянника, Джамаля ал-Хилли о природе имамата, и его же книга об основах веры «Путь достоверности».

Самир глядел, слушал, и с одной стороны успокаивался, а с другой его наполняла печаль – что ислам для большинства вовсе не в сочинениях мудрецов, правоведов и философов, а во взрывах и убийствах, и все благодаря таким как он, как Ильяс и Наджиб.

– Тут вот более современные вещи, – продолжал Абу-Саад, неспешно прохаживаясь вдоль полок. – Сборник фетв ныне живущих муджтахидов Европы и Америки, включая знаменитую фетву Таха Джабира Аль-Альвани, позволяющую мусульманам участвовать в политической жизни стран Запада, где они оказались. Он создатель «фикха меньшинств».

Тут он заметил, что гость начинает скучать, поскольку спросил:

– Может быть, кофе?

– Да, с превеликим удовольствием, – ответил Самир.

– Тогда подожди пять минут, – Абу-Саад улыбнулся. – Кофемолку у меня увели! Придется сходить наверх, показать там всем, кто главный! – Он шутливо нахмурился.

Он удалился через неприметную дверь, ведущую в жилую часть дома, и тут же в магазин зашел невысокий старик с седой бородкой, тот самый, из мечети, с которым они говорили о такийе и прочих делах.

– Мир тебе, – сказал он. – Вижу, ты припал к источнику мудрости почтенного Абу-Саада, того, который поклоняется Аллаху стоя и сидя, во сне, при жизни, и после смерти.

Самир ответил на приветствие, стараясь не выдать удивления.

– Мы отсутствовали среди вас двумя отсутствиями, отсутствием потенциальным и отсутствием актуальным, и Мы скрылись с земли вашего знания, – заговорил старик, явно цитируя какой-то текст. – И земля восстонала, и небеса затряслись, и они сказали: «О творец творений, всепрощающий! И Я явился в Адаме, а призывом была Хавва – Мы собрали сердца верующих, земля чьих сердец стонала от любви к Нам; и Мы взглянули на небеса их духов в Нашей милости. И эпоха Адама и его призыва прошли; и его божественные доказательства исчезли, по милости Нашей среди людей. Затем Мы явились в эпоху Нуха, и люди утонули в Моем призыве; те, кто доверились Моему знанию, были спасены Моей милостью и благодатью, а те из людей, кто отвергли Мои доказательства, погибли».

– Прошу прощения ради Аллаха, но я не совсем понял… – начал Самир.

– Чего же тут не понять? – Старик пожал плечами. – У тебя есть шанс спастись. Ответь призыву Всевышнего, пойди туда, куда он зовет тебя, и ты избежишь пасти неверия и гибели. Если же ты этого не сделаешь, то участь твоя будет незавидной, увы.

Самир поскреб в затылке.

– Тот имам, что внутри тебя, зовет тебя к духовному воскрешению, – старик глядел на собеседника с надеждой, – к созерцанию истины, высшей духовной реальности. Божественное око, вспомни?

Но откуда он знает, что происходило в лагере «Источник», в железной конуре, именуемой карцером? Или он просто говорит примерно о том же, теми же словами, как сторож тамошней мечети?

Ведь не может быть это один и тот же человек! Они похожи, но все же…

– По отношению к имаму все жители Земли делятся на три категории, – продолжил старик, и в руках его защелкали четки-тасбих то ли из фруктовых косточек, то ли из мелких бусин. – «Люди противодействия», что подобны животным, питающимся шелухой истины, невежественным и беззаботным, готовым противостоять всему новому. Их существование призрачно, они обречены на исчезновение в сиянии высшей истины. «Люди порядка», те, кто знает имама, кто готов постигать сокрытое через пелену обыденного, но еще слишком привязан к последнему. И «люди единства», те, кто отказывается от мнимости и видит только имама, кто обладает истинным бытием. Единственный шанс на спасение для тебя – стать одним из них.

Самир по-прежнему мало что понимал, слова роились в голове, точно мотыльки над лампой.

– Но я… Но как?.. Что? – забормотал он.

– Вот стоит на полке «Книга источников» ас-Сиджистани. – Старик ткнул пальцем. – Истины Аллаха изложены в ней так, что поймет любой…

И он заговорил, жонглируя словами, складывая предложения в такую вязь, что Самир почти сразу запутался, ощутил себя мухой, угодившей в паутину. Но неприятное ощущение продлилось всего мгновение, затем ему стало легко-легко, исчезли раздражение по поводу собственной непонятливости, гнев на Ильяса, тоска по Азре, страх перед Наджибом, древнее, заросшее плесенью, замешанное на ненависти, стремление к мести, боль от потери родных, прочие, менее постоянные чувства.

Все произошло, как в ту ночь в карцере.

Он видел все, что обычно: сидящего на стене таракана, пятна грязи на полу, слышал шум дождя, ощущал сырость, вползавшую через дверной проем, но все было совсем иным, наполненным второго, сокрытого значения, мозаика обыденности не просто скрывала тайну, она и являлась этой тайной, спрятанной в будничном, в том, что всегда мозолит глаза.

Самир ушел глубоко в свои мысли, а когда вынырнул из них, то обнаружил, что старика рядом нет, зато появился Абу-Саад.

– Кофе! – воскликнул он, широко улыбаясь.

– Кофе, во славу Аллаха, – подтвердил Самир, отвечая улыбкой.