Текст книги "Дети Аллаха"

Глава 14

На душе Самира скребли даже не кошки, а львы, некогда жившие в Машрике.

Он сидел на лавочке в парке, прижав мобильный к уху, и слушал беззаботное щебетание Азры. Но радости не ощущал, внутри царили страх, тревога и смятение, одолевало чувство, что он находится в глубокой темной яме, и вокруг ни малейшего проблеска света.

Да, он рисковал, общаясь с ней даже по телефону, но не в этом было дело.

Позавчерашняя беседа с Полански, состоявшаяся у того в машине, тоже оказалась не такой страшной, как он думал. Полицейский в этот раз не стал запугивать, изображать, что он все знает, а повторил то же самое предложение – работай на нас, снабжай информацией, и мы защитим тебя, спрячем, дадим новое имя и поможем начать другую жизнь, не связанную с войной и убийствами.

Самир тогда буркнул, что подумает, и на этом дело и закончилось.

Наверняка стражи порядка узнали, что затевается нечто большое и серьезное, и шарили наугад, бросали сети всюду, где могли, надеясь, что в них попадется крупная, ценная рыба.

Так что тот разговор сгинул в прошлом.

Нет, просто Самир был в курсе, что взрыв в «Сердце Европы» назначен на следующий вторник, и это значит – у него осталось три дня, чтобы Азра уехала из города, и желательно не только она, но и ее родители.

Но как это сделать? Как?

Разве что арендовать машину, и увезти ее, обманом или силой.

– Ты меня слушаешь? – голосок Азры пробился через завесу размышлений. – Почему не отвечаешь?

– Слушаю, – отозвался он. – Я просто думаю… может, нам съездить куда-нибудь? Вместе?

– А куда? – Она оживилась. – У тебя есть деньги?

– Ну, не очень много, – Самир рассмеялся. – В горы. Я никогда не был в горах. Может быть, на следующей неделе?

Если он не окажется одним из шахидов, то освободится во вторник рано утром. Потом его ждет бегство из города с заметанием следов, но кто сказал, что он должен бежать в одиночестве?

– Я не могу. А как же учеба и танцы, – Азра вздохнула. – Может, через две недели?

«Нет! – хотелось закричать Самиру. – У нас нет этих двух недель! Просто нет!».

– Я не выдержу так долго. – Он принужденно рассмеялся, и в очередной раз огляделся: не следит ли за ним кто-то из полиции, или того хуже, из «Детей Аллаха»: оказался между тем и другим, как между молотом и наковальней; удар, и тебя расплющит. – У меня как раз с утра вторника небольшой отпуск… Может быть, ты все же вырвешься?

Самир врал, но даже не ради себя, а ради спасения другого человека, и убеждал себя, что в этом нет ничего страшного.

– Ты до сих пор не поговорил с моим отцом, а зовешь меня в поездку? – Азра хмыкнула. – Как же так? Или думаешь, что я лягу с тобой в постель просто так? Завтра?

– Нет! Нет!

О чем он думал меньше всего, так это о плотских утехах.

– Ладно, я подумаю, – она вздохнула. – Точно не можешь завтра встретиться?

– Нет, – повторил Самир, вновь не покривив душой: он живет по расписанию, словно тикающий механизм, как живая бомба, механическая, мертвая, предназначенная для того, чтобы сделать мертвым все вокруг себя.

Станет ли он опять человеком?

– Как же так? – Азра, судя по голосу, обиделась. – Ты стал похож на Мурчилу.

Так звали кота, жившего у Хаддадов – уличного бродягу с порванным ухом, огромного и рыжего, после долгой жизни по помойкам решившего, что пора остепениться и позволить людям приютить себя, но оставшегося столь же своевольным, хитрым и недружелюбным зверем.

– Такой же пушистый? – спросил Самир.

– Такой же когтистый и зубастый, – отозвалась Азра со смешком. – Завтра звони. Пока.

И она отключилась, не дожидаясь, пока он попрощается.

Самир вытер пот со лба и еще раз огляделся – нет, никого рядом, если за ним и наблюдают, то издалека, с помощью оптики, или вовсе прослушивают телефон, но и с тем, и с другим он ничего не может сделать.

Есть два свободных часа, и это значит, что можно зайти в мечеть, расспросить старика, что тот имел в виду в книжном магазине, когда произносил загадочные фразы: «Ответь призыву Всевышнего, пойди туда, куда он зовет тебя, и ты избежишь пасти неверия и гибели… Тот имам, что внутри тебя, зовет тебя к духовному воскрешению…».

Что все это значит?

В храме оказалось пустынно, но старик сидел там же, где они разговаривали в первый раз.

– Мир вам, – сказал Самир.

– В почитании Аллаха они обращают свои лица к телесному, например, к небесам или солнцу, луне и звездам, или же к храмам огня среди зданий мира, что хорошо известно и ведомо. Они делают их посредниками между собой и Аллахом, полагая, что посредством этой киблы они достигнут Аллаха, – произнес старик, и только в этот момент посмотрел на Самира. – В познании Аллаха, которое есть корень религии, человек из-за размышлений и рассуждений собьется с пути.

– А… – Слова застряли у Самира в горле.

– Я знаю обо всем, что ты хочешь у меня спросить, вот только я тебе не отвечу, – проговорил старик.

– Но почему?

– Однажды Суккад, проклятие ему, схватил господина нашего Али за благословенный воротник и тащил его, принуждая к клятве верности; и Салман, благословение с ним, сказал, обращаясь к нему: «Этот человек, которого ты тащишь столь постыдным образом, если бы он захотел низвергнуть это на то, а то на это, он смог бы это сделать», – это наверняка был очередной текст, ужасно древний, священный и непонятный. – И Салман указал на небо и землю, и силы в этот момент оставили его. Господин наш Али посмотрел на него и сказал: «Не следует говорить все, что знаешь».

Самир уселся рядом со стариком.

– Не думай, что все и на все случаи сказано в Коране и изложено в сунне, – проговорил тот. – Иджтихад, или поиск самостоятельных ответов, предписан самим Посланником Аллаха, да ниспошлет ему Аллах благословение и мир.

– Но я не факих, не муджтахид!

– Никакой факих, никакой муджтахид не решит за тебя, как жить сейчас, не скажет, что является обязательным, что рекомендуемым, что безразличным, что недостойным, а что запретным.

– А кто скажет? – Самир ощутил, как отчаяние тронуло сердце холодной лапой.

– Четвертый Имам, ждущий тебя в глубинах твоей души. – Тут старик рассмеялся и понес нечто совершенно непонятное: о «порождающей субстанции» и «исходной диаде», о скрытом и явном смысле, о «Мировой Душе» и «движущихся сферах», о «мире рассеяния» и «мире духовном».

Все это было так сложно и далеко от простоты пяти столпов, что казалось чужим, не принадлежащим исламу, но вместе с тем происходило из того же источника, опиралось на Коран.

– Последователь наш поклоняется Аллаху стоя и сидя, во сне, при жизни, и после смерти! – воскликнул старик, и эта фраза погрузила Самира в глубокое оцепенение, состояние на границе яви и сна.

Он слышал приглушенные разговоры и шум движения снаружи, видел, как солнечный луч ползет по полу мечети, но не мог пошевелиться, будто существовал отдельно от собственных рук и ног. Помимо того, он существовал не только здесь и сейчас, а еще где-то далеко или высоко, там, где не имели значения сегодняшние заботы и огорчения, где каждое его слово, каждая мысль звучали совсем иначе, не так, как тут.

Для того чтобы описать это состояние, Самиру не хватило бы всех известных ему слов, но у него и не было желания описывать что-либо.

Исчезло ощущение несвободы, того, что он между молотом и наковальней, на смену пришла легкость, понимание того, что там, где он сейчас, ему не может угрожать никто и ничто, ни Наджиб, ни Полански, никто не достанет его здесь, хотя где «здесь», он бы не смог сказать, но оно сочеталось с тем храмом, где он находился, в одной из «мечетей благочестия», если вспомнить классификацию, которую им вдалбливал еще в «Источнике» Омар-хафиз: «мечети вреда», построенные из гордыни, куда ходить истинному мусульманину запрещено, «неизвестные мечети», происхождение коих неведомо, и «мечети благочестия», обычно бедные и маленькие.

Самир вспомнил слова одного из трех мудрых стариков, какого именно, он не смог определить: «Имам внутри тебя подобен солнцу, скрытому за облаками, облака не способны спрятать лучи его бытия от чистых сердец; подобен потокам света, которые формируют драгоценные металлы в недрах земли, и почва и тяжелые камни не становятся препятствием для этого».

Он даже не видел этот свет, поскольку тот недоступен глазам, воспринимал его как-то иначе, и понимал, о чем говорится в Коране: «Бог – Свет небес и земли. Свет Его словно из ниши исходит, в которой светильник покоится, в хрусталь заключенный. Хрусталь сей подобен звезде жемчужной. Возжигается он от дерева оливкового благословенного. Местом ему не восток и не запад. Воспламеняется масло от плодов дерева этого, едва лишь коснется огонь его, и даже тогда, когда огонь не достигает его. Свет и еще свет. Ведет Аллах к Свету Своему, кого пожелает».

А потом все стало как обычно, Самир заморгал, осознал, что старика рядом нет, и понял, что не найдет его больше, даже если ему помогут и «Дети Аллаха», и полиция. Зато с ним осталось понимание, чистое, сверкающее, как первые лучи рассвета, хотя и не выразимое в словах.

Глава 15

Давно Самир не ощущал себя настолько легким, полным радости, спокойным и лишенным сомнений. В этот момент он не боялся того, что за ним могут наблюдать люди Наджиба, не беспокоился по поводу агентов полиции, хотя они вместе с Азрой в воскресенье бродили по центру города, по самым людным местам целый час, и следить за ними было легче легкого.

Он наплевал на расписание и отступил от него.

Он ни разу не обернулся, даже не вспомнил методику обнаружения слежки и избавления от нее. Свет, пойманный за «хвост» позавчера в мечети, продолжал теплиться внутри, точно свеча.

Он яростно наслаждался жизнью, и Азра смеялась рядом с ним, ее глаза сияли. Красноречие Самира было таково, что он болтал без умолку, и не просто так, а вел беседу к определенной цели.

– Ну, ладно, – сказала она, наконец, после того, как они просидели час в кафе. – Вторник – мы уезжаем. А когда вернемся?

– Не знаю, – ответил Самир с широкой улыбкой.

Этот вопрос его не волновал: главное – убрать ее из обреченного города.

– Ну, пусть к выходным. Только учти, – она игриво нахмурилась, погрозила пальцем, – для меня ты бронируешь отдельный номер. Мы еще не женаты и не обручены.

– Хорошо, – согласился Самир.

Расстались они с трудом, едва оторвались друг от друга, словно два начавших сплавляться в единое целое куска металла, но даже расставание его не расстроило – не пройдет и двух дней, как они увидятся снова, и они уедут отсюда, и начнется новая жизнь.

Он отправился в небольшую фирму, сдающую автомобили напрокат.

Присмотрел ее давно, проверил звонком, права у него имелись, целых пять штук на разные имена, ну а деньгами каждого из моджахедов снабдили перед началом операции. Поэтому Самир не пожалел цветастых бумажек, взял машину быструю и мощную, получил ключи.

Ну, все, в семь часов утра во вторник он заберет ее со стоянки, в восемь захватит Азру, а если получится, то и ее родителей, и они помчатся в горы, подальше от города. Всех спасти не в его силах, взрыв «Сердца Европы» обернется множеством трупов, но он станет молить Аллаха, чтобы бывшие жители Крепостного квартала не пострадали.

И кто знает, может быть, Всевышний ответит?

С ключами от машины Самир приехал домой, спрятал их в тумбочку, к Корану. Зацепился взглядом за брелок, принадлежавший Наджибу, подумал, не выкинуть ли его, и тут зазвонил телефон.

Абонент не определился, но Самир помнил номер.

– Через час у дяди, – сказал Наджиб и дал отбой.

«У дяди» – магазин арабской экзотики для туристов в центре, сплошь кальяны и роскошные ковры, сушеные финики в банках и сушеное же верблюжье дерьмо в качестве лекарства от всех болезней; а еще подсобка с отдельным выходом, о которой знают только свои, где очень удобно собираться.

Самир вошел в магазин, кивнул хозяину, старому, сморщенному, как те же финики. Брякнули колокольчики на цветастом занавесе, резанул глаза свет голой, без абажура, лампы под потолком, и он обнаружил, что в помещении, кроме него, только Наджиб и тот самый парень, что на встрече в мечети говорил о свободе.

– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, – сказал Наджиб. – Садись.

Тут были стулья, ветхие, древние, и Самир опустился на один из них.

– Претворяет Бог Единый Истину в действительность одним лишь словом Своим, даже если и не по нутру это грешникам, – торжественно произнес командир «Детей Аллаха», и глаза его загорелись, блеснул золотой зуб. – Радуйтесь, Мухаммад и Талал. Выбор Всевышнего пал на вас, и во вторник ваши имена узнает весь мир, а вы насладитесь благодатью райских садов… Простит Он вам грехи ваши и введет в сады с чистыми ручьями текущими, поселит в жилищах прекрасных в садах вечности!

Свет внутри потух, как свеча, попавшая под шквал, Самиру захотелось воскликнуть «нет!». Лишь величайшим усилием воли он усидел на месте, не двинул ни рукой, ни ногой, даже изобразил на лице улыбку, но от напряжения словно окаменел, превратился в мраморную статую.

– Аллах велик! Слава Ему! – воскликнул парень, говоривший о свободе; откликался он, судя по всему, на Талала.

Его лицо лучилось счастьем, руки были вскинуты, как во время молитвы.

Да, не зря работали вербовщики, подобные Багдадцу. Не впустую все это время лидеры «Детей Аллаха» вдалбливали моджахедам, что они сами по себе не важны, значение имеет лишь их готовность послужить воле Аллаха одним-единственным образом – убив как можно большее количество неверных. Молись, повинуйся тем, кто отдает приказы, выполняй их без сомнений и колебаний и будь готов в любой момент расстаться с жизнью. День за днем, месяц за месяцем. Безотказный, верный рецепт.

Только в случае с Самиром он почему-то не сработал.

Может быть, потому, что он родился не мусульманином, первые четырнадцать лет жизни провел среди христиан? Или потому, что он благодаря Азре, любви к ней, не позволил изолировать себя от мира за пределами группы из «Детей Аллаха»? Или по той причине, что читал Коран сам, чего большинство моджахедов не делали, и с помощью мудрых стариков узнал ислам так, как не имели шансов постигнуть его другие?

Он понимал, что должен радоваться, ликовать, и поэтому сумел изобразить улыбку.

– Слава Аллаху! – произнес Самир и, судя по виду остальных, прозвучало это естественно, хотя сам он себя не услышал.

Два дня… и все?

Рай, где текут реки прозрачные, где вечная тень и черноокие девы?

Высшая доблесть для моджахеда – стать шахидом-мучеником, вознестись на небеса. Но он не чувствовал ни радости, ни воодушевления, а лишь страх, тоску и желание вырваться из этого кошмара.

Остаться с Азрой здесь, в этом грешном мире.

– Вознес Аллах небеса без опор, которые видели ли вы, воцарился потом и подчинил власти Своей солнце и луну, и пребудут они в движении до срока положенного, – затянул тем временем Наджиб. – Он – Тот, кто простер землю, воздвиг на ней горы, заставил течь реки, из каждого растения сотворил двух особей мужского начала и женского, и день укрыл ночью.

Самиру казалось, что лампа погасла, что он в объятиях тьмы.

– И тот из вас, кто скрывает мысли свои, и тот, кто высказывает их, и тот, кто ночью прячется, и тот, кто днем действует в открытую – все вы равны перед Аллахом. – Наджиб помолчал, а затем добавил: – Талал, Мухаммад, мы все, от великого худжжи до скромнейшего из правоверных, что на землях имамата трудится ради конечной победы, мы ждем от вас только одного…

И он мог не говорить, чего именно.

Глава 16

«Топтуна» Самир засек, выходя из продуктового магазина, и в первый момент решил, что ошибся. Но к дому пошел не обычным маршрутом, а окольным, мимо школы и парка, и убедился, что неприметный пожилой мужчина в сером плаще и надвинутой на глаза кепке держится позади, не отстает.

Судя по повадкам и внешности, этот тип был из полиции, или еще из какой конторы, созданной для борьбы с терроризмом.

– Вот тебе раз, – пробормотал Самир, думая, что придется менять планы.

Со вчерашнего дня им владело черное отчаяние, он все думал, что предпринять, и никак не мог найти выхода.

Ночь провел без сна, несколько раз начинал молиться шепотом, чтобы не разбудить брата, не очень понимая, к кому обращается, к Аллаху или к тому Богу, в которого верил в детстве, или они – одно и то же. И придумал – отправиться к Азре, рассказать ей все за исключением того, что он обречен на смерть, и убедить ее бежать из города с родителями, никому ничего не говоря, а затем вернуться и исполнить свой долг, отомстить наконец по-настоящему, отправиться в рай с легкой душой, зная, что она в безопасности и не пострадает.

Да, Азра будет плакать, узнав о его гибели, но потом найдет утешение.

Но теперь к ней нельзя поехать, даже звонить нельзя, поскольку телефон Самира наверняка прослушивают, а он не может допустить, чтобы рыжий Полански и его люди узнали о ней. Прилепят ярлык «сообщница террориста», и это на всю жизнь, навсегда.

Да, на случай появления рядом стражей порядка есть запасной план, но он не оставит свободного времени.

Судя по тому, что Самира просто не арестовали, они еще не узнали, что происходит! Значит, первым делом он должен освободиться из-под надзора, а затем думать, как поступить дальше.

Вчера они с Ильясом обработали квартиру, протерли все места, где могли остаться отпечатки пальцев, включая нижние поверхности крышек на унитазах и внутренности холодильника. Затем пустили в ход мазь, что наносится на руки и делает так, что ты больше не оставляешь отпечатков.

В квартире не осталось ничего интересного, ни документов, ни исламской литературы, ни тем более оружия или наркотиков, и когда сюда явится полиция, ей окажется не за что зацепиться. Абу-Саад и его семейство вряд ли захотят сотрудничать со стражами порядка, а даже если и захотят, то не смогут рассказать много.

Сейчас брата дома нет, у него свои дела.

Самир сгрузил покупки на кухонный стол, и там же положил мобильник: экраном вниз, выключенный – условный знак, что за ним следит полиция, и он вынужден заметать следы. Сим-карту аккуратно извлек и, держа пинцетом, оплавил на конфорке. Теперь никто не узнает, что за контакты были на ней.

Азра не позвонит, но он помнит ее номер наизусть, и никогда не забудет.

В рюкзак положил свои документы, в потайной карман засунул паспорт на имя Халеда аль-Хасана, а затем полез в тумбочку, в тот ящик, где лежал Коран, и рядом с ним – два маленьких деревянных крестика на шнурках. Прихватил оба, задел пальцем брелок с надписью, несколько мгновений подумал, и взял его тоже.

Зачем – сам не знал, хотя подозревал, что тот может принести удачу, много лет сопровождавшую Наджиба.

Последним схватил запасной телефон, которым ни разу до сего дня не пользовался – простой кнопочный аппарат с двумя сим-картами, полученный три недели назад, а купленный наверняка очень давно на фальшивые документы или на умершего человека.

Для экстренной связи.

Либо с «Детьми Аллаха», либо с той же Азрой.

Аккуратно, не тревожа штор, выглянул из окна – «топтун» на месте, сидит в кофейне напротив, делает вид, что смакует напиток и не замечает удивленных взглядов. Наверняка он не один, второй должен походить на мигранта, не выделяться на фоне остальных, и перекрывать заднюю дверь, что выходит в безлюдный переулок.

Но если они узнали и про третий выход, из книжного магазина, то это должны быть не полицейские, а супермены из комиксов Ильяса!

В царство Абу-Саада Самир спустился через дом.

– А, вот и ты! – воскликнул тот, увидев гостя. – Как раз получил новые книги. Редчайшие! «Начало призыва» ал-Кади ан-Нуумана, «Сокрытие имама» ан-Нисабури. Хочешь посмотреть? А еще Ибн-Таймийя, «Истинный ответ тому, кто извратил религию Христа», это суннитский текст, но тоже занятный.

Пришлось изобразить интерес, потратить двадцать минут на разглядывание книг, но зато потом Самиру без проблем разрешили воспользоваться боковым выходом, да еще Абу-Саад сначала проверил, нет ли кого снаружи.

– Сам был молодым, сам хулиганил, да простит меня Аллах, – сказал он с улыбкой.

А Самир с ужасом подумал, что старик и его семья тоже могут пострадать после завтрашней акции. Если не от самого взрыва, ведь «Сердце Европы» далеко, и ветер по прогнозу будет дуть в другую сторону, то потом, когда на головы мусульман обрушится волна гнева, и достанется больше всего тем, кто прожил тут даже не годы, а десятилетия.

Еще один грех, темное пятно на душу, отмыть которое может только Всевышний.

У бокового выхода из магазина его не ждали, так что он спокойно выбрался на параллельную улицу и зашагал прочь.

Когда дорогу загородила полицейская машина, то сердце едва не выпрыгнуло из груди, желание развернуться и обратиться в бегство заставило вздрогнуть все существо. Распахнулась дверца, выбравшийся из автомобиля патрульный в форме – гигант-чернокожий – и не посмотрел в сторону Самира, решительно зашагал к ларьку с кебабом.

Самир перевел дыхание, пошел дальше.

Он сделал все, что предписывала инструкция – несколько раз поменял транспорт, выходя из него в последний момент, пересек торговый центр, закладывая петли, чтобы проверить, не идет ли кто-то за ним, и только когда убедился, что слежки нет, позволил себе свободно вздохнуть.

До северной окраины, где заготовлено убежище, ехать час.

Но чтобы его там ждали, и вообще знали, что с ним происходит, нужно сделать звонок.

Самир достал новый телефон, включил и набрал один из тех номеров, что накрепко запомнил еще до приезда в Европу. Выждал три гудка и после этого нажал кнопку отбоя – он не знал, кто именно принял его сигнал, сам Наджиб или кто-то из заместителей, да это и не имело значения.

Самир сел в метро и все время, пока ехал, делал вид, что дремлет, сам же зорко оглядывал вагон.

Выбрался на поверхность, и тут последовал ответный звонок – тоже на три гудка.

Все в порядке, в убежище его ждут.