Текст книги "Маг без магии"

Глава 11

В пути правителя сопровождают знаменосец, трое оруженосцев, пятеро слуг и воины числом не менее сотни.

Торгрим Основатель. Статут «О правителе».

Он окунулся во тьму, словно в стоячую черную воду. Постоял, вслушиваясь в собственное дыхание и ожидая, пока глаза немного привыкнут. Мелькнула запоздалая мысль о том, что неплохо бьшо бы захватить факел.

Но мрак слегка рассеялся, и Харальд понял, что пока сможет обходиться и без огня. Свет каким-то хитрым образом проникал внутрь пирамиды, и прямой узкий коридор, идущий чуть вниз, был неплохо виден.

Он пошел вперед, водя перед собой лезвием и вглядываясь в пол и стены. Но никто не спешил нападать, и коридор не таил в себе ловушек. Ничего не проваливалось под ногами, с потолка не падали громадные плиты, стремящиеся раздавить пришельца, и стрелы не вылетали из отверстий в стене, чтобы пробить ему бок.

Это вызывало тревогу. Ксайн сказал, что амулет хорошо защищен. Значит, будут препятствия, и такие, о которых он и представления не имеет.

Ход оборвался, и Харальд вступил в обширное помещение. Что-то клацнуло под ногой, и тотчас же глаза ослепли от яркого света.

Вытерев слезы, Харальд огляделся. Он стоял посреди квадратного зала, на стенах которого пылали знакомые по Офиру масляные светильники. Стены украшала затейливая резьба – сплетающиеся ветви, фигуры чудных зверей и людей в необычных одеждах. Сверкали яркие краски, рисунки казались живыми, но в некоторых местах зияли пятна необработанной стены. Приглядевшись, Харальд понял, что это сделано осознанно. Мастер (или мастера) специально останавливали резец, разрывая ткань изображения…

«Амулет Незримого, – вспомнились слова Ксайна, и по спине пробежал холодок. – Неужели эти пятна изображают его хозяина?»

В помещении оказалось девять дверей. Три в левой стене, три – в правой, и три – напротив. Все одинаковые, из черного блестящего металла, мощные и тяжелые.

Вот и первое испытание. Открывшего не ту дверь, скорее всего, ждет смерть.

Харальд постоял, пытаясь понять логику строителей пирамиды. Но ничего не выходило, мысли метались, как головастики в пруду.

Вытерев вспотевшую ладонь об одежду, он перехватил меч и направился к ближайшей слева двери.

Золотая ручка оказалась на ощупь просто ледяной. Она подалась легко. Дверь послушно отошла в сторону.

За ней не было ничего. Черная пустота, в которую не проникал свет, идущий от масляных светильников. От нее шел ощутимый холод, как от глыбы льда.

Тьма мгновение помедлила, а потом неспешно потекла через порог. Заструилась, как черный песок. Харальд попытался закрыть дверь, но та вдруг сделалась неимоверно тяжелой.

Он отскочил.

Мрак медленно расползался по полу, точно густая жидкость. Когда коснулся ног, то кожа начала зудеть. «Когда он зальет всю комнату, то задушит меня», – понял Харальд.

Бросил взгляд в сторону двери, через которую вошел. Но та исчезла, слилась со стеной. Там, где раньше был дверной проем, скакали на рогатых конях всадники, догоняя распластавшегося в прыжке хищника.

Выхода ему не оставили.

Не обращая внимания на расползающуюся под ногами мерзость, Харальд бросился к противоположной двери. Распахнул ее и тут же оказался сбит с ног. Под низким потолком прогремел разъяренный рык. Откатился в сторону, и острые когти вонзились в то место, где он только что лежал. Вскочил, не обращая внимания на саднящие на груди царапины. Зверь, стоящий напротив, был невелик, с крупную собаку. Голову и тело покрывали костяные щитки, топорщившиеся шипами и острыми наростами, вдоль спины тянулся зеленый гребень Будь у существа хвост, оно походило бы на ящерицу. Но его не было. Да и двигалась тварь куда быстрее любой ящерицы.

Зашипев, зверюга оскалила острые мелкие зубы и бросилась на человека.

Харальд ударил, вложив в замах всю силу. Раздался костяной стук. Меч отскочил ото лба твари, словно от крепчайшего из доспехов, а сама она остановилась.

Он ударил еще, острием целясь в горящий алым глаз. И попал. Лезвие с хрустом проникло в глубь черепа, зверь дернулся, едва не вырвав оружие из руки. Пасть его раскрылась, выпуская рев, слабеющий, предсмертный. Тело с шумом рухнуло в покрывающее пол темное вещество.

Не обращая на него внимания, Харальд бросился к следующей двери. Черная жидкость между тем достигла середины икр. Кожа на ногах горела, словно ее прижигал несильный, но злой огонь.

За очередной дверью оказалась пустая комната, совсем маленькая, сажень на сажень. В центре ее стояло возвышение, вырубленное из светло-зеленого камня, и на нем тускло переливалась металлическая подвеска.

Харальд уже почти шагнул туда, но неожиданно для себя остановился. Слишком просто все выглядело пройди несколько шагов – и возьмешь то, за чем пришел.

Он сунул в дверной проем лезвие меча.

Сверху бесшумно упал поток голубого пламени. Жаром пыхнуло так, что Харальд отшатнулся. Ступи он туда сам, сгорел бы, как сухое полено. Пламя исчезло, как и появилось, мгновенно.

Преодолевая сопротивление разлитой по полу тьмы, которая дошла до колен, Харальд побрел к следующей двери. За ней открылся коридор, уходящий в темноту. Оттуда доносилось мощное размеренное сопение, словно некто огромный похрапывал во сне. Тянуло сладким запахом мертвечины.

Наученный опытом, Харальд выставил вперед меч. Но ничего не произошло. Тогда он сделал шаг и тут же с воплем вцепился в дверной проем. Нога прошла сквозь серый каменный пол, словно он был из воздуха. Ощущая, как дрожат от напряжения мышцы в плечах, он втянул себя назад.

Коридор исчез, вместо него открылся темный провал. Посапывание прекратилось, а во тьме заворочалось нечто огромное. Долетело сонное ворчание, гнусный запах стал сильнее.

Харальд поспешно закрыл эту дверь. Он спасся, но потерял меч. Клинок выпустил в тот момент, когда начал падать.

Отчаяние захлестнуло тяжелой волной. Что, если ему не удастся выбраться отсюда? Тогда сын до смерти останется рабом Больного Бога, а Йофрид наверняка сгинет, не вернувшись домой.

Сжав зубы, он двинулся к следующей двери. Тьма затопила помещение более чем на аршин, и он брел, словно через болото. Открывать дверь было тяжело, а когда распахнул ее, то едва не рассмеялся от отчаяния…

За ней оказалась стена. Харальд даже потрогал ее. Камни были шершавыми и холодными, а раствор, скрепляющий их, выглядел свежим. Опять обман, опять ложный путь. А есть ли настоящий?

В ярости он ударил по стене кулаком. Руку пронзила острая боль, ушей коснулся глухой стук.

Не веря себе, он смотрел, как шатаются и вываливаются один за другим каменные блоки. Они падали и с грохотом откатывались в сторону. В открывшемся проломе виднелась ведущая вверх лестница.

«Если это снова ловушка – плевать!» – озлился Харальд и полез в пролом.

Вскоре он стоял на первой из ступенек, глядя на комнату, которую продолжал затапливать густой мрак. Уровень его поднялся выше края пролома, но ни единая капля не пролилась на эту сторону.

Облегченно вздохнув, Харальд зашагал вверх. Кожу еще пощипывало, но все было цело, и даже на одежде не осталось следов. Узкая, но удобная лестница неутомимо вела вверх. Проход шел ровно, а ступеньки были без выбоин.

Потом впереди показался свет, похожий на солнечный, и Харальд прибавил шагу. Лестница закончилась, приведя его в обширное помещение пирамидальной формы.

Сквозь узкие щели в потолке врывались лучи света, образуя нечто вроде сотканных из желтого сияния занавесов. Посреди помещения стояла глыба камня, слегка обработанная под человеческие очертания. Лица у статуи не было, а на шее висела та самая подвеска, которую показал Харальду Со-Вифеон. Металл мягко светился.

Харальд почувствовал, что ноги стали ватными. Неужели он дошел?

Сделал несколько шагов, коснулся пальцами подвески. Она была теплой и гладкой на ощупь. Зеленую поверхность украшал узор, похожий на тот, что он видел внизу, в комнате… с неизменным серым пятном посредине.

– Амулет Незримого, – сказал за спиной гортанный голос. – Ты добрался до него. В чем я, собственно, и не сомневался.

Харальд взял подвеску, осторожно опустил в карман и только затем обернулся.

Ксайн стоял у стены, скрестив на груди руки. Изуродованное шрамами лицо было спокойно, а глаза горели темным пламенем.

– Ты не сомневался, а я вот – очень даже, – сказал Харальд, подозрительно глядя на чужака. – Я мог там погибнуть!

– Только если бы вел себя как последний дурак. – Ксайн пожал широкими плечами. – Еще в первом коридоре ты преодолел пару заклинаний, смертельных для любого, даже для мага. Мертвая Тьма убивает одним прикосновением, а ты лишь ежился, ощущая, как она плещется вокруг. Ты точно угадал камень, по которому надо стукнуть, чтобы открыть проход. Один из семидесяти! И после этого ты утверждаешь, что мог погибнуть? Ха! Скорее рыба утонет!

– Но я пережил несколько очень неприятных мгновений, – проговорил Харальд, пытаясь оправиться от изумления: пара смертельных заклинаний? убивает прикосновением? угадал камень? – Ведь ты мог провести меня сюда, минуя ловушки!

– Мог, – Ксайн кивнул. – Но не стал. Любой поступок имеет смысл, только когда совершен самостоятельно.

– Как же так? – удивление наконец оформилось в вопросы. – Как я смог все это сделать? Почему я не погиб?

– Потому что ты не человек. – В темных глазах Ксайна появились печаль и сочувствие.

– А кто? – С Харальдом давно никто не разговаривал как с сопливым мальчишкой, и он почувствовал злость. – Бог? Демон? Зверь?

– Ни то, ни другое, ни третье, – ответил Ксайн серьезно. Каждое слово ударяло по голове не хуже тяжелого камня. – Или все понемногу. Кто знает? Могу лишь сказать, что высшая доблесть для человека-перестать быть им, и ты ее достиг…

– Спорное утверждение! – Харальд вытер неожиданно вспотевший лоб. – Я что, теперь не умру?

– Не знаю, – вновь пожал плечами Ксайн. – Ты собираешься сражаться с богом, а такие битвы не бывают безопасными.

– Откуда ты знаешь, что я собираюсь делать?

– Амулет Незримого, с чьей шеи ты его снял, годится только для одного. – В темных глазах зажглись лукавые огоньки. – Если ты явился за ним, то угадать твои действия нетрудно.

– Так. – Харальд сглотнул, пытаясь собрать мысли, которые разбегались всполошенными тараканами. – Если ты знаешь так много, то, может быть, сможешь посоветовать что-нибудь дельное?

– Могу, – без тени улыбки кивнул Ксайн. – Сражаться с богом – безумие. Пусть он причинил зло тебе, твоим близким или твоей стране. Тебе не одолеть его, не убить и даже не сделать ему больно. Есть лишь один способ избежать мести божества.

– И какой же?

– Добраться до Судьи. – Ксайн нахмурился, на гладком лбу обозначились тяжелые морщины, глаза потемнели. Он явно переживал какие-то неприятные воспоминания.

– До кого?

– До Судьи. Его приговоры равно весомы для смертных и бессмертных. Его жилище находится через две Двери, если ехать на восток.

– Где? – Харальд почувствовал, как злость уходит, сменяясь весельем. Что за нелепицы рассказывает этот шрамолицый?

– Через две Двери, – повторил Ксайн спокойно. – Ты пока не чувствуешь Двери и не умеешь их открывать, но скоро зов их коснется твоего сердца, и тогда ты поймешь, о чем я говорил. И будешь ты в каждом мире своим, и любой язык будет тебе как родной…

– Посмотрим, – сказал Харальд. – Было приятно побеседовать с тобой. Но мне пора, меня ждут. Прощай!

– До свидания, – проговорил Ксайн и грустно улыбнулся. – Рано или поздно огонь погаснет и в твоей груди, тебе надоест бродить по мирам, и ты вернешься сюда, в Обитель Уставших.

Харальд, не обращая внимания на его слова, направился к лестнице. Амулет лежал в кармане, теплый, словно маленький зверек.

Солнце медленно тащилось по безоблачному небу. Йофрид устала сидеть в неудобной позе, ныли мышцы, но она упорно не уходила, дожидаясь Харальда. Несколько раз за спиной слышался шорох, она оборачивалась и видела одно и то же – пустые улицы и столбы пыли, гонимые ветром.

Показалось – успокаивала она себя и продолжала ждать.

Когда со стороны пирамиды раздался жуткий грохот, она вскочила на ноги, а кинжал словно сам оказался у нее в руке. Белоснежная стена у основания строения пошла трещинами, а затем вспучилась, словно яйцо, из которого пытается вылупиться птенец величиной с дом. В стороны полетели куски белого камня, и сквозь образовавшуюся дыру на мостовую вывалился.. человек.

– Харальд! – выкрикнула Йофрид радостно, бросаясь ему навстречу. – Ты вернулся!

Он посмотрел на нее безумным взглядом. Одежда и седые волосы были в пыли, а когда заговорил, то в горле его клокотало, словно в котелке, в котором варится суп.

– Сам не пойму, как это у меня получилось, – проговорил он, сплюнув. – Должно быть, я сошел с ума, раз могу проламывать стены…

Он оглянулся на уродливый пролом, на морщинистом лице появился страх.

– Ты добыл то, за чем ходил? – поспешно спросила Йофрид.

– Да, – ответил он, пошатнувшись. – Потом покажу. Но я слишком устал, а нам надо поскорее уходить.

Она подскочила к нему, придержала за пояс. Видно было, что бывший Владетель держится из последних сил, на одном упрямстве.

Двигались медленно. Харальд указывал дорогу, а Йофрид практически тащила на себе ставшего вдруг очень тяжелым спутника. Дома мертвого города неторопливо уплывали назад, недобрыми глазами смотрели провалы окон. Солнце заходило, и между зданиями сгущались тени.

Когда вышли к тому месту, где днем встретили Ксайна, наступила настоящая ночь. Но здесь, в отличие от леса, где даже во мраке кричат звери и птицы, она была мертвой. Лишь ветер выл среди руин, точно стая голодных волков.

– Остановимся? – спросила Йофрид. – Переночуем тут?

– Нет, – упрямо ответил Харальд. Силы понемногу возвращались к нему, и он шел уже сам, без помощи спутницы. – Надо идти. Не уверен я, что переживем ночь здесь. Особенно ты.

Из ветви, срубленной с первого же дерева, соорудили факел. Мечущееся рыжее пламя выхватывало из темноты серые потрескавшиеся плиты под ногами, разгоняло тьму в стороны, время от времени выхватывало из мрака постаменты статуй.

Вверху, на фоне неба, можно было различить их очертания. Казалось, что каменные исполины следят за людьми, чудилось, что некоторые из них двигаются, стремясь схватить путников, но медленно, слишком медленно.

Между тем деревьев становилось все больше, изваяний – меньше, носа коснулся аромат свежей листвы, чуть позже из тьмы долетел рев раздраженного хищника.

– Мы вышли, – сказал Харальд с таким облегчением, словно выбрался из плена, в котором ему грозила смерть. – Смотри, вон и костер Джоле!

Алый пламенный цветок плясал прямо впереди, то припадая к земле, то вытягиваясь вверх. Он казался таким крошечным по сравнению с окружающей тьмой, но все же это был свет, тепло, безопасность.

У костра оказалось пусто. Лежали сваленные в кучу вещи, горкой высился собранный хворост, но офирец исчез.

– Где он? – спросила Йофрид.

– Тут, – отозвались из мрака. Чернокожий воин вступил в круг света, сверкая белками глаз. – Только дурак будет сидеть прямо у костра! Рад вас видеть целыми и невредимыми!

Костер трещал, от него шел мощный поток тепла, и Йофрид неожиданно ощутила, насколько она устала. Даже голод куда-то отступил, отброшенный всепобеждающим желанием спать.

Едва хватило сил, чтобы вытащить из мешка одеяло.

– Спите, я покараулю. – Голос Джоле донесся словно издалека, и девушка уснула, едва успев лечь.

Свист воздуха, удар. Разрубленные ветви нехотя раздвигаются, открывая пространство, лишенное деревьев. Под лучами стоящего в зените солнца высохшая трава кажется серебристой, а ветер гонит по ней настоящие волны.

– Саванна, – проговорил Джоле, опуская меч. – Теперь немного осталось.

– Немного докуда? – со смешком спросил Харальд из-за спины. – Если до Красного Оазиса, то да, немного. А до Офира – еще o-ro-ro, не говоря уже о…

Бывший наемник не ответил на шутку.

После того как они побывали в мертвом городе, Джоле начал по-другому относиться к спутникам. Йофрид просто пугала его (кто же мог знать, что такая милая девушка владеет магией?), а вот Харальд, которого офирец ранее считал авантюристом, собирающимся пограбить древние клады, все более и более удивлял.

Он принес из города всего одну вещицу – украшение из зеленого металла, ухитрившись при этом оставить где-то меч. На взгляд Джоле, обмен того не стоил – подобную побрякушку можно купить на любом из офирских рынков. Но он благоразумно держал язык за зубами, помня о том, что давно бы умер, если бы не этот северянин с белыми, точно мука, волосами.

Когда выбрались на открытое пространство, под ногами зашелестела трава. Воздух показался обжигающе сухим и горячим, а солнце, не скрытое более раскидистыми кронами, – болезненно ярким.

– Ну что, – сказал Джоле, привешивая меч к поясу (здесь уж точно не придется прорубать дорогу). – Готовы? Тогда идем.

– А ты отыщешь путь до оазиса? – спросила Йофрид с сомнением. – Я вот даже не могу понять, там ли мы вышли из леса, где вошли в него, или в другом месте?

Джоле хотел было обидеться, но передумал.

– Найду, – ответил он спокойно. – А если нет, то мы всего лишь погибнем в пустыне. Но это не страшно, не так ли?

Он повернулся и зашагал на север, позволяя спутникам следовать за собой. Солнце светило в затылок, а ветер обдувал лицо, слизывая с него остатки надоевшей лесной сырости.

Город поднимался из песков медленно, словно корабль, всплывающий из глубин моря. Сначала из-за желтых барханов показались ослепительно белые верхушки башен. Они сверкали на солнце, и при виде их сердце Харальда дернулось. Он беспокойно зашевелился, и его одеяние зашуршало.

Верблюд продолжал неутомимо перебирать длинными мосластыми ногами, и вслед за башнями взору явилась зелень садов. После надоевших в пустыне серых, желтых и оранжевых красок она особенно радовала взгляд.

Почуяв воду, верблюд караванщика заревел, вытянув шею. Поддержали его и остальные, в том числе тот, на котором ехал Харальд. Путешествие по пескам приближалось к концу.

До оазиса Джоле их довел, как и обещал, хотя шли по пескам три ночи, а не две. Во флягах закончилась вода, губы начали трескаться, как камни на жаре, когда глазам явилась торчащая из-за дюн вершина скалы, похожей на обагренный кровью зуб.

В Красном Оазисе они провели пять дней. Для Харальда было настоящей пыткой сидеть на одном месте. Но он понимал, что без верблюдов и спутников пересечь пустыню не удастся, и поэтому терпел. Сладкие финики казались противными, как протухшее мясо, а чистейшая вода из источника под скалой отдавала горечью.

На пятый день с востока явилась вереница тяжело нагруженных верблюдов. Караванщик с удивлением взглянул на путников, но Слово дяди Джоле, изложенное на листе пергамента, произвело эффект больший, чем иные заклинания. Тут же нашлись места на спинах горбатых зверей.

С того дня прошло немало времени. По подсчетам Харальда наступил апрель. Там, на севере, таяли снега и выглядывали из-под сугробов первые робкие цветы. Здесь же все оставалось неизменным – жара, пыль и сухость.

С караваном расстались на южной окраине. Когда явились на постоялый двор, где жили до отправления на юг, хозяин так выпучил глаза, что Харальд испугался – вывалятся.

Но обошлось. Стол мгновенно оказался заставлен всевозможными яствами. Местное пиво, которое некогда показалось Харальду жидким и противным, после протухшей и теплой воды, которую пришлось пить последние дни, было лучше дорогого тирского вина.

– Хорошо, – сказал он, утолив жажду. В животе приятно булькало, и странным казалось видеть над головой крышу, а не бездонное небо.

– Еще как, – согласился Джоле. На его черном лице было написано настоящее блаженство. – Что дальше будем делать?

Харальд бросил на него короткий взгляд, отставил кружку.

– Мы с Йофрид поплывем на север, – сказал он жестко. – Но тебе не обязательно следовать за нами. Ты свой долг крови уже оплатил.

– Каким образом? Разве я спас тебя от смерти?

– Ты сделал гораздо больше. Без тебя я никогда бы не добрался на юг, а если бы и добрался, то не вернулся бы.

Джоле ухмыльнулся, на лице его появилось задумчивое выражение. Он поскреб в затылке и сказал:

– Что же, раз ты говоришь, что я свободен, – значит, так оно и есть.

Он поднялся из-за стола, гибкий, словно дикая кошка.

– Легкого пути, – сказал он без грусти, – и пусть Судьба будет к вам благосклонна. – Офирец взглянул на Йофрид и содрогнулся. – Если вы опять попадете в Офир, то попробуйте меня найти. Усадьба моего рода стоит на улице Луны, в Полуночном районе. Там будут знать, где я.

– Прощай, – прошептал Харальд, глядя в спину Джоле, когда тот легким шагом шел к двери. Йофрид промолчала.

Весла с шумом входили в темно-синюю воду, а волны раздраженно гудели, разбиваясь о черные, словно ночь, смоленые борта. Покрикивал на матросов капитан, и корабль с гордой орлиной головой на носу резал поверхность моря, оставляя на ней белый пенный след.

Харальд стоял на корме, разглядывая удаляющийся Офир, и сердце его пело от радости. С каждой пройденной верстой он приближается к северным землям, туда, где ждет его сын!

Когда они пришли в дом на Цветочной улице, купца Нбоге там не оказалось. Привратник с ужасом смотрел на белокожих пришельцев и отвечал: «Уехал, уехал давно!» – таким тоном, словно они явились его убивать.

К счастью, в порту оказалось несколько кораблей, готовящихся к плаванию на север. Весна, когда редкими становятся свирепые бури, лучшее время для дальнего путешествия.

Они выбрали тот корабль, который отправлялся на следующий же день.

И вот под ногами вновь доски палубы, кричат, провожая судно, чайки, и несколько досаждает сильный соленый запах. Аромат моря. Харальд вдыхал его и размышлял.

Через тридцать дней они достигнут Тира. Оттуда рукой подать до северных земель. А там путь только один – на север, в Бабиль, туда, где стоит на улице Дырявых Горшков храм жестокого божества.

При мыслях о сыне настроение испортилось, птичьи крики показались противными, а аромат моря – гнусным, словно запах ношеных носков. Резко повернувшись, бывший Владетель зашагал к люку, ведущему вниз, к небольшой каюте, отведенной для пассажиров. Доски палубы уныло скрипели у него под ногами.

Городишко, в который прибывали корабли с Островов, выглядел по сравнению с Тиром и Офиром неказистым и убогим. Серые шершавые языки волн лениво лизали каменистый берег, качая стоящие у причалов корабли и баркасы.

На северных землях царил май, и холмы, окружающие город, зеленели от свежей травы.

С только что пришедшего с Островов судна сгружали бочки и тюки, суетился хозяин, выкрикивая ругательства, и как всегда толпились, наблюдая за разгрузкой, зеваки.

Среди корабельного люда, матросов и грузчиков, словно вороны в галочьей стае, резко выделялись двое сошедших с корабля людей. Ступали они по сходням уверенно, без обычной для сухопутных крыс робости, но сразу было видно – пассажиры.

Первым шел невысокий худощавый мужчина. Волосы его, совершенно седые, падали на плечи, а голубые глаза холодно смотрели с морщинистого лица. На боку висел меч.

– Никак родовитый, – шепнул один из зевак другому. – Вон меч какой!

– Вряд ли, – ответил его более смышленый товарищ. – Родовитые в одиночку не путешествуют. Скорее всего – наемник.

И они принялись наблюдать дальше.

За седоголовым на причал ступила девушка. Одета она была по-мужски, на загорелой коже выделялись решительные светлые глаза. Оружия на виду не держала, но чувствовалось, что девица не менее опасна, чем ее спутник.

– Дочь, – предположил первый зевака.

– Нет, скорее баба его, – со смешком ответил второй. – Хотя тогда непонятно, зачем ему ее с собой возить? Шлюх в каждом городе хватает…

Харальд и Йофрид не слышали этих рассуждений, а если бы даже и слышали, то не придали бы им значения. Два дня корабль, на котором они плыли с Тира, пробивался через шторм, и путники были порядком измучены.

– Ну как, устала? – спросил Харальд, когда причал остался позади и сапоги застучали по камню мостовой.

– Да, – вздохнула Йофрид и улыбнулась.

– Тогда пойдем отдыхать.

Он решительно зашагал в ту сторону, где, как помнил, располагался постоялый двор. Меч, который купил в Тире, приятно оттягивал пояс. Клинок был из отличной стали, хотя и неказист с виду. Харальд заплатил за него немалые деньги, но ничуть об этом не жалел.

Постоялый двор оказался на месте. Хозяин, к удивлению Харальда, путников узнал. Поспешно подошел, блестя голым черепом. Маленькие бегающие глазки прямо-таки лучились, а на лице сияла улыбка.

– Вы вернулись! – сказал он радостно, словно увидел давно отсутствовавших родственников. – Прошу, присаживайтесь! Пиво у меня гораздо лучше, чем осенью!

Харальд недоверчиво усмехнулся и покрутил головой, а Йофрид пробормотала:

– Чем же мы ему так запомнились?

– Вежливостью и добротой, – ответил Харальд, усаживаясь.

Стол перед ними заполнился с такой скоростью, словно прислуживали не люди, а демоны. От мисок и тарелок одуряюще пахло, а пиво в высоком кувшине оказалось темным и крепким.

На корабле их не потчевали разносолами, и Харальд ел жадно, словно медведь, изголодавшийся после зимней спячки. Кости хрустели на зубах, по левую руку быстро росла гора объедков.

Йофрид же вяло ковырялась в тарелке, а от пива вовсе отказалась.

– Что с тобой? – спросил Харальд, допивая очередную кружку.

– Устала, – ответила она, прикрыв глаза. – Сколько я не спала нормально? То на постоялом дворе, на неудобной кровати, где по тебе бегают клопы, то в крошечной каюте, которая трясется от ударов волн, то прямо на земле у костра – все это продолжается почти год…

Девушка вздохнула. Харальд ощутил легкую растерянность. Йофрид до сих пор переносила все тяготы спокойно, никогда не жаловалась, и когда все трудности дальнего пути остались позади, вдруг заговорила об этом.

– Ну, – сказал он, пытаясь скрыть замешательство, – нет никаких причин, чтобы ты не вернулась домой. Денег у меня осталось не так много, но хватит, чтобы ты добралась до своей деревни.

Она слушала его с легкой улыбкой, по-прежнему прикрыв глаза. Это молчание еще больше озадачило Харальда. Что оно означает – гнев, равнодушие, радость?

– Тебе нет больше смысла оставаться со мной, – осторожно продолжал он. – Я научил тебя почти всему, что знаю сам, а сила в тебе большая, чем была у меня даже в лучшие годы. Спокойной же жизни у меня не предвидится. Я собираюсь отвоевать своего сына у бога и не думаю, что это будет просто…

Он замолк, лихорадочно придумывая, что бы еще сказать. Но девушка открыла глаза, полные тихой, спокойной грусти, и заговорила:

– Ты знаешь, я уже не та дурочка, которой была год назад. Она прислуживала посетителям и мечтала о свадьбе с Хрольвом. Я повелеваю стихиями, и бывший жених мне не интересней вошки. Я даже не та, что несколько месяцев назад, в пустыне. Тогда я дорого заплатила бы за то, чтобы оказаться в родительском доме… – Она помолчала. – Но сейчас я не слишком рвусь туда и понимаю, что вряд ли меня кто-нибудь ждет. Хрольв наверняка женился на другой, а родители поплакали, да и забыли. Я не чувствую себя Владетельницей, хоть ты и утверждаешь, что я ей являюсь, но жить как обычная селянка, пусть даже зажиточная, не смогу. В общем, мне надо подумать. До завтрашнего утра. А сейчас я пойду спать.

Она поднялась, подозвала хозяина. Только тут Харальд заметил, насколько уверенными стали повадки девушки. Владелец постоялого двора лебезил перед ней, словно перед родовитой госпожой, она же принимала это спокойно, хотя еще полгода назад спряталась бы от смущения за спину наставника и не смела бы показать оттуда носа.

Получив от хозяина зажженную свечку, девушка ушла, а Харальд налил еще пива. Есть уже не хотелось, но хмельной напиток приятно щекотал горло, позволяя забыть об усталости и о том, что в скором времени придется расстаться с Йофрид. Он и не думал, что так к ней привык.

С раннего утра они были в дороге. Сильный ветер задувал с севера, ероша волосы и заставляя поплотнее застегивать одежду. Купленные в прибрежном городке кони были неказисты, но выбирать не приходилось – это было лучшее, на что смог потратиться Харальд.

Путешественники двигались на север уже седьмой день.

Йофрид держалась рядом, уверенно сидела в седле, и Харальду было приятно смотреть на ее ладную фигурку.

«Я решу, куда мне ехать, в тот день, когда наши дороги разойдутся, – сказала она наутро после вечернего разговора. – Ведь нам пока по пути?»

«Да, – ответил он, улавливая в голубых глазах девушки напряженное ожидание. Она словно хотела от него чего-то, но вот чего? Этого он понять не мог. – Доберемся до поворота на Бабиль. Там мне на восток, а тебе, если решишь ехать домой, на север».

«Хорошо», – кивнула она.

До упомянутого поворота оставалась всего сотня верст, и Харальд с каждым днем беспокоился все сильнее. Причины беспокойства он не понимал, и это вызывало злость и раздражение.

Миновали небольшую деревушку – скопление домов на берегу тихого пруда – и догнали бредущий на север торговый обоз. Могучие лошади тащили нагруженные телеги, на передках дремали возчики.

Охрана каравана проводила путников профессионально настороженными взглядами, хозяин же – толстый купчина в роскошной, отделанной собольим мехом одежде – и вовсе не мог оторвать глаз от Йофрид.

В тот момент, когда поравнялись с передней телегой, с севера донесся слитный топот копыт. Из-за поворота вылетело с десяток всадников с короткими копьями. Броня их сверкала на солнце.

– К обочине! – заорал передний из них, едва увидев обоз. – Дорогу могущественному правителю Тор-гриму!

Телеги начали сворачивать, слышались ругань и хлопанье бичей.

Харальд и Йофрид тоже отъехали чуть в сторону, оказавшись рядом с несколькими наемниками из охраны обоза.

Передовой разъезд умчался дальше по дороге, а с севера нарастал мощный, хорошо знакомый Харальду звук. Грохот мчащейся в плотном строю конницы.

Первым из-за поворота показался знаменосец. Над ним гордо реяло на ветру полотнище с гербом. На белом поле стремилась вниз, растопырив крылья, хищная птица, скорее всего – сокол.

Харальд нахмурился, пытаясь вспомнить, где он видел этот герб. И быстрее молнии замелькали в голове картинки – полуразвалившийся замок, над которым реет точно такой же флаг, только обтрепанный, и крепкий рыжий парень, ставший для Белого Владетеля верным вассалом…

Торгрим фон Жахх.

Правитель Торгрим?

Харальд с новым интересом принялся вглядываться в приближающихся всадников. Вслед за знаменосцем ехали несколько воинов в богатой броне, украшенной золотой насечкой.

Среди них выделялся плотный мужчина на черном словно ночь жеребце. Конь шел легко, мускулы переливались под блестящей шерстью. Голова наездника поседела, лицо округлилось, но глаза остались теми же, что и двадцать семь лет назад, – спокойными и зоркими, излучающими уверенность в своих силах.