Текст книги "Избавитель"

Глава VIII

Так прошла неделя. Город к этому времени уже был практически разобран, и отряды готовились к завершению этого этапа работ. А между тем вооруженные нападения стали происходить чаще. Больше всего от разбойничьих групп страдали «бездомные», но, собравшись в крупные банды, разбойники отваживались нападать и на колонны с провизией. Теперь колонны сопровождал усиленный военный конвой, а лагеря спасателей охраняли «голубые каски». И, тем не менее, угроза вооруженного нападения постоянно висела Дамокловым мечом и увеличивалась день ото дня.

Помимо нападений, в окрестностях города то там, то здесь возникали вспышки заболеваний. Сотрудники МЧС и местная наемная сила вынуждены были целыми днями ходить в марлевых повязках, снимая их только во время еды и сна.

Но были и положительные моменты: восстановили много дорог и пару дополнительных аэропортов, а, значит, улучшились поставки. Лагерь пострадавших вырос почти вдвое, вместе с ним увеличился приход отца Василия. Во время служб походная церквушка набивалась так, что нельзя было и продохнуть, но и в таком состоянии она не вмещала и половины всех прихожан – большинство верующих выстаивали службу снаружи, внимательно прислушиваясь к доносящимся песнопениям отца Василия. Среди них были и православные спасатели, и местные католики, и новообращенные, и даже буддисты.

И вот как-то утром, после окончания каждодневной утренней службы, когда народ уже начал выходить из палатки, снаружи донесся гул негромких разговоров. Василий вышел – толпа расступилась перед ним. На земле без сознания лежала худощавая местная женщина лет тридцати пяти. Василий знал её: она работала при госпитале и, не понимая ни слова по-русски, частенько слушала службы и проповеди, а недавно окрестилась, изменив свое имя на Мария Мин.

Она лежала на земле, и голову её приподнимали чьи-то руки. Появилась врач и сунула ей под нос ватку с нашатырем – женщина немного отпрянула, приоткрыла пустые усталые глаза и ослабевшей рукой попыталась отодвинуть от себя руку врача.

– Я знаю её, это Мария, – сказал кто-то в толпе. – Она при госпитале работает. Семья у нее большая, а муж погиб. В лагере им места не досталось, так чтобы детей кормить, она днем у нас санитаркой работает, а вечерами – прачкой.

– Когда же она спит?

– А Бог её знает.

– Нужно отвести её в госпиталь, – серьезным тоном заключила врач.

Отец Василий вызвался помочь, и они втроем осторожно двинулись к госпиталю, периодически останавливаясь по пути, когда от головокружения Мария валилась на руки сопровождающих.

В госпитале в этот ранний час царило оживление: здесь стоял десяток крытых «Уралов», среди которых только два имели на своих бортах красные кресты, остальные же являли собой обычные грузовики, какие использовали для перевозок. Между палатками и «Уралами» бегали поджарые смуглые грузчики и забрасывали в кузова какие-то коробки. Рабочие в это время раскатывали по земле новые палатки.

Навстречу троице вышли главврач мобильного госпиталя и подполковник Исаков. Они о чем-то озабоченно говорили, но, увидав священника, Исаков приободрился и указал на него:

– А вот отца Василия берите с собой.

– Отец Василий, поедете с нами санитаром, – не то спросил, не то констатировал главврач.

– Всегда готов. А что случилось? – спросил священник.

– Мелиоидоз, – спокойно ответил Исаков, словно говорил о простуде. – Какой-то особый штамм.

– К востоку нашли деревушку «бездомных», – добавил главврач. – Надо осмотреть жителей, больных госпитализируем. Мне позарез нужны помощники, а приходится еще оставлять людей, чтобы встречу организовали. Сам еду.

– Конечно же, я с вами!

– Ну и ладушки. Залезайте сюда, скоро отправляемся.

Василий бегом переоделся и, вернувшись, привычно заскочил в кузов. Кузов не был оснащен скамьями, и Василий уселся прямо на полу возле кабины, а чтобы в поездке не биться головой, снял рубашку и, свернув, проложил за затылком.

В кузове уже сидели два местных работника, один из них – здоровый молодой парень с непропорционально маленькой головой – сидел у кабины, вольготно раскинув ноги и занимая почти полкузова. Другой – сухой, но крепкий старик – скромно примостился в стороне и тихо напевал себе что-то под нос приглушенным марлевой повязкой голосом. Через минуту в кузов заскочил молодой солдат и серьезно, даже сурово, осмотрел присутствующих. Он снял штурмовую винтовку с плеча и устроился возле выхода. Грузовики заворчали и двинулись в путь.

Дорога была долгой, но не утомительной. Заросшие густым лесом крутые горы, рисовые террасы, быстрая широкая река – всё это увлекало взор Василия, который дальше города почти не выходил. Он бы пересел ближе к выходу, но знал, что солдат этому помешает, и поэтому довольствовался теми видами, что открывались ему сзади. Неудобства доставляли только бесконечная тряска на раскатанной бугристой дороге и духота.

Как только «Уралы» покинули пределы лагеря, здоровяк стянул с лица марлевую повязку, уронил голову на грудь и уснул. Старик всю дорогу так и просидел на корточках, напевая песни. Глядел он, в основном, на пальцы своих ног, изредка бросая недоверчивые взгляды на священника, либо философски рассматривал голубое небо. Конвоир не обращал ни на кого внимания и сохранял чрезвычайную бдительность, периодически высовываясь из кузова и озираясь по сторонам. Винтовку он держал на изготовку, словно вот-вот ожидал нападения, а когда старик попытался пересесть ближе к выходу – громко прикрикнул на него и жестом велел вернуться на своё место.

Часа через три грузовики добрались до места назначения. Это оказался разрушенный городок, до которого ещё не добралась ни одна международная спасательная команда. На руинах городка стояли несколько сотен домов, но только десяток жилищ представляли собой постройки в традиционном понимании этого слова, остальные же: шалаши, тенты, палатки и прочие сооружения – были возведены на скорую руку из подручного материала. Было здесь и несколько палаток с символикой Красного Креста. Как они здесь оказались, оставалось только догадываться.

Деревушка казалась вымершей, однако стоило грузовикам остановиться на её окраине, как их тут же окружили десятки жителей. Полагая, что привезли продовольствие, изголодавшиеся люди напролом лезли в кузова, не столько стремясь поскорее получить свой паёк, сколько опасаясь, что им ничего не достанется, и солдатам потребовалось немало усилий, чтобы сдержать их натиск.

Между тем, врачи разделились на группы и приступили к осмотру деревни. Обходя жилища по порядку, они обнаруживали почти в каждом одного, а то и двух-трех больных. Больные лежали на кусках ткани, заменявшей им постель, или на бедной подстилке из сухой травы. В лихорадке, с обильным кашлем, учащенным дыханием, с сыпью по всему телу, с гнойниками и нарывами, они были во власти болезни и редко хоть как-то реагировали на врачей. Сильный озноб, кровь из носа, кровавая рвота… Зрелище это вызвало у священника такой же всплеск сострадания, как и первая встреча с разрушенным городом. Порой отцу Василию казалось, что у него самого поднимается температура, и он теряет сознание.

А главврач привычно ходил с переводчиком и медсестрами от постели к постели. Впервые за все время Василий видел его не задорным, а очень серьезным. Медсестры спешно записывали на бумажках термины, которыми он сыпал, шариковыми ручками указывали рабочим, кого нужно унести, быстро и ловко проводили процедуры.

– Так, этого в грузовик, этого тоже… Лимфангиит, обширный кожный абсцесс… Температура какая? Раствор цефтазидима готов? Поставьте… У этого, похоже, тоже септическая форма – в грузовик. Дальше… На что жалуется? Голова болит? Спросите, глаза болят? Так… Так…Ещё что? Похоже, менингит – в грузовик. Пойдемте в следующий дом… Что у нас здесь? Пневмония с выраженным тахипноэ. Этому цефтазидим и имипенем-циластатин. Когда привезем – срочно на рентген, и сообщите, чтобы приготовили еще один операционный стол… В грузовик его… Регионарный лимфаденит… Множественные пустулы на коже… В грузовик… Цианоз… Гнойный артрит… Некротическая пневмония… В грузовик… Смерть от инфекционно-токсического шока…

Сначала забирали всех, затем только с острой септической формой. Больных оказалось гораздо больше, чем ожидалось, и через полчаса санитары сообщили, что больных класть некуда. Тогда всё стало ограничиваться осмотром и уколами антибиотиков. Когда закончились и они, колонна двинулась обратно.

Больные плотно лежали в кузове, и Василию пришлось на цыпочках пробираться к своему месту, аккуратно втискивая ногу между руками и ногами людей. Здоровяк снова вскоре уснул, но на этот раз в марлевой повязке, старик все также флегматично сидел у правого борта и смотрел на больных и небо. Василий завидовал им, ибо снова чувствовал беспомощность и личную вину за случившееся.

Солдат бдел. И, как оказалось, не напрасно: пока врачи обходили дома, а солдаты отгоняли «бездомных», двое мальчишек убежали в лес к вооруженным людям и сообщили, что в деревню прибыли машины, на которых привозят еду и прочие полезные вещи, но только эти вещи не раздают, а, напротив, всех отгоняют.

Колонна уже отдалилась от поселения, когда возле нескольких автомобилей раздались оглушительные хлопки, за ними последовали автоматные очереди. Одна из очередей прошлась по грузовику Василия, и сраженный здоровяк, так и не проснувшись, медленно сполз на пол. Грузовик съехал с дороги, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, проехал немного, вздрогнул и остановился, продолжая рычать.

Началась перестрелка, солдат выпрыгнул из кузова, за ним с криком выскочил старик. Василий выбрался последний и в растерянности побежал к кабине – переднее левое колесо грузовика оказалось разорванным, а сам автомобиль уткнулся в дерево. Из разбитого окна безжизненно свисала окровавленная голова белобрысого шофёра.

Священник бросился к заднему борту и, прилагая все усилия, начал открывать его. Замки давались с трудом, заедали и коротким визгом возвещали о крайней степени возмущения от того, что какой-то непосвященный вообще посмел прикоснуться к ним. Из леса отовсюду велся шквальный огонь. Где-то совсем рядом с головой свистнула пуля и ударилась о металл.

Колонна выходила из-под огня, аккуратно объезжая подбитые автомобили. В тот момент, когда Василий уже вытаскивал первого больного, рядом притормозил последний грузовик, и санитары замахали священнику руками:

– Брось! Сюда скорее.

Василий растерянно посмотрел на больного, затем на санитаров и снова на больного.

– Бросай ты его! Ничего с ними не сделается!

Василий затолкал больного назад и бросился за грузовиком. Санитары мигом подхватили его под руки, и священник вновь очутился под душным брезентом. Вскоре здесь же оказались солдаты, прикрывавшие отход колонны.

– Фу, – с облегчением выдохнул высокий санитар с узким лицом и длинным носом, когда грузовик вышел из-под обстрела и, оглядевшись по сторонам, заметил священника.

– Чего ты там застрял? – с негодованием набросился он на святого отца. – Тут пристрелят – раз плюнуть, а этот еще с больными возится. Чего они им сделают? Им шмотки нужны и продовольствие, а больные им до лампочки. Сейчас утихнет, вернемся и заберем их.

Колонна на повышенных скоростях уходила от разбойников, оставив на месте нападения два грузовика. Водитель второго «Урала» сидел здесь же с окровавленной рукой, и пока молодая санитарка обрабатывала его рану, взахлеб рассказывал о своих злоключениях, истерично посмеиваясь:

– Я сижу и вдруг – ба-бах! Сначала ничего понять не могу. Потом фьють-фьють – стреляют в меня. Я ключ поворачиваю – машина даже не чихает, я за дверь, а ее от взрыва заклинило! Ой, – вскрикнул он, потому что санитарка дезинфицировала рану. – Пули, блин, бьют над самой головой. Все думаю – каюк! Ха-ха. Ну, развернулся, да как долбану по двери обеими ногами, а потом выскочил и чесать. Ха-ха…

Водитель залился задорным смехом, и хотя ничего смешного в этой ситуации не было, он был счастлив, что смерть его уже за горло схватила, да он от нее увернулся.

Василий из-за нехватки места стоял, широко расставив ноги и держась руками за металлический каркас над головой, поддерживавший брезентовый тент. Он смотрел в небо, и ему так хотелось увидеть в нем облако. Большое и белое. Но в просветах между ветками виднелись только небольшие тучки, рваные, как старая тряпка.

Отъехав на безопасное расстояние, колонна остановилась и выждала час, после чего вернулась к оставленным машинам. Разбойники действительно ничего не сделали больным, зато от самих грузовиков оставили одни разобранные каркасы: унесли все, даже двери и сиденья. Пристроив кое-как больных в уцелевшие машины, спасатели продолжили путь назад.

Помимо здоровяка и водителя Шуры, в бою погибла медсестра Женя Арефьева, двое солдат были ранены, один – тяжело.

В лагерь колонна вернулась поздно вечером. Когда больных разместили по новым палаткам, Василий направился к церкви. Недалеко от палатки к нему неожиданно вышел невысокий человек.

– Здравствуйте, святой отец.

Василий вздрогнул: это был Яшка Каин. Он по-прежнему был одет в свое устаревшее одеяние, бледен, но на этот раз гораздо более самоуверен.

– Подумал над моим предложением? Сегодня хороший день.

Василий медлил с ответом. Еще сидя в грузовике, ему пришла мысль, что зря он отказал Якову, но теперь перед лицом посла Ада он снова спасовал.

– Чего молчишь? – вспылил Яшка. – Думаешь, ты своими молитвами шибко людям помогаешь? Что ты им сделал? Ничего! И ничего не сделаешь, потому что дар свой по мелочам тратишь!

Василий сделал глубокий вдох и на выдохе выдавил из себя:

– Хорошо. Я согласен.

– Ай, славненько! – обрадовался Афанасьев.

– Кровью нужно подписать?

– Ха-ха, – засмеялся в ответ тот. – Это здесь, на Земле нужны подписи, мы же с тобой заключим нерушимый договор. Ты только дашь на него свое благоволение.

Разбойник вытянулся, поднял высоко подбородок и торжественно, будто читал царский указ, продекламировал:

– «Мы, Иаков сын Афанасия и отец Василий, заключаем сей договор, по которому молитвами Василия я обретаю вторую жизнь и через то – свободу от Преисподней. Взамен оного, обязуюсь передать людям неведомые до того знания и изобретения. Василий же, окромя вышесказанного, обязуется занять мое место в Аду. Договор считается целостным и любое отклонение от него делает его недействительным. За сим, аз – Афанасьев Яков – даю свое согласие».

– Согласен с договором, – произнес отец Василий, и, словно в подтверждение его слов, раздался оглушительный раскат грома.

– Теперь молись по мою душу, святой отец, а уж когда твоя часть будет выполнена, я вернусь.

Довольный собой Яков ударил руками по ногам и крикнул нараспев:

– Эх, не горюй по мне земля-матушка: скоро воротится на тебя вольный ветер, ясный сокол.

И земная молния охватила разбойника ярким свечением, вмиг превратив его в пепел. Удар был такой силы, что священника отбросило назад, и он потерял сознание.

Глава IX

Василий очнулся на каталке. Вокруг были железные стены и ящики, закрепленные на своих местах ремнями. Болела голова. Наверху ни тускло, ни ярко горели лампочки, стоял негромкий монотонный гул, который Василий сперва принял за шум в голове, но, прислушавшись, понял, что это работают двигатели. Чувствовалась качка. Помимо гула слышны были негромкие разговоры. Превозмогая слабость, Василий повернулся на локте и увидел людей, ищущих что-то среди ящиков и коробок. Он не мог разглядеть их лиц, но по форме это были спасатели. Один из них обратил внимание на движение священника и позвал сестру – через минуту к отцу подбежала молодая сестричка по имени Валя и уложила его обратно. Валя и без того была очень заботливой, а к Василию, благодаря его религиозному сану, относилась особенно трепетно.

– Лежите, лежите, – тихо и быстро сказала она, поправляя простынь, которой был укрыт Василий.

– Что со мной? – вяло и еле разборчиво спросил священник.

– Не вставайте, – сказала она. – Вы потеряли сознание и два дня так пролежали. У Вас даже горячка была.

– Горячка? – Василий еще плохо соображал. – Где мы?

– Мы улетаем домой, нашу миссию приостановили. Да, – сообщила Валя оживленно вполголоса. – После нападения на вашу колонну в тот же день были еще нападения, и руководство решило срочно свернуть спасательную операцию. Сейчас все уезжают.

Валя поставила на постель аптечку и начала в ней рыться.

– А как же… Там… Люди?

На лице Василия отразилось такое неподдельное страдание, что сестра приостановила поиски и умиленно посмотрела на него. «Какой святой человек, – наверное, думала она, – ему самому плохо, а он так о чужих людях беспокоится».

– Не волнуйтесь. Это только временная мера: вот ООН введет дополнительные войска, и мы снова вернемся.

Василий устремил свой взгляд в потолок. Он понимал, что «временная мера» затянется как минимум на месяц, а это, наверное, тысячи жизней. Жизни голодающих и больных. Да и если вернутся, что изменится? Ни спасательная операция, ни его дар – ничто не могло изменить ситуацию, все это было бессмысленно, все они – букашки перед обстоятельствами.

Сестра смерила ему давление и сделала какой-то укол.

Священник погружался в бессознательное состояние, глядя в потолок, и в монотонном рокоте самолета он слышал убаюкивающее пение буддистской мантры «Ом мани падме хум». Он заснул тихо, незаметно и проспал почти весь полет.

Даже во сне голова продолжала болеть, и ему приснилось, будто она раскололась на тысячи кусочков, и каждый из них превратился в отдельную голову. Василий попытался обхватить их все вместе и сжать воедино, но тут оказалось, что и рук у него огромное множество, и каждой парой он обхватывает отдельную голову. Он сидел на облаке, а внизу был виден весь мир: разрушенные города, разлившиеся и затопившие деревни реки, горящие леса, иссушенные поля – в каждом уголке было свое бедствие.

В Москве священника определили в госпиталь, в палату, где уже лежало человек семь.

На следующий день проведать его пришли представители высшего духовенства. Поздравив отца с успешным выполнением миссии, они поинтересовались состоянием его здоровья и уверили, что денно и нощно молятся за него. Визит надолго не затянулся, и, пожелав всем еще раз скорейшего выздоровления и раздав гостинцы, представители церкви удалились.

Скучная жизнь в больничной палате способствует быстрому завязыванию разговоров, поэтому сразу же после ухода служителей культа молодой сосед спросил Василия:

– Скажите, а Вы – тоже священник?

– Священник.

– Что же Вы, батюшка, в больницу легли? – ехидно спросил седовласый мужчина лет шестидесяти, вполне еще крепкий, с небольшим животом. – Ведь Вам же следует на Бога полагаться.

Мужчина оказался из тех атеистов, кто презрительно относится ко всем верующим, считая их либо слабовольными, либо лицемерами. При появлении в палате священнослужителей он устроился поудобнее, закинул руки за голову и лежал так, улыбаясь, словно говорил: «Вот вы на Бога надеетесь, а я ни в кого не верю и чувствую себя превосходно». От гостинцев он, кстати, категорически отказался.

Говорил седовласый мужчина бодро и напористо, лицо у него хоть несуровое было и, на первый взгляд, даже располагающее, но взгляд, прямой и твердый, выражал безмерную уверенность в себе. Такие люди завсегда рады затеять спор и часто побеждают, но не столько благодаря доводам, сколько из-за все той же напористости и самоуверенности, которые с первых секунд подавляют более слабого оппонента, и тот всеми силами стремится завершить диспут, вообще скрыться с глаз долой. Вот и сейчас он пристально смотрел на Василия с такой нетерпеливой жаждой ответа, будто заранее знал все его ответа – недостатки.

– Господь всегда действует через людей, – неохотно ответил Василий, глядя в потолок. Переубедить мужчину было невозможно. Даже если бы сейчас с небес спустились ангелы, он остался бы на своём. Василий это понял сразу и отвечал единственно потому, что тот ждал ответа.

– Нет, вот ответьте мне, зачем он специально людей мучает?

– Через страдания люди очищаются, – равнодушно и не сразу сказал Василий.

– Лучший способ очищения человека – это клизма. Ха-ха, – пошутил седой мужчина, и шутка эта невольно вызвала улыбки почти у всех в палате. – А от страданий что? Только злость и хронические заболевания.

Василий ничего не ответил, и мужчина, с удовлетворением оглядывая всех присутствующих, продолжил:

– У меня знакомый в Норвегии был. Давно, правда. Рассказывал про нее. Вот это страна! Вот там жизнь! Чистота, люди все вежливые, всюду порядок, у всех всё есть. На одном только пособии по безработице можно прекрасно жить!!! Представляете? Уровень жизни у них такой, что нам и не снилось, и преступность практически нулевая. А у нас?! На улицу даже днем страшно выйти: кругом бомжи, грабители, пьяницы, хамство. А всё отчего? От неустроенности и бедности. И, между прочим, всё это из-за церкви. Вот где религия от светской жизни отдалилась давно, там и порядок, и закон, и культура, и процветание. А у нас церковь до 17-го года людям лапшу на уши вешала, вот потому так и живем.

– А причем тут религия? – с обидой спросил молодой сосед Василия.

– А кто нам тысячу лет свои идеи в головы вдалбливал? Что деньги – это зло, наука – ересь, власти поклоняйся безропотно, какая бы ни была, а вот страдания, страдания – это, видите ли, благо, – и он указал рукой на священника, как на живое подтверждение своих слов. – Вместо того, чтобы страну развивать, в нищете прозябали, в тотальной необразованности, и радовались, что «очищаемся». До сих пор у нас чуть кто побогаче, тот всё – злодей, ученые начинают кого-нибудь клонировать – все религиозные фанатики встают на дыбы! А сами они что принесли? Инквизицию, крестовые походы да Варфоломеевскую ночь. Да и самих попов содержать – это сколько денег надо?! Всю эту церковную роскошь? Ведь они же ничего не производят.

– Ну, а что же вы тогда мир лучше не сделали? – вспылил сосед Василия, по всей видимости, под «вы» подразумевая атеистов, ученых, светскую власть – словом всё то, что мужчина противопоставлял религии.

– А почему не сделали? Сделали. Вот считайте: оспу победили, эпидемий чумы уже больше ста лет не было. Посмотрите, медицина на каком уровне! Раньше любая травма могла стать смертельной, а сейчас лечится почти всё. Ну, СПИД, рак, генетические всякие заболевания – это понятно – всему свое время. Но наука на месте не стоит. Вы только вдумайтесь: за какую-то пару сотен лет продолжительность жизни человека возросла почти в три раза! Опять же демократия, республики – это ведь всё тоже не религией создавалось.

– Ну, не скажите… – попытался возразить молодой сосед, но распалившийся оппонент не дал ему закончить мысль.

– Нет, скажу. Теперь вы, молодежь, хрустите своими чипсами и попкорнами, и невдомек вам, что люди голодали и целыми городами вымирали, и места обжитые покидали. Сегодня ваш город кочевники не разграбят, заболели или случилось что – телефон под рукой, скорая помощь приедет. Бесплатно! Нужно быстро куда-то добраться – автомобиль есть, поезд, самолет, в конце концов. Только деньги имей. Свет, горячая вода, центральное отопление, стиральные машины… Сейчас человек гораздо лучше живет, а будет еще лучше!

– Когда? – с сомнением и с обидой в голосе спросил молодой сосед.

– Лет через двадцать, вот увидите! Через двадцать лет всё будут создавать роботы, человек вообще не будет участвовать в производстве. Себестоимость продукции упадет до нуля, смысл в деньгах исчезнет, и вот тогда наступит Технологический Коммунизм. Каждому по потребностям. И всем будет хорошо, и все будут счастливы.

– Ну, хорошо, – превозмогая откуда-то взявшуюся слабость, ввязался в спор Василий. – Вот избавите «вы» людей от всех проблем, и что же они тогда делать будут? Лежать, как мы здесь?

– Да, – поддакнул сосед священника.

– Нет! – твёрдо возразил мужчина и сел на постели. – Нет, человек будет развиваться. Он будет культурно расти и совершенствовать свои задатки. Ведь что нам сейчас мешает свободно проявлять себя? Быт и неустроенность: человек вынужден деньги зарабатывать, домашнее хозяйство вести, времени ни на что не хватает. А сил сколько уходит! Конечно, накрутишься за день как белка в колесе и только до дивана доползаешь. Опять же, живописью решил заняться – нужны краски, холст… Что там еще? Музыкой – инструмент нужен. Даже для спорта и то инвентарь нужно купить или в спортклуб ходить.

– Бегать и во дворе можно, – возразил молодой сосед.

– Это бегать! А попробуй-ка ты у себя во дворе плаваньем заняться или прыжками в высоту. Вот то-то же. Сейчас всё за деньги! А не у всех они есть. И вот отсюда депрессии, раздражительность. А вы что думали?

– Стресс мобилизует умственные способности. Любой кинолог вам скажет, что самые умные собаки – бродячие. А вы хотите людей сделать бездумными потребителями.

– Единственное, что стресс стопроцентно гарантирует – это инфаркт. Ну, слушайте же меня внимательно: я уже сказал, что человек будет раз-ви-вать-ся. Копните историю. Где больше творческих личностей было: среди обеспеченных слоев или бедняков?

– А Кулибин?

– Кулибины, Ползуновы – это все исключения. Как ни крути, сытая жизнь не мешает деятельности ума, а только способствует. Кто раньше становился писателями, художниками, музыкантами? Состоятельные люди. Крестьянину некогда музыкой или поэзией заниматься, ему пахать, сеять нужно, дом править, скотину кормить. Это животным нужны внешние стимулы, человек же вышел на уровень внутренних побуждений, к самосовершенствованию! И здесь препятствия только мешают! Более того, чем больше мы ему – человеку – продлим жизнь, тем более совершенного человека получим. Представляете, каких высот достигли бы люди, если бы могли творить веками?! Какие бы мировые шедевры были созданы, проживи Бах, Толстой или да Винчи лет эдак триста!

– Вы не правы. Сколько бед и несчастий было из-за стремления к богатствам… – спорил молодой сосед.

Гораздо меньше, чем когда их не хватало…

Успокойтесь, а! – сердито осадил их один из пациентов и отвернулся лицом к стене.

Спорщики замолчали. В этот момент в палату вошел лечащий врач.

– Что такое? Что за шум, а драки нет? Плотников, – он обратился к седому мужчине, – будете здесь бузить – оставлю еще на неделю.

– Ну что Вы, Илья Николаевич, ну просто поспорили. Мне никак нельзя, у меня работа стоит, – по-свойски начал оправдываться мужчина. Он лежал тут так долго, что между ним и врачом успела установиться более короткая дистанция, чем это обычно бывает, и Плотников, похоже, этим очень гордился.

– Тогда и лежите смирно. Кстати, как себя чувствуете?

– Отлично! – отчеканил Плотников, всем своим видом показывая, что он здесь наслаждается жизнью, а не болеет.

– Ну и замечательно.

Начался осмотр.

– Ну, ничего подозрительного я не вижу, – сообщил врач, глядя в лечебную карту и анализы Василия. – Возможно, это результат стресса, переживаний или переутомление. Полежите пока у нас, а мы за это время проверим Вас на экзотические заболевания. Если все будет нормально, то, думаю, на следующей неделе выпишем.